Текст книги "Тринадцатый сын Сатаны"

Автор книги: Николай Стародымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Слушая все это, Вадим попеременно испытывал разные чувства. Недоумение постепенно сменилось осознанием того, что этот человек, которого Анна назвала Барабасом, попросту дурачит его, однако перебить его сначала не давала вежливость. Потом начало нарастать раздражение. И наконец Вадим не выдержал.

– Если у вас есть фонтан, закройте его – дайте отдохнуть и фонтану! – негромко сказал он.

– Козьма Прутков! – мгновенно включился в новую тему разговора исполнительный директор. – Его придумали три автора…

Он уже сидел, развалившись на диване, но так, чтобы перекрыть Вадиму путь к двери, если тот вдруг попытается выйти из кабинета.

– Прекратите! – негромко сказал Вадим.

Юноша впервые столкнулся с ситуацией, когда попросту не может вставить ни одного слова. И теперь не знал, как себя вести.

– Что? – сделал вид, что удивился Барабас. – Но ведь я хозяин и мой долг…

Однако Вострецов постарался не дать ему вновь завладеть инициативой в разговоре.

– Вы не могли бы ответить мне на несколько вопросов? – подчеркнуто вежливо и по-деловому спросил он у хозяина кабинета.

– Да сколько угодно! – насмешливо ответил тот. – Отвечу на любой.

Директор теперь выглядел вполне спокойным и веселым, этот человек, который еще совсем недавно выглядел испуганным и подавленным. Он был явно уверен, что уже произошло нечто такое, что повернуло развитие ситуации в новое русло. Однако Вадим этого пока не понял, не уловил изменение ситуации. И продолжал задавать вопросы, которые ему представлялись в этой ситуации наиболее важными.

– Вам говорит что-нибудь имя Ленька Бык?

На лице Барабаса отразились такие искренние и могучие мозговые усилия, как будто он пытался в уме доказать теорему Ферма.

– Ленька, вы говорите? – он отчаянно тянул время. – Бык?.. Ну как же… Что-то припоминаю. Только вот что именно припоминаю, никак не могу припомнить. А кто это? Напомните, пожалуйста!

Вадим видел, что его этот человек дурачит. Вот только зачем?

– Не помните? Гм, странно, – с иронией заметил он. – А между тем вы с ним довольно хорошо знакомы. Два дня назад Леонид заходил к вам сюда, в кафе и вы с ним какое-то время беседовали у стойки бара.

Барабас ненатурально рассмеялся.

– Ну так и чего ж вы у меня об этом спрашиваете, раз уж все знаете?

– Я, к сожалению, знаю не все, – признал Вадим. – А во-вторых, мне нужно получить от вас четкие ответы, а не пытаться уличать вас в сокрытии некой важной для следствия информации.

– Да вы что, Бог с вами, я и не пытаюсь что-то скрыть от вас, – Барабас сделал вид, что сдрейфил. – Я по мере возможности отвечаю на ваши вопросы. Просто я не сразу сообразил, о ком идет речь. А теперь понял и вспомнил, что Леньку я знаю. Знаете ли, что-то с памятью моей стало… Что еще вас интересует?

– Вы знаете, что его убили?

Хозяин кабинета безмятежно улыбнулся.

– Да? Скажите на милость, какая потеря для человечества… А я об этом понятия не имею.

Вострецов уже с трудом сдерживал раздражение.

– Но ведь я вам об этом уже сообщил, в самом начале нашего разговора.

– Я-то тут причем? У вас что же, есть подозрение, что это я его… как это у вас говорится… «замочил»?

– Не могли бы вы подробнее рассказать о ваших взаимоотношениях?

С лица Барабаса сползла ироническая улыбочка. Он постарался ответить так, чтобы это выглядело как можно натуральнее.

– А что тут особенно отвечать? Не было у нас с ним никаких особых взаимоотношений. Да, с Ленькой мы были знакомы. Да, иногда встречались…

– Где? – торопливо спросил Вадим.

– Да здесь же, в кафе, где же еще… Он захаживал к нам иногда… Друзьями и даже приятелями мы не были. Так что мы с ним просто иногда трепались о том о сем… Он парень общительный, разговорчивый, щедрый… Такими клиентами, знаете ли, дорожат. Так что мы с ним нередко беседовали, когда он сюда заходил.

Было похоже, что Барабас опять пытается увести разговор в область словоблудия. Поэтому Вадим его резко перебил:

– О чем?

– О чем? Да так, ни о чем… Так просто… Трепались о бабах, о «бабках», о новых видиках, о компьютерных играх, о полетах на Луну, об НЛО, о «снежном человеке», о хоккее… В общем, просто треп, да и только. Это, наверное, все, что я могу вам о нем рассказать. Чем он занимался, как делал деньги, кто и за что его «замочил», я не знаю… К слову, так, на всякий случай, вы можете проверить, но можете и поверить на слово: у меня тоже на все последние дни железное алиби – как и у Анны, которую вы только что допрашивали. У меня десятка три свидетелей, что я отсюдова никуда не отлучался… Еще что вас интересует?

Система защиты, которую избрал Барабас, выбивала Вадима из колеи. И он попытался еще раз прищучить этого самоуверенного человека.

– Меня много что еще интересует. Например, о каком порошке, который могут купить в кафе ваши клиенты, сообщила мне ваша работница?

– О порошке? – пожал плечами директор. – Так вы у нее об этом спросите! Может, о стиральном, а может о порошке для порошковой металлургии… Я-то тут причем?

– Так я и хотел спросить, когда вы вошли. Но вы ее выставили из кабинета.

– В самом деле? Жаль, что помешал, я бы и сам с удовольствием узнал, на что она намекала, – хмыкнул Барабас. – О чем мы еще с вами поговорим?

– Ну а как вы прокомментируете тот факт, что у вас в кафе процветает проституция?..

– У нас? В кафе? Процветает? Проституция? – переспросил директор. – А откуда, позвольте спросить, у вас имеется такая клеветническая информация?

Как же уверенно чувствовал себя Вадим, когда говорил следующую фразу!

– Непосредственно из первоисточника, – небрежно обронил он. – Об этом мне сообщила только что ваша сотрудница Анна Кабанюк.

– Кабанчук, – безмятежно поправил хозяин кабинета.

– Кабанчук, – согласился Вадим. – Только это сути дела не меняет.

– Разумеется, какая для вас разница, как человека назвать, – так же легко, правда, с легкой издевкой, согласился Барабас. – Только у меня к вам вопрос: а она это подтвердит на официальном следствии?

Вострецов уверенно улыбнулся:

– Разумеется.

Улыбка Барабаса могла соперничать по уверенности с улыбкой следователя.

– А я, простите, в этом не уверен.

– Вот как?

– Да, не уверен, – развел руками директор. – Дело в том, что кафе, директором которого я имею честь быть, – заведение солидное, которое свято соблюдает Уголовный кодекс. А потому мы не позволяем себе сомнительные статьи дохода. Другое дело, – снова усмехнулся он, – что отдельные наши сотрудницы позволяют себе в свободное от работы время общаться с некоторыми нашими клиентами в неформальной обстановке – этого мы не можем им запретить… Конечно же, мы не можем такое приветствовать и одобрять, но и нести ответственность за отдельные проявления незначительных правонарушений, допускаемых отдельными нашими работницами не собираемся.

Да, что верно, то верно, факт проституции доказать очень трудно. С этой проблемой сталкиваются сотрудники правоохранительных органов не только у нас в стране. И Барабас сейчас вполне откровенно указал на вариант защиты, по которому он собирается отводить от себя обвинения. Это Вадим понял.

Однако он и близко не мог предположить, какие слова собеседника последуют дальше.

– Однако, уважаемый гражданин следователь, я вам очень и очень признателен за очень ценную информацию, – после паузы продолжил директор.

– Не понял, – вскинул брови выше очков Вадим. – Что вы имеете в виду?

– Ну как же, – опять с ехидной патетикой проговорил Барабас. – Вы мне указали на то, что одна из наших работниц занимается делами, за которые наш Уголовный кодекс предусматривает определенные санкции. Мы, как солидная фирма, не можем мириться с наличием у нас подобных антиобщественных элементов. А потому мы будем вырывать их с корнем из нашей повседневной действительности, клеймить каленным железом, выметать из наших сплоченных рядов поганой метлой…

Вадим еще не понял, что произошло. Однако до него постепенно начало доходить, что случилось нечто непоправимое.

– Что вы имеете в виду? – напряженно повторил он.

От его уверенности уже не осталось и следа.

– Я? – переспросил директор.

Ну когда же, наконец, приедет этот чертов Шурф? Барабас чувствовал, что уже выдыхается, не зная, как дальше тянуть время.

– Да, вы. Что вы имеете в виду?

Да провались они пропадом, этот Шурф, этот Самусь, и все остальные вместе взятые!

– Я имею в виду, молодой человек, – размеренно выговорил исполнительный директор, – что сознавшаяся в совершении уголовно наказуемого преступления работавшая у нас Анна Кабанчук уже у нас не работает.

– То есть как? – изумленно спросил Вадим.

– Очень просто. Она только что уволена, получила на руки полный расчет и уже покинула стены нашего заведения, – твердо, без тени улыбки проговорил директор. – Поскольку она работала у нас только на договоре, ее трудовой книжки у нас и не было.

Вадим ошеломленно смотрел в это непроницаемое лицо. Да, это был удар!

– И где же она находится сейчас? – растерянно промямлил следователь.

– Понятия не имею, – по-прежнему безмятежно ответствовал Барабас. – С нарушителями действующих в стране законов нам не по пути. Думаю, что Анна, терзаемая раскаянием за свое моральное падение, уже умчалась на вокзал, села в поезд и следует к себе домой.

– Значит, она не москвичка? И откуда она к вам приехала? – раздавленный происшедшим, следователь задавал не слишком умные вопросы.

– Да откуда ж мне знать? – Барабас опять улыбался. – Помню только, что город, откуда родом бывшая наша работница Анна Кабанчук, начинается на букву «К»: Калуга, Краснодар, Калининград, Киев, Кустанай, Красноярск, Клайпеда, Красноводск, который нынче невесть за какие грехи переименовали в город Туркменбаши, Кушка, Карши… А может еще Краков, Канберра, Киншасса, Киото, Кабул, Кейптаун, Канзас-Сити, Картахена… Нет, не вспомню… У вас еще ко мне вопросы есть?

И тут, словно специально подгадав под этот вопрос, раздался уверенный и короткий стук в дверь. И она тут же распахнулась. В кабинет вошел Шурф.

Его так называли потому, что в свое время он работал взрывником на открытом угольном месторождении в Экибастузе. Кроме клички, он привез в столицу оттуда непоколебимые спокойствие и выдержку, великолепные пиротехнические навыки, твердые, никогда не дрожащие руки, крохотный шрам на шее, у самой сонной артерии, а также безграничную преданность Самусю, который оплатил баснословный счет за его лечение после неудачного взрыва.

Все, теперь Барабас может считать свою миссию выполненной.

– С вашего позволения я вас покину, – он с облегчением подскочил с места. – Тем более, что больше я ничем вам не могу быть полезен.

Не дожидаясь ответных слов выглядевшего совершенно раздавленным Вадима, он вышел в коридор. Больше происходящее в кабинете его не касается. Пусть дальше Шурф занимается следователем, пусть сам его выпроваживает. У Барабаса сейчас дело поважнее.

…Этот длинный коридор был задуман умным человеком. Об этом Барабас думал всякий раз, когда направлялся в его дальний конец. Широкий и хорошо освещенный в начале, где размещались кабинет начальника, касса, бухгалтерия и некоторые другие служебные помещения, он постепенно сужался и покато, по плавной дуге, опускался в подвал. Здесь и лампочки были потусклее, и располагались они реже… Короче говоря, любой человек, шествуя здесь, по мере продвижения вперед, чувствовал себя все более неуютно. И потому только тот, кому обязательно нужно было попасть вниз, доходил по нему до самого конца. Остальные, не слишком упорные, обязательно поворачивали обратно.

Исполнительный директор кафе бывал тут неоднократно. И ему нужно было пройти его до конца.

В самом конце изогнутый и сузившийся коридор упирался в огромную, с замыкающим накидную ручку-запор амбарным замком, дверь на тяжелых петлях. Это была холодильная камера, где хранились запасы мяса для кафе. Такая исполинская камера, по большому счету, тут была абсолютно не нужна. Однако она играла совершенно иную роль, о которой знали очень немногие люди.

Справа от двери холодильника из серой, небрежно оштукатуренной стены чуть выступал неровный лист железа с кое-как нарисованными черепом и перекрещенными костями, пронизанными кривой молнией и пугающей надписью «Осторожно! Высокое напряжение!» Здесь тоже висел замок. Если его открыть, то глазам любопытствующего откроется электрическое хозяйство, содержащее едва ли не все мыслимые нарушения правил электробезопасности: кое-как прикрученные к ржавой панели тумблеры и «пакетники», провисшие разномастные провода, небрежно заизолированные стыки, именуемые в обиходе «соплями»… Инспекторы энерогонадзора, увидев такое, приходили в ужас, выписывали огромные штрафы, Барабас их добросовестно оплачивал, однако устранять указанные недостатки не спешил. Впрочем, энергонадзор на устранении тоже не слишком настаивал – получать регулярные штрафы было не так уж плохо.

Между тем никакой функциональной нагрузки этот щит не выполнял. Просто на всякий случай, если кто-то сдуру полезет проверять, был под напряжением. Роль его была в ином – отводить глаза.

…Барабас достал из кармана кожаный чехольчик с ключами. Раскрыл его, щелкнул контактом, включив крохотный фонарик-брелочек. Выбрал одну из широких алюминиевых пластинок с дырочками. И встав л ее в неброскую трещину в потрескавшейся штукатурке стены. Где-то в глубине стены послышался щелчок, едва слышно загудел могучий соленоид. Электрический щит вместе с коробом чуть выдвинулся из стены. Директор кафе ухватился за его край и потянул на себя. Стальной блок на удивление легко и бесшумно провернулся на хорошо отрегулированных и смазанных петлях. Мужчина чуть наклонился и шагнул в открывшийся проем.

Он оказался в довольно большом, хорошо освещенном замкнутом помещении. В одном углу его располагалось нечто вроде жаровни, над которой на специальных крюках висели всевозможные приспособления для пыток и истязания жертв. Рядом стоял грубо сваренный из металлических полос каркас, настеленные на который покрытые пластиком доски превращали его в нечто наподобие топчана. Правда, прикрепленные к нему свинчивающиеся кольца для фиксации рук и ног, свисающие к нему электрические провода недвусмысленно давали понять, что предназначено это ложе отнюдь не для отдыха. Из стены торчал простой бронзовый кран с белым «барашком», рядом на крючке висел аккуратно свернутый длинный шланг; сам же гладкий бетонный пол имел небольшой уклон к решетке стока.

Амбал был здесь. Огромный, страшный, длиннорукий, с внешностью и повадками дебила и садиста, он смиренно сидел, сложив на коленях ладони, посреди комнаты на табуретке и тупо и терпеливо ждал прихода Барабаса.

– Ну что?

На безбородом лице Амбала расплылась счастливая улыбка идиота.

– Здесь пташка!

Эта комната знала много тайн. Поэтому о том, как в нее попасть, было известно очень ограниченному числу людей.

Между тем дебил выжидательно глядел на Барабаса. Обычно он напоминал только лишь биологическую машину для перерабатывания пищи человеческой в пищу для мух и их личинок – и не более того. Правда, даже просто неподвижно сидя на стуле неподалеку от двери Барабаса, Амбал уже одним своим внешним видом отпугивал каждого, кто пытался проникнуть в задние помещения кафе. А теперь начинал проявлять признаки нетерпения.

Барабас же не спешил дать ему главную команду. Он страшился того, что должно сейчас произойти. А потому старался найти аргументы, которые убедили бы его в том, что Анну можно помиловать. Потому что никак нельзя допустить, чтобы она теперь попала в руки следователей – этого нынешнего щенка или кого-нибудь другого, поопытнее. И дело даже не в том, что она подрабатывала древнейшей профессией, в конце концов, по нынешним временам это не Бог весть какое нарушение закона. Вот если она проговориться о других делах, которые тут происходят, о тех людях, которые сюда захаживают – вот это будет плохо.

А ее уже зацепили, коготок уже увяз, а значит и вся птичка уже не выкрутится. «Пташка», как выразился Амбал.

Анна и в самом деле приехала в Москву на поиски счастья или в крайнем случае удачи, издалека. Снимала здесь какую-то комнатенку в коммуналке, но бывала там не слишком часто, обычно обитая или у кого-то из подруг, или у любовников – насколько, конечно, этим словом можно назвать богатых «трахальщиков»… А значит, ее исчезновение еще какое-то время будет оставаться незамеченным. Да и впоследствии попробуй разобраться, где и как прекратила свое существование приезжая начинающая путана без определенного места жительства, без соответствующей прописки-регистрации, без четко определенного и документально оформленного места работы…

Сейчас таких пропадает – тьма-тьмущая! И чаще всего бесследно. Причем, иной раз и искать-то их никто не начинает!

Все это было так. Но… Но убивать Аню ему не хотелось. Как ни говори, она была не просто неким чужим человеком, не некой отвлеченной функцией, которая мешает ему, Барабасу, заниматься своими делами. Она была хорошо знакомой красивой девушкой, к которой он, лично Барабас, был несколько неравнодушен. Еще какой-то час назад она была веселой и общительной непосредственной и ветреной девчонкой. А что с ней будет еще через час? Страшно представить!

Найти бы причину, чтобы ей оставить жизнь!

Барабас пытался отыскать такую причину – и не находил! Слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать всем из-за его личного к ней влечения. И не такими людьми приходилось жертвовать ради высших интересов дела!

Нет, она обязательно должна исчезнуть, причем, исчезнуть бесследно. Ее просто необходимо убить. Особенно после того, как он, Барабас, сгоряча приказал Амбалу запереть ее в нишу. Не было б этого, наверное, можно было бы и обойтись без крайних мер… Ага, оборвал себя Барабас, обойдешься тут без крайних мер!.. Это, значит, просто выгнать ее на все четыре стороны, а потом ждать, где и какую глупость она отмочит?.. Вот к «порошку» он ее рано приставил, это точно! Сам виноват, из симпатии к ней хотел, чтобы она начала зарабатывать побольше. Опытные профессионалки, в какой бы ситуации ни оказались, следователю не признались бы в лишних грехах, навешивая на себя новые и новые статьи.

Да, с этой Нюшкой он и в самом деле наломал немало дров. И теперь, чтобы из-за этих глупостей ситуация окончательно не вышла из-под контроля, эту несчастную дурочку придется убить. Правда, убить ее следует быстро и безболезненно.

Быстро и безболезненно. Но тогда этот монстр Амбал не получит вожделенного, едва ли не единственного доступного ему удовольствия. И тогда неведомо, как он себя поведет. Вдруг бросится на него, на Барабаса? К слову, по большому счету, он тогда будет прав, этот идиот.

Нет, со своими нужно вести честную игру. А девчонка нарушила Закон. Она начала отвечать на вопросы следователя, она начала «петь», а значит ей больше нельзя доверять. Потому она должна исчезнуть. Ну а то, что она будет умирать бесконечно долго, полчаса или даже час – так ведь это значит, что и жить она будет лишние полчаса или даже час. Все относительно.

– Доставай, – сказал наконец Барабас.

Амбал с готовностью поднялся с табуретки, схватил стоящий в углу ломик, вставил один его, особым образом обточенный, конец в отверстие в полу. Не зная о существовании этого тайника, найти его бы о практически невозможно. Его сделали с соблюдением максимума предосторожностей на случай, если кто-то из посторонних попадет-таки сюда – например, какой-нибудь ОМОН или СОБР. И чтобы напрочь исключить саму вероятность случайного обнаружения, здесь не было никакой электроники, чтобы можно было бы искренне откреститься от самого подозрения в причастности к тайнику кого-либо из нынешних владельцев кафе. Мол, мы и сами даже не подозревали, что тут имеется такое…

Плита с трудом, но почти бесшумно повернулась. Под ней открылось широкое, но достаточно мелкое углубление, в котором могло бы лежа уместиться (и умещалось, было и такое) четыре человека. Сейчас здесь лежала одна Нюшка.

…Сколько она тут пролежала, Нюшка не осознавала. В кромешной тьме ощущение времени теряется. Да и от ужаса, который охватил ее, когда билась под низкой плитой, кричала, срывая голос, и глохла от своего же вопля, она потеряла счет времени. А потому, когда над ней почувствовалось движение каменной плиты, не могла себе представить, сколько времени провела в каменном мешке. Казалось – вечность.

Сверху сквозь открывшийся люк в глаза ударил яркий свет. Нюшка ладонями закрыла глаза. А когда вновь отняла их, первое, что увидела – идиотскую улыбку Амбала. Причем, улыбку не просто идиотскую. А какую-то вожделенную, жаждущую чего-то… Почему-то бросилась в глаза капля слюны, тянущаяся от уголка рта к не знающему бритвы подбородку.

Амбала здесь боялись все. Даже Барабас. Девчата, когда им приходилось проходить мимо него, старались проскользнуть мимо как можно скорее. А он глядел на них тупо и равнодушно, словно на бесплотные тени. Однако про него полушепотом рассказывали, что он невероятно жесток и не приведи Господи попасть ему в руки.

Нюшка его тоже боялась, как и все. Однако она и предположить не могла, что с ней может что-то произойти, чтобы оказаться в его лапах.

И вот попала-таки! Что же он с ней сделает? И, главное, за что? Анна почувствовала, как мощные, словно стальные рычаги, руки подхватили ее и поставили на ноги. Она, с непривычки щурясь, часто моргая, со страхом оглядывалась. У двери, прислонившись к стене, скрестив на груди руки, стоял Барабас. Стоял и глядел на нее каким-то непонятным, едва ли не извиняющимся, взглядом.

– Боря, Боренька!.. – попыталась она рвануться к нему. – Что здесь?..

Однако Амбал легко перехватил ее, поймав за руку. Его могучие пальцы несильно сжали тонкие косточки ее запястья и те едва не хрустнули от этой хватки.

– Я ведь тебя предупредил, Аня, чтобы ты не болтала лишнего, – с досадой проговорил Барабас. – Я ведь тебя предупреждал…

Он знал, что сейчас произойдет. И страшился этого. Потому что такое увидишь не в каждом «ужастике».

Девушка еще на что-то надеялась.

– Боренька, я буду молчать!

– Конечно, ты будешь молчать, – согласился директор. – Обязательно будешь молчать.

И она все поняла.

– Не-ет! – завизжала Анна.

Амбал коротко зарычал и слегка потянул ее на себя. Невольно оглянувшись на него, девушка ужаснулась той перемене, которая произошла с его лицом. Всегда неподвижно равнодушное и тупое, как маска, теперь оно было живое, осмысленное, и от этого еще более страшное – с раздутыми трепещущими ноздрями, с жадно горящими, налитыми кровью глазами, с алчно ощерившимися зубами, с необычно развитыми верхними клыками, между тонкими губами… А там, в глубине раскрытой пасти шевелился чудовищный, почему-то синий язык и за ним – темный провал глотки… Почему-то вид разинутого рта привел ее просто в панический ужас.

И девушка заверещала еще громче.

– Не надо!.. Боренька, я все что надо сделаю, только помоги!..

Барабас глядел на происходящее от двери. Он видел, как Анна попыталась вырваться из лап этого полуживотного, и едва удержался от того, чтобы не броситься ей на помощь. Но удержался. Теперь, он знал, Амбала уже не остановить.

Дебил резко толкнул девушку, сбив ее с ног. Она, оступившись, неловко, ободрав о грубый пол обнаженную руку, упала на бок, однако быстро перевернулась и попыталась отползти от чудовища на карачках. Колготки на коленях тут же лопнули и теперь свисали неопрятными лохмотьями. Амбал снова утробно зарычал, шагнул за ней и, удовлетворенно засмеявшись, наклонился, схватив Анну за волосы. По-прежнему отчаянно визжа, девушка рванулась, да так, что в кулаке идиота остался вырванный клок. Однако отползти к Барабасу, что она пыталась сделать, Нюшке так и не удалось. Монстр опять поймал ее, на этот раз за воротник потрепанной замызганной блузки. В ее визг вплелся звук рвущейся материи. Длинный лоскут остался в кулаке Амбала. Остатки блузки легко стекли с обнажившейся спины по рукам.

И больше Амбал не выдержал. Он по-звериному зарычал и всей своей стослишнимкилограммовой массой рухнул на девушку. На мгновение ее крик прервался и в этой тишине отчетливо послышался хруст костей. Амбал поднял голову, торжествующе взглянул на замершего Барабаса и вдруг впился жуткими зубами в загорелое обнаженное девичье плечо. Из-под клыков брызнула кровь. Снова вспыхнул душераздирающий вопль. Девушка металась из стороны в сторону, пытаясь освободиться от навалившейся на нее туши. В ее вопле тоже не было ничего человеческого – только обреченный стон нежелающей так рано расставаться с этим прекрасным телом жизни. А Амбал рвал и рвал его зубами…

Барабас больше выдержать не мог. Он рванул из-за пояса пистолет, сдернул вниз «флажок» предохранителя… И нажал спусковой крючок. В замкнутом помещении выстрел прогремел оглушающе громко. Со звоном вылетела из выбрасывателя гильза. По помещению поплыл кислый запах сгоревшего пороха. Анна словно поперхнулась собственным криком. Ее перекошенное от крика, ужаса и боли лицо с широко раскрытыми глазами так и замерло, перекошенным. Пуля попала ей в череп чуть выше левого уха и вышла за правым.

В это мгновение Барабас просто мечтал, чтобы Амбал бросился на него. Тогда он смог бы с превеликим удовольствием всадить в этого идиота всю обойму. Убить же своего просто так – никак нельзя. Вот если бы в порядке самообороны…

Однако этого не произошло.

Едва грохнул выстрел, Амбал распрямился, стоя на коленях. Он запрокинул к потолку окровавленное лицо. Он сладострастно рычал, ритмично, словно в такт с толчками мужского оргазма, вскрикивая, раз от раза ослабевая от этого самоудовлетворения.

Животное…

Впрочем, почему животное? Ни одному зверю не нужно убивать себе подобное существо для того, чтобы получить сексуальное удовлетворение. Так что это не животное – а ошибка природы. Даже не ошибка – извращение. И не дай Бог попасть ему в руки! Не дай Бог!

Барабас опустил руку с пистолетом. Перещелкнул предохранитель на место.

– Тело как обычно, – машинально приказал он. – Голову в мешок и утопить в пруду. Кости с другими отходами вывезти на свалку. Здесь все вымыть…

Пора было уходить.

Барабас старался не смотреть на истерзанное тело девушки, которую он какой-то час назад направил на беседу с щенком-следователем, и которую обхаживал, облизываясь на ее красоту и молодость, почитай, полгода. Да и на Амбала старался не глядеть, особенно на постепенно проступающее у него на штанах неопрятное пятно.