Текст книги "Завещание Петра"

Автор книги: Никита Велиханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

–Ты просто самый ленивый. Ренат, как ты думаешь – я у Ильи не спрашиваю, ему противна сама мысль – какой муж должен быть у красивой, но не очень умной женщины? Ну вот такой, как наша Аня? Ты согласен, что это должен быть человек в первую очередь мужественный, крутой?

– Согласен, —махнул рукой Ахмеров.

–А у женщины наоборот, не очень красивой, но очень умной, представь себе такую, какой должен быть муж? Это должен быть в первую очередь мужчина добрый, правильно?

– Правильно.

– А вот скажи, какой муж нужен одновременно умной и красивой женщине?

– Я, – не задумываясь, сказал прапорщик.

Большаков захохотал и захлопал в ладоши с криком:

«Браво, Ренат!» —а Ларькин, улыбнувшись, сказал;

– Вообще-то, я хотел подвести к тому, что у такой женщины должен быть незаурядный, талантливый муж.

– Ребята, я уверен, что мы все тут заслуживаем, чтобы нас наградили умными и красивыми женами. Меня так даже двумя. Но я от своей заслуженной награды отказался бы в пользу... Ну вот хотя бы в пользу Рената, – сказал Большаков и привлек общее внимание к дорожке, на которой показался майор. —Юрий Николаевич идет сообщить нам, что обед готов. Кто бы меня донес до стола? Виталик, подай, что ли, команду «Товарищи офицеры» —приколемся, а то лень так вставать.

Прошло ещё несколько дней. На Большакова в очередной раз накатило вдохновение, и он принялся стряпать новую мощную хитроумную программу-сторож, которая должна была при попытке компьютерного взлома систем «Вампира» не только оборонить свою информацию, не только зафиксировать, откуда производилась попытка, но и заставить машину противника поделиться той информацией, которая в ней хранилась. Илья назвал свой новый, пока ещё не созданный антивзломщик «Рожон». Хотя возможность не то что взломать, но и обнаружить существование такого явления как КСКР была чисто теоретической, он принялся задело с энтузиазмом. Ларькин и Ахмеров закончили изготовление нескольких новых приборов, Виталий получил возможность исследовать состояние клеток головного мозга, не делая для этого трепанации черепа или других неприятных операций.

Во время первого из последовавших отчетов он сказал Борисову, что один основной очаг поражения, безусловно, есть, но он какой-то блуждающий. Вирусы, словно теряя позиции, вымирая в одном участке мозга, одновременно завоевывают себе плацдарм в другом. При этом они перестраивают некоторые межклеточные связи, уничтожая тем самым часть базовой информации —в первую очередь необходимой для критической оценки данных, поступающих с органов чувств...

Майор слушал его на сей раз не очень внимательно. Он думал о другом. Днем раньше его вызвали-таки на Лубянку лично и поставили в известность, что, выполняя заявку полугодовалой давности о зачислении в состав группы специалиста по структурному анализу—в ГРАСе хранилась масса загадочных текстов и рисунков, одолеть которые не мог даже Илья, —руководство направляет им соответствующий и весьма ценный кадр. В состав группы включается – пока в качестве стажера – только что закончившая специальную подготовку лейтенант Ирина Рубцова.

* * *

Содержание текстового файла DOC2.DOC.

НАШЕ ОТНОШЕНИЕ К КОММУНИЗМУ

1.      Идеологический коммунизм возник задолго до марксизма. Родоначальники его —Томас Мор (1478 —1535) и Томмазо Кампанелла (1568 —1639). Часть идей коммунистов присвоили себе всякого рода партии, профсоюзы и даже религиозные Секты, например, в США. Глупо хоронить коммунизм как идею – в этом виде он не исчез насовсем и не исчезнет никогда. Он просто «растворился» в идеологическом болоте теперешнего общества.

2.      Победа Запада над Советским Союзом не была победой капитализма над коммунизмом. Чтобы сделать вывод о том, кто победил, нужно, чтобы противники были примерно одинаковы во всем, кроме социального строя. Ничего подобного не было. Запад превосходил Советский Союз по материальным ресурсам, уровню технологии, историческому опыту и т.д. Поразительно то, как. долго продержалась наша страна в холодной войне, а не то, что она была в конце концов побеждена капиталистическим миром. Это и многое другое можно истолковать как доказательство преимуществ коммунизма над капитализмом: фантастическая по скорости индустриализация страны в 1930-е годы, убедительная победа над Германией, небывалый подъем культуры и образования, гарантия основных жизненных потребностей.

3.      Холодная война, которая становится здесь, на нашей территории, все более горячей, является борьбой Запада за господство на планете против врага, который стал препятствием на этом пути и сам заявлял претензии на мировое лидерство. Коммунизм для нас был средством защититься от мировых претензий Запада. Идея коммунизма стала объектом атаки, потому что она помогала России и другим странам сопротивляться Западу и даже временами побеждать его в неравной борьбе.

4.      Братство не отвергает положений марксизма и коммунизма, потому что марксизм оказывал огромное влияние на социально-политическое развитие всего человечества в течение последних полутора веков. К нему следует относиться не как к догме, а как инструменту, средству осмысления действительности, и в этом качестве он является оружием, отказ от которого был бы величайшей глупостью. Принципы марксизма активно используются в государственной политике всех западных и многих развивающихся стран. У России, как и у любой самостоятельной страны, должно остаться право применять любое общественное устройство, соответствующее её культурно-историческим особенностям. Братство не исключает возможности применения коммунистических принципов организации в экономике, социальном и государственном строительстве, если это будет необходимо для спасения русского этноса.

Глава 6
Четыре танкиста и собака

Москва. 12 июня 1999 года. 10.42.

Запись общего совещания членов ГРАС.

Место действия: компьютерный центр старшего лейтенанта Большакова.

Действующие лица: майор Борисов, капитан Ларькин, старший лейтенант Большаков, прапорщик Ахмеров.

Тема разговора: новый сотрудник ГРАСа.

Борисов: Я собрал всех вас, чтобы сообщить вам пренеприятное известие.

Ларькин: К нам едет резидент.

Борисов: Будешь перебивать старших, оставлю на вечное ночное дежурство.

Ларькин: Виноват. Осознал. Впредь обещаю никогда и по мере сил. Мы слушаем, Юрий Николаевич.

Борисов: Впрочем, интуиция у капитана по всем показателям стремительно приближается к интуиции, положенной по должности старшему лейтенанту. К нам действительно едет —нечто. По видимости —давно заказанный мною новый сотрудник. Я ещё восемь месяцев назад говорил об этом с начальством, а три месяца назад, поскольку дело с места не двигалось, оставил официальную заявку на специалиста по языкам и по структурному анализу текстов. Но уж больно удачное у нас с этим новым сотрудником выходит совпадение. Полгода про меня никто не помнил. Потом ещё три месяца ни слуху, ни духу. А тут вдруг – нате вам, получите-распишитесь. Как раз тогда, когда у нас поселилась Аня и когда исследования нашего не по годам прыткого капитана начали давать первые положительные результаты.

Большаков: По-моему, всё ясно. То, что против нас играют наши, кажется, ни у кого давно уже не вызывает сомнений. И нам хотят заслать казачка.

Борисов: И что ты предлагаешь?

Большаков: Предлагаю найти мало-мальски благовидный повод и отказаться от засланца. Как говорил товарищ Сталин – нет человека; нет проблемы.

Борисов (поворачивается в сторону Ларькина): Вот вроде умный-умный, а как скажет...

Ларькин: И не говорите, Юрий Николаевич. Он работает с железом и с цифрами. И работает очень напряженно. Это не может не сказываться.

Ахмеров: А что? Я согласен с Ильей. Зачем нам лишний геморрой на шею.

Большаков: Ренат, я тебе, как медик медику, скажу по секрету – геморрой...

Борисов: Сказано – цыц! Распустил я вас, балбесов.

Большаков: Молчу, молчу.

Ларькин: Насколько я понимаю, Юрий Николаевич, отказаться у нас просто не будет возможности.

Борисов: Все ты правильно понимаешь. Даже и заикаться не стоит. С формальной точки зрения – никаких оснований. Мы этого человека обязаны принять и отправить обратно никак не сможем минимум месяца три. И то – в том случае, если человек окажется откровенно профнепригоден.

Большаков: Ну, это нам раз плюнуть. Правда, Виталик? Одно неловкое движение, и человек уже профнепригоден.

Ахмеров: Н-да. А за три месяца, если человек хотя бы минимально подготовлен, он у нас тут все изнутри раскурочит и наизнанку вывернет. Может, Илья его к себе особо-то и не пустит. Но Аня – тут как тут. Системы все выведены. И все наши обманки накроются.

Большаков: А с дежурствами? Либо вообще не ставить его в ночь, либо дежурить каждый раз вдвоем. И то, и другое —не дело.

Борисов: Знал бы ты, насколько ты близок к истине. Насчет того, что это не дело.

Большаков: А что такое?

Борисов: А то, что это вовсе не он, как вы тут все изволили выражаться.

Все, хором: То есть?

Борисов: То есть это —она. Лейтенант Ирина Вениаминовна Рубцова. Профессиональный переводчик и специалист по структурному анализу текстов. Всё —как заказано.

Ларькин: Этого ещё не хватало!

Ахмеров: А что? Может, именно этого нам и не хватало? Если уж все равно от неё никуда не денешься... И далеко ходить не надо. Даже до Тверского – и то ходить не надо. А, Илья? А то я замучился уже через ночь дежурить.

Большаков: Во-первых, клевета. А, во-вторых, ни один порядочный лис не станет красть кур в близлежащем курятнике. Служебный роман —самая большая глупость, на которую может пойти цивилизованный человек.

Ахмеров: Это он сейчас так говорит. А она, кстати – ничего?

Борисов (вынимает из папки фотографию и выставляет её перед собой на всеобщее обозрение): Любуйтесь.

Большаков: Беру свои слова обратно. Ренат прав. Бывают такие ситуации, в которых даже цивилизованный человек... Я предлагаю решить дело миром —четыре соломинки, одна короткая...

Борисов: Илья.

Большаков: Всё, всё, умолкаю, Юрий Николаевич. Приоритет старшего по званию сомнению не подлежит.

Борисов: Самая большая неожиданность в том, откуда она к нам направлена.

Ларькин: Ну, и откуда же она к нам направлена?

Борисов: Из управления по борьбе с терроризмом. Причем выпускается она только через неделю. И —сразу к нам.

Ларькин: То есть вы хотите сказать...

Борисов: Именно это я и хочу сказать. Для неё это вполне может оказаться такой же неожиданностью, как и для нас. Не для того же она туда шла, чтобы её потом засунули к нам совать нос во все Илюшины закоулки.

Большаков: Очень на это надеюсь.

Ларькин: Значит, если через неё кто-то и что-то надеется разузнать, то основано это никак не на прямом задании, полученном от нынешнего непосредственного начальника. И она —не профессиональный нюхач. Следовательно...

Борисов: Следовательно, варианта два. Либо она очень доверяет тому человеку, который её сюда пристроил, либо...

Ларькин: Либо они уже не стесняются зомбировать своих?

Борисов: Делайте выводы. Делайте выводы.

Большаков: А кто её вел в спецшколе?

Борисов: Ну, наконец-то очнулся. Первый стоящий вопрос с самого утра. В спецшколе её вел один мой старый добрый знакомый. По имени Лесник. Мы с ним одно время были в очень плотной связке. В Карабахе. Он на одной стороне я на другой. В равном статусе. И делали одно дело. Лесник очень толковый мужик. И хороший профессионал. Если это он против нас играет —всё будет куда сложней, чем у нас с Виталием в Оренбурге. А если он там такой не один...

Большаков: А специализация? Какая у него специализация?

Борисов: Всякая, Универсал. И чтец, и жнец, и на дуде игрец. Но изначально он вроде бы занимался арабским Востоком. И девка эта, кстати, тоже вроде по-арабски понимает. Основной у неё в университете был английский...

Ларькин: В университете?

Борисов: Инъяз МГУ. Я узнал —в выпуске была если не первой, то одной из первых.

Ларькин: А потом ваш Лесник. Серьезное сочетание.

Борисов: Да уж. Ладно. В любом случае будем ждать её приезда из школы. Пока есть время – покопаем. Только не слишком явно, чтобы не привлекать внимания. А когда приедет...

Ларькин: А когда приедет, начнем присматриваться и думать, что с ней делать дальше. Хотя – не нравится мне это. С самого начала не нравится. И дело даже не в том, что она к нам с заданием. Даже если бы и без задания. Женщина на корабле.

Большаков: Кто бы говорил насчет женщин. Я, что ли, экзотических барышень из экспедиций с собой привожу и расселяю на территории охраняемого объекта.

Ларькин: Аня не барышня, а особо ценная улика. Единственный, между прочим, экземпляр. И попрошу не осквернять храм науки подобными гнусными инсинуациями. А тут нам светит совсем другое дело. Тут нам предлагают боевого товарища иной биологической природы. Белоснежка и семь гномов.

Большаков: С математикой у тебя, капитан, всегда были нелады. Мне пришел на память совсем другой сюжет. Четыре танкиста и собака. Умная такая, говорящая собака. Причем говорящая на разных языках.

Борисов: Вот вам двоим дрессуру этой —э-э – этой дамы я и поручаю. Илья —на подготовительном этапе. Виталий —ты займешься ей вплотную, как только она переступит порог ГРАСа. Ну, а по всем техническим вопросам обращаться понятно куда.

Ахмеров: Как девушек выгуливать, так это господа офицеры. А как по техническим вопросам —так сразу всем понятно.

Борисов: Ну-ну, не ворчи.

* * *

Документ № 12.

Содержался в шифрованном файле COLYMA_12.doc (Документ написан, вероятнее всего, в середине тридцатых годов XX века. Более точную дату определить затруднительно – автор документа старательно избегает актуальных имен и фактов. Тем не менее сопоставление данного текста с текстами, проходящими в ГРАСе как Документ № 11/2 и Документ 14, позволяет предположить, что автор данного документа был кадровым офицером Красной Армии в чине до комдива и, вероятнее всего, имел достаточно тесные контакты с группой армейских реформаторов во главе с маршалом Тухачевским —так же, как и автор Документа N9 11/2, с той разницей, что первый служил в механизированных частях, а второй —в авиации. Автор же Документа № 14 работал, очевидно, в окружении наркома Орджоникидзе).

Ошибки нужно признавать даже тогда, когда поправить что-либо уже никак нельзя.

Остановить всех этих бывших фельдфебелей, когда они зарвались и перестали понимать, что происходит вокруг, мы в свое время сумели. Поражение в польской кампании стало для Будённого и иже с ним хорошим отрезвляющим. Но вот на то, чтобы отследить проникновение бывших семинаристов в наши собственные ряды – на это нас, как ни странно, уже не хватило. Теперь пожинаем плоды. И будем пожинать ещё очень долго.

Нас уже вылавливают всюду, где только могут. И предпочитают расстрелять сотню невинных, лишь бы только среди них с определенной долей вероятности оказался один из Братьев. Они прошли два первых класса нашей школы, и им показалось, что дальше учиться нечему. Что ж, в этом веке недоучек – могло ли быть иначе. В следующий раз мы будем умнее. И бдительнее.

Момента силы, который мы придали России на этом, новом старте, вполне достанет для того, чтобы выйти Из всех тех испытаний, через которые ей предстоит пройти в ближайшие несколько десятков лет. И стать —действительно стать —сверхдержавой. И тем создать прецедент для следующего витка, когда пройдут и эти темные года, и тот тяжкий период, когда Советский Союз неминуемо развалится, и Россия ляжет на дно в ожидании следующего взлета.

Фундамент положен крепкий. Даже если рухнут нынешние стены Братства, новые поколения найдут, на чем строить. Важно передать им искру.

Раскаивайтесь во всем, в чём вас обвиняют. Выдавайте друг друга, если этого требует ситуация. Если будет нужно – станьте друг другу палачами. Лучше умереть от руки Брата, чем от руки, не ведающей, что творит. Если нас останется хотя бы сотня —этого достанет для воссоздания ИГРЫ через двадцать лет или через сто – как то покажет время.

И да будет так.

Волею Петра Великого.

И – возрадуемся, ибо нам даже и на Колыме всегда будет чему радоваться.

* * *

Составить досье на Ирину Вениаминовну Рубцову, 1974 года рождения, русскую, уроженку города Саратова, образование высшее и теде и тепе – оказалось, как ни странно, делом сравнительно несложным. Майор Борисов, изобразив чисто административную командирскую озабоченность новыми кадрами, выбил из Яковлева все документы, которые были рассчитаны на доступный самому Яковлеву уровень секретности.

Девочка оказалась и впрямь довольно интересная. Сирота. Родители погибли в автомобильной катастрофе, когда Ирина Рубцова, судя по возрасту, училась в девятом классе средней школы. Воспитывалась в Москве у тетки. Здесь же и поступила на инъяз – причем, судя по тому, что тетка была небогата и должность занимала более чем скромную, поступила Ирина сама, безо всяких блатов-прихватов. И на курсе училась хоть и не слишком стабильно, зато диплом получила с отличием. И сразу по двум специальностям: переводчик и специалист по структурной лингвистике. Что уже внушало определенные подозрения на предмет того, что дело придется иметь с человеком достаточно умным, прагматичным и хватким. Впрочем, а чего ещё ожидать от Лесника.

Лесник пас её, похоже, курса с третьего-четвертого. Как он на неё вышел, почему вышел именно на неё и как сумел к себе привязать так, что умная, красивая и во всех отношениях перспективная девка сразу после того, как получила диплом одного из престижнейших вузов страны, отправилась вслед за Лесником в спецшколу КГБ —оставалось загадкой. Впрочем, Лесник —он обаятельный. Когда хочет. А вот когда не хочет...

В школе —сплошь одни отличные отметки. В том числе и по физической подготовке и по спецдисциплинам. Потом —тоже интересная петрушка. Практика в английском центре по борьбе с терроризмом. По обмену. Поехала как лучшая в группе. А англичане – это серьезно. Тренировочные задания... Смутно, но, похоже, где-то в теплом и влажном климате. Ещё одна немаловажная деталь. Крещение проходила у нас, на Кавказе. Ну, здесь Лесник –царь и бог. Показал ей товар лицом. Что-нибудь очень лихое, но лично для неё не слишком опасное. Но впечатление —на всю жизнь. Плюс закрепление пройденного.

Девочка, судя по всему, действительно готовилась серьезно и рассчитывала на серьезную работу где-нибудь в ГРУ или в управлении по борьбе с терроризмом.

Лесник имел выходы и туда, и сюда. И если её ткнули к нам, для неё это мощный удар по самолюбию. В том случае, конечно, если её первое задание по борьбе с терроризмом не состоит в ликвидации маленькой внутренней проблемы, возникшей в самом сердце хорошо отлаженного механизма. В который мы по незнанию влезли. И создали эту самую проблему.

Впрочем, Лесник, он, конечно, авантюрист ещё почище меня, но откровенно подставлять своих ни за что не станет. Так что девочка, вероятнее всего, действительно почти ничего не знает. Забросят как зонд, а потом будут смотреть, что получится, рассчитывая на то, что в нужный момент она выполнит любую команду, исходящую от заславших её к нам людей, исходящую лично от Лесника. И в этом смысле её ситуация мало чем отличается от ситуации Ани. Принцип старый как мир и разработан ещё во братстве Иисусовом, святым Игнатием Лойолой. Нашим общим, духовным отцом и наставником. Пусть подчиненный в руках начальника своего будет – воск. Из коего воска начальник волен лепить все, что ему вздумается. А вирус, что ж, вирус только упрощает давно отработанную ситуацию. Так что, по большому счету, под вирусом она или нет —для нас не очень важно.

Да нет, нет, конечно она не под вирусом. Они прекрасно знают, что мы научились по крайней мере идентифицировать зараженных. А научившись идентифицировать, начнем искать к ним ключик. И отдавать своего человека нам в руки – пусть вероятность того, что произошло у нас с Аней, ничтожно мала, —они не станут. Так что примем как данность: лейтенант Ирина Рубцова есть самокатящееся колесо. хотя рулит этим колесом почти исключительно Лесник.

Но это и нам дает определенный шанс. Не любить ей нас есть за что —хотя бы за то, что её к нам засунули. Но ненавидеть – не за что. Ну то есть совершенно. И, значит, нужно сделать так, чтобы она нас полюбила. Всех вместе и каждого в отдельности. Представляю, что сейчас отпустил бы по этому поводу Илюша Большаков. Да он ещё и отпустит, дай только шанс. А потому шанс мы давать будем в основном не ему. Виталику будем давать шанс. Заодно и от Ани его надо отвлечь. Хотя бы ненадолго.

* * *

Москва. 23 июня 1999 года. 11.16.

Проникнуть в квартиру к лейтенанту Рубцовой Ренату с Ильей также не составило особого труда. Дом на Юго– Западе был сравнительно недавней постройки, косяки – металлические, встроенные, но сами двери и встроенные в них замки были настолько несерьезным препятствием, что Ренату потребовалось буквально пять секунд, чтобы язычок замка ушел, почти безо всякого видимого принуждения, в исходное положение и дверь, чуть слышно скрипнув, впустила их в стандартную однокомнатную квартиру.

Лейтенант Рубцова переехала сюда несколько дней назад и обустроиться ещё явно не успела. Что, с одной стороны, хорошо, а с другой —не очень. Когда человек живет в квартире не первый год, по одному только интерьеру многое можно сказать о его характере, привычках и предпочтениях. А за два дня вещи никак не успеют занять положенные места и образовать ту внешне хрупкую, однако же при всем при том и невероятно устойчивую гармонию, которая как в зеркале отражает внутреннюю сущность человека. Но, с другой стороны, и в наполовину распакованных чемоданах тоже есть своя шпионская прелесть. Какие вещи человек достал первыми. Какие вещи первыми заняли свои места. И —почему именно они, а не другие. Всякая мелочь может нести в себе уйму полезной информации. Хотя, конечно, постоянно приходится отделять зерна от плевел. Нужный звук от посторонних шумов. Потому что всякая вещь могла в суматохе попасть на нынешнее свое место совершенно случайно. Хотя, опять же, что есть случайность, как не высшая форма закономерности.

Хозяйку квартиры вызвали сегодня к одиннадцати часам на Лубянку —оформлять какие-то документы, проходить какой-то инструктаж или ещё что-то столь же приятное и полезное. Но пробудет она там часов до четырех как минимум – майор Борисов голову давал на отсечение, что раньше половины пятого их никто на «объекте» не побеспокоит, можно работать спокойно.

В квартире было чисто и пахло ремонтом. Повезло лейтенанту Рубцовой. Надо же, только вчера из школы, и нате вам, готовая квартирка во вполне приличном и даже престижном московском районе – новенькая, и даже ремонт сделали по высшей планке, дорогой сделали ремонт. Чем это, интересно, курсант Рубцова так угодила начальству?

Первым делом Илья с Ренатом проверили квартирку на вшивость. Все чисто. Ни подслушивающих, ни подглядывающих устройств нет. Нет, так будут. Ренат достал из принесенной с собой громоздкой спортивной сумки весь свой арсенал и взялся за работу. Илья тем временем пошел осмотреться.

Итак, что мы видим. Мы видим, что лейтенант Рубцова – существо никак не помешанное на клинической чистоте, но, с другой стороны, и не откровенно бардачное. Мелкие детали женского туалета встречаются в самых неожиданных местах. Но не они задают данному интерьеру основной стиль. Лейтенант Рубцова свободно читает на нескольких языках, и вкусы у неё довольно специфичные для лейтенанта ФСБ. Джойс, Ивлин Во, Генри Миллер и Лоренс Даррелл – по-английски. Пруст и Селин по-французски. По-немецки: Герман Брох и К.Г. Юнг. По-русски Платонов, Вагинов, Мандельштам. ещё десяток имен – вроде Карда Гродцека, Гайто Газданова или Владимира Казакова Илье ничего не говорили. Но вызывали уважение.

На столе, на самом видном месте —семейная фотография: мужчина, женщина и девочка лет девяти—десяти. Смеются. Снимали скорее всего с носа идущего по реке катера —за спиной у счастливого семейства широкий пенный след. Здесь все понятно. Лейтенант Рубцова никак не может изжить полученную в детстве тяжелую психологическую травму. Глупо её в этом обвинять, хотя, с другой стороны, чем меньше у профессионала таких вот слабых мест, тем выше котируется профессионал. А в идеале их и вовсе быть не должно. Те же что есть, подлежат искоренению, а не такому вот детскому расковыриванию болячек. Одну брешь в ваших доспехах, наша будущая Мата Хари, мы уже нашли. На случай, если придется бить ниже пояса. Или —говорить по душам. Собственно, за такими вот маленькими находками и приходят в гости к будущим коллегам.

Пока Илья оглядывал комнату и рылся в ящиках, Ренат успел наладить свои миниатюрные приборчики и еле слышно щелкнул пальцами —позвал помогать. Вдвоем они вмонтировали крохотную видеокамеру в металлический настенный светильник и заменили подведенный к светильнику шнур на свой, очень похожий. И провели его вплоть до распределительной коробки. Потом Ренат поколдовал над проводкой, и передатчик они поставили уже на внешнем распределительном щите, причем передатчик точечный, узко направленный, чей сигнал можно поймать только в том случае, если угодить антенной тютелька в тютельку, ни сантиметром влево, ни сантиметром вправо. Передатчик был ориентирован на отражатель, а отражатель – на вмонтированный в оконную раму в подъезде ретранслятор. Вариант идеальный – чтобы такого жучка поймать, придется повозиться. А возиться Ирине Рубцовой будет, вероятнее всего, некогда. Через три дня на работу, а дом ещё как следует не обустроен. Женщина она и есть женщина. Пока занавески не купит под цвет обоев, ничему другому у неё в голове не ночевать.

После видеокамеры настала очередь прослушивающей аппаратуры. Один микрофончик прилепился на ножке стола, под самой столешницей, с внутренней стороны. Другой следовало бы отнести в противоположный конец комнаты, но там ничего подходящего как раз и не нашлось. В конце концов присобачили под кровать, в изголовье. «Подслушивать сны», – подумал про себя Илья, и сама эта мысль настолько ему понравилась, что все прочие постельные ассоциации он отмел как слишком явные, а потому не заслуживающие внимания.

Когда работа была закончена, Илья подозвал Рената и ткнул пальцем в верхний ящик стола. Ренат открыл и обернулся с вопросительным выражением лица, держа в руках непрозрачную папку. Большаков кивнул и покрутил в воздухе пальцем – мол, давай-давай. Ренат открыл верхнюю крышку папки и по лицу его медленно расплылась понимающая улыбка. И улыбка эта становилась все шире и шире, покуда он листал лежащие в папке документы.

Там были четыре досье. Не слишком подробные досье. Но и не из тех, что выдают зеленым стажерам для служебного пользования и ознакомления с будущими сослуживцами. А уж на майоров, начальников особых отделов и будущих непосредственных начальников свежеоперившимся лейтенантам и вовсе ничего читать не положено.

* * *

В ночь на двадцать шестое июня Большакову приснился странный сон. Ничего такого, что могло бы подобную аномалию спровоцировать, днём не было. Сны Илье вообще снились довольно редко —то есть смысловые сны, а не обычная ночная круговерть. И всякий раз он с врожденным прагматизмом программиста старался отследить конкретную причину, которая привела именно к этому, именно к такому искажению реальности в зыбкой вотчине разгулявшейся без волевого и рассудочного контроля подкорки. Но в данном конкретном случае никакой причины увидеть именно этот сон он утром придумать не смог.

То есть повод, самый общий повод, лежал, конечно, на поверхности. Всю последнюю неделю он занимался «делом Рубцовой», вынюхивая и выясняя о ней все, что только можно было вынюхать и выяснить. И вот сегодня зона его ответственности заканчивалась, и начиналась зона ответственности Виталия Ларькина. И мир мог бы вздохнуть свободно уже начиная со вчерашнего вечера – так нет же, нате вам. Такая плюха под конец. Явный симптом – Илья знал особенности своего «процессора», – что так просто ему от этой проблемы теперь не отделаться, что из чисто служебной она отныне превратится в проблему внутреннюю, и решать её придется именно ему, самому для себя и безо всякой надежды на помощь старших товарищей.

Снилась ему незнакомая длинная комната, вернее, даже не комната, а огромный какой-то коридор, целая анфилада уходящих в полутьму и пропадающих из виду комнат, разделенных широкими, похожими на арки проемами – и по всем боковым стенам стоит зачехленная мебель, какие-то огромные предметы, задернутые плотной белой холстиной, непонятной формы и непонятного назначения, и кроме этих белесых монстров во всем этом длинном и широком коридоре есть одни только зеркала. Зеркала большие и маленькие, висящие на стенах, стоящие отдельно, сами по себе, в самой середине сумеречных комнат, зеркала, выглядывающие из-за громоздящейся неподвижно мебели, отражающие друг друга и каждое, самое незначительное его, Ильи Большакова, движение, фиксирующие сразу и во всех возможных ракурсах.

Он идет по коридору, медленно, осторожно, оглядываясь по сторонам и стараясь производить как можно меньше шума. Но шаги все равно слышны, причем слышны как-то преувеличенно громко, как будто кто-то насыпал на пол сахарного песку и сахар хрустит теперь под ногами с мерзким, на сиплый визг похожим звуком. Зеркала отслеживают каждый его шаг, каждый жест, и передают по цепочке куда-то в сумеречную бесконечность, словно упреждая кого-то о его приходе. И за этим всем скрывается какая-то угроза, причем угроза многомерная и многосоставная, разом и физическая, и – что куда страшнее, —грозящая полным подчинением и уничтожением той внутренней реальности, которую он привык называть собственным именем: Илья Большаков. Откуда эта опасность исходит и в чем она заключается, он не знал, но чувствовал её всей кожей, и внутри она тоже отдавалась непрестанной мелкой дрожью, как будто подвесили на тонкой нитке ртутный шарик, и теперь он перекатывается, переливается, подрагивает примерно в том месте, где у человека должна обретаться душа.

Зайдя в очередную комнату, он едва не задохнулся от прихлынувшей изнутри душной и разом ледяной – волны. И только усилием воли подавил в себе желание развернуться на сто восемьдесят и бежать, бежать, бежать отсюда куда глаза глядят. Потому что опасность была именно здесь. Здесь был её эпицентр, и где-то здесь, за белесыми нагромождениями зачехленной мебели, пряталось живое существо, от которого исходил главный импульс страха, подавляющий волю и раскручивающий внутри тугую пружинку паники.

Он остановился и начал медленно оглядывать размытые полумглой очертания предметов. Стало очень тихо, так тихо, что зазвенело в ушах. Серовато-белые глыбы сливались друг с другом так, что различить отсюда, из далека, стоят ли они вплотную или между ними есть проходы, закутки и ниши, не было никакой возможности.