Текст книги "Способы создания миров"

Автор книги: Нельсон Гудмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

5. Правильное представление

Валидность дедуктивного и индуктивного вывода и отображаемость предикатов в различной степени независимы от истины, но не от языка. Все они являются стандартами, применяемыми к версиям в словах. А как же насчет правильности невербальных версий? Когда, например, является правильным изобразительное представление?

Два известных ответа состоят в том, что представление является правильным в той степени, в которой оно походит на то, что оно изображает, и что представление является правильным, если в действительности оно делает истинное утверждение. Ни один из этих ответов не удовлетворителен.

Недостатки первого ответа, в терминах подобия, были так полно изложены в литературе, что их детальное обсуждение здесь было бы излишним.[115]115
  См., например, многие места в: E. H. Gombrich, Art and Illusion (New York, 1960), а также LA: I.


[Закрыть] Правильность представления, подобно правильности описания, изменяется с системой или структурой; вопрос «Является ли эта картина правильной?», таким образом, подобен вопросу «Движется ли Земля?» Картина, нарисованная в обратной или иначе искаженной перспективе,[116]116
  См. мою заметку «On J. J. Gibson's New Perspective», Leonardo, Vol. 4 (1971), pp. 359–360.


[Закрыть] или заменяющая цвета на дополнительные, может быть столь же правильна в данной системе, как картина, которую мы называем реалистической в современной стандартной западной системе представления. Но здесь мы должны помнить, что имеются два различных употребления термина «реалистический». Согласно более частому употреблению, картина реалистична в той степени, что в какой она правильна в усвоенной системе представления; например, в современной западной культуре картина Дюрера более реалистична, чем картина Сезанна. Реалистическое или правильное представление в этом смысле, подобно правильной классификации, требует соблюдения традиции и имеет тенденцию свободно коррелировать с обычными суждениями подобия, которые таким же образом основаны на привычке.

С другой стороны, представление, нереалистичное по этому стандарту, может весьма правильно изображать нечто в другой системе, во многом так же, как Земля может танцевать партию Петрушки в некоторой необычной системе координат. 'Неестественная' структура или система могут быть правильны в некоторых обстоятельствах благодаря своему преобладанию в другой культуре или завоевав признание для каких-либо специальных целей. Когда живописец или фотограф создает или раскрывает нам ранее невидимые аспекты мира, то иногда мы говорим, что он достиг новой степени реализма, обнаруживая и представляя новые аспекты действительности. Представление в правильной, но незнакомой нам системе дает реализм в смысле не привития навыков, а раскрытия. Два смысла «реалистического» отражают факторы инерции и инициативы, которые, как мы видели, соперничают в случае правильности индукции и категоризации.

Проблема с другим ответом на вопрос о правильности представления – ответом в терминах истинности утверждения, предположительно делаемого картиной – состоит в том, что картина не делает никакого утверждения. Изображение огромного желтого поломанного старинного автомобиля, подобно описанию "огромный желтый поломанный старинный автомобиль", не содержит обязательств ни к одному из следующих утверждений:

Огромный желтый поломанный автомобиль – старинный

Огромный желтый старинный автомобиль поломан

Огромный поломанный старинный автомобиль – желтый

Желтый поломанный старинный автомобиль огромен,

или к любому другому. Хотя представление и описание различаются в важных отношениях, ни в том, ни в другом случае правильность не может быть вопросом истины.

Для описательных также как для декларативных версий, конфликт может быть рассмотрен в терминах отрицания: "всегда красный всюду" и "никогда не красный где бы то ни было" конфликтуют, в то время как «зеленый» и «круглый» – нет. Там, где две правильных версии находятся в противоречии и не могут быть согласованы некоторым способом, подобным показанному выше, они являются версиями различных миров, если вообще являются версиями мира. Но как отличить в репрезентационных версиях, где нет никакого явного отрицания, пару правильных изображений различных вещей от пары различных правильных изображений одной и той же вещи? Представляют ли картина Сутина и рисунок Утрилло – одна в густых мазках и изогнутых линиях, показывающая фасад с двумя искривленными окнами, другой в прямых черных линиях, показывающий фасад с дверью и пятью окнами – различные здания или одно и то же здание различными способами? Мы должны здесь иметь в виду, что даже для декларативных версий мы не можем провести никакое ясное и устойчивое общее различие между материей и манерой дискурса. Иногда предложение и его отрицание так или иначе совместимы – например, как обращения к различным частям или периодам мира. Аналогичным образом две движущихся картинки – сфера, вращающаяся по часовой стрелке, и сфера, вращающаяся против часовой стрелки, могут изображать Землю одинаково правильно с различных точек зрения. Показать, что две версии являются версиями одного и того же мира, значит показать, как они соответствуют друг другу. И вопрос о Сутине и Утрилло во многом подобен вопросу, являются ли некоторое скопление молекул и мой стол одним и тем же.

Оставив такие темы, скажем, что утверждение истинно, а описание или представление правильно, для мира, которому оно соответствует (fit). Вымышленная версия, словесная или изобразительная, может при метафорическом истолковании может соответствовать некоторому миру и быть для него верной. Я думаю, что, пытаясь подвести описательную и репрезентационную правильность под истину, мы добьемся меньшего успеха, чем подводя истину наряду с ними под общее понятие правильности соответствия.[117]117
  Читателям предшествующих страниц хорошо известно, что ничто из этого не подразумевает ни что некий готовый мир ожидает описания или представления, ни что неправильные также как правильные версии создают миры, которым они соответствует. См. далее раздел 7 ниже.


[Закрыть] Это приносит нам, прежде чем мы исследуем далее природу и критерии правильного соответствия, к версиям, которые не являются ни фактическими, ни вымышленными утверждениями, описаниями или представлениями.

6. Показательный образец

Правильность абстрактных визуальных или музыкальных произведений будет обладать такими аспектами как правильность их композиции, и здесь мы рискуем быть обвиненными во вторжении в священное царство красоты вместо того, чтобы ограничиться видами правильности, сопоставимыми с истиной. Любой такой протест послужил бы свидетельтвом отношения, противоположного моему настоянию на непрерывности, единстве и близости искусства, науки и восприятия как отраслей создания миров. Правильность абстрактных произведений или не-денотирующих аспектов не-абстрактных произведений не является ни идентичной истине, ни полностью чуждой ей; и то, и другое – разновидности более общего понятия правильности. Если мы скажем, что красота или эстетическая правильность является истиной или что она несопоставима с истиной, то это будут, как мне кажется, одинаково вводящие в заблуждение лозунги, и я упоминаю здесь о красоте только для того, чтобы исключить ее из дальнейшего рассмотрения.

Мы видели ранее, что произведения или другие символы, которые не объявляют, описывают или представляют что-либо, буквально или метафорически, или даже не подразумевают обозначения чего-либо, могут представлять миры путем экземплификации. Что составляет правильность или неправильность такой экземплификации? Когда правилен образец?

Наиболее очевидно, так же, как предикат или другой ярлык может неправильно применяться к данному предмету – как, скажем, «красный» к зеленому предмету – так и предмет может быть неправильным образцом в том, что он не является даже инстансом ярлыка, не обладает рассматриваемым свойством. Но также нечто может быть инстансом предиката или свойства, не будучи его образцом, как в случае с портновским образчиком, который является инстансом некоторого размера и формы, но не их образцом, так как он не указывает на эти признаки.

Поэтому следующий вопрос – может ли фактический образец признака[118]118
  Поскольку «свойство» обычно близко связывается с «предикатом», я часто использую термин «признак» в надежде, что он может послужить напоминанием о том, что не все ярлыки являются вербальными.


[Закрыть] все еще не быть его правильным образцом. Мы заметили, что даже в том случае, когда все исследованные изумруды зиние, индуктивный аргумент «Все изумруды – зиние» является неправильным, и что даже при том, что пленники двигались, охрана не должна была стрелять в них. Но, хотя это может дать некоторые намеки в подходе к нашему вопросу, здесь еще нет никакого непосредственного ответа.

Говоря обычным языком, мы различаем между свойствами "не быть образцом признака" и "быть образцом, но нетипичным". Портновский образчик, отрезанный от штуки ткани и используемый в качестве образца – не всегда показательный образец. Он может быть слишком мал, чтобы продемонстрировать узор вообще или так вырезан, что покажет составляющий мотив только частично или во вводящем в заблуждение направлении. Пять образцов, показанные на рис. 5, могут все происходить из одной штуки ткани. Каждый содержит то же количество материи, что и остальные, и, конечно, ни один не содержит целый узор, который может состоять из многих длинных полос.[119]119
  Экземплифицируемые узоры могут сильно варьироваться по специфике, как например, в полоску, в тонкую полоску, в тонкую синюю и белую полоску в четверть дюйма шириной и т. д. Экземплификация, подобно обозначению, может таким образом быть более или менее общей; но принимая во внимание, что общность предиката – вопрос масштаба его применения, общность образца – вопрос масштаба экземплифицируемого признака.


[Закрыть]

Все же среди этих пяти нижний правый может быть единственным показательным образцом. Почему это так? Что это означает?

Прежде, чем мы попробуем ответить, рассмотрим несколько отличный случай: образцы смеси семян трав в данной бочке. При желании мы можем применить любой из двух критериев для определения показательности образца смеси: что смесь в образце находится в той же самой пропорции, как и во всей бочке, или что образец был взят показательно в том отношении, что содержание бочки полностью размешалось, части образца взяты с разных уровней и т. д. Хотя объяснение для первого критерия ясно, такие критерии неприменимы во многих случаях, и мы обращаемся к намного сложнее защищаемым критериям, подобно второму. Когда мы знаем пропорцию различных родов семян в бочке, мы можем сделать образец показательным в первом смысле, сохраняя пропорции в образце теми же. Но когда мы берем пробы морской или питьевой воды, мы не можем знать – хотя надеемся – что образцы являются показательными в первом смысле. Мы полагаемся на то, что мы считаем способом взятия показательных образцов, как на основание для предположения, что наша проба точно отражает состав воды в гавани или емкости. Но что определяет такую показательность в осуществлении выборки?

Вопрос – и ответ – приводит к известному кругу. Показательный образец в этом смысле – тот, который может быть правильно отображен на узор или смесь, или другой релевантный признак целого или следующих образцов. Такая показательность или отображаемость, скорее чем требование или гарантия соглашения между произведенным отображением и действительным признаком целого или следующих образцов, зависят от соответствия хорошей практике в интерпретации образцов – и в восхождении от образца к рассматриваемому признаку,[120]120
  Требования к процедуре меняются при необходимости в различных случаях: для образцов семян скорее должна быть выбрана пропорция типов семян, чем такие другие признаки, как действительный подсчет, а для портновского образчика нужный узор мог бы быть построен обычным сложением повторов на лоскутах.


[Закрыть] и в определении, является ли этот признак отображаемым. Хорошая практика, в свою очередь, зависит от привычки, подвергаясь непрерывному пересмотру под влиянием разочарования и новых изобретений. Когда результаты правильно сделанных предсказаний неверны, неудачу можно списать на невезение или, если такие случаи заметны или распространены, то представления о том, что составляет хорошую практику, могут быть пересмотрены. Некоторое соответствие среди образцов – проверка хорошей практики и показательности образца, но такое соответствие сильно зависит также и от того, какие ярлыки или роды являются релевантными и правильными. Таким образом, здесь так же, как в обычной индукции, важнейшим фактором является новое укоренение предикатов, определяющее, что именно экземплифицируется, правильно ли взят образец, является ли экземплифицируемый признак отображаемым и что составляет соответствие среди образцов. Действительно, отображаемость очевидности отличается от показательности образца прежде всего тем, что очевидные свидетельства и гипотезы суть утверждения, а образцы и то, что они экземплифицируют, могут быть неязыковыми. Таким образом, некоторые образцы и невербальные ярлыки или признаки, экземплифицированные ими или отображаемые из них, в отличие от утверждений очевидности и гипотез, могут принадлежать к таким символьным системам, которые не являются ни денотационными, ни артикулированными.[121]121
  ОБ артикулированных, или конечно дифференцированных символьных системах в противопоставлении плотным системам см. LA: IV.


[Закрыть]

В случаях с тканью и семенами я говорил о том, что отображение узора или смеси производится на целую штуку ткани или бочку, или емкость; однако обычно мы отображаем их на другие разумно выделенные части: на пакеты семян или отрезы ткани, или питьевые порции воды. И это стоит отметить по нескольким причинам. Во-первых, все такие доли, часто представляющие для нас первичный интерес, могут весьма отличаться от целого в требуемом отношении; например, даже если смесь в бочке находится в соотношении 50 на 50, каждый пакет мог бы содержать семена только одного или только другого рода. Во-вторых, в таком случае не достигнуто соответствие среди образцов, которое предстает, таким образом, более прямым способом проверки показательности образца для нормального отображения. И в-третьих, наше внимание привлечено к виду соответствия, которого требуется достичь среди образцов: не все образчики должны быть одинаковыми до тех пор, пока из них можно сложить тот же самый узор, и не все пакеты семян должны содержать точно ту же смесь, скажем, 50–50, а только должны варьироваться вокруг этого соотношения избранным статистическим способом (как медиана, среднее число или метод) или таким образом, чтобы логическая сумма всех принятых образцов приблизительно давала соотношение 50–50.

Произведения искусства не отрезаны от рулона или вынуты из бочки – они взяты из моря. Они буквально или метафорически экземплифицируют формы, чувства, сближения, контрасты, обнаруженные в мире или встроенные в мир. Признаки целого не определены, и показательность образца зависит не от того, хорошо ли перемешалось содержимое бочки или насколько разнесены места взятия воды, а скорее от координации образцов. Другими словами, правильность композиции, цвета, гармонии – показательность произведения как образца этих признаков – проверена нашим успехом в обнаружении и применении того, что экземплифицируется. Что считать успехом в достижении соответствия – зависит от того, что именно наши привычки, постепенно изменяющиеся перед лицом новых столкновений и новых предложений, принимают за отображаемые роды. Композиция картины Мондриана правильна, если она отображаема на структуру, действенную в наблюдении мира. Когда Дега изобразил женщину, сидящую около края картины и выглядывающую из нее, он бросил вызов традиционным стандартам мизансцены и предложил на примере новый способ видения, организации опыта. Правильность композиции отличается от правильности представления или описания не столько по своей природе или стандартам, сколько по типу символизации и используемому способу референции.

7. Пересмотренная правильность

Итак, истинность утверждений и правильность описаний, представлений, экземплификаций, выражения – композиции, рисунка, дикции, ритма – прежде всего вопрос соответствия с тем, к чему производится та или иная референция, или с другими представлениями, или со способами и методом организации. Различия между соответствием версии миру, мира – версии и версий – друг другу или другим версиям исчезают, когда признана роль версий в создании миров, которым они соответствуют. Знание или понимание рассматриваются как расположение вне приобретения истинного полагании к обнаружению и изобретению соответствия всех видов.

Процедуры и тесты, используемые при поиске правильных версий, располагаются от дедуктивного и индуктивного вывода до выбора показательного образца и соответствия среди образцов. Несмотря на нашу веру в такие тесты, их требования часто могут казаться неясными как средства для определения правильности. Действительно, мы обращаемся скорее не к возможности оправдать наше доверие индуктивному выводу или процедурам взятия показательных образцов, а непосредственно к возможности доверять тому обоснованию, которое может иметься для этих процедур. Выбор «зеленого» скорее чем «зинего» как отображаемого предиката или размешивание содержимого и встряхивание бочки с семенами могут походить на заклинание дождя – ритуал с некоторыми празднуемыми успехами и некоторыми пренебреженными неудачами, который культивируют до тех пор, пока он не окажется слишком пагубным или вызывающим недоверие. Но столь мрачное представление подразумевает дискредитированное требование обоснования как убедительный аргумент, что тест или процедура будет гарантировать или по крайней мере улучшать наши возможности достичь правильных заключений. Мы видели, напротив, что правильность категоризации, которая входит в большинство других множеств правильности – скорее вопрос соответствия с практикой; что без организации, без выбора релевантных родов, производимого развивающейся традицией, нет никакой правильности или неправильности категоризации, никакой валидности или недействительности индуктивного вывода, никакой показательности или непоказательности образца и никакой однородности или неравенства среди образцов. Таким образом, обоснование подобных тестов правильности может состоять прежде всего в показе не того, что они являются надежными, но того, что они являются надежными.

В любом случае, результаты тестов являются временными, в то время как об истине и правильности мы думаем как о вечных. Прохождение многих различных тестов увеличивает приемлемость; но то, что однажды было максимально приемлемо, может позже быть неприемлемо. Полная и постоянная приемлемость, тем не менее, может быть принята как достаточное условие правильности. Такая окончательная приемлемость, хотя и столь же недоступна, как абсолютная правильность, является, однако, объяснимой в терминах тестов и их результатов.

Правильна ли композиция картины и точно ли содержащееся в утверждении описание – это проверяется рассмотрением и повторным рассмотрением картины или утверждения и того, на что они так или иначе указывают, тестирующим его соответствие в различных применениях и с другими структурами и утверждениями. Можно вспомнить интригующее замечание Констебля, подчеркнутое Гомбричем,[122]122
  Art and Illusion, p. 33 и в других местах.


[Закрыть] что живопись – это наука, где картины – эксперименты. Согласие по изначально непроверенным суждениям[123]123
  Понятие «суждение» в том виде, в котором оно используется здесь, должно быть освобождено от исключительной ассоциации с утверждениями; оно включает, например, предчувствие соответствия композиции или решения о нацеливании ударов, принимаемые биллиардистом.


[Закрыть] или среди них и их устойчивость после проверки встречаются довольно редко как для композиций, так и для утверждений Кроме того, правильность композиции и истинность утверждения в равной степени относительны к системы: композиция, которая неправильна в мире Рафаэля, может быть правильной в мире Сера, подобно тому, как описание движения бортпроводницы, которое является неправильным с контрольной вышки, может быть правильным с пассажирского кресла; такая относительность не должна быть принята за субъективность ни в одном из этих случаев. Хваленое требование принятия научным сообществом не выдерживает фундаментальных споров, бушующих почти в каждой науке от психологии до астрофизики. Суждения о Парфеноне и Келской Книге[124]124
  Келская Книга (по названию ирландского города Kells) – средневековый манускрипт четырех Евангелий Вульгаты, считающийся самой красивой книгой в мире. С 17 века хранится в Тринити-колледже в Дублине (прим. пер.).


[Закрыть] менялись едва ли в меньшем диапазоне, чем суждения законов тяготения.[125]125
  Любопытно, что такие наблюдения иногда приводятся, чтобы показать, что поскольку наука прогрессирует, а искусство нет, суждения научной истины более объективны, чем суждения художественной правильности. Причина того, что более ранние теории могут быть устареть благодаря появлению более поздних, а более старые работы – нет, часто состоит, как я думаю, в том, что более ранние теории, насколько они обоснованны, поглощаются поздними и становятся заново выводимы из них, в то время как произведения искусства, функционируя как символы, не могут быть поглощены новыми или получены из них. Я не могу здесь войти в детали этого объяснения.


[Закрыть] Я не утверждаю, что правильность в искусстве менее субъективна, или даже не более субъективна, чем научная истина, но только предполагаю, что граница между художественным и научным суждением не совпадает с границей между субъективным и объективным и что любое приближение к универсальному согласию о чем-либо существенном является исключительным.

Мои читатели могли ослабить это последнее убеждение, единодушно соглашаясь с предшествующим – довольно извилистым и в двойном смысле пытливым – ходом мысли.

Конечно, имеются бесчисленные другие альтернативы, чем (14) и (15), конфликтующие с обоими; точки могут быть рассмотрены как состоящие из противоположных диагоналей или из любых других двух или более линий, имеющих общее пересечение, или рассмотрены различными способами в терминах областей.

Примечание к пятому изданию. В настоящем тексте конец первого абзаца был пересмотрен, как и два последние предложения третьего с конца абзаца главы («Полная и постоянная приемлемость, тем не менее…»). Обсуждение истины и приемлемости было заменено решительно иной трактовкой в книге Нельсона Гудмена и Кэтрин Елгин «Реконцепции», глава X. (Reconceptions by Nelson Goodman and Catherine Z. Elgin (Hackett, 1988), Chapter X).