Текст книги "Ампутация (СИ)"
Автор книги: Никита Печень
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Глава, в которой читатель познакомится с характерами героев рассказа, а также подготовит себя к ужасам и крови, которая рекой польётся в следующих главах.
***
– Опять одних баб прислали… Не женское это дело – человечьи члены отрезать!
Молодая жрица в рясе дёрнула щекой, но сдержала уважительную улыбку, поклонилась толстому старику, известному хирургу и своему будущему наставнику. Шедшая рядом с ней девушка в платье и шестиконечной звездой на чёрной брошке – знаком круга магов – фыркнула. Хирург долго смотрел именно на последнюю, неестественно красивую (вероятно, из-за контагиозной магии, выпрямляющей кости, исправляющей осанку, черты лица), с молодецкой горделивостью, силой, энергией, смешинкой в глазах. Чародейка не отвела взгляд. Старик тяжело вздохнул, впустил девушек в дом.
– Далеко не ходите, но и в светлице не топчитесь, присядьте вон там, отдохните, после чего, как это принято у вас, милых дам, поплачьте над своей судьбой, а далее возвращайтесь в свои храмы и ведьмовские круги с позором. Мне нужны не бабы, хоть и специалистки, а уравновешенные парни-практиканты. Так и передай: ты – верховной жрице вместе с моим тёплым приветом, ты – своему наставнику и лектору.
– Нет, – чародейка интонацией поставила точку, улыбнулась и без стеснений села на табурет у книжного столика. – Прислали именно меня, замена не предусмотрена.
– Достопочтенный Ги, – спокойно начала жрица, не принимая предложение присесть. – Верховная мать молилась и продолжает молиться за Вас Гекате, наслышавшись о тех чудесах, которые вам довелось сотворить, однако, без жилки чуда в душе. Она была почтена, узнав о просьбе прислать в помощь именно Вам одного из лекарей. Помня о старой дружбе, Верховная мать отправила Вам меня. Также она просила передать, цитирую: «Не злись, не упрямься, не отвергай молитву, а ещё не забывай о геморрое, до коего лишь мои руки смогли дотянуться, да славится имя Матери Трёхликой». Конец цитаты.
«Достопочтенный Ги», который о геморрое отнюдь не забыл, вздохнул. Вздыхал долго и тяжело. После чего, смирившись с женским обществом, всё-таки прокомментировал с горькой усмешкой:
– Бабы!.. – После чего перешёл к делу, присев рядом с чародейкой: – Имена, звание, заслуги, умения, практика? Начни ты.
Жрица кивнула, продолжая стоять в центе комнаты:
– Лилит, старшая жрица, травница, врачевательница. За практику считается невольное участие в борьбе против эпидемии оспы?
– Только если эта оспа на ленты кромсала тела людей, отрубала конечности, дробила кости, наносила травмы внутренним органам, а ты бегала рядом и скрупулёзно сшивала то, что можно было сшить.
Выражение лица Лилит не изменилось – всё такое же смиренное и по-детски насмешливое, словно после шутки, которую по дороге к лачуге Ги ей выдала жизнерадостная чародейка:
– Сражение при Болоньи.
– С этого надо было начинать, девочка! Ты?
– Эпона, психоменталичка, целительница.
– Без практики? – нахмурился Ги, почесал седую бакенбарду. – Ну, что можешь делать, кроме того, как заменять нам опий? Война – это то место, где врачи либо режут, либо отрезают. Другого не дано.
– Знаю теорию. Ещё читала Галена.
– Если верить теории Четырёх стихий твоего достопочтенного Галена, отрубленное вместе с кусочком макушки ухо можно легко восстановить путём натирания травяными настоями. Хрень, не так ли? А для того, чтобы ты поняла, как применить свою теорию на практике, как минимум дюжине людей придётся жизни лишиться. Подумай об этом, госпожа Эпона.
***
Глава, в которой троица мирно обсуждает дела военные, после чего обустраивает полевой лагерь, где не без проблем дамы проводят свою первую на этой войне ампутацию.
***
На следующий день, отдохнув, приготовившись, Эпона и Ги так же сидели за книжным столом, всматриваясь за гардину на улицу, шумящую писклявыми детьми, громкими животными и разнокалиберными людьми. Лилит стояла рядом.
Жрица была одета в ту же рясу, вот только под исподнем повесила на шею вериги – крупный трикветр из меди. Её лицо опять же не выражало лишних эмоций, лёгкая смешинка исчезла, пропала. Эпона переоделась в мужские штаны и рубаху с бурой пелериной, сняла все кольца, амулет и брошку, дабы избежать ожога при колдовстве и диснаправленности, спрятала волосы под шапочкой. Ги облачился в рабочую одежонку из рогожи. У каждого за спиной покоилась торба, набитая инструментами, настойками, бинтами, спиртом. Сквозь плотную сермягу просачивался запах алкалоидных трав. Запах больницы, запах смерти и жизни.
– И всё-таки я не понимаю её, – вздохнула Лилит, подбоченилась. – Княгиня, богобоязненная дама, а покусилась на жизнь королевского отпрыска, пусть и бастарда, в результате чего объявили войну. Нельзя было решить вопрос в более узких кругах?
– Бери шире, девочка, – Ги не отводил взгляда от открывшегося вида купеческого квартала. – Дружелюбно настроенными могут быть только те королевства, которые друг с другом не соседствуют. У наших правителей давно загорелись глаза на кусочки земли, лесов, плодородных лугов, которые можно отобрать. Убийство пасынка – лишь необходимая причина для объявления войны.
– Говорят, – Эпона улыбнулась, подмигнула Лилит, – княгиня лишь отчасти виновата в том, что парень погиб, ведь, если вспомнить всю ситуацию в целом, то умер он от разрыва сердца во время бурной ночи на этой бедной даме.
– Под этой бедной дамой, – поправил Ги. – Она была достаточно боевой женщиной.
– Знаю. Месяц назад, после этого происшествия, я прерывала её беременность. Мы пообщались.
Ги выразил своё неодобрение взглядом, Эпона сделала непроизвольный жест рукой, мол, ну и что с того?
В окно залетел белый голубь, зашелестели крылья, птица навернула круг и, замедлившись, села на стол. Ги забрал послание, прикреплённое к лапке, состоящее из восьми слов с перепутанными буквами. Эпона провела пальцем по голове резко вздрогнувшего голубя:
– Ладно, признаю твою победу, недооценила я значимость птичек.
– Дамы, наш лагерь, в отличие от остальных, будет находиться ближе всего к месту сражения, которое, скорее всего, уже началось. Стычка кавалерии должна произойти у реки. Госпожа Эпона, прошу, взгляни на карту, сможешь?
– Почему бы и нет. Прямо сейчас?
– Прямо.
Чародейка кивнула, поднялась, спугнув птицу, выпрямила спину, протянула левую руку, непонятно изогнула пальцы, прикрыла глаза и зашептала. Лилит наклонилась к сидящему старику:
– Через час утренняя молитва.
– Пропустишь, девочка моя, – хирург отмахнулся. – Твоя богиня точно простит.
Рука Эпоны дрогнула. Девушка медленно провела вниз, за её пальцами протянулась чёрная трещина, разорванная материя. Запахло озоном. Когда трещина превратилась в двухметровый овал, чародейка выдохнула, отошла. Оглянулась на Лилит, потом на побледневшего Ги, усмехнувшись:
– Боишься?
– Был у меня друг-волшебник, – заметил хирург. – Когда он покидал меня через портал, тот неожиданно закрылся. И того, половинка моего товарища оказалась у него дома, а вторая половинка – здесь.
Эпона не прокомментировала. Просто вошла в портал, растворилась во тьме. Жрица помогла старику подняться и, взяв его за руку, провела в холодное ничто. Свет исчез вместе с цветом, звуки смешались, растаяли, как неожиданно появились вновь.
Троица обнаружила себя на жнивье, согретом утренним солнцем. Стерни мирно колыхались под напором свежего ветра. В центре, куда вели изрытые колеи, покоился овин с провалившимся стропилом.
Портал закрылся.
– Луг, окружённый холмами, а чуть поодаль – кровавое месиво? Что будет, если нас коснётся рубилово? – чародейка обернулась к Ги.
– Могут пожалеть, а могут и зарезать, как свиней. Будем надеется на лучшее. Пойдёмте, надо обустроить эту развалину.
Внутри овин был обильно засыпан сеном, из которого и сделали лежанки, которые также послужили столами для инструментов. Минут через двадцать пришли четверо солдат, которых отослали охранять «полевой лагерь». А уже через пять минут после того за холмами загремела конница и запел металл.
Ги наблюдал за девушками и мысленно ругал себя за то, что не отправил хотя бы одну из них домой. Эпону. Она нервничала, кусала губы, пыталась улыбаться, она ломалась под напором невидимого груза. Лилит же превратилась в куклу. Бесчувственную, мёртвую, но послушную. «Этой уже не надо привыкать, – думал он. – А вот за ведьмой нужен глазок. Начнёт волноваться, не так изогнёт пальчик, произнесёт не ту формулу – и заместо чудесного исцеления у раненного внутренности превратятся в суп».
Первый «клиент» прибыл неожиданно. Барон в тяжёлых доспехах, если судить по гербу, забрызганному кровью, его вёз оруженосец на двуколке. Остановил гнедого, соскочил и повёл матерящегося господина в овин.
Раненого положили на уплотнённый стоп сена, Ги подошёл к нему, чтобы осмотреть. Оруженосца попросили выйти, тот, хоть и противясь, выполнил приказ.
– Суки, мать их проститутка! – говорил барон вполне по-крестьянски. – Рубят, как сумасшедшие! Я ведь, твари, почти увернулся. Грёбаный конь, мать его трижды перемать, попался хромой, грудью своей на пику напоролся!
– Ага, – кивнул Ги, занятый осмотром. – Много там ещё ваших?
– Нет, мы раньше напали, заметив их: мало было. Так они, ебари хитрые, в яруге прятались. Сука!.. Не трогайте руку! Не надо!
– Я убрал пластину, – спокойно ответил хирург, передал растерявшейся Эпоне кусок доспеха, который она тут же отбросила. – Удар пришёлся по заклёпкам, понятно, что в мясо вошло лезвие, как по маслу. У-у… Держится даже больше не на костях, а на жилах. Надо резать.
– Не надо! – взвыл потный, как загнанная лошадь, барон. – НЕ НАДО!
– Или смерть.
Мужчина, видимо, почувствовав, что адреналин, притупляющий боль, начал уходить, завыл сильнее. Кровь медленно впитывалась в сено. Кивнул.
– Левая – в жопу! Главное, чтобы правая осталась, дабы в следующий раз этим тварям смог отомстить и трахнуть как следует по башке бастардом. Режь!
– Дамы, – старик отошёл, указал девушкам на раненого. – Ампутация с предварительной резекцией перед сшиванием. Прошу.
Приступили сразу же. Лилит действовала быстро, завязала жгут над плечом. Эпона, бледная, дрожащая, протянула руки над мужчиной и зашептала формулу. Вскоре барон впал в небытие, а жрица смогла спокойно взять маленький скальпель и прорезать остатки кожи с мышцами, мешающими подобраться к кости.
– Осторожнее, девочка моя. Не торопись и не отрежь лишнего. Госпожа Эпона, можешь остановить кровотечение? Да, так, молодец. Следи за дыханием барона, если почувствуешь, что оно сбилось, в самом начале предупреди меня, а уже потом пускай в ход стимулирующие заклинания. Только дыши, слышишь меня? Эпона! Дыши!
Жутко, хрипло вздохнув, чародейка сильно отклонилась назад и начала падать. Лилит взвизгнула, всё её спокойствие улетучилось. Очнувшийся барон заорал от боли, а Ги прыгнул… Успел! Поймал!
Эпона очнулась, вырвалась из объятий Ги, отползла, рыдая. Девушку вырвало. Лилит, вернув своё самообладание, схватила ткань, пропитанную настоем из опия, белены, горькой ежевики и семян латука, приложила к лицу дёргающегося и до сих пор кричащего мужчины.
Хирург поднялся, подбежал к жрице, хотел вырвать у неё скальпель, на что та лишь отняла руку, после чего спокойно отдала инструмент и проговорила:
– Пила. Придержите его, Ги?
Напряжение исчезло с лица старика, он хмыкнул, кивнул, подал инструмент девушке и принялся выполнять указание. Эпона, справившись с судорогами, сидела на полу, смотря на жрицу и хирурга, шмыгая носом, из которого шла кровь от высокого давления. Через минуту чародейка поднялась, пошатнулась, ещё раз шмыгнула, подошла к импровизированной лежанке, над которой трудились её товарищи, и повторила формулу заклинания.
Всё обошлось.
– Я… – устало пробормотала чародейка. – Я очищу рану… Не сшивайте.
– Тебе ещё полдня колдовать придётся, не давай ему проснуться, всё остальное – лишнее. Лилит, дальше я сам. Ты уже доказала, что своё дело знаешь. Просто подай пузырёк с экстрактом сфагнума. Он обтянут кожей с рунами. Ну, дамы, поздравляю: крещение вы прошли. Не без потерь, конечно. У меня аж появилась надежда на то, что мы спасём большую часть тех, чьи остатки нам привезут. Как считаете?
***
Глава, в которой читатель с головой окунётся в мир дивных ароматов, выучится одной науке, а также узнает, что на войне бога нет.
***
Раненых везли, тащили, некоторые приходили сами. Многие умирали ещё до того, как успевали зайти в овин; продвигались в порядке живой очереди. Конечно, не обходилось без возмущений высокопоставленных господ, которые, имея рану незначительную, не желали пропускать вперёд обычных солдат с почти отсутствующей рукой, ногой или без кусочка головы…
Внутри, кто мог, стоял, кто не мог, полулежал, опершись об гнилую стену, заросшую мхом и плесенью. От запаха, сгустившегося вокруг, волосы вставали дыбом, а рвота пробиралась вверх. Некоторые блевали, те, которые полулежали и встать не могли. Многие из них захлёбывались насмерть своей же рвотой. Но особую нотку, изюминку смрада, дарил дух испражнений. Облегчались от страха, от боли, от смерти, стиснувшей горло.
Охранники выносили трупы.
Ги, Эпона, Лилит бегали от лежанки к лежанке, перекрикивались, суетились, ругались, стараясь услышать себя в яростном гуле:
– Госпожа Эпона, мне нужна ещё капелька твоей расчудесной магии. Чуть-чуть! На сердце, оно почти… Чёрт! Не надо.
– Умираю!
– Ги, я не знаю, как сшивать…
– А ведь дочка осталась… Я не могу погибнуть! Она одна осталась, без матери…
– Больно! БОЛЬНО!
«Ломаются, потому что бабы, – думал Ги, с хрустом перепиливая кость и в то же время замечая, как руки колдующей рядом с ним Эпоны дрожат. – Не выдерживают, потому что девушки. Не заложено в них природой терпеть такое…»
– Эпона, помоги! Отвлекись, пожалуйста… Сука!.. – шепнула Лилит, ударила по «лежанке» рукой.
Окровавленный ножичек упал на уже умершего солдата. Жрица ударила себя по щеке громко, сильно. Однако истерика всё же накрыла её с головой, живот скрутило, а слёзы затуманили обзор. Девушка выбежала, протиснулась между обвалившимся фасадом к раскалённому жнивью. Эпона правой рукой выхватила у Ги иглу с шёлковыми нитками, продолжая жестикулировать левой. Кивнула, сдунула локоны, выбившиеся из под шапочки:
– У меня обе рабочие. Иди за ней, иначе не справимся!
Оказавшись снаружи, старик покачнулся, ухватился за выпирающую балку, чуть не потеряв равновесие. После смрада свежесть кружила голову. Лилит стояла впереди, за ней простиралось золото луга, обрывающееся холмами. Солнце ослепляло, казалось, всё оно концентрировалось именно на жрице, будто дар богини Гекаты. Девушка рыдала, молилась, ругалась, маска куклы треснула.
– Почему тебя здесь нет?! Почему ты допустила это?!
Он обнял её. Просто обнял, низенький, полный, слабый. Её, высокую, стройную, сильную, словно дочь исполина либо сестру титана с древних гобеленов. Нежную, живую. И она успокоилась. Снова надела маску, хоть трещина на ней и не затянулась.
– Её здесь нет. Его нет! Никого! – Лилит обернулась, нижняя губа подрагивала, глаза светились страхом. – Бога на войне нет, она ему противна. Её для него не существует!
Они вернулись к работе, оба чувствуя тяжесть в груди.
Эпоне аккуратно притащили одного из «лежачих», который обильно кровоточил. Ги лишь махнул рукой:
– Поздно.
– Нет!
– Даже если так, то он безнадёжен.
– НЕТ!
Чародейка наклонилась, улавливая мысли, чувствуя напряжение, дрожащее в голове. «Жив, – удивилась она. – Но как? Спит, болевой шок не убил, но ввёл чуть ли не в летаргический сон. Брюхо распорото, внутренности не торчат. Кишечник так и пульсирует теплом, его задели мечом. Надо зашивать».
– Ги! – выкрикнула Эпона. – Канюля! У нас есть канюля?!
Канюля была.
«Теория, чёртова теория! Хм… вставить в просвет… а шов? Какой шов? Шмидена. Это… Это сквозной. Да, у меня всё получится. Я знаю… Но почему же так больно? Почему мне так больно у сердца?»
Часы летели неумолимо, быстро. Слишком. Лишь за полминуты могло умереть два-три-четыре человека. Бой шумел. Уже сквозь крики умирающих и свои собственные крики троица могла слышать, что гул сражения приближался к ним.
– У него магический ожог! – воскликнула чародейка, рассматривая стонущего мужчину.
– На войне есть маги? Госпожа Эпона, ты не ошиблась?
– Заряд, жар… У него учащённый пульс, сердце чуть ли не остановилось, внутренние органы поражены, не только кожа… Обожжены живот и пятки, волдыри наливаются. Трясёт. Я абсолютно уверена, что это магия. Чародей даже не преобразовал энергию в стихию, видимо, дар во время сражения открылся.
– Будто молнией врезало. Зело! – крикнул мужик, притащивший друга, голиаф в варбюте. – Яро ещё засветило, словно Ярило какое. Мы ирода на пику выей насадили!
– Кто побеждает хоть? Судя по колющим и дробящим ранам, конницу уже перебили? – спросил Ги, зубами перегрыз шёлковую нить, схватил припарку.
– Хто его знамо!? Я просто вперёд бяжал, и усе. Но да, нездников-то побили изрядно.
– Как же ты определял, кто твой, кто нет? По гербам, хоругвям?
– Отнюдь, господин лекарь, герба-то и знамёна в крови все, в пыли. Столько тамо грязи и говна намешано! Но наука имеется простая: бяжит в одну со мной сторону человек – друг, значица; напротив бяжит – рублю.
– Я от войны другого не ожидал.
***
Глава, в которой война закончится.
***
– Ги, – Лилит махнула старику, рукавом стёрла пот со лба, – помощь.
– Описывай, я занят, девочка моя, у этого сепсис. Что с твоим?
– Лезвие прошлось по краю лица, содрало висок, часть щеки, оторвало ухо. Я остановила кровотечение, заражения, кажется, нет.
– Проблема?
– Ухо он держит в руке, просит пришить. Есть ли смысл, я не помню?
– Хрящ – мало смысла, через пару недель почернеет, сгниёт, но у нас есть госпожа Эпона. Эпона! Удели нам кусочек твоего драгоценного времени, подойди на секунду к Лилит. Восстанови кровообращение уха.
Чародейка так и сделала. В процессе она поймала на себе испуганный взгляд солдата с пришитым ухом. Буквально взгляд загнанного охотниками в тупик волка, сожравшего весь скот. Вскоре она поняла, чего он так боится: разоблачения. Запачканный кровью герб всё же был виден. Три лилии, враги. Видимо, он сам пришёл сюда, заплутал, перепутал направление. В эту же секунду Эпона заметила и других раненых с тремя лилиями на доспехах. Некоторых привозили наши.
Лилит поймала взгляд чародейки:
– Война войной, но не здесь, а там, за холмами. Мы же спасём каждого во имя Богини. Или хотя бы во имя благоразумия, которого там, на поле битвы, нет.
Жрица не подозревала, что через пару мгновений это поле битвы собиралось поглотить их островок благоразумия с головой.
В самом начале они услышали частый цокот копыт, но не придали этому большого значения: приехали ещё раненые. Лилит стояла ближе всего ко входу, бледными устами напевала молитву, в то же время распиливая остатки костей руки одурманенного наркотиками солдата. Эпона, усталая, проводила подобную операцию, но с ногой. Ги занимал среднее положение между ногой и рукой, а именно вынимал стрелу из задницы рыцаря в армэ. Посмеивался, не растеряв остатки чувства юмора.
Замолк, когда за овином завизжали люди, словно резаные свиньи. Металл оглушительно запел, крики затихли. Внутрь зашли воины, вылитые голиарды, плуты и разбойники с лилиями на доспехах. Все раненые, словно дети, зарыдали, ибо через мгновение их начали жестоко добивать, резать.
– Стойте! Не здесь, не здесь, вашу грёбаную мать! Уезжайте!
Старика мало кто послушал. Ги ударили – повезло, что лишь кулаком, – по макушке. Он отлетел, упал на лежанку и мёртвого солдата. Один из головорезов подошёл к Лилит, которая, побледнев ещё сильнее, всё же продолжила операцию, читая молитву.
– Пошла вон.
Та промолчала.
На что голиард проткнул её мечом. Быстро, неожиданно, грубо. Девушка лишь вздохнула, после чего упала на землю, затихла быстро.
Резня продолжилась.
Ги не мог встать, руки дрожали. Эпона медленно, что-то шепча, подошла к головорезу, убившему её подругу. Тот взглянул на неё злобно, отвлекаясь от убийства, однако, заметив, что чародейка весьма красива, слащаво ухмыльнулся:
– Не бойся, дорогуша, тебя, конечно же, мы трогать не будем, да, ребят?! Вот только придётся тебе опосля каждого за этот дар-то отблагодарить.
Разбойник засмеялся, а Эпона перестала шептать, выкрикнув последнее слово формулы, словно плюнув головорезу в лицо. Искривила пальцы.
Портал появился сразу. Тьма открылась поперёк тела, начиная с живота. Именно верхнюю половину тела до живота и засосало в портал, ноги и вываливающиеся органы урода упали на землю, ещё пару секунд конвульсивно дёргаясь.
Последующее мгновение Ги помнил туманно. Шум, крики, среди которых привилегировали необоснованные «ШЛЮХА» и обоснованные «ВЕДЬМА», потонули в ярком свете и шипении, треске. Светом задело, обожгло всех, даже самого старика. Основная сила, правда, пришлась на головорезов, буквально сжигая их, как пух.
Огня не было, но голиарды сгорели живьём.
Когда свет исчез, воцарилась тишина, прерываемая вздохами раненых солдат и хрипами, нечленораздельными всхлипами, которые издавала чародейка, валяющаяся на полу. Она пыталась вздохнуть, но у неё не получалось, лишь слёзы лились из глаз. Кровь пошла из носа, изо рта. Чародейка зарыдала, чувствуя, как умирает, бессмысленно протягивая руки вперёд, словно желая, чтобы её обняли, успокоили, согрели, спасая от холода, забирающего жизнь.
Ги так и сделал. Старик держал дрожащую чародейку в своих руках, пока она не испустила дух. Плакал вместе с ней.
После чего встал и вернулся к своему делу, к лечению, чувствуя, как сердце в его груди разрывается на части, а из глаз до сих пор льются слёзы.
***
После войны, окончившейся перемирием двух сторон, в этом месте, внутри овина, установят памятник. Две статуи, две девушки. Одна – гордая, улыбчивая, чертовски красивая, другая – смущённая, скромная, нежная. Сюда, в этот полевой лагерь, единственный уцелевший во время жесткого сражения, часто будут ходить люди, родственники вылеченных или погибших, оставлять цветы.
Когда же об этом месте забудут, а сам овин зарастёт плющом, посещать его до конца своего века будет лишь один сгорбленный старик, ухаживая за статуями, очищая их.
