Текст книги "Суверенитет"

Автор книги: Никита Гараджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Военная мощь может служить также защите экономических интересов, и именно по этой причине в современных условиях ее необходимо рассматривать и как средство повышения капитализации национальной экономики.

Российская политическая и деловая элита, академическое сообщество обязаны работать на долгосрочную перспективу: то, что не дает отдачи сегодня или завтра, окажется востребованным послезавтра[42]42
  Такого рода усилия, ориентированные на долгосрочную перспективу, не приносящие ни славы, ни дополнительного дохода тем, кто их предпринимает, требуют формирования особой этики и морали служения своему государству, своему народу в духе того, что можно называть просвещенным патриотизмом.


[Закрыть]. Необходимо вкладывать большие интеллектуальные и организационные усилия в образование, в том числе высшее. В обществе не может быть «слишком много образованных людей». Чем выше уровень образования населения, тем больше шансов у страны достичь больших успехов в экономике[43]43
  Многомерность образования удачно представлена в формулировке В. Ю. Суркова: «У образования много значений. Создание образа человека и народа. Образа мыслей. Образа будущего. Образование, то есть создание нации, организация ее жизни, ее культура. Образование как возможность прорыва в экономику знаний» (см.: Сурков В. Ю. Указ. соч. С. 12).


[Закрыть].

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СУВЕРЕНИТЕТ

Валерий Фадеев[44]44
  Фадеев Валерий Александрович – член Общественной палаты РФ, директор Института общественного проектирования, главный редактор журнала «Эксперт».


[Закрыть]
РОССИЯ – ЭТО ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ СВЕРХДЕРЖАВА

НИКТО НЕ ДАВАЛ НАМ МАНДАТА на разрушение собственной страны. Поэтому мы должны направить все усилия на то, чтобы вновь стать одним из лидеров мира.

Этот год, возможно, будет ключевым с точки зрения проработки идей развития страны. Меньше чем через два года будут выборы в Госдуму, а затем и выборы президента. Мы вступим, по-видимому, в восьмилетний срок следующего президентства. Если к этому времени у российской элиты не будет согласованного понимания того, какие цели ставить перед страной, какими средствами их достигать, каков образ будущего, как снова стать одним из лидеров мира, риск пропустить следующие десять лет станет слишком велик. И тогда мы можем не подняться уже никогда.

ПОРА МЕНЯТЬ ДОКТРИНУ

КАКАЯ ДОКТРИНА ПРОДОЛЖАЕТ доминировать сейчас, несмотря на подвижки последнего времени? Ее можно назвать доктриной отложенных решений. Последние годы, после кризиса 1998-го, когда стало ясно, что новой катастрофы не предвидится, а совсем наоборот – начался экономический рост, поддержанный высокой конъюнктурой внешних рынков, государственный бюджет выглядит прекрасно, а граждане, по крайней мере жители больших городов, богатеют, – кажется, что не надо принимать никаких решений, что все идет само собой, все и так будет хорошо. И уровень общественной и политической дискуссии по поводу экономики свелся к обсуждению частных или даже ложных проблем, таких как административные барьеры или коррупция. Например, «принципа одного окна»: мол, надо разрешить бизнесу, который хочет зарегистрировать свою компанию, сдавать все документы в одно окно, и тогда неизбежно наступит процветание страны. Весьма сомнительно, чтобы подобного рода третьестепенные решения вытащили такую большую страну.

В 90-е годы имелась вполне осмысленная доктрина. Это была доктрина ухода от коммунизма. Она была реализована с помощью приватизации. Чубайс и Гайдар были носителями этой идеи. Многие могут их критиковать, некоторые – ненавидеть, другие – любить, но та задача, которая была поставлена, решена. Страна ушла от коммунизма, советская социалистическая собственность стала частной. К середине 90-х стало ясно, что обратно вернуться нельзя, если говорить точно, это произошло в 1996 году, когда Бориса Ельцина выбрали президентом на второй срок. Это самый свежий пример того, что наше государство на самом деле может ставить перед собой цели и достигать их.

Сегодня доминирует представление, будто самое главное – правильно построить институты рыночного хозяйства и институты демократии. И если их правильно построить, то они будут столь эффективно функционировать, что в конце концов позитивные результаты будут достигнуты автоматически.

Это сомнительный подход. Приведем только одну аналогию – с частной компанией. Было бы очень странно, если бы руководство компании стремилось создать «правильные институты» – отдел маркетинга, финансовый отдел, отдел сбыта и т. д. – и лишь за счет этого надеялось бы получить прибыль. Всякий человек, мало-мальски знакомый с бизнесом, скажет: это невозможно потому, что у компании должны быть цели, а структура – лишь одно из средств их достижения. Вряд ли кто-нибудь встречал среди предпринимателей таких сумасшедших людей, которые занимались бы исключительно структурой своей компании. Таких сумасшедших в частном бизнесе нет. Но, в сущности, такого рода люди заправляют сегодня российской экономикой.

Можно сказать, что страна – более сложная система, чем частная компания. Однако каждый из нас точно знает, что все страны, достигавшие успеха, ставили перед собой цели, и цели осмысленные, а не только цели создания правильной структуры. Пресловутая Япония, Южная Корея, сегодняшний Китай, бешеный рост которого мы наблюдаем во всей красе. Скажут: это восточные страны, они работают в парадигме плановой экономики. Действительно, можно согласиться, что мы прошли эту фазу еще при советской власти, когда у нас была плановая экономика. Однако есть и другие примеры – страны со свободной экономикой, с экономикой, опирающейся на частный сектор. Если говорить о послевоенном времени – это Германия и США. Германия со своей знаменитой социальной рыночной экономикой, где слово «социальный» – это скорее приставка, чтобы было удобнее взаимодействовать с широкими массами населения, а акцент был сделан, конечно, на рыночность экономики. Эта система достигла колоссальных успехов под руководством Аденауэра и Эрхарда. Но там власти не пускали хозяйственную жизнь на самотек, они ставили перед собой конкретные экономические и политические цели.

Рыночность экономики, наличие большого числа свободных хозяйствующих субъектов никак не противоречат достижению целей государством в целом. И многочисленные примеры это абсолютно однозначно доказывают.

БРЕМЯ И ДОЛГ

ВЕРНЕМСЯ К РОССИИ. Есть ли у нас альтернативы сегодня? Какие пути развития хозяйства России сегодня рассматриваются? Часто говорят, что Россия должна куда-то интегрироваться – в более развитую экономическую систему, – и чаще всего имеют в виду Европу. Интегрироваться по примеру малых стран Европы, таких как Польша, Чехия или страны Прибалтики, которые смогли таким образом снять с себя большую часть проблем. Уровень жизни в этих странах растет, решений принимать почти не приходится, потому что решения принимаются на уровне ЕС, политической напряженности нет в связи с тем, что эти страны стали частью большого целого. И вроде это очень складный, привлекательный вариант.

Однако совершенно ясно, что этот вариант не проходит. Мы не Польша и не Чехия. Можно об этом жалеть, можно даже стремиться превратиться во много маленьких польш и чехий, но надо отдавать себе отчет в том, что процесс превращения России во много маленьких чехий – не менее сложная и тяжелая работа, чем превращение России в мощную и благополучную страну.

В России 145 млн. человек (пока), она занимает 1/7 часть суши, граничит с 13 странами, имеет огромные запасы природных ресурсов, до 30% мировых запасов. Россия невольно, даже если бы она этого не хотела, все равно втянута во все многочисленные актуальные и потенциальные конфликты: претензии Японии на Курильские острова; ядерные проблемы Северной Кореи; Китай, вызывающий огромное мировое напряжение своим невиданным ростом; Центральная Азия, которую многие сейчас считают самым напряженным местом в мире, – именно там ждут взрыва колоссальной мощности, большей, чем в свое время в Афганистане или даже в Ираке; дальше – Кавказ, огромная дыра для терроризма, которую мы никак не заткнем; Украина – с ней крайне сложно о чем-то договориться; дальше – ЕС, границы которого не определены, и когда он прекратит расширяться, неизвестно.

Участие в этих многочисленных сложнейших процессах – наше геополитическое бремя, а вовсе не имперские амбиции, как часто принято считать. Мы не можем просто бросить это огромное бремя – тогда неизбежны катастрофические потрясения и судьба наша будет незавидной. Это бремя должно быть на кого-то переложено, но много ли желающих и способных такое бремя принять?

Кроме того,

… не мы освоили эту территорию, не мы создали эту гигантскую страну, она создавалась многими поколениями на протяжении столетий. Никто не давал нам мандата на разрушение собственной страны.

Сегодня, насколько можно понять, в серьезных политических кругах в мире рассматриваются два сценария. Первый сценарий – ослабление России, и мы живем сегодня скорее по этому сценарию. Второй – сильная Россия. Если сценарий ослабления России будет доминировать, если будет окончательно решено, что это и есть рабочий сценарий, то совершенно ясно, что сильные игроки включат все свои инструменты – политические, экономические, военные, идеологические, чтобы как можно скорее реализовать его. Потому что сильные игроки не позволят себе оставить бесконтрольным гигантское пространство в половину Евразии с огромными геополитическими связями. Они не позволят оставить без присмотра 30% природных ресурсов, спрос на которые растет, – доступ к ним должен быть обеспечен в любом случае. Они не позволят бросить без должного присмотра арсеналы ядерного и химического оружия.

Совсем другое дело, если мы пойдем по сценарию сильной России. Сценарий сильной России как раз и подводит нас к идее правильного понимания интеграции, той, которая нам нужна и выгодна. Мы можем интегрироваться только как один из лидеров мира. Мы можем интегрироваться в мировую хозяйственную систему только наравне с главными игроками. Мы должны быть адекватны тому обременению, которое у нас сейчас есть. Мы должны быть настолько сильными, чтобы это бремя перестало быть бременем, а стало для нас ресурсом развития.

К сожалению, мало кто об этом говорит. Говорят об институтах, об инфляции, о том, что рост в пять или шесть процентов в год – это хорошо, да и четыре неплохо. Никто не понимает и не обсуждает проблему нашего масштаба. А мы сегодня неадекватны масштабу собственной страны. Мы даже в мыслях своих неадекватны этому самому масштабу.

СССР, между прочим, был одним из лидеров мира. Даже не говоря об идеологическом влиянии, вспомним, как в 50-60-х годах в десятках стран мира мы строили заводы, металлургические комбинаты, прокатные станы, электростанции. Экономическое влияние Советского Союза было, конечно, меньше, чем влияние США, но оно было весьма значительным. А вот в 70-80-х годах СССР перестал быть лидером мира, он потерялся в длинной тридцатилетней хозяйственной волне, давшей компьютеры для всех, мобильную связь, Интернет и, собственно, глобализацию. Потерялся – перестал быть лидером, предлагать новое, перестал занимать адекватное себе место – и рухнул.

ЕЩЕ РАЗ НА ТЕМУ «ВЕРНУТЬ ЛИДЕРСТВО»

ЕСЛИ ГОВОРИТЬ о тех вопросах, на которые действительно следует искать ответ, то эти вопросы гораздо масштабнее. Какой будет хозяйственная парадигма мира через двадцать – двадцать пять лет? Каким будет характер разделения труда? Какое место мы могли бы занять в этом разделении труда? Какие у нас есть сегодня конкурентные преимущества, ресурсы, чтобы двинуться в нужную сторону? Где узкие места, которые следует расшить, чтобы стать на эту траекторию? Какими параметрами должна обладать экономика России, чтобы зацепиться за тенденцию развития мира на следующие десятилетия? Мы пытались дать ответы на эти вопросы, наброски ответов, подготовив свой вариант экономической доктрины России под названием «Вернуть лидерство» (см. «Эксперт» № 45 за 2005 год).

Самый банальный вопрос: какой должна быть мощность экономики России? Мы говорим, что она сейчас слаба, наш ВВП составляет примерно 700 млрд. долларов, в то время как ВВП США – около 12 трлн. долларов. Совершенно ясно, что эти 700 млрд. не позволяют даже обслуживать то богатство, которое было создано при советской власти.

Каким должен быть ВВП? Разные расчеты, в том числе использующие исторические аналогии, оценки рынков, возможные темпы роста, дают через двадцать лет объем ВВП России примерно в 3,5 трлн. долларов. Это близко к уровню Германии через те же двадцать лет.

3,5 трлн. долларов – это хорошая цифра, это то, что позволяет иметь надежный госбюджет, сильную армию, современное образование. Это то, что в принципе адекватно нам самим, нашему размеру, нашему количеству, нашим представлениям о благополучной жизни. Но достичь такого уровня ВВП можно будет, только на равных с сильнейшими странами мира участвуя в важнейших хозяйственных процессах, тех процессах, что будут определять характер экономического развития в следующие десятилетия. Это означает, что нам придется хотя бы в чем-то стать лучшими, хотя бы в некоторых областях занять лидирующие позиции.

ГОСУДАРСТВО И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МОЩЬ

ВОЗМОЖНО ЛИ ДОСТИЧЬ столь претенциозной цели – возвращения лидерства – без существенной роли государства? Нет, невозможно. Доминирующее у нас до последнего времени либеральное (точнее сказать, ультралиберальное) представление о роли государства в экономическом развитии предполагало невмешательство государства в хозяйственные процессы – для достижения благополучия достаточно «правильных» институтов и «правильных» законов. В этом отношении государство должно быть «слабым», а его присутствие в экономике – минимальным. Здесь нет возможности, да и желания – просто надоело – подробно останавливаться на критике этой позиции. Но для складности изложения приведем лишь один пример из модной темы – жилищное строительство.

Сегодня в России строится примерно 40 млн. кв. м жилья в год. Этого недостаточно не только для того, чтобы наши граждане стали жить в приличных условиях, но даже и для обновления существующего жилищного фонда. Строить надо 200 или даже 300 млн. кв. м. Может ли рынок сам по себе выйти на этот уровень? Может, но лет через пятьдесят. А нам нужно быстро.

Шестьдесят лет назад в разрушенной войной Германии жилищный сектор был в плачевном состоянии. И вот, чтобы дать немцам достойное жилье, государство приняло осмысленные меры. А именно: все инвестиции, направляемые любой компанией на жилищное строительство, не облагаются налогами. Кредиты компаниям на жилищное строительство выдавались бесплатно, под ноль процентов, ставки субсидировались государством. Средства госбюджета Германии, направленные на развитие этой отрасли, составляли более пяти процентов. По нашим масштабам это примерно 10 млрд. долларов в год. Это почти столько, сколько у нас сейчас идет на образование и здравоохранение вместе взятые. При этом рыночной экономики никто не отменял, жилье строилось частными компаниями, и эти частные компании субсидировались государством.

Сейчас начинает доминировать другая идея – идея резкого усиления роли государства в экономике, которая воплощается в жизнь в форме фактически скрытой национализации крупных активов. Однако так ведет себя скорее слабое государство, которое не уверено в завтрашнем дне, которое видит всего на несколько лет вперед, а не на десятилетия, которое хочет только подстраховаться на случай неожиданностей, в том числе политических, и иметь гарантированный доход в свой бюджет от сырьевых компаний.

По нашему мнению, ни первый, ни второй подход не ведет к требуемой скорости экономического роста и быстрому достижению могущества.

Сила государства в том, что оно в состоянии организовать работу частного бизнеса так, чтобы он получал результаты и для себя, и для страны в целом.

Сила государства не в том, чтобы подавлять творческую энергию граждан страны или даже ставить себе на службу, а в создании условий для раскрепощения этой энергии. В конце концов, благополучие создается миллионами граждан, в первую очередь предпринимателями, а не легионами чиновников. И в этом отношении наше государство пока слабо.

КАК СНЯТЬ ОГРАНИЧЕНИЯ НА РОСТ

СУЩЕСТВУЮТ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ограничения на развитие российской экономики, которые может снять только государство.

Первое – это финансовая система, она чрезвычайно слаба. Привыкли говорить, что у нас много денег: государственный бюджет с огромным профицитом, Центральный банк накопил 160 млрд. резервов, Стабилизационный фонд пухнет…

Однако в сущности это «карманные деньги» (определение Андрея Лихачева), пусть их даже 200 млрд. долларов. Они не могут быть основой экономического развития, они не являются активами.

Существует фундаментальное соотношение между стоимостью активов в любой стране, основанной на капитализме, и ВВП, который производит эти активы, – это соотношение 5:1. Его открыл Фернан Бродель для всех стран, начиная с капиталистических анклавов Италии.

В США базовое соотношение – 5:1, в Японии, Германии, Франции – 6:1, в Великобритании – 7:1, в этой стране очень сильный финансовый рынок, даже в Китае соотношение 3:1, в Бразилии – 2:1. А у нас 1:1. Что это означает? Это означает, что экономика перенапряжена. Когда у вас соотношение 5:1, это значит, ваши 100 долларов активов производят 20 долларов добавленной стоимости. При соотношении 1:1 из года в год ваши 100 рублей вынуждены производить еще 100 рублей добавленной стоимости.

Можно ли это изменить? Можно. Но…

… только государство в состоянии так управлять финансовой системой, чтобы наращивать капитализацию экономики, наращивать активы.

Российский Центральный банк не рефинансирует народное хозяйство. Нигде в мире в период развития не было такого, чтобы центральный банк отказывался выполнять одну из своих главных функций – рефинансирование хозяйства, частной банковской системы. Российское Министерство финансов отказывается выпускать государственные ценные бумаги, потому что его руководство до сих пор напугано опытом 1998 года, когда рухнула пирамида ГКО и экономика оказалась в кризисе. Минфин боится выпускать государственные ценные бумаги, хотя во всем мире именно государственные ценные бумаги являются фундаментом правильно построенной финансовой системы. Если нет фундамента – нет финансовой системы. Если нет полноценной и мощной финансовой системы – нельзя говорить о реальном суверенитете страны. Рано или поздно – и так бывает во всех слабых странах – национальные финансовые институты замещаются иностранными. Но тот, кто владеет финансами, владеет экономикой, кто владеет экономикой, владеет всем.

Два главных государственных института, которые должны создавать финансовую систему и управлять ею, отказываются выполнять свою работу.

Второе ограничение, как ни странно, – это неразвитость индустриальной структуры.

Уже долгое время растут цены на бензин. Раздаются крики, что надо ограничить рентабельность нефтяных компаний, ввести прямое регулирование цен, наказывать бизнес за преступный картельный сговор и т. д. Полная ерунда.

В этой отрасли очень высокие налоги, доля налогов в цене на бензин – процентов семьдесят. А главное, российские нефтеперерабатывающие заводы чрезвычайно старые и неэффективные, некоторые построены еще до войны. Чем больше загружают эти мощности – спрос-то растет, тем хуже и дороже получается бензин. Таким образом, источник роста цен – не мифический картельный сговор, а низкое качество производственных фондов. Правильное решение – снести бульдозером все старье и построить новые заводы.

Здесь есть два препятствия. Во-первых, никакой, даже самый крупный бизнес ни в какой стране мира не пойдет на реализацию столь крупных и капиталоемких проектов без согласований с государством, поскольку проекты такого масштаба имеют общенациональную ценность и влияние. Во-вторых, сегодняшняя финансовая политика ведет к ограничению кредита, без которого невозможно обновлять производственные фонды.

Истинная причина сохранения инфляции в России – политика центральных денежных властей.

Третье ограничение – малые размеры российских компаний. За пределами сырьевого сектора и отраслей первого передела у нас не много компаний, способных решать масштабные задачи просто в силу своего размера. Один из главных способов наращивать мощность компаний – большие государственные проекты, в первую очередь инфраструктурные. Инвестиции, направляемые в эти проекты, в конечном счете оказываются у частных компаний потому, что именно они выполняют большую часть работ по проектам.

Часто говорят о требовании высокой экономической эффективности инфраструктурных проектов. По нашему мнению, требовать от таких проектов досконально рассчитанной эффективности, например в виде прибыли, ошибочно.

Оживление экономической жизни, усиление частных компаний, участвующих в таких проектах, усиление финансовой системы страны – вот требуемые от больших государственных проектов результаты.

Есть и еще один аспект правильного понимания эффективности. Через всю Россию проходит только одна дорога – Транссиб, построенный более ста лет назад. При строительстве этой дороги, как и всей железнодорожной сети, было украдено немало денег, это общеизвестно. И чистая экономическая эффективность проекта вряд ли была высокой. Однако в 1941 году, когда немцы стояли под Москвой и стало ясно, что Япония не вступит в войну с Советским Союзом, войска с Дальнего Востока и из Сибири были переброшены в центр по этому самому Транссибу. В результате битва под Москвой была выиграна. Как экономически оценить эффективность Транссиба в свете этой военной операции? Да никак. Она не оценивается экономически, в то же время эффективность этой магистрали абсолютна. Связность страны сама по себе важна, и мы не можем предугадать, когда эта связность окажется нам полезной.

И четвертый пункт ограничений – отсутствие стратегического видения у государства. Если все время оставаться в парадигме трехлетней среднесрочной программы, ничего сделать нельзя. С другой стороны, стратегическое видение становится сильным политическим ресурсом. Тот, кто выходит на сцену и говорит: «Я знаю, как и что будет через десять – двадцать лет», тот получает дополнительный рычаг для политической игры. Пока никто не хочет этого сделать.