Текст книги "Остров пропавших душ"

Автор книги: Ник Пиццолато

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я вытер лицо и вернулся на свое место.

– Парочку.

– Ну, и что ты чувствуешь?

– Послушай, отвяжись от меня.

– Прости.

Разочарование в ее глазах было очевидным. Мой смертный приговор превращал мои привычки и прошлые дела в ничто. Даже манера поведения стала меняться. Например, я стал слишком много говорить.

– Я отношусь к этому как солдат, – объяснил я. – Те люди, которых я замочил, совсем не были невинными овечками. И они не так просто оказались в тех местах, в которых были. Я вот как на это смотрю: они сами создали ситуацию, и мне пришлось с этой ситуацией разбираться. Они сами напросились на это.

Рокки шмыгнула носом и стала дышать через рот. Она продолжала тянуть себя за большие пальцы ног.

– Я подумала, что здесь ты нас и оставишь.

Я ничего не ответил, но остался стоять в надежде, что она поймет, что ей пора уходить.

– Если ты этого хочешь, то скажи мне об этом, приятель. То есть я хочу сказать, что все пойму. В этом есть смысл. Даже принимая во внимание твою болезнь. Я хочу сказать, что сидеть с нами тебе нет никакого смысла. Я ведь не сумасшедшая, или что-то в этом роде.

– Ты найдешь работу. И будешь присматривать за Тиффани. И выиграешь в эту лотерею.

– Я смотрела на нее, перед тем, как прийти к тебе. И думала, что ты от нас уедешь, и о том, что я все превратила в полное дерьмо. Начиная с того, что поехала с этим придурком Тоби. С самого начала было видно, что он не в себе, но я думала, что пронесет. И вот теперь я в этой яме с дерьмом. – Она посмотрела на смятую сигарету. – Но знаешь что, приятель? Хочу тебе сказать, что все и так было дерьмом, с самого начала.

– Я пока еще никуда не уезжаю, – заметил я.

– Ну что ж, – вздохнула Рокки. – Это ведь не твое дерьмо, приятель, а мое.

– С тобой все будет в порядке.

– Ведь, знаешь, там никогда ничего не менялось. Вечная жара. Все те же поля и все та же трава. И совершенно нечего делать. То есть именно так я видела свою оставшуюся жизнь. День за днем, и без всяких изменений.

– Я тоже вырос в таком же месте.

Произнеся это, я поморщился. И разозлился сам на себя за то, что говорю с ней; за то, что готов говорить с ней об этих пустых полях, залитых солнцем, о Лорейн и Кармен. Я хотел рассказать ей о них, но не знал как.

– Знаешь, когда я сегодня смотрела на этих детей на пляже, – продолжила девушка, – я вдруг почувствовала, что мне хочется настоящей жизни.

– Так все это и есть настоящая жизнь.

– Ну, ты же понимаешь, что я имею в виду. И я хочу, чтобы у Тиффани тоже была настоящая жизнь. И чтобы жила она этой настоящей жизнью в настоящем доме.

– Значит, все так и будет.

Лицо ее высохло, но когда Рокки улыбнулась, по ее глазам было видно, что она подавлена.

– Ты так прикольно выглядишь без волос.

– Я сам себя не узнал. Наверное, это и к лучшему.

– Сейчас ты уже не выглядишь таким психом, как раньше.

Я включил кондиционер посильнее. Он загудел, и стекла в окне зазвенели.

– Тебе надо выспаться. Утро вечера мудренее.

Рокки протянула мне руку, чтобы я помог ей подняться. На секунду в ее глазах появилось игривое выражение, и это меня насторожило. Заметив это, она медленно прошла к двери. Я не мог оторвать взгляда от ее шортов, которые, пока она сидела, попали между половинками ее попки.

– Если хочешь уезжать, то все в порядке, – произнесла она, остановившись в дверях. – Не волнуйся. Ты и так очень много сделал для нас, Рой. Так что можешь двигаться. С нами все будет хорошо.

– Посмотрим, – ответил я, открыв дверь.

Мужчина, сидевший на балконе, переместился на газон рядом с дорогой, где он и лежал сейчас под фонарем. Над ним, в свете фонаря, клубилось облако москитов. Прежде чем войти в свою комнату, Рокки повернулась ко мне, чтобы что-то сказать, но передумала.

– Если ты увидишь меня утром, то значит, я еще не уехал, – сказал я и закрыл дверь.

Когда я остался один, меня охватила жажда деятельности. Раза четыре я прошелся по всем телевизионным каналам. Расправил свою одежду и повесил ее в шкаф, каждую вещь на свою вешалку, а потом все снял и опять уложил в сумку. Разобрал и вычистил свой девятимиллиметровый с помощью карандаша и салфеток. У меня было впечатление, что что-то исчезло. Что-то, что трудно было определить, но отсутствие чего сразу же становилось заметным. Я почувствовал, что совершил ошибку, так разоткровенничавшись с девушкой.

Оказалось, что в «Изумрудных берегах» есть несколько постоянных обитателей. Фургон на спущенных колесах принадлежал семейству из комнаты № 2. Владелец мотоцикла закрывал окна алюминиевой фольгой в комнате № 8. Двум старушкам, которые жили в комнате № 12, принадлежал «Крайслер» одной из последних моделей с раздолбанными амортизаторами, чей капот нависал над дорогой, как у драгстера.

Наутро на другой стороне дороги какой-то мужик жарил на угольном гриле, разбрызгивавшем жир во все стороны, сосиски. Наперченный дым проникал повсюду. Мужик, сидя на складном стуле, приветливо помахал мне. Одет он был в старой гангстерской манере, в бандане, в сандалиях и в майке, рекламирующей «Корону»[42]42
  Сорт мексиканского пива; его полагается пить из горлышка бутылки, в которое вставлен кусок лайма.


[Закрыть]. Запах готовки вызвал у меня аппетит, и когда я подошел, то увидел у его ног стопку одноразовых тарелок.

– Этот завтрак идет за счет заведения, приятель. А меня зовут Лэнс.

Он взял тарелку и положил на нее две сосиски.

– Трудишься здесь?

– Не совсем. Я был женат на Нэнси. Ну, на той женщине, которая вас селила. Ну, и она разрешила мне остаться. Хотя за это мне приходится готовить для жильцов каждое утро завтрак. У них нет кухни, поэтому готовлю на гриле.

– Понятно. Спасибо.

– Нэнси сказала, что ты приехал с двумя девочками. Они тоже могут позавтракать, если хотят.

Я услышал, как открылась дверь, и на улицу вышли двое детей из комнаты № 2 в сопровождении их отца. Волосы его торчали в разные стороны, физиономия раздулась и побагровела, а глаза были красными и блестящими.

Прежде всего он с головы до ног осмотрел меня, а потом уже дал сыну подзатыльник.

– Не лезь вперед сестры. Пусть она возьмет первая.

Видно было, что солнечный свет сильно ослепил ребят, как будто они только что вылезли из глубокой пещеры. Лэнс улыбнулся им и передал по две сосиски на тарелке сначала девочке, а потом мальчику. Я как раз закончил есть.

– А теперь идите в дом, – сказал мужчина детям.

– Мама просила и на ее долю захватить.

– Сосиски ей не нужны. Скажете, что я так сказал. – Он принял тарелку из рук Лэнса и проследил за тем, как дети вернулись в комнату.

У него было большое лицо, длинное и широкое, крохотный подбородочек и толстая, мягкая шея, которая этот подбородок почти полностью скрывала. Волосы у него были длинные и неухоженные. Одежда состояла из майки-«алкоголички» и грязных вонючих джинсов, натянутых на похожий на ядро выпирающий живот, из-за которого он ходил слегка откинувшись назад.

– Доброе утро, – произнес Лэнс.

– Да, – ответил мужчина, – утречко неплохое.

Он откусил сразу половину сосиски. Сразу показывал, какой крутой. У него были наивные глаза параноика. Он привык к тому, что в своем маленьком мирке всегда был самым главным, но прошло время, и сейчас руки его ослабли и приняли вид старушечьих бедер.

– На Кестреле тоже ничего, только что узнал, – обратился он ко мне. – Опять вытянул пустышку.

– Я не понимаю, о чем речь, – ответил я ему, взглянув на Лэнса.

– Это морская буровая установка. И приехали мы сюда, потому что я специалист по эксплуатации. Но когда я приехал, они сказали, что не нанимали меня. А у меня есть их письмо, а они говорят, что в письме написано неправильно. – Он взглянул на Лэнса в надежде на поддержку. – Вот я и сижу здесь, ожидаючи.

Мужик доел сосиски и поставил одноразовую тарелку на землю.

– Не угостишь? – спросил он, увидев, как я достал сигареты.

Я протянул ему одну.

– А ты откуда? Работаешь на буровой?

– Нет, я в отпуске.

– А откуда ты?

– Из Луизианы.

– Мне тебя жаль, приятель. Приходилось бывать там. Один дождь, католики и ниггеры.

– Да, там бывает небезопасно, – согласился я, – приходится держать ухо востро.

– Я знавал одного парня из Нового Орлеана. Так он прострелил себе бедро. Он был полным идиотом.

– За это, наверное, и поплатился.

Он нахмурил брови, пытаясь понять, что я хотел сказать. Я увидел, что появился еще один парень, мотоциклист из № 8, из того, окна которого были затянуты алюминиевой фольгой. Молодой, щуплый и длинноволосый, он стоял чуть в стороне, наблюдая за нами сквозь большие солнечные очки. Бурильщик все еще сверлил меня глазами, пытаясь понять, что оскорбительного было в моих словах.

– У тебя сколько детишек в номере? – спросил я его с некоторой издевкой.

– Только двое. Ну, и жена. – Он потряс головой. – Толстеет не по дням, а по часам. – В знак примирения мужик заговорил о своей жене. Несколько дней назад он прошелся по поводу ее купальника, и теперь она не выходит из комнаты.

– Хочет показать, как сильно я ее оскорбил, и всякое такое. Сам знаешь, как это бывает.

Я бросил сигарету и вернулся в комнату. Парень из № 8 наклонился к Лэнсу и о чем-то его спрашивал, а этот толстяк просто стоял и оглядывался по сторонам, удивляясь, что никого не интересуют его рассуждения о собственной жене.

Закрывая дверь, я заметил, что мотоциклист наблюдает за мной, и пристально посмотрел на него. Он улыбнулся мне, как будто мы были старыми друзьями, а затем притворился, как будто стреляет в меня из воображаемого пистолета.

Девочки проснулись, поели, оделись, и перед нами встал вопрос, что делать дальше. Я решил, что малышке надо посмотреть пляж. Поэтому я натянул рваные джинсы вместе с яркой рубашкой в гавайском стиле и сандалии, которые купил вчера. Все вместе мы отправились на пляж. Причин идти туда у меня не было никаких, но мне надо было как-то убить время, а потом, мне хотелось посмотреть, как малышка воспримет океан и песок. Просто было интересно.

Папаша из № 2 стоял на пороге своей комнаты, держа в руках «Мишелоб»[43]43
  Популярный коктейль.


[Закрыть].

– Неплохая рубашка, – кивнул он мне, когда мы проходили мимо.

Миновав пять кварталов и перейдя через шоссе, мы оказались на небольшом пляже. Старые газеты и обертки от еды, припорошенные песком, дрожали на ветру. Мохнатые стебли полевички сбегали прямо к воде. Тиффани разулыбалась, прыгая вокруг Рокки, и показала на океан, вечно катящий свои волны на берег.

Рокки сняла шорты и рубашку. Она заметила, что я слежу за ней, и я отвернулся. Ее бикини было довольно скудным – четыре треугольника из красной материи, и, увидев это, я глубоко вздохнул. Она вся состояла из соблазнительных округлостей и тонких линий. Ее мускулы танцовщицы слегка порозовели, когда солнце нагрело их. Нос и щеки были красными, а волосы светились белым и золотистым цветами в лучах солнца. Девушка встряхнула свою одежду и сложила ее на песке. Ее движения показались мне очень эротичными. У нее были широкие для ее фигуры плечи, а спина была покрыта узелками мускулов, которые обычно получают в спортивных залах.

Я расположился на мелководье. С собой у меня была пара баночек пива, и я открыл первую, наблюдая, как Тиффани бежит к прибою, в совершенном восторге и на заплетающихся в песке ногах. Рокки завела ее в воду, и вдвоем они стали убегать от накатывавшихся волн. Смех девочки разносился над пляжем, как звук колокольчика, – это был звук абсолютного счастья, который совсем не выглядел глупым.

Когда купальник Рокки намок, он приклеился к ее телу, как бумага, и я смог рассмотреть ее соски и ложбинку ее попки. Она помахала мне рукой. Вместе с сестрой они стояли в накатывающихся волнах, которые покрывали их ноги сверкающей пеной. Смех девочки звенел над землей, а вода за их спинами была покрыта барашками и выглядела такой настоящей, что легко можно было представить себе времена, когда на планете были только вода и небо. Где-то на горизонте виднелся катер, который тащил за собой фигуру на водных лыжах, а совсем далеко на востоке, сквозь жаркое марево проступали контуры буровой.

Девочки вышли на берег, и Рокки стала показывать Тиффани, как надо строить замки из песка. Тиф показала на залив и спросила:

– А куда он идет?

– В океан.

– А что это такое?

– Еще больше воды.

– А та вода куда идет?

– Да успокойся ты. – Рокки пощекотала ребрышки малышки.

Ноги девушки были вытянуты в то время, когда она утрамбовывала мокрый песок, и не смотреть на нее в этот момент было трудновато, поэтому я стал рассматривать пляж. Полоска растительности, в которой что-то блестело. Пара толстеньких малышей, играющих в прибое. Чайки, парящие в потоках теплого воздуха и иногда пикирующие вниз, чтобы схватить что-то с поверхности воды своими клювами. Воздушный змей, раскрашенный во все цвета радуги, которого держал кто-то дальше по кромке прибоя и кого я не мог рассмотреть. Змей извивался и носился по кругу. Тиффани заметила его и стала показывать на него пальчиком.

Мимо прошла группа подростков с футбольным мячом; все они притихли и уставились на Рокки. Она их заметила и стала учить Тиффани утрамбовывать песок.

Я снял рубашку и растянулся под солнечными лучами. Решил представить, как мои клетки наполняются солнечным светом.

– Откуда эти шрамы? – спросила девушка.

– Какие именно?

– Вот эти, на боку.

Не открывая глаз, я погладил неровности кожи.

– Картечь.

– Стреляли из дробовика?

– Со слишком большого расстояния. Картечь здорово разлетелась.

– А вот этот, на плече?

– Нож.

– Должно быть, большой.

– Точно.

– А на ноге?

– Собака.

– Это я и сама догадалась. Ты ее убил?

– Не помню. – Но помнил я очень хорошо.

Я подождал ее следующего вопроса, а когда не услышал его, то приоткрыл веки и увидел, что она снова занялась Тиффани.

Допив пиво, я на несколько минут задремал, а когда открыл глаза, Рокки загорала, лежа на спине рядом со мной. Ее кожа покрылась капельками воды и песчинками, а там, где был пупок, собрались капельки пота. Находиться рядом с этим было невозможно, и я пошел в воду. Тиффани весело заверещала и вприпрыжку побежала рядом со мной. Воздушный змей все еще летал над морем, нарезая на куски бледно-золотой воздух. На кромке прибоя девчушка остановилась и протянула мне ручонки. Она громко кряхтела, как будто это могло помочь ей забраться мне на плечи. А потом я поднял ее над водой и притворился, что сейчас брошу на глубину; она вскрикнула от страха и сразу же засмеялась. Мне тоже захотелось что-то выкрикнуть, но я сдержался. Я защемил ей нос и бросился в прибой, стараясь держать ее над поверхностью, в то время как сам полностью ушел под воду; и она смеялась и отплевывалась, и задыхалась от восторга, а потом попросила проделать это еще раз. До самого вечера я чувствовал у себя в руках ее тельце, нежное, брыкающееся, но крепкое. Мы ходили с ней по пляжу, и время от времени она делала жесты абсолютно взрослой женщины – например, убирала влажный локон со лба или разглаживала с серьезным видом свой купальник. Рокки с улыбкой смотрела на нас.

Помню, один мой приятель сказал мне однажды, что каждая твоя любимая женщина является для тебя той матерью и сестрой, которых у тебя никогда не было. И что всю жизнь ты ищешь свою женскую половинку, свою женскую сущность, что ли. Этому парню разрешалось нести околесицу – он был «ботаником» и читал умные книжки.

Когда мы возвращались домой, то было невозможно удержаться и не отстать, наблюдая Рокки со спины, но мне кажется, что в тот день я бы не решился дотронуться до нее. А потом мы ели жареные креветки и сэндвичи с крабовым мясом, и я отвел их в аркаду, расположенную вдоль пирса. Там они играли в «Вак-а-мол» и «Миссис Пак-Ман»[44]44
  Популярные игры для игровых автоматов.


[Закрыть] и бросали кольца, а я бродил по пирсу, не выпуская их из виду.

Несколько цветных сидели вдоль пирса с удочками, а рядом, на берегу, вверх дном валялась лодка с пробоиной в днище. Я ясно слышал, как из этой дыры доносится кошачье мяуканье. Весь берег был покрыт слоем лотерейных билетиков. А потом мы посмотрели кино с, как мне кажется, Ричардом Буном[45]45
  Американский актер, сыгравший за карьеру более 50 ролей. Особенно прославился своими ролями в вестернах.


[Закрыть] по телевизору, и к тому моменту, как я ушел к себе, они уже валились с ног от усталости, но выглядели очень довольными – и я понял, что мне это нравится.

А потом что-то, что я не могу описать словами, стало меня беспокоить. Как будто я забыл что-то очень важное, но не знал, что. Я вышел на улицу и посмотрел на пальмы, качающиеся в жарком воздухе, и на мириады звезд, усеивающие небо. И пошел вперед.

Вокруг были разбросаны древние элеваторы и склады, оставшиеся еще с тех времен, когда здесь занимались экспортом хлопка. На некоторых из них горели прожектора. В воздухе висела соль и запахи креветок и крабьих клешней. Мужчина помогал своему другу двигаться вперед, поддерживая его за плечи.

Звук моих сапог по асфальту напоминал тиканье часов. По противоположному тротуару, в одном направлении со мной, какое-то время двигалась дымчато-серая кошка.

На скамейке у автобусной остановки бородатый старик пил из горлышка бутылки, которую держал в коричневом пакете, и плакал. Он сказал мне, что счастлив, потому что только сегодня откинулся из тюряги.

Когда я вернулся к себе в номер, стояла такая тишина, что было слышно, как тиканье часов отражается от стен комнаты. И этот негромкий звук сказал мне, что уже поздно, поздно, совсем поздно.

Время уходило. Я становился старым.

Наутро я проснулся раньше девочек и наблюдал, как над заливом восходит солнце в том месте, где вода была слегка желтоватой, и как флотилия креветколовов выходит на промысел. Эти кораблики выползали в море, как будто подчиняясь вечным законам естественной миграции. И вечернее, и утреннее солнце раскрашивало небо в сумасшедшие цвета: зеленый и пурпурный, ярко-красный и оранжевый. Облака были такими же нереальными, как в старых вестернах студии MGM[46]46
  «Метро-Голдвин-Майер» – одна из старейших голливудских киностудий.


[Закрыть].

Неторопливые движения. Переливы цвета.

Я начинал замечать новые для себя подробности.

Рокки сказала, что хочет сегодня же заняться поисками работы, но я предложил вместо этого пойти на пляж, что мы и сделали.

А вечером мы встретили еще двух постоянных жильцов нашей гостиницы – двух старушек, у которых был «Крайслер» последней модели с погнутой антенной. Их звали Дехра и Нони Эллиот, и они были сестрами, с одинаковыми прическами из серых волос, которые делали их головы похожими на цветную капусту. Они одевались в темные одежды, совсем как монахини, и на шеях у них висели крупные распятия.

Лэнс готовил на гриле бургеры. А я вынес упаковку с шестью бутылками пива. Мои девочки тоже вышли, и сестры, понаблюдав за Тиффани из окна № 12, решили с ней познакомиться. Они наклонились над Тиффани, которая задумчиво сосала палец.

У старушек были добрые, восторженные лица, а свою сутулость они несли с большим достоинством. Та, которую звали Дехра, носила очки и была более разговорчива. Человек всегда выглядит менее подозрительно, если с готовностью знакомится с другими людьми.

– У нас четыре сестры – они монахини в иезуитском монастыре в Хьюстоне, – рассказала мне Дехра. – Раньше мы жили в Дентоне, но продали родительский дом. Хотели купить дом во Флориде, но, по правде говоря, все еще колесим по Техасу.

– Мы не хотели бы уезжать далеко от сестер, – пояснила Нони.

– Это правда, но здесь мы уже три недели.

– И все время думаем, что нам надо где-то осесть.

– Не знаю, почему, но нам не хватает сил найти постоянный дом.

В них было что-то девчоночье. Их спокойные бесполые лица были начисто лишены и намека на хитрость.

– И часто вы ходите на пляж? – спросил я.

– Боже, ну конечно, нет. Мы не очень любим солнце.

Все это Дехра рассказывала мне, пока ее сестра пыталась предложить Тиффани пластинку гвоздичной жвачки, а Тиффани смущенно пряталась за ногами Рокки. Мне вдруг страшно захотелось рассказать этой женщине о своих легких.

Лэнс расставил раскладной столик, а Нэнси вынесла сумку с круглыми булочками, кетчупом, горчицей и бумажными тарелками. Расставив все это на столе, она внимательно оглядела меня.

– Мне кажется, что позавчера у вас были длинные волосы. А посмотрите на себя теперь… Вы что, боитесь, что вас кто-то узнает?

– Здесь слишком жарко для длинных волос, – объяснил я.

– Спорю, что будет так же вкусно, как в том заведении в Остине, – сказал Лэнс, переворачивая бургеры. – В «Гринбелт Гел». Помнишь, детка?

Нэнси приподняла брови и нахмурилась.

Лэнс посмотрел на меня и пояснил:

– Было такое местечко с деревенской едой, куда мы частенько ходили. – Он опять повернулся к Нэнси. – Вспоминаешь?

Та громко вздохнула, закатила глаза и с жалостью посмотрела на своего бывшего, как будто тот поставил себя в неловкое положение. После этого Нэнси вернулась назад, в офис.

Тиффани смеялась в компании старушек, и они смеялись вместе с ней.

– Раньше она была совсем другой, – произнес Лэнс. – Это она передо мной старается держать марку, но иногда ее немного заносит. Я-то знаю ее уже много лет, и меня не проведешь. Она любит, когда я вспоминаю прошлое, хотя и не хочет в этом признаваться.

Рокки вышла на улицу, так же как и этот парень из № 8. У него были длинные рыжеватые волосы и тонкое, умное лицо. Рваные джинсы и байкерские ботинки, которые он носил, смотрелись на нем совсем не к месту.

Они разговорились, стоя у стены здания, и он сказал что-то, что заставило Рокки засмеяться. На парне была серая майка с длинными рукавами, и он слегка сутулился, держа руки в карманах.

Байкер заметил, что я смотрю на них, и помахал мне рукой. Видно было, что Рокки нервничает.

Появился папаша из № 2. Дверь он открыл, только чтобы можно было выскользнуть наружу, и тут же захлопнул ее за собой. Облизнув губы, изучил харч, стоявший перед ним; стоя около гриля, внимательно осмотрел всех присутствовавших и произнес:

– Мы набрасываемся на эти гамбургеры, как голодные собаки!

Когда никакой реакции на это не последовало, он притворился, что глубоко задумался.

– Меня зовут Трэй, – представился рыжий юнец и протянул мне руку. Его глаза смотрели на меня из серых глазниц. Рокки взяла мое пиво и отхлебнула.

Я пожал протянутую руку.

– Трэй Джонс, – повторил парень и посмотрел на мои руки, а после этого – мне в глаза. Казалось, что он хочет мне что-то сказать. Парень был такой худой, что мне показалось, что его рубашка пригибает его к земле. – Большинство людей называют меня «Убийца».

– Ну конечно, – согласился я.

Папаша взял целых три гамбургера. Сначала я хотел что-то сказать, но, увидев, что он направляется с ними в номер, обрадовался, что он уходит, и промолчал.

Гамбургеры он сложил на одну тарелку, и, подходя к двери номера, оглянулся на нас, а потом, уже закрывая за собой дверь, еще раз бросил на меня быстрый взгляд. Дверь он опять открыл всего на несколько дюймов.

Трэй Джонс все еще стоял рядом со мной.

– А ты видал детей этого чмошника? Выглядят они так, как будто их уже давно не кормят.

Я согласно кивнул. Рокки сидела на приступке и смотрела, как старушки общаются с Тиффани.

Рыжий достал пачку ментоловых сигарет и предложил мне. Я отказался. Он закурил и спросил:

– Где срок мотал, брат?

– Что?

– Да ладно, не дергайся. Я всегда узнаю своего брата-заключенного. По тому, как ты ешь сосиски. – Он хмыкнул. – Понял?

– Нигде, – ответил я и достал сигарету.

– Ну что ж, как хочешь. – Трэй дал мне прикурить. Свои ногти он сгрыз под корень, а его руки были закрыты длинными рукавами. Я готов был поспорить, что под ними есть следы от уколов. – Я вот тянул в Роване, штат Оклахома. Искренне советую тебе: держись поближе к югу.

– Тебе сколько лет?

– Двадцать шесть исполнилось в марте.

– И что же ты делал в Роване?

– Да так. – Он расправил плечи и затянулся. – Мутили кое-что с одним чуваком. Моим партнером. И все было классно, пока он не ввязался в драку в том баре. Они арестовали его и решили обыскать машину. А я даже не знал, с чего все началось. Спал на заднем сиденье.

– Ага.

– Еще три готовы, – объявил Лэнс.

Я сказал девочкам, чтобы они не ждали меня и поели. Старушки подвели Тиффани к столу и помогли ей взять бургер. Трэй продолжал стоять рядом со мной. Я задумался, чего этому юнцу могло быть от меня надо.

– Я здесь знаю кой-кого, – сказал рыжий. – Пару-тройку ребят.

Я ничего не сказал и допил пиво.

– Знаешь, кого ты мне напоминаешь, приятель? – спросил вдруг Трэй.

Я удивленно поднял брови и свернул крышку на новой бутылке.

– Парня из кино. Ну да, ты его знаешь. Он был в том кино про любителя петушиных боев. И еще в одном. Там еще чувак ездил с отрезанной головой в машине.

– Но тот парень похож на лошадь, – возразил я, подумав минуту.

– Но лошадь эта совсем не плоха. Правда.

– Возьми. – Я протянул ему бутылку пива, а остальное унес к себе в комнату.

Есть мне не хотелось.

Небо было бездонно красного цвета, и на разбитом асфальте появились тени.

После полуночи я открыл свежую бутылку «Джеймесона»[47]47
  Сорт виски.


[Закрыть], потому что уже давно не засыпаю без приличной дозы. Когда я выпил значительно больше половины бутылки, прошлое окружило меня: давно прошедшие моменты жизни, старые фантазии, больше похожие на головоломки, и прочая ерунда, из-за которой я стал терять ощущение действительности. Но все мои мысли крутились вокруг одного и того же. Я хотел бы заплакать, но не знал, как это делается. Когда в тот день я впервые увидел свои снимки, я вылетел из кабинета, как только услышал слова мелкоклеточный рак легкого.

Теперь же я хотел знать, сколько времени мне осталось жить. Вроде бы я стал разыскивать домашний номер врача. Смутно помню, как меня посылали куда подальше, а я ругался непотребными словами. Потом я услышал в трубке сонный мужской голос, и еще женский на заднем плане. По-моему, мне пришлось напомнить ему, кто я такой и кто меня к нему послал.

Смутно помню, что я спросил что-то вроде: «Сколько? Сколько мне еще осталось?»

Он ответил, что не знает, что не может сказать, и попытался объяснить, что я должен пройти дальнейшее обследование и сделать биопсию. 90 % было за то, что у меня была эта чертова карцинома. Кажется, он убеждал меня вернуться к нему.

– В последний раз вы просто сбежали из офиса. Мы с вами не смогли даже обсудить варианты лечения.

Помню, я был глубоко обижен тем, что он не может дать мне точный ответ; мне казалось, что разговаривает он со мной слишком снисходительно. И вдруг я почувствовал к нему страшную ненависть. Признаюсь, что в ту минуту я мог упустить какие-то важные моменты. Но я представил себе его розовую, тщательно вымытую физиономию, седые волосы, аккуратно расчесанные на пробор, и в ушах у меня зазвучал его холодный, деловой голос, который сообщал мне о моей смерти.

И в этой темной, пропитанной солью комнате мотеля, глубокой ночью, в то время, когда я прерывисто дышал в телефонную трубку, мне вдруг показалось, что я нашел, наконец, главного виновника всех своих несчастий, самого главного врага в своей жизни.

Сейчас мне кажется, что тогда я хотел, чтобы он испугался. Испугался точно так же, как испугался я, когда услышал про рак.

– Послушай, ты, гребаный сукин сын, – сказал я. – Ты что, хочешь, чтобы я вернулся? Тогда я вернусь. И тогда мы поговорим о прямом ответе на мой вопрос.

Он спорил со мной и уверял меня в своей невиновности.

– Послушай ты, долбаное чмо, вот тут передо мной лежит адрес: Ройял-стрит, 2431. Наверное, большой дом. Ну, конечно, а как же иначе.

– Что? Нет, нет… послушайте…

– А твоя сучка знает про тотализатор? Она знает, на сколько ты залетел? Выродок долбаный…

– Стойте. Стойте… послушайте… Да дайте же мне сказать…

Думаю, что именно в этот момент я грохнул трубкой по телефону. А потом, наверное, запустил им в дальнюю стену, потому что утром он лежал именно там, со шнуром, вырванным из розетки.

Когда я проснулся на следующее утро, всходило солнце, в комнате было душно, а подушка моя вся пропиталась потом. Я был без рубашки; грудь была вся расцарапана, как будто на меня напало какое-то дикое животное. Я посмотрел на свои ногти, а потом на царапины на груди. Бутылка валялась на полу, а местоположение телефона никак не давало мне покоя.

Меня охватил ужас, который иногда испытываешь после хорошей попойки, когда не помнишь, что делал и какие ставки принял накануне.

Но я не помнил с уверенностью, что звонил куда-нибудь. Поэтому списал телефон на обычный урон, который наносится хрупким предметам, когда ты здорово набрался.

Я купил газеты. Местную, чтобы посмотреть объявления о работе, а также «Хьюстон Кроникл» и «Пикаюнские новости» из Нового Орлеана.

В «Новостях» была небольшая заметка, в которой говорилось, что Зинкевич разыскивается для допроса в связи с ведущимся расследованием. Из этого следовало, что полиция считает, что он сбежал из города. Никакого упоминания о Стэне Птитко. Ничего ни об Анджело, ни о других мужчинах, ни о женщине, ни о том, что произошло в доме Зинкевича на Джефферсон Хайтс.

Я задумался над тем, что сейчас может делать Стэн. Послал ли он людей на наши поиски? Если да, то сколько и как широко они закинут сеть? Хотя, при здравом размышлении, это не имело никакого значения. Найти нас было все равно что найти иголку в стоге сена. У меня все еще был конверт, который я забрал в доме Зинкевича, но я так и не смог придумать, что с ним делать. Может быть, пошлю его в прокуратуру, прежде чем отправлюсь в Мексику.

Я все время повторял себе, что мне надо уезжать от девочек. Сначала я хотел уехать после того, как нашел им место, где они могли пожить какое-то время. Потом решил, что уеду после того, как Рокки найдет работу.

Я разложил страницы с объявлениями на кровати.

– Вот объявление об официантке. А вот еще одно – няня для детей. Это тебе тоже может подойти.

Рокки ходила взад-вперед перед окном. На ней опять были эти крохотные шорты. Нэнси нашла несколько старых настольных игр у себя в офисе, и Дехра и Нони попросили разрешения поиграть с Тиффани несколько часов.

– Ну, и в чем проблема? – спросил я.

– Так что же прикажешь мне делать?

– Одеться поприличней, пойти и попросить бланк заявления, а потом достать ручку и заполнить его.

– Да я не о том. Что мне в этом заявлении писать? Ведь я ни дня не проработала, Рой.

Такого я не ожидал.

Достав блокнот с желтой бумагой из тумбочки, я сел и стал постукивать по зубам заточенным карандашом. Потом написал названия двух заведений. Одно было баром в Морган Сити, а второе – кафе-барбекю в Новом Орлеане. Оба они сгорели дотла не так давно. Если быть совсем точным, то я приложил к этому руку.

Записку я передал девушке.

– Вот места, где ты работала. Сама подумай, где и когда. И скажешь, что сейчас эти места закрылись. Но в каждом из них ты работала до упора. Потому что ты очень настойчивая, ты такой работник, который лоялен до самого конца.

Рокки уселась на кровати и в сомнении покачала головой.

– Но Рой, я не знаю, что должна делать. Не знаю, как это делается.

– Придется учиться на ходу.