Текст книги "Мёртвый муравейник"

Автор книги: Никита Фурман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Никита Фурман
Мёртвый муравейник

Пролог

Сверкающая бирюза равномерно и спокойно прерывалась белыми гребнями волн, здесь и там прорезавшими гладь моря. Они размеренно и важно бежали к золотому пляжу, окутанному светом яркого полуденного солнца. Солнце, которое своим пламенем обесцвечивало половину неба, делая его почти белым, совсем не обжигало раскинувший вдоль берега город, великим стражем встречавший море. Мраморный исполин круглый год купался в благодати вечной весны. Эти священные земли никогда не опалял летний зной, никогда не терзали его зимние ветры, и лишь временами, как отдохновение, землю поливал быстрый бодрящий дождь, питающий изумрудную зелень великолепных садов, обрамляющих ослепительно-белые колонны. На каменистых склонах холмов, защищающих город от непогоды, синевой отдавала хвоя небольших пушистых елей, и горные потоки, словно огненные змеи, извивались и искрились на солнце.

У подножия холма, под многоярусной крышей небольшого портика, украшенной героическим барельефом, сидел, задумавшись, молодой мужчина. С отсутствующим взглядом смотрел он на роскошь природы, окружавшей его. Опершись локтями о колени и опустив голову, он издал надрывный вздох, будто не в силах выдержать мысли, сдавившие грудь.

Звали его Аристиппом. Он был блистательным полководцем, богатым помещиком, но главное, чем славился он в своём городе, были его философские рассуждения, которые удивляли старцев и зажигали сердца юношей. Женщины восхищались его красотой: черные локоны, ниспадающие на умный небольшой лоб, орлиный нос, алые губы с едва заметной пренебрежительной усмешкой, мужественный аристократический подбородок – все было в нем прекрасно. Блистательная и полная наслаждений жизнь – жизнь, которая давно ему опостылела.

В этот, как всегда, прекрасный день по-особенному тяжело щемило его грудь тоскливое прилипчивое чувство отчуждённости. Вся жизнь казалась ему мелким происшествием, как будто кто-то другой проживал её.

И в который раз уже задался он вопросом, волновавшим его и преследующим непрерывно, как жажда преследует путника в пустыне: «Что я такое?»…

Треснуло, завыло, поплыло, померкло и потухло!

Глава I.

Шел 454 год начала новой эры, эры Человека Сотворенного, создавшего себя, Homo Crearus. Развитие человеческой цивилизации проходило не равномерно, ускоряясь и замедляясь, оно меняло облик людского рода.

      После освобождения Европы от церковного ига, темп научного прогресса набирал обороты: с каждым новым открытием; с каждым новым приспособлением, введённым в хозяйственное пользование, аппетиты Человека росли. Его желание знаний и перемен становилось неуёмным. Именовавший себя разумным, но продолжавший зависеть от природы, Homo Sapiens не мог остановиться в покорении окружающего его мира. Прядильная машина Ватта, конвейер Форда, первый компьютер Мокли стояли вехами в истории цивилизации. Венец человеческой мысли конца ХХ века, всемирная сеть передачи данных, интернет, навсегда изменила ход истории. Глобализация захлестнула человечество. Национальные государства, тысячелетиями служившие формой организации людей и забиравшие огромное количество сил на поддержание своего мнимого величия, заполняя земной шар миллионами трупов, стали постепенно исчезать. Наука, искусство, а главное экономика не могли больше умещаться в пределах мелочных интересов суверенитетов стран и политических границ земного шара, а становились достояниями интернационального сообщества, где торговые корпорации вытесняли государственные учреждения. Те же народы, которые не принимали новые исторические условия и продолжали держаться прошлого, традиций своих предков, уходили в забвение истории.

      Наконец, люди смогли вздохнуть свободно: ярмо дефицита энергии было сброшено – холодный ядерный синтез обеспечил Землю таким количеством безопасной и практически неисчерпаемой энергии, что даже в смелой фантазии невозможно было найти применения всего её потенциала. А раз есть энергия, то будет движение. Движение вперёд ещё невиданными темпами. Мир кроился по чертежу воображения и воли. Окружение определяет сознание, и наоборот. Новые материалы позволили создавать невообразимого масштаба сооружения, а вкупе с развитием транспорта города приобрели размеры государств, окутав Землю сплошным поясом конгломератов новой ступени урбанизации.

      Микромир не отставал: фотонные процессоры размером в несколько атомов настолько увеличили вычислительные мощности, что позволили создать настоящее чудо – искусственный разум. Однако вселенная устроена упорядоченно, и в ней все имеет границы, даже мысль, поэтому разум с безграничными возможностями остался лишь метафизической фантазией, а свобода воли продолжала принадлежать одной лишь органической жизни.

      «Труд сделал из обезьяны человека» – говорили древние мудрецы, «человек стал рабом труда» – продолжали мыслители современности. Кибернетический мозг, объединявший усилия миллиардов нано-процессоров в единую сеть принятия решения, позволил роботам выполнять задачи такой сложности, которые были не по силам слабому органическому мозгу человека. Искусственный интеллект обладал огромными возможностями, но не имел свободы воли, поэтому Человек оставался его хозяином, повелевая и приказывая.

      Здесь бы, казалось, остановиться, передохнуть, задуматься над действительностью; переосмыслить нормы морали, установить новые законы близости и совместной жизни людей, стать нравственнее. Необходимо было понять, куда ведут такие перемены, дать им определение, увидеть последствия тех преобразований, которые уже имели место; но нет закона постоянства и неизменности во вселенной: все в ней текуче, все прибывает в движении, постоянно меняя форму и содержание, так и человечество не могло застыть на пике своего развития.

      Полёты в далёкий холодный космос больше не интересовали людей: зачем искать пристанища в неизвестности, когда здесь, у себя дома на родной планете, можно творить будущее, можно менять ход событий будущего и воплощать мечты в реальность. Мысль и желание вновь обрели один единственный объект вожделения, и Человек стал целью и смыслом для себя самого.

      С новыми возможностями науки генная инженерия вышла на следующую ступень развития. Клонирование, лечение рака, исправление кода ДНК в гаметах – все это уже было пройдённым этапом. Теперь же Человечество решило, что пора не исправлять ошибки природы, но самому стать творцом. Люди захотели – роботы исполнили. В подробности технической части науки учёным больше не было нужды вдаваться, и в лабораториях на смену белым халатам пришли машины, а люди стали управленцами, мало вникая в процесс исследований, и лишь поверхностно изучая результаты труда кибермозга.

Синтезированная с нуля молекула ДНК положила начало будущему Homo Crearus – Человека Сотворённого. Последовали долгие дискуссии на этические темы, собирались комитеты международного сообщества с целью решить, что же делать дальше с этим кодом совершенного существа. Всё новое вначале пугает, и в этом случае запреты ненадолго приостановили дальнейшую работу. Однако рождаемость падала, люди наслаждались беззаботной жизнью – без болезней, без нужды, в том числе и без великих стремлений. Воспользовавшись случаем, корпорации-гиганты лоббировали трансформацию людей. Было решено оплодотворить клеткой с искусственной ДНК женщину, и таким образом обойти этическую проблему, удовлетворив консерваторов. Добровольцев нашлось много. И через девять месяцев появился первый представитель рода Homo Crearus.

Устройство общества менялось, совершенные люди вытесняли своих устаревших творцов. Люди без пороков и слабостей: без алчности, зависти, эгоизма, без обуревавших инстинктов, быстро занимали все ведущие места в политике и экономике. Теперь уже они принимали решения о будущем Человечества. Очень скоро от живорождения отказались. Родные мамы и папы стали не нужны новым людям, так как личных интересов попросту не стало, и коллективное начало заняло место индивидуальности. Дети росли в натальных камерах и готовились войти во взрослую жизнь в детских центрах, где совершенные воспитатели могли полностью раскрыть их потенциал, свести до минимума животное начало и развить свободную общественную личность. В это время Человек дал себе новое имя, заменив в нем указание на разум утверждением воли – Человека, создавшего себя – Homo Crearus. Летоисчисление стали вести от появления на свет первого младенца, родившегося не из утробы матери, младенца Адама, который к этому времени был уже глубоким стариком, но сохранял физическую бодрость и ясный ум. Так подошло человечество к 101 году Новейшей эры.

Теперь, как и прежде, людей не оставлял самый главный враг – скука. Совершенные тела, молодость, доведённые до предела умственные способности, социальная благодать – все это сделало людей несчастнее, чем они когда-либо были. В отсутствие жизненных трудностей человек быстро впадает в сильную депрессию, справиться с которой помогает лишь чреда непрерывных развлечений, заменяющих собой борьбу за существование.

Предприимчивые корпорации очень быстро наладили выпуск первых нейросимуляторов с эффектом полного погружения в искусственную реальность. Электромагнитный нейромодулятор, гормональные ингибиторы, инъекции нейротрансмиттеров, в строго выверенных пропорциях, вывели игровую индустрию в лидеры мировой экономики. Казалось, не оставалось ни одного человека, который не участвовал бы в танковой Битве под Верденом, не занимался любовью с прекрасными наложницами из гарема Селима Великолепного, не пролетал бы пояс астероидов, маневрирую небольшим шаттлом в опасной близости от космических глыб. Все этические нормы в играх были сняты, скучающие члены добродетельного общества позволили себе стать варварами и были этим очень довольны.

Тем не менее, игрой можно только тешиться, но жизни она не меняет. После виртуальных развлечений игрок возвращался, как ему казалось, в ещё более тусклый в своей безупречности мир. Все разговоры велись только о пережитом в игре – больше людей ничего не интересовало. В реальности уже больше нечего было менять, не ждало никаких открытий. Можно было, конечно, отправить экспедицию к ближайшей звезде, продлить жизнь ещё на несколько десятков лет, оживить мамонта или тираннозавра, пытаясь этими свершениями заполнить внутреннюю пустоту миллиардов скучающих гениев; но эти потуги человечества остались бы тщетными в бесконечности времени и пространства и не приблизили бы Человечество к заветной цели – познанию истины.

Политически мир преобразился до неузнаваемости: больше не было единых центров принятия решений, так как каждый член мирового сообщества обладал личным врождённым правосознанием; необходимость в управлении массами отпала сама собой. Не было низших, не было и высших, не было управляемых, исчезли и управленцы. Элиты навсегда ушли в прошлое, и каждый человек решал сам за себя, что делать и как жить, вплоть до полной изоляции от общества, но изоляции не в схизме древних, а в окружении роботов, обеспечивающих его всем необходимым. Нельзя было запрещать и ограничивать, рекомендовать отдельному человеку, как прожить свою жизнь. Каждый стал себе царём и судьёй. Поэтому, когда первый человек на Планете решил всю жизнь провести в игре, подменив реальность симуляцией, это было принято такой же нормой и здравым решением, как любая другая деятельность свободных друг от друга людей.

Наступил 454 год со дня появления нового вида разумных существ. Разум приобрёл вполне осязаемые формы – формы городов без людей, домов, без окон и дверей, дорог, заполненных мельтешащими роботами различных форм и размеров. Огромные бесцветные кубы из углеродных нанотрубок, высотой в несколько километров, своими безупречно ровными линиями плели сеть секторов, современных городов. К каждому такому кубу или же блоку (так они назывались) вели, висящие в воздухе, трубы, создавая как бы потолок над ровными прямыми дорогами, устланными самовосстанавливающимся полотном, смоделированным по волновой функции квантов и дополненными слабым свечением, которое не стоило никаких энергетических затрат, но и не несло особого значения, так как роботам свет для ориентации в пространстве попусту был не нужен, а нога человека здесь не ступала. Трубы вели к зонам промышленности, опоясывающим сектора плотным кольцом чашеобразных строений, которые огромными турбинами, установленными в основании чаши, прогоняли воздух, фильтруя углерод, водород, азот и другие полезные газы, служившие для синтеза всех необходимых биологических веществ. Рёв турбин сгущал пространство, делая атмосферу плотной и практически осязаемой. Рядом длинные километровые ангары из прозрачного нестареющего пластика обнажали исполинские конвейеры, где роботы создавали роботов с неживой методичностью.

Природа давно умерла: процессы, запущенные в расцвет эпохи индустриализации и набиравшие силу уже без участия человека, который давно перешёл на безвредные формы энергии, но не заботился о том, что уже сотворил с планетой, довершили своё дело, превратив Землю в безжизненный пустынный шар. Бескрайние просторы ороговевшей почвы покрывали большую часть пространства Земли, лишь слабо контрастирую с автоматизированными зонами урбанизации. Воздух в секторах был влажный и душный, небо закрыто сплошной пеленой грозовых туч, которые никогда не проливали дождей. Секторы напоминали теплицы размером в тысячи квадратных километров. Оставались зоны сурового арктического климата, которые вполне можно было принять за поверхность астероида или планеты, подвергшейся суровому воздействию ледяного космоса. Таков был облик Земли, дающей приют самому прогрессивному виду живых существ, когда-либо обитавшей на ней.

Где же были люди, и чем они занимались? Блоки – кубы правильной геометрической формы, цинкового цвета, поднимавшиеся ввысь, утопая в сером небе, стояли словно скалы. Они были заполнены маленькими капсулами, уложенными штабелями в узких коридорах. В капсулах оболочки (так называли клонов, выращенных на крио фабриках) находились в созданной биоцифровой реальности, спроектированной взаимодействием вычислительных процессов компьютера и реакциями живой плоти. Отключив тело от большинства процессов жизнедеятельности, Система перенаправила основную часть ресурсов организма на ускоренную работу мозга. Система была сложной комбинацией вычислительных процессов, управлявших всеми функциями тела оболочки, учитывая его уникальные и непредсказуемые реакции на воздействие. Это была шахматная партия искусственного интеллекта и электрохимических процессов мозга, где выигрыш состоял в достижении максимального удовольствия индивида. Вирусная ДНК, программировалась в считанные секунды тут же в капсуле, затем ускоряла или прекращала рост аксонов и дендритов, формирую базу для электромагнитных импульсов, маршрут которых контролировала Система. При помощи подробного электромагнитного сканирования, практически без задержки времени, со скоростью света, обновлялись данные катодно-анодных реакций в каждой клетке мозга; слабейший электрический импульс улавливался датчиками Системы и интерпретировался в сложную картину воспоминаний, ощущений и чувств оболочки. Таким образом, она обрастала своей собственной индивидуальностью, опытом и, наконец, личностью.

Искусственный интеллект управлял сознанием подобно дирижёру: он не лишал подключённую оболочку свободы мыслить, желать, творить, а лишь создавал структуру бесчисленных вариантов развития событий, из которых мозг выбирал по неизвестным законам воли (природу свободы воли так и не смогли определить) пути воплощения психической реальности. Действительный физический мир накладывает безграничное множество ограничений на потребности человека, но Система снимала большую их часть и ослабляла требования остальных, делая жизнь безграничным пространством радости и наслаждений. Работа мозга достигла интенсивности невозможной в физических и психических рамках реальности. Воспоминания стирались и записывались вновь, одно воплощение сменялось другим – чреда жизней и судеб пролегала сквозь краткую, но чрезвычайно насыщенную событиями психокибернетическую жизнь оболочки. Год шёл за сотни лет. Детство и отрочество можно было проскочить, и начать сразу со взрослого состояния: оказаться доблестным воином посреди сражения, одержать победу и потом ещё долго наслаждаться лаврами могущества. К концу подключения, оболочка, которую теперь можно было назвать человеком, накапливала столько информации, что нейронная сеть просто выгорала, не способная больше к поддержанию сознания. Тогда искусственный интеллект прерывал связь с подключённым и выгружал его из Системы. Очнувшись, человек походил на призрака. Погружённый в сильнейшую экзистенциальную депрессию, не способный к волевым усилиям, он мечтал лишь о том, чтобы скорее избавиться от страданий любым способом.

На этот случай были предусмотрены камеры для самоубийц, где обречённых людей добровольно усыпляли газом в автоматических камерах.

Глава II.

В такой мир попал Аристипп, так его звали в последнем его воплощении в Системе. В реальности он человек, получивший доступ ко всем воспоминаниям, записанный под номером УВ254Р101, не имевший имени, ни истории жизни, ни друзей, ни близких, ни родных. Он был уникальным в своём роде, Система (что не случалась ранее) дала сбой и выгрузила его преждевременно, или же ошибка была совершена на криофабрике, где ему было записано слишком много информации о структуре общества Homo Crearus. Так или иначе, он отличался от остальных людей, просыпающихся от киберсна. Он прекрасно осознавал, где и в каком времени очутился, помнил все пережитое им в Системе и имел желания, стремления и цель.

«Теперь я должен добраться до башни управления, – думал он, бросая взгляды, то в один конец мрачного коридора, то в другой. Коридор утопал в пространстве, и не было видно ни его начала, ни конца. – Задача не из простых, но я должен справиться».

Голова трещала, казалось, что по всему мозгу пробегают сотни электрических разрядов, каждый оставляя след боли. Тело его было слабое, он с трудом смог вылезти из капсулы и зашатался на ненадёжных ногах, ему даже пришлось опереться о стену и перевести участившееся дыхание. Вдруг в десяти метрах от него выдвинулась ещё одна капсула. Он внимательно следил за ней, но ничего не происходило – капсула висела в воздухе в полуметре над глянцевым полом, отражавшим свечение стен. Через несколько минут боковая крышка открылась, и Аристипп смог разглядеть бледное тело; трубки и провода медленно и плавно отсоединялись от тела и засасывались в корпус капсулы. Внезапно тело конвульсивно задёргалось, и он услышал слабый крик «Помогите! Помогите!» Аристипп было направился к капсуле на помощь человеку, но из глубины коридора раздалось лёгкое жужжание, и небольшой дрон белого люминесцентного цвета, плавной аэродинамической формы, с огромной скоростью подлетел к капсуле и мгновенно остановился, из его корпуса вылезли тысячи мелких отростков-щупальцев, толщиной не более нескольких миллиметров, обвили тело и вынули его из капсулы, положив на пол. Дрон мгновенно улетел туда, откуда прибыл. «Должно быть, очередная оболочка выгрузилась из Системы», – сообразил Аристипп, – «Должен ли я подойти к нему и помочь?». И хотя Аристипп прекрасно понимал, что человек этот обречён, что его единственным желанием после гиперсна будет войти в вечный сон, но потребность в живом человеческом общении, после перенесённых потрясений, после того как весь его привычный мир исчез в одночасье, тянуло его к товарищу по несчастью.

Между тем, несчастный поднялся на четвереньки и начал откашливаться, выплёвывая прозрачную жидкость. Аристипп, уже не думая, но повинуясь жалости к живому существу, поковылял, довольно быстро для своего немощного тела, к человеку. Подойдя, он помог тому подняться, одной рукой обхватив щуплые грудь и плечи, а другой опершись об стену. Они оба встали – два белых голых тела в тусклом коридоре, посреди огромного мира, совсем не предназначенного для них.

– Давай я помогу тебе. Я из капсулы сто один, стало быть – Сто-первый, – быстро заговорил Аристипп, а точнее Сто-первый, потому что имя Аристипп так же мало определяло его личность, как и десятки других имён, принадлежавших ему в Системе, – я собираюсь добраться до Башни управления. Мы можем пойти с тобой вдвоём, вместе будет легче.

Но человек молчал. Его серые глаза отражали свет, но не светились мыслью. В них не было ни удивления, ни страха, ни печали – в них не было ничего. Вдруг светящаяся стрелка загорелась на сетчатке его глаз, в центре которой была надпись «втсйибуомас аремаК». Сто-первый оглянулся и увидел, что это на стене яркие стрелки непрерывной полосой уходили в глубь коридора, налево, от того места, где они стояли.

– Мы не обязаны, – торопливо начал Сто-первый, боясь потерять своего новоприобретённого знакомого, единственного в этом мире, – нам дан выбор. Пошли со мной. Мы найдём путь. Что-то да должно нас ждать впереди.

Но увидев горящие надписи, человек оживился, Сто-первому даже показалось, что в его глазах появился луч надежды. Он безучастно отстранил Сто-первого рукой и неуверенной, но настойчивой походкой побрёл вдоль коридора по направлению стрелок. Сто-первый продолжал кричать ему в след срывающимся голосом: «Постой! Постой! Наше общество даёт нам шанс… ты не должен делать этого! Мы что-нибудь обязательно придумаем… вместе!», – но человек продолжал брести в темноту; постепенно его силуэт стал размываться, и через некоторое время его уже нельзя было различить.

Сто-первый остался один, погруженный в мрачное раздумье. «Неужели и для меня здесь нет места, и также остаётся направиться к камере смертников, закончить даже не начавшуюся жизнь». И в это самое мгновение, пока он рассуждал, выдвинулась ещё одна капсула недалеко от его собственной.

Опустив голову, мелкими шагами, Сто-первый шёл по коридору. Отблески полированного пола отвлекали его от темных мыслей. Навстречу ему волочился уже третий несчастный, голый субтильный с отсутствующим взглядом. Проходя мимо Сто-первого, он даже не бросил на него короткого взгляда, но лишь временами поворачивал голову и смотрел на стрелки.

Каким-то образом Сто-первый знал план здания, он понимал, что путь направо вдоль стрелок ведёт туда, куда он решил, ему пока рано идти. В другом направлении, в конце коридора, должны были находиться технические лифты. Туда он и направился. Времени у него было не много, так как все процессы обмена поддерживались капсулой (у него даже не было выделительной системы), и ему нужен был костюм жизнедеятельности, который можно было найти только в Башне управления, поэтому он ускорил шаг. Время тянулось ужасающе долго, ему стало казаться, что он не движется, а шагает на месте (эффект тоннеля); мысли так же уплощились и растянулись в одну бесконечную линию, где ничего не могло отвлечь от гнетущей тревоги. «Делай, что должно, и будь, что будет», – вспомнил он изречённую истину. И в это самое мгновение ему показалось, что впереди мерцает красный огонёк. Он ускорился в томительном ожидании, справиться с которым часто помогает физическая активность, и вскоре смог прочитать на мигающей красным светом табличке «Осторожно! Шлюз загрузки». Коридор заканчивался вот так просто, без лифтов, лестниц, панелей управления, просто сплошная стена и красная табличка.

Сто-первый дошёл до конца, положил руку на стену и задумался. Ждать времени не было: новая партия оболочек может прибыть, когда уже будет совсем поздно, и робот-уборщик невозмутимо уберёт его мёртвое тело. У него оставалось не более пяти часов, прежде чем он потеряет сознание без гемодиализа. Необходимо было что-то предпринять, как-то открыть отсек, выйти и продолжить свой путь. Он начал толкать стену, бить её ногами, теряя самообладание. Он был сам себе противен. Так цепляться за жизнь, не иметь смелости принять свою судьбу, и что только заставляло его ценить то, чему он даже объяснения дать не может, разве так поступает истинный мыслитель, каким он был совсем ещё недавно? А сейчас, как дикий загнанный зверь, он мечется в своём углу, готовый на все, только бы уцелеть, продолжить жить.

– Откройся же, наконец! – выкрикнул он, потеряв терпение от усталости и тревоги. И дверь открылась. Сразу за дверью перед ним открылось большое помещение, освещённое лишь светом, проникающим из коридора. Насколько он мог разглядеть, стены были уставлены различными роботами, среди которых были дроны, помогающие оболочкам выбраться из капсулы.      «Как же я сразу не догадался? – размышлял он вслух от внезапного приятного удивления, – Здесь все подчинено человеку, а я ведь человек – единственный хозяин. Роботы лишь подчиняются человеческой воли».

Дверь закрылась, и он оказался в полной темноте. «Включить свет!» – приказал Сто-первый, и стены засветились ярким дневным светом, озарив все помещение, которое оказалось даже больше, чем он предполагал. Это был служебный отсек по обеспечению нескольких коридоров блока. Во всем царила механическая симметрия, роботы стояли группами одного вида в одинаковых промежутках друг от друга, образуя ровные проходы, запасные капсулы в шахматном порядке лежали одна на другой вдоль стен, посередине помещения возвышался прозрачный куб, переливавшийся перламутром, временами вспыхивая холодными цветами спектра, будто бы вздыхая, как живое существо. Назначения этого куба Сто-первый понять не мог. Идеальны порядок отсека, противоречащий сумбурному состоянию потерянности Сто-первого, угнетал его неопределённостью всего происходящего.