Текст книги "МАХНОВЩИНА И ЕЕ ВЧЕРАШНИЕ СОЮЗНИКИ - БОЛЬШЕВИКИ"

Автор книги: Нестор Махно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

II.
МАХНОВЩИНА И БОРЬБА С НЕМЕЦКОЙ ОККУПАЦИЕЙ

Как низовое массовое революционно-освободительное движение Махновщина совершенно не дает покою Кубанину. Касаясь с этой стороны Махновщины, Кубанин пишет: «махновцы приняли активное участие в борьбе с немцами колонистами по району. Кроме того, занимая позицию в районе Чаплино, они разоружали отступавшие в Германию немецкие части. Приманкой для борьбы с немцами, – подчеркивает Кубанин, – служили оружие, обмундирование и военное имущество, из-за которого крестьянство чуть ли не поголовно, целыми селами, выступало на борьбу с уже разгромленной (здесь Кубанин не отмечает сознательно того, кем разгромленной. Н.М.), ослабевшей и уходящей с территории Украины немецкой армией».

Верно, что крестьянство поднималось на борьбу с гетманско-немецкой реакцией и ее главным оплотом – контр-революционной экспедиционной, в 600.000, царской немецкой и австрийской армией. Но кто подымал крестьянство на борьбу против этой, неравной в смысле техники, организованности и дисциплинированности контр-революционной силы? – Кубанин не хочет сказать, что это делала группа революционных крестьян-анархистов, ставившая цели освобождения угнетенных тружеников выше всяких партийных или групповых целей, но которые большевики ставили ниже Брестского мира с немецким царем Вильгельмом II и австро-венгерским Карлом и беспрекословного права этих палачей распоряжаться целой революционной страной – Украиной, укрощать ее революционное, трудовое население, лишь бы они не направляли этих сил против их, большевистской власти, на Север и вообще в Россию.

И верно ли то, что Кубанин говорит: «приманкой для борьбы с немцами служили (читай: для крестьян под руководством махновцев) оружие, обмундирование и вообще имущество?

Я утверждаю, что отобрание у немецко-австрийской армии оружия было актом революционным, осознанным крестьянской массой и согласованным с необходимостью непосредственной, прямой революционной борьбы ее за свое освобождение от власти помещика и кулака, от власти государства и его чиновника, этого – в буржуазных государствах явного, а в государствах социалистических – тайного слуги фабриканта, помещика и кулака.

На протяжении длительной истории своего рабства, украинское неэксплоатирующее чужого труда крестьянство, не поддавалось внешнему давлению, хранило в себе дух вольности. Этот дух в общей – рабочих и крестьян – практической революции прорвался сквозь стены реакции и нашел себе простор в стихийных порывах революции – завоевать своему развитию как можно больше прав. В этом открыто у крестьянства вскрывается его родство с идеей анархизма. На этом оформлялось у крестьянства, на Украине в особенности, понятие о революции, как социальном средстве, и о целях, во имя которых нужно совершать революцию. Для политиканов всех мастей, всех партийных окрасок, а с боку их и для некоторых на спех и посредственно заглядывающихся в жизнь крестьянства, анархистов и синдикалистов, кажется страшным утверждение того, что украинское неэксплоатирующее чужого труда крестьянство, приняв непосредственное участие в революции, отдавало себе отчет в том, что антиполитические социальные революции создаются для того, чтобы с помощью их трудящийся люд, умело действуя, мог до основания разрушить ненавистный ему буржуазно-капиталистический строй, со всеми видами и формами его решающе-законодательной политической и экономической власти и чтобы на его развалинах мог создать себе новый свободный строй с его новым правом, новыми социальными и индивидуальными отношениями между людьми. Для людей, во всем и вся ориентирующихся только на город, на его зараженность властью, на его начальническое начало, совершенно не понятным кажется то, что украинское крестьянство с первых дней революции стремилось практически высвободиться от опеки государственной власти, ее начал и партий, поддерживающих эти начала. В замен опеки государственной власти над собой и революцией, революционное крестьянство выдвигало свою трудовую, коллективную волю на весь рост и развитие революции, на все его прямые действия в этом направлении и на действие и недействие противившихся целям революции в пользу контр-революции. А в действительности именно на этих подлинно-вытекающих из крестьянско-анархических тенденций, революционных основаниях украинское неэксплоатирующее чужого труда крестьянство группировало свои силы, определяло задачи дня и действовало против врагов революции в интересах идеи, обеспечивающей свободу и независимость всей трудовой семье. Так родилась в украинской трудовой деревне столь ненавистная большевикам и буржуазии махновщина. Этот не на словах, а на деле авангард тружеников, которые всю свою жизнь находились до революции и продолжали находиться в первые месяцы во время революции в позорном рабстве под гнетом немецкого заводчика и помещика, еврейского и русского фабриканта и банкира, с поддержкою русского и украинского жандарма и полицейского сыщика.

Как низовое, подлинно трудовое народное движение, революционная махновщина восстала за попранные права революции против гетманско-немецкой контр-революции. Как таковая – она встретила с оружием в руках и контр-революцию в лице Белого Дона и деникинщины, и, как таковая, она не потерпела и большевистской диктатуры и ее контр-революции, не смотря на свою техническую слабость, лишавшую ее в известные моменты возможности снабжать трудовое население оружием и организационно дельным и революционно честным, преисполненной трудовой инициативы, элементом.

Для партии большевиков и для Кубанина, действующего со своей книгой против махновщины, книгой, предназначенной к изучению революции, конечно, махновщина не может быть тем, чем она была в действительности. Он старается свести ее к случайному явлению в революции, а главного ее вдохновителя и руководителя – гуляй-польскую крестьянскую группу анархистов-коммунистов, во главе со мной, совершенно не упоминает. Чувствуется, что он не прочь был бы и меня лично выбросить из круга движения, но нельзя. Меня легче всего ему топтать в грязь. Это несколько помогает ему свободней оплевывать и само движение. Меня Кубанин ни на шаг не отпускает, треплет, как только его язык болтается. «Вслед – продолжает Кубанин свою басню о махновщине – за отступавшими немцами шли белые... С ними махновская деревня вступила в борьбу. Фронт вытянулся на линии Пологи-Волноваха-Большой Токмак-Ореховская. Здесь Махно не впервый раз изменил своему анархизму, поставив на собрании своего комсостава и штаба вопрос о необходимости введения принудительной мобилизации. Но присутствовавшие на собрании анархисты – Венгеров, Уралов, М. Черняк и друг., выступили против, результатом чего был провал мобилизации.

«Махно учитывал крестьянскую психологию, интеллигенты анархисты, во имя защиты «святого принципа – отказа от насилия», фактически помогли белым одолеть Махновцев».

Здесь гр. Кубанин прибегнул к истине в том, что махновская деревня вступила в борьбу с белыми и указал, вопреки большевистскому «обыкновению», истину о махновских фронтах против белых, специально для того, чтобы лягнуть меня и скрыть за анархической, Кубаниным вымышленной, деятельностью против неизвестной мне необходимости мобилизации, преступление своей партии, штабов красной армии на пути временной победы деникинской армии над махновцами.

Ни я, ни мой штаб и командный состав армии махновцев не знаем такого случая, чтобы я когда-либо предлагал или настаивал на какой бы то ни было необходимости мобилизации. Не знаю ни я и все мои близкие и такого случая, чтобы приезжие анархисты, в особенности М. Черняк и Венгеров, когда бы то ни было выступали перед командным составом, да еще против меня, доверие к которому командного состава было совершенно нетерпящим того, чтобы случайные элементы в движении его подрывали в нем.

Время, о котором говорит гр. Кубанин, было такое, что армия махновцев состояла из более 30 тысяч вооруженных и более 70 тысяч организованных по селам и деревням местными подотделами основного штаба махновского движения, которые из-за отсутствия вооружения находились на своих домашних работах и по надобности сменить ту или другую уставшую на фронте боевую вооруженную единицу, сменяли таковую. Для борьбы с Деникиным у махновцев достаточно было революционных крестьян добровольцев. Но то обстоятельство, что партия большевиков и ее «советская» государственная власть боялись самоорганизовавшегося революционного украинского крестьянства под знаменем Махновщины, они всячески саботировали союз с махновщиной, по которому они должны были всегда во всем снабжать ее армию снарядами, патронами и винтовками, – это обстоятельство, главным образом, содействовало деникинским генералам во временной победе (весной 1919 года) над махновцами.

Стоит только покопаться в штабе 2-й красной армии в моих требованиях патронов и снарядов (винтовок нам большевистское правительство ни разу не присылало, – мы добыли их у немцев, гетманцев и деникинцев), как можно наткнуться на такие факты, что патроны, высланные для армии махновцев, ходили две, три недели, где-то совершенно в другом направлении. И разве не я предупреждал красное командование о том, что в штабе 2-й армии видимо засели агенты Деникина, и разве они не были раскрыты после, когда уже навредили и армии махновцев, и красной армии. Без документов под рукой я не мастер разбрасываться фактами. Но Кубанину и кубаниным следовало бы знать, что заставило 2-ю красную армию переименовать в 14, когда Ворошилов принимал ее под свое командование.

И разве не благодаря всем этим явлениям на красной вышке армия повстанцев-махновцев по неделе и по две оставалась в окопах без патронов и несла неисчислимые жертвы?

Правда, большевистским борзописцам трудно притти к той мысли, чтобы подумать о более серьезных документах при подходе к изучению фактов о Махновщине и ее деятельности и деятельности против нее за ее спиной, ее же «революционного» союзника – их партии. Директивов, видимо, нет на это, а потому нужно писать как можно больше о том, за что от всемогущего центра и славу заслужат и в забвении не останутся. И во имя этого, видимо, Кубанин продолжает свою басню далее: «Отряд был бы раздавлен, если бы с Севера в это время не подошла Красная армия.»

Слышишь, читатель, отряд. Всего несколько строк выше это были силы, занимавшие фронт «Пологи-Волноваха-Большой Токмак-Ореховская». Сейчас они стали отрядом, которого ожидала гибель, если бы не подошла и не спасла Красная армия.

Попробуем, оставив в стороне «отряд», беспристрастно подойти к Красной армии, пришедшей в январе-феврале месяце на Украину. Эта армия состояла из бригады (12 шт.) бронепоездов, под командой матроса Л., и отряда пехоты. Эти оба рода вооруженных сил находились под верховным командованием Дыбенко.

От Курска до Харькова они шли без боя. Весь этот путь был освобожден восставшими крестьянами. Г. Харьков был занят отрядом анархиста Чередняка. От Харькова до Лозовой путь освобожден восставшими крестьянами, главным образом, под руководством анархистов и левых соц.-революционеров. От Лозовой до Синельникова и далее до Чаплины-Гришина-Волноваха-Верхний и Большой Токмак – вся эта территория была освобождена от немцев и белых повстанцами-махновцами.

Большевики шли из России совершенно свободно по очищенным восставшими тружениками путям. И нам, махновцам, они помочь могли только патронами, орудиями и снарядами. Но орудий полевых у них не было, винтовок лишних тоже не было. Они дали 100.000 патронов и только. А мы, ставя интересы революции выше наших идеологических разногласий, ничего не имели против того, чтобы наши отряды в лице 6 и 4 повстанческих полков пошли под командой Дыбенка на Крым.

Это факты, которые не подлежат никакому оспариванию и они побуждают меня спросить у гр. Кубанина и всего большевистского управления и распоряжения собранием и размещением материалов, по которым оно призывает «доблестных» Кубаниных писать по истории октябрьской революции и партии В.К.П.(б), – спросить у них именно о том: кто же кому действительно оказал в данном случае помощь и кого читатель со стороны книги Кубанина и моего ответа на нее должен считать политическими авантюристами, манкирующими даже на изучении истории революции?

Я думаю, что ни в каком случае не нас, повстанцев революционной Махновщины, читатель со стороны может назвать авантюристами. Мы на пути революции и целей обманутых, порабощенных и угнетенных в ней до этого не доходили и пока имеем в себе достаточно убеждений, которые нас вполне поддержат и в будущем не допустят дойти до этого. Нам можно сказать, что мы спотыкались, что мы были жестоки или слишком мягки в своем прямом деле по отношению врагов революции и наших идей в ней, но мы не были авантюристами и угнетателями. Мы не были изменниками, угнетавшими тружеников. Мы жертвовали своими жизнями в непосредственной, прямой борьбе со всякого рода угнетателями, двигаясь сами и зовя и ведя других за собой вперед к свободному, светлому для настоящей и будущей жизни человечества, будущему, обрести которое, по-моему, можно только силами и твердостью угнетенных тружеников – крестьян, рабочих, трудовой интеллигенции, – не делая из них кумира с правом на угнетение других.

III.
МАХНОВСКАЯ АРМИЯ И ЕЯ ОТНОШЕНИЕ К ЕВРЕЯМ ПО КУБАНИНУ

На страницу 163-й своей книги, Кубанин касается антисемитизма и говорит: «по отношению к евреям в 1918-1919 годах ни махновская армия в целом, ни ее руководящие верхи не были антисемитски настроены».

Здесь Кубанин говорит совершенно правильно. Но я должен отметить, что революционные махновцы и до 1918-1919 годов и после них, вплоть до сего дня не были и не есть антисемиты. Но ложь и подлость многих политических проходимцев из семьи еврейского народа, направленная против нас, махновцев, – ложь и подлость не проверенная, но обличающая нас в позорнейшем преступлении против еврейского народа, называя нас врагами еврейского народа, которые на Украине, дескать, громили и насиловали его мирную жизнь и т.д. и т.п. – в то время, когда на самом деле мы на Украине громил и насильников всегда убивали, – это преступление против нас, преступление, исходящее из семьи еврейского народа, дает нам моральное право ненавидеть уже не только торгашей своего рода, которые, зная, что мы не были погромщиками, обличают нас таковыми, но и людей посерьезней этих торгашей, людей способных мыслить и рассуждать, глубже и шире вникать в дела революции и украинской действительности, чтобы разобраться в честно в приписываемых нам каждым безответственным политическим проходимцем, позорнейших преступлений против еврейского народа – вроде, если не устраивания еврейских погромов самими лично, то поощрения таковых.

Эти люди – люди еврейской общественности и ее культурного развития. Люди, которые, прочитав мое обращение к евреям всех стран (смотри № 24 анархич. Журнала «Дело Труда», выходящий в Париже) и мою статью «Махновщина и антисемитизм» (см. тот же журнал, №№ 30-31) обязаны были проверить факты, указанные мною в этих статьях об махновском движении и антисемитизме и сказать правду еврейскому народу во всех странах об этом. Но из них до сих пор не находится ни одного человека, который бы занялся проверкой наших указаний и перестал бы подличать, хотя бы сам своей клеветой на нас.

«Однако, – добавляет далее, на странице 164-й, Кубанин, – когда Каменев приехал в Гуляй-Поле (Каменев, Ворошилов, Метлаук (sic! – А.Д.) и Дышловский были у меня в мае месяце 1919 г. Н.М.), первое, что он увидел, была надпись на вокзале, сделанная от руки повстанца: «Бей жидов, спасай Россию!». Махно расстрелял повстанца за этот монархический лозунг».

Совершенно верно и здесь Кубанин говорит. Я действительно расстрелял написавшего этот лозунг на бумаге и вывесившего его. Но это было не на Гуляй-Польском вокзале и не при Каменеве. Более того. Каменев этого лозунга и не видел, я о нем только делился с Каменевым своими тяжелыми впечатлениями.

Но гр. Кубанин умышленно смешивает и время, и место появления этого лозунга. Этой умышленностью своей, Кубанин по долгу партийного человека большевистской формации, старается набросить тень , очернить революционную честь и достоинство Гуляй-Поля и гуляй-польцев в делах Революции, – на самом же деле он раскрывает сам свое копеечное достоинство революционера, ибо ни Л. Каменев, ни кто либо другой из бывших с ним у меня не могут сказать, что они видели этот погромный лозунг на гуляй-польском вокзале.

Лозунг этот был написан рабочим из Пологовского депо – неким Хижным (а кто такие Хижные по партийной принадлежности того времени, трудовое население Полога знает: он и старший брат его были большевики) и вывешен на станции Кирилловка, по линии ж. д. Чаплино – Бердянск. По этой же линии в нескольких саженях от станции Кирилловка был расстрелян этот самый Хижный.

Здесь же, параллельно с этим злосчастным лозунгом, Кубанин разбирает вопрос о разгромленной еврейской колонии Горькой, об убийстве в ней нескольких, ни в чем не повинных еврейских семей отпускными (sic! – А.Д.) на месячный отдых повстанцами, под непосредственным руководством новоуспенского волостного большевиствующего Комиссара, который на этот ново-установленный, населению ненужный, пост был выдвинут самими большевиками – разъездными от центра пропагандистами и который за это злодеяние мною расстрелян. В этом вопросе Кубанин уже совсем не считается с тем, что ему может каждый человек, даже не из махновцев, убежденных в своей честности по отношению к пострадавшим в колонии Горькой, сказать, что он на нас умышленно клевещет, но он пишет:

«Весною 1919 года успеновским отрядом в 22 человека, под командой члена штаба Дерменжи был устроен погром в еврейской колонии Горькой. Но Махно, не будучи сам антисемитом и выступая в своей печати против антисемитизма, не особенно преследовал своих ближайших сотрудников за отдельные антисемитские акты. Не смотря на требование Дыбенко наказать Дерменжи за устроенный погром, Махно ничего не предпринял».

Наглость Кубанина в данном случае для меня, больше, чем кого либо другого, понятна. Она питается жаждой всех партийных большевистских верхов сильнее возбудить среди евреев, сторонников физического патриотизма и естественной мести врагам своего народа, злобу и ненависть ко мне. Эта роль – больше чем наглая, она – провокаторская. Но к ней прибегали против меня и другие, до Кубанина. Пресловутый еврейский анархист из американского «Фрайе Арбейтер Штиме» – некий Яновский, который впервые, в дни, после убийства С. Петлюры, так сказать, в дни еврейского национального пафоса, к которому приобщались из одной чаши и правые, и многие левые, отлично знающие прямых погромщиков, гуляющих по европейским столицам, но предпочевшие из косвенного виновника еврейских погромов, сделать прямого и через его смерть крикнуть миру о вопиющей, пережитой частью еврейского народа трагедии на Украине, – в эти дни упомянутый Яновский писал о нас, махновцах, в своем «мнении об убийстве С. Петлюры» на страницах анархического органа: «Конечно, обвинять Троцкого за учиненные красной армией еврейские погромы нельзя. В еврейских погромах повинен не один Петлюра. Банды под руководством Махно, тоже повинны в пролитии еврейской крови».

Не знаю, для кого и как звучит мнение Яновского, которое, как известно, появилось в дни, когда во Франции чуть ли не каждый еврей хотел быть мстителем за свой народ, без различия – кому мстить. Когда, чуть не каждый задумывался над тем, чтобы стать «героем» Шварцбардом, – я вижу в этом «мнении» Яновского ту же провокаторскую сущность, которая, правда, различна, по сравнению с Кубанинской. У него сущность эта звучит как мнение человека, возомнившего о себе, что о «мнениях» на счет «махновских погромов» история не найдет правды и не отметит того, насколько подлы человеческие натуры, которым ничего не стоит трепануться на расстоянии, издалека, о том, кого не знаешь, и замолчать. Наоборот, у Кубанина эта сущность звучит нескрываемой враждою противника, задавшегося целью оплевать все махновское движение, с ясным сознанием, во имя чего, при том, – сознанием, настолько сильным, что, если бы нашлись сподручные наемники убить Махно, он не прочь был бы воспеть их, чуть ли не с указанием своей партии, что все случилось благодаря меткости его пера и криводушничанья перед историей об отношении Махно, как такового, к погромам и погромщикам, кто бы они ни были.

По поводу разгрома еврейской колонии «Горькой» я уже говорил в своей статье «Махновщина и антисемитизм» в «Деле Труда» № 30-31. Конечно, тогда я и не подозревал, что у большевиков, кроме писателей-сменовеховцев – Вересаева, Пильняка и других, много лгущих русским труженикам о Махно и махновщине в своих писаниях, найдутся свои партийные люди, которые обойдут правдивые документы об отношении Махно и махновщины к еврейским погромам. Теперь же то, что я меньше всего ожидал, я вижу у Кубанина на страницах его книги. И я говорю:

Совершенно неверно в утверждении Кубанина, что Дыбенко требовал от меня наказания т. Дерменжи за устройство погрома. 1) Когда убийство еврейских семей в колонии Горькой случилось (это было в ночь под 12-ое мая 1919 г.), я командовал уже дивизией и подчинялся в оперативном отношении не Дыбенко, а штабу 2-й красной армии непосредственно и, следовательно, Дыбенко ни в каком случае не мог предъявлять мне своих требований. 2) Т. Дерменжи – этот честный, безымянный революционер еще с броненосца «Потемкин», в 1919 г., не был членом моего штаба и родом он не из с. Ново-Успеновки, успеновцами, вышедшими из строя армии на месячный отдых по смене их другими бойцами, не мог руководить, да еще в учинении погрома. Дерменжи, будучи начальником полевой телефонной и телеграфной связи, из линии боевого фронта не выходил и не мог быть даже возле колонии, т.к. фронт находился от этой колонии на 75-90 верст впереди. Наконец, 3) участники разгрома колонии Горькой – все 15 человек во главе с волостным комиссаром, по моему распоряжению, в тот же день были разысканы и переарестованы.

Всех их судила особая комиссия из пяти человек – из 3 повстанцев-махновцев, комиссара от политбюро красной армии т. Петрова и информатора при Петрове некоего Николая Чубенко (брат анархиста Алексея Чубенко).

Комиссия решила было отправить всех участников в разгроме колонии Горькой на фронт, где бы они искупили свою вину храбростью в борьбе с Деникиным. Но, так как решение комиссии подлежало моему просмотру, то я, ознакомившись с ним, с решением комиссии, не согласился и настоял на пересмотре этого позорнейшего дела, совершенного на освобожденной земле, с моим участием, как докладчика по существу самого дела и относительно тех, кто его совершил. Дело было пересмотрено. Во время моего выступления перед комиссией, я настаивал на расстреле всех главарей среди этих 15 чел., разгромивших колонию. Мои мотивы были мотивами революционера-анархиста, сознававшего свою идейно и организационно руководящую и ответственную роль на посту прямых дел миллионного украинского революционного крестьянства. Они мною изложены были 13 мая на заседании комиссии по разбору этого дела и перед собранием гуляй-польских крестьян в момент, когда совершивших разгром колонии повстанцы усаживали на автомобиль, чтобы вывезти их на окраину Гуляй-Поля и убить их, как убийц, рвавших и топтавших невинные жизни еврейских семей колонии Горький.

Тяжелый был этот акт, но в обстановке той действительности, в которой нам, махновцам, приходилось действовать, он был к месту, и о нем знали и мои друзья и враги. И только еврейским общественным и политическим дельцам в СССР, как и по заграницам, и Кубанину об этом почему-то до сих пор неизвестно. И они, и он позорнейшим образом измышляют разного рода гнусности об антисемитском и погромном характере махновщины и поощрении всего этого самим Махно, приписывают чужие преступления лучшим крестьянским революционерам и всюду с утонченным иезуитским мастерством лгут на них.

Правда, Кубанин, чувствуя, видимо, себя человеком, по достоинству партией избранным и призванным написать – в лице его книги «Махновщина», документ к изучению истории Октябрьской Революции и своей партии, спешит, на стр. 165-й, отделаться от этой сознательной лжи своей на т. Дерменжи, следующим заявлением: «Все же, несмотря на эти одиночные факты, все движение в целом не являлось антисемитским. В махновской армии не было таких грандиозных погромов, которые организовывала в этот период петлюровская армия, по прямому распоряжению своего командования».

Спрашивается, почему гр. Кубанин прибег в последнем случае к передержке того, в чем сам, несколько строк выше, нас обличал?

Все это ему понадобилось в данном случае для того, чтобы искусственно разделить и более грязно очернить революционный дух и связанный с ним трудовой характер махновщины и последующие за 1918 и 1919 г.г. – годы ее деятельности. Это ему понадобилось, чтобы, с одной стороны, показать читателю свою объективность, а с другой стороны, чтобы легче катиться самому и звать катиться за ним других по неверным, ложным путям к изучению махновщины и ее роли в Революции на Украине. К этому он идет через следующую басню:

«Но совершенно иначе (читай – чем в 1918-19 г. Н.М.) обстоит дело в 1920 году, когда надежды на создание своей обособленной махновской республики были разбиты и из махновской армии уходят разочаровавшиеся движением идейные представители анархизма – Барон, Марк Мрачный и

т.д.

В 1920-м году махновский штаб, во главе со своим руководителем, обращается лицом к украинской шовинистической интеллигенции. Оставшиеся в армии анархисты во главе с Аршиновым и Д. Поповым (бывш. эсером) слабы, чтобы противостоять напору шовинистической идеологии, завербовавшей себе сторонников в значительной части штаба, во главе с женой Махно».

Большей глупости уже не нужно, чтобы верить сказкам и по ним определять обращение штаба махновщины лицом к шовинистической интеллигенции, слабость анархистов бороться с напором шовинистической идеологии, во главе с женой Махно и т.п. Однако, у большевистского писателя, действующего на пути изучения истории Революции и своей партии, и глупость сходит за серьезный критический ум в разборе серьезных дел. Он ее комбинирует по указаниям и в интересах своей партии так, что она в глазах не одного даже нейтрального читателя может приобретать историческую ценность.

На каком же основании эта глупость большевика является бесценностью в наших глазах, -видно из нижеследующего:

Социальная природа махновщины основана на классовых антагонизмах современности с революционно-анархической точки зрения. Целями Махновщины на пути революции были – реальная свобода и независимость трудящихся как в делах развития революции, так и в делах строительства на ее пути нового общества, во внутреннем состоянии которого, с точки зрения махновщины, все люди должны быть свободны и равны между собой. Все они группируются между собою, независимо от опеки государства и его полицейских институтов, в союзы-коммуны согласно своим наклонностям, интересам и общественным и личным надобностям. И все сообща с сознанием ответственности за нарушение общественного и личного благополучия всех и каждого в стране, обеспечивают свободу и социальную справедливость в равной мере и степени за всеми, за каждым отдельным человеком.

На этом пути, и в жажде привить широкому, трудовому украинскому населению живые ростки этого идеала, махновскому штабу во главе с его руководителем, не зачем было обращаться лицом к шовинистической интеллигенции. Авангардом махновщины, как социально-революционного движения широких украинских трудовых масс, были крестьяне, рабочие и та часть трудовой интеллигенции, которая в украинско-русской действительности не пошла за течением контр-революции, которая сознавала за крестьянами и рабочими право на изгнание из их тела бездельников-паразитов и которая считала своей прямой обязанностью помогать крестьянам и рабочим в их прямой борьбе за воплощение этого права в практику жизни и деятельности социальной революции, – этого единственного реального средства для освобождения человечества.

А Кубанин берет факты из стремления Махновщины добиться от большевизма широкой автономии местности, и перефразировывает их в своих партийных интересах, благодаря чему он только глубже залез в, частью чужую, частью же им самим выдуманную ложь.

То же самое с ним, Кубаниным, творится, когда он утверждает «о разочаровании и уходе из махновской армии идейных анархистов – Барона, Марка Мрачного (Барона Совет движения Махновщины попросил удалиться из его состава, и он уехал себе в Харьков, а Марк Мрачный никогда в Движении не был. Н.М.) и т.д. (читатель под этим « и так далее» должен разуметь пустое место. Н.М.) и слабости оставшихся анархистов в армии во главе с т. Аршиновым и Поповым, чтобы бороться с «напором» шовинистической идеологии, завербовавшей – по выражению Кубанина – значительную часть штабных, во главе с женой Махно.

Я заявляю, что Кубанин залез по уши в ложь и здесь, потому что для меня и для всей руководящей махновским движением крестьянской группы анархистов-коммунистов известно, что т. Аршинов, как и большинство русских и украинских анархистов того времени, жил нелегально где-то в городах. А когда он прибыл в армию, тогда т. Попова в армии не было, – он был делегирован с т. Куриленко в Харьков в качестве временного представителя от армии махновцев при реввоенсовете южного фронта.

Что же касается жены Махно, то я должен сказать, что она, будучи человеком совершенно не политическим, ни к каким политическим группировкам ни до революции, ни во время революции не принадлежала и мало разбиралась в их целях и, тем более, в их коренных идейных расхождениях и взаимной борьбе. Она в штаб не входила и со стороны никакого идейно-политического влияния на моих помощников оказывать не могла, даже, если бы она действительно была в то время сторонницей петлюровской или какой либо другой формации шовинизма и стремилась бы к тому, чтобы формулировать ее и поддерживать среди бойцов армии.

Но такой она не была и к этому не стремилась.