Текст книги "Записки о капитане Виноградове (сборник)"

Автор книги: Никита Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

На пляже сейчас хорошо… При жаре за тридцать чувство долга плавится и улетучивается со скоростью эфирного масла.

– Пойдемте! – По счастью, Виктория провозилась недолго.

На ней, помимо чего-то, фасоном напоминавшего сшитые вместе трусы и майку, надеты были шлепанцы, соломенная панама и очки в пол-лица. Сумочка…

Оголенные участки кожи лоснились от крема.

– Эва заходила?

– Да. Откуда вы знаете?

– «Нивея»… Вы вчера ей заказывали, от загара.

– Хм-м-м! Я вас, кажется, недооценивала.

Виноградов не понял, что она имела в виду – то ли его сегодняшнюю догадливость, то ли успехи в порученном вдовой деле, то ли еще что-то касающееся минувшей ночи. На всякий случай он сделал умное лицо:

– Стараемся.

– Мне говорили, но… Как-то не верю я в нашу милицию!

– Я тоже, – согласился майор. – Я давно уже ни во что не верю… Подождите-ка!

Он поднял вверх палец, и на шоссе притормозило такси. Некоторое время ушло на попытку растолковать белозубому и усатому водителю, куда надо ехать.

– Садитесь! На месте покажете.

Виктория была права, поэтому Владимир Александрович подчинился:

– Да, присаживайтесь.

Захлопнув за недовольной вдовой заднюю дверцу, Виноградов уселся рядом с водителем и махнул рукой – прямо! Тот с хрустом вывернул рукоятку счетчика и с места в карьер вогнал машину в общий поток. Стрелка спидометра перекатилась вправо.

– Вам нужен будет письменный отчет? – повернулся Владимир Александрович к спутнице.

– Да, пожалуй… – Госпожа Батенина ответила с некоторой паузой, и это только подтвердило догадку Виноградова.

– У меня только ни компьютера нет здесь, ни машинки. Не возражаете, если по возвращении?

– Нет проблем.

Водитель, не сбавляя скорости, снял с рычажка переговорное устройство и залопотал в микрофон, получая в ответ такие же темпераментные реплики диспетчера.

Закончив трепаться, он обратился к Владимиру Александровичу. По выражению лица водителя тот понял, что речь идет о дальнейшем направлении движения.

– Форвард! – скомандовал майор, продублировав английское слово жестом. Такси уже проскочило торговую, деловую часть Ларнаки и теперь неслось по утыканной пальмами набережной. Слева остались яхт-клуб и старинная цитадель с минаретом.

– У него – вон, карта… – подсказала сзади Виктория.

– О, точно! – обрадовался почти пришедший в себя в салоне, снабженном кондиционером, Виноградов. Жестом попросив разрешения, он развернул на коленях туристическую схему побережья. В конверте, переданном ушастым господином в Санкт-Петербурге, имелась почти такая же, кроме того, ее много раз воспроизводили в качестве иллюстрации к газетным материалам об автокатастрофе, поэтому Владимир Александрович уверенным пальцем ткнул в точку – почти посередине между Ларнакой и Лимассолом.

Водитель тоже читал газеты. Увидев, куда направляются пассажиры, он сочувственно кивнул, прогрохотал сквозь белоснежные зубы что-то наподобие «бум-бара-бах!» и произвел руками несколько экспансивных, округлых жестов – оставив при этом руль без присмотра. Чудом разминувшись с катящимся по встречной полосе трейлером, таксист несколько поубавил пыл, но в течение получаса по меньшей мере на хорошем, отчетливо-местном диалекте греческого языка объяснял Виноградову свою точку зрения на происшедшее.

Очевидно, дорожные происшествия со смертельным исходом на Кипре – явление достаточно редкое, поэтому оно не могло оставить равнодушным профессионального автомобилиста…

Наконец – добрались.

Виноградов рассчитался с водителем – учитывая чаевые, образовалась внушительная по майорским меркам сумма, – пресек его настойчивые попытки вылезти вслед за пассажирами и на месте прокомментировать свою позицию.

– Все-таки стоило, наверное, попросить его подождать?

– На кой? – фыркнула Виктория.

– Ну обратно вернуться…

– Плевать, другого поймаем! Здесь их хренова туча катается. – И, глядя вслед удаляющейся машине, добавила: – Надоел. Все трещит, трещит… Баклажан усатый!

Это было сказано так, что Виноградов против воли рассмеялся:

– Как прикажете!

Они перешагнули невысокий бордюр, и госпожа Батенина поинтересовалась:

– Ну? Ориентируйтесь, если уж притащили.

Почти сразу же, основываясь на газетных фотоснимках и сыщицкой интуиции, Владимир Александрович обнаружил свежеотремонтированный участок ограждения: столбик, чуть отличный от других, подсыпанный, не успевший еще окончательно утрамбоваться щебень… Впрочем, если не знать предысторию – эти метры шоссе ничем не отличались от остальных.

– Здесь!

– Вижу. – Виктория брезгливо ковырнула носком подошвы слежавшуюся пыль. Потом посмотрела вперед и назад по трассе: – Ну и что же на этом повороте такого особенного?

– В том-то и дело, что ничего.

– Да-а… Здорово он, видать, нажрался тогда!

Владимир Александрович предпочел промолчать – глупо было бы встревать во взаимоотношения покойного и его вдовы.

– Высокова-ато! – Скала уходила вниз почти отвесно, и там, у самой кромки морского прибоя, чернело неопрятной проплешиной выгоревшее пятно, – Интересно, как они оттуда его достали?

– Кого? – переспросил отвлекшийся Виноградов.

– Того бедолагу, который вместо Бати…

– Не знаю! – Владимир Александрович хотел сказать, что доставать-то, собственно, после того как остатки «тойоты» отполыхали, было нечего. В принципе, наш брат, россиянин, так бы и оставил внизу то, что осталось от покореженного кузова – пусть себе догнивает на солнцепеке… Но здесь предпочитали не портить пейзажи и об окружающей среде заботились. – Есть, наверное, техника специальная, краны…

– Ладно! Полюбовались. Вам здесь больше ничего не надо?

– Нет. Можно возвращаться.

– Подожди! Пойдем искупаемся? – Неподалеку, в полукилометре, от шоссе отделялась раскатанная дорожка. Причудливым виражом она спускалась к морю – как раз неподалеку от того места, где догорал когда-то разбившийся автомобиль.

Идти было только туда – минут двадцать. А обратно? Да еще вверх?

– Простите… Не лучше ли поймать такси, вернуться?.. Там, у нас, отличный ведь пляж, вы еще не были!

– А я хочу – здесь, ясно? – Она приготовилась двинуться вперед, но почувствовала, что спутник за ней не последует: – В конце концов, вы здесь на мои деньги…

– Серьезно? – Теперь Виноградов имел все основания полагать, что внизу его ждет что-нибудь наподобие парочки отмороженных «братков» иди еще какая-нибудь пакость.

– Ну – пожалуйста, Володенька! – То, что дама сменила тон, понравилось Владимиру Александровичу еще меньше.

– Слушай, прекрати дурочку валять!

Он сейчас ничему бы не удивился – и уж тем более не удивило майора появление из-за горизонта примелькавшегося за последние несколько дней «лендровера».

– О господин Виноградов! Мадам! – Николай старательно изображал радость случайной встречи. – Какими судьбами!

– Вот… Не хочет идти к морю! – пожаловалась Виктория.

Массивный автомобиль стоял так, что со стороны шоссе не было видно пистолет какого-то невообразимо большого калибра. Этот пистолет удобно лежал в руке Николая и почти упирался стволом в лоб Владимира Александровича.

Чего-то в этом роде майор ожидал, только вот ошибся в сроках. Недооценил, так сказать, оперативность своих оппонентов. За что теперь и расплачивался…

– Неужели стрелять будете? Глу-упо!

– Не, не буду, – улыбнулся туристический агент. – Я тебе просто хребет сломаю, понял?

– Вряд ли…

– А потом в акваланг – и на пляж, понял? Несчастный случай… Задохнулся по неопытности, здесь это случается даже чаще, чем аварии.

– Ведите себя хорошо, Володя, – пожурила очаровательная спутница, – И все будет в порядке, честное слово.

Не дожидаясь конца конструктивного диалога, майор попытался прыжком преодолеть расстояние, отделявшее его от капота «лендровера». После этого все стало бы проще – обогнуть машину, выскочить на шоссе… На глазах у водителей и автобусных пассажиров никто убивать бы не стал, себе дороже.

Не судьба, видно! Лучше следовало заниматься на ковре, под чутким руководством добрейшего тренера Мишки Мануса… Короткая подсечка, удар – и вот уже Владимир Александрович оказался где-то между колесами и асфальтом – с расквашенным при падении лицом и до невозможности вывернутой за спину рукой.

Он даже не успел почувствовать боли – только запах мовиля и плавящегося на солнце асфальта:

– Лежать!.. Быстро давай, быстренько.

Виноградов сообразил, что последняя часть реплики адресована не ему. Что-то где-то звякнуло тоненько, металлом о стекло:

– Спокойно, не дрыгаемся…

Укол получился совсем незаметный, квалифицированный – тяжелый, реактивный гул заполнил неожиданно отяжелевшую голову, и майор милиции Владимир Александрович Виноградов перестал реагировать на внешние раздражители.

Глава четвертая

А который бы человек князь, или боярин, или кто-нибудь сам, или сына, или брата своего послал для какого-нибудь дела в иное государство без ведомости, не бив челом государю, и такому бы человеку за такое дело поставлено было в измену, и вотчины, и поместья, и животы взяты б были на царя ж…

Царский указ XVI в.

За неимением пионерского горна утреннюю тишину разорвала сирена тревоги. Несколько секунд после этого паузу заполняла неустойчивая тишина – а затем в барабанные перепонки ударила мешанина из команд по-английски и русского мата.

– Чтоб ты сдох! – пожелал Виноградов и перевернулся на другой бок. Его лично подъем не касался, можно было еще поспать. Но какой уж тут сон после подобного звукового беспредела?

– Убью я его, гада, – подал голос с соседней койки инструктор по кличке Освальд. – Обязательно убью… Вот прямо на сегодняшних стрельбах – и шлепну!

По-настоящему Освальда звали Сергей, и в лагере он отвечал за огневую подготовку.

– Врешь опять, – с тоской ответил Владимир Александрович. Здесь ему с легкой руки незабвенной Виктории присвоили прозвище Майор Пронин. – Опять не сделаешь…

– Да, скорее всего, – подумав, согласился Освальд. – Но хоть помечтать-то…

Снаружи, за стеной «офицерского» барака уже топотали на зарядку те, кому положено.

Валяться и дальше под одеялом не имело никакого смысла.

Слегка приоткрыв один глаз, Виноградов разглядывал краешек неба, просвечивающий в уголок между шторами. Еще только начинало светать…

Рядом зашевелились, скрипя пружинным матрасом, – это сосед решил все-таки встать и искал теперь завалившуюся под кровать футболку. Торс у него был тренированный, загорелый, с двумя пулевыми шрамами на плече и под сердцем.

Излишнее любопытство здесь не приветствовалось, но Виноградов знал, что Освальд когда-то взял «бронзу» на чемпионате Европы по биатлону, закончил Военный институт физкультуры, служил инструктором в каком-то из подмосковных спецназов. Потом по блату попал в охрану нашего посольства за океаном и вскоре благополучно дезертировал. Сначала им заинтересовалось ЦРУ, а потом забросило – и бывший старший лейтенант оказался не у дел, совершенно свободный, но с мизерным пособием.

В Колумбии Освальд связался с «плохими ребятами». Заработал кучу денег, но как-то осенью попал под войсковую операцию по борьбе с наркомафией: очередь с вертолета, больница, три года тюрьмы…

Что-что – а стрелять он умел. И любил.

– Пойдем пожрем, что ли?

– Пошли! – Виноградов, покряхтывая, вылез из-под одеяла и потянулся. Дожидаясь, пока сосед покончит с утренней гигиеной, сделал несколько разминочных упражнений – после вчерашней тренировки, на которую сдуру поперся Владимир Александрович, тело ныло и при неудачных поворотах головы реагировало болезненно.

Комната, выделенная на двоих, роскошью не отличалась. Больше всего она походила на теплоходную каюту не очень высокого класса: пара узких армейских коек, стандартные тумбочки, общий столик с обшарпанной лампой – и минимум свободного пространства. Имелись еще, разумеется, совмещенный санузел с душем и встроенный в стену одежный шкаф. Немецкий кондиционер под потолком, телефон внутренней связи, принудительная трансляция…

Некоторую индивидуальность помещению придавали портрет Че Гевары над постелью Освальда и ему же принадлежащая магнитола с набором кассет. В основном тут был блатняк – Шуфутинский, Новиков, Вилли Токарев. Каким-то образом в эту компанию затесался Валерий Меладзе, чуть ли не последний альбом.

Сам Виноградов, по причине недолгого своего здесь пребывания, никакого вклада в художественное оформление «общего дома» не внес.

– Прошу! – Сосед протиснулся мимо Владимира Александровича к окну. Освальд успел побриться и теперь благоухал чем-то французским. Майор привычно позавидовал – дома, в Питере, он привык по утрам пользоваться электрическим «Филипсом», а здесь выдали какой-то дешевый станок с лезвиями и гигиенический карандаш-дезодорант. Все это явно было армейского происхождения и противно воняло.

Зато – бесплатно…

Тем не менее через несколько минут умытый и выбритый, почти без свежих порезов на лице, Виноградов уже торопился вслед за соседом по длинному коридору «офицерского» блока:

– Хэллоу, Борман!

Вышедший из двери своей «берлоги» мужчина был не просто, а старшим инструктором. Благодаря своему статусу он в одиночестве занимал комнату, предназначенную для двоих, – впрочем, желающих подселиться к этому лысому, быкообразному здоровяку с глазами покойника все равно не нашлось бы.

Вот и сейчас в ответ на приветствие Освальда он только молча кивнул и завозился с ключом, пропуская проходящих по коридору вперед.

– Сволочь, – пояснил Виноградову сосед. Владимир Александрович возражать не стал: то, что рассказывали об этом человеке, положительных чувств не вызывало. – Дерьмо!

Во-первых, у него была совсем другая фамилия – кличку свою старый немец получил за национальность и поразительное внешнее сходство с Визбором из «Семнадцати мгновений весны». Во-вторых, Борман полный, пятнадцатилетний контракт выслужил в Иностранном легионе и теперь с особой, мстительной жестокостью измывался над клиентами-французами. Впрочем, азиатам, неграм и славянам тоже доставалось – старший инструктор отвечал за курс рукопашного боя и бесшумных методов ликвидации.

Кто-то сказал Виноградову, что в августе этот садист покалечил на тренировке довольно перспективного дядечку из биржевиков – мало того что сорвался «тур», так еще пришлось выплачивать солидную компенсацию! Но дело как-то замяли…

До столовой Владимир Александрович и Освальд дошли почти одновременно с табуном, возвращавшимся с утренней зарядки. Пришлось посторониться.

– Гоу! Гоу, гоу!

Впереди без натуги бежал мускулистый, среднего роста парень с выбритым наголо черепом:

– Гоу, блин! Мать вашу… долболобы!

Судя по произношению, он тоже, как и Освальд, был виноградовским соотечественником. Владимир Александрович знал, что парень воевал в Югославии, а здесь откликался на прозвище Рэмбо, вел общефизическую подготовку и считался при клиентах чем-то вроде классной дамы.

На бегу подмигнув инструкторам, Рэмбо скомандовал тем, кто за ним, перейти на шаг. Мерный топот сразу же сменился измученным шарканьем, кто-то сплюнул, кто-то закашлялся.

– Он их нау-учит свободу любить! – осклабился спутник.

Это была одна из редких возможностей увидеть практически всех обитателей лагеря в сборе. Несмотря на единообразие формы – майки защитного цвета, пятнистые брюки и сапоги на шнуровке, по содержанию основная масса подопечных Рэмбо являла собой сборище неисправимо штатских индивидуумов. Нет, конечно, – на полторы дюжины человек имелось несколько вполне достойных, но в основном… Отвислые животы, ранние плеши, карикатурные прутики бицепсов! Были даже очкарики – и две женщины, блондинка лет двадцати и коротко стриженная шатенка.

– Во, глянь! – Инструктора даже остановились перед входом в столовую.

– Да-а… – Повинуясь команде ведущего, колонна повернулась направо и приняла упор лежа: Рэмбо хлопал в ладоши, а они отжимались на кулаках. – Для аппетита, что ли?

– Ему виднее. Заходи!

Столовая напоминала Виноградову образцово-показательный пункт общественного питания на заводе-гиганте времен последних социалистических пятилеток. Пластмассовая посуда, подносы, пристойный, но не изысканный ассортимент. Владимир Александрович взял себе йогурт, немного остывшую яичницу с беконом, малиновый джем и кофе.

Платить не требовалось, и это придавало завтраку особую прелесть.

Столики, кроме углового, пустовали. Майор хотел было пожелать приятного аппетита угрюмому кавказцу, укутанному не по сезону в курчавую черную бороду, но опомнился – заговаривать с бородатым не рекомендовалось. Тем более по-русски… Услышав русскую речь, он быстро ощеривался, сплевывал и под настроение запросто мог пристрелить.

Хорошо, что Виноградова сразу же предупредили! Поэтому, получая положенное обмундирование и прочие необходимые в быту мелочи, он особо рот не разевал – только тыкал пальцем в бирки с размерами.

Кондор, так его велено было здесь называть, формально числился чем-то вроде коменданта и завхоза. Но, по наблюдениям Владимира Александровича, полномочия кавказца выходят далеко за эти рамки.

Поговаривали, что когда-то Кондор закончил медресе то ли в Чечне, то ли в Дагестане, потерял под российскими огнеметами всех до единого родных и близких и с тех пор объявил всем славянам персональный газават. Терпел он только украинцев, да и то преимущественно западных.

Словом, пока Кондор не ушел, на всякий случай принимали пищу молча.

– Во, говнюк! – оторвался от сандвича Освальд, когда дверь за кавказцем закрылась. От соседа по комнате Виноградов вообще редко слышал о ком-либо положительные отзывы, но…

– Да, такому лучше не попадаться.

– Типун те на язык!

Почти одновременно появились немец и Рэмбо.

– Здорово, мужики! – Соотечественник уселся в компанию, а Борман – сам по себе.

– Неплохо ты их… от души.

– Коз-злы! – отозвался о подопечных Рэмбо. Он уже, видимо, позавтракал и теперь ограничился стаканом сока.

Немного потрепались о штатских вообще и о текущем наборе в частности. Получалось, что сырье, за редким исключением, по качеству ниже среднего.

– А девочки? – полюбопытствовал Владимир Александрович.

Рэмбо только молча отмахнулся – не до баловства…

– Пошли, чего сидеть?

– А чего идти? – Тем не менее все трое собрали посуду и выгрузили ее в контейнер.

Виноградов на прощание пожелал Борману приятного аппетита.

– А ты чего – и по-немецки можешь? – удивился Рэмбо.

– Могу! – кивнул Владимир Александрович.

– Пронин у нас – полиглот! Одних высших образований у него больше, чем у тебя в карточке трипперов записано… – поддержал соотечественника Освальд.

Майор не сразу понял, что речь идет о нем, – все-таки сам он со своим новым прозвищем еще не сжился. Окружающим было легче – они с самого начала знали его под вымышленной, а не настоящей фамилией.

Здесь было так принято.

Выходя, Владимир Александрович чуть задержался напротив зеркала. Нечаянно поднял бровь – отражение его вполне удовлетворило: камуфлированный картуз без опознавательных знаков, точно такие же куртка и брюки натовского образца, со множеством полезных петелечек и карманов. Кожаные десантные ботинки…

Солнечные очки, придающие физиономии дополнительную загадочность и суровость, Виноградов оставил на тумбочке, зато не забыл прикрепить на грудь пластиковую бирку-идентификатор. Прямоугольник размером с пачку от сигарет включал в себя цветную фотографию, пятизначный номер и надпись на английском языке: «МАЙОР ПРОНИН. ИНСТРУКТОР». Комбинация из желтой полосы наискосок и двух звездочек указывала сведущим людям на уровень виноградовских полномочий и круг обязанностей.

Первого было, судя по всему, поменьше, второго – побольше…

– Во сколько сегодня?

– Говорят, после обеда.

– Значит, вечерних стрельб не будет? – озаботился Освальд.

– Да брось ты… Все равно ни хрена за это время из них не сделаешь! – Рэмбо с подъема был настроен скептически.

– Жаль, – констатировал инструктор по огневой подготовке. Если честно, ему просто нравилось возиться с оружием и вышибать мишени.

– И к чему вся эта показуха? – Рэмбо непосредственно к подготовке грядущего мероприятия не задействовался, но вечернее увольнение для него накрылось.

– Припекает, – нейтрально посмотрел поверх крыш Виноградов. Ему лично выход в город и вообще за пределы базы был запрещен, поэтому ничего против лишнего развлечения майор не имел. – Выкупаться успеем?

– Вряд ли! – Из общего крыла столового модуля потянулись покончившие с завтраком подопечные. Кое-кто уже покуривал на скамейке под полотняным навесом – и даже пожарная бочка была такая же, как в обычной казарме по обе стороны Атлантики.

До начала занятий оставались считанные минуты.

– Тюрьма нар-родов! – сплюнул Владимир Александрович.

По периметру лагерь был огорожен бетонным забором в два человеческих роста – с традиционной колючей проволокой поверху. Ночью ограда подсвечивалась прожекторами, а сенсорная система реагировала на любое перемещение внутри и снаружи.

Ворота были только одни – тяжелые, металлические, с вырезанной в них калиткой. Да и то – вели они не наружу… Собственного выхода лагерь не имел, сообщаясь с окружающим миром только через территорию, именуемую в обиходе «объектом Альфа» или, неофициально, – «обезьянником».

«Обезьянник», судя по расположению контрольных вышек, охватывал лагерь полукольцом и размеры имел намного превышающие тот клочок земли, на котором вынужден был мариноваться теперь Виноградов. Как-то он предположил, что объект этот – не что иное, как бывшая или даже действующая военная база: со стрельбищем, парком тяжелой техники и взлетно-посадочной полосой… Судя по реакции Освальда, эта догадка была не так уж далека от истины. Внешняя, не сопряженная с «обезьянником» стена лагеря, нависала над пропастью – а вокруг горизонт ограничивался уходящими в небо, покрытыми выжженной порослью горными склонами.

Свободным выходом на волю пользовался только Кондор да пара старух из обслуги – все остальные, включая инструкторов, по отдельному пункту контракта могли покидать лагерь только дважды в неделю, со специальными разовыми пропусками.

Внутри огороженной территории имелись: четыре модульных барака жилого и учебного назначения, хозяйственный блок, подземный тир с оружейными кладовыми, полоса препятствий достаточной сложности и парашютная вышка. Функции культурно-оздоровительные выполнялись открытым бассейном, спортплощадкой и неким подобием салуна – со стойкой, спиртными напитками и видеотекой. В тенечке стояли танк Т-80 и французский бронетранспортер – в качестве наглядных пособий и без видимых повреждений.

– Те двое козлов вчера опять перепились, – пожаловался Рэмбо. – Наш чуть скандинаву морду не раскровянил.

– Чего не поделили?

– Известно чего… Эту сучку!

– Давно бы выгнать ее на хрен… Только на нервы действует. – Чувствовалось, что для Освальда этот вопрос не только теоретический. – И вообще – если уж взялись за дисциплину, надо сухой закон вводить.

– Ну это уж ты зазря! – засомневался Рэмбо. – Мало того что они за собственные деньги с утра до вечера говно хлебают, так если их еще и выпивки лишить…

– И курить – тоже нечего! – уперся Освальд. – Вредно это для здоровья.

– Братан, так мы же вообще без клиентов останемся, нет?

– Ничего, дураков на наш век хватит!

– Слышь, Пронин… – подмигнул Владимиру Александровичу «общефизический» инструктор. – Знаешь, почему он так заводится? Потому, что она ему тоже не дала!

– Кто – эта крыса? Да она же садистка, больная! – возмутился Освальд, но не слишком искренне. – Очень надо…

– Вам-то что, мужики. – Виноградов бросил пробный шар. Из каждой реплики собеседников с первых же часов пребывания здесь он пытался вытянуть хотя бы крупицу дополнительной информации, – Вам-то что… В город ходите, там баб – немерено!

– Ага! Ты пойди там, увидь хоть одну на улице… Мусульмане, дикий народ.

– Восток – дело тонкое, Петруха! – И все трое заулыбались, как могут улыбаться только соотечественники, воспитанные на одних и тех же фильмах.

Внезапно и коротко несколько раз взвизгнула сирена.

– Ох! Пойду к своим баранам.

– Ладно, я, если что, в оружейке. – Освальд поправил табличку на груди и предложил: – Слышь, Пронин… Если хочешь – приходи. Дам пострелять! – Это было со стороны инструктора по огневой подготовке проявлением крайней степени симпатии. Ему и в голову не могло прийти, что кто-то не сгорает от желания лишний раз нажать на курок.

Обязательно, – кивнул Владимир Александрович. – Сейчас искупаюсь – и спущусь к тебе.

– Давай не задерживайся. Сегодня короткий день!

Рэмбо неподалеку уже строил подопечных по группам, и Освальд прошествовал мимо него по направлению к двери подземного тира.

Оставшись один, Виноградов некоторое время постоял, задумчиво сунув руки в карманы. Переодеваться не имело смысла…

Сдвинув пониже на глаза длинный матерчатый козырек картуза, он не торопясь двинулся к бассейну, но через несколько шагов остановился, задрав голову. Высоко в небе прочертило стремительную траекторию звено американских истребителей: вечером по радио передавали, что неподалеку болтается авианесущая флотилия военно-морских сил США.

Средиземное море – море мира… С каких это, интересно, пор? Запоздалый звук скрывшихся из виду самолетов перекрыли обрывки музыки, доносящиеся со стороны «обезьянника» – и Владимир Александрович увидел над кромкой стены кусочек флагштока с выползающим на него полотнищем. Издали он все никак не мог разобрать, что же там изображено – то ли пантера с мечом, то ли стилизованный волк… Явно присутствовал полумесяц, а фон составляла череда белых, красных и зеленых полос.

«Странно, – подумал майор, – по идее, день на „объекте Альфа“ должен бы начинаться с восточной молитвы». Он представил себя просыпающимся под завывание муэдзина и решил, что это ненамного хуже, чем смесь иностранных команд и мата.

К сожалению, теперь Владимир Александрович достаточно точно представлял себе, где и почему находится. Несмотря на серьезные требования режима, от него почти ничего не скрывали – в тайне держалось только то, что не положено было знать остальным, попавшим сюда по своей воле «инструкторам». Распространение информации внутри лагеря ограничивалось только в той степени, в которой здесь не приветствовалось назойливое любопытство и болтливость. Сосед по комнате, Рэмбо и все остальные «сотрудники», за исключением, пожалуй, Кондора и еще парочки человек, считали его своим, а обучаемому контингенту просто в голову не приходило задавать вопросы.

Тюрьма – она и в Африке тюрьма, но при таком раскладе быть заключенным оказывалось все же лучше, чем мертвым. Иллюзий Виноградов не испытывал – представляй он потенциальную опасность как источник утечки информации, режим содержания назначили бы другой. Судя по всему, пребывание в лагере следовало расценивать не как спасение – а как отсрочку исполнения приговора. Что, собственно, не метало наслаждаться в полной мере солнцем, водными процедурами и затянувшимся бездельем.

– Хэй, Пронин! Хэллоу!

– Салам, док!

Врач сидел у открытого окошка изолятора и выглядывал наружу через огромные линзы своих старомодных очков – больше всего он напоминал в этот момент пожилую Сову из мультфильма о Винни-Пухе. Он был из местных, носил на груди анонимную табличку с надписью «ДОКТОР» и представлялся Сальманом. Виноградов подозревал, что это его настоящее имя.

Судя по множеству звездочек и полосок на табличке, этот Сальман обладал практически неограниченными полномочиями и свободой передвижения.

– Кофе? – Доктор заваривал обычно с кардамоном, в маленьких чашечках, – и это было исключительно вкусно. Но Владимир Александрович вздохнул и отказался – хотелось в бассейн, искупаться.

– Бай-бай! – не обидевшись, помахал ладошкой Сальман.

Собственно, эта смуглая ладошка перед глазами была первым, что увидел Виноградов, выбираясь из забытья…

…Что-то бежевое, расплывчатое несколько раз монотонно качнулось перед глазами.

– Вон, приходит в себя! Я же говорила.

Женский голос звучал в отдалении, а мужские, продолжившие обмен репликами, – значительно ближе. Разговаривали, кроме женщины, двое, но слов разобрать Виноградов не Мог – язык был чужой, незнакомый, со множеством гортанных согласных.

– Твое счастье… – неожиданно сказал один из собеседников по-русски, и Владимир Александрович почему-то догадался, что обращаются к женщине. – Пошла вон!

Изображение фокусировалось, уже можно было различить ладонь, слегка растопыренную.

– Хоп-ля! – В ресторанном, подзывающем официанта жесте ладонь сложилась в щепотку: звук от соприкосновения среднего и большого пальцев получился на удивление звонким.

В поле зрения возникла совиная физиономия, но почти сразу же ее сменила другая:

– Виноградов… Вы меня слышите?

Владимир Александрович добросовестно опустил и вновь приоткрыл веки. Это потребовало определенных усилий, но сознания он не потерял.

– Вот и прекрасно! Узнали?

– Полков… ник.

Язык шевелился, хотя и медленнее, чем хотелось бы.

– Правильно, – похвалил голос. – Но пока полежите еще.

Он опять что-то скомандовал второму, похожему на очкастую птицу, – и под кожу майора пошла очередная инъекция. На этот раз она обещала покой и здоровье.

На следующий день Виноградов уже вполне мог вести осмысленный диалог.

– Лежите, лежите… – успокоительно махнул рукой появившийся в изоляторе Полковник. Собственно, Владимир Александрович и не собирался вставать, более того – по причине абсолютной физической слабости он и не смог бы этого сделать даже при большом желании, но… – Вижу, с аппетитом все в порядке? Покушали?

Сил у Виноградова хватало только на то, чтобы донести до рта ложку или что-нибудь прожевать, – но уж этой возможностью майор пользовался по полной программе. Доктор только успевал приносить-уносить подносы, добродушно покачивая головой, Вот и сейчас, покидая помещение изолятора, он прихватил с собой использованную посуду.

– Спасибо! Все было очень вкусно. Особенно уколы…

– Ну если уже шутить начали! – обаятельно рассмеялся Полковник. Акцент в его речи чувствовался, пожалуй, еще меньше, чем при первом питерском знакомстве. – Скоро совсем поправитесь. Доктор обещал, а он врать не будет.

– Интересно, а чем же это я так заболел, а? Уж не ваши ли люди меня заразили?

– Сами виноваты! – сокрушенно покачал головой собеседник. – Вас же приглашали поехать – по-хорошему?

Виноградов, пользуясь мнимыми преимуществами больного, прикрыл глаза и выдержал паузу. Подействовало – Полковник вынужден был продолжать:

– Дура, правда, перестаралась. Препарат совершенно безвредный, но вы ее, бедняжку, так напугали, что… По пути она вам дополнительную дозу вкатила – а это уже перебор.

– Наркотик? – не удержал в себе страх Виноградов.

– Нет, не волнуйтесь! Простое снотворное. Но у вас к тому же какая-то аллергическая реакция пошла… Ладно, сейчас уже скоро поправитесь.