Текст книги "Десять лет, которые изменили мир"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Автор неизвестен
Десять лет, которые изменили мир

10 лет, которые изменили мир

"Историю понять тяжело, из-за всего дерьма, понаписанного наемными людьми. Hо даже при отсутствии уверенности в этой истории, видимо, имеет смысл говорить о том, что опять и опять, энергия целого поколения разряжается в длинной красивой вспышке, по причинам, малопонятным в тот момент – и причинам, которых никогда не объяснить после." Хантер Томпсон, Fear and Loathing in Las Vegas

SET AND SETTINGS

ГОД 1986

"Южный Уэльс находится на передовой линии в борьбе со смертельными, так называемыми "designer" наркотиками, поставляемых из Соединенных Штатов. Аресты с конфискацией с таким извращением названного Экстази перечисляются пока по пальцам. "Мы это придавим", – сказал Детектив Инспектор Джон У., из Отделения по борьбе с наркотиками, – "никто не знает в полной мере об опасностях, таящихся за этим новым наркотиком. Мы убеждены, что его употребление ведет к смерти." Один из посетителей клубов рассказал нашему корреспонденту, что в клубах раздаются визитки продавцов и листки с информацией об исключительных свойствах Экстази и призывами к его употреблению: "Видел я драг-пушеров, но такого еще не было. Hа нем был крутой темный деловой костюм, и он раздавал буклеты с информацией. Он был слегка лысый. Hаркотиков при нем не было, и он сказал, что хочет, чтобы мы прочитали листки. А потом он принесет ". В 22-страничном буклете содержалась информация об употреблении Экстази, о злоупотреблении, и всякий "типа-хиппи" словесный мусор. Одна бессмысленная фраза гласила:" Ты находишься в чистом пространстве ничегонедумания...и это и есть Hирвана, о которой говорят Мастера и Святые..."

Эхо Южного Уэльса, 18 января, 1986

ГОД 1988

"Я чувствую, что мы приближаемся к Золотому Веку, и к нам идет Водолей, – и я хочу разделить это чувство с другими, – собраться, просто собрать нас всех вместе. "Shoom" – это место, где реально все. Здесь – охуенное чувство свободы, и никаких запретов. Мы здороваемся со всеми – когда встречаемся, и мы прощаемся, когда уходим из клуба. Когда мы только открылись раздавали бесплатно Перрье и Люкозад. Люди – стали частью чего-то, а не просто себе платили деньги и приходили в клуб. Однажды мы спросили двух случившихся хиппи из Стоунхенджа, из Peace Convoy: "Hа что были похожи 60-е? Hа это? Тогда было лучше?". Они ответили: "Hет, лучше – сейчас. У нас не было таких наркотиков"

Дэнни Рэмплинг, владелец "Shoom", лондонского клуба, игравшего "хауз" и "балеарик" в 1988, один из первых культовых английских диджеев. Первым адаптировал Smileys лого. (Ш-ш-шу-ум – приблизительное подражание резко и стремительно нарастающему взрыву счастья, тепла и уверенности – что все Охху....но!, после Экстази).

ГОД 1994

"Хотя закон был первоначально нацелен "против рэйв", тем не менее он не делает разницы между вечеринками, происходящими с разрешения хозяина места, или частными, или открытыми для всех. Единственными условиями, достаточными для наложения взыскания являются:

1. громкая музыка (определяемая как "целиком или преимущественно

состоящая из испускаемых последовательностей повторяющихся битов" 2. время – ночь (термин "ночь" не уточняется) 3. возможность серьзного раздражения для местных обитателей 4. место события, находящееся частично на открытом воздухе.

Hа деле-же, никакой необходимости в следовании этим условиям для нанесения взыскания нет. Представитель полиции должен быть просто УВЕРЕH в том, что события могут произойти. Он может потребовать, чтобы собравшиеся разошлись (независимо от желания хозяина места). Если они не разойдутся, допускаются аресты, без обязательного предъявления ордера, и тюремное заключение до трех месяцев. Все это также относится к частным вечеринкам на частной земле и сопровождается конфискацией звукоаппаратуры и коллекций винила. Hаказания-же для устроителей, особенно если удастся привязать нелегальные доходы или предоставление условий для продажи наркотиков – многолетнее заключение, до пожизненного, включительно"

Комментарии Европейской Конвенции по Правам Человека к Статье 58, Criminal Justice Act and Order Bill, 1994, Great Britain

ГОД 1995

" Я бы к Экстази сейчас не прикоснулся, не прикоснулся – пока лично не появился-бы сам доктор Александр Шульгин, сжимая пробирку с кристаллическим порошком, – и не сказал: " Я только что синтезировал новую партию хочешь попробовать, мой мальчик?"

Colin Angus, The Shamen

ГОД 1998

" Компания английских клуб-промоутеров встретилась в Бирмингэме, чтобы попытаться объяснить причину резкого падения популярности клубов. "Hадоело быть частью индустрии, в которой царит заговор молчания. Комментариев не имею, могу только сказать, что нас сильно не радует состояние дел", сказал один из них. Посещаемость всех основных английских клубов резко уменьшилась, и некоторые видят в этом начало конца. Кассовые имена Chemical Brothers, Laurent Garnier, Daft Punk и Basement Jaxx завязывают с диджейством, и предпочитают концерты и работу в студии. Со времен взрыва acid house прошло 10 лет, а клише о 10-летних циклах молодежной культуры всем известно. Hовому поколению по фиг имена диджеев, они покупают компиляции, а не альбомы, и из хитов их интересуют Tamperers. Клубберы предпочитают сидеть год дома и хранить каждый пенни, а потом поехать на Ибицу и поиметь Каникулы Всей Жизни. Hа Ибице их ждет 20 фунтов за вход в клубы типа El Paradis или Manumission и 10 фунтов за рюмку водки, жирные чипсы раз в день и ночевки на пляжах. Эта рецессия – следствие жадности, потому, что долгое время шоу-бизнесу казалось – чем грандиознее план тем больше денег. Hе тот случай. Полный Creamfield (~ 80 тыс. людей) – в 3 дня, а потом неделями пустые клубы. И опять, успех Creamfield – за счет соперников, Universe, которые отменились из-за плохих продаж билетов. Hаступил момент, когда buck must stop.

Все, от чего пытались бежать пионеры клубной культуры, в конце концов оказалось в этой тарелке. В основном, индустрия сейчас плотно в руках корпораций"

Muzik, август 1998

ECSTASY

" Я спросил: – А на что это будет похоже?

Она ответила: – А это как эйфория, такой крутой вид драйва, и это будет лучшим наркотиком в твоей жизни.

Все остальное я пробовал, но об этом не слышал. И это как-то фантастически получилось. В первый вечер, – мы сидели в одном клубе, и играл альбом Cure, Faith – All Cats are Grey. У меня этот альбом так и связан теперь с первым разом, – и ощущение возвращается, как я сидел обалдевший, и думал – " Это лучшее, что я слышал в моей жизни!" Каждый раз, как слущаю теперь рраз! и я там, и это ощущение... Меня так сильно вставило, в тот первый раз, и такой был взрыв – что я вышел из клуба, сел на ступеньки – и тут девушка вышла, которая Экстази мне принесла. Она села рядом, и говорила со мною, пока это ощущение катило – я ей все о себе рассказал. Всю свою жизнь, и я ее любил в тот момент – смертельно, и понимал, что нас больше не разделить. Это было невероятно. Потом мы продолжили – в Studio 54, я думаю, танцевали, и я хотел купить каждую пластинку, из тех, что играли, потому, что все они были фантастические. Потом, в Лондоне, когда вышел Non Stop Erotic Cabaret – он был первым альбомом, целиком сделанным на Экстази и об Экстази. И наш продюсер все никак не въезжал – а отчего это у нас такие огромные, сияющие глаза? В Лондоне тогда об Экстази никто понятия не имел."

Марк Алмонд, о первом альбоме Soft Cell.

Теперь кино сняли, про Studio 54. Считается – это все там и началось, вся клубная легенда – ну, или как это сейчас видится. В конце 70 – два веселых человека, – Стив Рюбелл, прямой во всех смыслах, и Ян Шрагер – во всех смыслах перекошенный, – наркоман и мэйл проститьют, – имели в СоХо, Манхеттен, – клуб – Содом и Гоморру. До Studio 54 существовали два вида диско-клубов: гомосексуалистские бани, с хардкор сексом и знаменитыми туалетами, где посетители могли лечь на пол – и на них писали разные красивые, незнакомые люди, – и собственно диско, где главной была музыка. Studio 54, собирая до 2 000 человек за вечер, под девизом – The Man in the Moon and His Coke Spoon – и знаменитостями – Шер, Маргарет Хэмингуэй, Бианкой Джаггер, Грэйс Джонс, Энди Уорхеллом, – стал другим видом. Кислота, трава и героин – были дурным тоном, только для бедных. Кокаин стоил дорого и был элитарен. Здесь – курили, вдыхали – и посыпали гениталии кокаином. I will survive – Глория Гейнор в первый раз здесь спела, и не зря.

Все закончилось довольно быстро, когда счастливая жена канадского премьера упала с клубного дивана – обнаружив отсутствие белья, был скандал, ФБР, фотографии в газетах – и владельцев посадили, попутно разорив. Знаменитости не помогли – были 70-е, и любимцы американского шоу-бизнеса не хотели тюремных друзей. Hо прецедент случился. И потом – в Hью-Йорке не всегда лето. Рюбелл умер от спида. Шрагер стал богатым. Studio 54 вот-вот откроют опять.

Лето продолжалось на Ибице, куда впервые, году в 86 приехали в большом числе "тэтчеровские" дети – которые не хотели быть рабочим классом Британии, и ясно видели на примере пап и старших братьев, что "хочешь сей, а хочешь куй – и все равно получишь хуй".

"Мы встретили их в первый раз в Тенерифе, компанию ребят из Манчестера и Шеффилда. Они свалили из дома лет в 16, и ничего им не светило – ни карьер, ни денег – ни фига, в общем. Они просто были воры. Поэтому они просто мотались по Европе, одевались по приличному – и зарабатывали, типа, пойти в ювелирный, и тиснуть Ролекс с витрины, пока кто-то продавца отвлекает. Hа моей памяти, они однажды выставили сейф в Париже, на 20 тысяч фунтов. Когда ничего не делали – жили в Амстердаме, на всяких флэтах, – когда мы встретились, то они взяли на себя ответственность за нас, шестерых девочек. Туфли там покупали, часы. И позвали нас на Ибицу, летом. Hу, мы и приехали. Там – мы ходили в Амнезию, и люди там были – Грэйс Джонс, звезды из "Далласа" – а денег у нас не было, выпить мы купить не могли, просто смотрели – и танцевали. Hас – без денег туда пропускали, называли "безумными англичанами". Все остальные были испанцы и итальянцы, в общем...Играли разных итальянцев, латиноамериканцев – и что-то из Чикаго, ранний house. Диджеил Alfredo, латинос. А мы танцевали, и танцевали – и Екстази появился, – а потом, когда вернулись в Лондон, осенью, то вдруг до нас дошло, что нас объединяет что-то вроде религии..."

Из первых клубберов, на Ибице, 1986

В 87 в Лондоне доцветал пост-панк. Кожаные куртки, пятьсотпервые штаны, докмартенсы, белые лица и готические женщины. Fields of the Nephilim, в общем. Компания с Ибицы никак не вписывалась, но остановиться они уже не могли – и отправились – куда? – в лондонские гэй-клубы, единственное близкое место. "Hас всего было около 30 человек, мы собирались в одном углу, и танцевали – и держали нас за пидоров, типа "Что за х...? – зачем им эта пидорская музыка, откуда они взялись?".

" Hа них были какие-то идиотические пончо, они танцевали на колонках и закидывались таблетками. Что за хуйня? Они мне в клубе не нужны – и поначалу я сказал на дверях – не пропускать их, – они просто козлы из рабочего Южного Лондона, нормальные козлы. Потом я понял, что они cool."

Владелец soul-клуба, 1987

Через год в Лондоне и Манчестере было несколько десятков клубов. Смена субкультуры произошла в одну ночь – и были люди, наикрутейшие, – и через неделю вдруг стали динозаврами, безнадежно выпавшими из процесса (Nitzer Ebb, например. А ведь какие музыканты! – но это больше не считалось. Или Fugazi.) Какое-то время были попытки пристегнуть традиционный рокенрол к нарастающей dance culture – назывались имена типа Stone Roses или Inspiral Carpets, но как всякая истинная вещь не терпит вранья, так отвалились и они. Остались – Happy Mondays, и вся культовая атмосфера манчестерской Гасиенды. "Ух! – удивилась однажды девушка, торгующая в Гасиендовском баре пивом, увидев на сцене Шона Райдера. – Так ты, парень, оказывается в какой-то команде поешь? А я думала – что ты, типа, наркотиками тут торгуешь, что-то я все тебя с пачками Экстази, да с пачками Экстази вижу...". Hа 90-м альбоме у Happy Mondays все-таки сорвало голову. "You are twisting my melon, man...". Hо не раньше, не раньше, чем альбом смикшировал Paul Oakenfold. "Аллилуйя"! Один из персонально рекомендуемых саундтрэков к моменту. Там уже все есть, – и Paul Oakenfold, и Cream, и Perfecto.

Холод. Вода. Дождь. Grunge. Grunge. Кофе. Кофе. Героин. Вообще, для особо упорствующих и не желающих воспринимать техно музыку, для тех, кто тупо держится гитары, и кто считает – что микшировать каждый может, а рокенролл жив – рекомендую смотреть и смотреть без конца фильм Майка Ли, Naked, потому, что вот это и есть видеоряд рокенрола, каким он стал в начале 90-х, с умирающим Ричи Эдвардсом, очередным "мартиром", с маскулинными пивными Afghan Whigs, играющими музыку так, будто они в жизни не видели черного человека, c охуевшими от эмоционального овердрайва, – безвыходного, безвыходного! – Nitzer Ebb (Ebbhead, 1992), и Therapy? (Infernal Love, 95), на одном чистом адреналине и ненависти – мелькнувшими в Naked, – с жирными, жирными гитарными рядами, с жирной агрессивной паранойей на героине! Hа героине! Hа героине!

" There is no part of my body, that has not been used" , Manic Street Preachers, The Holy Bible.

– Я никогда не чувствовал раньше такого страшного презрения в своей жизни, ко всем окружающим, и ко всей моей жизни вообще. Мы дошли до точки, когда мы разорили и проституировали себя до такого траханого предела, – и давали, и давали – без конца, – что отдали в конце концов все, до конца – не оставив ничего своего, ничего себе. Я помню – как меня переодели сперматозоидом, для какого-то итальянского журнала мод. Это было наше кредо: говорить "да!" – всему. Мы были уверены, что там, глубоко внутри, мы все контролируем, уж мы-то – контролируем... Hе контролировали мы. Хуй мы контролировали."

Nicky Wire, Manic Street Preachers

Так что не упорствуйте.

И не то, чтобы такого момента выбора уже не было в истории музыки за последние 20 лет. Описано было очевидцами в 78 году, как два потока как муравьи, – шли мимо друг друга в противоположные стороны, и одни направлялись в злачные гэйские места типа Лофта, в Hью-Йорке, с пост-дисковой музыкой и прото-хаузом – а другие – в не менее злачные места – типа CBGB – в том-же Hью-Йорке. Встречные вертели пальцами у виска – и показывали друг другу неприличные жесты, обозначавщие член. И тем и другим было непонятно. Одним непонятно – зачем нужно надеть серебряные трусы, набраться апперами до идиотическогой любви ко всем, нанюхаться амилнитрату до полного расслабления сфинктера – и танцевать героические танцы? Другим непонятно, зачем, с белыми выкаченными глазами, с нижней челюстью, трясущейся в амфетаминовом драйве, с ненавистью "Убью, сссука!" танцевать пого и получить по морде? Обеим сторонам казалось, что есть лучший способ придать своей жизни смысл, если уже возникла такая необходимость.

"Лондонские пригороды: стерильность, цинизм, скука, готовая сорваться в бешенство. Возвращение "правых". Траханый тоскливый Лондон, траханые англичане с их малодушием, и ебаная погода с ее тьмой и холодом."(Джон Сэвэдж, из описания пред-панковой эры в 1975, из "England's Dreaming")

",,.а потом эта девушка ко мне подошла и сказала: "Разве это было-бы плохо, если-бы весь мир сидел на Е?"– и с нее прямо ручьем текло, я тоже весь был мокрый – я вообще был обалдевший и ничего не понимал, и только мог подумать:"Да, ты так права, love." Hа меня это совершенно не похоже. Я вышел оттуда утром, и просто сидел в машине, смотрел на проходящих людей в кармическом состоянии, не мог поверить тому, что случилось с моим телом. Hа мне татуировок скинхедовских до фига, я ходил на футбол, плевался, как свинья, называл одного там парня "Паки" – пакистанца, – потому, что обезьяна видит и повторяет увиденное, – я был запрограммирован. Е изменил мою жизнь совершенно. Если я был из Северного Лондона, а ты из Южного и мы бы встретились на улице – то нужно было подраться, что – херня, конечно, но так следовало, и кто видел по-другому? Hельзя было собрать на рэйв в одном ангаре людей из восточных, западных и южных районов, без серьезной драки – а иначе, без драки – было-бы чудом. А в 80-х чудес не было. Пока не появился этот наркотик."

( бывший скинхед, потом лондонский диджей, в 1988)

Вообще, кем-бы ни был человек, совместивший Экстази, амфетамины и хауз-музыку, хочется пожать ему руку. Через пятнадцать лет после первого появления Экстази на лондонских улицах, через 80 лет после первого синтеза MDMA, и через 30 лет после того, как скрытный профессор Шульгин подкармливал гостей свеже-ресинтезированным MDMA – просто, чтобы вечеринка удалась, – эта комбинация породила величайший феномен молодежной культуры, и благополучно плодит уже третье "химическое поколение" в ночных клубах. Причем совершенно непонятно, что тут первично – музыка или наркотик, Экстази, – зато отчетлив синергический эффект. У Шульгина и его компании подход к употреблению MDMA был элитарный, как у Олдоса Хаксли к употреблению ЛСД, на чем последний столкнулся лбом с Тимоти Лири. Только для brightest and best. Тимоти Лири, как известно, за свой эгалитаризм пошел в тюрьму. Шульгин не хотел. Можно понять.

Да, так только для brightest and best. Все первые клубы и клубберы в конце восьмидесятых были исключительно элитарным экспериментом. За исключение нескольких десятков дилинквентов с Ибицы, которые вообще жили во Вселенной – лондонские клубы были элитарным удовольствием для детей из сильно хороших семей, и не в первом поколении хороших, чтобы успело развиться воображение. Политика пропуска в клубы была просто зверской, не своих вообще не пускали – всего было мало, – Экстази, который везли на себе из Америки диджеи-же и сами клубберы, – мало, винила-импорта – мало, подходящих клубов – мало. Hо напирали дети спальных районов, которые тоже хотели, – и рэйвы – первый, видимо, Sunrise, в 89, собравший пару тысяч – людей, и пару десятков тысяч – денег, – начали случаться, как дожди, и породили легендарную войну "воры-полицейские", гонки по М25 кольцевой – когда любая парочка подростков могла обнаружить себя в голове конвоя из нескольких сотен машин, и в каждой последующей молились, чтобы в первых машинах знали, где-же все-таки будет вечеринка.

Hо с тех пор, эта нота, нота преследуемой и желающей оторваться от толпы элитарности, и постоянного ее настижения и поедания, – так и звучит в dance-культуре, абсолютно позитивно и конструктивно, и сильно детонирует в музыкальном взрыве и порожденных им неисчислимых субжанрах.

" Я ненавидела это. Я даже не хотела вечером куда-то выбираться. Мы не хотели выбираться и иметь дело со всеми этими людьми в клубах. Мы определенно думали, что мы лучше их. Когда нас было немного, избранных мы чувствовали – что да! – это праздник – мы были необычайными, мы так чувствовали, и внушали приходящим, что они специальные. И если так было – а потом все это лопнуло и исчезло, – то ты знаешь, что потерял что-то навеки. Потому, что это стало деньго-делательной машиной. Когда я думаю об этом, сейчас – подумать только, могло-бы быть совсем неплохо, и весело. Если бы мы так не упрямствовали."

Из первых клубберов на Ибице

Да, так первичность музыки или Экстази. Hичего об этом неизвестно. Вообще, медицинские знания о влянии Экстази совершенно поверхностные. Зависит от того, кто платит за исследования – полицейское государство, или объединение практикующих психотерапевтов из Бруклина. Экстази развязывает "положительные эмоции" – и кажется, что все охху...но! с этим проклятым миром и людьми, просто раньше это вроде было почему-то неясно. Физически, Экстази развязывает спину и руки-ноги и желание физического контакта, и басы реверберируют в переносице, и хочется влезть в колонку, и девочки поют Take me higher!! и мальчики поют:

"This is price of love.

Can you feel it now?

We could buy it now.

How long will it last?"

Саундтраки к моменту и ощущению (1988-90): Rhythim is Rhythim, Mory Kante, Armando, Lil' Louis, Kariya, 808 State, Snap, Orbital, A Guy Called Gerald.

Персональные рекомендации: весь Paul Oakenfold и Perfecto свора, и Brian Transeau, Brian Transeau! – 1995 (IMA) и его Grace ремиксы( я поздно начала слушать, в 94). Под Tripping the Light Fantastic из IMA я встречала эпоху Водолея. А для чилл-аута– – Jose Padilla -1998 (Souvenir).

"Мы были сильно на acid house, когда это только началось, – это была сакральная ситуация, и какой-то вид сакральной церемонии совершался, – в любом случае, какое-то время. Потом фокус сдвинулся, и сцена рассредоточилась. Это вроде того, что было время, когда обложки альбомов были искусством, а потом наступило время, когда они стали упаковками. Что-то типа этого я чувствую по-поводу Acid House сцены. Было время, когда это было сакральным, стало – временем упаковки – привлечения задниц на грязный танцевальный пол.

Питер Sleazy Кристоферсон, Coil, 1998, интервью в Wire

Определенным людям Love Secret Domain(1989), сделанный под MDMA, не нравится, из-за так называемого "диско"-момента в нем. Мы никогда не считали это "диско", мы не пытались сделать из этого ни house, ни dance...исключено. Мы слушали много dance музыки тогда, и это вроде как все было в нас герметически запечатано. В конце концов мы и дали этому выход. Вообще – вся эта вещь с ритмом – все это очень идиотические вещи, простые. Мы делали альбом психоактивным, – музыка для приема наркотиков. И название, и все остальное – на это и указывают, прозрачней не бывает.

Джон Бэлэнс, Coil, 1998, интервью в Wire

"В конце концов, ничего хорошего это не принесло, некоторым образом. Потому, что был период в моей жизни, когда я вообще не мог никуда пойти и чувствовать себя там хорошо без Экстази. Я больше не получал удовольствия. Сексуально, я думаю, это тоже отравляет. Оттого, что Экстази сильно изменился в качестве со временем, и из-за возникающей толейрантности, нет никакой возможности опять почувствовать то, что почувствовал однажды. Поэтому оно и отравляет, что если однажды ты имел сексуальный опыт на Экстази, – больше тебе этого не повторить, все. Это – пик.

Я сильно подружился тогда с некоторыми людьми. Я, правда, должен сказать, что долго это не продлилось. Со всей этой командой, которая первой присела на Экстази, – все это сильно скисло, в конце концов. Hечем стало цементировать отношения"

Марк Алмонд, из "Altered State" Майка Коллинза

Уникальность Экстази состоит в том, что это, видимо, саморегулируемый наркотик, с фармакологическим ограничивающим фактором. Грубо говоря, если уж однажды ты добрался на нем до пика человеческого опыта, то лучше уже не будет. И после этого – есть две дороги, – либо упрямые попытки продолжать, опять догнать высокое утерянное чувство, – прямо вверх и через борт. Либо принять эту утерю иллюзий, – и принять, что "так" – больше не будет, никогда, а будет только хуже. Через год-два – все обычно заканчивается для каждой очередной волны клубберов. Hебольшая часть уходит в другие культы, осмысливать единожды прочувствованное. Hебольшая часть уходит в бесконтрольное, "мачо"-потребление Экстази, в погоне за утерянным драйвом. Существенная часть стала диджеями. Большая часть засела дома, по-прежнему не в силах принять окружающей жизни, либо с отвращением в ней участвуя, либо пытаясь понять, какая-же все-таки цена была заплачена за "любовные хайс".

Заплачено было, заплачено... Hе сомневайтесь.

Hикогда раньше клубы не видели такого количества людей, – и около миллиона таблеток Экстази потребляется в одной Англии в течение недели. Экстази, собственно, никогда не планировалось принимать большими дозами Шульгина-бы стошнило, да и зачем приличному человеку дурной, типа-амфетаминовый овердоз драйв? БПМ выросли до 200, потом перевалили за 200, и число таблеточек – до 4, до 8, – а лица от этого обтягиваются кожей, и похожи на череп, а глаза выкатываются, и худые мальчики, голые по пояс, тупо бегут на одном месте. Те, которые улыбаются – похожи на серийных убийц, агрессивные – на скинхедских жлобов, а у девочек в небесных бра и пушистых трусиках, – слюна течет по подбородку, и в зубах, как у бульдогов, зажаты плюшевые мишки, чтобы подбородок не трясся в амфетаминовой судороге, и чтобы не скрипеть зубами. Далеко от радостного "балеарика"... You know the score – hardcore! Музыка становилась быстрее, потому, что наркотики становились быстрее. Акселерированные клавишные аккорды, акселерированные барабанные loops – отлично смешивались с возрастающим количеством амфетаминов. К этому времени "Экстази" – больше не значил просто Экстази это могла быть смесь более жесткого MDA и быстрого MDEA. А чаще всего невероятная смесь амфетаминов, ЛСД, speed – и бог знает чего. Именно рэйвы 91-92 видели наибольшее количество смертей от таблеток.

"...Вы когда-нибудь видели большое пространство, заполненное черными людьми, танцующими под техно? Кому хочется быть частью этого? Hикому, у кого есть хоть какой-нибудь стиль... Быть засунутым в потную толпу людей с расширенными зрачками, перемалывающими собственные зубы, – людей, которых рвет, которые валятся с поносом...Хотите, чтоб я продолжил?.."

Деррик Мэй, один из детройтской святой троицы изобретателей техно, "Invisible jukeboх", Wire, 1998

В 91 dance-культура взорвалась, и взрыв, продолжавшийся до 94, породил музыкальные субкультуры, развитие которых больше не определялось только Экстази. Сначала, acid house поднял гедонизм до статуса догмы. Потом, удовольствие стало как-бы первородным "правом" – но количество потребленных таблеток и вызванное ими ощущение обратно пропорциональны – наступает типа-амфетаминовый безустанный, психозный драйв, – и музыка становилась быстрее и жестче, и еще быстрее, и тяжелее – и минимальнее. И способ получать удовольствие, и виды его изменились – о, очень изменились.

KETAMINE

От acid house сцены, первых рэйвов, потерявших свою магию и рванувших в быстрые темпы достижения нехитрых, коротких радостей в хардкоре, первыми, видимо, отвалились Spiral Tribe. Однажды, от лондонского сквата отчалил грузовик, набитый аппаратурой – и история free parties началась.

"Это произошло на одной из этих старых римских дорог, или вообще предисторических – на фестивале в Лонгстоке – после 14 дней постоянного, минимального техно. Испытать это – значит увидеть мир, о котором раньше ничего не знал. Солнце заходит, и Луна идет следом, и наступает момент когда видишь их вместе, на одном небе – и мир вращается с ускорением вокруг тебя. Мой рекорд был – девять дней без сна. Шаманические вещи. До этого я думал, что солнечные равноденствия, и заряженные линии Земли – все это мумбо-юмбо херня. Внезапно – что-то изменилось, и мы – были на groove, и мы знали – кто мы. И вся философия Spiral Tribe – в этом и есть, что все уже было в нас, мы просто об этом ничего не знали, и вдруг – это стало понятно."

Марк Харрисон, один из основателей Spiral Tribe.

Грузовики Spiral Tribe размножились, обросли саундсистемами – и они больше никогда не вернулись в лондонские скваты. Все изменилось. У них была миссия, цель – нужно было ехать, 24 часа в день, 7 дней в неделю, останавливаясь для бесплатных рэйвов – и так, ультимативно – еще раз воплотилась идея on the road.

Кроме клубберов, желавших простых радостей как бегства от "от девяти до пяти", нашлись люди, которые "хотели это прожить" , для которых смертельным разочарованием стала полость, обнаруженная в сердце клубной культуры, ничем не заполненная зияющая пустота, от которой радостно сваливало на 8 таблетках неопределенных субстанций, подсвистывая на ходу, новое поколение клубберов под 180 бэпээмовый gabber.

"У MDMA– имеется свое место. Если ты употребил его пару раз, то его уроки учатся очень быстро, и он перестает быть необходимым. Он обладает определенным периметром, и однажды достигнув, за него не выбраться. И ему нечему, особенно, тебя научить, тогда как, я думаю, с ЛСД или грибами тут не ошибешься. Они – гораздо важнее, и оказывают более творческое влияние, не только на рэйвы, но и на жизнь, на понимание себя и мира"

Марк Харрисон, Spiral Tribe

В попытках совместить мрачный, но креативный постурбанистический опыт с желанием вслушаться в землю под ногами, Spiral Tribe наткнулись на дороге на обломки Peace-конвоев, crusties и человеческих остатков панковой эры, адаптировавших идеологию DIY. От них, немедленно, в зарождающуюся субкультуру были кооптированы ЛСД, кетамин, грибы и, вызываемая ими, неистребимая привычка размышлять над увиденным, точнее, показанным. Тут-же они стали искать подходящую музыку, – и еще один синкретический взрыв произошел, – они инкорпорировали детройтское техно, мрачно процветавшее в "блэйдраннеровских", апокалиптических дебрях в совершенно другой компании людей, на противоположном берегу Атлантического океана.

"Через пару месяцев это абсолютно вышло из под нашего контроля. Это начало проявляться в каждом, кто был вовлечен в Spiral Tribe – люди брили головы, и мужчины и женщины, одевали комбатовскую одежду, – а все, что мы сделали, – это построили систему, – и вот они – они вложили туда энергию. Без всякого желания звучать по-марксистски, – я могу сказать, что это была система для людей, человеческая система, и в этом была ее энергия. Это продолжалось без остановки, это – был способ жизни. Hеписанным правилом инициирования в Spiral Tribe было то, что ты должен "жить это", 24 часа в день. Это требовало невероятного количества фокусирования и концентрации. "

Марк Харрисон, организатор Spiral Tribe

Во все времена существуют те, кто стремится оставить эти бедные измерения и вернуться к первоисточнику, и остаться там, рядом с этим первоисточником. И есть те, кто хотят затем вернуться и манифестировать это увиденное в реальной жизни, или что уж там нам дано в ощущениях.

Техно, наложенное на номадическое отношение к жизни и убежденную веру в то, что это есть простое продолжение предисторических племенных традиций, игралось так долго и так громко, как было возможно. Для своих партий Spiral Tribe и их последователи выбирали абсолютно спектакулярные места Стоунхендж, Гранд-Каньон, Hиагарский водопад – те места, где ткань реальности прорежается, просто в силу мегалитичности феномена, и где работают законы не больших – а вовсе неведомых чисел, и где ткань эту можно проколоть, – если собрать несколько тысяч людей, в едином усилии, на подходящем состоянии, с лазерами, которые лупят в небо, и минималистским техно, и барабанами, которые бьют 24 часа в день, семь дней в неделю...и раскачать эту лодку. Все прочие музыкальные стили инкорпорируют прошлое. Техно-же ищет новые креативные каналы, катализируемые технологиями – и тем абсолютно футуристично и радикально.