Текст книги "Все можно исправить. Легкомысленная фантастика (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Свистом он позвал секретаря:
– Слушай, тиски у вас есть?
– В пыточной, – расплылся секретарь. Вообще-то они слесарные. Но туристы принимают за чистую монету.
– Океюшки, – сказал Сильвер, вспоминая про органчик. На котором целый генерал-губернатор работал. Тоже голем. Или андроид. И на утро записался на экскурсию в пыточную.
В самом углу он нашел маленькие тисочки, покрашенные красной краской, изящные, как цветок кувшинки или лебедь – когда смотришь на него издали. И, прижмурившись, невооруженным взглядом разглядел надпись. Точнее, наличие надписи. А вот с помощью вооруженного лупой взгляда надпись проявилась во всей красе, и Сильвер скопировал как можно тщательней «Made in China». Это было оно, заветное слово для пробуждения фарфорового голема, он же андроид с искусственным интеллектом семьдесят шестого поколения.
За баллон «Космокозела» Сильвер договорился с операторами погодной установки. И вечером на Штате Айова пошел первый снег. Он ложился на перила, на крышу особняка «Галантного кролика», на розовые ушки кроля-вывески над фасадом и красные фонари. Оками сидела на подоконнике и методично сбрасывала Сильверу в сад элементы голема.
– Глаз, глаз давай! Где глаз? – беспокоился одноногий. Наконец все детали были собраны прямо в первом снегу, приобретя его первозданную свежесть, а распечатанная на принтере бумажка нашла свое место рядом с флешкой в голове Магнеты. И Тиски ожила. Задвигалась. Она танцевала под снегом, с каждым движением становясь все больше похожей на живую девушку. А инквизитор из столицы, приехавший двумя днями позже, остался более чем доволен и подарил Магнете прекрасный алый помидор.
* * *
– Ну, насчет корпорации я поняла, – внучка задумчиво погладила прутья метлы и уселась на нее верхом, готовая лететь. Дед осторожно пристроился у нее за спиной. – А кто все-таки убил? Герда? Левый матрос? Секретарь святого трибунала?
– Да бабушка Магнету случайно уронила. Поскользнулась на помидорке. Схватилась, чтобы не упасть… А историю с убийством выдумала, чтобы со мной плотнее познакомиться. Но мы никому не скажем. Правда же, моя прелесть?
Внучка с дедом взлетели и заложили вираж, огибая маршрутный планетолет, а потом ушли в пике, чтобы разминуться с клином перелетных фей. Мир техномагии был прекрасен и научных обоснуев не требовал.
Вся правда о...
Объект: Осадное орудие
Инструмент: Плантажный плуг
Материал: Горсть родной земли
– Налейте ветерану четвертых марсианских войн, а я вам правду скажу… Всю правду об осадном орудии и плантажном плуге… – надрывался под барной стойкой косоглазый человечек. Одно плечо у него было выше другого, тощее тело в камуфляжном скафандре подергивалось, на сапогах толстым слоем лежала красная грязь.
Представители гуманоидных и негуманоидных рас в баре человечку наливали: кто из жалости, а кто в надежде, что он наконец перестанет орать. Но, дойдя до кондиции, ветеран вдруг сфокусировал глаза, выпрямил плечи и заговорил вполне нормальным, даже приятным голосом:
– Итак, все здесь знают о марсианских каналах?
Кто-то в толпе неодобрительно хмыкнул.
– И что это никакие не каналы?
Кто-то в толпе хмыкнул одобрительно.
– И даже не марсианское наземное метро, как кое-кто пытался нас когда-то убедить?
Несколько рук, щупалец и отростков похлопали рассказчика по спине и плечам. Он громко икнул и еще сильнее выпрямился:
– Так вот, это не каналы и не метро. Эти борозды – наших рук дело. Точнее, наших плантажных плугов. Вы спросите, при чем тут плуги, даже плантажные? – он воздел указательный палец. – Мы вели осаду марсианских куполов по всем правилам осадной науки. Точнее, тогда еще не мы, а атланты, наши предки. Но потом вынуждены были уйти, а высаженные ими осадные орудия захирели и для марсианских куполов опасности уже не представляли. Но в начале двадцать первого земного века нам дали повод для новой войны. Марсиане похитили ее, такую прекрасную, такую блестящую, такую алую! – рассказчик горестно заслонил лицо руками и на какое-то время застыл, не обращая внимания на поднесенные ему напитки. Но потом заговорил снова, хотя голос дрожал и прерывался от сдерживаемых чувств. – На то время она была образцом совершенства. И изнутри, и снаружи. Сердце любого землянина обоих полов принадлежало ей безраздельно. Но не каждый себе мог такую позволить. Только он, один, совершивший со своей командой прорыв в космолетостроении. И ради него же отрекшийся от нее. Или даже не так, – рассказчик утер глаза. – Надолго отложивший с ней встречу ради прорыва к звездам. Как вы понимаете, мы не могли… не могли отречься от нее, от красоты и совершенства, оставив несчастную в лапах гнусных марсиан… Да простят меня присутствующие, – добавил он и одним могучим глотком осушил выставленную перед ним выпивку. – И тогда наш десант был выброшен на Марс, чтобы продолжить дело наших загадочно исчезнувших предков. Я сам, лично, волочил за собой навесной плантажный плуг.
Рассказчик оглянулся, словно искал у себя за спиной хвост или этот самый плуг.
– Ну, это так говорится. На деле его тянул модифицированный трактор «Беларус», у которого я был водилой. Он был настолько мощный, точно под его капотом прятался табун не лошадей, а слонов или носорогов. Трактор сиял светодиодами и лазерной подсветкой, красная марсианская пыль в свете мощных фар искрилась неземным сиянием. Счетверенные моторы ревели, гусеницы укатывали бездорожье, а плантажный плуг взрывал непокорную сухую марсианскую почву, заглубляясь в нее ровно на шестьдесят сантиметров. А идущие за тракторами сеялки роняли в борозду генномодифицированные семена.
Увы и ах, осадные орудия, брошенные в марсианскую землю нашими предками атлантами, не дали по-настоящему могучие варианты стенобитной машинерии. Оставшиеся от них растения были квелыми, хилыми и для пробивания куполов не годились. Но лучшие военные ботаники Земли совсем не даром ели свой хлеб, масло, ламинарии, омаров, брюссельскую капусту и красную икру. Проведя сотни исследований и тридцать четыре мозговых штурма, они очень скоро выяснили, что стенобитным орудиям пойдет на пользу горсть родной земли – по одной горсти на каждое.
Рассказчик одушевился. Перед его глазами точно проплывали картины героического прошлого. И каждый, кто слушал его, словно наяву мог это прошлое увидеть. А телепаты (были здесь и такие) – и без «словно».
– Видели бы вы, как один за другим садились на Марс почтовые корабли, и в трюмах каждого лежал кубанский чернозем, и чукотская глина, и пепел с острова Рапа-Нуи, расфасованные в девятиграммовые герметичные пакетики. А мы бросали их под молодые осадные орудия, и те ударились в рост. Сосны, ели, бамбук, виноград, – он завел глаза к расцвеченному рекламой потолку бара, – это было нечто! А если учесть пониженную силу тяжести на Марсе, это было во сколько-то раз нечто. Вот так! И марсианские купола не выдержали! Они треснули под напором осадных орудий, и тогда я впервые увидел противную зеленую марсианскую рожу на фоне красного песка. Тьфу, гадость, прошу прощения присутствующих. Я выпрыгнул из трактора и стал перед ним вот так, – рассказчик сжал кулаки, словно тряс ими невидимого противника. – И глядя в его буркалы, спросил: «Где она?!!! Где тесла?!!»
А он, сволочь, не испугался даже. Ткнул пальцем в зенит и гаденько мне так отвечает: «А вы в расчетах промахнулись. Она к Юпитеру полетела».
Рассказчик размазал слезы по лицу.
– И вот скажите, браточки, за что мы тогда с марсианами воевали? За что плантажные плуги гробили и орудия эти чинили? А?!!
И тут из толпы слушателей пробился к ветерану четвертых марсианских войн зеленый буркалистый марсианин, ободряюще похлопал по плечу, поднес рюмку водки и проникновенно произнес:
– А за яблони вам спасибо, браток. Прилетай по осени, увидишь, какой у нас урожай.
Планета неправильных пчел
Объект: Верная дружба
Инструмент: Молот и наковальня
Материал: Белая глина
Визор видеофона поймал в прицел одетого в камуфляж шоколадного негра, который давно не был ни пухлым, ни мешковатым. И ладони хозяина дома вспотели и похолодели разом. Подманив микрофон, он прохрипел в дырчатую мембрану:
– Между нами все кончено. Уходи!
– Не гони меня, Пятачок. Я ранен…
Это было отвратительное прозвище. Хозяин дома терпеть его ненавидел. Конечно, он был самым маленьким в академии. И после… быть аналитиком, брать мозгами, давать советы бойцам фронтира – это же совсем не то, что действовать в поле, жить в вечном драйве, ходить по лезвию… Ясно, что Кенга предпочла красавца Винни, всеобщего любимца и героя. А Пятачок остался на этой гнусной планетке считать пчелиные гнезда. Дупла, ульи? Как это называется, в конце концов?
Пятачок хотел вдолбить кулаком по пульту, но тот привычно ускользнул.
– Это не ты! Это не можешь быть ты… Моя любимая фраза?!
– Кажется, дождь собирается… – Винни было плохо, он пошатывался и даже позволил себе ухватиться ладонью за стену. А может, его перевесил рюкзак.
Пятачок сплюнул, сгреб конечности – каждую по-отдельности: виноват был вечный недостаток кислорода в забаррикадированном помещении, – потер небритые щеки и поплелся открывать. Была ночь. Гость удачно подгадал момент, когда впустить его в дом почти безопасно.
Винни практически повис на Пятачке, стоило тому приоткрыть двери. Хозяин втянул его внутрь и прислонив к стене, взялся за створку. Автоматика плохо работала, двери периодически заедали, и приходилось их вразумлять с помощью кувалды и такой-то матери, что у аналитика получалось хреново. Здесь нужен был кулак – такой, как у Пуха, – и вера в собственные силы. Пятачок горько усмехнулся. Наконец справился с дверями и стал запирать замки и накладывать засовы. А когда оглянулся, увидел, что Винни сполз и привалился к стене спиной. Рюкзак лямкой соскользнул с плеча и валялся сбоку – Пятачок умудрился больно приложиться о него ногой: камни Пух там таскает, что ли? На втором плече гостя висел автомат. Хозяин посмотрел на него с опаской, как на ядовитое насекомое. Перевел взгляд на вытянутые на всю прихожую ноги гостя. Штанина на левой густо пропиталась кровью и заскорузла.
Винни шевельнул веками, доказывая, что еще жив.
– Помоги обработать. Жало я выдернул.
– Вставай, обопрись на меня.
Опираясь больше на стену, чем на хозяина, Винни добрел до продавленного дивана в комнате – смеси спальни и дисплейной – и упал на него. Пятачок, упираясь ногами, откидывая спину, напрягая мышцы на руках, втянул в комнату рюкзак и запер вторую бронедверь.
– Что у тебя там? Кирпичи?
– Мед. Неправильный мед.
– Ты спятил?!
– Я ушел… подгадал удачное… время…
Лицо Винни было потным и словно лакированным, губы распухали.
Пятачок, отводя глаза, вогнал ему прямо через штанину в бедро противошоковое с антигистаминным. С размаху, чтобы не начать бояться. Если с ним сейчас случится паническая атака – погибнут оба. Лекарство подействовало, Пух задышал ровнее и заговорил четче. Вместе они разрезали брючину и обработали рану. Пятачок наложил повязку, связал концы бинта изящным бантиком. Винни улыбнулся.
– Спасибо.
– Кенга где? – внутренне обмирая, спросил Пятачок. Кенга была лучшей девушкой на курсе, самой умной и самой красивой. Они все поголовно были влюблены в нее. Сомнений не было, что она выберет героя. И тогда-то и рухнула их дружба. Карточным домиком. А казалось, ее ничем не сломать…
– На Земле, вместе с Крошкой Ру. Мы решили, что так будет лучше. Неправильные пчелы с каждым днем умнеют, ты знаешь.
Пятачок вздохнул:
– Знаю.
Почему-то ему стало легче. Он заварил густой, почти черный чай прямо в стаканах. Один поставил на колено, придерживая за ручку подстаканника, второй пристроил на поручне дивана ближе к Пуху.
– Ты первый сказал, что это неправильные пчелы и они делают неправильный мед. А все, включая меня, считали, что это обыкновенные насекомые. Как земные пчелы, только большие. И выгребали производимый ими коктейль из наноботов подчистую. Человечество наконец обрело свою панацею, это лекарство, лечащее все и вся, то, искусственные аналоги которого и в подметки не годились биологическому, – говорил Пятачок все быстрее. – Человечество расширялось, совало нос в такие дыры, где без панацеи не обойтись. Любые болезни, любые раны – этот мед лечил все и без последствий, на него не существует аллергий. А неправильные пчелы… В дождь они спят.
– А ты приговаривал: «Кажется, дождь собирается»… Ты всегда был чувствителен к дождю, – Винни глотнул чаю: – Какая гадость!
– Извини. Хороший чай давно закончился. Как и дожди. А пчелы показали упорство и разум. И почти вытеснили нас с планеты. Что у тебя в рюкзаке?
Пятачок уронил стакан, и чай грязной полоской украсил и без того замызганный ковер. Хозяину хотелось схватить гостя за грудки и трясти. Не получится, пожалуй… Сколько еще будет клокотать его ненависть?
– Неправильный мед, ты знаешь.
– И ты поперся с ним ко мне?!
– Другие окна не светились. И мы все же друзья. Были.
– Насчет окон не ври. Я всегда проверяю светомаскировку.
– У тебя должна быть почтовая капсула. Отправь это Кенге, я не хочу, чтобы она в чем-нибудь нуждалась, когда я…
– Ты не помрешь! – рявкнул Пятачок. – Рана не такая уж опасная. Я дам сигнал, тебя подберут парни с орбиты. Вот прямо счас и дам. И посылку отправлю, раз ты настаиваешь. А ты спи пока.
Он ушел и долго возился во внутреннем дворе, настраивая почтовую капсулу. Если бы не этот неправильный мед для Кенги, он сам вполне бы мог этой капсулой воспользоваться: иногда миниатюрность – преимущество. А раненный Пух останется неправильным пчелам. Сам виноват, кто его гнал разорять гнездо, кто его гнал вообще?! Пятачок пробовал накалить в себе злость, но вместо нее была только усталость. И готовность принять судьбу.
Пух спал, сидя на диване, тяжело дыша, слюна стекала на небритый подбородок. Пятачок методично, как он все делал всегда, готовил арсенал. А утром прилетели пчелы.
Ровное жуткое жужжание взяло дом в кокон. Все вибрировало, лязгало и гремело. Сосало под ложечкой, и руки становились липкими от накатившего страха. Но надо было держать лицо. Пятачок потряс бывшего друга за плечо, глянул, как тот мгновенно переходит от сна к бодрствованию и осматривает оружие. Позавидовал, как обычно. Услышал через универсальный переводчик:
– «Наковальня», я «Молот»! Начинаем атаку! Прием!
Неправильные пчелы слишком многому научились у людей.
Рои, налетая один за другим, отстреливали металлические жала в локоть длинной. Те с грохотом врезались в стены и застревали в них и в бронированных ставнях, так что дом через какое-то время стал походить на ощетиненный кактус. Отстрелявшиеся уступали место новым роям. Люди отвечали через узкие амбразуры, переходя от одного загороженного окна к другому. Стараясь стрелять по уязвимым крыльям, устилая грязную улицу крупными хитиновыми телами. Проще всего было бы выжечь нападавших установленным на крыше огнеметом, но топливо к нему давно закончилось. С пиропатронами тоже было туго, зато обычных хоть завались.
– орал Пятачок, высаживая очередной рожок и меняя его в два щелчка. В чем люди сильны, так это в войне, в бесконечной ярости, которая может сделать храбрым самое хлипкое животное. А может, так он сублимировал свою ненависть к бывшему другу?
– Дыхание береги! – бросил Винни. И это было последнее, что он сказал.
Бой длился бесконечно и еще немного. Пока заднюю стену не вышибли соединенным из нескольких роев тараном и Пятачок не умер, придавленный обломками. Он еще увидел, как друг, покачиваясь на расставленных ногах, расстреливает неправильных пчел из автомата в упор и орет что-то матерное, пока не захлебнулся кровью.
Их вытащили и похоронили в белой глине неправильной планеты, вырезав лазерным резаком могилу-параллелепипед. Рюкзак с панацеей доставили Кенге вместе с похоронками. А позже, намного позже, когда планета все же была отвоевана, Крошка Ру возвел над могилой памятник из той же белой глины: пухлый смешной медвежонок держит за лапу миниатюрного поросенка с большими ушами, а на постаменте написано: «Друзья. В жизни и в смерти верные».
