Текст книги "Время, Люди, Власть (Воспоминания, книга 2, часть 3)"

Автор книги: Никита Хрущев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Примечания (1) ГАЛАН Я. А. (Владимир Росович. 1902 – 24. Х. 1949) – львовский публицист, член Компартии Западной Украины с 1924 г., автор антифашистских и антиклерикальных памфлетов и пьес. (2) ПОПОВ Г. М. (1906 – 1968) – член ВКП(б) с 1926 г. 2-й секретарь МГК ВКП(б) в 1938 – 1945 гг., председатель исполкома Моссовета в 1944 1950 гг., 1-й секретарь МК и МГК ВКП(б) в 1945 – 1949 гг., секретарь ЦК партии в 1946 – 1952 гг. (3) МЕЛЬНИКОВ Л. Г. (1906 – 1981) – советский государственный и партийный деятель, член Компартии с 1928 г., 1-й секретарь ЦК КП(б) Украины с 1949 г., посол в Румынии в 1953 – 1955 гг., министр строительства предприятий угольной промышленности СССР в 1955 – 1957 гг., с 1966 г. председатель Госгортехнадзора при Совмине СССР; член и кандидат в члены ЦК КПСС в 1952 – 1961 гг., и член Президиума ЦК в 1952 – 1953 гг., депутат Верховного Совета СССР в 1941 – 1954. (4) КУЗНЕЦОВ А. А. (1905 – 1950) – член ВКП(б) с 1925 г., генерал-лейтенант с 1943 г., с 1938 г. второй и с 1945 г. первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, в 1946 – 1949 гг. секретарь ЦК ВКП(б), член ЦК партии в 1939 – 1949 гг., член Оргбюро ЦК партии с 1946 г. Репрессирован в связи с "Ленинградским делом". (5) РОДИОНОВ М. И. (1907 – 1950) – член ВКП(б) с 1925 г., в 1940 1946 гг. 1-й секретарь Горьковского обкома и горкома партии, в 1946 – 1949 гг. председатель Совета Министров РСФСР. Репрессирован в связи с "Ленинградским делом". (6) ВОЗНЕСЕНСКИЙ Н. А. (1903 – 1950) – член РКП(б) с 1919 г., академик АН СССР с 1943 г., председатель Госплана СССР в 1938 – 1949 гг., заместитель главы правительства СССР с 1939 г., член ГКО в 1942 – 1945 гг., член ЦК партии с 1939 г., член Политбюро ЦК партии с 1947 г. Репрессирован в связи с "Ленинградским делом". (7) ШАХУРИН А. И. (1904 – 1975) – член ВКП(б) с 1925 г., с 1938 г. 1-й секретарь Ярославского, Горьковского обкомов ВКП(б), в 1940 – 1946 гг. нарком авиационной промышленности СССР, с 1953 г. замнаркома авиапрома СССР. (8) ДЕМЕНТЬЕВ П. В. (1907 – 1977) – член ВКП(б) с 1938 г., до 1941 г. находился на инженерно-административной работе, в 1941 – 1953 гг. 1-й заместитель наркома (министра) и в 1953 – 1957 гг. министр авиационной промышленности СССР, затем председатель Комитета по авиационной технике и с 1965 г. вновь министр авиапрома. (9) ШВАРЦ С. ( И. И. ) (1879 – 1951) – член РСДРП с 1899 г., с 1921 г. председатель Союза горняков, с 1929 г. член Президиума ВСНХ, член ЦК партии в 1924 – 1934 гг. и кандидат в члены ЦК партии в 1934 – 1939 гг. Необоснованно репрессирован. (10) ПЯТАКОВ Г. Л. (1890 – 1937) – советский государственный и партийный деятель, член Компартии с 1910 г., участник революционного движения, комиссар Народного банка в 1917 – 1918 гг., председатель Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, руководитель восстановления Донбасса с 1920 г., зам. председателя Госплана РСФСР, зам. председателя ВСНХ с 1923 г., торгпред во Франции в 1927 г., председатель правления Госбанка с 1929 г., зам. и 1-й зам. наркома тяжелой промышленности СССР в 1932 – 1936 гг. Был репрессирован. (11) ИВАНОВ А. В. (1888 – 1927) – член РСДРП с 1906 года. (12) ЭЙДИНОВ А. Ф., помощник И. А. Лихачева, – член ВКП(б) с 1931 г., работал на АМО с 1930 г., был арестован в 1950 г. на АТЭ-2 (филиал ЗИСа, снабжавший его электрооборудованием) и репрессирован. (13) АБАКУМОВ B. C. (1908 – 1954) – член Компартии с 1930 г., сотрудник ОГПУ с 1932 г., работник Отдела охраны ГУЛАГа и Главного управления госбезопасности НКВД СССР в 1934 – 1938 гг., начальник управления НКВД Ростовской обл. в 1938 – 1941 гг., зам. наркома внутренних дел СССР с 1941 г., начальник Главного управления контрразведки "Смерш" в 1943 – 1946 гг., министр госбезопасности СССР в 1946 – 1951 гг., 12 июля 1951 г. арестован, в декабре 1954 г. осужден Военной коллегией Верховного суда СССР и расстрелян. (14) НОВИКОВ А. А. (1900 – 1976) – член РКП(б) с 1920 г., Главный маршал авиации с 1944г., командующий ВВС страны в 1942 – 1946 гг. и Дальней авиацией в 1953 – 1955 гг. Он находился в заключении в 1946 – 1953 гг. (15) Имеется в виду граф Бирон Э. И. (1690 – 1772), фаворит царицы Анны Иоанновны в 1730-е годы, временщик и создатель реакционного режима Бироновщины.

ВОКРУГ НЕКОТОРЫХ ЛИЧНОСТЕЙ

Приложил руку к этим нехорошим делам и Щербаков(1). Хочу вспомнить в данной связи один эпизод, когда Щербаков слыл "умелым строителем" Красной Армии, попав в когорту таких строителей неизвестно за что. В период нашего отступления на фронтах войны, особенно в начале 1942 г., печаталось много критических статей, в которых вскрывались недостатки в Красной Армии и критиковались конкретные факты отступления. С очень острыми критическими статьями выступал тогда, в частности. Александр Петрович Довженко(2) замечательный кинорежиссер и хороший публицист. Он обладал ясным умом и острым пером. Поэтому его статьи были хлесткие, причем они находили одобрение и похвалу у Сталина. В 1943 г. он написал киносценарий "Украина в огне". Очень впечатляющий сценарий. Большинство эпизодов для этого сценария он заимствовал из своих статей. Уже само название "Украина в огне" привлекало внимание. Действительно, вся Украина лежала тогда в огне. Автор не скупился на резкие замечания в адрес Красной Армии, а особенно критиковал тех людей, которые отвечали за ее боевую подготовку, и показывал, что подготовка не соответствовала современным условиям. Довженко представил сценарий в ЦК. Я с ним ознакомился. Читали также Маленков и другие лица, сейчас уже не помню, кто именно. Довженко хотел его напечатать, чтобы затем создать на его основе кинокартину. Когда однажды Сталин вызвал меня в Москву, то спросил: "Вы читали сценарий Довженко?". "Да, – говорю, – читал". Правда, я его не прочел, но прослушал. Довженко сам прочитал мне его. Тогда были напряженные для меня минуты, шли тяжелые бои, и я не мог сосредоточить свое внимание на тексте. Это произошло в начале наступления немцев на Курской дуге, в июле 1943 года. На три четверти мои мысли были заняты ходом битвы, а Довженко не все прочитал мне и иногда говорил, что вот такое-то место я полностью взял из такой-то своей статьи, а вот это из такой-то. Мне показалось, что вещь острая и отвечающая потребностям времени, вскрывающая наши недостатки. Итак, Сталин вызвал меня: "Вы знакомы со сценарием?". "Знаком". Я рассказал Сталину, при каких обстоятельствах смог с ним ознакомиться. Сталин посчитал, что тут просто была с моей стороны отговорка, и начал критиковать текст. Он так разносил Довженко, что я поражался: ведь Сталин раньше очень хорошо относился к этому автору, ценил и поддерживал его, несмотря на то, что прежде встречались некоторые люди, которые подозревали Довженко или даже прямо обвиняли его в украинском национализме и прочих грехах. Такие грехи тогда модно было отыскивать, и существующие, и несуществующие, почти в каждом культурном человеке украинской национальности. Внес свою лепту в это и Каганович во время своей деятельности на Украине. Это он заявил, что каждый украинец потенциальный националист. Вот глупость! Как-то вечером Сталин пригласил меня к себе. Щербаков тоже приехал к нему. Начался разбор названного сценария. Тут я понял, в чем дело. Маленков молчал, хотя знал сценарий и дал ему свое благословение. По-моему, он даже лично принимал Довженко. Щербаков произнес прокурорскую речь, подстрекая Сталина и разнося произведения Довженко как "крайне националистические", в которых якобы критиковались все советские основы. Сталин сразу озлобился. Не стану говорить о себе. Но понятно, с учетом характера Сталина, что пришлось мне выдержать в том случае. А Сталин не ограничился разбором и предложил мне вызвать ряд украинских руководителей, членов правительства и секретарей ЦК по пропаганде, кроме того, лично Корнейчука, Бажана, Тычину и, кажется, Рыльского. Довженко тоже присутствовал. Сталин разнес Довженко в пух и прах. Кончилось тем, что будущее Довженко как деятеля искусства было буквально подвешено, грозило даже большее. Мне Сталин предложил, чтобы мы на основе этого "обмена мнениями" подготовили резолюцию о неблагополучном положении на идеологическом фронте Украины. Мы, украинское руководство, составили резолюцию и через день-два пришли к Сталину. Все сделали сами. Помимо нас, никто не принимал участия в деле из числа членов ЦК ВКП(б). Вручили резолюцию Сталину, а он при широком составе участников рассмотрел этот проект. К моему большому удовлетворению, сказал: "Да, хорошо, вполне приемлемо, принять!". Правда, резолюция была составлена нами в собственный адрес очень самокритично. Но она была хороша уже тем, что мы ее сами составляли, как говорится, сами себя высекли, однако так, чтобы было не очень больно. И такая резолюция была принята. Щербаков чувствовал себя на седьмом небе. Позднее мне долго-долго пришлось кашлять этим произведением Довженко. При всяком удобном случае Щербаков злобно подстрекал Сталина, напоминая ему о сценарии. Мне рассказывали, что когда Горький возглавлял Правление Союза писателей СССР, то к нему подсадили Щербакова в качестве секретаря, и тот занимался вопросами идеологии, чтобы вся работа в СП СССР велась Горьким в определенном русле. Однако Максим Горький был не таким человеком, чтобы им руководил Щербаков. Кончилось тем, что Горький потребовал убрать его. Вот лишь одно из свидетельств ядовитого, змеиного характера Щербакова. Я лично впервые узнал его, когда он в 1942 г. стал начальником Главного политуправления Красной Армии. Деятельность его сводилась в основном к тому, что он выдирал, правдами и неправдами, сведения о ходе боевых операций на каждый день (у него для этого было создано особое бюро) и, пользуясь тем, что втерся в доверие к Сталину, подавал их раньше, чем оперативный отдел Генерального штаба. А ведь это в чистом виде функция оперативного отдела! Так всех работников оперотдела удалось поставить в зависимое положение от Щербакова. Вскоре начался период наших побед на фронте. Освобождение советских городов, успешное продвижение наших войск все это преподносил Сталину первым Щербаков, и все это он "обеспечивал". Это смешно звучит сейчас, но тогда именно так и обстояло дело. Я Щербакова оцениваю по заслугам, причем с очень плохой стороны. Конечно, главный виновник все-таки Сталин. Он создал обстановку, в которой стало возможно такое. Довженко же сразу был как будто посажен в холодный колодец. У него упало настроение, к нему изменилось прежнее отношение. Одним словом, он попал в опалу. Сказалось это и на его деятельности. Мне просто жалко было смотреть на него, но я ничего не мог сделать, потому что подвергся еще большей критике, чем Александр Петрович. И такое положение сохранялось почти до самой смерти Сталина. Потом мы опять возвысили Довженко по заслугам и вернули его, насколько это было возможно, к полезной деятельности. Он опять начал создавать кинокартины, а после его смерти по названному сценарию его женой Солнцевой была выпущена очень хорошая картина(3). Я был искренне доволен, когда смотрел ее. От нее действительно веяло духом Довженко. Я считал его честным, преданным и прямым человеком. Иной раз он мог высказать вещи, неприятные для руководителей. Но ведь это хорошо, потому что лучше выслушать все от честного человека, чем от врага. Другу можно разъяснить, если он не прав, или учесть его правильное замечание. После смерти Александра Петровича я порекомендовал украинцам: "Назовите Киевскую киностудию именем Довженко, потому что он очень многое сделал для развития кино на Советской Украине; много тут поработал и, безусловно, наиболее достоин того, чтобы его имя красовалось на знамени Киевской киностудии". Так и поступили. А вот еще один штрих, характерный для Довженко. После того как был арестован Берия, он попросился ко мне на прием и рассказал такую историю: "Я хотел бы, чтобы вы знали о факте, который очень меня занимает. Однажды меня пригласил к себе кинорежиссер Чиаурели(4), автор фильма "Падение Берлина". Этот режиссер опирался на личную поддержку Сталина и Берии. Не случайно он сделал кинокартину, где Сталин осуществляет основную работу главы Ставки в зале, где стоят пустые стулья. Только Сталин налицо, а с ним Поскребышев, заведующий секретным отделом ЦК партии. Подхалимское произведение искусства! Скажу от себя, что после смерти Сталина и ареста Берии мы предложили Чиаурели, чтобы он покинул Москву. Он переехал куда-то на периферию и продолжал трудиться. Не знаю, какое место занимает он сегодня в искусстве и насколько правильные выводы сделал из того, на что ему указали. А Александр Петрович продолжал рассказ: "Чиаурели мне и говорит: товарищ Довженко, я бы вам посоветовал зайти к товарищу Берии. Берия очень вами интересуется. Вам будет полезно побывать у него и послушать его". Зачем он мне это рекомендовал? Я не пошел и не был у Берии, потому что никаких вопросов у меня к Министерству внутренних дел не имелось. Зачем я пойду туда?". А я Александру Петровичу сказал: "Он вас посылал для того, чтобы сделать вас агентом Берии. Он правильно считал, что Довженко влиятельный человек и на Украине, и в искусстве. В тех акциях, которые Берия планировал по Украине, вас сделали бы союзником, чтобы опираться и на вас при проведении кровавых операций. Эти операции могли быть только кровавыми, потому что других методов Берия не признавал". Щербаков же продолжал свою гнусную деятельность. Не знаю, насколько он органически был подвержен пороку пьянства. Не думаю, что ему самому оно нравилось. Но так как это нравилось Сталину, то он и сам глушил крепкие напитки, и других втягивал в пьянство в угоду Сталину. Помню такой инцидент. Берия, Маленков и Микоян сговорились с девушками, которые приносили вино, чтобы те подавали им бутылки от вина, но наливали бы туда воду и слегка закрашивали ее вином или же соками. Таким образом, в бокалах виднелась жидкость нужного цвета: если белое было вино – то белая жидкость, если красное вино – то красная. А это была просто вода, и они пили ее. Но Щербаков разоблачил их: он налил себе "вина" из какой-то такой бутылки, попробовал и заорал: "Да они же пьют не вино!". Сталин взбесился, что его обманывают, и устроил большой скандал Берии, Маленкову и Микояну. Мы все возмущались Щербаковым, потому что не хотели пить вино, а если уж пить, то минимально, чтобы отделаться от Сталина, но не спаивать, не убивать себя. Щербаков тоже страдал от этого. Однако этот злостный подхалим не только сам подхалимничал, а и других толкал к тому же. Кончил он печально. Берия тогда правильно говорил, что Щербаков умер потому, что страшно много пил. Опился и помер. Сталин, правда, говорил другое: что дураком был – стал уже выздоравливать, а потом не послушал предостережения врачей и умер ночью, когда позволил себе излишества с женой. Но мы-то знали, что умер он от того, что чрезмерно пил в угоду Сталину, а не из-за своей жадности к вину. У меня осталось самое неприятное впечатление об этом человеке, недобропорядочном и способном на все что угодно. Совести он не имел ни малейшей капли. Все мог сделать для того, чтобы поднять собственную персону, и кого угодно готов был утопить в ложке. А Сталину это нравилось. Он любил нас стравливать, и он взращивал и укреплял внутренние подлые задатки Щербакова. Когда я вновь перешел работать в Москву, для меня, конечно, было большой честью работать непосредственно под руководством Сталина и напрямую общаться с ним. Я сказал бы, что это было полезно и для работы. Ведь от Сталина мы набирались и немало полезного, потому что он являлся крупным политическим деятелем. Особенно получалось хорошо, когда он находился в здравом уме и трезвом состоянии. Тогда он давал окружающим много полезного советами и указаниями. Скажу правду, что я высоко ценил его и крепко уважал. Но страдать приходилось здесь больше, чем на Украине, где я был на отшибе. Почти каждый вечер раздавался мне звонок: "Приезжайте, пообедаем". То были страшные обеды. Возвращались мы домой к утру, а мне ведь нужно на работу выходить. Я старался поспевать к 10 часам, а в обеденный перерыв пытался поспать, потому что всегда висела угроза: не поспишь, а он вызовет, и будешь потом у него дремать. Для того, кто дремал у Сталина за столом, это кончалось плохо. Просто невероятно, что Сталин порою выделывал. Он в людей бросал помидоры, например во время войны, когда мы сидели в бомбоубежище. Я лично это видел. Когда мы приезжали к нему по военным делам, то после нашего доклада он обязательно приглашал к себе в убежище. Начинался обед, который часто заканчивался швырянием фруктов и овощей, иногда в потолок и стены, то руками, то ложками и вилками. Меня это возмущало: "Как это вождь страны и умный человек может напиваться до такого состояния и позволять себе такое?". Командующие фронтами, нынешние маршалы Советского Союза, тоже почти все прошли сквозь такое испытание, видели это постыдное зрелище. Такое началось в 1943 г. и продолжалось позже, когда Сталин обрел прежнюю форму и уверовал, что мы победим. А раньше он ходил, как мокрая курица. Тогда я не помню, чтобы случались какие-то обеды с выпивкой. Он был настолько угнетен, что на него просто жалко было смотреть. Вот еще один эпизод, характеризующий Сталина. Уже с другой стороны. После войны дела на Украине пошли быстро в гору. Республика восстанавливала сельское хозяйство, промышленность, соответственно улучшалось и отношение Сталина к украинским руководителям, включая меня как председателя Совета народных комиссаров УССР и Первого секретаря ЦК КП(б)У. Однажды разгорелся спор о тракторном заводе. Микоян докладывал касательно дизельного трактора КД-35, который был создан в Белоруссии. Хороший трактор, но дорогой. Микоян хвалил этот трактор. Сталин спросил о моем мнении, и я тоже его похвалил. Правда, я видел, что трактор еще недоработанный и маломощный, зато с дизелем. Сталина тоже подкупало, что трактор дизельный, потому что горючее будет дешевле. И вдруг у него мелькнула мысль (или кто-то подсказал ему), что хорошо бы перевести и другие заводы на производство дизельных тракторов. И он предложил перейти на выпуск таких тракторов прежде всего Харьковскому заводу. Я пытался доказать, что делать этого нельзя. Нарком тракторной промышленности Акопов(5) тоже выступал против и вооружал меня необходимыми цифровыми данными. Но Сталин был неумолим и записал свою идею в решение Политбюро. Данная идея была, однако, столь непопулярна, что даже все остальные члены Политбюро, в том числе и Берия, что случалось редко, тоже заняли нашу с Акоповым позицию. Разгорелись споры. Спустя какое-то время Сталин, вспомнив, спросил: "Как, перевели Харьковский завод на выпуск КД-35?". "Нет, – говорю, – не перевели". Он страшно возмутился, устроил большой скандал. Акопову записали выговор за невыполнение решения. Тут Берия, Маленков и Микоян махнули рукой: посчитали, что ничего не сделаешь, раз Сталин хочет этого. Я же продолжал борьбу. Раз Сталин, отдыхая в Сочи, вызвал меня туда с Украины. Я приехал. Там уже были Маленков, потом прибыли Берия с Молотовым. Он опять поставил вопрос об этом тракторе и разносил меня, как говорится, в пух и прах. А я ему доказывал: "Товарищ Сталин, не делайте этого, это будет вредно. Посмотрите, КД-35 имеет 35 лошадиных сил, а мы уже сейчас производим на Харьковском заводе 54-сильные трактора. В день выпускаем 100 тракторов. Если начнем переходить на новую модель, то начнем с нуля, потеряем много времени, а ведь нам не хватает тракторов. Будет подорвано сельское хозяйство, снизится производительность труда. Сейчас один тракторист работает на тракторе в 54 силы, а станет работать на тракторе в 35 сил. 54-сильный трактор тянет пятилемешный плуг, а тот потянет в лучшем случае трехлемешный, а то и двухлемешный. В 2 с лишним раза понизится производительность труда при вспашке". Но Сталин был неумолим. Берия и Маленков шепчут мне: "Не упорствуй. Что ты лезешь на рожон? Ты же видишь, что без толку". Я остался при своем мнении. И вот интересно (что тоже было характерно для Сталина): этот человек при гневной вспышке мог причинить большое зло. Но когда доказываешь свою правоту и если при этом дашь ему здоровые факты, он в конце концов поймет, что человек отстаивает полезное дело, и поддержит. Для меня оказалось неожиданностью то, что произошло, когда Сталин осенью приехал в Москву и я тоже приехал туда из Киева. Собрались мы. Вижу, Сталин пребывает в хорошем настроении. Ходит, как всегда, по своему кабинету. Мы расселись, каждый на обычное место. Вдруг он говорит: "Ну что же, ребята? (в исключительных случаях он пользовался этим словом). Может, уступим ему, черту?" – и показывает на меня пальцем. Панибратское обращение свидетельствовало о его хорошем расположении к человеку. "Давайте, – продолжает, – уступим ему по тракторам". А я потом ему говорил: "Товарищ Сталин, вы сделали доброе дело. Мы бы сейчас лишились тысяч тракторов, потому что фактически завод в Харькове прекратил бы их выпуск". Да, бывали такие случаи, когда настойчиво возражаешь ему, и если он убедится в твоей правоте, то отступит от своей точки зрения и примет точку зрения собеседника. Это, конечно, положительное качество. Но, к сожалению, можно было пересчитать по пальцам случаи, когда так происходило. Чаще случалось так: уж если Сталин сказал, умно ли то или глупо, полезно или вредно, все равно заставит сделать. И делали! Некоторые сталинисты считают, что это хорошее качество вождя. Я же полагаю, что это плохое качество. Сейчас, когда я пишу свои воспоминания и стараюсь припомнить наиболее яркие моменты прошлого, то вспоминаю и те, которые вредно сказались на жизни общества. О положительном в жизни СССР я сейчас не говорю потому, что эта сторона дела хорошо описана в нашей печати, может быть, даже с некоторой шлифовкой, с приукрашиванием. Уже сама по себе история развития нашего советского государства, победа социализма в СССР говорят о положительных вещах. Если взглянуть на пройденный нами путь за 50 лет, чем мы были и чем стали, то все будет ясно. Разница же в оценке пройденного пути состоит в том, что некоторые считают буквально, что все победы – заслуга Сталина. Да, есть в них заслуга Сталина, и большая. Но это были успехи народа, основа которым Ленин, его идеи. Поскольку применяли ленинские идеи, то они и дали положительные результаты, несмотря на сталинские извращения ленинских позиций и ленинских указаний. Марксистско-ленинская теория, как самая прогрессивная, обогатила наш народ, укрепила и вооружила его. Именно на основе этой теории мы добились своих результатов. Моя же задача мемуариста, как я полагаю, рассказать о негативных сторонах событий. Тут не ошибки, тут злоупотребления. Если бы не было злоупотреблений, допущенных Сталиным, то мы имели бы еще во много раз более высокие достижения. Вот почему на этом я и сосредоточиваю свои воспоминания, с тем, чтобы помочь исключить возможность повторения того, что было вредно и для рабочего класса, и для крестьянства, и для советской интеллигенции, для всего трудового народа СССР и для других социалистических стран, потому что Советский Союз как бы внедрил свои ошибки и сталинские злоупотребления во все братские страны.

Примечания (1) ЩЕРБАКОВ А. С. (1901 – 1945) – советский государственный и партийный деятель, член Компартии с 1918 г., один из руководителей Союза писателей СССР в начале 30-х годов, секретарь ряда обкомов партии с 1936 г., 1-й секретарь МК и МГК ВКП(б) в 1938 – 1945 гг., секретарь ЦК ВКП(б) и начальник Совинформбюро с 1941 г., начальник ГлавПУР'а РККА с 1942 г., зам. наркома обороны СССР, генерал-полковник с 1943 г., кандидат в члены Политбюро ЦК с 1941 г. (2) ДОВЖЕНКО А. П. (1894 – 1956) – народный артист РСФСР с 1950 г., один из основоположников советской кинематографии. (3) Этот фильм, "Повесть огненных лет", был выпущен Ю. И. Солнцевой в 1961 году. (4) ЧИАУРЕЛИ М. Э. (1894 – 1974) – народный артист СССР с 1948 г. Постановщик кинофильмов "Саба" (1929 г. ), "Последний маскарад" (1934 г. ), "Георгий Саакадзе" (1943 г. ), "Клятва" (1946 г. ), "Падение Берлина" (1950 г. ) и др. (5) АКОПОВ С. А. (1899 – 1958) – государственный деятель СССР, член Компартии с 1919 г., директор Уралмашзавода с 1937 г., 1-й зам. наркома тяжелого машиностроения с 1939 г., 1-й зам. наркома с 1940 г. и нарком среднего машиностроения в 1941 – 1946 гг., министр автомобильной и тракторной промышленности с 1946 г., зам. министра и министр сельскохозяйственного машиностроения с 1950 г., депутат Верховного Совета СССР в 1946 – 1950 и с 1954 г.

ОДИН ИЗ НЕДОСТАТКОВ СТАЛИНА

Крупным недостатком Сталина являлось неприязненное отношение к еврейской нации. Он как вождь и теоретик в своих трудах и выступлениях не давал даже намека на это. Боже упаси, если кто-то сослался бы на такие его высказывания, от которых несло антисемитизмом. Внешне все выглядело пристойно. Но, когда в своем кругу ему приходилось говорить о каком-то еврее, он всегда разговаривал с подчеркнуто утрированным произношением. Так в быту выражаются несознательные, отсталые люди, которые с презрением относятся к евреям и нарочно коверкают русский язык, выпячивая еврейское произношение или какие-то отрицательные черты. Сталин любил это делать, и выходило у него типично. Помню, в начале 50-х годов возникли какие-то шероховатости, что-то вроде волынки, среди молодежи на 30-м авиационном заводе. Доложили об этом Сталину по партийной линии. И госбезопасность тоже докладывала. Зачинщиков приписали к евреям. Когда мы сидели у Сталина и обменивались мнениями, он обратился ко мне как к секретарю Московского горкома партии: "Надо организовать здоровых рабочих, пусть они возьмут дубинки и, когда кончится рабочий день, побьют этих евреев". Я присутствовал там не один: были еще Молотов, Берия, Маленков. Кагановича не было. При Кагановиче он антисемитских высказываний никогда себе не позволял. Слушаю я его и думаю: "Что он говорит? Как это можно?". В детстве, живя в Донбассе, я был свидетелем еврейского погрома. Шел я из школы (а я ходил в школу с рудника, где работал отец, версты за четыре). Был хороший солнечный осенний день. Случается в Донбассе такое бабье лето: как снег, летит белая паутина. Красивое время. Мне с товарищами повстречался извозчик на дрогах, остановился и заплакал: "Деточки, что делается в Юзовке!". Мы не знали, кто он такой и почему он нам стал вдруг говорить, что там происходит. Мы ускорили шаг. Как только я пришел домой и бросил сумку с тетрадками, то побежал в Юзовку. От нас до нее было несколько верст. Когда я прибежал туда, то увидел много народу на железнодорожных путях. Там стояли большие склады с железной рудой. Ее привозили про запас из Криворожья и сваливали, готовили на зиму, чтобы не происходило перебоев в работе домен. Возникла естественная преграда пути. Через нее прокладывали тропы: карабкались по ней шахтеры, когда ходили в Юзовку на базар и преодолевали гору красной руды. На горе стояла толпа. Смотрю, прибыли казаки, заиграл рожок. Я никогда прежде не видел войск, это было для меня в новинку. Как заиграл рожок, тут рабочие из бывалых солдат заговорили, что дан сигнал приготовиться к стрельбе, сейчас будет залп. Народ хлынул на другую сторону склона. Солдаты же не пропускали в город рабочих. Прогремел залп. Кто кричал, что стреляют вверх, кто кричал, что стреляют холостыми и только для острастки, но какие-то солдаты стреляют боевыми патронами. Орали, кто как мог. Потом наступила пауза, и народ опять хлынул на солдат. Уже поздно вечером люди разошлись. Я слышал потом разговоры рабочих с нашей шахты, которые попали в Юзовку. Они рассказывали, как там грабили евреев, и сами приносили какие-то трофеи: кто – сапоги, целый десяток, кто – платье. Другие рассказывали, как пошли толпой евреи с какими-то знаменами и несли на себе своего царя ! Их встретили русские с дубинками. Тут еврейский царь спрятался в кожевенном заводе. Завод подожгли. Он действительно сгорел. А в нем, дескать, сгорел их царь. Столь примитивное понимание дела отсталыми рабочими было использовано черносотенцами и полицией, которые натравливали рабочих на евреев. На второй день прямо из школы я побежал в Юзовку: посмотреть, что там делается? Никто никого не задерживал, народ валил по всем улицам местечка. Грабили. Я видел разбитые часовые магазины, много пуха и перьев летало по улицам. Когда грабили еврейские жилища, то распарывали перины, а пух выбрасывали. Шла старушка и тащила железную кровать. Этой же улицей шли солдаты. Один солдат подскочил: "Бабушка, я тебе помогу". И помог ей нести чужую кровать. Пронесся слух, что имелся приказ: три дня можно делать с евреями, что угодно. И целых три дня такому грабежу не оказывалось никаких препятствий. Я услышал, что много побитых евреев лежит в заводской больнице, и решил со своим дружком сходить туда. Пришли мы с ним и увидели ужасную картину: лежало много трупов в несколько рядов. Только через три дня власти начали наводить порядок, и погром был прекращен. Никаких преследований грабителей не было. Действительно, три дня были предоставлены громилам-черносотенцам, и никаких последствий ни грабежи, ни убийства не имели(1). Потом многие рабочие опомнились, поняли, что тут была провокация. Они разобрались, что евреи вовсе не враги рабочих, что среди евреев есть участники и лидеры рабочих забастовок. Главные политические ораторы были тогда из еврейской среды, и их охотно слушали рабочие на митингах. А когда поздней осенью я уезжал в деревню вместе с братом отца Мартыном, который работал на шахте и с которым мать и отец отправили меня (они тяготели к земле, у них сохранилась мечта вернуться в деревню, заиметь свою хату, лошадь, полоску и стать "хозяевами"), я во второй раз с отцовского рудника вернулся к деду в Курскую губернию. Уехал в деревню как раз тогда, когда в Донбассе начались забастовки, развевались красные флаги и проходили митинги. Возвратился я из деревни, и мне рассказали о местных событиях, называли даже фамилии активистов, в абсолютном большинстве евреев. Об этих ораторах отзывались очень хорошо, тепло. То есть уже после того, как рабочие были одурачены и часть их участвовала в погроме, они стыдились того, что произошло, стыдились, что допустили погром и не приняли надлежащих мер, не противостояли черносотенцам и переодетой полиции, которая организовала погром. Это было позором. И вот теперь, когда Сталин сказал, что надо дубинками вооружить рабочих и побить евреев, а потом мы вышли, Берия иронически говорит мне: "Ну что, получил указания?". "Да, – отвечаю, – получил. Мой отец был неграмотный, но он не участвовал в погромах, это считалось позором. А теперь мне, секретарю ЦК партии, дана такая директива". Я-то знал, что хотя Сталин и дал прямое указание, но если бы что-либо такое было сделано и стало бы достоянием общественности, то была бы назначена комиссия и виновных жестоко наказали. Сталин не остановился бы ни перед чем и задушил бы любого, чьи действия могли скомпрометировать его имя, особенно в таком уязвимом и позорном деле, как антисемитизм. После войны Сталин часто заводил подобные разговоры, мы к ним привыкли. Слушали, но не запоминали и ничего не делали в этом направлении. Однажды к Сталину приехал Мельников(2), избранный после меня секретарем ЦК Компартии Украины. Коротченко тоже с ним был. Сталин пригласил их к себе, на "ближнюю" дачу. Он их усиленно там спаивал и достиг цели. Эти люди в первый раз были у Сталина. Мы-то знали его. Он всегда спаивал свежих людей. Они охотно пили, потому что считали за честь, что их угощает сам Сталин. Но здесь главное заключалось не в проявлении гостеприимства: Сталину интересно было напоить их до такого состояния, чтобы у них развязались языки и они болтали все то, что в трезвом виде, подумав, никогда бы не сказали. У них, действительно, развязались языки, и они начали болтать. Я сидел и нервничал: во-первых, я отвечал за Мельникова; это я его выдвигал. А уж о Коротченко и говорить было нечего. Я его знал как честного человека, но довольно ограниченного. Сталин тоже знал его, но за стол у Сталина Коротченко попал в первый раз. В то время Сталин уже не обходился без антисемитизма и начал высказываться в этом духе. Он попал на подготовленную почву внутренней готовности у Мельникова. Они с Коротченко пораскрывали рты и слушали вождя. Кончился обед, мы разъехались. Те двое убыли на Украину. Когда я перешел работать в Москву, состоялось решение Политбюро ЦК, что я должен наблюдать за деятельностью ЦК КП(б)У. Мне присылали все украинские газеты. Я просматривал центральные органы печати, а мои помощники докладывали мне обо всем, что заслуживало внимания в других изданиях. Вскоре после упомянутого обеда мой помощник Шуйский(3) приносит мне украинскую газету и показывает передовую. В ней критиковались какие-то недостатки и назывались конкретные люди, человек 16. И все фамилии были еврейскими. Я возмутился: как можно допускать такое? Тут я сразу догадался, откуда ветер дует. Мельников и Коротченко поняли как указание ту критику, которую Сталин высказал при них в адрес еврейской нации, и начали конкретные действия. Стали искать конкретных носителей недостатков и использовали газету. Ведь если вести борьбу, то уж вести ее надо широким фронтом, мобилизовать партию и массы. Я тут же позвонил Мельникову: "Прочел вашу передовую. Как вам не стыдно? Как вы посмели выпустить газету с таким содержанием? Ведь это же призыв к антисемитизму. Зачем вы это делаете? Имейте в виду, если Сталин прочтет эту передовую, то не знаю, как она обернется против вас секретаря ЦК на Украине. Центральный Комитет КП(б)У проповедует антисемитизм! Как вы не понимаете, что тут материал для наших врагов. Враги используют это позорное явление: Украина поднимает знамя борьбы с евреями, знамя антисемитизма". Он начал оправдываться. Потом разрыдался. Я говорю: "Если и дальше так будет продолжаться, то я сам доложу Сталину. Вы неправильно поняли Сталина, когда были у него на обеде". Я, конечно, тоже тут рисковал, потому что не имелось гарантии, что телефонные разговоры не подслушиваются. Не был я уверен и в том, что Мельников сам не напишет Сталину про то, что Хрущев дает указания, противоречащие тем, которые он получил от Сталина, когда находился у него на "ближней". Сталин, видимо, мне бы этого не спустил. Вскоре моя супруга Нина Петровна получила из Киева письмо и рассказала мне такую историю. В Киеве есть клиника для детей, больных костным туберкулезом. Возглавляла эту клинику профессор Фрумина(4). Она часто бывала у нас на квартире, когда мой сын Сергей болел костным туберкулезом, и очень много приложила усилий к тому, чтобы вылечить его. Сейчас у Сергея никаких признаков болезни нет, он выздоровел полностью. Приписывали это главным образом Фруминой. Был тогда еще один видный специалист по костному туберкулезу в Ленинграде, и мы попросили его совета насчет лечения. Он тогда сказал Нине Петровне: "Что же вы ко мне обращаетесь? У вас есть Фрумина в Киеве. Лучше ее это дело никто не знает". Теперь в своем письме Фрумина сообщала, что ее уволили с формулировкой о несоответствии занимаемой должности. Я возмутился и позвонил опять Мельникову: "Как вы это могли допустить? Уволить заслуженного человека, да еще с такой формулировкой. Сказать, что она не соответствует по квалификации. Вот такой-то академик медицины говорит мне, что лучше ее никто не знает костного туберкулеза. Кто же мог дать другую оценку и написать, что она не соответствует занимаемому положению?". Он опять начал оправдываться, ссылаться на кого-то. Всегда в таких случаях найдутся люди, которые подтвердят, что все сделано правильно. Я ему: "Вы позорите звание коммуниста". Не помню, чем дело кончилось. Кажется, восстановили врача в должности. Но это был позорный факт. Потом мы несколько сдержали антисемитизм. Но именно сдержали, так как, к сожалению, его элементы сохранились. Вот сейчас я живу за городом, как затворник. Общения с людьми у меня почти нет. Общаюсь только с теми, кто либо меня охраняют, либо от меня охраняют. Мне трудно даже определить. Скорее всего, от меня охраняют. Они неплохие ребята. Разговариваю я с ними, и у них часто проскальзывают в беседах позорные слова. Видимо, не дается людям должного разъяснения, а тем более не дается отпора столь позорному явлению. Почему так происходит? Во-первых, антисемитизм у нас в старое время проявлялся на очень высоком уровне. Сколько было погромов! Люди старого поколения помнят Пуришкевича, который как черносотенец держал первенство по этой линии в Государственной думе. А уж при Советской власти Сталин тоже поддерживал антисемитскую бациллу и не давал указаний, чтобы в корне ликвидировать ее. Он внутренне сам был подвержен этому гнусному недостатку, который носит название антисемитизма. А что сказать о жестокой расправе с заслуженными людьми, которые подняли вопрос о создании еврейской автономии в Крыму? Да, это было неправильное предложение. Но так жестоко расправиться с ними, как расправился Сталин? Он мог просто отказать, разъяснить людям, и этого оказалось бы достаточно. Нет, он физически уничтожил всех, кто активно поддерживал их документ. Только Жемчужина выжила каким-то чудом и отделалась долголетней высылкой. Безусловно, такая акция стала возможна только в результате внутренней деятельности бациллы антисемитизма, которая жила в мозгу Сталина. Произошла расправа с Михоэлсом(5), величайшим артистом еврейского театра, человеком большой культуры. Его зверски убили, убили тайно, а потом наградили его убийц и с честью похоронили их жертву:, уму непостижимо! Изобразили, что он попал под грузовую автомашину, а он был подброшен под нее. Это было разыграно артистически. А кто сие сделал? Люди Берии и Абакумова по поручению Сталина. Таким же образом хотели организовать убийство Литвинова(6). Когда подняли ряд документов после смерти Сталина и допросили работников МГБ, то выяснилось, что Литвинова должны были убить по дороге из Москвы на дачу. Есть там такая извилина при подъезде к его даче, и именно в этом месте хотели совершить покушение. Я хорошо знаю это место, потому что позднее какое-то время жил на той самой даче. К убийству Литвинова имелось у Сталина двоякое побуждение. Сталин считал его вражеским, американским агентом, как всегда называл все свои жертвы агентами, изменниками Родины, предателями и врагами народа. Играла роль и принадлежность Литвинова к еврейской нации. Если говорить об антисемитизме в официальной позиции, то Сталин формально боролся с ним как секретарь ЦК, как вождь партии и народа, а внутренне, в узком кругу, подстрекал к антисемитизму. Вот еще один эпизод. В военные годы было создано Совинформбюро для сбора всевозможных материалов о нашей стране, о действиях Красной Армии, о борьбе против гитлеровской Германии и для распространения этих материалов в нашей и западной прессе, главным образом в США. Так как там очень влиятельны круги еврейской нации, то и у нас в Совинформбюро входило немало евреев, занимавших высокое положение в стране. Заместителем начальника, а потом и начальником там был прежний генеральный секретарь Профинтерна, заместитель наркома иностранных дел Лозовский(7). Возник также Еврейский антифашистский комитет. Среди прочих в него вступил по рекомендации свыше Герой Советского Союза генерал Крейзер(8). В этом комитете состоял и Михоэлс. Он был родственником академика-философа Митина(9). В этот же комитет, конечно, входила и жена Молотова Жемчужина. Лозовский не раз обращался ко мне, когда я приезжал в Москву, а иной раз звонил по телефону с просьбой, чтобы пропагандистам дали материалы о зверствах гитлеровцев на Украине. Я поручал, кому следует, и эти материалы посылались в США, где они широко использовались для пропаганды успехов Красной Армии и описания зверств, которые творили захватчики на Украине. Деятельность Лозовского была ярко положительной. Он был очень активный человек и настойчиво домогался: "Давайте материалы, давайте материалы!". Мы же в 1944 – 1945 гг. были очень заняты восстановлением хозяйства, и нам порою было не до того. А он напирал: "Вы поймите, насколько важно для нас показать лицо нашего общего врага, описать его зверства, показать трудности восстановления наших городов и сел". Думаю, что данная организация, изучавшая зверства гитлеровцев, была создана по предложению Молотова. Но, может быть, сам Сталин предложил организовать ее. Она активно занималась вопросами пропаганды, и ее деятельность, как и деятельность Еврейского антифашистского комитета, была явно в интересах нашего государства, нашей политики, Коммунистической партии, справедливо считалась полезной и необходимой. Когда освободили Украину, в ЕАКе составили документ (не знаю, кто явился инициатором), в котором предлагалось Крым (после выселения оттуда татар) превратить в еврейскую автономию в составе РСФСР. Обратились с этим предложением к Сталину. Вот тут и разгорелся сыр-бор. Сталин расценил дело так: налицо акция американских сионистов; члены этого комитета – агенты сионизма, которые хотят создать свое государство в Крыму, чтобы отторгнуть его от Советского Союза и утвердить там агентуру американского империализма. Был дан простор воображению. Помню, как мне по этому вопросу звонил Молотов, советовался. Молотов, видимо, был втянут в это дело через Жемчужину. Наиболее активную роль в комитете играли Лозовский и Михоэлс. Сталин же буквально взбесился. Через какое-то время начались аресты. Схватили Лозовского, позднее Жемчужину. Был дискредитирован Молотов. Соответствующие материалы рассылались членам ЦК, и там все было использовано, чтобы дискредитировать Жемчужину и уколоть мужское самолюбие Молотова. Помню грязный документ, в котором говорилось, что она была неверна мужу, и даже указывалось, кто были ее любовниками. Много было написано гнусности. Начались гонения на этот комитет, что послужило еще одним толчком к подогреванию антисемитизма. Сюда же приплеталась выдумка, будто евреи хотели создать свое особое государство, выделиться из Советского Союза. В результате встал вопрос вообще о еврейской национальности и ее месте в нашем государстве. Пошли расправы. Не знаю, сколько тогда людей было арестовано по этому делу. Применялись и другие методы. Сталин опять начал практиковать тайные убийства. Повторю, что Михоэлс был убит тайно. Не знаю, по какому поводу он выезжал не то в Смоленск, не то в Минск, возможно, его специально туда вывезли. Одним словом, там нашли его труп. Было инсценировано его убийство. В действительности его труп выбросили на улицу, а там организовали наезд машины на него. При его похоронах наша общественность отдала ему должное. Но она не знала, как погиб этот человек. А его убийцу (мне говорил Маленков) наградили. Долго тянулся следственный процесс по делу этого комитета, и в конце концов все кончилось трагически. Лозовский был расстрелян, а ряд лиц сослали. Я думал тогда, что Жемчужину расстреляли, потому что об этом никому ничего не докладывалось и никто в этом не отчитывался. Все доложили Сталину, а Сталин лично сам казнил и миловал. О том, что она жива, я узнал уже после смерти Сталина, когда Молотов сказал, что Жемчужина находится в ссылке. Все согласились, что ее надо освободить. Берия, освободив ее, торжественно вручил ее Молотову. Он рассказывал мне, как Молотов приехал к нему в министерство и там встретился с Жемчужиной. Она была еле жива, он обнял ее. Берия рассказывал с какой-то иронией, но Молотову и Жемчужиной выражал сочувствие, демонстрируя, что вроде это была его инициатива освободить ее. Теперь – о вопросе по существу. Нужно ли было создавать в Крыму еврейскую автономную республику? Я считаю, что раз уже имелась Еврейская автономная область, то вряд ли нужно что-то еще создавать в Крыму. А мы все питались тогда рассуждениями Сталина и поддавались его влиянию. Мысль Сталина про шпионаж появилась потому, что Крым – морская граница, доступная иностранным судам. Он считал, что никак нельзя допустить это с точки зрения обороны. Мы ведь всегда стояли на той точке зрения, что надо укреплять оборону, а не ослаблять ее. Правда, данный вопрос по существу никогда не обсуждался, а только высказывались точки зрения об осторожности и бдительности. Тут-то и была проявлена Сталиным "бдительность", и он пресек поползновения мирового сионизма, его попытки создать опору в нашей стране для борьбы американского империализма против нас. Если встать на эту позицию, то не надо было разрешать создавать эту республику. Так оно и было решено. Но официального обсуждения и решения никакого не было, а вот аресты начались. Хватали людей, которые сыграли большую роль во время войны по сбору антифашистских материалов. Все пошло насмарку, а честные люди были уничтожены. Вновь позорное явление! После этого и возник упомянутый процесс на Автомобильном заводе имени Сталина. Там тоже искали происки американского империализма через сионистов, работающих на заводе. Конечно, чистейшая чепуха. Тут результат произвола и абсолютной бесконтрольности Сталина. Не существовало органов, которые могли бы контролировать его деятельность. ЦК партии – номинальное учреждение, которое ничем не связывало Сталина и никаких решений не могло выносить, если Сталин не благословлял их. Его бесконтрольность и привела к тому, о чем предупреждал Ленин, когда говорил, что Сталин способен злоупотреблять властью и поэтому нельзя его держать на высоком посту Генсека. Плоды, которые мы вкусили, подтверждали правильность заключения Ленина, которое он сделал в последние годы своей жизни. Вот я говорил о гибели Лозовского. А 28 марта 1968 г. ему была посвящена статья в газете "Известия". Там приводятся биографические данные о Лозовском, но стыдливо умалчивается, как он умер. Просто поставлен 1952 год. А что произошло в том году? Он сквозь землю провалился или на небо улетел? Позорная стыдливость. Думаю, что автор заметки хотел правдиво рассказать, как обстояло дело. И правдивость предохранила бы нас на будущее от повторения трагедии, которая разразилась в партии и у народов Советского Союза. Трагедия, в результате которой погибли тысячи советских людей, в их числе и товарищ Лозовский. Думаю, что придет время, когда все это раскроется шире и будет проведен глубокий анализ того, как это произошло, с тем чтобы впредь ничего подобного не могло повториться.