Текст книги "Земля без радости (Книга Эльтары и Аргниста)"

Автор книги: Ник Перумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

ГЛАВА I

Гном Двалин лежал на лавке мрачный и до невозможности злой. Его не взяли в поход! Его, с которого началась все эта история! «Уп-раггаш-хроддаиртар!»

Двалину казалось, что все его раны окончательно зажили. Разумеется, это было совсем не так, но упрямый гном и слушать ничего не хотел.

– Развяжите! – бушевал он, едва не опрокидывая при этом лавку. – Развяжите сами, не то хуже будет!

– Если кому и будет хуже, так это тебе, глупый, – беззлобно заметила Лииса, молодая крепкая деваха, не так давно пришедшая к Аргнисту с погибшего на юге хутора. Сегодня была её очередь исполнять обязанности сиделки при буйном больном. Саата уже грозилась подмешать гному в пиво сонного зелья, чтобы хоть как-то его утихомирить. – Опять раны вскроются, кому это нужно?

– Не вскроются, не вскроются! – Гном отчаянно вертелся, пытаясь ослабить путы.

– Когда вскроются, поздно будет, – назидательно заметила девушка. – Кабы не колдун с белым луком, отправился бы ты к Хедину, братишка! Ежели б не его чародейство, наша Саата-травница тебе бы уже ничем не помогла.

– Чародейство? – внезапно напрягся Двалин. – Ты сказала, чародейство?

– Ну да, – простодушно ответила Лииса. – С такими-то ранами, как у тебя! Токмо чарами и спасёшься.

– Пришелец… Эльстан… наложил на меня свои чары? – раздельно выговорил гном.

– Наложил, наложил, – радостно кивнула Лииса, не понимая, чем недоволен гном. – И хорошие чары! Сильный он волшебник и жезл настоящий имеет…

– Жезл… жезл… – Гном внезапно закрыл глаза и откинулся на подушку, замерев, точно лишившись чувств.

– Эй, эй! – Встревоженная молодка подалась ближе. – Случилось что?

– Я в порядке, – сквозь сжатые зубы ответил Двалин. – В полном порядке.

Не веря, Лииса подошла к лавке. Как учили, нащупала биенье жилы жизни на левом запястье гнома. Всё и впрямь было в порядке. Однако Двалин лежал совершенно неподвижно, задрав к потолку бороду, и лицо его, можно сказать, «побледнело, как снег», хотя едва ли могла проявиться бледность на красновато-коричневой коже гнома, потемневшей от кузнечной копоти и покрасневшей от жара горнов.

Немного погодя Двалин открыл глаза. Посмотрел на испуганно глядящую Лиису и усмехнулся:

– Да всё хорошо. Просто, Р-родгар, мне обидно стало, что не взяли!..

Это была наглая и неприкрытая ложь. И любой хоть мало-мальски искушённый слушатель, конечно же, немедленно уловил бы фальшь в словах Двалина. Но Лииса как раз и не была таким слушателем. Жизнь у неё и так выдалась нелёгкая, чтобы забивать себе голову ещё и чужими бедами. Сказал гном, что всё в порядке, значит, так оно и есть. Развязать не просит, отпустить не требует. Всё, как матушка Деера сказала. Значит, мне и беспокоиться не о чем.

Двалин же после этого, казалось, тоже ничуть не изменился. Правда, перестал бушевать; однако в глазах его поселились такие смертная тоска и боль, что заметивший это отшатнулся бы в испуге.

Он постепенно поправлялся. Рваные раны затягивались на удивление быстро – Эльстан постарался на славу. Провалявшись четверо полных суток, Двалин с разрешения Сааты поднялся на ноги как раз в тот день, когда Аргнист, Эльстан и сыновья сотника насмерть схватились с Ордой на Холме Демонов.

Первым делом гном отправился на кухню.

– Дрова, вижу, на исходе? – осведомился Двалин, просунув бороду в дверь поварской.

Колотых чурочек, как всегда, не хватало. Мужики всячески пытались увильнуть от этой надоедливой работы. Целый день топором махать, рубить круглые поленья – кому охота.

– Небось брюхо заныло? – понимающе усмехнулась распоряжавшаяся здесь Деера. – Понятно, Двалин, понятно. Ладно, накормлю и без платы.

– Ну нет! – возмутился Двалин. – У нас так не принято.

– А у нас принято так: сперва работника накорми, напои, а потом уж работу спрашивай! – поджала губы Деера, наваливая с верхом большую глиняную расписную миску. Гном не заставил просить себя дважды.

Зато потом, вычистив посудину до блеска и вытащив из-за пояса секиру, гном на дровяном складе показал, как надо обращаться с топором. Он творил чудеса. Чурки так и летели во все стороны, сами собой при этом – невесть каким образом – складываясь ровными поленницами. Из сарая он отправился на двор, прошёлся по всем конюшням, амбарам, хлевам и прочему, всюду находя себе дело. Толстые и короткие пальцы гнома обладали удивительной ловкостью; казалось, он владеет всеми ремеслами.

Он не оставил себе ни единого мига свободного времени, словно боясь оказаться наедине с собственными невесёлыми думами. Как проклятый, он три дня не вылезал из кузницы, несмотря на все предостережения Сааты, что раны могут ещё сказаться и ему следует поберечь себя.

Дорвавшись до любимой огненной работы, гном трудился не покладая рук. Гнул железные дуги, подгонял друг к другу рычаги, шестерёнки и пружины, конструируя какой-то компактный механизм. К кузне несколько раз подходила Лииса, звала «поснидать» – Двалин только отмахивался. Он почти ничего не ел, а пил одну воду, ни разу не притронувшись к излюбленному напитку своего племени – доброму тёмному элю. «Да он просто вне себя!» – сказали бы сородичи из Ар-ан-Ашпаранга, увидев своего почтенного собрата в таком состоянии…

Арталегу и Армиолу повезло. Орда уходила на север, по пути к дому братьям лишь однажды повстречался десяток стеноломов. Армиол быстро вогнал одному из них стрелу в глаз, конь Арталега затоптал другого, и прочие бестии, вялые по весеннему времени, отступили, решив не связываться.

Куда больше боялись братья не довезти родителя. Но сподобил Хедин Добродел и тут – батюшка в себя не приходил, но и хуже ему не становилось. Пусть редко, но дышал, и притом ровно, и сердце билось, хотя и слабо. Раны старого сотника перестали кровоточить, и сыновья уже втайне друг от друга стали надеяться, что Саате удастся одолеть хворь и раны.

Об Эльстане не вспоминали. Чужак – он и есть чужак. Да ещё и колдун вдобавок, а колдунов Арталег не жаловал. Армиол их тоже недолюбливал, хоть и не столь сильно, как брат.

– Тоже мне, колдуны, чародеи, маги! – сквозь зубы шипел Арталег. – Твари, ненавижу их всех! Небось через них Орда-то и возникла…

– Ты что, брате, – возражал младший. – Орда – она ж Тёмным Властелином наслана, то всякий знает!

– Наслана, наслана… – ворчал средний. – Не знаю. Властелинов этих не видывал. Зато чародеи так под ногами и путаются! Проклятый колдун! Кабы не он, сидели бы себе на хуторе и батюшка цел бы остался!

– Так Эльстан сам и погиб первым, – попытался возразить Армиол.

– Погиб, погиб… – передразнил Арталег. – Ты его мёртвым видел, а, защитничек?

– Брат, не говори так! Смело он дрался, и его ж у нас на глазах камнями завалило!

– Завалило, завалило… Это, может, тебе только так показалось. Может, он всё это специально подстроил, чтобы батюшку извести! Может, он и нас там положить хотел, а сам в пещеру – раз, и нет его! А?! Что скажешь?! Колдунам, им верить нельзя, знаешь ли. Так что оказался твой чародей под камнями, нет ли – одним Богам Истинным ведомо. Колдун хорош, когда своим делом занимается – лечит, скажем, там или скотину пользует – и ни во что иное не суётся. Понял? А магия эта вся… от неё человеку только погибель.

Через восемь дней после отъезда братья добрались до родных мест. Их ждали. На краю леса засели мальчишки-махальщики, которые и подали сигнал, да с таким усердием, что едва не повырывали себе руки из плеч.

Внешне хутор никак не изменился. Только из трубы кузни валил непривычно густой дым. Наглухо запертые ворота внешнего частокола приоткрылись ровно настолько, чтобы пропустить всадников поодиночке.

Первой к сыновьям бросилась Деера. Дозорные мальчишки уже передали весть – мол, скачут двое, одного раненого везут, – и сердце хозяйки хутора едва не вырвалось из груди. Деера бросилась – и замерла, впившись в ладонь зубами при виде бессильно свесившегося с лошади Аргниста.

– Ну, чего встали?! – рявкнул подоспевший Алорт. – Батюшку в дом несите! Саату сюда с её снадобьями! Всё я за вас думать должен!

Про Эльстана никто и не вспомнил.

– И что ж теперь нам, разнесчастным, делать? – Деера всхлипывает, слёзы уголком передника утирает. На душе черным-черно, ровно в ночь солнцеворота предновогоднего.

Мать с сыновьями сидит, вместе нелёгкую думу думают. Чужих никого не позвали, даже жён Апортову и Арталегову. Саата, впрочем, и так бы не пошла. Сидит возле Аргниста неотступно. И – смилостивься, грозный Ракот! – старому сотнику пока что хуже не приходится. Саата даже надеется, что свёкор выкарабкается.

– Что делать, что делать… – шипит Арталег. Мыслей дельных у него небогато, зато злобы на десятерых хватит. – Ясно, что делать! Хутор делить надобно! Людей, скотину… каждому – его долю. Пока весна, пока ни Орды, ни Нечисти…

Все так и обмерли.

– Ты что же, братец, батьку уже в домовину уложил? – Алорт глаза сузил, вот-вот ударит.

– Ага! Ты-то старший, тебе никуда уходить не надо, всё тебе готовеньким достанется, – огрызается Арталег. – А вот нам с Армиолом всё своим горбом поднимать придётся!..

Деера спешит вмешаться, иначе, чувствует, быть беде.

– Сынки, сынки, вы что?! Будем спорить, ссориться да делиться, точно все Орде в утробу пойдём. Показал бы вам батюшка, как браниться сейчас!.. Алорт, Арталег, уймитесь. Ты, средненький, и впрямь погоди похоронку заводить. А ты, старшенький, тоже умом пораскинь – ко всему быть готовыми надо. И ежели что, то и впрямь Арталега выделять придётся. Обычай таков. Если, конечно, ты, сыне, окончательно выделиться решишь. Но, может, всё ж что получше предложишь?

Арталег укора в вопросе не слышит, оживляется:

– А что? Предложу! На юг уходить, к Рубежу Рыцарскому. И вновь все молчат.

– Да ты что? Насиженное место бросить? Через все леса – на юг? – дивится Деера. – Уж сколько годочков никто отсюда уйти и не пытался…

– Потому что уж больно пустых черепов на Костяной Гряде все боялись, – бросает Арталег. – Никто даже и не попробовал…

– Да не потому не пробовали, что боялись, дурья твоя башка, – презрительно цедит Алорт. – А потому, что здесь мы – хозяева! А там кто? Нищие, бродяги, изгои… страшнее сказать – рабы! Каждый на шею верёвку накинуть сможет…

Это было правдой. Безземельных хватало и на юге. Арталег это знает не хуже других и тем не менее не сдаётся.

– То-то здесь мы всем владеем, до чего дотянуться сможем! То-то здесь у нас поля широкие, луга пышные, а стада тучные! Как мыши по щелям сидим, за ворота не высунемся. Уже мало что под землю не забились!..

– Хочешь идти – иди, – ровно произносит Деера. – Долю твою я тебе сама отсчитаю золотом, что у отца припрятано. Иди! Только воды здесь не мути.

Арталег пугается. Видно, подобного не ожидал. Опускает голову, запинаясь, бурчит что-то – дескать, это ж просто слова…

– А раз слова, так и хорошо, – не меняя тона, говорит Деера.

Жена Аргнистова уже справилась с растерянностью и слезами. Хутор в её руках, и она не позволит ему пасть. Нивен вон по сию пору без Защитников держится!

Так ничего и не решили. Да и что тут решать? Без Аргниста, конечно, держаться против Орды трудновато будет – по военному делу он дока. Ничего, за стенами отсидимся.

Гном в последний раз ударил молотом по раскалённому куску металла на наковальне. Придирчиво осмотрел заготовку, остался доволен и большими щипцами сунул её в заранее приготовленный топлёный жир брюхоеда. Лучшего средства для закалки не было.

Спустился вечер. Тёплый вечер месяца птицезвона. Здесь, в Северном Хьёрварде, с погодой творилось нечто странное – на подвластных Орде землях всегда стояли страшные, погибельные зимы и прекрасные, тёплые, с обильными дождями лета. Урожай успевал созреть, ничто не вымерзало и не вымокало. Водным путём удавалось отправлять на юг кое-какие товары – по бросовым ценам, разумеется. Порядок устоялся давным-давно. Купцы охотно брали дешёвые северные хлеб, лес, лён, мёд, кожи, меха и прочее. А взамен на полуночь отправлялись иные необходимые вещи, и прежде всего оружие. Хуторяне были самыми лучшими покупателями у галенских оружейников. Каждый хутор, отправляя свой плот, прикреплял к мешкам и свёрткам бирки. На бирках же писалось то, что желали получить взамен. Купцы, конечно, не упускали случая нагреть руки, но всё же вести дело старались честно – люди Нечисть грудью сдерживают, куда ж на них обманом наживаться… И простой торговой прибыли хватит.

Двалин вышел на порог кузницы. Даже могучие мышцы гнома начали ныть и болеть от усталости: за это время кузнец-доброволец переделал столько работы, что иному кователю-человеку хватило бы на полгода. Только работа и спасала. Да ещё – что уж греха таить! – здешние молодухи.

С давних времён среди молодых хуторянок жарким тайным шёпотом передавались рассказы один другого стыднее о том, что гномы хоть ростом и не вышли, зато лучше их в постели никого нет и даже самый здоровенный бугай хуторянин самому захудалому гному и в подмётки не годится. И ещё немаловажно – что от этих соитий не могли родиться дети… Мужики об этих бабьих пересудах если и знали, то не придавали значения – мол, язык женский всё равно что помело. Не придавали значения, и притом совершенно напрасно.

Первой гнома заарканила Лииса. Не зря звать «снидать» приходила. И гном, как ни устал после целого дня честной молотобоиной работы, всё равно чувствовал сосущую пустоту там, в сердце, а потому соблазнительнице не сопротивлялся.

Всласть навопившись и настонавшись, донельзя довольная молодка вошла в девичью с такими блестящими, сытыми глазами, что не понять, чем и с кем она занималась, мог только слепой. И, конечно, Лииса похвасталась.

После этого гному не приходилось жаловаться на отсутствие женской ласки. Его кормили на убой, словно племенного борова. И он старался не разочаровывать своих посетительниц. Странное дело, но молодки могли повырывать друг другу все волосы из-за какого-нибудь худосочного молодца, а вот из-за Двалина они совсем не ссорились, составив нечто вроде молчаливого заговора. Замужние завистливо косились и кусали губы, но наставить рога своему благоверному пока никто не решился.

Гном постоял некоторое время, подышал свежим воздухом и уже совсем было решил вернуться к работе (на верстаке рук мастера ожидал невиданный ещё многозарядный скорострельный арбалет. Им Двалин собирался вооружить всех детей и женщин на хуторе), как его внезапно окликнул голос – голос, заставивший Двалина, гнома отнюдь не робкого десятка, задрожать до самых глубин его существа и едва не бухнуться на колени. Голос обращался к нему на его родном языке, был тонок, чист и исполнен непонятной силы.

– От повелевающей к презренному: слушай, повинуйся и отвечай! Как имя места?

Гном еле-еле поборол неимоверно сильное желание простереться ниц. Он поднял взгляд, весь при этом обливаясь потом, словно таща на спине десятипудовую тяжесть. Перед ним стояла повелительница.

Невысокая, тонкая в талии. Личико чуть вытянуто, на щеках – премилые ямочки. Прямой, тонкий нос, огромные глаза со странным разрезом – внешние уголки несколько подняты. Круто изогнутые брови.

Одета она была и вовсе странно. Сшитая из бесчисленных лоскутов кожи куртка немыслимого покроя с косой застёжкой и заправленные в сапоги брюки – чёрные, из чешуйчатой шкуры какого-то зверя, вроде бы даже горной змеи. У пояса незнакомки – кривая тонкая сабля, над плечом торчал лук. Больше никакого оружия на виду она не носила. Из-под причудливой островерхой шапки выбивалась перекинутая на грудь толстая русая коса… точнее, нет, не русая, а цвета осенних кленовых листьев, цвета, почти не встречавшегося у девушек Лесного Предела.

– Здрава будь, странница, – хрипло произнёс гном. Огромным усилием воли он заставил себя говорить на людском языке, сделал вид, точно ничего не понял. Будь что будет, они не на юге!

По нему словно хлестнул незримый обжигающий бич. Глаза повелительницы горели гневом. Двалин почувствовал, как воля его плавится, точно кусок олова в горне. Весь покрывшись потом, он отступил, держась за косяк кузницы. Правая рука безвольно висела вдоль тела, даже не потянувшись за оружием.

– Во исполнение Древнего Долга; от повелевающей к презренному. Пади ниц и повинуйся! – Это вновь было сказано на языке Ар-ан-Ашпаранга.

Двалин ощутил, как его колени начинают трястись. Старое проклятье его народа действовало.

– Поговорим нормально, а? – выдохнул он, и от звуков человеческой речи сделалось немного легче.

– Эй, ты кто такая? – внезапно послышался неприязненный голос Лиисы. Коренастая, широкобёдрая молодка, играючи ворочавшая двухпудовые мешки, стояла, уперев кулаки в бока, и с вызовом глядела на незнакомку.

Странница повернула гордую головку.

– Почтенная, как называется этот хутор? – В речи незнакомки слышался странный мелодичный акцент, очень напоминавший манеру говорить Эльстана.

Никогда не следует ничего выкладывать пришельцам. Правильно Деера говорила – в нашу пору добрые люди по дорогам так просто не шастают. И потому Лииса только смерила странную гостью недоверчивым взглядом.

– Ты это… здесь подожди. А я хозяйку позову.

– Разве у тебя нет языка, чтобы ответить самой? – высокомерно осведомилась незнакомка.

– Да кто ты такая, чтобы мне тут приказывать?! – возмутилась Лииса. – Ничего я тебе не скажу! Стой тут, у ворот, до вечера!

– Лииса! Нет!.. – прохрипел гном, но было поздно.

Глаза гостьи сузились. Она резко вскинула руку – растопыренные длинные пальцы смотрят в небо, – и одежды на Лиисе затрещали по всем швам. Пояс соскользнул, точно ящерица, за ним на землю последовала юбка. Молодка только приглушенно ахнула, пытаясь кое-как прикрыться руками.

– Это научит тебя почтительности, – холодно заметила гостья. – Так всё-таки как называется это место?

И тут Лииса показала характер. Вместо того чтобы разрыдаться, убежать или лишиться от стыда чувств, она не хуже какого-нибудь клювокрыла ринулась на обидчицу. Молодке было уже всё равно, увидит её кто-нибудь или нет.

Гостья явно не ожидала этой атаки. Прежде чем она успела обнажить саблю или даже сотворить заклятье, пальцы Лиисы уже вцепились ей в волосы, а колено молодки со всего маха ударило в живот. Деваха имела кое-какой опыт рукопашных.

Гном ощутил панический приказ повелительницы – немедленно прийти ей на помощь, – и ноги против воли Двалина оторвались от пола. Лииса опрокинула обидчицу наземь, немилосердно дубася кулаками. Опомнившись, гном бросился к дерущимся. Если он не успеет оттащить хуторянку…

Однако же он успел. Правда, лишь в последний момент – основательно помятая гостья, из изящного носа которой обильно сочилась кровь, уже приготовилась к ответному удару.

– Нет! Остановись! Это хутор Аргниста! – крикнул гном в самое последнее мгновение. Уже поднятая рука медленно опустилась.

– Так-то лучше, презренный. Ты проявил неповиновение и будешь наказан.

– Я свободный гном, – на том же языке, языке Ар-ан-Ашпаранга, ответил Двалин. Он заставил себя сжать кулаки, постоянно борясь со страстным желанием пасть ниц, разрыдаться и, обняв колени повелительницы, униженно молить о прощении.

– Презренный, ты свободен лишь в пределах Древнего Долга, – холодно заметила повелительница, не делая попытки подняться. – И долго я ещё буду тут лежать, презренный?

Тут надо сказать, что слово «презренный» означало не личное отношение незнакомки к Двалину, а подчинённое положение гнома согласно старым заповедям.

Подгорный житель угрюмо протянул повелительнице руку. Грациозно опершись на неё, волшебница встала. Лииса к тому времени уже успела подхватить свои юбки.

– Передай этой низкородной хамке, рождённой в грязи, что ей придётся заплатить за всё очень высокую цену, – надменно приказала повелительница гному. – А теперь, презренный, проведи меня к хозяину этого… этого строения…

Гном заскрежетал зубами. Ничего не понявшая из их разговора Лииса с недоумением смотрела на важно прошествовавшую странную пару. Двалин почтительно ввёл незнакомку в ворота. Сопротивляться было выше его сил.

– То, что ты сделала, не лучший способ подружиться со здешними обитателями, – угрюмо проворчал гном на языке людей. Ответом ему стал лишь обжигающий взгляд, от которого губы Двалина сами собой сомкнулись так плотно, словно их сплавил воедино огонь горна.

Народ, разинув рты, наблюдал за гномом и его спутницей, никто ничего не понимал. Красная, как маков цвет, Лииса куда-то скрылась.

– Доложи же обо мне, как следует в подобных случаях.

Аргнист всё ещё лежал, хотя усилия Сааты и приносили свои плоды. Жизни старого сотника ничто уже не угрожало, пусть он и был всё ещё очень слаб. Двалин постучал в дверь как раз в тот момент, когда Деера кормила мужа с ложки мясным отваром.

– Что там ещё? Погодить не можешь?! – набросилась было она на гнома, однако сразу осеклась, едва заметив его совершенно безумные, выкаченные, налитые кровью глаза. Разум был стёрт из них начисто.

– Низкорождённые, падите ниц перед восшествием волшебницы Пречистого Круга, несравненной Эльтарой Грозномолниенной!

Ошеломлённые сотник с женой уставились на дверь. Двалин, держась точно деревянная кукла, каким-то резким, дёрганым движением ещё шире распахнул дверь. Девушка в остроконечной кожаной шапке шагнула через порог. Гном закрыл створки и замер, точно истукан.

Та, которую Двалин назвал Эльтарой, несколько раз прошлась по небольшой горнице, морща аристократический носик. Все те места, где она могла бы сесть, явно не соответствовали её представлениям о чистоте.

– Переводи, презренный. Гном прокашлялся.

– Ракот Вседержитель, да что всё это значит? – не сдержавшись, вскипела Деера.

Эльтара на миг нахмурилась – и внезапно вздыбившийся передник тотчас же накрепко заткнул супруге Аргниста рот.

– Теперь нам не помешают говорить, – перевёл гном.

– Кто ты такая? – Аргнист приподнялся и сжал кулаки. Деера, мыча, тщетно пыталась вырвать кляп изо рта.

– Я Эльтара, волшебница. Ответь на мой вопрос, низкорождённый, и ты будешь щедро вознаграждён. Был ли на твоём хуторе некто по имени Эльстан?

– Двалин, что это за баба?!

– Ради Великих гор, отвечай, почтенный Аргнист! Она сотрёт твой хутор с лица земли, лишь слегка пошевелив пальцем!

Красный от гнева Аргнист взял-таки себя в руки.

– Ответь ей, ты ж знаешь… – буркнул он.

– Грозномолниенной ведомы людские наречья! Отвечай почтительно!

Двалин сделал страшное лицо. Сотник, в свою очередь, заскрежетал зубами, однако заставил себя «ответить почтительно».

– Он направился к Холму Демонов. Ты был с ним. Что произошло дальше, низкорождённый? Превозмогая гнев, Аргнист рассказал. Деера так и не смогла избавиться от заткнувшего рот передника. Это впечатляло.

Лицо Эльтары осталось бесстрастным. Дослушав рассказ Аргниста до конца, она поднялась.

– Скажи этой деревенщине, Двалин, что на один солнечный круг ни одна тварь Орды не причинит вреда ни ему, ни его домочадцам. А вот это поможет лечить хвори. – В руке волшебницы появился небольшой серебряный светец с серебряной же лучиной. – Дотронься пальцами до её конца – вспыхнет огонёк. Под его лучами заживают любые раны и отступает любая болезнь. Заклятие будет действовать, пока не догорит лучина.

Эльтара величественно поднялась и вышла. Едва закончив переводить, Двалин опрометью бросился за ней.

– Пожалуй, я возьму тебя с собой, презренный. Ты послужишь мне забавой. К тому же ты можешь пригодиться у Холма Демонов.

Это было сказано уже на дворе. Лииса подняла всех, кого могла, и теперь дорогу волшебнице преграждала цепочка мрачных молодых парней. У гнома затряслись руки.

– Скажи им, чтобы ушли, пока я не превратила их в стеноломов, – лениво процедила сквозь зубы Эльтара.

Испугать гордых хуторян было не так-то легко. Двалин едва не охрип, умоляя приютивших и спасших ему жизнь не рисковать. Парни неспешно освободили проход. Двалин шёл мимо них, чувствуя затылком презрительные взгляды. Щёки гнома горели от стыда.

Не повернув головы, даже не взглянув по сторонам, Эльтара вышла за ворота. Прищёлкнула пальцами – раздалось хлопанье мощных крыльев. С неба камнем падал огромный грифон.

– Собирайся, презренный. Мы отбываем. Я узнала всё, что хотела узнать. Нас ждёт Холм Демонов.