Текст книги "Сладкий грех"

Автор книги: Никола Корник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Да, она хочет быть богатой. Она хочет, чтобы брат улыбнулся ей с любовью и одобрением.

Лотта вдохнула глубже, ей вдруг не хватило воздуха.

– Хорошо, – сказала она. – Я буду шпионить для тебя.

Глава 8

На главной торговой площади в Вонтедже в полдень происходило настоящее столпотворение. Все собравшиеся с большим нетерпением ожидали прибытие кареты из Оксфорда. Эван был удовлетворен. Ему пришлось потрудиться, старательно распространяя слухи о приезде Лотты. Он бы очень разочаровался, не увидев этих людей здесь. Появление женщины со столь скандальной репутацией, как у Лотты Пализер, ее положение официальной любовницы, райской птички среди скучных серых воробьев маленького городка – все это точно произведет фурор. Эван Райдер так сильно этого хотел.

Правительственный агент по делам пленных мистер Дастер вызвал к себе Эвана, как только до него дошли слухи о скором прибытии Лотты. Это был занудный, маленького роста человек, чрезвычайно аккуратный как в жизни, так и в делах, придерживающийся всевозможных предписаний. В данный момент он усердно изучал правила перевозки и содержания для военнопленных. Появление Райдера помешало столь увлекательному занятию. Дастер с видимым раздражением захлопнул книгу, лежащую на его столе.

– Вы поступили не по правилам, Сен-Северин, – произнес он, жестом указывая на стул. Приказав слуге принести красного вина, он продолжил: – В инструкциях нет никаких ссылок на то, входит ли содержание любовницы в перечень разрешенных привилегий пленным на поселении. Думается, это большое упущение со стороны департамента не разъяснить столь возможный вариант.

– Разумеется, отсутствие в законе запрещения на содержание любовницы говорит в пользу разрешения?

Дастер быстро взглянул на Райдера, словно заподозрив его в насмешке.

– Но у меня нет полной уверенности, – ответил он. – Соответственно, я не могу взять всю ответственность на себя. Поэтому я обратился в департамент за соответствующими разъяснениями.

– Это так естественно, – согласился Эван с полупоклоном. – Благодарю вас.

– Но, ради всего святого, почему вам пришло в голову привезти в наш тихий Вонтедж подобную даму? Меня очень смущает этот вопрос, – продолжал Дастер.

Эван с легкой элегантной небрежностью повел плечом – привычка, которую он приобрел за долгие годы жизни во Франции.

– Что можно на это ответить, мистер Дастер? Мне просто надоела скука жизни пленника. Ваш городок очарователен, но в нем нечем заняться и сделать жизнь более увлекательной.

– Не понимаю, почему бы вам не проводить время так, как это принято среди прочих офицеров, – сказал Дастер, дотрагиваясь до вспотевшего лба. – Ведь можно, скажем, заняться музыкой или фехтованием? Прекрасное занятие для джентльмена.

– Завести любовницу – тоже вполне достойное занятие для джентльмена, – сухо заметил Эван. – Прошу меня извинить, но не имею в душе склонности ни к театру, ни к бильярду, столь любимым в офицерской среде. А мое искусство фехтования и без того на должной высоте. Вынужден признать, что любовные упражнения мне намного милее.

Дастер краснел и бурчал что-то себе под нос, как рассерженный индюк, но не стал запрещать приезд Лотты. Теперь, когда карета из Оксфорда уже въезжала на площадь, Эван подумал о том, каким идиотом он будет выглядеть, если Лотте вздумается провести его и сбежать с его же деньгами. Кривая усмешка исказила его лицо. Ну не дурак ли он, оставив Лотту наедине с таким соблазном – несколько сотен гиней.

Жак Ле Прево настаивал на том, чтобы сопровождать его до площади встречать карету.

– Я же вам друг, Сен-Северин, – сказал он, хлопнув Эвана по плечу. – Если мадам надует вас с приездом, я отведу вас в таверну, залить печаль, а если ее прибытие вызовет негодование у местного населения, – продолжил он, очень по-французски пожав плечами, – я выступлю в качестве секунданта, когда вас вызовут на дуэль за оскорбление общественного мнения.

– Как это любезно с вашей стороны, Жак, – усмехнулся Райдер. – Весьма признателен.

Пассажиры, занимавшие места на верху кареты, уже спускались, но Лотты среди них не было. Естественно было ожидать, что она займет место внутри, чтобы меньше зевак видело, как она путешествует в наемной карете, а не в собственном экипаже. Эван мог себе представить, насколько унизительным ей это покажется. Трястись наверху – нет, Лотта не могла себе этого позволить.

Один за другим пассажиры спускались по ступенькам: священник с Библией и таким кислым выражением лица, словно под нос ему сунули кусок вонючего стилтонского сыра, супружеская пара с маленьким ребенком, старающаяся скрыть нищету, непонятного возраста дама с маленькой сумочкой, похожая на компаньонку. Только потом появилась шляпка, рука, затянутая в замшевую перчатку, позолоченная клетка с непоющей канарейкой. Эван перевел дыхание, хотя до этой минуты не замечал, что затаил его.

– Свершилось! – пробормотал Жак.

К своему первому выходу Лотта подготовилась так, как ее просил Эван.

Показавшись из кареты, она приостановилась на верхней ступеньке, оглядываясь кругом с нескрываемым интересом. На ней была совершенно очаровательная шляпка с большими полями, завязанная под подбородком атласными розовыми лентами. Платье из белого муслина демонстрировало модный в этом сезоне фасон, известный в Лондоне под названием «обнаженный» стиль. Декольте опускалось так низко, что позволяло максимально открыть соблазнительную атласную кожу. Платье было подхвачено высоко под самой грудью, что выгодно подчеркивало ее формы. Светлое и почти прозрачное, оно прекрасно гармонировало с наброшенным сверху жакетом. Его покрой повторял прекрасные очертания фигуры владелицы. Какие чувства подобный наряд вызовет у добропорядочных жителей Вонтеджа, Эван мог только предполагать. Ему выбор понравился. С момента, когда они занимались любовью последний раз, прошло три дня, показавшиеся ему пустыми и тусклыми.

– Мадам, не могли бы вы немного поторопиться, – обратился к Лотте усталый возница. – Мы должны придерживаться расписания.

– Эван, дорогой! – Лотта бросилась в его объятия вместе с канарейкой и приникла к его губам таким поцелуем, который стоило бы оставить для более интимной обстановки. Объятия были крепкими и долгими ровно настолько, чтобы врезаться в память загипнотизированных жителей Вонтеджа. Лотта воскресила в душе Эвана знакомый вкус сладостного и искушающего соблазна, который заставлял его терять голову, унося в водоворот жгучих воспоминаний о ночи в отеле «Лиммерз». Желание вновь охватило Эвана.

Потом она опустила руки, отступив на шаг. Эван увидел смех в ее глазах, значит, поцелуй не значил абсолютно ничего, кроме желания отыграть свою часть роли. Ему внезапно показалось, будто земля уходит из-под ног. Всего минуту назад Эван с наивностью глупца полагал, что можно восстановить возникшие между ними в те лондонские ночи ростки настоящего чувства и сладость близости. Но разве не он уходил, ругаясь вполголоса и пытаясь убедить себя в иллюзорности чувств? Разве не он желал завести утонченную любовницу, которая при этом не нарушала бы его душевного покоя? Почему же теперь он чувствовал смятение, не понимая его причин. Он злился на Лотту за этот спектакль и на себя – за то, что ему хотелось, чтобы все было правдой.

Тем временем все собравшиеся наблюдали и перешептывались. Прибывшие вместе с Лоттой пассажиры уже разобрали свой багаж и быстро покинули площадь, будто опасаясь подобной безнравственности на улицах родного города, грозившей оказаться заразной. Почтенные домохозяйки с базарными корзинками не могли скрыть блеск похотливого любопытства, мерцающий в глазах. Многие из них пришли специально для того, чтобы увидеть нечто шокирующее и оскорбляющее общественные вкусы, и их ожидания оправдались.

– Я так виновата перед вами, дорогой, – сказала Лотта, отстранившись от него. В ее карих глазах все еще мерцали блудливые огоньки. – У моей шляпки такие широкие поля, что пришлось купить два места в карете. Теперь вам придется заплатить еще за одного пассажира.

– Жак, не будете ли вы так любезны, – произнес Эван, приходя в себя. – Боюсь, что у меня при себе нет денег.

– Просто восхитительно, – тихо и иронично произнес Жак Ле Прево. Он поклонился Лотте: – Мадам, какое удовольствие видеть вас снова!

– Благодарю вас, месье, – ответила Лотта, с очаровательной кокетливостью улыбнувшись Ле Прево.

На Эвана волной накатило чувство собственника, неожиданное, ненужное, совершенно не подходящее случаю. Эту женщину он купил за несколько сотен золотых гиней, и, несомненно, она продастся, если ей дадут на несколько монет больше. Тем не менее желание сжало его тисками. Неплохо бы напомнить ей, кто оплачивает счета. Удивительное напряжение, охватившее его, достигло предела.

– У меня с собой дорожная сумка, – сообщила Лотта, просовывая руку под локоть Эвана и взмахнув ресницами. – Даже несколько.

– Вот уж в этом я был вполне уверен, – немного жестко ответил Эван, пытаясь угадать, осталось ли что-нибудь от тех денег, которые он ей дал.

– Боюсь, что я превысила оставленную вами сумму, Эван, дорогой, – продолжила Лотта, словно прочитав его мысли. – Скоро придут счета из Лондона. – Она беззаботно улыбнулась. – Я предупреждаю вас.

– У вас еще будет прекрасная возможность отработать эти деньги, – еще более жестко заметил Эван. Он жестом подозвал слугу из постоялого двора «Медведь», который слонялся неподалеку в надежде немного подзаработать. – Найдите повозку и отвезите все эти вещи в Монастырский приют, – приказал он. – Хотелось бы надеяться, что одной повозки окажется достаточно.

В это время Лотта оглядывала рыночную площадь с определенной долей неприязни.

– Какой-то утиный пруд! Какая прелесть! – сказала она, театрально вздохнув. – Я помню, что вы отзывались о Вонтедже как о патриархальном тихом местечке, дорогой Эван, – произнесла Лотта так, чтобы ее могли слышать все, кто находился по соседству. – Но не до такой же степени провинциальном! Здесь можно умереть со скуки!

– Я постараюсь, чтобы вы были все время заняты, – вкрадчиво заметил Эван. – Постарайтесь проявить большую снисходительность. В конце концов, нам придется здесь жить, – добавил он, понизив голос.

– А вот это очень жаль, – заявила Лотта. – Не могли бы вы обратиться к властям, чтобы вас перевели в более подходящее место? Здесь есть какие-нибудь магазины? – не дожидаясь ответа, продолжала Лотта. – Просто не понимаю, как можно жить без магазинов!

Ну вот! Эвану хотелось получить лондонскую штучку, легкомысленного светского мотылька, женщину, которая существует для развлечения и требует, чтобы ее постоянно развлекали, и он достиг своей цели. Вряд ли стоит теперь жаловаться, ведь Лотта всего лишь вернула себе былую самоуверенность, а Эван получил то, чего он хотел.

– Возможно, вы заинтересуетесь историей, – предположил он. – Вонтедж – старинный город, место рождения короля Альфреда Великого.

Лотта демонстративно зевнула.

– Вы же знаете, дорогой, что к книгам я не очень… История? Лекарство от бессонницы, не более. Не могли бы мы пройтись пешком до моего нового дома?

– Разумеется, здесь ведь нет наемных экипажей, – заметил Эван.

– Мне придется купить еще пару туфель при первой же возможности, – горестно сказала Лотта. – Я разобью свои любимые новые туфельки на этих грязных улицах.

– Думаю, у вас в дорожной сумке достаточно туфель, чтобы открыть собственный магазин, – сказал Эван.

– Всего семь пар, дорогой. – Лотта произнесла это, сопроводив небрежным жестом. – По одной паре на каждый день недели.

От рынка по маленькому мощеному переулку они прошли до площади, с которой открывался вид на высокие шпили приходской церкви.

– Какое тяжелое впечатление, – содрогнулась Лотта. – Это как укор мне.

– Придется привыкать, – сказал Эван. Он жестом указал на хорошенький кирпичный домик, стоящий чуть поодаль от дороги к северу от церкви. – Это и есть Монастырский приют, который я арендовал для вас.

У дома Эван расплатился с носильщиком, совсем выбившимся из сил, пока он толкал тяжелую тележку, нагруженную дорожными сумками, которая часто застревала в узких переулках, а потом, толкнув, открыл перед ними дверь. Толпа, следовавшая за ними от самой рыночной площади, осталась на тротуаре снаружи, продолжая шуметь и переговариваться.

– Хотелось бы верить, что Вонтедж не видел прежде ничего подобного, – произнес Эван, вводя Лотту в дом.

– Ведь к этому вы и стремились, не правда ли? – спросила Лотта с легким пренебрежением в голосе. – Я еще только начинаю проявлять свою скандальность. А домик очень хорошенький, но Монастырская улица рядом с церковью – не слишком ли? Вы не могли придумать ничего более неуместного, дорогой?

– Уверяю вас, это еще далеко не предел моих возможностей, – рассмеялся Эван.

Он расстегнул пуговицы ее жакета и помог его снять. Платье Лотты на него тоже произвело впечатление: абсолютно белое, как наряд невинной девушки, впервые появившейся в свете, но с таким низким вырезом, что ее пышная грудь буквально переливалась через его края. Она выглядела как падший ангел. Взглянув на нее, никто бы не удержался от вожделения, а Эван даже и не пытался сдерживать свои чувства.

– Повернитесь, – скомандовал он отрывисто.

Он увидел, как глаза Лотты широко открылись.

– Эван, дорогой, я ведь только что приехала и хотела бы выпить чашку чаю, а не…

– Немедленно повернитесь, – повторил Эван. Ему была хорошо видна толпа, стоявшая на тротуаре, заглядывающая в окна, перешептывающаяся и любопытствующая, ожидающая столь же яркого зрелища, как при прибытии королевских особ. Не важно, что данному визиту очень не хватало королевской респектабельности.

Взгляд Лотты остановился на его лице. Эвану показалось, что она начнет спорить, но она медленно повернулась, оказавшись лицом к окну. Эван прижался к ней сзади, приподнял ее волосы, оголив шею, и опустил их вперед так, что они шелковистыми струями растеклись по плечам и груди. Обхватив ее под грудью, Эван стал целовать нежную шею и изгиб у плеча. Теплая и мягкая, она под его губами пахла солнцем и розами, пробуждая безудержное желание.

Эван чувствовал, насколько она напряжена.

– Расслабьтесь, – прошептал он.

– Еще в Лондоне я вам сказала, что не привыкла к зрителям, – недовольно пробормотала Лотта. – Это отвлекает меня. Толпа зевак всего в трех футах от дома, нас от них отделяют лишь оконные рамы. Я здесь всего пять минут, а вы уже выставляете меня как проститутку.

– Вы сами уже это сделали на рыночной площади, – ответил ей Эван. – Кроме того, вы здесь как раз для этого. Вы – моя любовница. Хотелось бы, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, что вы в восторге от этого, – приникнув к ее шее, пробормотал он. – Вы ведь уже приступили к роли скандальной куртизанки? Пора оправдывать свою репутацию.

Он снова ощутил напряжение, свидетельствовавшее о крайнем смущении, и поразился, когда вместо отказа Лотта закрыла глаза и покорно опустила голову. Эван осторожно оголил ее плечо и прильнул губами к матово светящейся коже. И без того низкий вырез платья, лишившись поддержки, сполз еще ниже, почти полностью обнажив пышную грудь. Лотта не делала попыток поправить его, несмотря на многочисленных зрителей, следивших с улицы за сценой, которая разворачивалась в доме.

Эван и сам не знал, насколько далеко может зайти, но лихорадочный жар в крови требовал выхода. С того самого момента, как Лотта показалась из кареты, запутанные и противоречивые эмоции захлестнули его. Ему было необходимо, чтобы она действовала как бесстыдная кокотка. Но все внутри страстно желало вновь испытать ту сладкую, доверительную близость, которой наслаждался прежде.

Его рука соскользнула ниже и охватила округлость груди.

– Эван! – мольбой прозвучал ее голос. – Окно…

– Какие нежности! – усмехнулся он. Потянувшись вперед через ее голову, задернул шторы и мягко подтолкнул ее вниз, так что Лотте пришлось ладонями упереться в крышку рояля, который стоял прямо перед ней. Эван снова потянул вниз вырез платья, ее грудь упруго высвободилась, полная и округлая, и мягко легла в его ладони. Он нежно сжал, провел вверх до сосков пальцами и, захватив их, слегка потянул, заставив тело Лотты трепетать.

Одновременно вожделение жалом вонзилось в его плоть, пришпоривая и воспламеняя. Его руки сами потянулись к ее юбкам, которые тут же оказались у самой талии. Расстегнув панталоны дрожащими от лихорадочного нетерпения пальцами, которые отказывались слушаться, Эван первым же движением вошел в нее.

Дальнейшее очень походило на жаркий, не поддающийся рассуждениям, безумный порыв. Она сжимала бедра плотнее, предугадывая его движения, из его груди вырывался невольный стон наслаждения. Охватив ее бедра, он погружался в нее снова с тем нестерпимым наслаждением, которое все ближе и ближе продвигает к безумному блаженству. Рояль потрескивал и покачивался в такт каждому движению, грудь Лотты вздрагивала, возбуждая и подхлестывая и без того безумную страсть. Эван почувствовал, что летит и внутри его все взрывается, унося разум и вырывая из груди громкий крик.

А потом все кончилось. Наслаждение отступило, как прилив, и оставило лишь невероятное сожаление, почти шок от того, как он все это сделал и почему обошелся с ней так грубо. Он освободился от желания, но осталась та холодная боль, которую Эван ощущал глубже, чем физическую. Он поправил одежду, отстраненно подумав о том, что руки все еще немного подрагивают.

Лотта тоже приводила себя в порядок, подтягивая лиф и расправляя юбки с неподражаемым спокойствием, словно для нее подобные выходки были обычным делом. Когда она повернулась к Эвану, бесстрастная маска опытной куртизанки застыла на ее лице. Она вежливо улыбнулась ему как чужому.

– Я надеюсь, вы получили удовольствие, милорд? – осведомилась она лишенным выражения голосом.

– Я… – начал было Эван, но от растерянности не смог найти нужных слов.

Да, ему удалось добиться желаемого. Уже сейчас крылатая молва разносит во все концы города слухи о возмутительном поведении и полном бесстыдстве его и его любовницы. Каждый волен был дорисовать в своем воображении картину происходящего позже за опущенными шторами. Завтра все без исключения будут говорить только об этом. Ему удалось вызвать настоящую бурю сплетен, причем Лотта сыграла свою роль в точности так, как ему хотелось. Более того, произошло физическое совокупление, практически лишенное эмоций, – это как раз то, над чем он размышлял со времени их первой встречи. Его охватило влечение, а Лотта повела себя услужливо, как и полагается идеальной любовнице, удовлетворив физические потребности и оставив в покое его душу.

Почему же он чувствует себя обманутым? Почему хочет сжать ее в объятиях и целовать до тех пор, пока она не расслабится, доверившись ему, не разделит с ним страсть и желание. Как получилось, что теперь, когда все идет в соответствии с его желаниями, ему хочется вернуть прежнюю Лотту? Несмотря на полное удовлетворение, в душе осталось изнеможение, непонятное и пустое. Его ограбили, отдав при этом все!

– Я ухожу, – отрывисто произнес Эван.

Он заметил легкую тень озабоченности, которая несколько исказила выражение полной бесстрастности на ее лице.

– Вы вернетесь позже? – изысканно вежливо осведомилась Лотта.

В ее вопросе не было ничего намекающего на просьбу или желание побыть в его компании.

– Я не знаю, – буркнул он, сознавая свою грубость.

Она не упрекнула, поскольку безупречная любовница ни за что не станет осуждать мужчину.

– У меня есть апартаменты в гостинице на Рыночной площади, – добавил он. – Сегодня вечером я буду обедать там.

Он бросил на стол деньги. Монеты покатились, глухо звякнув.

– Это мне за услуги? – ровным голосом произнесла Лотта. – Ну что же, спасибо. К тому же мне не пришлось слишком утруждать себя.

– Это вам на расходы, – отрезал Эван. – Я нанял для вас горничную. Можете послать ее за едой.

– Мне приходилось и прежде вести дом. Думаю, я с этим справлюсь, – ответила Лотта.

В ее голосе снова зазвучали унылые нотки. Значит, не такая уж безупречная любовница. Эван остался доволен этим проблеском чувства. Ему совсем не нравились скрытные и услужливые женщины. Отнюдь! Разум подсказывал, что Лотта, эмоциональная и уязвимая, готовая спорить и упрямиться, сладко и искренне отвечающая на его порывы, именно та женщина, которая ему нужна. Однако интуиция подсказывала, что такая Лотта может стать опасной. Хотя Эван не смог бы объяснить почему. Он лишь понимал, насколько разумнее было бы пользоваться ее телом, находя удовлетворение в физической близости, и не более того.

Лотта все еще смотрела на него потемневшими, ничего не выражающими глазами. На прощание Эван кивнул и вышел, с особой осторожностью закрыв за собой дверь, будто боялся, что ощущение совершенной жестокости может усилиться, если он сделает это резко. Глоток бренди оказался бы весьма кстати. Хороший французский бренди – добрый товарищ в решении большинства проблем. По крайней мере, можно надеяться приглушить уколы совести, пока нет возможности полностью избавиться от них. К сожалению, бренди, что подавали в гостинице Вонтеджа, совершенно омерзителен, а цены взвинчены в несколько раз. Очередное предательство по отношению к стране, которую Эван считал родиной. И все же он напьется. Возможно, тогда в его уме возникнет какая-то определенность в отношении того, чего он хочет от Лотты. Отчего простая и приятная связь, задуманная для прикрытия тайных действий, на деле оказалась чертовски запутанной проблемой.

Лотта дождалась, пока его шаги затихли в отдалении, и, отдернув шторы, позволила солнечному свету ворваться в гостиную. Улица уже опустела. Толпа разошлась, без сомнения разнося по округе слухи о ее вопиющем бесстыдстве и полной аморальности. Должно быть, Эван вполне доволен. Она повела себя так, как он хотел, беззастенчиво выставила себя напоказ, как последняя шлюха, вызвала своим поведением тот скандал, на который так рассчитывал Эван. И всего-то за полчаса!

Лотта вышла в коридор и дальше через кухню в маленький садик за домом. Деревья давали приятную тень и прохладу. Солнечные лучи бликами пробивались сквозь листву старых яблонь. Разросшиеся розовые кусты, плотно покрытые бледно-розовыми соцветиями, переплелись с жимолостью. Ветви цеплялись и карабкались вверх по каменной кладке кое-где разрушившейся от времени стены. Божественно пахло цветами и высушенной солнцем травой. Но Лотта не могла наслаждаться этим великолепием, чувствуя, как оцепенела ее душа.

В дальнем конце сада она нашла колодец, повернула во́рот и услышала глубоко внизу всплеск упавшего ведра. Цепи мягко скользили и поскрипывали по мере того, как ведро поднималось наверх, переплескивая воду через края. Лотта опустилась на колени, поставив ведро на траву. Плеснув в лицо колодезной воды, чуть не задохнулась от холода, но почувствовала такое облегчение, что не раздумывая вылила всю остальную воду на свою разгоряченную голову. Потом наполнила ведро и повторила все снова. Белое кисейное платье облепило тело и стало похоже на бесформенный мягкий лоскут ткани. Волосы обвисли и слиплись, как крысиные хвосты. Солнце уже не казалось жарким. Ее колотила дрожь.

Живительный холод чистой воды смыл ту странную апатию, которая охватила Лотту сразу после ухода Эвана. Она снова ощущала себя свежей и бодрой, но чувства ожили тоже. Ее душа ныла и страдала, как бывает с израненным телом. Она не желала, чтобы ее брали как проститутку. И все же Эван воспользовался ею и грубо отшвырнул. Теперь она совершенно не понимала, с какой стати ей почудилось, что между ними возможно повторение того иллюзорного слияния чувства и страсти, которое обещал им Лондон. Лотта твердила себе, что их отношения – всего лишь договор, соглашение. Ей стало казаться, что Эван холоден и отстранен. Значит, надо вести себя так же. А сердце просило иного. Лотта мечтала, как, уютно свернувшись калачиком у него под боком, станет болтать о разной чепухе и почувствует – нет, пусть не любовь! – хотя бы ласку и понимание. Хотелось большего внимания. Может быть, вместе пообедать или прогуляться по улочкам этого богом забытого городка или еще как-ни будь развлечься. Ведь развлекаются же люди даже в этой глуши?

Лотта поняла, до чего наивна. Сегодня, грубо овладев ею, Эван показал, на что она может рассчитывать и что требуется от нее.

Очнувшись от прохладного летнего ветерка, она поспешила по высокой траве назад, думая уже о том, что дом и сад совсем неплохи. Особенно дом – достаточно светлый, хорошо расположенный и удобно обставленный. Можно считать, ей повезло. Пусть ее окружает не то, к чему она привыкла, но не стоит вести себя как робкое безвольное создание. По правде сказать, то, чего от нее хочет Эван, не слишком отличается от требований Грегори. Конечно, за исключением секса, которым он занимался не с ней.

Во всем остальном – являться по первому зову, поступать в соответствии с его требованиями, быть украшением и добычей, уходить, когда прикажут, – все очень похоже на ее замужество! Ирония судьбы! Зато к этому у нее выработана привычка, избавляющая от лишних обид.

В доме было тихо. Проходя через кухню, Лотта помедлила, наблюдая за игрой солнечных зайчиков на стене. Чашка свежего ароматного чая была бы сейчас очень кстати. Или даже несколько чашек. И блюдо сдобных булочек тоже не помешало бы. Испытанное средство от ударов и ссадин, которыми награждает жизнь! Но есть одна проблема – Лотта даже не представляла, как заварить чай. Ей никогда прежде не приходилось делать это самой. Единственное, чему она обучена, – изредка одеваться без посторонней помощи. Всегда под рукой была прислуга. Пустая кухня казалась Лотте чем-то вроде неизведанной страны – огонь в очаге не горит, утварь, развешанная по стенам, напоминала странные инструменты таинственного предназначения, о котором Лотта даже не догадывалась. Она видела большой кухонный чайник, но разве могла сама принести воду из колодца?

Повздыхав, Лотта пошла в холл, выбрав одну из дорожных сумок. Не стоило больше надевать то, что сразу наводило на мысль о продажности. Лотта подобрала дорожный костюм в соответствии с указаниями Эвана, и он уже сослужил свою службу.

Поднимаясь со своей ношей по узким ступенькам в верхние комнаты, она недоумевала, хватит ли у нее сил перенести весь багаж наверх. Но тут в дверь осторожно постучали, показалось с любопытством осматривающееся лицо, а потом и сама девушка в платье горничной. Войдя в холл, она присела в неуклюжем реверансе:

– Добрый день, миледи.

– Боже, наконец-то! Должно быть, вы та самая горничная, которую нанял лорд Сен-Северин, – со вздохом облегчения сказала Лотта.

Она стояла выпрямившись, а девушка смотрела на свою хозяйку с тем болезненным любопытством, которого стоило ожидать, учитывая скандальность ее репутации. Лотте было бы интересно узнать, что думает о ней эта девушка и как Эвану удалось хоть кого-то в этом городишке убедить пойти к ней в горничные. Бедное создание! Она такая худенькая и совсем еще ребенок. Соломенные волосы, туго стянутые на затылке, только подчеркивали худобу ее личика. Большие серые глаза зачарованно следили за каждым движением Лотты.

– У вас в волосах какая-то трава, миледи, – набравшись храбрости, выпалила девушка.

– Мадам подошло бы лучше, – произнесла Лотта и, подняв руки, принялась выбирать траву из волос. – Какая я леди! А как тебя зовут?

– Марджери, мадам, – ответила ей девушка, приседая вновь. – У меня есть все рекомендации от агентства по найму, – добавила она.

– Удивительно, – недоумевала Лотта. – Мне казалось, что не найдется никого заслуживающего доверия, кто согласился бы вести хозяйство в доме с подобной репутацией.

– Что вы, мадам! – воскликнула Марджери. – В городе полно людей, которым нужна работа. Кожевенные заводы закрываются. Оба моих брата потеряли работу, так что мне приходится соглашаться на все.

– Теперь понятно, – вздохнула Лотта. – Завари для меня чаю, пожалуйста. Затем отправляйся в город за продуктами.

– Слушаюсь, мадам, – с некоторым смущением сказала девушка. – Но владельцы лавок говорят, что не станут отпускать вам продукты.

– Потому что я бесстыдная потаскуха, – закончила за нее Лотта, упершись руками в бока.

– Что вы, мадам, – смутилась Марджери. – Да, мадам, но в основном из-за того, что вы живете с врагом, – произнесла она, оглядываясь через плечо так, будто вся наполеоновская армия стояла у нее за спиной.

– Врага? – поразилась Лотта. – А если бы я была любовницей какого-нибудь английского офицера, то все можно было бы оправдать?

– Да, мадам, – ответила Марджери, поняв ее вопрос слишком буквально. – Многим это пришлось бы больше по вкусу.

– Какое им всем до этого дело? – вздохнув, спросила Лотта скорее себя, чем горничную. – И вообще, лорд Сен-Северин ирландец, а не француз. Я знаю, что некоторые из его товарищей, находящихся в плену, – американцы! Жители Вонтеджа проявляют такое же пристрастие к иностранцам?

– О да, мадам, – с готовностью закивала Марджери. – У нас тут плохое отношение к любому, кто стал на сторону противника.

Лотта снова вздохнула, открыла одну из сумок и достала платье светло-зеленого цвета в белый горошек. Оно было очень модного в этом сезоне фасона, но, несомненно, гораздо более сдержанное, чем платье из белого муслина, приготовленное специально по случаю прибытия в город.

– Какое прелестное платье, мадам, – засмотревшись, прошептала Марджери. – Ни у кого в округе нет такого платья.

– Все наряды из Лондона, – сказала Лотта. – А где дамы вашего города покупают туалеты?

– Они шьют их сами, мадам, – ответила Марджери.

– Бог мой! Сами шьют одежду? Но из чего же? – Лотта даже присела от неожиданности на ступеньку лестницы.

– Мистер Меттинли поставляет ткани, мадам, – терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила Марджери. – У него все ткани отличного качества – и атлас, и муслин, и бархат. А миссис Гилмор, что на Рыночной площади, торгует шелковыми лентами и шляпками из батиста. Очень даже хорошенькими, – тараторила она, не отрывая взгляда от нежно-зеленого платья. – Но конечно, никакого сравнения с вашим платьем. Все дамы будут теперь завидовать вам еще больше, мадам.

– Еще больше завидовать? – переспросила Лотта, удивленно подняв брови. – Не понимаю, как можно завидовать женщине в моем положении.

– Да, мадам, но мисс Гудлейк с Летком-Регинс – дочь нашего мирового судьи, мадам, – так хотела выйти замуж за лорда Сен-Северина еще до вашего приезда. И вдруг оказалось, что у него есть любовница.

– Но ведь это никак не может сорвать ее планы, – удивилась Лотта. – Разве может любовница помешать женитьбе. На самом деле так даже лучше, ведь не всякой женщине под силу выносить все капризы своего мужа.