Текст книги "Может быть, свет (Сборник)"
Автор книги: Никита Колбик
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Никита Колбик
Может быть, свет (Сборник)
Может быть, свет
Жили они средне. В любви, конечно, в достатке, и вроде бы всё хорошо. Нет. Всё хорошо у них. Даже так: жили на зависть многим.
Совершенно внезапно, как и всегда, Манилин образовался в трубке телефона и зазвал в гости: одним глазком взглянуть на его новую пассию.
И вечер должен был стать таким же, как все ему предшествующие: накрахмаленная блестящая скатерть, тепло, свет, приятнейшая музыка из-под потолка, выпечка своя, домашняя, захватывающая дух беседа. Всюду драпировки пастельных оттенков, витрины с фарфоровой посудой, на потолке там и тут лепнина… Куда ни глянь, везде стоит нечто: там – пожалуйста, малахитовая фигурка, а там – портрет статного мужчины, упивающегося пышностью своего затейливого парика, а здесь закоптившийся подсвечник. Или же – что-то ненужное, но ценное, безусловно.
И сам Манилин, чего греха таить, в грязь лицом не ударит: чистый, умеренно внушительный, в домашних костюмах – спасибо, не в камзоле; рука украшена изысканным перстнем. Да не штампованным, «за пару тысяч», – зачем? – а прямо-таки фирменным, если не врёт, конечно… Таков Манилин. Устроится удобно в кресле, сложит руки, брови – аккуратная ольха, манящие чернильным блеском бархата глаза…
Есть, на что посмотреть, правда.
«Пассии» Манилина тоже не «что-то там», а наоборот, восхищенное «что-то с чем-то!» Редкости. То титулованная леди, чуть ли не графиня; то девочка «себе на уме», из богемы, акварелью водит по бумаге, безумная, фиолетовую дорогу выписывает да рассвет страны в раскидистых берёзах…
Конечно, многие Манилина не одобряли, но втихую, прячась по углам: все эти его перстни, картины, выпечки; посмеивались над домашними одеяниями (опять же, спасибо, не камзол!); и смешно было, что ванная у него сочится кремами, парфюмами, щетками, пастами и ещё многим – а ведь холостяк… Но всё-таки, когда звал «на ужины» – бежали, со всех ног бежали, и холодели при этом: позовёт ли снова? Да и право слово – что он в нас, таких простых, нашёл, к чему мы ему?..
–…Коли вы сегодня свободны, прошу ко мне на ужин, часам к восьми. Познакомитесь с моей новенькой – совершенно сказочное существо!
– Спасибо, будем обязательно!
И, как всегда, в последний момент Игорь потянулся к шкафу, а Рита, вращаясь ужом – и то успеть, и это! – раздавала наставления сыну: суп в кастрюле, кастрюля на плите, плита на кухне, кухня в квартире… Дверь никому не открывать. Уроки делать. После же – сразу сон, глубокий и очистительный. И не висни на мне, ну не висни же, мы опаздываем, страшно опаздываем!..
Рита сунула в сумку флакон дорогих духов, которыми разжилась недавно: возле порога Манилина украдкой «подушится» – подчеркнуть свои старания.
За их домом мрачной дугой лежала окружная дорога, где зазывно посвистывал мороз, холод безлюдных равнин мгновенно проник под одежду, мир казался кладбищенски пугающим, и им не захотелось тесниться в метро, поэтому поймали такси и, устроившись с комфортом, поругали чуть слышно одеяния Манилина, страсть к коллекционированию, неизвестную «новенькую»: куда прежняя-то запропастилась, как её, Таня, кажется? – ищи теперь ветра в поле; поспорили, будет ли в гостях Пал Палыч, и тут же дружно этого самого Пал Палыча побранили.
С Пал Палычем они познакомились у Манилина и совершенно очаровались этим стариком: его эти россказни о странах, о быте, и опять же выпечка, и обжигающий чай – то, что доктор прописал, с мороза-то! – и черные, с позолотой, коллекционные чашки, и тянущийся откуда-то сверху Бах, и Манилин, оглаживающий гостей своими бархатными (действительно прекрасными, на Ритин вкус) глазами – кошмар, аж голову вскружило… Взяли и напросились к Пал Палычу в гости. Да и сбежали тут же, некультурно, не прощаясь! Пол дощатый, стены какие-то серые, голые, и район, конечно, не из лучших: заборы, ямы, дома заброшенные. Сам Пал Палыч в засаленных штанах, вместо чая – цикорий, несусветная погань, варенье заветренное, на донышке, поэтому грохнули его в центр стола прямо в банке с ложкой: прошу, дорогие гости, ковыряйте себе на хорошую жизнь… А если закурить, то только на лестничной клетке, вы уж извините, астма – «сука такая»!.. И со странами и бытом прокол вышел: расположились – чёрт с ним, с цикорием – послушать журчащую речь о пустынях, океанах, архитектурах, а старик всё перебирал бумаги в папках с тесёмками, всё что-то тыкал пальцем, крича о неких земельных наделах, и что есть вот некий Сараев, интриган, бездарь, чинуша, не даёт ему печататься, и всех против Пал Палыча настраивает, но ведь вот же, вот же: ценнейшие документы, вся жизнь была потрачена на их поиски! Рита с Игорем хотели опять про пляжи, сафари и достопримечательности, но Манилина рядом не было, и некому было повернуть беседу в нужное русло, поэтому весь вечер только «Сараев! Сара-а-аев!» – и тыканье в папки, и валерьянка, и водка. Уложили старика кое-как, а после удалились по-английски…
–…А музыкант Павлов? – вспомнил вдруг Игорь.
Рита с тоской посмотрела в окно машины:
– Уж лучше не вспоминать!..
Хотя с ним вроде всё вышло иначе, но… Страшный позор: тоже подцепили у Манилина, пригласили к себе (не всё же по гостям ходить, и сами хорошо живут), приятелей назвали полный дом – слушать, наготовили на год вперёд. Заперли в детской сына, а в кухне кошку, чтобы под ногами не путались.
Пришёл музыкант Павлов, нахмуренный, с гитарой, от всякой еды отвернулся: голос смягчится, а ему нужно, чтобы было хрипло. Пропел пару песен: «У Сазоновой Наташки, девки с нашего двора, есть и перси, есть и ляжки, да и дурой не была!..» Игорь шутил, но это тоже выглядело позором. Рита же волновалась и просила, чтобы непременно спели «Друзей», прижимала руки к груди: это ведь такая песня, такая песня!..
Павлов пел её в доме Манилина – с налётом грусти, мягко, заунывно: вот, мол, сидят старые друзья, совершенные неудачники, собравшись за столом. У каждого что-то не так, своя история, своя грусть. Одному князь не по нраву, другому любовь не даётся, и никто никому ничем помочь не может. Но они же вместе, за одним столом, и вроде как нужные, и не это ли самое главное на свете? Слушаешь и вспоминаешь ненароком: кажется, и у меня так было, и так было, да и как только не было! «Вот это я понимаю – песня! Фирма!» – шептал Игорь. Музыкант Павлов ещё больше нахмурился, сообразил далёкий взгляд – туда, в ту воображаемую комнату, где любящие друг друга плешивцы откупоривали пиво и глухо говорили, перебивая, о своём; перебрал струны, вскинул голову, затянул печально-протяжно… Запертая в кухне кошка заскребла когтями по двери, взвыла. Павлов придал голосу большего драматизма. «М-м-м», – волновалась кошка. Кто-то вдруг хмыкнул, громко и оскорбительно, и музыкант, остановившись в мгновение, схватился за сигарету. «Это вы из жизни взяли, автобиографическое?» – с придыханием спросил какой-то дурак. «Что? Ах… Всё у меня в какой-то степени взято из жизни». Он бросил окурок, сосредоточиваясь. Запел… Из кухни вновь пошел неимоверный мучительный вой. «Музыкальная у вас киса», – со злобой сказал Павлов. Рита вскочила, потащила сопротивляющуюся кошку на балкон; музыкант поспешно допел – вой глухо проникал сквозь хлипкие кооперативные стены, – свернул концерт и в прихожей, дергая упирающуюся «молнию» дерматиновой куртки, с отвращением озвучил, что, вообще говоря, он берёт по пятьсот рублей с носа, но раз они не в состоянии организовать творческую атмосферу, то денег ему никаких не надо, «что это вообще такое?!», «да и пошли вы на хер!»
Мда, вот Манилин умеет с людьми, а у Риты с Игорем как-то из рук вон плохо.
Времени до восьми было – всего ничего, предусмотрительно они такси поймали!
Без пяти восемь вступили в подъезд – Рита, как всегда, огляделась и протянула мечтательно: «В таком вот подъезде хоть сейчас ложись да помирай! У нас тоже, конечно, ничего, но не то…» Украдкой достала из сумочки флакон духов. Дальше – дубовый паркет, звонок – и наконец он сам на пороге, сияет, гладит черными глазами, очаровательно склоняет голову к плечу: «Точность, Марго, вежливость королей, запомните». Здесь, в этом чудесном месте, Рита никогда не была Ритой, она была Марго. Нигде больше она не позволяла величать себя так, разрешено это было лишь Манилину и всем его гостям. Рита, Марго… Рита – это там, за порогом, во мраке, на окраине… Там, где ей, в принципе, хорошо живётся, да и жаловаться не на что, но… не то… А Марго – это здесь, в свете, среди красивых и замечательных людей…
И вот они, королевская чета, избранная лишь на один вечер, почтенно вплывают в это тепло, в карамельные рулады, проходят к столу, где разморенные лилии в хрустальной вазе знать не знают ни о каком морозе, ветре, тьме, что вынужденно обогнули неприступную крепость Манилина, бессильные в своих попытках просочиться внутрь.
Вдруг откуда-то вышла и подала фарфоровую руку, очевидно, та новенькая, что «прелестное существо».
– Полина.
– Да, вообще-то она Полиночка, но, скажите, совершенно же сказочное существо! Прошу к столу, мои дорогие гости, – сказал Манилин. – Что ж… Рекомендую грибочки, сам засаливал, да под водочку, чистая сказка!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
