Текст книги "Вспышка пламени"

Автор книги: Нэнси Дэнхем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

14

Дома Тину встретили кислые лица и натянутые улыбки. Мать открыто выражала свое разочарование. Она считала, что Дьюк Торп своим нежеланием появиться вместе с Тиной на домашнем торжестве яснее ясного выказал свои истинные намерения – не жениться ни за что и никогда. В противном случае он обязательно приехал бы и познакомился со своей будущей семьей. Миссис Форрест вслух осуждала его и ворчала на старшую дочь за ее непозволительное легкомыслие – нельзя ведь так напоказ выставлять столь безнадежную связь!

Свадьба прошла прекрасно. Романтические наряды Дженни и ее подружек, созданные Тиной, походили на платья сказочных принцесс. Этот стиль очень шел невесте, подчеркивая ее юную, свежую прелесть. Брайан, в первый раз увидев Дженни в ее свадебном наряде, застыл на месте от восхищения. Оба новобрачных излучали безоблачное счастье, заражавшее всех окружающих.

Тина смахнула внезапно навернувшиеся на глаза непрошеные слезы. Она твердила себе, что свадьба – это всего-навсего условное, полное искусственных натяжек и лицемерия театральное представление. Да, театр, ничего не добавляющий к полноте чувств двух любящих друг друга людей. Но ее душу все равно продолжали терзать боль и зависть. Тина едва не расплакалась при всех, когда Дженни обняла ее на прощание – они с Брайаном уезжали в свадебное путешествие – и шепнула:

– Огромное спасибо, Тина, за все. Без тебя моя свадьба была бы такой скучной и обыкновенной, а ты превратила ее в чудо!

– Ерунда! Чудесной ее сделали вы с Брайаном.

Дженни заколебалась на мгновение, заглянув Тине в глаза.

– Скажи, ты счастлива с Дьюком? Ты уверена, что он подходит тебе?

– Очень счастлива, – заверила Тина. – Он – тот единственный, кто подходит мне во всем.

Дженни облегченно засмеялась.

– Ну, тогда все в порядке. Не переживай, сестренка: рано или поздно, но он все равно на тебе женится. А на мамины стоны не стоит обращать внимания.

Оптимизм Дженни придал Тине уверенности, она подняла глаза и улыбнулась. Хоть бы Дженни оказалась права! Но сомнения в чувствах Дьюка не оставляли ее. Теперь, когда она ждет его ребенка – а недавно Тина получила подтверждение своей беременности от гинеколога, – как он отнесется к этому известию?

Хотелось бы, чтобы он пришел в восторг, как наверняка произошло бы с Брайаном, сообщи ему Дженни подобную новость. Тем не менее Тина представить не могла, как среагирует Дьюк. А если он встретит ее слова о ребенке страхом перед ответственностью или гневом? Тогда их счастье будет навеки разбито. Тина изо всех сил гнала от себя эти предчувствия.

Как бы то ни было, веселые праздники – Рождество и Новый год – она провела в одиночестве. Мужья Лиз, Кейт и Дженни были с ними рядом, а Дьюк – где-то далеко, за океаном. Несмотря на радушие домашних, Тину не покидало ощущение, что она среди них чужая.

Она не знала, в чем причина такого ощущения: то ли в том, что она всегда была в какой-то степени отрезанным ломтем в семье, то ли в ней за последние месяцы произошли изменения. Ей страстно хотелось вернуться в Лондон, в их с Дьюком квартиру. Пусть его там сейчас нет, но, находясь среди его вещей, книг, пластинок, она будет чувствовать присутствие любимого.

Это желание подтолкнуло Тину сократить срок своего пребывания дома. Она уверяла себя, что хочет согреть и обжить их квартиру к возвращению Дьюка, к середине января, а потому прилетела в Англию восьмого.

Пятнадцатого числа Дьюк домой не вернулся. Последующие дни превратились для Тины в настоящую пытку. Надежда сменялась отчаянием. Он может вернуться в любую минуту, твердила она себе, но минуты бежали, а он так и не приезжал. Шли дни, недели, подошел к концу январь, а Дьюк так и не возвратился.

Погода в Лондоне стояла мрачная – сырая, серая и неимоверно холодная. Это только усугубляло тоску Тины, которая буквально не находила себе места, терзаясь самыми неожиданными и пугающими предположениями. От Дьюка не было ни весточки, ни письма, ни звонка. Это бесконечное молчание приводило Тину в ужас.

Она перебрала все возможности, представила все, что только могло с ним произойти. Он заболел? Может быть, даже попал в больницу? Но тогда он попросил бы врачей сообщить ей о его состоянии. Ее утешала одна мысль: самого худшего произойти не могло. О смерти такого человека, как Дьюк Торп, тут же написали бы во всех газетах. Значит, скорее всего, с ним все в порядке, просто он совершено позабыл о ней.

Как ни трудно было смириться с подобной мыслью, к середине февраля Тина с унынием признала, что дело именно в этом. Ей позвонил агент Дьюка, предложив представлять также и ее деловые интересы, и спросил, не заинтересована ли она получить заказ на постановку обновленной версии «Битвы при Леньяно»?

Тина не имела никакого представления о том, что сейчас делает Дьюк, что он пишет, и пишет ли вообще, и предстоит ли ей в ближайшем будущем начинать работу над постановкой его новой пьесы. Да и для ее душевного состояния будет лучше, если она с головой уйдет в работу. К тому же ей надо позаботиться о будущем ребенка. Ведь Дьюк может навеки исчезнуть из ее жизни.

Она позвонила Энн Йорк, якобы узнать, имеет ли она право принимать деловые предложения помимо контракта, подписанного с Дьюком. На самом деле ей хотелось выяснить, не знает ли чего-либо Энн о том, где сейчас Дьюк и что он делает.

– Вы вправе заниматься любой работой по вашему усмотрению и в любое время, – заверила ее адвокат.

Тина проглотила унижение от собственного невежества и спросила:

– Как вы думаете, через какое время Дьюк предложит работу над его новой пьесой?

– Не могу сказать, Тина. Просто не знаю.

– Тогда, может, вы знаете, когда он возвратится в Лондон? – не отступала Тина.

Воцарилось натянутое молчание. Затем раздался мягкий, успокаивающий голос Энн.

– У вас нет никаких известий от него, Тина?

– Нет. Ни слова. А вам он тоже не звонил?

Еще одна долгая и мучительная пауза.

– Понимаете, Тина, мое положение обязывает меня хранить секреты моего клиента, – подбирая слова, медленно произнесла женщина.

– Но вы можете мне сказать, собирается ли он вообще возвращаться в Лондон или нет? – в отчаянии спросила Тина.

– Это зависит от Дьюка, – последовал осторожный ответ.

– Энн, с Дьюком все в порядке? – взмолилась Тина. Она была готова унижаться, плакать, кричать – только бы узнать хоть что-нибудь о нем.

Ответом ей стал тяжелый вздох.

– Тина, не знаю, что и сказать вам. Вчера я разговаривала с Дьюком, он все еще в Америке. Судя по голосу, он едва держится на ногах, страшно устал… но у него еще масса неотложных дел.

В голосе миссис Йорк слышалась неподдельная боль. От дурного предчувствия Тина похолодела.

– Ради Бога, скажите мне, что происходит? Вы оба что-то скрываете от меня, вы и Дьюк. Полагаю, Дерку также должно быть кое-что известно. Неужели вы не понимаете, я должна все знать! Так не может продолжаться!

– Тина, я и так уже сказала много лишнего.

Тина почувствовала, что больше ей от Энн Йорк ничего узнать не удастся. С ощущением тоскливой безнадежности она обратилась к ней:

– Тогда посоветуйте, как мне быть? Вы знаете больше меня. Скажите же, что делать?

– Если вам требуется моя профессиональная консультация…

– Да, пожалуйста.

– Станьте независимой. Живите собственной жизнью. Развивайте ваш великолепный талант, стройте свое будущее самостоятельно.

– И это все? – с тоской спросила Тина, цепляясь за последнюю призрачную надежду. Ведь то, что она сейчас услышала, свидетельствовало только об одном – на общее будущее с Дьюком рассчитывать ей нечего.

– Нет, это еще не все. – Миссис Йорк говорила медленно, тщательно обдумывая слова. На секунду она замолчала, снова вздохнула и добавила с чувством: – Как женщина и как друг, я советую вам, Тина: если вы действительно любите Дьюка, то оставайтесь с ним, не покидайте его. И когда он вернется, не задавайте ему никаких вопросов, примите все как есть. Но это только совет… – И внезапно, не прощаясь, положила трубку.

Она, видимо, уже и так сказала все, что могла. Тину глубоко тронула забота Энн о Дьюке; в голосе адвоката слышалась искренняя доброжелательность. Но она поняла из этого разговора одно – ей никогда не удастся узнать тайну Дьюка, что бы ни произошло.

Тина внезапно подумала, что Дьюк ни разу не говорил, что она ему нужна, никогда не заявлял о своих правах на нее. В чем бы ни состояла причина такого отношения, но он всегда оставлял за ней возможность покинуть его в любую минуту. Он не желал привязывать ее никакими иными узами, кроме чисто профессиональных. Но все же ей удалось нарушить его скорбное одиночество и она даже подарила ему счастье. Уверенность в этом ей дали слова Энн о том, что она должна остаться с Дьюком, если любит его.

Но Энн сказала также, что он едва стоит на ногах, страшно устал… А вдруг он тяжело болен? Может быть, он ездит в Америку на лечение, поэтому-то ему так не хотелось, чтобы она сопровождала его? Но если он болен, то приступы его болезни могут повторяться снова и снова. Что тогда ждет их в будущем?

Лучше всего об этом не думать. Надо заняться делом! – приказала себе Тина. Она, не теряя времени, позвонила литературному агенту и сказала, что очень заинтересована перспективой работы над постановкой «Битвы при Леньяно» и хочет встретиться с директором и режиссером. Пьесу должен был ставить один из лондонских театров, и, таким образом, она могла по-прежнему жить в квартире Дьюка, ожидая его возвращения. Если Дьюк явится, когда ее не будет дома, то он сразу догадается, что она все еще здесь и ждет его.

Внезапно почувствовав прилив сил и энергии, Тина встала, оделась и отправилась в магазин. Она купила пластинку с записью оперы и, вернувшись домой, уселась у проигрывателя, снова и снова вслушиваясь в музыку Верди и слова, растворяясь в них, чтобы быть по всеоружии, когда придется беседовать о концепции постановки с режиссером и продюсером. Работа захватила ее, все прочие заботы и тревоги отошли на второй план, потускнели…

Двадцать восьмого февраля ей вдруг позвонил Дерк Роуан. Он поздравил Тину с замечательной работой – настоящий лакомый кусок, как он сказал, и пригласил отпраздновать это событие в ресторане. Тина испытала сильное искушение нарушить данную Дьюку клятву и встретиться с Роуаном. Ведь она могла хитроумными маневрами заставить этого неисправимого болтуна раскрыть ей тщательно оберегаемые Дьюком тайны. А что он о них знает, Тина не сомневалась. Однако она все же не осмелилась нарушить свой обет и отказалась от предложения, сославшись на сильную мигрень.

Эту ночь она провела без сна, обдумывая все те вопросы, которые могла бы задать Дерку, и гадая, как бы он ответил на них. Но стал ли бы он ей что-нибудь говорить? Не постарался ли бы уйти от ответа, как и Энн Йорк?

Мысли Тины постепенно становились все более смутными и путающимися, и она уснула. Однако сон не принес ей облегчения. Неясные тревожные видения томили ее вплоть до самого утра. С какой радостью она пробудилась, стряхнув с себя все ночные страхи, встретив слепящие лучи утреннего солнца. Зажмурившись, Тина подумала, что вот наконец идет весна. Даже воздух, который она с наслаждением вдохнула, был каким-то другим.

На стеклах эркера играли солнечные зайчики. Плотной пелены облаков, затягивавших небо накануне, как не бывало. Какой хороший сегодня день, подумала Тина улыбаясь. Да, ведь сегодня первое марта, первый день весны. И в воздухе точно чувствуется новый, весенний запах.

Она снова вдохнула полной грудью, наслаждаясь тонким ароматом. Слегка повернув голову, Тина поняла, что он вовсе не воображаемый! В воздухе действительно стоял аромат весенних цветов! Она резко села, широко раскрыв глаза. На кровати, на подушке, где обычно лежала голова Дьюка, теперь покоился огромный букет!

В душе Тины точно взошла заря.

У нее больше не оставалось ни сомнений, ни тревог. Стремительно отбросив одеяло, она выскочила из постели и босиком побежала в гостиную. Каждая клеточка ее тела пела от радостного возбуждения. Дьюк наконец вернулся к ней!

Он крепко спал на одном из кожаных диванов в гостиной. Заметив его, Тина встала как вкопанная, едва не споткнувшись. Она не кинулась к нему с воплем восторга, не обвила руками его шею. Но это не потому, что она боялась его разбудить. Причиной стал ужас. Дьюка было невозможно узнать.

Он так исхудал, что, казалось, от него остались только кожа да кости. На щеках пролегли глубокие морщины, точно у древнего старика, рот запал. Под глазами темнели круги, а сами глаза словно провалились в глубокие глазницы. Лицо Дьюка стало мертвенно бледным. Сердце Тины забилось от страха и жалости. Что же пришлось пережить Дьюку, раз он так ужасно изменился? Какое горе, какие болезни и терзания довели его до такого плачевного состояния?

Боясь разбудить его, Тина на цыпочках подобралась к Дьюку и нежно, едва касаясь, провела пальцами по его щеке, точно желая убедиться, что под пергаментно-бледной кожей все еще бьется жизнь.

Он широко открыл глаза.

– По-моему, меня коснулся ангел, – прошептал он со своим певучим ирландским акцентом, всегда сводившим ее с ума.

– Дьюк… О, Дьюк. – Слезы подступили к ее глазам. Оказалось, что впечатление о полной изможденности Дьюка весьма обманчиво, потому что через секунду Тина уже оказалась с ним рядом. Он прижал ее к себе, губами осушая слезы.

– Я так сильно хочу тебя… Скажи, что все в порядке, – прошептал он. В его голосе звучало такое неприкрытое дикое желание, что Тина поняла, насколько же он стосковался по ней.

– Я всегда буду желать тебя, – ответила Тина. Ее душа была так полна радостью, что она с трудом сдерживала счастливый крик.

Дрожь охватила его тело. Губы искали ее, томили своей страстью, звали. И Тина, забыв обо всем, отдавалась их ласке, мечтая лишь об одном – чтобы все это произошло как можно скорее.

Тело Дьюка напряглось, каждая жилка пульсировала от возбуждения, от потребности немедленно обладать ею. Сильные молодые руки схватили Тину и подняли ее, понесли в спальню. Его ноги ступали легко и уверенно, словно он нес не ее, взрослую женщину, а крошечного зверька. Его зеленые глаза пылали бешеным огнем вожделения.

– Цветы! – слабо вскрикнула Тина, когда они оба опустились на кровать.

Дьюк локтем отшвырнул букет, и он полетел на ковер.

– Ты для меня весна, – сказал он, набрасываясь на ее тело с отчаянностью одержимого.

Пока Дьюк был рядом, Тина не желала и не могла думать ни о чем другом. Просто вот так лежать рядом с ним, кожей ощущая рядом с собой любимого, – и пусть весь мир валится в тартарары, если хочет, ей ни до чего нет дела.

Она повернула голову на подушке и взглянула на него, желая увидеть выражение его лица. Глаза Дьюка были закрыты, но на губах играла довольная улыбка. Она потянулась и легонько прикоснулась к его губам пальцами, обрадовавшись, что, судя по всему, он вновь обрел вкус к жизни.

– Я должна тебе сказать кое-что, – повинуясь импульсу, произнесла она и тут же заколебалась. Тина понимала: рано или поздно все равно должна будет рассказать, что он станет отцом, но подходящий ли это момент? Не будет ли потеряно все только что приобретенное? Не оставит ли он ее вновь? Неприятный холодок прошел по ее спине. – Я занялась художественной постановкой «Битвы при Леньяно», – нетвердым голосом проговорила она.

Он пристально поглядел на нее.

– Это хорошо или плохо?

Казалось, гораздо проще обсудить с ним этот вопрос, чем затрагивать тему, которая может привести к самым катастрофическим и непоправимым последствиям.

– Все зависит от тебя, Дьюк. Может быть, я сейчас понадоблюсь для работы над твоей новой пьесой?

Улыбка на его лице превратилась в болезненную гримасу.

– Я ничего не писал эти месяцы. По крайней мере, ничего важного. У меня нет для тебя работы, Тина, – заявил он.

Покинуло ли его вдохновение, или же он пытался и не сумел выразить свои чувства словами – Тина не знала. Очевидно было только одно – там, в Америке, ему пришлось пережить такое, о чем он не хочет вспоминать, и ей не стоит бередить его старые душевные раны.

– А работа над «Битвой…» увлекает тебя по-настоящему? – спросил он с видимым интересом.

– Да, – ответила она, но это «да» прозвучало как-то вяло, без энтузиазма. На уме у Тины были вещи поважнее.

– Это не то, что ты собиралась рассказать мне, Тина, – тихо сказал он.

– Откуда ты знаешь? – Ее голос сорвался от волнения. Неужели он обо всем догадался по каким-то одному ему заметным признакам?

Его глаза смотрели нежно и заботливо, приглашая ее во всем ему довериться.

– Я почувствовал, как ты дрожала, – объяснил он, подтверждая, что не пропустит ни малейшей перемены в ее облике или поведении.

Решимость боролась с сомнениями. Наступал важнейший момент в ее жизни. Больше откладывать объяснение было нельзя. Она твердо считала, что поступила правильно, и надеялась, что Дьюк тоже решит так.

Она положила руку ему на грудь, прямо над сердцем, желая чувствовать его биение, обвила его своими ногами. И все-таки слова подбирались с трудом, а горло внезапно пересохло.

Сглотнув, она похолодела под его спокойным, уверенным взглядом и на миг замешкалась. Фразы не складывались, рот не желал открываться. Наконец странно бесцветным и монотонным голосом, не выдававшим внутреннего напряжения, Тина произнесла:

– Я на третьем месяце беременности, Дьюк. Ты скоро станешь отцом.

15

Тина заметила, как в глазах Дьюка вспыхнуло изумление, услышала, как он с шумом выдохнул воздух. Выждав несколько секунд, он потянулся к ней, обнял, прижал к своей груди так, что его подбородок уперся в лоб Тины.

– Это вышло случайно? – спросил он тихим, лишенным каких-либо эмоций голосом, точно речь шла о какой-то совсем незначительной вещи.

– Нет, это произошло не случайно, – ответила она. В ее душе решимость наконец победила все колебания. Твердым голосом, позволявшим сохранить между ними дистанцию, если бы он стал возражать или упрекать ее, Тина спокойно заявила: – Я сделала это намеренно, Дьюк. Я хочу иметь от тебя ребенка.

Обнимавшие ее руки не разжались. Волна облегчения прошла по телу Тины, напряжение спало. Дьюк не оставит ее. Она почувствовала, как легко прикасаются к волоскам на ее виске его теплые губы, и сразу успокоилась, точно знала, что ей уже ничего не грозит.

– Такая смелая, такая независимая, – шептал ей в ухо Дьюк. – Безрассудно смелая и безмерно независимая. Ты живешь, словно завтра может и не наступить, а бояться нечего и некого.

В его голосе звучало глубокое восхищение, едва ли не благоговейный ужас. От удовольствия у Тины зазвенело в ушах, но она тут же опомнилась – слова Дьюка были полны скрытой иронии.

– Не надо преувеличивать, – поскромничала она, а затем, испытывая страстное желание узнать, что же он скажет, спросила: – Ты рад, что у нас будет ребенок, Дьюк?

Он не отвечал, продолжая сжимать ее в объятиях. И вдруг она почувствовала, как по лбу покатилась теплая капля. В испуге Тина вскинула голову и заметила, что Дьюк плачет.

Если он так восхищается ее решением, что это означает? Хочет все-таки он ребенка или же нет? Почему он заплакал, что его пугает?

– В чем дело, Дьюк! – воскликнула она, стремясь поймать малейшее изменение в выражении его лица.

– Я еще никогда не был так счастлив, как сегодня, Тина. – Голос дрожал от переполнявших его душу противоречивых и сильных чувств. Немного помолчав, он продолжил: – Я никогда не думал, что у меня когда-нибудь будут дети.

– Почему, Дьюк? Почему ты не думал? – вопрошала она, жадно заглядывая в его глаза.

– Никогда не думал, что кто-либо захочет иметь от меня ребенка, – просто признался он, затем наклонился и поцеловал ее живот. В этом жесте сквозило искреннее восхищение и благоговейное преклонение перед зародившейся внутри нее жизнью. – Я уже люблю нашего ребенка, Тина, – прошептал он.

Слезы жгли ей глаза, а на языке вертелся вопрос, который она так никогда и не решилась бы ему задать: «А я? Почему ты ни разу не говорил, что любишь меня?»

Тина сумела подавить нахлынувшие чувства. Она знала, что Дьюк любит ее, любит по-своему, однако почему-то не хочет об этом говорить. Но ничего, однажды она вынудит его признаться в своем чувстве. И ребенок поможет ей в этом.

Теперь ей надо было задать ему еще один, мучивший ее все эти месяцы вопрос, не менее важный, чем первый. Она погладила его по волосам, нежно прижала его щеку к своему еще плоскому пока животу.

– Дьюк… – неуверенно начала она.

– Ммм?

Тина набрала воздуха в легкие и на одном дыхании выпалила:

– Скажи мне, ведь нет никаких причин, по которым ты не можешь иметь здорового ребенка?

Он вновь поцеловал ее живот.

– Нет, конечно, ничего такого нет.

– У тебя нет никаких наследственных болезней, в роду не было никаких отклонений? – настаивала она.

Он поднял голову. Его глаза все еще лучились счастьем, когда он перекатился на бок и одарил ее снисходительной усмешкой.

– Тина, твоя тревога совершенно обоснованна, но клянусь тебе, насколько мне известно, в нашей семье никогда не было ни гемофиликов, ни идиотов, ни сифилитиков. Так что нашему ребенку ничто не грозит.

Кончиками пальцев он благоговейно провел по нежной округлости между ее бедер.

– У нас будет самый красивый, самый гениальный, самый замечательный ребенок, когда-либо появлявшийся на свет, – объявил он, а затем заразительно улыбнулся. Его пальцы заскользили вверх по животу, достигли набухших грудей Тины и очертили их круговым движением. – Ты будешь великолепной матерью, а я постараюсь стать примерным отцом.

Не оставалось никаких сомнений, что он говорил это совершенно искренне. Тина улыбнулась в ответ. Какое наслаждение – убедиться, что твоему ребенку не грозит опасность. Кроме того, из слов Дьюка она поняла, что он намерен не только одобрить появление на свет их ребенка – нет, он хочет стать ему хорошим отцом. Значит, у нее есть надежда на семейную жизнь!

По крайней мере, пока.

Но все же Тину продолжало тревожить его здоровье. Когда Дьюк наклонился, чтобы поцеловать ее, она заметила, как выпирают жилы на его шее, какие глубокие впадины залегли над его ключицами и под скулами. Черты его лица, обтянутые побледневшей и загрубевшей кожей, заострились и стали еще резче.

– Пожалуй, нам следует еще разок заняться любовью, – пробормотал он, возбуждающе целуя ее.

– Нет. – Тина решительно мотнула головой.

– Почему нет? – бросил он изучающий взгляд. – Боишься навредить ребенку?

– Нет, боюсь навредить тебе. Ты посмотри, на кого ты стал похож! Пока не наберешь хотя бы десяток килограммов – больше никакого секса! – Она насмешливо улыбнулась.

Он состроил горестную гримасу.

– Я теперь тебе не подхожу, так?

– Очень подходишь, вот поэтому-то я и не хочу, чтобы ты скончался на мне от истощения сил. – Она заглянула ему в глаза и встревожилась, увидев там выражение непонятной тоски. – Что произошло, Дьюк?

– Чепуха, – отмахнулся он с напускным легкомыслием, но это странное выражение его глаз тут же пропало. – Как ты думаешь, смогу ли я за один присест съесть столько, чтобы набрать искомый десяток килограммов, и с легким сердцем заняться с тобой любовью? В кухне найдется приличный завтрак?

Вот и все, беспомощно подумала Тина. Тайна прошедших двух месяцев так и осталась тайной. Что же, надо постараться забыть об этом и больше думать не о прошлом, а о будущем, приказала она себе, спуская ноги с кровати и накидывая халат.

– Я собираюсь приготовить тебе великолепный завтрак, Дьюк Торп, и только попробуй не съесть все до последней крошки, – шутливо предупредила она.

Он внял предупреждению.

Через несколько недель Дьюк был уже прежним, как до своего отъезда в Америку. Не приходилось больше сомневаться в его здоровье и жизненной энергии. Он просто сиял от счастья и, как мог, опекал Тину. Дьюк настаивал, чтобы она не перетруждалась с постановкой и даже наняла ассистентов для разъездной работы. Ей пришлось покориться его настойчивой заботе. Когда же Тине приходилось идти куда-либо самой, он не отступал от нее ни на шаг, поддерживал под руку, строго следил, чтобы она не уставала. Тина посмеивалась над его одержимостью, но в душе была совершенно счастлива.

Она наслаждалась его заботливостью, хотя и не переставала гадать о причинах, подвигнувших Дьюка на подобное поведение. Может, все-таки с ним что-то серьезное, и он пытается жить одним мигом, радоваться и целиком отдаваться настоящему? Может, боится, что завтра все для него может быть кончено? Казалось, он совсем не думает ни о чем, кроме Тины и будущего ребенка. Он больше ничего не писал и даже не пытался сесть за работу, совсем забыв дорогу в свой кабинет.

Во всем этом, на взгляд Тины, было что-то непонятное. Если Дьюк всегда так хотел иметь ребенка, то почему же он так яростно отрицал даже саму идею брака? Если бы восемь лет назад он женился на ней, у них уже могло быть несколько детей.

Но тогда, вполне возможно, все его пьесы не были бы написаны. Казалось, что для него один образ жизни исключает другой. Для того чтобы писать, ему необходимо одиночество – так говорил он сам. Может, он и в Америку уехал, чтобы остаться там одному и таким образом возвратить себе творческий настрой. Но это не получилось, потому что она стала теперь частью его жизни.

К тому же он так ни разу и не заикнулся о браке, даже во имя ребенка. Это стало очевидно, когда Дьюк передал ей копию длинного юридического документа, где обговаривались все условия и подробности организации фонда, обеспечивающего ее и ребенка мощной финансовой поддержкой на всю жизнь.

– Дьюк, но ведь наш ребенок еще и родиться не успел, – запротестовала она, пораженная его невиданной щедростью.

– Я хочу твердо знать, что обеспечил вас обоих, что бы дальше ни случилось, – ответил он.

– А что, собственно говоря, может такого произойти? У тебя есть какие-то опасения? – резко спросила она.

Он пожал плечами.

– Кто знает, что нам готовит будущее? Вдруг со мной что-то случится… например, я попаду под машину? Мне не хочется, чтобы в таком случае ты была вынуждена работать из последних сил, чтобы прокормить ребенка. Ты можешь заниматься творчеством, если, конечно, захочешь, и нанять ребенку няню или сидеть дома и воспитывать его сама, но в любом случае ты будешь обеспечена.

– А не проще ли… – Тут она прикусила язык, оборвав готовую сорваться с ее губ фразу. Ведь она же еще давно пообещала не пытаться давить на него.

Он удивленно поднял брови.

Тина коротко глянула на документ и поджала губы.

– Полагаю, ты учел все непредвиденные обстоятельства.

Он молча кивнул.

– Энн – отличный специалист, и, если у тебя возникнут проблемы, Тина, отправляйся прямо к ней, она тебе поможет.

Ах, эта всезнающая Энн, подумала Тина и улыбнулась, пытаясь за улыбкой скрыть тревогу и беспокойство.

– Не стоило тебе беспокоиться, Дьюк. Я ведь сама решила завести ребенка.

– Это и мой ребенок, – напомнил он. – И никакие деньги в мире никогда не смогут достойно вознаградить тебя за тот драгоценный дар, что ты решила мне преподнести.

«Но мне не нужны деньги, мне нужен ты!» – хотелось крикнуть Тине. Однако в этот миг Дьюк привлек ее к себе и страстно поцеловал в губы. И Тина решила, что отныне будет вести себя, как он: жить настоящим и не терзаться из-за того, что может произойти. Надо наслаждаться каждым мгновением, а не мучиться в ежеминутном ожидании несчастий.

Дьюк решил, что городская квартира не самое подходящее место для маленького ребенка. Он перебрал множество вариантов, объехал все лондонские предместья, пока не остановился на одном небольшом, но очень уютном домике недалеко от Лондона. Оттуда Тина могла бы без труда ездить в город. Ей дом тоже очень понравился, и Дьюк тут же купил его, оформив приобретение на ее имя.

Тине было мучительно неудобно принимать в подарок дом, а тем более пожизненную ренту, хотя она и понимала, что это весьма благородный поступок со стороны Дьюка, – он желает обезопасить ее и ребенка от случайностей. Она уже была готова поверить, что Дженни была права, когда утверждала, что он хочет защитить Тину. С этим трудно было спорить, он действительно стремился защищать и опекать ее. Единственное, что Тина никак не могла понять, почему Дьюк окружил ее такой мелочной заботой.

Она проследила за Энн, ставившей на бумаге последнюю подпись, и печально заметила:

– Все это заставляет меня думать, что я стала содержанкой.

Адвокат искренне засмеялась.

– Ох, Тина, что вы только говорите! Да и какая содержанка может мечтать о таком?! Поверьте мне, благодаря Дьюку вы обеспечены куда лучше, чем большинство замужних женщин.

Не сумев удержаться, Тина проговорилась о том, что не давало ей покоя:

– Энн, почему Дьюк не хочет на мне жениться?

Смех мгновенно стих. На лице Энн тут же застыло привычное выражение сдержанности и осторожности. Ее серые глаза сузились, словно она боялась выдать страшную тайну.

– Разве вы не счастливы с ним, Тина? – тихо спросила она.

– Дело не в том, счастлива я или нет…

– Тогда оставим эту тему, – посоветовала Энн. – Вы же знаете, я не вправе обсуждать личные дела Дьюка с вами, равно как и с кем-либо другим.

– Да, знаю. Извините меня. Просто дело в том… – Тина постаралась легкомысленно улыбнуться, – что моя матушка просто покоя мне не дает и пилит меня в каждом письме.

Это оправдание вряд ли было способно кого-нибудь обмануть, тем более такого умного человека, как миссис Йорк, однако та решила подыграть Тине.

– Увы, это случается нередко. Родители верят, что они лучше разбираются в жизни, и стремятся все решать за своих детей. – Она задержала на миг свой взгляд на лице Тины и добавила: – Нельзя ничего решать за других, особенно за близких. Иначе мы можем только искалечить их жизни и навеки оттолкнуть их от себя.

Исподволь высказанное предупреждение не осталось незамеченным Тиной – прими его таким, как есть, или все потеряешь.

Так как Тина меньше всего в жизни стремилась потерять Дьюка, она решила принимать его таким, как он есть, и быть благодарной судьбе за каждый счастливый миг рядом с ним.

Оставшийся до рождения малыша месяц был заполнен ожиданием грядущего счастья. Они с Дьюком вместе ездили в магазины за детскими вещами, придумывали ребенку имя, спорили о его воспитании. Накупили кипы книг о детях, журналов, посвященных дому и саду, продумывали, как обставят свое новое жилище, какие цветы и деревья посадят рядом с ним. Такая безмятежная идиллия продолжалась почти до самого срока родов.

Но вдруг, нежданно-негаданно, их гармоничный и прекрасный мир оказался под угрозой. Все началось в одно замечательное солнечное летнее утро. Тина проснулась, как обычно умиротворенной и радостной. Ни малейшего дурного предчувствия, ни каких-нибудь самых незначительных признаков надвигающегося несчастья. Она встала – в последние два месяца это стало трудновато, – оделась и отправилась на кухню, чтобы приготовить плотный завтрак для Дьюка. Он же просматривал в своем кабинете утренние газеты. На плите аппетитно шипела яичница с беконом, были готовы хрустящие тосты с маслом, сварен душистый кофе. Но Дьюк почему-то задерживался.