Текст книги "Великий друид"

Автор книги: Ник Орли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– У меня пятеро убитых и семеро тяжело раненых, мелкие раны не в счет, – сказал он. – А если бы не ваша помощь, то не знаю, уцелел ли бы кто-то из моей дружины.

– Да уж, влетел ты в засаду знатно. Что, не приходилось с таким встречаться?

– Нет, государь. В битве такого не бывает, там рубишься с противником копье на копье и меч на меч, а разбойники если и делают засаду, то не в чистом поле и не против готовой к бою дружины. В походе, в лесу я еще мог ожидать внезапного нападения, а чтобы так…

– Ладно. Что ты сейчас намерен делать?

– Соберем добычу, закопаем трупы, а там должны подойти телеги, погрузим наших убитых и раненых и поедем назад. Ох, и нерадостная получилась победа…

– Понятно. Среди моих воинов нет тяжелораненых, так что мы не будем вместе с вами возвращаться, а прямо отсюда поедем к восточному перевалу.

После короткого отдыха королевский отряд двинулся на север. Ехали не торопясь, постепенно приходя в себя после битвы. Бой выматывает даже самого сильного и выносливого воина. Когда смертоносные клинки пластают воздух перед тобой, и вся твоя жизнь сейчас служит одному – успеть уклониться, отвести удар и первому поразить противника, то все силы человека сосредотачиваются в этот миг и выплескиваются в невероятном напряжении схватки.

– …У него была сабля, но он поторопился ударить издали – я смог уклониться и полоснул его в ответ…

– … Он, зараза, целился мене секирой рубануть по башке, а я отводом отшвырнул ему руку с секирой в сторону и на обратном движении клинка достал ему по шее…

– … Я сшиб его вместе с лошадью и тут же кинжалом встретил другого, ловлю поводья, а они соскальзывают…

– Ну и как тебе твоя первая битва? – спросил Конан сына.

– Не знаю, – с сомнением ответил Конн. – Я скакал, рубил и колол… Все происходило слишком быстро, чтобы что-то понять. Потом… Поле, усеянное трупами – это довольно мерзкое зрелище. Мертвые люди, изрубленные, окровавленные, не успевшие остыть, а их уже раздевают и собираются зарыть в землю…

– Они бы нас даже закапывать не стали, – спокойно сказал Конан. – Бросили бы на съедение зверям и двинулись дальше.

– Да я знаю! – отмахнулся Конн. – Мы были в своем праве, мы исполняли свой долг, мы оказались сильнее… Просто мне кажется, что гордиться этим довольно глупо. Мы сделали грязную работу и только. Если я смог первым вонзить клинок в грудь своего противника, то я от этого стал сильнее? Более достоин уважения?!

– Просто ты раньше никогда не был вынужден сражаться с противником, который хочет взять твою жизнь. С настоящим врагом, чья ненависть заставляет тебя бороться с напряжением всех своих сил и не оставляет места раздумьям и сомнениям.

– Неужели только злоба врагов может сделать человека сильным?

Конан пожал плечами:

– Наверное, не только она. Но это проще всего – разить без раздумий в ответ на вражескую ярость. Ты – или тебя. И все просто и ясно, и клинок разит без пощады, и ты обретаешь победу и гордость, славу и величие…

Или вот представь себе – решил человек жить мирно, никому не мешать и ни от кого не зависеть. Забрался в глушь, в горы, построил дом, пашет землю, пасет скот, растит детей. И может быть вполне счастлив такой жизнью. Но когда-нибудь мимо него будут проезжать лихие люди и ему придется либо терпеть грабеж и унижение, либо умереть с мечом в руках. Умереть, потому что одному не выстоять против десятка. Вот и получается, что одни начинают жить мечом, а другие платят им за защиту. Я воин и уважаю воинов, хотя не могу не признать, что и среди них попадаются совершенные мерзавцы и висельники. Сильные, храбрые, умелые воины, но при этом бесчестные, неблагодарные и жестокие. Жестокие без меры. Сразить противника в честном поединке и добить его, чтобы не мучился – достойно воина. А вот пытать побежденного и издеваться над тем, кто не может тебе ответить – позорно. С другой стороны, далеко не каждый землепашец труслив и беззащитен. Он порой терпит унижение, потому что на нем лежит долг уберечь свой род от гибели, но и он может порой биться так, что грабителям приходится горько пожалеть о том, что они сочли этого мужика легкой добычей. Видал я и такое.

– Вот ты говоришь – мерзкое зрелище, – продолжал король чуть погодя, – Так нам еще не пришлось хоронить убитых. Знаешь, в молодости мне часто приходилось вступать в смертельные поединки и, победив, уходить, а то и бежать, оставляя за собой непогребенные трупы. А это на самом деле очень плохо. Душа убитого не находит успокоения и смущает покой живых…

Не знаю, может это и стариковская блажь, но в последнее время мне начинает казаться, что это именно неуспокоенные души убитых мною людей наводят на меня все новые и новые беды. Ведь вроде бы завоевал я престол Аквилонии в честной борьбе, не интригами и предательством, а своей силой и доблестью, сокрушил врагов и старался наладить мирную жизнь в королевстве. Так вновь и вновь обрушиваются на меня испытания, которых я не могу предвидеть. Откуда ни возьмись! Я, конечно, буду биться с любыми напастями, но ведь большую половину жизни я уже прожил… А мне хотелось бы оставить тебе королевство процветающим и могучим, а не погрязшим в череде войн и потрясений. Ладно, как бы то ни было, я сделаю все, что смогу, а уж если смерть перехватит меня на полпути, то в том не будет моей вины…

Они проехали несколько селений, разграбленных разбойниками, не останавливаясь в них. На ходу успокаивали людей, говорили, что банда не вернется, обещали помощь пострадавшим и ехали дальше.

Бандиты на своем пути убили несколько человек, не пожелавших расстаться со своим добром, и сожгли дом, где хозяин уложил насмерть двоих разбойников. Убитые разбойниками, как правило, просто не поняли происходящего и не знали, что за спиной наглецов, вломившихся в их дома, стоит полсотни головорезов.

* * *

К вечеру королевский отряд добрался до пограничной заставы у восточного перевала. Горы громоздились впереди, но по узкой долине, поросшей лесом, между основным хребтом и отрогом вела достаточно пологая дорога, дальше уходящая вверх.

Небольшое селение на выходе из долины перерывало дорогу в горы прочной изгородью, а у ворот дежурили несколько воинов. Заметив приближающийся отряд, они поднялись навстречу подъезжающему королю с оружием в руках. Из расположенной рядом избы выбегали их соратники, на ходу поправлявшие амуницию. Вперед выступил один из воинов:

– Я десятник пограничной заставы восточного перевала Торвик. А вы кто такие?

– Ты не узнаешь своего короля? – возмутился Конан, осаживая лошадь возле десятника. – Ты почему пропустил банду через заставу?! Вы здесь для чего поставлены?

– Не гневайся, государь, – лицо Торвика покраснело от сдерживаемых чувств. – Десяток воинов уходил наперехват отряду пиктов, о котором мне сообщили накануне, а оставшиеся на заставе не смогли удержать ворота и укрылись в казарме. Разбойники не стали их осаждать, потому что от этого у них было бы мало добычи, но много потерь. Они устремились на равнину, а мы послали гонца в замок барона Леппика. Вы с ним встречались?

– Мы с дружиной барона встретили разбойников в поле и побили их.

– Хвала богам! Много ли их успело разбежаться? Нам надо готовиться ловить уцелевших?

– Некого будет ловить, – оскалился король. – Но у барона Леппика четверо убитых. Злая была схватка. Но ладно, принимай гостей, ночевать будем у тебя на заставе.

Усталые гвардейцы спешивались, распрягали коней. Воины с заставы помогали им, в доме разожгли очаг и начали готовить ужин. Конан тем временем осматривал окрестности, потом подозвал к себе Торвика:

– На ближней горе у тебя нет наблюдателей?

– Нет, государь. Оттуда невозможно спуститься, дорога все равно ведет через долину, и обойти заставу никак нельзя.

– Спуститься оттуда тяжело, да, – возразил король, – но вражеский лазутчик вполне мог видеть, как твои люди ушли с заставы. И ударили как раз в тот момент, когда их некому было встретить. В здешних горах много народу живет?

– Да кто их знает? За перевалом есть долины, есть плоскогорья, живут там люди, конечно. Приходят, продают шерсть и выделанные шкуры баранов. Говорят, где-то там камни добывают, не то, чтобы драгоценные, но купцы охотно берут их для обработки. Дальше дорога ведет по горам в Киммерию.

– Про Киммерию можешь не рассказывать. У тебя должны быть доверенные люди среди горцев, чтобы сообщали обо всем, что происходит вокруг. Ты тут не только пошлину собирать поставлен! Ты заставой Аквилонии командуешь! Людей держать в готовности отразить врага и следить за всем, происходящим, чтобы никакая опасность не была неожиданной. Понял?

– Понял, государь. Я ведь здесь недавно командую, не успел еще…

– Теперь постарайся успевать. Какие новости приходили из Киммерии в последнее время?

Десятник задумался, припоминая.

– Да, пожалуй, никаких, – наконец сказал он. – Точно, в этом году ничего из Киммерии и не было. Обычно-то оттуда тянется народ в Аквилонию и дальше на юг, то поодиночке, то небольшими отрядами. И к нам в стражу нанимаются, и дальше идут. А в этом году проходили только караваны с грузом олова из киммерийских рудников, пошлину заплатили, как обычно, и все.

– В банде, которую мы разгромили, если и были киммерийцы, то немного, – припомнил Конан. – Что же это значит? Войны-то там не было, я бы знал. Мор? Тоже были бы беженцы, а еще больше – слухов.

– Не знаю.

– Ладно. Что бы там ни было, я скоро увижу это собственными глазами.

На следующее утро поднялись с рассветом, плотно позавтракали и, не торопясь, собрались в путь, взяв припасов на неделю и немного товаров для горцев с таможенного склада.

Король не собирался торговать, но готовился отвечать на гостеприимство щедрыми подарками. Перед выходом поменяли повязки у раненых, и Конан велел остаться на заставе одному из гвардейцев, у которого рана подозрительно опухла и покраснела.

– Найдешь лекаря, – приказал Конан Торвику. – И обеспечишь все необходимое.

– А ты, Марк, – обратился он к своему воину, – после выздоровления возвратишься в столицу, расскажешь королеве, что у нас все благополучно. Не расстраивайся.

Со скрипом открылись ворота заставы, и королевский отряд отправился в путь. Дорога через перевал служила живущим здесь людям не одно поколение, так что крупные булыжники были убраны на обочины.

– Вот ведь, – сказал Конан сыну. – Если мы путешествуем по незнакомым местам, придет ли нам в голову убирать камни с дороги? Мы пройдем по любой тропе, замедлив ход, чтобы не переломать ноги лошадям, или спотыкаясь и ругаясь на чем свет стоит, но убирать камни – зачем? Мы же снова здесь не пойдем. А вот люди, которые здесь живут и ходят этой дорогой постоянно, не пожалели сил и времени, чтобы очистить тропу не только для себя, но и для всех будущих путников. Забавно, я усматриваю в этом некоторое подобие доле правителя. Я могу требовать, чтобы мой подданный пожертвовал своим имуществом и самой жизнью по первому моему слову, но если я буду делать это не по необходимости, а по собственному произволу, то развалю государство и собственную власть. Ведь я обязан обеспечивать своим людям защиту и порядок. Каждый убирает со своей дороги свои камни…

Дорога вывела королевский отряд на седловину между двух гор, свернула в чахлый лесок, где густо растущие тоненькие сосенки наперегонки устремлялись вверх, к солнцу. Потом перед путниками открылось плоскогорье в зелени густых трав, а дорога устремлялась все дальше, вглубь горного массива.

– Вот тоже, – говорил Конан, – ходили здесь люди, ездили на конях, и пробили дорогу так, чтобы идти было легче. Где надо – напрямик, где надо – в обход, но без лишнего пути, а в самый раз. Ну и как, сынок, нравится тебе в горах?

– Ага, красиво, – согласился Конн.

– Когда-то давно я слышал притчу, смысл которой сводился к тому, что не стоит рассказывать про горы жителям степей, а жителю гор про степь. Бесполезно тратить слова – тот, кто не видел ничего подобного, не поймет. И все слова о безграничности пространства степей или о величии гор останутся для него пустым звуком. Невозможно передать словами ощущение, которое ты испытываешь на краю пропасти. Даже если слушающий тебя поймет, что ты хочешь сказать, даже если он видел горы издали, сам он этого ощущения не получит.

– Наверное. А послушай, отец, рассказывают множество историй про твои подвиги. Говорят, ты уже в юности был вождем запорожских козаков…

– Вождем? – король рассмеялся. – Рассказчики всегда любят преувеличивать. Под моим началом было тогда сотни полторы человек. Подумай сам – как бы силен и удачлив ни был пришлый воин, прежде чем он сможет стать настоящим вождем, он должен показать людям, что способен не только сражаться и побеждать. Он должен знать местность и обычаи, чтобы не совершать простейших ошибок от незнания. Ни один обычай не возникает просто так, в каждом заложен глубокий смысл, зачастую непонятный пришлым людям. Предводитель должен быть очень предусмотрителен и осторожен, чтобы из глупости и лихости не завести своих людей в ловушку, устроенную врагами. Нужно немало времени, чтобы люди убедились в способности нового человека быть их предводителем. Никакая сила, ловкость и воинское мастерство здесь не достаточны. Видал я многих сильных воинов, которые не способны были командовать хотя бы десятком.

В два дня они пересекли горы, ограждающие северные провинции Аквилонии от Киммерии. Горцы принимали гостей с искренним радушием, но глядя на этих людей, можно было не сомневаться, что в случае надобности они вполне способны будут дать отпор любому врагу. Здесь были такие места, где даже один человек смог бы остановить большой отряд воинов.

Но вот остались позади высокогорные луга и небольшие озера с чистой ледяной водой, укромные ущелья и каменные осыпи. Перед путниками открылась холмистая равнина Киммерии, заросшая вековым сосновым лесом. Король со своими людьми въехал в родную страну по широкому распадку с текущей посередине небольшой речушкой.

На равнине дорога раздваивалась – более широкая сворачивала вдоль горного хребта к оловянным рудникам, а другая устремлялась между пологими холмами, открывая путь вглубь Киммерии. Конан решительно направил своего коня по этой дороге. Сначала на их пути явно были видны следы пребывания здесь людей – проплешины вырубок и черные пятна кострищ, деревья с обструганной корой.

– Так добывают смолу, – объяснил Конан сыну. – Сдирают с живого дерева кору, смола выступает крупными каплями и стекает вниз по стволу.

Через несколько лиг эти признаки человеческой деятельности сошли на нет и потянулся сосновый лес, не обезображенный человеческим присутствием. Дорога, заросшая свежей травой, еле угадывалась, но король уверенно скакал вперед. На привале он с удовольствием прошелся по лесу.

– Видишь, какой здесь лес? – говорил он Конну. – Светлый, чистый. В Аквилонии леса лиственные, густые, деревья и кустарники растут в несколько ярусов, там простору нет. А здесь сосны устремляют к небу светлые стволы, создавая дивное ощущение величия и чудесной гармонии природы. Как будто душа моя воспаряет ввысь. Сосновые кроны смыкаются высоко над головой, прямые ровные стволы внизу лишены веток и взор скользит по ним, не встречая преград. Красота! А вот в еловом лесу не так. Еловый лес темный, мрачный, густые еловые ветки плотные, сквозь них не проходит солнечный свет и видимость мала. Там душно и тошно. А здесь дышится легко.

– Хорошо, – согласился Конн. – Но что же, здесь никто из людей-то не живет?

– Почему? Живут. Охотники бьют зверя и птицу. Но в основном поселения жмутся к воде. К рекам, озерам. Охотник найдет способ утолить жажду, а нет – перетерпит, а вот постоянное жилье всегда рядом с водой. Возле воды – пастбища, потом выжигают участки леса и устраивают поля. Увидишь.

После отдыха они вновь сели на коней и к исходу дня выехали к селению на берегу небольшого озера. Жителей в нем не оказалось, никто не встретил гостей ни доброжелательным любопытством людей, живущих вдали от густонаселенных стран, ни с откровенной опаской битых жизнью земледельцев. Лишь седоволосый старец сидел на крыльце одного из домов, равнодушно отвернувшись в сторону озера и совсем не интересуясь приезжими людьми. Король мягко спрыгнул с коня, подошел к старику и встал перед ним:

– Что здесь случилось, отче? – спросил он. – Куда все подевались?

– А ты кто такой будешь? – спросил тот в ответ.

– Я Конан. Король Аквилонии и киммериец по рождению.

– Ты собираешься присоединить Киммерию к Аквилонии? – глаза старика оживились интересом и опаской.

– Нет. Я пришел как гость, не с войском, а всего лишь с сопровождением.

– А наши приняли вооруженных всадников за передовой отряд чужого воинства…

– Но что же все-таки здесь случилось?

– Ты не знаешь?

– Нет!

– Тогда слушай. Нынешняя весна выдалась очень холодной и затяжной, а в конце весны боги Севера призвали встать под их знамена всех мужчин, способных держать в руках оружие. Все, не все, но лучшие воины Киммерии отправились в Асгард, чтобы принять участие в Великой битве. Остались немощные, как я. Остались малолетние, на них теперь ляжет тяжесть сохранения рода. Остались еще и те, кто счел своим долгом позаботиться в первую очередь о своих близких. Их обзывали трусами, но далеко не все из них остались из страха. Конечно, если поражение в Великой битве приведет к гибели нашего мира, то какой смысл заботы о ком бы то ни было? Но если после битвы жизнь все-таки будет продолжаться, то окажется, что отступники сделали правильный выбор. А ведь Великая битва и в самом деле уже закончилась…

– И кто же победил? – осторожно спросил Конан.

– Никто.

– Как это?

– В Великой битве погибли все наши боги и все герои. Но и враг не одержал победы.

– Откуда ты это знаешь?

– Подумай сам. Никто из наших не вернулся назад. Значит, они все погибли. Но из Асгарда не пришли на землю Киммерии и победители, чтобы воспользоваться плодами своей победы. Значит, их нет.

– Но это только твои домыслы. Ничего точно ты не знаешь?

– Знаю! – в лице старца мелькнула тень былой силы, ведь был он когда-то молод и силен, и как каждый киммериец не мог не держать в руках меча, и его задело замечание короля. – Я чувствую. Я слышал дыхание воинств, ощущал потрясение мира и всплеск ярости боя. Потом все кончилось. Совсем.

– Даже если и так, – задумчиво проговорил Конан. – Если погибли все и никто не смог воспользоваться результатами победы… Тогда в Асгард сейчас должны устремляться толпы мародеров!

– Конечно, – лицо старика исказилось в презрительной усмешке. – Потому я и принял сначала вас за стервятников, спешащих на запах наживы.

Конан призадумался.

– Меня не интересует добыча с мертвых тел, – сказал он наконец. – Но я должен сам увидеть, что сейчас происходит в Асгарде.

– Мне понятно твое стремление. Но ты хорошо подумал? Это ведь не просто место, где полегли в жестокой сече две армии. Здесь бились сами боги. И место их гибели может быть окружено неведомыми чарами.

– Я не боюсь магии, – уверенно ответил Конан. – Я побеждал магов и демонов.

– Ты можешь столкнуться с такими заклятьями, которым будет все равно – боишься ты их или нет, – возразил старец. – Предсмертные проклятья и неуспокоенные души павших героев и богов – я не знаю, чем они могут грозить тому, кто вздумает появиться вблизи места Великой битвы.

– Даже если это будет смертельно опасно, я должен убедиться в этом сам, а не оправдывать свое бездействие досужими рассуждениями!

– Тогда иди.

И Конан снова повернул свой отряд на север. В течение нескольких дней они пересекли Киммерию и приблизились к границе Асгарда. Их встречали и провожали настороженные люди. Кто при появлении вооруженного отряда прятался в лесах, кто выходил им навстречу с оружием в руках, готовый биться с возможными захватчиками. Как правило, это были подростки с тяжелым не по возрасту оружием и немногие оставшиеся дома мужчины. Нет, это были не трусы. И они доказывали это делом. Аквилонцам попадались сожженные деревни, не сумевшие отбиться от врагов. Были селения, оплакивающие своих защитников, погибших в схватках с разбойниками, но отстоявших жизнь своих близких. Дважды королевский отряд настигал разбойничьи шайки и в коротких яростных сшибках разбивал их. Воинская выучка и доблесть аквилонцев одерживали верх над дурной силой и жестокостью разбойников. Они могли лишь грабить мирных жителей, но не биться с настоящими воинами, которые действовали умело и слаженно, прикрывали в бою друг друга и сами разили наповал.

Вблизи горного хребта между Киммерией и Асгардом королевский отряд остановился на ночевку. В укромной ложбине, где выбивался из-под земли родник с ледяной водой, аквилонцы переночевали, а наутро Конан не сразу объявил приказ выступать, а решил дать людям небольшую передышку. Он послал в дозор две тройки гвардейцев, а остальные остались в лагере – готовили более обильный, чем обычно, завтрак, чинили снаряжение, правили заточку и крепление клинков.

Конан с сыном, разговаривая, отошли от лагеря не так уж и далеко, когда чуткий слух короля уловил приближающийся шум.

– Тихо! – негромко сказал он Конну. – Встань к этому дереву. Слышишь? Кто-то ломится по лесу. Один человек впереди, а за ним еще несколько.

– Мы спрячемся и пропустим их мимо? – так же негромко спросил Конн. – Или пойдем наперехват?

– Первый человек убегает от погони, – ответил король. – Торопится, шумит. Мимо нашей ложбинки точно не пройдет, спустится и пойдет прямо на нас, потому что сквозь кустарник по противоположному склону ему трудно будет забраться. А дальше – мы посмотрим, кто за ним гонится.

Так и вышло. Через минуту запыхавшийся человек в изодранной ветками одежде сбежал по пологому склону в лощину и лишь жалобно пискнул, когда рука Конана, шагнувшего ему навстречу из-за дерева, ухватила его за плечо. Ноги подкосились под беглецом и он, тяжело дыша, опустился на землю, с ужасом глядя на короля.

– Кто ты такой и от кого бежишь? – спокойно спросил Конан.

Беглец был слишком испуган и вымотан, чтобы отвечать, а в ложбину уже сбегали его преследователи. Конан положил руку на рукоять меча и шагнул вперед. Перед ним постепенно выстраивалось восемь мужиков в столь же драной одежде, как и у того, которого они преследовали, только в отличие от него они все были с оружием. Разномастным, неухоженным, но с оружием. Один из них, здоровый детина с довольно наглой рожей, обратился к королю:

– Ты, это, отдай нам этого урода!

– В чем он виноват перед вами?

– Он, это, в Асгард лазил, скотина…

– И что? Детина набычился:

– Не велено нынче в Асгард ходить! Или ты, это, сам туда собираешься? Так лучше забудь!

– Вы кому служите? – надменно спросил Конан.

– Мы-то? Черному Бригусу.

– А он кто такой?

– Ну, это, как его? Верховный посвященный, ага…

– Маг? Жрец?

– Маг, вроде…

– И с каких это пор всякие маги закрывают людям дорогу в Асгард? Если мне будет нужно, то я поеду туда, даже если все маги мира встанут у меня на пути! Понятно?

– Вот как? Бей его! – взревел предводитель, обращаясь к своим бойцам, еще не отдышавшимся толком.

Он не успел даже размахнуться для удара, как кулак короля выбил из него сознание, пару зубов и боевой дух. И он еще падал навзничь, как срубленное дерево, а Конан уже врезался в толпу его подручных, разметав их, чтобы они не встали против него сплошной стеной. Опрокидывая врагов на землю, сокрушая могучими ударами кулаков их ребра и челюсти, король пробился сквозь них, выхватил из ножен меч и, развернувшись, снова обрушился на противников. Этим маневром он заставлял их развернуться спиной к своему сыну, а сам мог теперь бить их одного за другим. Король мгновенными ударами зарубил двоих противников и тут же принял на меч удар боевого молота. Сталь загудела от обрушившейся на нее мощи, но Конан выдержал, сильнейшим толчком отбросил нападавшего, всаживая левой рукой ему в грудь кинжал, и сразу же был вынужден отражать удар тяжелой секиры. Клинок оказался заклинен между окованным железом древком и обратной стороной лезвия секиры. Опытный боец не давал освободить клинок и старался вывернуть меч из рук короля, ожидая, что кто-нибудь поможет ему добить могучего противника. Краем глаза король увидел, что его сын бьется с тремя врагами и уже свалил одного из них. Конан выпустил рукоять своего меча, резко двинулся на соперника и жесткими пальцами ударил его в глаза, отшвырнул его с дороги и бросился на помощь сыну. Тот в это время грамотно сместился в сторону, разворачивая своего противника лицом к солнцу, точным выпадом достал его руку и наносил уже тому добивающий удар, но позади Конна уже воздвигся еще один враг, заносящий для удара топор. Король достал его в броске. В руках Конана уже не было оружия, но его ладонь упала на хребет врага как тигровая лапа, так что тот рухнул на колени, не успев нанести удар. И тут же клинок Конна нашел его сердце.

Конан быстро обернулся и оглядел поле боя. Нападать на них больше было некому. Шевелился еще один раненый, сыпал проклятьями сидящий на земле и держащийся руками за лицо другой, но никто не был готов сейчас сражаться.

– Ты как, не ранен? – спросил Конан сына.

– Нет.

– Ну, хорошо. Ты слишком увлекся добиванием одного противника и упустил из виду второго. Запомни, когда бьешься с несколькими врагами, то должен наносить удары поочередно то по одному, то по другому. Но ты молодец, хорошо держался. Очень часто новичков берет оторопь при первом столкновении с настоящим противником.

Король прошел вдоль поверженных врагов, подобрал свое оружие и быстрыми точными ударами добил раненых. Потом вернулся и грозно склонился над беглецом, который старательно пытался вжаться под корни ближайшего дерева.

– Ты что вынес из Асгарда?

– Ничего…

– А это что?

Конан отвесил беглецу увесистую затрещину, рванул у него рубаху и вытащил спрятанный сверток. Там оказался небольшой увесистый предмет длиной чуть более локтя, замотанный в старую тряпку. Король осторожно развернул тряпку и увидел жезл темной бронзы, покрытый у основания несколькими рядами непонятных символов, а в навершии заключавшего крупный прозрачный камень. По жезлу змеилась длинная продольная трещина. Похоже было, что этот явно магический жезл побывал в схватке и не выдержал ее.

– Где взял? – грозно рявкнул Конан.

– Нашел…

– В Асгарде?

– Ага…

– Как ты прошел в Асгард? Без препятствий? И что ты там вообще видел?

– По границам Асгарда разъезжают небольшие отряды конных, человек по пять-десять. Но я прятался, пропускал их мимо себя и прошел достаточно легко. Через полдня пути вышел к месту, где полегло человек в двести, не знаю уж, кто там с кем бился, я прошел по самому краю вонь там уже страшная, нашел вот эту штуку, прихватил ее и пошел назад. Ночевал в лесочке у подножия горы и видел, как в полночь на горе появилась темная фигурка человека, видимо, творившего какие-то заклинания. Воздух вокруг него мерцал и переливался сполохами колдовского огня, и небо опрокидывалось на землю… Потом все кончилось. На рассвете я вернулся в Киммерию, и тут меня заметили. Я рванул от них через болотистый ручей, а они оставили коней и погнались за мной. И вот мы здесь.

– Я заберу у тебя эту вещицу, – задумчиво сказал Конан, рассматривая жезл. – Ни к чему она тебе.

– Вы можете забрать даже мою жизнь, – вздохнул беглец.

– Вот и не забывай об этом! Похоронишь убитых и соберешь все ценное, что у них найдется, я потом гляну. Караулить мы тебя не будем, но бежать от нас я тебе не советую. Понял?!

– Да, господин.

Король с сыном вернулся к лагерю. Воины уже сложили все вещи и были готовы выступать. Как раз вернулись и посланные в разведку.

– Дорога на Асгард свободна, – доложил королю десятник Виссонт. – Между гор проходит хорошая дорога, мы проехались по окрестностям, встретили небольшую деревушку. Подъезжаем – навстречу нам вываливает несколько мужиков, вооруженных как попало. Кто, мол, такие да чего надо… Какой-то поганый разговор у нас получился. Наглые они чересчур были. Тут еще бабы из своих домишек повылазили и давай выть, что обижают их эти разбойнички. Короче, порубали мы эту сволочь. А бабы потом сказали, что по окрестностям этих уродов до трех десятков шастало. Так что мы с ними, возможно, еще и встретимся.

– Сколько вы убили?

– Шестерых.

– И мы восьмерых. Так что, считай, половины уже нету. Ладно, сейчас позавтракаем и выступаем!

* * *

Отряд выехал по разведанной дороге, выслав опять передовой дозор. Ехали с опаской, не расслабляясь. Первые боевые столкновения заканчивались в пользу аквилонцев, но опасность засады была вполне реальной. Впрочем, до гор они доехали вполне благополучно. Дорога в Асгард пролегала через широкую долину между гор, достаточно крутых, чтобы по ним нельзя было проехать на лошади, но хорошо просматриваемых. Так что королевский отряд беспрепятственно преодолел половину пути, но за очередным поворотом дороги их уже ждали. Пятеро конных перегородили дорогу, но это все же была не засада, а попытка договориться по-хорошему. Аквилонские дозорные остановились, увидев чужаков, дождались воинов основного отряда и все вместе подъехали к ним.

– Куда путь держите? – встретил аквилонцев предводитель чужого отряда.

– В Асгард, – уверенно отозвался Конан.

– В Асгард сейчас ехать нельзя.

– Почему?

– Там сейчас царит смерть и безумие. Если вы не боитесь погибнуть, то вы ведь можете вернуться и вынести беду за пределы Асгарда. Это вам очень надо?

– А ты сам там был, что об этом рассказываешь?

– Нет. Мы поставлены на страже границы. И нам совсем не хочется соваться в Асгард.

– И кто же вас поставил?

– Нас? Черный Бригус. Но он всего лишь один из магов, которые охраняют сейчас Асгард.

– Понятно. Так вот, я – Конан, король Аквилонии и киммериец по рождению. Я пройду этим путем, хотя бы передо мной встали все маги мира! Я сам увижу, что происходит в Асгарде, а не буду слушать дурацкие байки, переданные по цепочке слухов! Прочь с дороги!

– Безумный! – крикнул предводитель стражи, разворачивая своего коня. – Ты идешь к гибели сам и ведешь к ней своих людей!

Конан двинулся вперед, неторопливо и неотвратимо, следом за ним двинулись остальные аквилонцы, пятеро противников не стали испытывать судьбу и поскакали прочь. Королевский отряд поехал следом, неторопливо, чтобы не попасть в ловушку. Топот копыт стражников медленно стихал впереди. Пустив вперед дозорных, отряд уверенно двигался вперед, и наконец горы кончились, перед аквилонцами открылась зеленая равнина Асгарда. Слева еще тянулась каменная гряда в несколько человеческих ростов высотой, но дальше дорога шла уже по равнине. Перед выходом в Асгард по правую сторону от дороги на небольшой возвышенности стоял отряд в полтора десятка вооруженных всадников. Конан скривился и сказал сыну: