Текст книги "Записки Н.А. Саблукова о временах императора Павла I и о кончине этого государя"

Автор книги: Николай Саблуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Избежать этого было невозможно и роковое посещение должно было произойти. Подробности этой ужасной сцены были мне сообщены в тот же вечер С. И. Мухановым по возвращении его из дворца, и нет слов, чтобы достаточно выразит скорбь, в которую был погружен этот достойный человек. Насколько помню, вот, что он сообщил мне.

Императрица находилась в своей спальне, бледная, холодная, на подобие мраморной статуи, точно такою же, как она была в самый день катастрофы. Александр и Елизавета прибыли из Зимнего дворца в сопровождении графини Ливен и Муханова. Я не знаю, был ли тут и Константин, но кажется, что его не было, а все младшие дети были с своими нянями. Опираясь на руку Муханова, Императрица направилась к роковой комнате, при чем за нею следовал Александр с Елизаветой, а графиня Ливен несла шлейф. Приблизившись к телу, Императрица остановилась в глубоком молчании, устремила свой взор на покойного супруга и не проронила при этом ни единой слезы.

Александр Павлович, который теперь сам впервые увидал изуродованное лицо своего отца, накрашенное и подмазанное, был поражен и стоял в немом оцепенении. Тогда Императрица-мать обернулась к сыну и, с выражением глубокого горя и видом полного достоинства, сказала: «Теперь вас поздравляю – вы Император». При этих словах, Александр, как сноп, свалился без чувств, так что присутствующие на минуту подумали, что он мертв.

Императрица взглянула на сына без всякого волнения, взяла снова под руку Муханова и, поддерживаемая им и графиней Ливен, удалилась в свои апартаменты. Прошло еще несколько минут, пока Александр пришел в себя, после чего он немедленно последовал за своей матерью и тут, среди новых потоков слез, мать и сын излили впервые свое горе.

Вечером того же дня Императрица снова вошла в комнату покойного, при чем ее сопровождали только графиня Ливен и Муханов. Там, распростершись над телом убитого мужа, она лежала в горьких рыданиях, пока едва не лишилась чувств, не взирая на необыкновенную телесную крепость и нравственное мужество. Ее два верных спутника увели ее, наконец, или, вернее, унесли ее обратно в ее апартаменты. В следующие дни снова повторились подобные же посещения покойника, при чем приезжал и Император. После этого, убитую горем, вдовствующую Императрицу перевезли в Зимний дворец, а тело покойного Императора со всею торжественностью было выставлено для народа.

Русский народ, по самой своей природе, глубоко предан своим Государям и эта любовь простолюдина к своему Царю столь же врожденная, как любовь пчел к своей матке. В этой истине убедился декабрист Муравьев, когда во время возмущения 1825 года он объявил солдатам, что Император более не царствует, что учреждена республика и установлено вообще полное равенство. Тогда солдаты спросили – «Кто же тогда будет Государем?» Муравьев отвечал – «Да никто не будет». – «Батюшка», – отвечали солдаты, – «да ведь ты сам знаешь, что это никак невозможно». Впоследствии Муравьев сам признался, что в эту минуту он понял всю ошибочность своих действий. В 1812 году Наполеон впал в ту же ошибку в Москве и заплатил за это достаточно дорого, потеряв всю свою армию.

Приверженность русского человека к своему Государю особенно ярко высказывается во время поклонения народа праху умершего Царя. В начале моего повествования я уже говорил о тех трогательных сценах, которые происходили после кончины Екатерины, к праху которой были свободно допущены люди всех сословий «для поклонения телу и прощания». В настоящем случае запрещено было останавливаться у тела Императора, но приказано лишь поклониться и тотчас уходить в сторону. Несомненно, что раскрашенное и намазанное лицо Императора с надвинутой на глаза шляпой (что тоже никогда не было в обычае) не скрылось от внимания толпы и настроило общественное мнение чрезвычайно враждебно по отношению к заговорщикам.

Желая расположить общественное мнение в свою пользу, Пален, Зубов и другие вожаки заговора решили устроить большой обед, в котором должны были принять участие несколько сот человек. Полковник N.N… один из моих товарищей по полку, зашел ко мне однажды утром, чтобы спросить, знаю ли я что-нибудь о предполагаемом обеде. Я отвечал, что ничего не знаю. «В таком случае, – сказал он, – я должен сообщить вам, что вы внесены в список приглашенных. Пойдете ли вы туда?».

Я отвечал, что, конечно, не пойду, ибо не намерен праздновать убийство. – «В таком случае, – отвечал N.N… – никто из наших также не пойдет». С этими словами он вышел из комнаты.

В тот же день граф Пален пригласил меня к себе и едва я вошел в комнату, он сказал мне:

– Почему вы отказываетесь принять участие в обеде?

– Parceque je n’ai rien de commun avec ces messieurs, — отвечал я[77]77
  «Потому что у меня нет ничего общего с этими господами».


[Закрыть].

Тогда Пален с особенным одушевлением, но без всякого гнева сказал: – «Вы не правы, Саблуков, дело уже сделано и и долг всякого доброго патриота – забыв все партийные раздоры, думать лишь о благе родины и соединиться вместе для служения отечеству. Вы так же хорошо, как и я, знаете, какие раздоры посеяло это событие: неужели же позволять им усиливаться? Мысль об обеде принадлежит мне и я надеюсь, что он успокоит многих и умиротворит умы. Но если вы теперь откажетесь прийти, остальные полковники вашего полка тоже не придут и обед этот произведет впечатление, прямо противоположное моим намерениям. Прошу вас поэтому принять приглашение и быть на обеде».

Я обещал Палену исполнить его желание.

Я явился на этот обед и другие полковники тоже, но мы сидели отдельно от других и, сказать правду, я заметил весьма мало единодушия, несмотря на то, что выпито было немало шампанского. Много сановных и высокопоставленных лиц, а также придворных особ посетили эту «оргию», ибо другого названия нельзя дать этому обеду. Перед тем, чтобы встать со стола, главнейшие из заговорщиков взяли скатерть за четыре угла, все блюда, бутылки и стаканы были брошены в средину и все это с большою торжественностью было выброшено через окно на улицу. После обеда произошло несколько резких объяснений и, между прочим, разговор между Уваровым и адмиралом Чичаговым, о котором я упомянул выше.

В течение некоторого времени все, по-видимому, было спокойно и ни о каких реформах или переменах не было слышно. Мы только заметили, что Пален и Платон Зубок особенно высоко подняли голову и даже поговаривали будто последний имел смелость высказать особенное внимание к молодой и прелестной Императрице. Император Александр и Великий Князь Константин Павлович ежедневно появлялись на параде, при чем первый казался более робким и сдержанным, чем обыкновенно, а второй, напротив, не испытывая более страха перед отцом, горячился и шумел более, чем прежде.

Несмотря на это, Константин, при всей своей вспыльчивости, не был лишен чувства горечи при мысли о катастрофе. Однажды утром, спустя несколько дней после ужасного события, мне пришлось быть у Его Высочества по делам службы. Он пригласил меня в кабинет и, заперев за собою дверь, сказал – «Ну, Саблуков, хорошая была каша в тот день»! – «Действительно, Ваше Высочество, хорошая каша, – ответил я, – и я очень счастлив, что я в ней был не при чем». – «Вот что, друг мой, – сказал торжественным тоном Великий Князь, – скажу тебе одно, что после того, что случилось, брат мой может царствовать, если это ему нравится; но если бы престол когда-нибудь должен был перейти ко мне, я, наверно, бы от него отказался».

Своим последующим поведением в 1825 году, во время вступления на престол Николая I, Константин Павлович доказал, что решение его не царствовать было твердо, и в то время я всегда говорил, что все убеждения, имеющие целью склонить его принять корону, не поведут ни к чему и что он ни за что не согласится царствовать, как он это высказал мне спустя несколько дней после смерти отца.

Публика, особенно же низшие классы и в числе их старообрядцы и раскольники, пользовались всяким случаем, чтобы выразить свое сочувствие удрученной горем вдовствующей Императрице. Раскольники были особенно признательны Императору Павлу, как своему благодетелю, даровавшему им право публично отправлять свое богослужение и разрешившему им иметь свои церкви и общины. Как выражение сочувствия, образа с соответствующими надписями из священного писания в большом количестве присылались Императрице Марии Феодоровне со всех концов России. Император Александр, постоянно навещавший свою удрученную горем мать по нескольку раз в день, проходя однажды утром через переднюю, увидел в этой комнате множество образов, поставленных в ряд. На вопрос Александра, что это за иконы и почему они тут расставлены, Императрица отвечала, что все это приношения, весьма для нее драгоценные, потому что они выражают сочувствие и участие народа к ее горю; при этом Ее Величество присовокупила, что она уже просила Александра Александровича (моего отца, в то время члена опекунского совета) взять их и поместить в церковь Воспитательного Дома. Это желание Императрицы и было немедленно исполнено моим отцом.

Однажды утром, во время обычного доклада Государю, Пален был чрезвычайно взволнован и с нескрываемым раздражением стал жаловаться Его Величеству, что Императрица-мать возбуждает народ против него и других участников заговора, выставляя напоказ в воспитательном Доме иконы с надписями вызывающего характера. Государь, желая узнать в чем дело, велел послать за моим отцом. Злополучные иконы были привезены во дворец и вызывающая надпись оказалась текстом из священного писания, взятым, насколько помню, из Книги Царств[78]78
  Вероятно место из IV-ой Книги Царств: «Когда Ииуй вошел в ворота, она сказала: мир-ли Замврию, убийце государя своего?» (Глава IX, 81).


[Закрыть].

Императрица-мать была крайне возмущена этим поступком Палена, позволившим себе обвинять мать в глазах сына, и заявила свое неудовольствие Александру. Император, с своей стороны, высказал это графу Палену в таком твердом и решительном тоне, что последний не знал, что отвечать от удивления.

На следующем параде Пален имел чрезвычайно недовольный вид и говорил в крайне резком, несдержанном тоне. Впоследствии даже рассказывали, что он делал довольно неосторожные намеки на свою власть и на возможность «возводить и низводить монархов с престола». Трудно допустить, чтобы такой человек, как Пален, мог высказать такую бестактную неосторожность; тем не менее, в тот же вечер об этом уже говорили в обществе.

Как бы то ни было, достоверно только то, что, когда на другой день, в обычный час, Пален приехал на парад в так называемом «vis-à-vis», запряженном шестеркой цугом, и собирался выходить из экипажа, к нему подошел флигель-адъютант Государя и, по Высочайшему повелению, предложил ему выехать из города и удалиться в свое курляндское имение.

Пален повиновался, не ответив ни единого слова.

В Высочайшем приказе было объявлено, что «генерал-от-кавалерии граф Пален увольняется от службы», и в тот же день вечером князю Зубову также предложено оставить Петербург и удалиться в свои поместья. Последний тоже беспрекословно повиновался.

Таким образом, в силу одного слова юного и робкого Монарха, сошли со сцены эти два человека, которые возвели его на престол, питая, по-видимому, надежду царствовать вместе с ним.

В управлении государством все шло по прежнему, с тою только разницею, что во всех случаях, когда могла быть применена политика Екатерины II, на нее ссылались, как на прецедент.

Весною того же года, вскоре после Пасхи, Императрица-мать выразила желание удалиться в свою летнюю резиденцию, Павловск, где было не так шумно и где она могла пользоваться покоем и уединением. Исполняя это желание, Император спросил Ее Величество, какой караул она желает иметь в Павловске?

Императрица отвечала – «Друг мой, я не выношу вида ни одного из полков, кроме Конной Гвардии». – «Какую же часть этого полка вы желали бы иметь при себе?» – «Только эскадрон Саблукова», – отвечала Императрица.

Я тотчас был командирован в Павловск и эскадрон мой, по особому повелению Государя, был снабжен новыми чепраками, патронташами и пистолетными кобурами с Андреевской звездою, имеющею, как известно, надпись с девизом «за Веру и Верность». Эта почетная награда, как справедливая дань безукоризненности нашего поведения во время заговора, была дана сначала моему эскадрону, а затем распространена на всю Конную Гвардию. Кавалергардский полк, принимавший столь деятельное участие в заговоре, был чрезвычайно обижен, что столь видное отличие дано было исключительно нашему полку. Генерал Уваров горько жаловался на это и тогда Государь, в видах примирения, велел дать ту же звезду всем кирасирам и штабу армии, что осталось и до настоящего времени[79]79
  В настоящее время звезда эта имеется на головных уборах всех полков гвардии.


[Закрыть].

Служба моя в Павловске при Ее Величестве продолжалась до отъезда всего Двора в Москву на коронацию Императора Александра. Каждую ночь я, подобно сторожу, обходил все ближайшие к дворцу сады и цветники, среди которых разбросаны были всевозможные памятники, воздвигнутые в память различных событий супружеской жизни покойного Императора. Здесь, подобно печальной тени, удрученная горем, Мария Феодоровна, одетая в глубокий траур, бродила по ночам среди мраморных памятников и плакучих ив, проливая слезы в течение долгих, без сонных ночей. Нервы ее были до того напряжены, что малейший шум пугал ее и обращал в бегство. Вот почему моя караульная служба в Павловске сделалась для меня священной обязанностью, которую я исполнял с удовольствием.

Императрица-мать не искала в забвении облегчения своего горя, напротив, она как бы находила утешение, выпивая до дна горькую чашу душевных мук. Самая кровать, на которой Павел испустил последнее дыхание, с одеялами и подушками, окрашенными его кровью, была привезена в Павловск и помещена за ширмами, рядом с опочивальнею Государыни и в течение всей своей жизни вдовствующая Императрица не переставала посещать эту комнату. Недавно мне передавали, что эту кровать, после смерти Государыни перевезли в Гатчину и поместили в маленькую комнату, в которой я так часто слышал молитвы Павла. Обе двери этой комнаты, говорят, были заколочены наглухо, равно как в Михайловском замке, двери, ведущие в кабинет Императора, где произошло убийство.

В заключение скажу, что Император Павел, несмотря на необычайное увлечение некоторыми женщинами, был всегда нежным и любящим мужем для Марии Феодоровны, от которой он имел 8 детей, из коих последними были Николай, родившийся в 1796 г. и Михаил в 1798 г.

Достойно внимания и то обстоятельство, что Екатерина Ивановна Нелидова, которою Павел так восторженно увлекался, сохранила дружбу и уважение Императрицы Марии Феодоровны до последних дней ее жизни. Не есть ли это лучшее доказательство того, что до того времени, когда Император Павел попал в сети Гагариной и ее клевретов, он, действительно, был нравственно чист в своем поведении?

Какой поучительный пример для Государей, указывающий на необходимость всегда остерегаться влияния льстивых царедворцев, единственною заботой которых всегда было и будет потворство Их слабостям ради личных целей.

Алфавитный указатель собственных имен к Запискам Н. А. Саблукова

А.

Александра Павловна, вел. княжна, супр. эрцгер. Иосифа, Палатина Венгерского.

Александр Павлович, вел. князь.

Александров, Пав. Конст., генерал.

Анна Феодоровна, вел, княг., первая супруга вел. кн. Конст. Павл.

Ангерштин, Юлия, в замужестве Саблукова.

Андреевский, корнет Конной гвардии.

Аракчеев, граф, Алексей Андр.

Аргамаков, адъютант, лейб-батальона Преобр. полка.

Аршеневский, сенатор.

Б.

Барятинский, кн. Феод. Серг.

Беклешов, ген.-прокурор.

Беннигсен, Л. Л., генер.-майор.

Безбородко, гр. ст.-секр.

Бибиков, полк. Измайл. полка.

Бип, форт.

В.

Валуева, фрейлина.

Васильчикова, г-жа.

Васильчиков, команд. Конной гвардии.

Волков, капит. Сем. полка.

Воронцова, граф. Елиз. Ром.

Воронцов, гр., пос. в Лондоне.

Г.

Гагарина, кн. А. П., рожден. Лопухина.

Гагарин, кн., ген.-адъют. императора Павла.

Гарновский, домовладелец.

Генрих IV, король.

Голицын, кн., командир Конной гвардии.

Горголи, майор.

Герман, генерал.

Д.

Демидов П. А.

Демидов, офицер Конной гвардии.

Депрерадович, командир Семенов, полка.

Дональдсон.

Донауров, генерал.

Е.

Екатерина II.

Елисавета Алексеевна, вел. княгиня.

Ж.

Жеребцова, О. А., рожд. Зубова.

3.

Загряжская, Н. К. рожд. гр. Разумовская.

Залувецкие (братья), подполковники Донск. войска.

Зубовы:

– Князь П. А.

– Граф Н. А.

И.

Иванов, Григорий, Конногвардеец.

Иван, о. – полковой свящ. Конной гвардии.

Иоркский, герцог.

Иосиф, эрц-герцог, Палатин Венгерский.

К.

Кавалергарды.

Канциани, балетмейстер.

Камер-гусары.

Кожин, ген.-майор, командир Конной гвардии.

Кологривов, генер., командир Гусарского полка.

Константин Павлович, цесаревич.

Корсаков (Римский), генерал.

Кутлубицкий, полковник Конной артиллерии.

Кочубей, граф.

Кутайсовы:

– граф, И. П.

– граф А. И. генерал-майор.

– гр. П. И., сенатор.

Кушелев, адмирал.

Кутузов, ген.-майор.

Л.

Лаврова.

Лавров, генерал.

Ламб, презид. Воен. Коллегии.

Ланской, Степ. Серг.

Лантини, танцовщица.

Левек, франц. историк.

Лжедмитрий.

Ливен, баронесса, впослед. графиня и Светлейшая Княгиня.

Ливен, гр., Карл, чл. Госуд. Сов.

Лисаневич, Дм. Тих., Петерб. обер-полицмейстер в 1801 г.

Литта, гр., адмирал.

Лопухина, Анна Петр.

Лопухин, светл. кн., ген.-прокур.

М.

Мария Феодоровна, императрица, супруга Павла I.

Марин, подпоруч. Преобр. полка.

Михаил Павлович, вел. князь.

Муравьев, декабрист.

Муханов, Александр, офиц. Кон. гв.

Н.

Наполеон I, имп.

Нелидова, Екат. Ив., фрейлина.

Нелидов, генерал-адъютант.

Николай I, император.

Николаи, барон, воспитатель Павла Петровича.

О.

Орлов-Чесменский, граф. Алексей Григ.

П.

Павловск, город.

Панин, граф, Н. И.

Пален, графиня.

Пален, гр., П., Спб. Военный Губернатор.

Пассек.

Петр Великий.

Петр III, Феодорович.

Помпон, лошадь имп. Павла.

Протасов, А. Я.

Р.

Растопчин, гр., Фед. Вас.

Ренне, г-жа, фон.

Рибас, адмирал.

Рутковский, камердинер цесаревича Конст. Павл.

С.

Саблуковы:

– Екатер. Андр., рожд. Волкова.

– Наталия Александровна.

Саблуков, А. А., тайн. сов., вице-презид. Мануф Коллегии.

Салтыков, гр., фельдм.

Самойлов, гр., ген-прок.

Сакен, К. И.

Сибирский, князь.

Скарятин, офиц. Изм. полка.

Степан, слуга Н. А. Саблукова.

Суворов, А. В., фельдм., кн. Италийский.

Сюлли.

Т.

Талызин, С. А., ком. Преображен. полка.

Тормасов, А. П., команд. Конной гвардии.

Тончи, живописец.

Х.

Хитров, Алексей, офицер Конной гвардии.

У.

Уваров, Фед. Петр., первый команд. Кавалерг. полка.

Уитворд, лорд, англ. Посол в Петербурге.

Ушаков, адъютант Конной гвардии в 1801 г.

Ушаковы, братья (генералы).

Ч.

Чарторыйские:

– кн. Адам.

– кн. Конст.

Чичагов, П. В., флота-капитан.

Ш.

Шевалье, франц. актриса.

Ф.

Филатьев, корнет Конной гвардии,

Фридрих II, кор. Прусский.

Ю

Юсупов, кн., презид. Мануфактур-Коллегии, 34, 39.