Текст книги "Летающие кочевники"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

На вокзале его встретили Софи и Мариано да Пальха. Пожимая руку галантному бразильцу, Антуан оглядывался на сестру: черт возьми, она здорово изменилась. Тропическое солнце пошло ей на пользу. Только вот зачем она выкрасила волосы в черный цвет? Впрочем, задавать вопросы женщине по поводу ее прически по меньшей мере бестактно.

Молодые люди втиснулись в раскаленную духоту машины, и Мариано повел автомобиль к отелю. Пока они пробирались через бесчисленные пробки на перекрестках, Софи успела в общих чертах рассказать брату о событиях, связанных со встречей с серым, и о своей болезни.

– Ты знаешь, Антуан... – Софи закидывала голову, встряхивая гривой иссиня-черных волос, – сначала я готова была покончить с собой, страшная вялость, апатия... А потом волосы... они не то что вылезли, они просто опали с меня, как осенние листья с каштанов. Ах, если бы ты видел в тот момент свою сестренку... Мариано говорил, что с голой головой у меня был вид ящерицы. Подтвердите, Мариано, что это правда.

– Но ящерицы – прелестные создания, сеньорита...

– Благодарю вас, Мариано. А потом... Потом стали расти новые волосы не по дням, не по часам, они росли на глазах... Боже, мне все время хотелось есть. И я ела, ела, хоть и ни капельки не растолстела, правда, Антуан? А волосы выросли как будто даже совсем не мои. Ты потрогай их...

Антуан осторожно провел рукой по голове сестры. Что поделать, он любил эту взбалмошную девчонку... А волосы под его рукой и правда были удивительные: тяжелые и скользкие, как конский хвост.

Да Пальха остановил машину у дверей высокого белого здания.

– Отель "Насьональ". Здесь ваш номер, мсье Берже.

Софи коснулась пальцем щеки инженера.

– Мариано, сколько раз вы уже успели сегодня побриться?

– Дважды, сеньорита.

– Поздравляю. – Она повернулась к Антуану. – Знаешь, Мариано тоже болел. Но легче. Несколько дней подавленного состояния, а потом необходимость непрерывного бритья. Он брился по четырнадцать раз в день...

Маленький повидавший виды "мерседес" отъехал от подъезда. Мариано еще предстояло найти место, куда бы приткнуть машину.

– А сейчас, Антуан, ты переоденешься, примешь душ – и в институт к сеньору Алвисту.

Профессор Алвист – высокий, морщинистый старик с длинным яйцеобразным черепом принял Антуана очень приветливо. Он наговорил гостю множество приятных слов, вспомнил встречи с отцом Антуана на международных симпозиумах и конференциях и пригласил осмотреть институт. Они шли по длинным коридорам, заглядывали в хорошо оборудованные лаборатории, знакомились с сотрудниками. Наконец профессор остановился. Открыл большую белую дверь и широким жестом пригласил Софи, Антуана и Мариано войти.

В полумраке тихо гудели трансформаторы. Перемигивались разноцветными лампочками приборы. Посреди комнаты на столе, закрытом силиконовым колпаком, лежал серый. Он спал. Его узкую голову с характерным костным гребнем посредине охватывали многочисленные электроды. Датчики давления, термопары были разбросаны по всему его мускулистому телу. Лента одного прибора была вся исчиркана поперечными полосами. Софи поежилась. В помещении было прохладно.

– Мы вынуждены были понизить температуру, чтобы приостановить пробуждение мозга. У нас создалось впечатление, что умственная деятельность этого... – профессор помолчал, пожевал губами и осторожно продолжил, – этого существа, освободившись от каких-то подавляющих воздействий, стала бурно функционировать, грозя перейти в бесконтрольный процесс. Организм может не выдержать напряжения.

Антуан повернулся к ученому.

– Ах, сеньор Алвист, чего бы я, кажется, не отдал, чтобы увидеть сны этого человека...

– Человека?

– А разве вы сомневаетесь в этом? Весь его облик...

– Анатомическое сходство еще не является доказательством. Кое в чем он действительно похож на нас с вами, но... мы сделали рентген. Даже в строении скелета имеются отличия.

– Это может быть результатом уродства, вырождения. Какое-нибудь неизвестное науке племя, сохранившееся в глубинах гилеи...

– Активность его мозговой деятельности отнюдь не свидетельствует о вырождении. Перед нами удивительная загадка природы...

– Знаете, профессор, у меня, кажется, есть идея...

В дверь постучали: "Сеньор профессор, телефон из Поко да Крус. Просят подойти сеньора да Пальха".

Мариано рванулся из лаборатории. Стуча каблуками по каменным плитам, за ним поспешила Софи.

– Это от Машадо, идем...

Когда Антуан с профессором Алвистом вошли в приемную, разговор уже был окончен. Стиснув голову руками, в кресле сидел Мариано. Софи нервно ходила по комнате, сердито выговаривала что-то инженеру.

– Что случилось, Софи?

Девушка остановилась на полуслове. Она круто повернулась к брату и, метнув яростный взгляд в сторону Мариано, объяснила:

– Машадо нашел их. Всех, всю компанию вместе с летающим ковчегом! Он просит прислать вертолет. Иначе до поляны, на которой остановились пришельцы, не добраться. Ты понимаешь, всего-навсего паршивенький вертолет – и мы их накроем... А Мариано говорит, что мне давно пора ехать к шефу, заниматься прямым делом... Грозит разрывом контракта...

– Вертолет, вертолет... – Профессор Алвист подошел к столу, глаза его молодо заблестели. – Конечно, можно обратиться к американцам, они не откажут. Но там, где гринго, там нет чистой науки... И все-таки выход есть!

Несколько минут спустя курьер института спешил по раскаленным улицам Ресифи, держа в руках конверт, адресованный местной дирекции национальной телевизионной компании.

Выходя из приемной директора института, Мариано да Пальха задержал Антуана.

– Уговорите вашу сестру не ввязываться в эту историю. Машадо не вернулся в лагерь. Поиски ничего не дали...

Сознание вернулось внезапно. Еще не открывая глаз, Машадо услышал какие-то голоса, шелест листьев. Тогда, падая, он успел подумать: "Расшибусь о камни!" А затем сразу мрак, тишина. И никакой боли... Странно.

Он открыл глаза. Над ним колыхались ветви карнаубы. Видно, это они спасли его, смягчили удар. Сколь ко же времени прошло с момента падения? Машадо с трудом поднялся, осмотрелся кругом.

На залитой солнцем поляне сновали пестрые. Ковчег был совсем близко. Машадо, шатаясь, пошел в ту сторону. Ему хотелось пить. Но ощущения страха не было. Он даже плохо понимал, зачем идет...

И вдруг он услышал шум вертолета. Сразу на поляне все изменилось. Еще до того, как вертолет показался над возвышенностью, пестрые выскочили из чащи и столпились у ковчега.

Сверкая на солнце лопастями винтов, вертолет сначала повис над поляной, потом стал медленно снижаться. И в этот момент пестрые полезли в ковчег. Машадо даже не заметил, когда возле широкой щели осталось всего три фигуры. Двое – высокие серокожие и рядом один маленький – пестрый. Пестрый поглядел на Машадо, что-то резко крикнул и ткнул одного серого копьем. Тот проворно попятился и полез в щель. Потом тупое копье уткнулось в грудь Машадо, оттесняя его к корме. Машадо не сопротивлялся. Здесь, возле ковчега, он выполнял то, что ему приказывали, как механизм. Что-то парализовало волю и оставило в нем единственное желание – держаться рядом с удивительным кораблем, не уходить от него... Он покорно подошел к корме, встал рядом с серым и навалился на пористую, покрытую темными потеками стенку. И вот стена дрогнула, отодвинулась, Машадо вынужден был переступить, чтобы не упасть. Он не удивился тому, что они вдвоем с серым сдвинули эту громадину. Он не удивился бы сейчас ничему...

А ковчег явно двигался. Сначала потихоньку полз по поляне, выбираясь на простор. Серокожий, опасливо косясь на пестрого малыша, стал обходить корму по направлению к щели. Пестрый снова ткнул Машадо копьем, и тот, словно в полусне, последовал за серокожим. Ковчег уже не полз, он скользил по траве, набирая скорость. Машадо стал отставать. И вдруг десятки маленьких цепких рук подхватили его, щель, будто живая, распахнулась, пропуская человека. Он вдохнул резкий, какой-то уксусный запах и провалился в темноту. А где-то уже почти рядом, сквозь рев и треск мотора вертолета, послышался женский крик. "Машадо! Машадо!"

5

До сих пор свое отношение к фантастике я выражал

только в критических статьях. И вот пробую фантазировать

сам – ух, до чего трудно!

Владимир Дмитриевский

События последних недель казались Антуану каким-то бредом. Известие о болезни Софи. Ночной полет через Атлантику. Встреча со светящимся шаром, чуть не закончившаяся катастрофой. Таинственные дикари, летающие над Южной Америкой в допотопной ладье. А может быть, и не только над Южной Америкой?.. Исцеление сестры, не менее загадочное, чем ее болезнь. Серая мумия в лаборатории профессора Алвиста... Мутный поток дешевой сенсации, захлестнувший страницы газет, предположения одно чудовищнее другого...

"Черт меня дернул бросить раскопки и ехать сюда, – думал Антуан. Больше всего это похоже на мистификацию. Но кому она нужна и зачем?"

Уже вторую неделю Антуан торчал в Манаусе вместе с Софи и Мариано да Пальха. Теперь, когда в поиски таинственной ладьи включились самолеты и вертолеты, она вдруг бесследно исчезла. Исчез и Машадо...

– Бред какой-то... Бред, порожденный удушающей тропической жарой и ядовитыми испарениями гилеи, – пробормотал Антуан, отшвырнув скомканную газету.

На первой полосе какой-то журналист совершенно серьезно вещал, что "летающие дикари" – авангард космической армии, прибывшей из ядра Галактики и готовой начать вторжение на Землю.

Зазвонил телефон у изголовья. Антуан взял трубку и услышал голос Софи:

– Проснулся? Быстрее одевайся и иди в холл. Вести от Машадо...

И вот они, все трое, сидят в номере да Пальха и разглядывают незнакомого человека в лохмотьях. Изможденное смуглое лицо, клочья кустистой бороды, лихорадочно блестящие глаза.

– Кто ты? – в третий раз спрашивает да Пальха.

Незнакомец пытается ответить, но из горла вырывается лишь невнятный хрип. Голова бессильно откидывается на спинку кресла.

– Этот человек предельно истощен, – Антуан резко отодвинул кресло, встал. – Дай ему коньяка, Софи.

Рюмка коньяка, влитая в рот незнакомца, подействовала мгновенно. Он открыл глаза, прижал к груди худые руки.

– Ради мадонны, поесть... И я все расскажу вам, сеньоры.

Софи торопливо налила кофе, пододвинула ветчину. Незнакомец быстро расправился с ветчиной, запивая ее огромными глотками кофе. Еще не прожевав последнего куска, начал рассказывать:

– Я – Жоакин Мауро, сборщик орехов. Меня просил найти вас человек, который называет себя Машадо. Я...

– Ты его видел? Что с ним? – перебил его да Пальха.

Как бы защищаясь, Жоакин простер руку, раскрыв грязную окровавленную ладонь.

– Я все расскажу, сеньор... Но, умоляю, не перебивайте. Моя бедная голова может лопнуть. Я видел настоящих дьяволов, и они не исчезли, когда я осенил их крестным знамением. Пестрые маленькие дьяволы, сеньор. И самое страшное – они появились не из-под земли, а с неба! Было это так... Закурить бы, сеньоры...

Антуан протянул ему пачку сигарет. Жоакин выхватил одну, прикурил от зажигалки, с наслаждением затянулся.

– Так вот, сеньоры, я пробирался по лесу, у меня было хорошее ружье и мачете. Я не боялся ни ягуара, ни каймана. Для вооруженного человека, сеньоры, гилея – родной дом...

Да Пальха терпеливо переводил. Софи подумала о ягуаре, которого непременно подстрелит. Антуан покусывал мундштук потухшей трубки.

– Я простой метис, сеньоры, но я умею подписывать свое имя и много раз видел самолеты, прилетавшие с побережья в Манаус. Но я никогда еще не видел летающей гамбарры...

– Гамбарры? – прервал Антуан.

– Плоскодонное судно для перевозки скота, – пояснил да Пальха.

– Она летела так свободно – и без крыльев! И в сто раз быстрее... Потом вдруг стала кружиться над гилеей. Сначала высоко, потом пониже, еще пониже... Я подумал: может, она за мной охотится? Скинул с плеча ружье, но она полетела дальше, все медленней и так низко, что, казалось, вот-вот зацепится за вершины деревьев. Я побежал за ней. Думал, опустится на землю. Она летела, а я бежал, потом стал отставать и вдруг увидел автомобильную дорогу. А дальше – высокий глухой забор, за ним – крыши. Никогда не поверил бы, что в самом сердце гилеи может быть такая фазенда! И тогда я подумал: эта гамбарра, наверное, отсюда. Это ее фазенда!

– Вот видите, – насмешливо сказал Антуан, – ваши пришельцы имеют-таки своего хозяина. Все это, конечно, мистификация, мои дорогие. Вот так.

– Но рассказ не окончен, мсье Берже, – возразил да Пальха. Продолжай, Жоакин.

Тот вскочил с кресла. Теперь он пытался изобразить в лицах все, чему стал свидетелем:

– Гамбарра садится на землю. Очень медленно, как перо фламинго. Села посредине просеки, на дороге. И тут в ее боку открылась дыра, словно рот, а из дыры как посыплются... Да, сеньоры, теперь я знаю, что падре Франсиско ничуть не врал, говоря о жителях ада. Из дыры посыпались дьяволы! Маленькие, пестрые... Потом выволакивают человека! Бьют, щиплют, толкают – наверно, большой грешник. Он молчит. Я осеняю себя крестом. Что делать? Как бороться с нечистой силой? Выбегаю на просеку, стреляю в небо – раз, два, три! Среди дьяволов переполох. Лезут в брюхо гамбарры, верещат, тащат за собой грешника. А он вдруг кричит мне: "Эй, парень, меня зовут Машадо. Найди сеньора Мариано да Пальха, скажи, что они притащили Машадо сюда! Получишь пару винтемоз! Торопись!" Я торопился, я очень торопился, сеньоры. Два винтема – большие деньги для сборщика орехов...

Да Пальха вынул из кармана несколько монет, протянул Жоакину.

– Что же было дальше?

– О, благодарю, сеньор. А дальше... Дальше я ничего не понял. Открылись ворота фазенды, выскочили здоровые парни, стали хватать дьяволов и пинками загонять в ворота. Ну, а потом кто-то стукнул меня по затылку... Пришел в себя – спеленат как младенец. Сквозь ветки вижу звезды. Джип лезет напролом в самую чащу. Едем долго. Наконец, остановка, два парня молча вытаскивают меня из машины, швыряют на землю. Сами садятся в джип. Кричу, умоляю развязать меня. Ни слова в ответ. Каррамба! И джип ныряет в темноту...

– Незавидное положение, – хладнокровно заметила Софи. – Что же было потом?

– Мне удалось перетереть веревки о корень. Ночь провел на дереве. Когда рассвело, выломал толстый сук и пошел через гилею. Святая мадонна! У меня не было даже мачете. Одни орехи и плоды бакури поддерживали мои силы. Видит бог, сеньор, никто, кроме Жоакина Мауро, не вырвался бы из этой лесной ловушки. И я шел, чтобы спасти себя и помочь этому Машадо. Такому же бедняге, как я сам. И вот я здесь. Жоакин опустился в кресло.

– Ты честный и мужественный парень, – Антуан крепко пожал смуглую сухую руку метиса.

– Конечно, я был прав, – добавил он по-французски. – Фазенда в гилее – база ваших загадочных дикарей. Не удивлюсь, если внутри этой гамбарры окажется вполне современный двигатель. Но кому понадобилась подобная мистификация? Не знаю, не знаю. Эта часть бассейна Амазонки – белое пятно. Автомобильные дороги?.. Просто невероятно! А может быть, все же это база космических пришельцев? Нет, чушь!

– Мы должны выручить Машадо, – вмешалась Софи.

– Во всяком случае, надо отыскать таинственную фазенду... Но без проводника ничего не выйдет. А Жоакин едва ли согласится еще раз встретиться с нечистой силой.

– Попробуйте все-таки уговорить его...

Да Пальха тронул за плечо задремавшего метиса.

– Скажи, друг, не мог бы ты, хоть приблизительно, показать на карте путь к фазенде?

Жоакин разлепил веки.

– Зачем, сеньор? Я пойду с вами. Мои глаза вернее всякой карты.

Дорога – настоящая автомобильная дорога – вонзалась в лесную чащу, как нож в брусок масла.

– Тут должен быть правый поворот, – уверенно сказал Жоакин, и шофер крутнул баранку.

Джип обогнул гигантскую сумаумейру и остановился на краю зеленой поляны, гладкой, как футбольное поле. Подъехал и затормозил второй джип.

– Здесь, – сказал Жоакин. – Видите, под большими деревьями – забор фазенды.

У джипов остались два водителя и Жоакин.

Да Пальха, Антуан и Софи огляделись по сторонам и зашагали по направлению к фазенде. Пришлось сделать не менее двухсот шагов, прежде чем они приблизились к цели.

Их удивила прочность и высота забора. Справа от могучих ворот в забор была вправлена узкая белая дверь без всяких признаков ручки. Смотровое окошечко. Возле – кнопка электрического звонка.

Да Пальха покачал головой:

– Очень странная фазенда. Никаких плантаций вокруг... Кто здесь хозяева?

– Однако, нас не встречают, – Софи прищурилась, решительно протянула указательный палец и надавила кнопку звонка.

За воротами было тихо. Софи позвонила еще раз, потом еще и забарабанила кулаком в обитую металлом дверь. Наконец, послышался скрип тяжелых шагов по гравию и чей-то грубый голос спросил по-португальски:

– Что надо?

– Мы участники гидрологической экспедиции и хотели бы повидаться с хозяином, – ответил да Пальха.

– А зачем он вам понадобился? – спросил тот же голос, с трудом выговаривая португальские слова.

– Вы удивительно любезны, – не выдержала Софи. – Откройте хотя бы эту дверь и посмотрите, кто здесь.

– А я вас вижу, – по-французски ответил человек за воротами. – Итак, что вам надо?

– Немедленно доложите вашему хозяину, что группа ученых хочет его видеть! – резко сказал да Пальха.

Окрик неожиданно подействовал.

– Ладно... Но вам, сеньоры, придется подождать.

Послышались удаляющиеся шаги. За воротами стало тихо.

– Здесь не слишком гостеприимны, – усмехнулся Антуан. – Если б они еще знали, зачем мы тут...

– Помолчи, – прошипела Софи. – У этих стен наверняка есть и глаза и уши.

Прошло несколько минут. Наконец дверь распахнулась. Здоровенный привратник в легкой белой рубашке и шортах цвета хаки попытался изобразить на лице улыбку:

– Сеньор Брусвеен просит пожаловать к нему. Он особенно рад видеть вас, сеньора...

Привратник посторонился, пропуская путешественников. Едва Антуан, шедший последним, переступил порог, дверь захлопнулась со звуком, напоминающим пистолетный выстрел. "Вот мы и в мышеловке", – невольно подумал археолог.

Человек, увидевший зулусский крааль у подножия Эйфелевой башни, несомненно стал бы протирать глаза, правильно предположив, что такое может только присниться. Нечто подобное почувствовали участники экспедиции, очутившись на обширном дворе фазенды сеньора Брусвеена.

Асфальт. Столбы с паутиной электрических проводов. Огромный гараж из его распахнутых ворот выглядывало сверкающее защитной краской рыло "доджа". В глубине двора – странные постройки из бетона, напоминающие доты, в центре – опоясанный верандой двухэтажный дом. Бетон, стекло. Квадратная башня десятиметровой высоты.

И все это в глубине экваториального леса, вдали от обжитых районов бассейна Амазонки.

Софи щелкнула языком:

– Чудеса! Ты не находишь, что мы совершили прыжок в одну из самых цивилизованных стран Европы?

– Чудеса только начинаются... – пробормотал Антуан, внимательно оглядываясь по сторонам.

На веранде их встретил сам фазендейро. Седой тучнеющий человек с высоким, но узким, словно стиснутым в висках лбом и почти прозрачными глазами.

– Харальд Брусвеен, – представился он. – Бесконечно рад встретиться с вами, господа. – Его французский язык был безукоризненным.

Путешественники в свою очередь отрекомендовались. Брусвеен церемонно склонился над рукой Софи. Его коротко подстриженные усы и густые брови были совсем белыми.

– Прошу, – Брусвеен распахнул двери, ведущие с веранды в просторный холл. – Здесь ванны. Освежитесь с дороги, а я отдам некоторые распоряжения. Живу отшельником, – продолжал он, разводя руками, – и, по правде сказать, не уверен, что смогу достойно принять таких неожиданных и приятных гостей.

– Не беспокойтесь, мсье Брусвеен, – сказал Антуан. – Мы только хотели спросить вас кое о чем. Это займет не часы, а минуты.

– Часы радости короче безразличных минут. В гилее не принято отвергать гостеприимство. Вы, господа, обидите старика, если откажетесь разделить скромную трапезу.

В манерах Брусвеена было что-то старомодное, милое... Кроме того, непринужденный разговор за столом мог пролить больше света на таинственную историю. Да Пальха переглянулся с Антуаном и решил принять приглашение.

Через полчаса, после прохладного душа, гости сидели за большим полированным столом, заставленным бутылками и множеством ароматных закусок.

Подняв первый бокал за встречу и знакомство, хозяин объявил, что уже более четверти века не был в Европе. Он – добровольный затворник и давно при шел к выводу, что человек остается человеком лишь тогда, когда находит способ уйти от политики.

– Я не выписываю газет и редко слушаю радио... – продолжал Брусвеен. – Получаю только специальные журналы. Что же касается предмета моих исследований – экваториальной флоры, то стоит выйти за порог дома – и гилея одаривает своими чудесами.

– Вы ботаник, мсье Брусвеен? – поинтересовался Антуан.

– Да, мсье, так же, как и мой отец, профессор Пер Антон Брусвеен. Мадемуазель, я рекомендую вам это вино. "Шато Марго" 1940 года. Виноделы считают этот год превосходным...

– Для французских виноделов этот год был черным, – заметил Антуан.

– Именно тогда я навсегда распрощался с Европой, – быстро сказал Брусвеен. – Кровь, насилие, кипение политических страстей – это не для меня. Я укрылся в гилее, как в монастыре, и не пожалел.

"Брусвеен, Брусвеен, – думал Антуан. – Откуда мне известна эта фамилия? Я никогда не интересовался ботаникой. Статей его я не мог читать. Откуда же я знаю эту фамилию?.. Кажется, от бразильской жары я перестаю соображать..."

– Я только ученый, – продолжал хозяин, – и поклоняюсь одному владыке – хлорофиллу. Меня куда больше занимает трансформация его зерен, нежели трансформация политических режимов. Кстати, вы случайно не родственник профессора Пьера Симона Берже?

– Он мой отец, – поклонился Антуан.

В прозрачных, как льдинки, глазах Брусвеена мелькнуло что-то похожее на изумление.

– Вот как... – протянул он. – Ваш отец был великим ученым.

"Вспомни, ну вспомни же! – приказывал себе Антуан. – Ты должен вспомнить. Этот странный человек имеет отношение к твоей собственной судьбе. Откуда он знает отца? Тот прославился открытиями в области ядерной физики именно в годы войны, уже когда Брусвеен, по его словам, жил затворником в Бразилии. Отец погиб в застенках гестапо в сорок четвертом..."

Внесли дымящееся, остро пахнущее блюдо.

– Вкусно, – похвалила Софи, пробуя огненную смесь из тушеной зелени, рачков и рыбы, обильно сдобренную красным перцем.

– У вас вкус настоящей бразильянки, – вежливо сказал да Пальха. Каруру – наше любимое национальное кушанье, так же как у вас... гм... лягушки...

– Ненавижу лягушек, – отрезала Софи.

Подали кофе, ликер.

Решив, что наступил подходящий момент, да Пальха стал объяснять Брусвеену причину визита.

Тот слушал не перебивая, не задавая вопросов. Когда да Пальха закончил свой странный рассказ, Брусвеен снисходительно улыбнулся.

– Я читал в каком-то американском журнале вздор о летающих тарелках, – сказал он, неторопливо раскуривая сигару. – Но то, что вы рассказали мне сейчас, побивает все рекорды. Летающие ладьи... пестрые человечки... Ваш метис просто алкоголик. Я скромный ботаник, господа, но я привык к логическому научному мышлению. История, которую вы мне поведали, чудесна. Но смею вас заверить, что ни на территории моей фазенды, ни вблизи от нее никогда не происходило ничего сверхъестественного. А единственные мои гости за последние три-четыре года – это вы, господа.

"Если он даже сейчас мне лжет, – думал Антуан, – откуда все-таки я знаю его фамилию?.."

– Простите, мсье Брусвеен, – обратился он к ботанику, – вам приходилось встречаться с моим отцом?

В прозрачных глазах хозяина мелькнуло что-то похожее на колебание:

– Нет... То есть да... Впрочем, это было очень давно. Задолго до войны.

"Ложь, все это ложь, – твердо решил Антуан. – Может, он не тот, за кого себя выдает? Но тогда кто?.."

– Я мечтаю подстрелить ягуара, – сказала Софи.

– Я знал одного охотника, – голос Брусвеена звучал очень мягко, – он выходил на единоборство с ягуаром, вооруженный копьем. Считал, что ружье может отказать, а копье... Впрочем, я не знаток охоты на диких зверей. Мое единственное оружие – ланцет, а добыча – листья и цветы.

– А из "вальтера" вы хорошо стреляете? – неожиданно спросил Антуан.

Брусвеен широко распахнул свои прозрачные глаза.

– Я стрелял только из лука. Да и то в далеком детстве.

– Но неужели вам... – начал Антуан. Ему не удалось договорить.

В столовую без стука ворвался уже знакомый путешественникам привратник и гаркнул по-немецки:

– Герр Брусвеен... Они там...

Яростный взгляд Брусвеена ударил его словно хлыстом.

Извинившись, хозяин фазенды встал из-за стола и неторопливо подошел к привратнику. Минуту они тихо переговаривались. Потом Брусвеен повернулся к гостям.

– Простите, господа... Произошло нечто непредвиденное.

Он был явно встревожен.

Гости поднялись. Поблагодарив за гостеприимство, распрощались с хозяином.

Он вышел на веранду, прощально взмахнул рукой.

И вот белая дверь в стене вновь раскрылась и захлопнулась со звуком, напоминающим пистолетный выстрел.

– Не кажется ли вам, что нас водили за нос? – спросила Софи.

– Герр Брусвеен... Вот так, – сказал Антуан, напирая на слово "герр".

Жоакин ждал возле джипа.

– Здешний фазендейро утверждает, что не видел ни летающей гамбарры, ни маленьких дьяволят, ни Машадо, – сказал да Пальха.

– Каррамба! Он лжет! Лжет! – темнея от гнева, закричал Жоакин.

Как бы в подтверждение его слов, за высокой бетонной стеной что-то громыхнуло, завыло, и продолговатое массивное тело свечой взметнулось ввысь.

– Ол-ля! Гамбарра! – завопил Жоакин.

Где-то невдалеке затарахтел крупнокалиберный пулемет, прочертив зеленую стену леса и небо над ней бледно-розовым пунктиром трассирующих пуль.

– Единственное оружие – ланцет, – усмехнулся Антуан. – Вот так, друзья мои! Едем быстрей отсюда. Интересно, это бунт или Брусвеен пытался захватить то, что ему не принадлежало...

6

Кабы нам писать не продолжение, а начало, – мы бы еще

и не такое напридумывали.

А.Шейкин, А.Томилин

За окнами качались сосны, касаясь ветвями стен. Тишина и полная отрешенность от сумасшедшего темпа жизни современного города царили в клинике института высшей нервной деятельности.

Прошла уже неделя с тех пор, как в одной из палат появился странный пациент. Врачи, да еще врачи-психиатры – народ привычный, но и они оставляли работу, чтобы взглянуть на мешковатую фигуру, безучастно бредущую вслед за санитаром. Именно фигуру, потому что лица человека разглядеть было невозможно, оно все сплошь заросло густыми блестящими волосами. Однако не это явилось главной причиной его пребывания в клинике.

Этот больной, по фамилии Марков, был внешне безучастен к окружающему миру, хотя первая же цереброграмма показала непрестанную и бурную деятельность головного мозга. Вначале Марков еще хоть как-то отвечал на вопросы, история его болезни заполнялась рассказом о пережитом им приключении. История получалась крайне несвязной, разорванной, а вскоре больной вообще замолчал.

Случай был чрезвычайно загадочный! Все усилия врачей разбивались о нечувствительность пациента к любому внешнему раздражителю. А ведь от этого человека ученые с таким нетерпением ожидали подробностей о посещении нашей страны неведомым летающим кораблем...

На расширенном консилиуме было решено: необычайным больным специально займется доктор Горелов.

– Алвист!.. Доктор Алвист!.. – Антуан мчался, опережая собственный голос. Белый халат, накинутый на него проворной медицинской сестрой, развевался за плечами. Секретарша профессора кинулась ему наперерез, но успела поймать лишь вихрь слетевших со стола бумаг. Дверь в кабинет шефа хлопнула.

– Вот! – Антуан кинул на стол перед Алвистом газету. – На странице четырнадцатой... Я отметил... Читайте, читайте!

Алвист развернул газету. Статья, отмеченная ногтем, не имела броского заголовка и настолько терялась среди остального материала, что было ясно: эта скромность преднамеренна. Статья посвящалась новому способу расшифровки излучений головного мозга, примененному в Ленинградском отделении института высшей нервной деятельности. Подробностей автор не приводил. Новое достижение советской науки он обрисовал сдержанно, зато в конце запускал "черный шар":

"Отныне ничто не может укрыться от глаз коммунистической Чека. Полный видеоконтроль над мыслями – вот что означает новое изобретение Советов".

Профессор оторвался от газеты:

– Очередная репортерская утка. Почему она вас так взволновала, мой друг?

Антуан уже успел отдышаться и, раскурив сигарету, глубоко затянулся и выпустил облако голубого дыма.

– В том-то и дело, уважаемый доктор, что это не утка! Два года назад я был в аспирантуре у ленинградского этнографа профессора Почиталина. Там же, в Ленинграде, я познакомился с некоторыми работами института высшей нервной деятельности. Уже тогда группа доктора Горелова была занята работой над тем, что в этой статье называется "видеоконтроль". И, насколько я мог судить, они успешно продвигались вперед... Конечно, метод разрабатывался сугубо для психических заболеваний. Для тех случаев, когда узнать причины расстройства – главное, а больной сам не в состоянии ни вспомнить, ни ответить на вопросы врача...

Алвист смотрел на молодого француза сквозь очки, сдвинув брови. Он уже понял ход мыслей собеседника и теперь быстро прикидывал в уме, какие преимущества получил бы он сам и его институт от сотрудничества с русскими... "Да, перспективы заманчивы, – думал Алвист, – но могу ли я пригласить русских в Бразилию? Это прежде всего политика..." Он не хотел рисковать своим положением.

– Если подвергнуть серого исследованиям с помощью русского метода... – говорил Антуан. – Вы представляете? Мы смогли бы узнать, какая информация скрыта в его мозгу! Разве вы, доктор, не хотели бы поработать вместе с русскими, применить их метод к нашему дикарю?

Алвист взял сигару. Он тоже волновался, но старался не показывать этого.

– Но ведь это русские, коммунисты... Возможно ли приглашать специалистов из России? Или, по-вашему, я должен поехать туда сам и повезти серого с собой? Боюсь, что после такого вояжа не придется мне возвращаться в Бразилию. Вы же знакомы с нашей политикой и влиянием на нее американцев...

– Вы боитесь! – закричал Антуан. – И тем самым отдаете науку в руки таких, как Брусвеен! В своей фазенде, похожей на дот или бункер, он – а не вы! – завладеет секретами разума этих существ – серых и пестрых. И, можете быть уверены, использует их не на благо цивилизации...

– Вы говорите – Брусвеен? – профессор оживился. – Я не знал, что он в Бразилии. Год назад мы встречались в Стокгольме на конгрессе биологов...