Текст книги "Апокрифы древних христиан"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Поэтому думается, нет оснований применительно к «Грому» говорить о «фундаментальной дуалистической перспективе гностика»  [309]309
  MacRae G. Op. cit. P. 121. 


[Закрыть]. Вырисовывается иная картина. Двойственность мира человеческих ценностей, которую в их единстве до поры до времени не воспринимают люди, отвечает реальности первого уровня, в котором являет себя божество. Эта реальность существует, покуда она не осознана. С ее осознанием, ее «заклинанием» появляется возможность перехода к реальности иного уровня, открываемой «отрезвленными» людьми.

Единство задается памятнику не только говорящей, но и людьми, на первом уровне – ошибающимися, наставляемыми, прозревающими и на втором – обретающими жизнь.

Единство сообщает «Грому» и тема знания (незнания), пронизывающая его. Самоопределения держащей речь должны помочь слушателям узнать себя. Это все та же властно заявляющая о себе в гностических документах, основная для Апокрифа Иоанна тема знания как самопознания. Напоминающий заклинание, текст подчинен тому, чтобы направить людей, раскрыть цельность того, что в их сознании разобщено и противоречиво, перевести их на новую ступень восприятия – реальности. В этой преобразующей читателя установке памятника своеобразно отражается его социальная природа.

Если попытаться кратко определить суть и пафос памятника, думается, можно сказать следующее. Это очень далеко простирающаяся, образно выраженная мысль о единстве во множестве онтологических, гносеологических, социальных, культурных противоположностей. Причудливое сочетание в тексте кусков, явно имеющих разные истоки, переплавка этого разнородного материала в одном горне, приравнивание многообразных образов и понятий друг другу – в духе поздней античности, поклонения тысячеименной Исиде, стремления Филона Александрийского сблизить Платона и Библию, обращения христианских богословов к античной мифологии и философии и т. д. Эти явления принадлежат эпохе, когда памятник мог существовать и был переписан в собрание рукописей Наг–Хаммади.

Что же касается этого собрания, «Гром» не одинок там. Божество, от имени которого ведется речь в документе, в некотором смысле сродни Софии Эпинойи из Апокрифа Иоанна. Разумеется, можно говорить лишь о каких–то чертах сходства, подсказанных неоднородностью этого образа, совместившего в себе знание и незнание. Другой памятник из собрания иного характера, чем Апокриф Иоанна, – «Толкование о душе», где влияние христианских идей весьма ощутимо, также напоминает «Гром» мучающейся своим падением и раздвоенностью главным действующим лицом произведения – душой. Несомненная близость, отмеченная всеми комментаторами, есть у отрывка из «Грома» с двумя текстами из второго сборника Наг–Хаммади – пятым и четвертым. Как ни далеки могут быть по своему происхождению эти памятники, для определенного уровня сознания, в большей или меньшей степени окрашенного влиянием гностического умонастроения, для составителей сборников, их заказчиков и читателей они обладали известным единством. Недаром в шестом сборнике вместе с «Громом» оказалось несколько памятников, близких христианской традиции, а также герметических, не говоря об отрывке из «Государства» Платона. В этом пестром наборе издателями английских переводов в аннотациях к текстам было справедливо отмечено влияние гностического мировосприятия в идеях и образах  [310]310
  The Nag Hammadi Library in English. P. 265, 278, 285, 290, 292, 298, 300. 


[Закрыть].

Упоминая о связях «Грома», как феномена позднеантичной культуры, с документами, близкими по времени, не стоит забывать о жизни выраженных в нем мыслей в будущем – даже таком отдаленном, как Возрождение. Пусть мифологизирована речь памятника и ведет ее некое женское божество, эта речь отстаивает то единство мира, которое со временем вдохновит и Фичино, и Джордано Бруно, и многих других.

Текст апокрифа «Гром. Совершенный Ум»

(1)Гром. Совершенный Ум.

(2)Я послана

(3)Силой. И я пришла к тем, кто

(4)думает обо мне. И нашли меня

(5)среди тех, кто ищет меня.

(6)Смотрите на меня те, кто думает обо мне!

(7)Те, кто слушает, да слышат меня!

(8)Те, кто ждал меня, берите меня

(9)себе. И не гоните меня

(10)с ваших глаз!

(11)И не дайте, чтобы ваш голос

(12)ненавидел меня, ни ваш слух!

(13)Да не будет не знающего меня

(14)нигде и никогда! Берегитесь,

(15)не будьте не знающими меня!

(16)Ибо я первая и последняя. Я

(17)почитаемая и презираемая.

(18)Я блудница и святая.

(19)Я жена и

(20)дева. Я мать

(21)и дочь. Я члены тела

(22)моей матери. Я неплодность,

(23)и есть множество ее сыновей. Я

(24)та, чьих браков множество, и

(25)я не была в замужестве. Я облегчающая роды

(26)и та, что не рожала. Я

(27)утешение в моих родовых муках. Я

(28)новобрачная и новобрачный.

(29)И мой муж тот, кто

(30)породил меня. Я мать

(31)моего отца и сестра моего

(32)мужа, и он мой отпрыск.

(33)Я раба того, кто

(34)приготовил меня. Я госпожа

[14]

(1)моего отпрыска. Но он тот, кто породил меня

(2)до времени в род

(3)рождения. И он мой отпрыск

(4)во времени, и моя сила

(5)от него. Я опора

(6)его силы в его детстве, [и]

(7)он посох моей

(8)старости. И что он желает,

(9)случается со мной. Я молчание,

(10)которое нельзя постичь, и мысль,

(11)которой вспомятований множество.

(12)Я глас, который многогласен,

(13)и слово, которое многовидно.

(14)Я изречение

(15)моего имени. Почему те, кто ненавидит меня,

(16)вы, кто любит меня, и

(17)вы ненавидите тех, кто любит меня?

(18)Вы, кто отвергает меня, признаете

(19)меня! И вы, кто признает

(20)меня, отвергаете меня! И вы, кто говорит

(21)правду обо мне, лжете обо мне! И

(22)вы, кто солгал обо мне, говорите правду обо мне!

(23)Вы, кто знает меня, станете

(24)не знающими меня! И те, кто не

(25)знал меня, да познают они меня!

(26)Ибо я знание и

(27)незнание. Я

(28)стыд и дерзость.

(29)Я бесстыдная, я

(30)скромная. Я твердость и

(31)я боязливость. Я война

(32)и мир. Почитайте

(33)меня! Я презираемое

(34)и великое. Почитайте мою

[15]

(1)бедность и мое богатство!

(2)Не будьте ко мне высокомерны, когда я

(3)брошена на землю! И

(4)вы найдете меня среди идущих.

(5)И не смотрите

(6)на меня, (попранную) в кучу навоза, и не уходите

(7)и не оставляйте меня, когда я брошена.

(8)И вы найдете меня в

(9)царствии. И не смотрите

(10)на меня, когда я брошена среди тех,

(11)кто презираем, и в местах скудных,

(12)и не глумитесь надо мной.

(13)И не бросайте меня к тем,

(14)кто искалечен, в насилии.

(15)Я же, я милосердна

(16)и я немилосердна. Берегитесь,

(17)не ненавидьте мое послушание

(18)и моей воздержанности

(19)не любите. В моей слабости

(20)не покидайте меня и

(21)не бойтесь моей силы.

(22)В самом деле, почему презира

(23)ете вы мой страх и

(24)проклинаете мою гордыню?

(25)Но я та, кто во

(26)всяческих страхах, и жестокость

(27)в трепете. Я та, которая слаба,

(28)и я невредима в

(29)месте наслаждения. Я

(30)неразумна и я мудра.

(31)Почему вы возненавидели меня

(32)в ваших советах? Потому что я

(33)буду молчать среди тех, кто молчит,

(34)и я явлюсь и скажу.

[16]

(1)И почему возненавидели меня вы, эллины?

(2)Потому что я варвар среди

(3)варваров? Ведь я мудрость

(4)эллинов и знание

(5)варваров. Я суд над эллинами

(6)и варварами. Я

(7)та, чей образ – многочислен в Египте

(8)и чьего образа нет среди вар

(9)варов. Я та, кого возненавидели

(10)повсюду и кого возлюбили

(11)повсюду. Я та, кого зовут

(12)«жизнь», и вы

(13)назвали «смерть». Я та,

(14)кого зовут «закон»,

(15)и вы назвали «беззаконие».

(16)Я та, кого вы преследовали,

(17)И я та, кого вы схватили.

(18)Я та, кого вы рассеяли,

(19)и вы собрали меня.

(20)Я та, перед кем вы стыдились,

(21)и вы были бесстыдны передо мной.

(22)Я та, которая не празднует,

(23)и я та, чьих праздников множество.

(24)Я, я безбожна, и

(25)я, чьих богов множество.

(26)Я та, о которой вы подумали,

(27)и вы пренебрегли мною. Я

(28)немудрая, и мудрость получают

(29)от меня. Я та, которой вы

(30)пренебрегли, и

(31)вы думаете обо мне. Я та,

(32)от которой вы сокрылись, и

(33)вы открываетесь мне. Но когда

(34)вы скрываете себя,

(35)я сама откроюсь.

[17]

(1)Ибо [когда] вы

(2)откроетесь, я сама

(3)скроюсь от вас. Те, кто

(4)через него

(5)неразумное

(6). Возьмите у меня

(7)[знание] из печали

(8)[сердечной] и возьмите меня

(9)к себе из знания

(10)[и] печали [сердечной]. И возьмите

(11)меня к себе из мест

(12)презренных и из разорения.

(13)И награбьте в тех, какие

(14)хорошие, хотя бы презренно.

(15)От стыда возьмите меня

(16)к себе бесстыдно.

(17)И от бесстыдства

(18)и стыда унижайте мои чле

(19)ны в ваших. И

(20)идите ко мне

(21)те, кто знает меня и кто

(22)знает мои члены, и

(23)вы создадите великих в малых

(24)первых творениях.

(25)Идите к детству

(26)и не ненавидьте его,

(27)потому что оно ничтожное и малое.

(28)И не отвращайте

(29)великостей в частях

(30)от малостей,

(31)ибо познаваемы малости

(32)великостями. Почему

(33)вы проклинаете меня

(34)и почему вы почитаете меня?

(35)Вы избили и вы

(36)сжалились. Не отделяйте меня от первых,

[18]

(1)которых вы [познали]. И не

(2)изгоняйте никого [и не]

(3)возвращайте никого

(4)возвращайтесь

(5)не [зна]ет его

(6)то, что мне принадлежит .

(7)Я знаю, я, [первых, и]

(8)те, кто после меня, они знают [меня].

(9)Я же [совершенный] Ум

(10)и покой .

(11)Я знание моего поиска и

(12)находка тех, кто ищет меня, и

(13)приказание тех, кто просит меня,

(14)и сила сил в моем зна

(15)нии ангелов, которые посланы

(16)по моему слову, и богов

(17)в их время (вар.: среди богов) по моему совету,

(18)и духов всех мужей, которые

(19)пребывают со мной, и жен, которые

(20)пребывают во мне. Я та, которая

(21)почитаема, и которой воздают славу,

(22)и которой пренебрегают

(23)с презрением. Я

(24)мир, и война

(25)произошла из–за меня. И я

(26)чужая и горожанка.

(27)Я сущность и то, что не

(28)есть сущность. Те, кто произошел

(29)от сосуществования со мной,

(30)не знают меня. И те, кто в моей

(31)сущности, те знают меня.

(32)Те, кто близок мне, не знают

(33)меня. И те, кто далек

(34)от меня, те познали меня.

(35)В день, когда я близка

[19]

(1)[вам, я] далека от

(2)[вас. И] в день, когда я

(3)[далека] от вас,

(4)[я близка] вам. Я

(5)[одеяние] сердец.

(6)[И я ] природы. Я

(7)творение духа

(8)[и про]винность душ.

(9)[Я] захватывание и не

(10)[захватывание]. Я связь и

(11)развязывание. Я неподвижность

(12)и я развязывающее. Я

(13)нисходящее вниз и

(14)поднимаются ко мне. Я суд

(15)и оправдание. Я, я

(16)безгрешна, и корень

(17)греха произрастает из меня.

(18)Я вожделение для

(19)видения, и душевная

(20)сдержанность есть во мне. Я

(21)слух, который доступен

(22)каждому, и речь, которая не может быть

(23)схвачена. Я немая,

(24)которая не может говорить, и велико

(25)мое множество слов. Слушайте

(26)меня в уступчивости и вы

(27)получите от меня учение в твердости.

(28)Я та, кто взывает

(29){наземь}, и бросают

(30)меня наземь.

(31)Я та, кто приготовила хлеб,

(32)и мой ум внутри. Я знание

(33)моих имен. Я

(34)та, кто взывает, и я та,

(35)кто слышит.

[20]

(1)Я явлюсь [и]

(2)иду в

(3)природа

(4)знак

(5). Я это

(6)их защита .

(7)Я та, которую называют

(8)«истина». И несправедливость [мое имя].

(9)Вы почитаете меня

(10)и вы нашептываете против [меня].

(11)побеждающие их. Судите

(12)их, пока они не совершили суд над вами,

(13)ибо судья и пристрастие

(14)есть в вас. Если вы судимы

(15)этим, кто

(16)оправдает вас? Или если вы

(17)оправданы им, кто сможет

(18)схватить вас? Ибо ваше

(19)внутреннее есть ваше

(20)внешнее, и кто слепил внешнее

(21)ваше, придал форму

(22)вашему внутреннему. И то, что

(23)вы видите в вашем внешнем,

(24)вы видите в вашем внутреннем;

(25)это явлено и это ваше одеяние.

(26)Слушайте меня, слушающие,

(27)и примите поучение моих слов,

(28)вы, кто знает меня! Я – это

(29)слух, который доступен каждому.

(30)Я речь, которая не

(31)может быть схвачена. – Я

(32)имя голоса и голос

(33)имени. Я знак

(34)писания и проявленность

(35)разделения. И я

[21]

(строки 1–3 отсутствуют)

(4)свет

(5)и

(6)слушающие

(7)вам

(8)великая сила. И

(9)не поколеблет имени.

(10)тому, кто создал меня.

(11)Я же, я произнесу его имя.

(12)Так смотрите на его слова и писания,

(13)которые исполнились. Так внимайте,

(14)слушающие, и

(15)вы также, ангелы,

(16)и те, кто послан,

(17)и духи, которые восстали от

(18)смерти. Ибо я то,

(19)что одно существует, и нет у меня никого,

(20)кто станет судить меня. Ибо много

(21)привлекательных образов, которые

(22)существуют в многочисленных грехах,

(23)и необузданности (мн. ч.),

(24)и страстях постыдных,

(25)и наслаждениях преходящих,

(26)и они схватывают их (людей),

(27)пока те не станут трезвыми и

(28)не поспешат к своему месту упокоения.

(29)И они найдут

(30)меня в этом месте и

(31)будут жить и снова не

(32)умрут.

Евангелие от Марии и комментарии

Об евангелии от Марии

Евангелие от Марии дошло до нас на саидском наречии коптского языка (Берл. пап. 8502), в кодексе, который по своему содержанию прямо примыкает к рукописям из Наг–Хаммади: два произведения из четырех, заключенных в кодексе, сохранились также в собрании из Наг–Хаммади. Это – Апокриф Иоанна и «Мудрость Иисуса Христа» (другое название этого текста – «Евгност счастливый»).

Евангелие от Марии, с которого начинается кодекс, привлекает внимание своим построением. Издавший памятник немецкий ученый В. Тилль настаивал на гетерогенности текста  [311]311
  Till W. Die gnostischen Schriften des Koptischen Papyrus Berolinensis. 8502. 2. Aufl. / Bearb. von H. – M. Schenke. В., 1972. S. 2526. 


[Закрыть], французский исследователь М. Тардье в книге «Берлинский кодекс» занял иную позицию: он категорически утверждал цельность евангелия  [312]312
  Tardieu M. Codex de Berlin. P., 1984. P. 22. 


[Закрыть]. Имеющийся в кодексе текст представляет собой коптский перевод с греческого оригинала, к сожалению частично утраченный. Не сохранилось начало евангелия (страницы 1–6), нет также страниц 11– 14. Дошли страницы 7. 1–10, 23 и 15. 1 – 19. 5. Помимо коптского перевода есть греческий фрагмент памятника в папирусах Рейланда  [313]313
  Catalogue of the Greek Papyri in John Rylands Library (Manchester). Vol. III. L, 1938. P. 22; Till W. Op. cit. S. 24– 25. 


[Закрыть], соответствующий страницам 17. 4– 19. 5 коптского папируса. Однако в основе коптского перевода, который, по мнению М. Тардье, восходит ко II в., была другая редакция евангелия, а не та, что представлена во фрагменте III в. Название текста – «Евангелие от Марии» – дано в конце его.

Образ Марии Магдалины, первой, согласно Евангелию от Иоанна ( 20. 11–18), узревшей Иисуса воскресшим, занимает в новозаветной традиции особое место. В гностической литературе легенда о Марии Магдалине разрабатывалась широко и поразному. Епифаний упоминал апокрифические сочинения, связываемые с именем Марии: «Вопросы Марии» (Panarion. XXVI. 8. 1–2) и «Родословие Марии» (XXVI. 12. 1–4). Первый из этих текстов, вызывавший ужас своим кощунственным для христианина содержанием, был частично пересказан Епифанием. В нем Марии была отведена роль наиболее доверенного Иисусу лица. Возможно, как ответ на эту, выдержанную в весьма натуралистических тонах редакцию легенды сложилась иная – в строго аскетическом духе. Она отразилась в коптской рукописи, известной с XVIII в. и удержавшей наименование, которое закрепил за ней ее первый исследователь, – «Пистис Софиа»  [314]314
  Schmidt C. Koptisch–gnostische Schriften. Bd 1: Die Pistis Sophia. Die beiden Biicher des Jeii. Unbekanntes altgnostische Werk. 2. Aufl. В., 1954. S. XVI.


[Закрыть].

Момент, к которому приурочено повествование Евангелия от Марии, приходится на отрезок между воскресением и вознесением Иисуса. По мнению В. Тилля, памятник состоит из двух частей: в первой части, сохранившейся лишь со страницы 7, содержится учение явившегося ученикам Иисуса о материи, грехе, болезни и смерти (до конца страницы 9), во второй (с начала страницы 10 до 19. 5) – Мария Магдалина повествует о своем видении Иисуса и о том, что Иисус открыл ей. Вторая часть также дошла с лакунами. Недосказанной остается мысль о главенствующей роли ума, срединного между душой и духом, у того, кто созерцает видение. После пробела в рукописи (страницы 11–14) продолжена тема восхождения души, преодолевающей враждебные власти. Помимо этого документ содержит интересное обрамление – изложение беседы учеников Иисуса – Марии, Андрея, Петра, Левия. В обмене репликами раскрываются их разный склад и несходство во взглядах.

Двухчастность памятника свидетельствует, по мнению В. Тилля, о существовании первоначально независимых друг от друга текстов, которые из–за их небольшого размера были затем соединены, хотя, собственно, ничего общего между собой не имели  [315]315
  Till W. Op. cit. S. 26. 


[Закрыть]. В свою очередь М. Тардье, не отрицая двухчастности евангелия, обратил внимание на его единый план. По мнению М. Тардье, оно вписывается в религиозно–философские споры школы сирийского писателя конца II – начала III в. Вардесана (Бар–Дайсана) по вопросам природы и этики: «Кажется, что к древней традиции изречений Иисуса как будто прилепились звучные слова из недавнего спора»  [316]316
  Tardieu M. Op. cit. P. 25. 


[Закрыть].

Трудно не согласиться с доводами М. Тардье о единстве памятника. Но при отсутствии первых семи страниц рукописи кажется чересчур смелым утверждение, что там было учение о демиурге и творении  [317]317
  Ibid. P. 22. 


[Закрыть]. Осторожность В. Тилля, не пытавшегося описать то, что не сохранилось, и опиравшегося в своем понимании произведения только на уцелевший текст  [318]318
  Till W. Op. cit. S. 27. 


[Закрыть], представляется более надежной. Думается, что стержень памятника составляет тема спасительного для человека знания. Один за другим, как связанные с этой темой, освещаются вопросы материи, греха, болезни, смерти, отыскания внутреннего мира (??????), а затем преодоления душой враждебных ей властей. Сохранившийся на странице 7 конец размышлений о материи или подробности о властях, с которыми спорит душа в ее странствиях, даны не сами по себе, а в связи с темой спасительного знания.

Как можно заметить по скупому перечню вопросов, затронутых в евангелии, оно, при его небольшом размере, содержательно и располагает к разнообразным сопоставлениям. Чтобы дать представление о возможностях, открывающихся перед исследователями памятника, ограничимся одним примером – разбором пассажа о восхождении души ( 15. 1– 17. 5). Наделенный чертами, присущими только ему, он может быть изучен как некое целое. В отличие от первой части евангелия, передающей наставления Иисуса ученикам, отрывок о восхождении души включен в рассказ Марии. Она повествует, как узрела Иисуса в видении и удостоилась его похвалы. Затем, пересказав свой вопрос, обращенный к Иисусу, душой или духом созерцает человек видение, Мария приводит его ответ. Здесь текст прерывается. Мы лишены возможности установить последовательность, в которой возникает новая тема – о восхождении души. Страница 15 рукописи сразу вводит читателя в спор души со второй властью из четырех. В виде диалога переданы вопросы властей и ответы души. Его сопровождают краткие пояснения. После заключительных слов души в рукописи следует: «Сказав это, Мария умолкла, так как Спаситель говорил с ней до этого места» ( 17. 7–9). Отсюда ясно, что рассказ о восхождении души и спорах ее с властями, вложенный в евангелии в уста Иисуса, передан ученикам услышавшей его от Иисуса Марией.

Обратим внимание на то, что излагаемое в пассаже знание несколько иного порядка, чем в первой части произведения. Там его, как это явствует из

текста, Иисус поведал сам своим ученикам, и оно прямо относилось к земной жизни человека. Здесь же оно было открыто только ближайшему из учеников – Марии и касалось участи души, освобожденной от телесных уз.

Напрашивается мысль о большей эсотеричности этого знания. Одновременно с переходом к его изложению меняется в евангелии и стилистика. Это уже не род катехизиса, предлагаемый в первой части. Тот, кто воспринимает текст, становится сам как бы участником событий – спора души с властями. Душа побеждает в нем всякий раз, превращаясь из ответчицы в обличительницу.

Диалог души с властями несколько напоминает разгадывание культовых загадок  [319]319
  Елизаренкова Т. Я., Топоров В. Н. О ведийской загадке типа brahmodya // Паремиологические исследования. М., 1984. 


[Закрыть]. Описание переводится с одного смыслового уровня на другой – глубинный уровень гностических значений. Он проступает в ответах души. Но они не просто заключают в себе описание ситуации в новых терминах. Обнаруживаемое в этих ответах знание соответствует некоему онтологическому сдвигу, сопровождаемому возвышением души, ее переходом в новое состояние.

Присмотримся к тексту отрывка. Столкновение души со второй властью, вожделением, с чего начинается пассаж, обнаруживает, что эта власть, посягающая на душу, винящая ее, сама оказывается изобличенной ею в своем заблуждении. Душа говорит: «Я узрела тебя. Ты меня не узрела, и ты меня не узнала. Я была для тебя как одеяние, и ты меня не узнала» ( 15. 6–8). И как результат следует: «Сказав это, она (т. е. душа) пошла своей дорогой в великом ликовании» ( 15. 9).

То же повторяется с третьей властью, незнанием: «И душа сказала: «Почему ты судишь меня, хотя я не судила? Я была схвачена, хотя я не схватила. Меня не познали, а я, я познала, что все подлежит высвобождению, будь то вещи земные, будь то небесные» ( 15. 16– 16. 1). И снова: «Устранив третью власть, душа поднялась выше…» ( 16. 1–3).

Наконец, последний обмен репликами между четвертой властью (гневом в семи формах) и душой. Эта часть диалога особенно примечательна. Спрашивая душу, куда та направляется, власть называет ее «убивающей людей», «поглощающей пространства» ( 16. 15–16). Отвечая, душа не оставляет без внимания эти упреки. Она отводит удар, поясняя: «Что хватает меня, убито; что опутывает меня, уничтожено» ( 16. 17–19), переводит брошенное ей обвинение в другую плоскость. Что же касается второго прозвища («поглощающая пространство»), то и на него есть отклик в реплике души. Она так говорит теперь о себе, что ее спор с властями видится в ином свете, а именно как событие ее внутренней жизни: «…вожделение мое пришло к концу, и незнание умерло… Узы забвения временны…» ( 16. 19– 17. 7).

Власти, которые поначалу рисуются как внешние относительно души, так же как и путь восхождения, наводящий на мысль о преодоленном пространстве, обретают новый смысл. Речь идет о противоборстве качеств в человеческой душе, об очищении ее, избавлении от того несовершенного, что было в ней («вожделение мое пришло к концу»). Реплика души, обращенная к третьей власти («Почему ты судишь меня, хотя я не судила? Я хотела схватить, хотя я не схватила» – 15. 17–19), видимо, означает следующее. Душа лишь постольку может быть схвачена и судима, поскольку сама причастна подобной активности. Заметим, что власти, с которыми встречается душа, носят имена, характеризующие человеческие свойства: вожделение, гнев, невежество. В работах, посвященных евангелию, их называют властями небесных сфер  [320]320
  Tardieu M. Op. cit. P. 233. 


[Закрыть]. Это вводит отрывок в контекст космологических тем. Но особенность пассажа в том и состоит, что сюжеты, относящиеся к взаимоотношениям души с внешним миром, получают новое звучание, интериоризуются – и вот они уже оборачиваются картиной внутренней жизни человека, его ведения или неведения. Мы наблюдаем экстатирующее сознание, обращенное на самое себя, с которым в большей или меньшей степени связаны гностические поиски.

Рассмотренный текст подводит к полноте гносиса, где внешнее по отношению к душе раскрывается как ее внутреннее. Победа над внешними властями сливается с ее внутренней победой, освобождением, исчезновением страстей, незнания, забвения. Открывается перспектива, на которую в тексте указывают такие понятия, как «покой», «вечность», «молчание».

Не вполне ясно, о чем идет речь в изучаемом пассаже: об участи души после смерти (так полагают В. Тилль и М. Тардье) или о ее просветлении, когда она, верная гносису, своей отрешенностью от телесных соблазнов оказывается способной достичь состояния, описываемого в документе. Неясность не кажется случайной, если вспомнить другой гностический памятник – Евангелие от Филиппа, где сказано: «Того, кто получил свет сей, не видят и не смогут схватить. И никто не сможет мучить такого (человека), даже если он обитает в мире, а также, когда он уходит из мира» (изречение 127)  [321]321
  Ср. изречения 106 и 61, а также комментарии в кн.: Трофимова М. К.. Историко–философские вопросы гностицизма. С. 39– 43. 


[Закрыть].

Как следует из этих слов, на том высоком уровне просветленности, о котором говорится в тексте, естественная смерть человека перестает быть решающим рубежом. Полнота гносиса доступна человеку, «даже если он обитает в мире».

Пассаж из Евангелия от Марии во многом перекликается и с Апокрифом Иоанна. Еще В. Тилль отметил сходство этих двух произведений в именах властей. На сравнение напрашивается часть апокрифа, посвященная тому, что ожидает души. В обоих памятниках встречаются понятия покоя и молчания, несущие столь важную смысловую нагрузку. И там и тут говорится о путах забвения и незнании, хотя и в разных планах: апокриф включает это в ответ на вопрос о происхождении судьбы, в евангелии же об этих путах говорит избавляющаяся от них душа.

Как уже было сказано, легенда о Марии Магдалине известна в гностической литературе в разных редакциях. Евангелие от Марии своей сдержанностью по отношению к роли Марии напоминает новозаветную традицию. Тем не менее и в текстах совсем иного толка, на которые ссылается Епифаний, уловимы точки соприкосновения с Евангелием от Марии. Например, в части «Панариона», посвященной ереси гностиков (они у Епифания выделены наряду с василидианами, николаитами, карпократианами, керинфианами, валентинианами и т. д.), говорится об архонтах семи небес и о том, каким образом «души спасаются». «Душа, исходя отсюда, проходит через этих архонтов и не может не пройти, если не будет сколько–нибудь в полноте знания, или, – добавляет от себя Епифаний, – лучше сказать, сего незнания, и исполненная им, не избежит рук архонтов и властей» (XXVI. 10). Однако дальнейшее разъяснение этого «знания» («незнания») не напоминает пассажа из Евангелия от Марии. В другом месте Епифаний пишет: «Под именем же святого ученика Филиппа выдают подложное евангелие; в нем говорится: «Открыл мне Господь, что душе должно говорить при восхождении на небо и как отвечать каждой из высших сил»; именно говорит она: «Познала я сама себя… Я знаю о тебе, – продолжает она, – кто ты, ибо принадлежу к высшим…»" (XXVI. 13). Но и этот текст, в известной мере ассоциируемый с Евангелием от Марии, перемежается подробностями, не имеющими общего с последним, уводит Епифания к толкованию, не приложимому к коптскому документу.

Пассаж из евангелия располагает к сопоставлениям не только с гностической традицией. Типологически он в той или иной мере близок памятникам разных культур. Тема восхождения души, сопровождаемого столкновением со злыми силами, проступающее в диалоге разгадывание загадок, форма, тяготеющая к ритмическим эффектам, позволяют смотреть на текст как на цельный, в своих истоках, быть может, восходящий к обрядам посвящений.

Но вернемся к вопросу, поставленному в начале очерка – о монолитности и гетерогенности апокрифа. Каким бы своеобразным и цельным ни представлялся исследованный выше отрывок, налицо его тесная связь с другими частями памятника. Тема внутреннего очищения человека, организующая пассаж о восхождении души, напоминает первые поучения в евангелии – о грехе, болезнях, смерти ( 7. 13– 8. 10). Слова Спасителя, следующие затем («Мой мир, приобретите его себе! Берегитесь, как бы кто–нибудь не ввел вас в заблуждение, говоря: «Вот, здесь?» или «Вот, там!» Ибо Сын человека внутри вас. Следуйте за ним!») ( 8. 14–20) выдержаны в том же ключе, что и пассаж – напряженного внимания к внутренним ценностям. Эти слова в свою очередь перекликаются с изречениями 2 и 117 Евангелия от Фомы как своей формой, так и содержанием. В одних и тех же словах выражена в начале евангелия мысль о разрешении: «Все существа, все произведения, все творения пребывают друг в друге и друг с другом; и они снова разрешатся в их собственном корне. Ведь природа материи разрешается в том, что составляет ее единственную природу» ( 7. 3–8), – и в заключительных репликах души из отрывка: «Меня не познали, я же, я познала, что все подлежит разрешению, будь то вещи земные, будь то небесные» ( 15. 20– 16. 1); «В мире я была разрешена от мира (вар.: миром) и в отпечатке отпечатком свыше» ( 16. 21– 17. 3).