Текст книги "Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах"
Автор книги: Николай Некрасов
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Маркиз (показывая на поднос). Мариетта, снеси его на половину маркизы.
Мариетта. Слушаю, сударь. (Тихо маркизу.) Вы ничего не скажете?
Маркиз (тихо). Будь спокойна… я выдумаю что-нибудь другое.
Мариетта (в сторону). Так же, как я.
Маркиз (Гортензии). Кстати… что твой кузен?
Гортензия. Альфред?.. Я часто с ним виделась.
Маркиз (улыбаясь). А! он часто ходил сюда?
Гортензия. Почти всякий день, с тетушкой, или с сестрой… в твое отсутствие я не принимала никого, кроме их.
Гортензия уходит.
Маркиз (Мариетте). Где ключ от двери в парк?
Мариетта. В комнате маркизы па камине. Маркиз. Я принесу тебе его; а ты выпусти Альфреда. (Уходит.)
Явление 18
Мариетта, Руже (выходя справа, задыхается от смеха).
Мариетта (не видя Руже). Слава богу! и я, и маркиза вышли из воды сухи! (Увидя Руже.) Руже!
Руже. Ха! ха! ха! Как она добра… Только женщины могут быть так изобретательны.
Мариетта. Где ты был?
Руже. Я слышал всё… жертвовать собою для своей покровительницы… Это великодушно.
Мариетта. Да замолчи!.. (В сторону.) Он всё знает.
Маркиз является и останавливается слушать.
Руже. А! так для тебя господин виконт совершил путешествие через окно, для тебя он оставил этот букет! Ха! ха! ха!
Мариетта (в сторону). Какая неосторожность!
Руже. Так ты хотела с ним ехать сегодня в маскарад?.. так для тебя приготовлено домино? ты хотела надеть маску?.. ха! ха! ха!
Мариетта (в сторону). Да, я всё надевала.
Руже. Хитра, голубушка! всё свернула на себя!.. с больной головы да на здоровую… Нечего сказать, славно надула маркиза! уф!.. (Падает в кресла.) Право, я лопну от смеха… ха! ха! ха!
Маркиз производит шум за кулисами.
Мариетта (испугавшись). Тише! замолчи!
Руже очень серьезно встает при виде маркиза.
Явление 19
Те же и маркиз.
Маркиз. Можете уйти… вы здесь не нужны.
Мариетта (тихо маркизу). А Альфред?
Маркиз. Я сам его выпровожу. Ну что ж? слышите или нет?.. Вон, я вам говорю!
Мариетта (уходя). Боже, новая беда!
Явление 20
Маркиз, потом Гортензия.
Маркиз (вне себя). Меня обмануть!.. О! Гортензия! ты дорого поплатишься за свой коварный обман… Но сперва нужно разделаться с виконтом. (Хочет идти направо.)
Гортензия. Что же, мой друг, ты оставил меня?
Маркиз (в сторону, держась за ручку двери). Сколько спокойствия и хладнокровия… Как ужасно она меня обманывает!
Гортензия (подходя к нему). Но ты не слышишь меня… что с тобой?..
Маркиз. Вы еще смеете спрашивать!
Гортензия. Ах! боже мой!.. ты меня пугаешь!
Маркиз. Да! вам есть чего бояться, сударыня!.. Я убью его!.. он бесчестный человек… а что касается до вас…
Гортензия. Но, друг мой… что с тобой?.. зачем эти угрозы?.. отвечай!..
Маркиз. Вы должны мне отвечать, а не я вам, сударыня!.. Где вы хотели провести эту ночь?
Гортензия (смешавшись). Эту ночь?..
Маркиз. Да, пожалуйста, не придумывайте обмана… он будет бесполезен.
Гортензия (с живостью). Обман!.. вы не знаете меня, сударь… Я не умею обманывать! Вы меня спрашиваете, где я хотела провести эту ночь?
Маркиз. Да, сударыня, где и с кем?
Гортензия. На бале, с кузеном.
Маркиз. А! Вы сознаетесь!
Гортензия. Зачем же мне запираться?.. Его тетка и сестра хотели со мной ехать… и если я раздумала, так именно потому, что получила ваше письмо. В ваших глазах это преступление?
Маркиз. Но зачем же Альфред спрятался, услышав мой голос?
Гортензия. Альфред!.. спрятался!.. он ушел от меня в половине одиннадцатого…
Маркиз. Да, а потом возвратился через окно.
Гортензия. Ах! боже мой!
Маркиз. Кажется, этого довольно, сударыня?
Гортензия. Здесь есть какая-то тайна, которой я решительно не понимаю. Во всяком случае сомнения ваши неуместны.
Я вам клялась быть верной до могилы,
Вас горячо и пламенно любить,
И у меня, поверьте, станет силы
Святой обет мой свято сохранить!
Стыдитесь!.. как? такие подозренья!
Не изолью из сердца моего
На них, маркиз, я даже и презренья,
Они смешны – и больше ничего.
Маркиз. Однако ж он там… в моих комнатах.
Гортензия. Там?.. пускай выйдет оттуда!.. пускай явится сюда… и я в вашем присутствии потребую от него объяснения… или нет… вы этому не поверите, я хочу оправдания, которое бы не оставило в вас никакого сомнения.
Маркиз (с удивлением). Сколько уверенности!
Гортензия (показывая налево). Идите туда, сударь; там никто не заметит вас, и он, полагая, что вы ушли, скажет мне всё откровенно… Замечайте наши взоры, наши жесты…
Маркиз. Но…
Гортензия. Я требую от вас этого!.. наше спокойствие, счастие всей жизни зависит, может быть, от этого объяснения. (Она ведет его к двери.)
Маркиз. Вы непременно хотите… хорошо, я согласен. (Он входит налево и оставляет дверь полузатворенною.) Что-то я узнаю?
Явление 21
Маркиз (скрытый), Гортензия, потом Альфред.
Гортензия (подходит к двери направо и отворяет ее). Подите сюда!.. (Слушает; маркиз смотрит.) Я была в этом уверена… Это одна ошибка… (Маркиз хочет выйти на сцену, Гортензия останавливает его рукою и делает знак, чтоб он ушел.) Тише!.. я слышу шаги!.. (Она опять слушает. Альфред показывается.) Он! (Она невольно отступает.)
Альфред (тихим голосом, осматривается вокруг себя). Одна… наконец вы удалили его!
Гортензия (удивленная). Удалила?.. я!..
Альфред. Я ушел в его комнаты, но дрожал за вас; сколько упреков посыпалось бы на вас, если б он узнал, что я там!
Гортензия. Уверяю вас, что я была очень спокойна.
Альфред. Счастье ваше, что, когда я входил сюда, вы загасили свечу.
Гортензия (в сторону). Я загасила свечу?
Альфред. Иначе проклятый огонь сгубил бы нас.
Гортензия (в сторону). Что он говорит? неужели всё это было!.. (Громко.) Но, сударь…
Альфред. О, успокойтесь, я сейчас уйду… я счастлив, что наконец сказал вам тайну моего сердца… я чувствовал, как ваша рука дрожала в моей…
Гортензия. Замолчите, сударь… вы хорошо знаете, что этого ничего не было! боже мой! вам это приснилось! Альфред, скажите, ведь это шутка?
Движение удивленного Альфреда.
Ради бога, не шутите так ужасно!..
Альфред. О! божественная кузина!.. вы хотите отнять у меня даже воспоминание об этой сладкой минуте!.. Но пусть будет по-вашему… я замолчу… и сейчас уйду… но, по крайней мере, унесу с собой этот драгоценный залог…
Гортензия. Что вы хотите сказать еще?..
Альфред. Это кольцо, которое вы подарили мне… оно будет услаждать разлуку с вами.
Маркиз (выходя). Нет! черт возьми! это уж слишком.
Альфред. Маркиз!
Маркиз. |
|
Трепещу я от волненья! |
Честь моя посрамлена! |
Не снесу я оскорбленья, |
Кровь омыть его должна! |
|
Альфред. } Вместе
|
Успокойтесь от волненья, |
Литься кровь здесь не должна! |
Ваша честь – без оскорбленья, |
Ваше имя – без пятна. |
|
Гортензия. |
|
Сердце бьется от волненья, |
Грудь тоскою стеснена, |
Из пустого подозренья |
Кровь пролиться здесь должна! |
Явление 22
Те же, Руже, потом Мариетта.
Руже (вошел во время пения и, стоя у двери, потирает руки,– в сторону). Гром разразился!.. славно… славно…
Маркиз (Альфреду, с гневом). Вы понимаете, милостивый государь, что не можете долго носить кольцо маркизы… отдайте мне его… сейчас… сию минуту…
Альфред (скидая кольцо и показывая ему). Вот оно!..
Гортензия (показывая свое). Вы ошибаетесь, сударь, вот оно!
Маркиз и Альфред. Что это значит?
Руже (в сторону). Как, у обеих одинаковые кольца?
Альфред. Но от кого ж я получил?
Мариетта (выходя из своей комнаты с маскою и домино маркизы). От меня, господии виконт! Все оборачиваются.
Руже (в сторону). Вот тебе раз,– что за история!
Мариетта. Когда барыня не думала с вами ехать на бал, я шутя примеряла на себя ее наряд…
Альфред (в сторону). Какой я болван!
Руже (в сторону, смеясь). Ба! она опять надуть его хочет! Что за плутовка моя невеста!
Маркиз (нерешительно). Не знаю, что и думать!.. чему верить?..
Мариетта. Если господин маркиз потрудится рассмотреть мое кольцо, то сейчас увидит, что я говорю правду.
Руже (пораженный). Как?.. что?..
Мариетта (показывая кольцо). Видите – вычеканено: Руже, Мариетта.
Маркиз (взявши кольцо). И два пылающие сердца!
Руже. Ай! ай! ай! это мое кольцо! я узнал его!
Маркиз (смеясь). Ха! Ха!.. так это была Мариетта!.. бедный Руже!
Гортензия (смотря на Альфреда). Моя горничная!
Альфред (в сторону). О! как я смешон!
Руже (падая на кресло). Опять смеется! О, я готов с ума сойти.
Маркиз (тихо Альфреду). А всё-таки ведь вы не для Мариетты пришли сюда… ха! ха! ха!
Альфред. Но, мой кузен… я…
Маркиз. О! я буду великодушен… вы и так довольно наказаны.
Альфред (в сторону). Гм!.. если б я знал, что это Мариетта!..
Руже (встает и подходит к Мариетте). Недостойная!.. обманщица! фи! мамзель, фи!
Мариетта. Ты знаешь всю правду, Руже!
Руже (опуская голову). Всю правду!.. легко сказать – приятная правда! Это платье… кольцо… право, господин маркиз, уж не правду ли вы говорили, что мне не надо жениться?.. Что, если… ей-богу, не знаю, на что решиться…
Гортензия. Если б я была на твоем месте…
Руже. Что бы вы сделали, госпожа маркиза… что бы вы сделали?
Гортензия. Спроси у маркиза… он тебе скажет…
Маркиз (взявши руку Гортензии). Я бы махнул рукой и с уверенностью закрыл глаза; для счастья это необходимо!..
Руже (закрывая глаза). Ну и я закрою глаза. (Берет за руку Мариетту.)
Маркиз. И прекрасно! Руже, посвети господину виконту!
Руже (взявши подсвечник). С удовольствием, господин маркиз, с большим удовольствием… (Тихо маркизу.) И если прикажете, так, пожалуй, сломлю ему и шею.
Маркиз. Тише!
Виконт кланяется и уходит к средней двери, бросает последний взгляд на Мариетту и грозит пальцем Руже.
Хор.
Конец сомненьям и бедам,
Исчезли наши все печали.
Маркиза (к публике).
Но веселей бы было нам,
Когда б вдобавок вы сказали,
Что, нашим критикам назло,
"Кольцо" на сцене обжилося:
У нас изрядно с рук сошло
И всем вам на руку пришлося!
ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
Варианты авторизованной рукописи (АР) ЛГТБ
С. 352.
4 Делаю, что нужно… и не прошу / а. Подрезываю, что нужно и никого не прошу б. Делаю, что нужно… и никого не прошу ‹›
18-25 Маркиза не поедет ~ Добрый вечер! /
Барыня не поедет туда. Она никогда не ездит на бал без маркиза. А ведь маркиз в Париже.
Пикар. Правда… однако… я думал, что она поедет с виконтом.
Мариетта. О! Маркиза ни с кем не ездит на балы кроме мужа. {кроме маркиза}
Пикар. Стало быть, во мне надобности не будет, я могу {Стало быть, я могу} поужинать и лечь спать?
Стало быть, я могу
Мариетта. Да.
Пикар. Слава богу! Добрый вечер.
30После: прелестный… и – начато: сшит
36-39 Эти продолжительные ~ не учит. / эти длинные прогулки, взоры, полуслова… О! я эти вещи чрезвычайно хорошо понимаю… хоть никто меня не учил!
С. 353.
37 После: О! – начато: ничто
С. 354.
42 готовлю тебе / готовлю для тебя
С. 355.
1-2 Мне? ~ от восхищения! / Мне?.. ты?.. Галстух! О, я задохнусь от восхищенья! Сердце так и забилось {кладет руку на сердце).
18-19 тратите ваши убеждения. / вы напрасно хлопочете…
С. 356.
27-34 Нам узы со то же подтвердит! /
Зачем друг другу нам не верить?
Когда б любовь погасла в нас,–
О, мы не стали б лицемерить!
Мы объяснились бы тотчас:
– – Я не люблю уж вас, маркиза! –
"Я ненавижу вас, маркиз!"
И дружелюбно разошлись,
И тем, что любо, занялись.
Но узы брака нам не скучны…
Маркиз внимателен и мил,
Когда мы были неразлучны,
Мне о любви лишь говорил.
Теперь, ручаюсь, по приезде
На деле то же подтвердит!
С. 357.
11 (в сторону). Он меня обманывает? / Что? (В сторону.) Неужели он меня обманывает? О!..
31(продолжая читать), "…де Люси / (продолжает читать). "Де Люси
35-36(Движение ревности) / (Движение досады.)
38 кузина. / бедная кузина…
42(Звонит.) / (Она звонит.) ‹›
С. 360.
30(Руже) / (к Руже)
С. 361.
1-8 Нет, нет! со буду! /
Нет! нет! я дома остаюсь!
Для мести срок еще так длинен!..
Что если мстить сейчас примусь,
А муж окажется невинен?
Как назовут поступок мой?..
Я от стыда сгорю в минуту…
Тогда не он передо мной,
Я перед ним преступна буду
26 ласкает меня / она ласкает
26 получше надуть / получше провести меня
С. 362.
6 После: быть одна.– а. до завтра. (Она уходит, б. начато: оставь м‹еня›
С. 363.
7-10 Скажите со сходна? /
Скажите, неужели
Я так мила, стройна,
Что очень в самом деле
С маркизою сходна?..
С. 364.
3-4Перед: насмешливый – начато: с
С. 365.
7 Вместе. /Альфред и Мариетта. ‹›
10-11 Всякий со считал! /
Быть на нем теперь наверно
Всяк за счастье бы считал!
18(Говорит.) / (говоря.) ‹›
С. 366.
12 мне нужно / теперь мне нужно
14является Руже / Руже является
32-34 Ты бы ~ стеречь жену / Ты бы поберег свои силы на будущее время: {Далее начато: еще} тебе надоест еще стеречь его
38-39 ты найдешь себе невесту / а. ты когда-нибудь женишься б. ты найдешь невесту
С. 367.
38-34 Принеси чего-нибудь… / Принеси чего-нибудь сюда
С. 369.
17 так он… / И он…
27 Как бы разъяснить дело? / Как бы мне разъяснить дело
27-28 неужели ~ молния! / а. Начато: тысяча б. гром и молния!
41 Любовь жена моя свою! / Любовь преступную свою!..
С. 371.
16-17 Ты бы ~ силой. / Нужно было призвать кого-нибудь и силой вывести его отсюда
21После: на мне… – начато: прито‹м›
21-22 Такой ревнивец! Я стала / Я сама стала
22-23 и вдруг услышала голос Руже и ваш / и услышала ваш и Руже голос
С. 372.
9После: усталости – начато: и я, так как ты уж
16После: что я – начато: а. скучала б. уми‹рала›
С. 373.
17-18 так для ~ маску? / не для тебя ли приготовлено домино? не ты ли хотела надеть маску?
29После: уйти… – начато: вас
С. 374.
24После: Обман!.. – начато: Если б я делала какое
32После: письмо – начато: в котором
34 Но зачем же Альфред спрятался / Если б это была правда, то вероятно Альфред не стал бы прятаться
С. 375.
13 и я в вашем присутствии потребую /и в вашем присутствии я потребую
С. 376.
3 сколько упреков посыпалось бы на вас / если б он узнал, что я там… Сколько упреков посыпалось бы на вас
5 Уверяю вас, что я была / Вас уверя‹ю›, что я была очень спокойна ‹›
39 Литься кровь здесь не должна! / Кровь здесь литься не должна…
С. 377.
27 Ба! / Уф!..
КОММЕНТАРИИ
Н. А. Некрасов никогда не включал свои драматические произведения в собрания сочинений. Мало того, они в большинстве, случаев вообще не печатались при его жизни. Из шестнадцати законченных пьес лишь семь были опубликованы самим автором; прочие остались в рукописях или списках и увидели свет преимущественно только в советское время.
Как известно, Некрасов очень сурово относился к своему раннему творчеству, о чем свидетельствуют его автобиографические записи. Но если о прозе и рецензиях Некрасов все же вспоминал, то о драматургии в его автобиографических записках нет ни строки: очевидно, он не считал ее достойной даже упоминания. Однако нельзя недооценивать значения драматургии Некрасова в эволюции его творчества.
В 1841–1843 гг. Некрасов активно выступает как театральный рецензент (см.: наст. изд., т. XI).
Уже в первых статьях и рецензиях достаточно отчетливо проявились симпатии и антипатии молодого автора. Он высмеивает, например (и чем дальше, тем все последовательнее и резче), реакционное охранительное направление в драматургии, литераторов булгаринского лагеря и – в особенности – самого Ф. В. Булгарина. Постоянный иронический тон театральных рецензий и обзоров Некрасова вполне объясним. Репертуарный уровень русской сцены 1840-х гг. в целом был низким. Редкие постановки "Горя от ума" и "Ревизора" не меняли положения. Основное место на сцене занимал пустой развлекательный водевиль, вызывавший резко критические отзывы еще у Гоголя и Белинского. Некрасов не отрицал водевиля как жанра. Он сам, высмеивая ремесленные поделки, в эти же годы выступал как водевилист, предпринимая попытки изменить до известной степени жанр, создать новый водевиль, который соединял бы традиционную легкость, остроумные куплеты, забавный запутанный сюжет с более острым общественно-социальным содержанием.
Первым значительным драматургическим произведением Некрасова было "Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни" (1841). Эта пьеса решительно отличается от его так называемых "детских водевилей". Тема высокого назначения печати, общественного долга журналиста поставлена здесь прямо и открыто. В отличие от дидактики первых пьесок для детей "Утро в редакции" содержит живую картину рабочего дня редактора периодического издания. Здесь нет ни запутанной интриги, ни переодеваний, считавшихся обязательными признаками водевиля; зато созданы колоритные образы разнообразных посетителей редакции. Трудно сказать, желал ли Некрасов видеть это "вое произведение на сцене. Но всяком случае, это была его первая опубликованная пьеса, которой он, несомненно, придавал определенное значение.
Через несколько месяцев на сцене был успешно поставлен водевиль "Шила в мешке не утаишь – девушки под замком не удержишь", являющийся переделкой драматизированной повести В. Т. Нарежного "Невеста под замком". В том же 1841 г. на сцене появился и оригинальный водевиль "Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке". Критика реакционной журналистики, литературы и драматургии, начавшаяся в "Утре в редакции", продолжалась и в новом водевиле. Появившийся спустя несколько месяцев на сцене некрасовский водевиль "Актер" в отличие от "Феоклиста Онуфрича Боба…" имел шумный театральный успех. Хотя и здесь была использована типично водевильная ситуация, связанная с переодеванием, по она позволила Некрасову воплотить в условной водевильной форме дорогую для него мысль о высоком призвании актера, о назначении искусства. Показательно, что комизм положений сочетается здесь с комизмом характеров: образы персонажей, в которых перевоплощается по ходу действия актер Стружкин, очень выразительны и обнаруживают в молодом драматурге хорошее знание не только сценических требований, по и самой жизни.
В определенной степени к "Актеру" примыкает переводной водевиль Некрасова "Вот что значит влюбиться в актрису!", в котором также звучит тема высокого назначения искусства.
Столь же плодотворным для деятельности Некрасова-драматурга был и следующий – 1842 – год. Некрасов продолжает работу над переводами водевилей ("Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах", "Волшебное Кокораку, или Бабушкина курочка"). Однако в это время, жанровый и тематический диапазон драматургии Некрасова заметно расширяется. Так, в соавторстве с П. И. Григорьевым и П. С. Федоровым он перекладывает для сцены роман Г. Ф. Квитки-Основьянеико "Похождения Петра Степанова сына Столбикова".
После ряда водевилей, написанных Некрасовым в 1841–1842 гг., он впервые обращается к популярному в то время жанру мелодрамы, характерными чертами которого были занимательность интриги, патетика, четкое деление героев на "положительных" и "отрицательных", обязательное в конце торжество добродетели и посрамление порока.
Характерно, что во французской мелодраме "Божья милость", которая в переделке Некрасова получила название "Материнское благословение, или Бедность и честь", его привлекали прежде всего демократические тенденции. Он не стремился переложит;. французский оригинал "на русские нравы". Но, рассказывая о французской жизни, Некрасов сознательно усилил антифеодальную направленность мелодрамы.
К середине 1840-х гг. Некрасов все реже и реже создает драматические произведения. Назревает решительный перелом в его творчестве. Так, на протяжении 1843 г. Некрасов к драматургии не обращался, а в 1844 г. написал всего лишь один оригинальный водевиль ("Петербургский ростовщик"), оказавшийся очень важным явлением в его драматургическом творчестве. Используя опыт, накопленный в предыдущие годы ("Утро в редакции", "Актер"), Некрасов создает пьесу, которую необходимо поставить в прямую связь с произведениями формирующейся в то время "натуральной школы".
Любовная интрига здесь отодвинута на второй план. По существу, тут мало что осталось от традиционного водевиля, хотя определенные жанровые признаки сохраняются. "Петербургский ростовщик" является до известной степени уже комедией характеров; композиция здесь строится по принципу обозрения.
"Петербургский ростовщик" знаменовал определенный перелом не только в драматургии, но и во всем творчестве Некрасова, который в это время уже сблизился с Белинским и стал одним из организаторов "натуральной школы". Чрезвычайно показательно, что первоначально Некрасов намеревался опубликовать "Петербургского ростовщика" в сборнике "Физиология Петербурга", видя в нем, следовательно, произведение, характерное для новой школы в русской литературе 40-х годов XIX в., которая ориентировалась прежде всего на гоголевские традиции. Правда, в конечном счете водевиль в "Физиологию Петербурга" не попал, очевидно, потому, что не соответствовал бы все же общему контексту сборника в силу специфичности жанра.
Новый этап в творчестве Некрасова, начавшийся с середины 40-х гг. XIX в., нашел отражение прежде всею в его поэзии. Но реалистические тенденции, которые начинают господствовать в его стихах, проявились и в комедии "Осенняя скука" (1848). Эта пьеса была логическим завершением того нового направления в драматургии Некрасова, которое ужо было намечено в "Петербургском ростовщике".
Одноактная комедия "Осенняя скука" оказалась В полном смысле новаторским произведением, предвещавшим творческие поиски русской драматургии второй половины XIX в. Вполне вероятно, что Некрасов учитывал в данном случае опыт Тургенева (в частности, его пьесу "Безденежье. Сцены из петербургской жизни молодого дворянина", опубликованную в 1846 г.). Неоднократно отмечалось, что "Осенняя скука" предвосхищала некоторые особенности драматургии Чехова (естественное течение жизни, психологизм, новый характер ремарок, мастерское использование реалистических деталей и т. д.).
Многие идеи, темы и образы, впервые появившиеся в драматургии Некрасова, были развиты в его последующем художественном творчестве. Так, в самой первой и во многом еще незрелой пьесе "Юность Ломоносова", которую автор назвал "драматической фантазией в стихах", содержится мысль ("На свете не без добрых, знать…"), послужившая основой известного стихотворения "Школьник" (1856). Много места театральным впечатлениям уделено в незаконченной повести "Жизнь и похождения Тихона Тростникова", романе "Мертвое озеро", сатире "Балет".
Водевильные куплеты, замечательным мастером которых был Некрасов, помогли ему совершенствовать поэтическую технику, способствуя выработке оригинальных стихотворных форм; в особенности это ощущается в целом ряде его позднейших сатирических произведений, и прежде всего в крупнейшей сатирической поэме "Современники".
Уже в ранний период своего творчества Некрасов овладевал искусством драматического повествования, что отразилось впоследствии в таких его значительных поэмах, как "Русские женщины" и "Кому на Руси жить хорошо" (драматические конфликты, мастерство диалога и т. д.).
В прямой связи с драматургией Некрасова находятся "Сцены из лирической комедии "Медвежья охота"" (см.: наст. изд. т. III), где особенно проявился творческий опыт, накопленный им в процессе работы над драматическими произведениями.
* * *
В отличие от предыдущего Полного собрания сочинений и писем Некрасова (двенадцатитомного) в настоящем издании среди драматических произведений не публикуется незаконченная пьеса «Как убить вечер».
Редакция этого издания специально предупреждала: ""Медвежья охота" и "Забракованные" по существу не являются драматическими произведениями: первое – диалоги на общественно-политические темы; второе – сатира, пародирующая жанр высокой трагедии. Оба произведения напечатаны среди стихотворений Некрасова…" (ПСС, т. IV, с. 629).
Что касается "Медвежьей охоты", то решение это было совершенно правильным. Но очевидно, что незаконченное произведение "Как убить вечер" должно печататься в том же самом томе, где опубликована "Медвежья охота". Разрывать их нет никаких оснований, учитывая теснейшую связь, существующую между ними (см.: наст. изд., т. III). Однако пьесу "Забракованные" надо печатать среди драматических произведений Некрасова, что и сделано в настоящем томе. То обстоятельство, что в "Забракованных" есть элементы пародии на жанр высокой трагедии, не может служить основанием для выведения этой пьесы за пределы драматургического творчества Некрасова.
Не может быть принято предложение А. М. Гаркави о включении в раздел "Коллективное" пьесы "Звонарь", опубликованной в журнале "Пантеон русского и всех европейских театров" (1841, No 9) за подписью "Ф. Неведомский" (псевдоним Ф. М. Руднева). {Гаркави А. М. Состояние и задачи некрасовской текстологии. – В кн.: Некр. сб., V, с. 156 (примеч. 36).} Правда, 16 августа 1841 г. Некрасов писал Ф. А. Кони: «По совету Вашему, я, с помощию одного моего приятеля, переделал весьма плохой перевод этой драмы». Но далее в этом же письме Некрасов сообщал, что просит актера Толченова, которому передал пьесу «Звонарь» для бенефиса, «переделку ‹…› уничтожить…». Нет доказательств, что перевод драмы «Звонарь», опубликованный в «Пантеоне»,– тот самый, в переделке которого участвовал Некрасов. Поэтому в настоящее издание этот текст не вошел. Судьба же той переделки, о которой упоминает Некрасов в письме к Ф. А. Кони, пока неизвестна.
Предположение об участии Некрасова в создании водевиля "Потребность нового моста через Неву, или Расстроенный сговор", написанного к бенефису А. Е. Мартынова 16 января 1845 г., было высказано В. В. Успенским (Русский водевиль. Л.–М., 1969, с. 491). Дополнительных подтверждений эта атрибуция пока не получила.
В настоящем томе сначала печатаются оригинальные пьесы Некрасова, затем переводы и переделки. Кроме того, выделены пьесы, над которыми Некрасов работал в соавторстве с другими лицами ("Коллективное"), Внутри каждого раздела тома материал располагается по хронологическому принципу.
В основу академического издания драматических произведений Некрасова положен первопечатный текст (если пьеса была опубликована) или цензурованная рукопись. Источниками текста были также черновые и беловые рукописи (автографы или авторизованные копии), в том случае, если они сохранились. Что касается цензурованных рукописей, то имеется в виду театральная цензура, находившаяся в ведении III Отделения. Цензурованные пьесы сохранялись в библиотеке императорских театров.
В предшествующих томах (см.: наст. изд., т. I, с. 461–462) было принято располагать варианты по отдельным рукописям (черновая, беловая, наборная и т. д.), т.е. в соответствии с основными этапами работы автора над текстом. К драматургии Некрасова этот принцип применим быть не может. Правка, которую он предпринимал (и варианты, возникающие как следствие этой правки), не соотносилась с разными видами или этапами работы (собирание материала, первоначальные наброски, планы, черновики и т. д.) и не была растянута во времени. Обычно эта правка осуществлялась очень быстро и была вызвана одними и теми же обстоятельствами – приспособлением к цензурным или театральным требованиям. Имела место, конечно, и стилистическая правка.
К какому моменту относится правка, не всегда можно установить. Обычно она производилась уже в беловой рукописи перед тем, как с нее снимали копию для цензуры; цензурные купюры и поправки переносились снова в беловую рукопись. Если же пьеса предназначалась для печати, делалась еще одна копия, так как экземпляр, подписанный театральным цензором, нельзя было отдавать в типографию. В этих копиях (как правило, они до нас не дошли) нередко возникали новые варианты, в результате чего печатный текст часто не адекватен рукописи, побывавшей в театральной цензуре. В свою очередь, печатный текст мог быть тем источником, по которому вносились поправки в беловой автограф или цензурованную рукопись, использовавшиеся для театральных постановок. Иными словами, на протяжении всей сценической жизни пьесы текст ее не оставался неизменным. При этом порою невозможно установить, шла ли правка от белового автографа к печатной редакции, или было обратное движение: новый вариант, появившийся в печатном тексте, переносился в беловую или цензурованную рукопись.
Беловой автограф (авторизованная рукопись) и цензурованная рукопись часто служили театральными экземплярами: их многократно выдавали из театральной библиотеки разным режиссерам и актерам на протяжении десятилетий. Многочисленные поправки, купюры делались в беловом тексте неустановленными лицами карандашом и чернилами разных цветов. Таким образом, только параллельное сопоставление автографа с цензурованной рукописью и первопечатным текстом (при его наличии) дает возможность хотя бы приблизительно выявить смысл и движение авторской правки. Если давать сначала варианты автографа (в отрыве от других источников текста), то установить принадлежность сокращений или изменений, понять их характер и назначение невозможно. Поэтому в настоящем томе дается свод вариантов к каждой строке или эпизоду, так как только обращение ко всем сохранившимся источникам (и прежде всего к цензурованной рукописи) помогает выявить авторский характер правки.
В отличие от предыдущих томов в настоящем томе квадратные скобки, которые должны показывать, что слово, строка или эпизод вычеркнуты самим автором, но могут быть применены в качестве обязательной формы подачи вариантов. Установить принадлежность тех или иных купюр часто невозможно (они могли быть сделаны режиссерами, актерами, суфлерами и даже бутафорами). Но даже если текст правил сам Некрасов, он в основном осуществлял ото не в момент создания дайной рукописи, не в процессе работы над ней, а позже. И зачеркивания, если даже они принадлежали автору, не были результатом систематической работы Некрасова над литературным текстом, а означали чаще всего приспособление к сценическим требованиям, быть может, являлись уступкой пожеланиям режиссера, актера и т. д.
Для того чтобы показать, что данный вариант в данной рукописи является окончательным, вводится особый значок – ‹›. Ромбик сигнализирует, что последующей работы над указанной репликой или сценой у Некрасова не было.
Общая редакция шестого тома и вступительная заметка к комментариям принадлежат М. В. Теплинскому. Им же подготовлен текст мелодрамы «Материнское благословение, или Бедность и честь» и написаны комментарии к ней.
Текст, варианты и комментарии к оригинальным пьесам Некрасова подготовлены Л. М. Лотман, к переводным пьесам и пьесам, написанным Некрасовым в соавторстве,– К. К. Бухмейер, текст пьесы "Забракованные" и раздел "Наброски и планы" – Т. С. Царьковой.
КОЛЬЦО МАРКИЗЫ, ИЛИ НОЧЬ В ХЛОПОТАХ
Печатается по тексту ЦР.
Впервые опубликовано и включено в собрание сочинений: ПСС, т. IV, с. 489–517. В прижизненные издания произведений Некрасова не входило.
Автограф не найден. Цензурованная рукопись (ЦР) – ЛГТБ, I, III, 6, 33. На титульном листе ее, вверху, помета: "Для бенефиса Г-жи Шелиховой 1-ой"; справа, на поле, ценз. разр.: "Одобряется к представлению. С.-Петербург. 19 октября 1842 года. Ценсор М. Гедеонов". В конце рукописи вклеен вариант заключительною куплета под названием "Последний куплет из водевиля "Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах"", имеющий отдельное ценз. разр. ("Одобряется. СПб., 27-го октября 1847 г. Ценсор М. Гедеонов"):