355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Желунов » Возвращайся сейчас (СИ) » Текст книги (страница 1)
Возвращайся сейчас (СИ)
  • Текст добавлен: 17 апреля 2020, 21:30

Текст книги "Возвращайся сейчас (СИ)"


Автор книги: Николай Желунов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Николай Желунов
Возвращайся сейчас

1. Разговор с птицей

А хорошо было бы сейчас искупаться, подумал я. Жаль, не получится.

Мы шагали через лес, растянувшись гуськом: впереди Людвиг и Магда, следом Жека, я – замыкающий. Людвиг уверенно переставлял длинные ноги в новеньких джинсах и кремовых кроссовках. Недавно прошелестел в кронах дождь, изумрудно-солнечный лес весь лоснился влагою, но сверхаккуратный Людвиг умудрялся не изгваздать ног, хотя остальные промокли почти по пояс. Здесь не было и подобия тропинки, и наш путь змеился через кусты дикой малины, крапивные джунгли и хрустящие кипы валежника. Густо пахло смолой и прелым деревом. Искрами хрусталя переливалась в паутине на листьях вода, я в раздражении бил посохом по веткам, устраивая водопады.

В зарослях орешника сердито захорькал вальдшнеп, с треском поднялся и бурой молнией шарахнул над прогалиной. Жека невольно подпрыгнул, но тут же взял себя в руки и изобразил снисходительней интерес к пернатому. Магдалена рассмеялась:

– Птица говорит, ты топаешь, как лось. Слышно далеко.

Она говорила с польским акцентом, шикая и путая ударения: далеко, топаешь.

– Дура твоя птица, – ощетинился Жека. Быстрые солнечные жуки роились в соломенной жекиной шевелюре, – если захочу, я могу ходить бесшумно, как индеец! Просто сейчас не надо.

– Зверь все равно почует. От тебя на весь лес пахнет конфетами, – лукаво улыбаясь, Магда наклонила голову, откинула непослушный русый локон, – никогда не видела, чтобы хлопчик так любил шоколад.

– Сама унюхала или тоже кто сказал? Вот расскажу Петру, что дразнишься. – И Жека зачем-то прикрыл набитые конфетами карманы.

Сейчас, подумалось мне. Сейчас. Выйдем на очередную прогалину, а там – колючая проволока, блок-посты, автоматчики: «Стоять! Лицом на землю!» – вот и все купание. Мы шли уже около часа, и я вздрагивал при каждом подозрительном звуке, но лес оставался величественно спокоен – царапающий кронами небо, дикий, излюбленный Шишкиным русский лес. Я невольно покусывал губу, пытаясь задавить раздражение на Магду, что подала идею искупаться, на Жеку, ее горячо поддержавшего, и Людвига, взявшегося нас отвести короткой дорогой. Но больше я злился на себя самого – за то, что поставил любопытство выше чувства долга. И я не удивился, когда в висках запульсировала ноющая боль.

Кусты орешника разошлись в стороны, и мы оказались на поляне. В ее центре, похожий на гигантский муравейник, высился поросший тимофеевкой холм – Людвиг взошел на него, как паломник на священную гору и поднял голову к небу. Там, в звенящей бирюзовой выси раскинул крылья сокол. Внезапно Людвиг оглушительно свистнул, и – я мог бы поклясться – птица в ответ покачала крыльями.

Если сейчас рассевшиеся в секретах автоматчики не услышат нас – будет чудо, подумал я.

– Эге-ге-ге-гой! – подвыл Жека, карабкаясь на холм следом за Людвигом.

Магда подошла ко мне, с улыбкой протянула большое красное яблоко. Серая охотничья куртка с капюшоном, джинсы, калиновый свитер с широким воротом – точь-в-точь студентка из стройотряда прошлого века. В зеленых глазах лукавые искорки:

– Не устал, Ян?

– Некстати голова разболелась. – Сквозь зубы сообщил я. – Тебя не беспокоит, когда он… вот так?

– Людвиг? – Девушка из-под ладони взглянула на вершину холма. – А что бояться? Людвиг всегда находит дорогу.

Идиотский шум, свист, вот я о чем – хотелось сказать, хотелось закричать мне. Я сдержался. Откусил большой кусок яблока и принялся жевать, чувствуя, как в его сладости тает напряжение, уступает веселой бесшабашности: будь что будет, и черт с ним. Сокол в зените описывал круги, и я представил мир его глазами – бескрайний темно-зеленый океан и гряда невысоких поросших соснами гор на горизонте, похожих на разлегшегося посреди леса дракона.

– Спасибо, Магдалена.

– Спасибо и тебе, – загадочно сказала она.

Людвиг указал посохом на юг: – Туда!

Теперь дорога стала удобней. Под ногами зашуршала опавшая хвоя, а над головой негромко поскрипывали уходящие в небо стволы корабельных сосен. Жека вприпрыжку скакал впереди нашего проводника, немузыкально распевая что-то во всю мощь своих двенадцатилетних легких.

Что лукавая полька имела в виду – «спасибо и тебе»? Иногда я решительно не понимаю ее. Головная боль усиливалась. Словно что-то сдавливало черепную коробку, тугими толчками откатывалось в затылок. Господи, дай силы выдержать это. Отчего я не захватил аспирин? Интересно, у этих любителей купания есть аспирин?

– Эхой! – закричал Жека и вдруг пустился бегом. Людвиг бросил посох и побежал за ним.

Мои ноги вросли в мох. Колоннада сосен качнулась перед взором, и я вдруг осознал, что сердце колотится, как после подъема по высокой лестнице. Магда со смехом взяла меня за руку:

– Идем, Ян. Ну все же хорошо! Идем купаться. Давай – кто первый добежит до воды?

В нескольких шагах впереди лес обрывался, словно кто-то провел черту, и начинались сахарные дюны. Соленое, напитанное йодом дыхание бриза коснулось моего лица. За рощицей тонконогих пальм, за маленькой лазурной лагуной, раскинулся до горизонта огромный и живой – горящий, как черное золото в лучах тропического солнца, океан.

2. Вопрос – ответ

– Вы все живете здесь, в Лесном городке?

– Ну а где еще жить-то, не в лесу же, ага?

– Скажите, люди сами сюда приходят, по своей воле?

– А ты сам-то, сынок, по чьей воле тут?

– Я-то – делаю репортаж о Лесном городке. Если не прекратите отвечать вопросом на вопрос, придется рассказать Петру.

Схитрил – с Петром я еще не познакомился. Мой собеседник крякнул, поскоблил шершавой ладонью бритую голову. Пока он собирался с мыслями я выключил диктофон и ждал. Собеседника звали Джанкой (настоящего имени он и сам не знал). На вид я дал бы ему лет шестьдесят пять – семьдесят. Лицо сухое, маленькое, в морщинках – всегда плохо выбритое, с клочьями седенькой щетины. Бесцветная колхозная телогрейка, измятая, но чистая. Вельветовые брюки, новенькие васильковые кроссовки Nike с белыми шнурками. В выцветших глазках Джанкоя раз и навеки отпечаталось выражение безмерного удивления и в то же время покорности судьбе. За обрывками недоговоренных фраз представлялась мне тяжелая и грустная биография.

– Приходят люди отовсюду, – сказал он наконец (я включил диктофон), – самые разные люди. Никого на аркане не тащат. Но доходят не все, ты и сам, наверное, знаешь-то: хреновых людей лес обратно заворачивает. А место здесь доброе, благостное.

– Святое место?

– Я, сынок, большевиками воспитан, в поповщину не верю-то.

– Вот как. Ну а чем люди здесь заняты?

– А кто чем, ага, – неопределенно взмахнул рукою Джанкой.

Не получалось интервью. Старик чего-то стесняется, понял я. Наверное, о таких вещах здесь вслух не говорят, они должны быть без объяснения понятны всем. Джанкой сидел передо мной на лавке, нахохлившись, похожий на побитого жизнью удивленного грача.

– Петр говорит вам, что делать? – спросил я осторожно, – вы собираетесь вместе, поете хором, работаете в поле?

– Ты все не так понимаешь, ага, – Джанкой понизил голос, – Никто здесь не говорит чем заниматься. Всяк делает, что пожелает. Хошь, работай, хошь валяйся на лугу день-деньской, хошь лови рыбу в речке. А мне здесь помогли, ага. Я ведь, сынок, пил страшно, много лет пил. Все по вокзалам, да подвалам, стыдно сказать… когда сюда пришел, на мне места живого не было: весь в язвах. Кони готовился отбросить.

– Вылечили?

– А может, и вылечили… благостью той. Понимаешь, – лица его словно коснулся луч света, – будто бы снова стал я дитём крохотненьким. На несколько минуток. И зажил сначала, ага. Переписали жизнь набело-то… всю грязь и ошибки, всю глупость и гордость мою пьяную убрали. Не вырезали, а – как бы понял я сам, где что не так делал в жизни, понял – и отказался от этого, просекаешь?

Далеко в чаще отсчитывала кому-то век кукушка. Я молча ждал продолжения.

– Тут всем молодежь заправляет, а я так… живу, пока живется, не гонят – и спасибочки. Пользы с меня, как от порося электричества, ясень пень – так ведь по сверчку и шесток. Мы без претензиев. А вот только когда собираются они ночью на лугу все вместе… И на звезды-то смотрят в сто глаз, словно ждут чего оттуда, сигнала или знака… Я тут и чую сердечком – место мое здесь, больше нигде. И так раз за разом. Ночь за ночью. И небо, слышь, всегда чистое, как мокрой тряпкой протертое, аж звенит, ни облачка, ни дыма… И полыхает от звезд все – как салют в день победы, без конца, без начала… Бездна сумасшедшая, живая, и дышит на тебя. В первый раз-то, слышь, я думал, помру от страха, когда увидел, как они все разом-то вверх и потянулись. А потом понял: никуда отсюда не уйду, от благости этой, ага. Глядишь, годков еще пяток вот так протяну, а там…

Он не договорил. Я замер перед ним, чувствуя, как меж лопаток струится ледяной ручеек, как поднимаются дыбом тонкие волоски по всему телу.

– Мне-то с ними туда нельзя. Вернее, можно, но не получится, ага.

– Куда – нельзя? – сипло спросил я.

– Это и молодым-то трудно. Где-то внутри себя надо кнопку найти и нажать, тогда – вперед и никто тебя не остановит. И они ищут. Раз за разом. Ночь за ночью – когда звезды большие и разноцветные, что твои елочные шарики, ага.

– Джанкой, зачем они это делают? – я резко встряхнул его за плечо, и он снова превратился в удивленного старого грача:

– Зачем? Домой воротиться хотят.

3. Жека

А если это правда, хотя бы и отчасти?

Я лежал на холме, и, покусывая травинку, смотрел вниз – на аккуратные деревянные домики, на распаханное поле, на тонкие белые мачты и пропеллеры ветряков. Легендарный Лесной городок, загадочный и недоступный почти для всех. Никто за его пределами толком не знает, что происходит здесь, и все стремятся сюда попасть. Почему он впустил в этот волшебный круг меня? Уже несколько лет армия пытается блокировать район в сотню квадратных километров; много раз, словно волны о скалу, разбивались попытки провести войсковую операцию: лес выводит отряды спецназа, танки и вертолеты обратно – туда, откуда явились. Сотни зевак, сумасшедших, экстрасенсов, маньяков и журналистов вьются где-то неподалеку, как голодные мухи вокруг упрятанного в пакет пирога – сходят с ума, чувствуя истекающий через дырочки аромат патоки – близко, но возьми-ка. Отправляясь в путь, я был уверен – меня ждет участь такой же мухи. Ошибся.

И сейчас, лежа на холме над городком, вспоминая слова Джанкоя и других, я почувствовал сомнение. Головная боль, отступившая было ночью, снова вернулась. Конечно, психотропное воздействие исключать нельзя. Как иначе можно объяснить мгновенное путешествие на тропический пляж? «Людвиг всегда находит дорогу», да… Но я был настороже. Ел только свои консервы и пил воду из своей фляги. Стоп, а яблоко, которое дала мне улыбчивая милая Магдалена, девушка в калиновом свитере? Неужели дело в нем? О, черт. Конечно же, яблоко. Я выплюнул травинку и рывком сел. Вот как они меня подловили!

Но я не мог прекратить сомневаться. Маленький и полузадавленный в глубине ворочался червячок. Если это наркотический трип, то галлюцинация слишком яркая. Никаких провалов в памяти и перебоев сознания. Никаких последствий принятия наркотика: ни сухости во рту, ни звона в ушах, ни слабости в мышцах. Черт побери, я готов поклясться, что провел на пляже те два часа! Я помню прохладную соленую воду в лагуне, и запах водорослей, горячий песок под ногами, и мерный, как дыхание исполина, рокот прибоя.

В зарослях иван-чая сонно гудел шмель. По тропинке на холм неотвратимо поднимался Жека, худой, остроплечий и соломенноволосый, в лимонно-желтой футболке и истертых джинсах. На носу у Жеки темнела поджившая царапина. Мальчишка вставил в рот стебель одуванчика и, до красноты надувая щеки, издавал ужасающий мяв на одной пронзительной ноте. Если когда-нибудь с неба прольется огненный дождь, и заревут трубы Апокалипсиса, звук будет именно такой.

– Жека, – сказал я печально, – однажды ты вырастешь и узнаешь мудрость – в мире нет ничего ценнее философского покоя и соборной тишины леса.

Жека хихикнул.

– Звук моей флейты оскорбил твой слух, о Пан, властитель кущ? Давно ли чистил ты свои прекраснейшие уши? Дозволь, попробую другую песню, – он набрал полную грудь воздуха.

– Сжалься, путник! – рассмеялся я, – прекрасноухий Пан, к тебе благоволя, лишь просит трелью дивной флейты не будить безумных духов леса… Но ты устал, закончим глупый спор, приляг в тени уютной сикомор.

И Жека повалился в траву, достал из кармана горсть конфет, протянул мне. Мы зашуршали фантиками. «Ласточка». Значит, были яблочки, теперь конфетки в ход пошли… Впрочем, Жека ведь тоже их ест. Не превратись в параноика, Ян.

– Ты сильно хочешь вернуться? – спросил я.

Он не удивился вопросу, не спросил – куда.

– Конечно, хочу. И ты хочешь. Многие хотят, даже не подозревая, и оттого маются. Петр говорит, это в человеческой природе. Ну, представляешь… как семечко под асфальтом, оно все равно тянется к теплу, к солнцу.

– И все люди на Земле – такие семечки?

– Не только на Земле. На всех планетах.

– С тобой так было?

– С тех пор как мама умерла – каждый день.

– От чего умерла?

Он потемнел лицом. Тонкая ложбинка залегла между бровями, и я увидел, каким Жека будет в сорок лет. Удивительно, как быстро он переходил от веселья к ожесточенной обороне или грустной задумчивости.

– От сигарет. Рак легких.

– Сочувствую, – я помолчал минуту, помассировал виски: головная боль накатывала из глубины, неотвратимая, как прилив, – Жека, а эти планеты – много их?

– Ты обязательно поймешь, – прищурился Жека, глядя мне в глаза, солнечные жуки забегали по его волосам. О, бездна, ведь ему и в самом деле лет сорок или даже больше, подумал я, холодея – он только изображает из себя ершистого подростка, но как такое возможно и зачем? – Ян, все рано или поздно понимают. Было с тобой такое – чувствуешь необъяснимую тоску, будто лишился чего-то очень дорогого и ценного, а чего – не знаешь? Или вдруг в унылый и ветреный осенний вечер тянет в дорогу – сорваться, улететь, оставить всё нажитое, искать что-то неведомое? Когда ты иррационально, без вмешательства разума, знаешь – место твое не здесь? Необъяснимая депрессия? Тяга к путешествиям?

Внезапно мне – иррационально, без вмешательства разума – захотелось вскочить и бежать прочь от Лесного городка, не разбирая пути. Не понимаю, как я заставил себя сидеть на месте.

– Почему же ты, – я прокашлялся, – почему же ты еще тут, на Земле?

Жека вздохнул, протянул мне еще одну «Ласточку». Он снова был обыкновенным мальчишкой в лимонно-желтой футболке, с царапиной на носу.

– Что-то не пускает. Как и остальных. Заподлянско, Ян. А ты думал, это раз плюнуть? Ничего сложнее в жизни нет, чем найти свой путь туда. Петр может помочь, подсказать, но если сам не поймешь, никто за шиворот тянуть не будет.

– Жень, а Петр – он что за человек? Учитель? Провидец?

– Петр-то… знаешь, по-моему, он не человек.

4. Вопрос – ответ, часть вторая

Высоко-высоко над головой догорающее солнце облило макушки сосен пунцовым. Здесь же, внизу, было прохладно и сумрачно. Пахло грибницей, хвоей и мокрой травой. В недвижных, густо-зеленых барханах подлеска мне мерещились лица. Влажный мох гасил звук шагов. Я осторожно разобрал ворох сухих веток над тайником, откинул лист брезента и включил передатчик. Он проснулся с тихим «рш-рш-рш» и приветствовал меня теплым оранжевым мерцанием индикаторов. Мобильная связь в лесу не работала, пришлось принести с собой этот древний тяжелый аппарат.

– Блудный сын вызывает базу. Блудный сын вызывает базу, прием.

– Блудяка, это база. – Сухой, надтреснутый голос из круглого динамика, – Слышу тебя хорошо. Есть новости?

– Главного зовут Петром. Фамилию узнать не удалось.

– Ты его видел?

– Нет.

– Он, что, прячется?

– Да непохоже. Здесь все такие… каждый на своем месте, словом. Думаю, он занят.

– Чем занят?

Прогрызает подземный ход на Марс, зачесалось у меня на языке.

– Когда придет время, полагаю, меня с ним познакомят.

Черная сеточка динамика выплюнула резко, деловито:

– Что-нибудь узнал о пропавших людях?

– Достоверно – нет.

Я сидел на корточках над тайником, и ноги мои начали затекать. Дрожь уже поднадоевшего легкого раздражения зарождалась в груди: я чувствовал себя как человек, который с двадцатой попытки не может вдеть нитку в иголку. В висках стучали огненные молоточки боли. Боги, отчего я не захватил аспирин?

– Не похожи они на тоталитарную секту, – проговорил я, раскачиваясь на мысках, – никто не навязывается, не пытается меня контролировать. Некоторые здесь целыми днями бродят в лугах, наедине с собой, другие играют в шарады, третьи ходят купаться… куда-то в лес. И в то же время – есть во всех какая-то сосредоточенность. Вот кого они напоминают: компанию советских ученых, которые с энтузиазмом бьются над проектом, готовы сидеть над ним день и ночь, и работают не за зарплату, а за идею.

Я поймал себя на том, что тщательно обхожу некоторые детали. Например – каким образом собравшиеся с разных концов света люди понимают друг друга без переводчика? Для меня они все говорят по-русски, а вот как звучит мой язык для них? Я не спешил делиться сомнениями. Не представлял, как говорить о них, и это пугало меня.

– Если работают за идею, – задумчиво извергла черная сеточка динамика, – они могут быть в десять раз опасней. Черт возьми, нам хотя бы десяток бойцов с оружием к тебе закинуть, сожгли бы к такой-то матери это осиное гнездо!

В оранжевом мерцании индикаторов по панели передатчика деловито семенил лапками муравей. Вдруг голос из динамика (голос моего командира, генерал-майора Мирона Степановича Громова) показался мне отвратительно хриплым и злобным, как брёх бешеной собаки. Я сломал березовую веточку и с силой запустил во мрак. Зря я вообще согласился участвовать в этом! Или нет, вкрадчиво прошептал кто-то в глубине мозга, может быть, тебе крупно повезло в этом поучаствовать?

– Блудный, поосторожнее там. Не представляешь, как тут все рады, что ты прошел. Рады и волнуются за тебя. Уже доложили на самый верх, слышишь? Ни во что не вмешивайся, только наблюдай. Ты репортер. Если почувствуешь хоть что-то… хоть намек на то, что тебя раскрыли – бросай все и беги. Ты понял меня?

– Понял вас хорошо, база.

– Вот и ладно. До связи, Блудяка.

– До связи.

Я закидал ветками передатчик и медленно пошел через лес. Пока я добирался до опушки над Лесным городком, полностью стемнело. В ночном небе над лугом одно за другим вспыхивали жемчужные россыпи созвездий. Я опустился на шершавый корень сосны и принялся ждать. По мере того как гасла светлая полоса на западе, звездный пожар разгорался все ярче. Млечный Путь походил на могучий застывший поток, мерцающий миллионами бриллиантовых искр. На лугу появились темные фигурки. Они брели по пояс в траве, подняв головы, останавливались – поодиночке и маленькими группами. Порыв ветра донес отзвуки голосов. За лугом, над черными пиками елей проступил голубой серпик молодой Луны.

И вот звездный купол словно стал ближе. Я больше не чувствовал времени – оно ускользало сквозь пальцы – и стояло месте; прохладный, напоенный ароматами трав воздух кружил голову, а звезды… звезды негромко переговаривались, и голоса их были как давно забытая музыка. Да, тебя не случайно пропустили сюда, подумал я. Ты один из них. Такой же выродок. И что теперь, вернешься назад и отдашься врачам – пусть препарируют мозг? Прекрати. Это теперь не имеет значения. Допустим, ты поверил… во что бы тут не происходило. В то, что обитатели Лесного городка ищут короткий путь к звездам – или для начала на тихоокеанский пляж. И ты теперь тоже можешь (почему я? что во мне особенного?) творить чудеса, вот только бы знать как! Бред, бред… в последний раз я ощутил желание сбежать, уже совсем вялое, и зло отмахнулся от него, как отмахиваются от надоедливого страхового агента. Что ты будешь делать теперь, Ян? Как насчет полета к центру галактики сегодня ночью?

Мерцающий звездный мальстрем над головой медленно, неуловимо вращался – затягивая, приглашая подняться вверх. Вверх! Я встал на ноги, развел руки в стороны, словно крылья, и весь отдался звездному потоку. Ничего не произошло. Рассмеявшись, я зашагал по склону холма к поселку. Сухие стебли тимофеевки шуршали под ногами.

5. Игра

– Смотрите, что я нашла, – сказала Магда.

Она вышла из моря и села на песок между мной и Витей. В ее вытянутой ладони влажно поблескивал золотой кусочек янтаря величиной с голубиное яйцо. Мокрые после купания волосы девушки потемнели, по упругим бедрам сбегали соленые капли. От Магды пахло морем и приключениями.

– Глазастая, – похвалил Витя, сверкнув очками, – как же ты его?

– На отмели среди камней лежал. Вон там, где развалины, – девушка указала на остатки старинного форта на островке, в полукилометре от пляжа. Балтийское море здесь было мелким; чтобы добраться до глубины и поплавать, приходилось идти по волнам не одну сотню метров.

– Играем в случайности? – деловито предложил Людвиг.

– Я за, – откликнулся Витя.

– И я! – подбежал Жека.

– Добже, сыграем, – поддержала Магда. – Ян, ты с нами?

– Пока посмотрю со стороны, – ответил я.

– Как знаешь, – она тряхнула мокрыми волосами, в зеленых глазах вновь появился лукавый огонек, – С твоей стороны и больше видно, да?

Иногда я решительно не понимал Магдалену.

– Ну, кто первый?

Это была странная игра – вначале я не уловил ее смысла. Как объяснил мне вечером бледный и осунувшийся Виктор, победившим считается тот, кто продержится дольше других. Витя и Магда играли с большой энергией и азартом, и быть бы кому-то из них победителем… если бы удалось доиграть.

– Раз, два, три, четыре, – Магдалена подкинула кусочек янтаря в ладони, – где-то ураган идет на город. Но ветер меняется, и ураган сворачивает в море.

Она зажмурилась и несколько секунд сидела неподвижно, сжав янтарь в пальцах, затем воскликнула с улыбкой: «Вот она, счастливая случайность!»

Витя принял у нее янтарь, поправил очки, задумчиво почесал короткую бородку:

– Раз, два, три, четыре, хм… где-то корабль полным ходом идет на рифы. Но рулевой чихнул и случайно чуть-чуть повернул штурвал.

Все рассмеялись. «Счастливая случайность!» – сказал Витя, передавая янтарь Жеке.

– Ну, это легкотня! – Прокомментировал тот. – Давай-ка сюда. Так… Раз, два, три, четыре… Где-то студент сдает экзамен… скажем, по математике. Если сдаст – спокойно доучится и станет учителем в школе, где и проработает до пенсии. Но – зыкенская случайность, на первый взгляд фиговая – препод замечает у него шпаргалку, ставит «пару» и парень вылетает из универа! Он увлекается плаванием и становится чемпионом мира! – Жека закрыл глаза, беззвучно пошевелил губами над сжатым в кулаке янтарем. На лбу его выступили бисеринки пота, – вот она, счастливая случайность, вуаля!

– Раз, два, три четыре, – янтарь был уже в ладони Людвига, – где-то ребенок падает с лестницы на асфальт. Но кто-то оставил внизу старый толстый матрас…

Я сидел чуть в стороне и слушал. У меня и сомнений не возникло, что где-то сейчас сворачивают с пути ураганы, а корабли счастливо минуют отмели. Ребята смеялись, передавали по кругу янтарь, и ласковое балтийское солнце касалось лучами их плеч, оставляя бронзовый налет загара. Каждое действие отнимало у игроков силы, они не сразу приходили в себя, но эти усилия приносили им явное удовольствие. «Вот она, счастливая случайность!» – слышалось каждые две-три минуты. Подойди к ним, сядь в круг. Возьми солнечный сгусток окаменевшей смолы. Почему ты не сделаешь этого?

– Моя очередь! – азартно выкрикнул Жека, – Раз, два, три, четыре… где-то… на одной планете каждый день миллион человек умирает от рака…

Да, я мог бы присоединиться к ним. Волоски на моих запястьях поднялись, словно от холода. Еще не знаю, как – смог бы принять участие в этой странной игре, останавливая ураганы и спасая детей. Но тогда мне уже не будет пути назад.

– Жека, постой, то бардзо трудно… – Магда взяла его за плечо, но мальчишка вырвался. Глаза его сверкнули недобрым огнем:

– Отзынь, Ма!

– Послушай, не дури, парень, – нахмурился под очками Витя, – это тебе не по зубам.

– Не лезьте! Я сам выбираю случайность, это мой выбор, только мой.

Людвиг вскочил на ноги:

– Dummkopf, это опасно для тебя самого, подумай хоть минуту!

Мальчишка с непостижимой ловкостью прокатился между вытянутых рук к морю, и стоя по щиколотку в воде, крикнул:

– Миллион человек – каждый день умирает! Но – в один прекрасный день приключилась счастливая случайность!

Уже мы все были на ногах. Жека, растрепанный и мокрый, походил сейчас на взъерошенного волчонка; по красным щекам побежали влажные дорожки. Он же все это время носил в себе камень, мелькнуло у меня: что-то переключилось, возможно, просто кончились силы, и теперь ничто не удерживает его боль внутри.

– У него же истерика, – сказал я.

– Истерика? – Людвиг был белее извести.

– Он себя не контролирует! Не давайте ему ничего делать!

– Женя, посмотри на меня. Ты не справишься один, – пророкотал Витя, медленно надвигаясь на него. В цинковой пустоте над нами, оглушительно всплакивая, метались чайки, – Женя, даже у всего Лесного городка не хватит сил остановить болезнь на планете.

– Отвалите от меня! Раз-два-три-четыре! В один прекрасный день все раковые клетки сами заболели! – истошно крикнул Жека прямо в небо, – заболели и сдохли! Все, сразу! Ну, счастливая случайность!!

Вдруг словно электрический разряд пронзил его тело. Я прыгнул вперед, повалил мальчика в накатившую на берег волну. Соленая вода ударила в лицо, и я закашлялся. Людвиг и Витя подхватили Жеку за руки и ноги, рывком подняли.

– Янтарь! Янтарь у него отберите, – плакала Магда.

Жека бился в конвульсиях. Глаза закатились. Мы вчетвером, отталкивая друг друга, пытались разжать его ладонь – тщетно.

– Женя, слышишь меня? Возвращайся! – Витя схватил мальчика за голову, он походил на сумасшедшего, очки улетели в воду, – Возвращайся сейчас! Прямо сейчас – это твой единственный шанс!

Мальчик не ответил. Его тело выгнулось дугой, мокрый песок взлетал фонтанами.

– Женька, возвращайся домой немедленно! – прокричал Витя бедняге в ухо.

И вдруг все кончилось.

С минуту я пытался нащупать пульс в холодной тонкой руке. Сделать искусственное дыхание или массаж сердца никто не пробовал, мы все каким-то образом знали: кончено.

Все так же светило ласковое вечернее солнце, все также мерно накатывали на берег волны. Мы стояли вокруг остывающего худенького тела, тяжело дыша, не зная, что сказать друг другу в оправдание.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю