Текст книги "Медвежонок Васька"

Автор книги: Нелли Осипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

МЕДВЕЖОНОК ВАСЬКА

На полярную станцию белого медвежонка лётчики привезли с острова Врангеля. В подарок. Медвежонок вылез из самолёта, покрутил головой, привыкая к тишине, и стал обнюхивать сапоги полярников.

– Это он знакомится с вами, – сказали лётчики.– Зовут его Васька. Кормите его супом, кашей и не привязывайте. Привяжете – одичает.

И улетели.

Полярная станция приютилась у берега моря. Справа сопки, слева – тундра. А в тундре всё ровно, гладко: зимой кругом один снег, а летом болотца тянутся на сотни километров.

Васька быстро подружился с полярниками. Но признал хозяином только дядю Фомича, кока. В войну дядя Фомич служил на корабле, воевал с фашистами. Потом стал полярником. Высокий, добродушный, неторопливый кок был на станции старше всех и умел делать всё, что нужно на Севере. Сам он рассказывать о себе не любил, но полярники знали, что семья его погибла во время войны. Так и жил дядя Фомич за Полярным кругом вот уже больше двадцати лет.

Целыми днями Васька сидел под дверью камбуза– так на полярных станциях и на кораблях называют кухню – и умильно посматривал на окно. А когда дядя Фомич выходил в своём белом колпаке, Васька вставал и смешно крутил лапами в воздухе, просил каши. Очень он любил её. Зато и рос не по дням, а по часам.

Скоро Васька вымахал таким большим, что, когда вставал на задние лапы, голова его оказывалась вровень с головой дяди Фомича.

–      Бороться хочешь? – спрашивал его дядя Фомич.

Васька мотает головой и лезет на него. Ухватит одной лапой за рукав тужурки, а другой норовит поддать по ногам.

–      Ишь циркач, – смеётся дядя Фомич. – Свои приёмы борьбы придумал, – и хватает Ваську за короткие уши. Этого Васька не любит – бьёт лапами по рукам, голову освобождает.

Стал Васька такой сильный, что, когда разбалуется, готов бороться подряд со всеми, даже с собаками. На станции держали несколько собачьих упряжек. Но ездовые лайки, животные

степенные, с чувством собственного достоинства от сознания своей важной роли в хозяйстве станции, бороться не любили. А вот щенки с Васькой играли.

Лежит, бывало, Васька на солнышке, греется, дремлет. А щенок к нему крадётся. Ползёт по снегу, распластался, шерсть на загривке дыбом, даже рычит тихонько. Подползёт к медведю – прыг да за окорока его. Зубы у щенка маленькие. А Васькину шерсть и большая собака не всякая прокусит – медведю такой укус словно комариный. Но Васька встаёт, рычит, лапами машет, старается не попасть по щенку – словом, тоже играет. И оба довольны.

Летом полярники ездили на рыбную ловлю. Забросят один раз сеть в лагуну – морской залив, и готово: на целую неделю обед.

Когда первый раз Васька увидел кузов тракторной тележки, полной рыбы, с ним произошёл конфуз. Сытый вроде медведь, от масла и сахара отворачивается, а тут заревел, зарычал, полез в тележку, лёг на рыбу, гребёт её под себя лапами и никого к ней не подпускает. Прибежал дядя Фомич. Кричит:

– Васька, домой!

Куда там. Васька и ухом коротким не ведёт. Рычит, норовит лапой стукнуть, зубы оскалил – а они у него уже

большие, жёлтые, и над ними чёрная бахрома свисает, как у злой собаки.

–      Васенька, Васенька,– зовут полярники.—Давай лучше бороться.

Не слушает Васька. Сам рыбу не ест и другим не даёт.

Ушёл дядя Фомич и вернулся с ремнём. С обычным флотским широким ремнём с медной бляхой, а на бляхе – якорь.

Увидал Васька ремень, вылез из тракторной тележки – тяжело так – плюх на землю и убежал.

–      Дядя Фомич, что это он так ремня боится? – спрашивают полярники. – Ростом с тебя, одной лапой твой ремень порвёт и тебя сомнёт, а боится.

Улыбнулся Фомич:

–      Когда он маленьким был, я его иногда ремешком учил. Зайдёт в камбуз, что-нибудь стащит, ну и приходится... До сих пор боится.

Кроме ремня, Васька почти ничего и никого не боялся. Разве вот только кота. Впрочем, кот с полярной станции – совсем другая история.

СТРАШНЕЕ КОШКИ ЗВЕРЯ НЕТ

Так вот – Васька боялся Труса. Да как! Увидит – и бежит. И никто не знал, почему. А Трус рассказать не умел. Если бы умел, рассказал бы вот что.

Когда Васька был ещё маленьким – чуть побольше немецкой овчарки – решил он познакомиться с одним непонятным зверем. Ходит такой полосатый, усатый, хвост длинный, лапы мягкие, мурлычет, на собак внимание не обращает, и те его не трогают, а люди ласкают. Очень интересно было Ваське с ним поиграть, лапой прижать. Лапа у Васьки уже тогда была как валенок.

И вот однажды морозным днём сидел Трус на крылечке и жмурился на солнце. Сидит так Трус, а к нему Васька подбирает г я. Ползёт, старается бедняга, просто в снег вжимается – а спина у него огромная, на полметра над снегом торчит. И думает Васька, что его никто не видит. Подполз он к Трусу сзади, притаился и стал свою лапу к коту тянуть. А кот сидит, только один глаз скосил да ухо чуть прижал. Собаки– те, что с ним в тундре поближе познакомились, сразу бы поняли, что это значит. А Васька не понял – и тянется. И только он хотел лапой кота придавить, тот как вскочит, как фыркнет, как зашипит, как шерсть распушит – ужас! И когтистой лапой Ваську по носу.

Бедный Васька взвыл от боли, носом в снег тычет, скулит. И – бежать к дяде Фомичу жаловаться.

А Трус спокойно сел, лапу лизнул и глаза прикрыл. Будто и не он сейчас полярного медведя до полусмерти напугал.

Вот с тех пор и стал бояться Васька кота. Сам выше человека ростом и, если захочет, лапой не то что кота – моржа убьёт. А как увидит Труса – кругом обходит, вспоминает знакомство. Не даром говорится: страшнее кошки зверя нет.

ТРУС

Звали кота Трус. Появился он на станции так давно, что только дядя Фомич это помнил.

Однажды на полярной станции завелись крысы. Злые, огромные, с голыми красными хвостами, наглые – человека видят и не бегут. Появились они на складе продуктов. Просто беда! Утром дядя Фомич пришёл на склад, – а там следы ночного пира. Крупа, мука рассыпаны, ящики про-грызаны.

Пробовали крысоловки – не идут в них крысы. Опытные, наверное, были. Пробовали яд – не берут. Пробовали стрелять – из нор не показываются, а как отвернёшься – шмыг и схватила кусок.

Попросили полярники лётчиков привезти с Большой земли кота. Так появился на полярной станции кот. Здоровенный– от хвоста до носа почти метр, лохматый, полосатый. Ну прямо тигр, а не кот! И звали его, как богатыря из сказки, – Руслан.

Обрадовался дядя Фомич:

– Теперь крысам конец. Переловит их Руслан.

Посадили Руслана на ночь в склад. Утром пришли, открыли дверь... Крупа рассыпана, мука рассыпана, мешки продраны – опять попировали крысы. А Руслан, поджав под себя пушистый хвост, сидит на балке под самым потолком и дрожит. Увидал людей, жалобно мяукнул, спрыгнул и стал о ноги тереться. Спасите меня, мол, от этих страшных зверей.

– Какой же ты Руслан, – сказал в сердцах дядя Фомич.– Настоящий Труслан. Трус ты попросту, вот ты кто. – И выгнал кота из склада.

Никто больше не хотел знаться с Трусом. Кормить кормили, а играть не играли. Трётся кот о ноги, мурлычет, спину выгибает, но никто к нему руку не протянет, за ухом не почешет. Трус – вот и весь разговор. И перестал кот ходить на камбуз. Всё реже его видели на станции.

Как-то дядя Фомич приметил – направился Трус в тундру, к нему две собаки с разных сторон. Раньше, бывало, только он завидит собак, со всех ног на чердак. А тут увидал Трус собак и стоит. Виду не подаёт. Сел. Собаки к нему бегут, рычат, лают – сейчас от кота мокрое место останется. А Трус сидит. И посматривает – то на небо, где чайки кружат, то на сопки, где курится дымок пурги. Бегут к нему собаки – и чем ближе, тем медленнее и медлен-

«

нее. Подбежали совсем близко, остановились и пошли в сторону. Испугались – уж очень не по-кошачьи вёл себя.

„Ну, видно, снова Трус становится Русланом", – подумал дядя Фомич. И решил проследить за котом: откуда такая смелость.

Оказывается, Трус повадился ходить в тундру и охотился там на полярных мышей – лемингов.

„Так вот почему он ко мне на камбуз перестал ходить", – догадался дядя Фомич. Только никому ничего не сказал, а сам решил проверить, стал ли Трус смелым охотником, или он только против мышей молодец. Взял он вечером кота и отнёс на склад. А утром открыл дверь—смотрит, сидит Трус под самым потолком на балке, хвост поджал, глаза зелёным светятся.

– А ну, брысь отсюда! Трус никчемный! – рассердился Фомич и тут увидел: у самого порога шесть крыс лежат, в рядок – хвостами внутрь, головами к порогу. Лежат и не шевелятся. А Трус спрыгнул с балки, выгнул спину и к дяде Фомичу. „Мяу". Как, мол, охота?

Всю неделю жил Трус в складе. И крысы исчезли.

Стал Трус важным, степенным, вот только на Руслана не откликается. Отвык. Да не в имени дело.

ПУРГА

Если снег становится синеватым, если .на сопке растут седые космы снежных вихрей, если собаки скулят и роют снег, кусают его и делают себе норки – значит, будет пурга.

Налетит страшный ветер. Поднимет тучи снега. И полетит снег так плотно, что хоть ложись на него. И ничего не видно – идёшь и своих ног не различаешь, как будто по молоку шагаешь. А ветер злой, в каждую щёлочку одежды норовит пробраться, выдуть тепло, обморозить нос, щёки, уши.

Поэтому, когда пурга, полярники из дому не выходят. А если очень уж нужно – к приборам сходить, или собак накормить, или антенны проверить – делают специальные канатные дороги Натягивают толстую верёвку, чтобы за неё держаться. Когда особенно сильная пурга, то и привязываются к канату, чтобы ветром в тундру не унесло. Унесёт – пропал.

Однажды в полярную ночь – было тогда Ваське уже два года – пошёл дядя Фомич в пургу собак кормить. Четыре дня дула пурга, собаки голодные сидели. Взял Фомич с собой молодого радиста Юрку. Ему пурга в диковинку – пусть привыкает. Привязал Юрку к канату, а сам решил не привязываться. Старый был полярник дядя Фомич, всего навидался, и так за канат удержится. Вот и пошли. Одной рукой дядя Фомич за канат держится, в другой руке мороженую рыбу для собак несёт. Идут.

И вдруг упал радист.

– Юрка, вставай, нельзя на снегу! – кричит дядя Фомич.

Да разве в пургу услышишь. Ветер относит слова. Стал Фомич поднимать Юрку, уронил рыбу. Уронил рыбу для собак! Её ветром по снегу погнало. Пропала рыба! Ринулся за ней дядя Фомич – и в одно мгновение потерял из виду и канат, и Юрку. Потонул в снежной пыли.

Юрка стал кричать – да напрасно. Только время потерял. Побежал к дому. Да в пургу не очень-то побежишь. Ветер тебя гнёт, норовит бросить на снег. Канат дёргается, не пускает...

Прибежал Юрка в дом:

–      Спасайте, спасайте!

А кого спасать, где – и сказать не может. Только полярники сразу всё поняли, схватили фонари, пистолеты-ракетницы, верёвки, оделись и —в пургу. Обвязались верёвками, один у каната, а другие цепочкой в сторону тундры идут. Каждые несколько шагов ракеты в воздух пускают.

Ветер снег по низу гонит, а повыше он не такой густой. И ракеты там хорошо видны, падают искрами, пока в густой снег не влетят. Да и в снежной каше светлое пятно видно издалека. Если заблудится человек, может заметить, спасётся.

Два часа полярники искали дядю Фомича. Все ракеты расстреляли. Механик трактор завёл, на тракторе кругом ездит. Нет дяди Фомича. Пропал.

Юрка из сил выбился, кричит, стреляет, а на ресницах слёзы застыли. Он виноват, что пропал дядя Фомич, из-за него всё!

И тут вдруг голос знакомый:

–      Ого-го! Ого-го! Сюда – И ракета в стороне дома

взвилась.

–      Вроде, дядя Фомич, – кричит Юрка, – бежим туда!

Обрадовались полярники, поспешили домой. И действительно., стоит у дома дядя Фомич, живой, невредимый – весь белый от снега, и с ним Васька.

Обступили полярники Фомича, трясут его, обнимают.

–      Ну, старина, напугал ты нас. И как это ты?

–      Дядя Фомич' Живой, живой, – только и повторяет Юрка.

–      Да, – отвечает Фомич, – совсем бы мне конец, если бы не Васька. Спас меня медведь.

–      Как это? Не может быть! – удивляются полярники.

–      А вот как, – говорит дядя Фомич. – Погнался я, старый , за рыбой и чуть жизнь не потерял. Вот оно что значит, правила полярные нарушать, в пургу не привязываться.

Стал Фомич рассказывать, как закрутило его, как потерял он сразу направление. В пургу ветер то с правой стороны, то с левой, то в спину бьёт. Трудно по ветру-обманщику направление определить. И поволокло Фомича неизвестно куда – или в тундру, или к морю. В тундру попадёшь – тысячи километров без людей, без жилья. В море попадешь – иди по льду хоть до острова Врангеля, если в полынью не угодишь. А если пурга береговой лёд поломала, тогда сразу конец – в море в меховой одежде не поплаваешь. Утонешь.

„Пропал, – подумал Фомич. – Нужно на месте стоять, пока товарищи на помощь не придут".

Знал он, что не оставят его в беде. Только стоять на месте трудно. Колючий полярный ветер насквозь продувает, словно не меховые полярные одежды на Фомиче, а летняя рубашка. Стоя замёрзнешь. Решил он кругами ходить, чтобы далеко от каната не уйти. Да сбился. Ещё дальше забрёл. То холодно было, а тут вспотел Фомич, идёт, всё хочет против ветра, чтобы к дому ближе. Бьёт его пурга, то в левый бок ветром толкнёт, то в правый...

„Ладно, – думает Фомич,– буду идти. День буду идти, два буду идти. Кончится пурга когда-нибудь. Тогда меня товарищи найдут. С самолёта найдут, вертолёт вызовут. Главное —не упасть, не заснуть, не замёрзнуть".

И пошёл. И вдруг кто-то его со всей силы по спине – бац! Упал Фомич в снег, а на него будто гора навалилась. Ни пошевелиться, ни встать.

„Обвал, – подумал Фомич. – Наверное, к сопкам вышел... Вот теперь конец".

Только чувствует он, что тепло ему, что кто-то сопит рядом, ворочает его с боку на бок. Нет, не похоже на обвал. Наконец, отпустило. Оглянулся – над ним медвежья морда. Попрощался тут Фомич с жизнью. Загрызёт белый разбойник...

А медведь лапой Фомича подталкивает, норовит лизнуть в лицо и сопит радостно.

–      Васька! – закричал Фомич. – Родной ты мой зверюга!

А Васька сопит и бороться лезет.

–      Васька, – говорит ему Фомич, – сахару хочешь? Супа хочешь? Рыбы свежей, не мороженой хочешь?

Сел Васька на снег, голову набок склонил, словно задумался: хочет ли?

–      Домой, Васька, на камбуз! – кричит Фомич. – Сахару дам.

А Васька сыт. Что такое суп, сахар, рыба – он, конечно, знает, но есть ему не хочется. Бороться хочет. Нашёл себе игру – в пургу бороться!

–      Васька, зверюга, варенье дам. Полную банку. Знает Васька и слово „варенье". Остановился опять

голову набок склонил, задумался.

–      Варенье, варенье дам. Домой. На камбуз. Повернул Васька, оглянулся на Фомича и пошёл. Сделал шаг—и исчез в пурге. Нет Васьки.

Побежал Фомич за ним—смотрит, сидит медведь, ждёт. Так и пришли они к дому. Васька-то и в пургу знает, где станция. Хотя обычно в пургу медведь спит, но тут за Фомичём пошёл – соскучился. И спас его.

ВАСЬКА УХОДИТ

Прошло два года. Вырос Васька, никто уже с ним бороться не может – одним ударом могучей лапы человека на землю бросает, хотя и играет в полсилы.

Как-то решил Васька в комнату заглянуть – раньше никогда его в дом не пускали. Стукнул лапой – толстую дверь, обшитую войлоком с петель сорвал. Степенно вошёл в сени, зацепил боком ящик, свалил, полез в другую дверь. Тут выскочил Фомич.

–      А ну уходи! Это что ещё за номера?!

Васька не уходит. Рычит. Любопытно ему, что там, в комнате. Пришлось Фомичу свой ремень доставать. Увидал Васька ремень, поджал зад и наутёк.

–      То-то. – сказал Фомич. – Помнит науку. – И пошёл к Ваське с вареньем в руках мириться. Обидчивый медведь стал, раздражительный. Чуть что не так – уходит.

–      Скоро сбежит наш Васька, – сказал как-то за завтраком дядя Фомич Весна, солнышко пригревает, вот-вот день полярный начнётся. Пора Ваське семьёй обзаводиться.

И правда, всё чаще уходил Васька в тундру или на море. Бродит по берегу, смотрит на льдины, что проплывают вдали. Или рыбу ловит. Или на тюленей охотится.

Перестал на камбуз к Фомичу за едой ходить. Только в гости, поиграть.

А потом и совсем ушёл. День его нет, два, три. Забеспокоился Фомич.

–      Убьют Ваську охотники. Ведь не знают, что ручной он. Бах – и шкура одна, а не Васька...

Посовещался Фомич с друзьями. Потом механик завёл свой трактор-вездеход, сел на него с Фомичём и уехал.

А за повара остался Юра. За завтраком все полярники ворчали: подгорела каша.

–      Эх, Васьки нет. Он бы весь твой запас каши вмиг прикончил, – смеялись они.

А Юра в ответ:

–      Научусь.

И действительно, научился, потому что не возвращались на станцию Фомич и механик три дня.

Вернулся Фомич весёлый и сразу к начальнику станции пошёл. А оттуда в радиорубку.

–      Что-то затеял Фомич, – догадались полярники и пошли за ним.

Юра сидел с наушниками над приёмником и выстукивал ключом. Над ним стоял дядя Фомич. Перед Юрой лежал бланк радиограммы, подписанный начальником полярной станции:

„Всем, всем, всем! Ушёл ручной медведь Васька, который спа. во время пурги Николая Фомича Ивашова, повара полярной станции. Медведь безвредный, людей любит. Просим не охотиться. Просим не охотиться. Его примета – на шее флотский ремень с медной бляхой. Просьба подтвердить приём! “

Через год лётчики рассказывали, что видели далеко во льдах белого медведя с флотским ремнём на шее. С ним была медведица. Когда пролетал самолёт, огромный медведь встал на задние лапы и, склонив голову, посмотрел вслед самолёту.

О чём он думал? О Фомиче? О лётчиках, что привезли его на полярную станцию?

Или забыл уже её?..