Текст книги "Побежденный. Рассказы"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

― ЧУТОЧКУ СОЧУВСТВИЯ ―

– Право же, ты невозможный лентяй, – сказал Филип Хеджес.

Джон Отфорд, сидевший во вращающемся кресле, слегка изменил позу и вяло улыбнулся. Стоял один из прекрасных дней поздней осени. Солнце играло на трепещущих под легким ветерком золотистых листьях, тени их ласкали ряды старинных книг на полках по стенам его кабинета. У окна медленно, хаотично плавали пылинки.

– Ленив, признаюсь, – немногословно ответил Отфорд, – но ведь характер моей работы определенно не прибавляет жизненных сил, кроме того, я люблю играть в гольф.

– Я тоже, – вздохнул Хеджес, – но поддаваться искушению не смею. Через десять дней все должно быть готово для печати.

– Ох уж мне эта ваша энциклопедия, почему не перепечатать то, что я написал пять лет назад? Тогда я работал как проклятый, чтобы сдать рукопись в срок.

– Если ты читал мое письмо, в чем я не уверен, – ответил Хеджес с ноткой дружеской язвительности, – то, наверно, помнишь, что мы ничего не собирались менять в твоих превосходных, блистающих эрудицией статьях о сражениях Оливера Кромвеля или о Наполеоне в Египте, но поскольку итальянская кампания последней войны так часто упоминается в генеральских мемуарах, на свет вышли новые факты, возможно, требующие рассмотрения.

– Генеральские мемуары, – фыркнул Отфорд. – Большинство генералов никуда не годные писаки или, в крайнем случае, так же неумело подбирают себе «теневых авторов», как и штабных офицеров.

– Не знаю, как ты можешь это говорить, – сказал Хеджес. – Книги, что я отправил тебе несколько лет назад, так и лежат у тебя на столе под довольно толстым слоем пыли. Книги Паттона, Марка Кларка, Омара Бредли, Эйзенхауэра, Манштейна! Вижу, сверху лежит книга Монтгомери. Есть в этом что-нибудь знаменательное?

– Она пришла последней. – Отфорд пришел в легкое раздражение. – Филип, ты замечательный парень, но оставь меня в покое. То, что я уже написал об итальянской кампании, тщательно проанализировано, документально обосновано и, льщу себя надеждой, изложено безукоризненным сдержанным стилем. Вопреки твоим клеветническим измышлениям я просматривал эти книги, когда получал, и, откровенно говоря, ничто в них не противоречит ни единому известному факту. Теперь в довершение всего ты приносишь только что вышедшую пятисотстраничную эпопею, скучные приключения Краудсона Гриббелла, совершенно непримечательного генерала, единственным притязанием на славу у которого является переправа через реку Риццио при сопротивлении многократно уступающих численно сил противника.

– Джон, ты невозможен, – рассмеялся Хеджес. Отфорд взял книгу генерала Гриббелла и глянул на нее с отвращением.

– Филип, полюбуйся этой нелепой обложкой. Лицо до того непримечательное, что невозможно забыть, на фоне монтажа из горящих танков и спасающихся бегством солдат, надо полагать, его собственных. Озаглавлена книга «Таковы были приказы». На удивление двусмысленно. Значит, когда события разворачивались благоприятно для него, он может представить дело так, что бой был успешным, потому что его приказы выполнялись, когда же терпел неудачу, может, пожав плечами, сказать, что выполнял приказы и винить тех, кто руководил его действиями и против чьей глупости он был бессилен. Замечательное заглавие, если вдуматься. Типично армейское. Им не сказано ничего и сказано все. Оно высокопарное и, однако, ни к чему не обязывает автора. Словом, генерал Гриббелл заслуживает за него высшей оценки. Оно похоже на торжествующий возглас в звуконепроницаемой комнате.

– Для военного историка ты на удивление циничен.

– Военному историку невозможно не быть циничным, мой дорогой друг. Располагай я временем и не будь по природе очень ленив, то мог бы написать книгу толщиной с десяток энциклопедий об одних только оплошностях полководцев: Наполеона, Мальборо, Блюхера, Нея – все они допускали вопиющие, непростительные просчеты.

– Ты смог бы действовать лучше? Отфорд мягко улыбнулся.

– Нет, конечно, потому-то я военный историк, а не солдат. Хеджес, став совершенно серьезным, снова принялся за свое.

– Джон, ну так как же?

– Почему не обратишься к кому-то другому?

– Потому что ты очень занимательный писатель и вместе с тем проницательный ученый, когда уходишь в работу с головой.

– Перестань льстить.

– И не говори, что у тебя нет времени. Всякий раз, приходя сюда, я застаю тебя глядящим в окно с таким видом, будто винишь человечество в том, что не находишься на юге Франции.

Джон улыбнулся, узнав свой портрет.

– А чего еще ждать от хранителя оружия и доспехов в большом музее? Ему требуется только содержать в чистоте экспонаты. Всю работу за меня сделали греки, египтяне, римляне и прочие. Прежние поколения хранителей составили экспозицию, и теперь, при нынешних финансовых трудностях, я не имею ассигнований на покупку чего-то нового. Самое трудное в моей работе – не погружаться в сон.

– Значит, признаешь, что время для другой работы у тебя есть.

– Время есть, – ответил Отфорд, – но нет желания.

Раздался стук в дверь, и вошел мистер Поул. Старик, обязанностью которого было не позволять воинственным детям красть из музея ятаганы и алебарды. Одет он был в темно-синюю форму с двумя золотыми коронами на воротнике.

– Опять здесь эта женщина, сэр, – сказал он. Отфорд побледнел.

– Выпроводите ее.

– Не уходит ни в какую. И мистер Элвис, и сержант Оуки пытались ее спровадить, но она, мягко говоря, очень настойчива.

– Скажите ей, что я уехал.

– Она видела вашу машину, сэр.

– Откуда ей известно, что эта машина моя?

– Не знаю, сэр, но она говорит, что ваша, и отрицать этого я не могу. Она знает номер. Ка-ха-эр семьсот пятьдесят девять.

Хеджес засмеялся.

– Женщина? Может, мне шантажом заставить тебя переделать статью? Джин знает?

– Тут не до шуток, – негромко ответил Отфорд. – Последние два дня она покоя мне не дает, каждые четверть часа то звонит, то является лично.

– Кто такая?

– Понятия не имею. Какая-то миссис то ли Аллен, то ли Олбен.

– Миссис Олбен, – сказал мистер Поул. – Аларик Олбен.

– Поул, я выйду через заднюю дверь, – сказал Отфорд, – а вы попросите сержанта подогнать мою машину на Тредингтонмьюз.

– А как быть с женщиной, сэр? – спросил Поул. – Бедная дама, кажется, очень расстроена. Она сидит в этрусском зале. Пришлось принести ей стакан воды.

– Проявите инициативу, – невразумительно ответил Отфорд.

Хеджес пришел в недоумение.

– Джон, чего ты так боишься ее?

– По телефону она говорила совершенно истерично, даже бессмысленно.

Хеджес улыбнулся.

– Думал, такое случается только с кинозвездами и эстрадными певцами. Что она говорила, или это тайна?

– Полная тайна. Она скрывает суть дела. Я понял только, что оно имеет какое-то отношение к ее мужу.

– К мужу?

– Странное дело, – неожиданно сказал Поул, уставясь на автобиографию сэра Краудсона Гриббелла, которую Отфорд положил обратно на стол. – Она всякий раз приходит сюда с этой книгой.

– Уверены? – спросил Отфорд.

– Полностью.

– Не особенно подходящее чтение для истерички, – заметил Хеджес. – В каком она возрасте?

– По-моему, ей за пятьдесят, сэр.

– Возможно, одна из любовниц Гриббелла, – пробормотал невольно заинтригованный Отфорд.

– Как, вы сказали, ее фамилия? – спросил Хеджес.

– Олбен. Миссис Аларик Олбен, – ответил Поул.

В тишине Хеджес раскрыл книгу и повел пальцем по указателю фамилий. Неожиданно брови его удивленно приподнялись.

– Что там?

– Бригадный генерал, впоследствии полковник Аларик Олбен, страница триста сорок седьмая. Генерал, впоследствии полковник. Любопытно.

Хеджес открыл триста сорок седьмую страницу и откашлялся.

– «Двадцать девятого ноября, – стал читать он вслух, – когда моя дивизия занимала рубеж по реке Риццио уже больше месяца, произошел один из тех редких инцидентов, которые бросают тень на репутацию офицера и вынуждают его принимать решения, весьма огорчительные, однако необходимые для успеха кампании…».

– Напыщенный осел, – перебил Отфорд. – Прямо-таки слышу, как он это диктует.

– «Вечером двадцать восьмого числа я вернулся на легком самолете после продолжительных переговоров с генералом Марком Кларком, он спрашивал, смогу ли я во взаимодействии с польской дивизией на моем правом фланге предпринять наступление на весьма узком фронте, целью его было перейти вброд реку Риццио, захватить стык дорог в Сан-Мелькоре ди Стетто и тем самым прорвать фронт противника в жизненно важном пункте. Польский генерал изъявил готовность, но я воспротивился, считая, что наши войска в состоянии только удерживать рубеж, пока мы не сосредоточим там достаточно сил для обеспечения успеха. Разведка установила, что на северном берегу реки находятся подразделения двух немецких дивизий, триста восемьдесят первой и отборной гренадерской „Великий курфюрст“, я решительно возражал против неоправданных людских потерь, к которым непременно бы привело безрассудное, неподготовленное наступление на численно превосходящего противника. Американский генерал держался любезно, но упорно добивался от меня поддержки своего плана, опрометчивый и даже хвастливый польский командир, устроивший бессмысленную браваду, осложнял мое положение. Я пообещал генералу Кларку дать ответ через двадцать четыре часа и вернулся в свой штаб в деревушке Валендаццо. Атмосфера при моем уходе была не особенно приятной, но сдержанной. Прибыв в Валендаццо, я тут же пригласил на ужин своих бригадных командиров. Там еще присутствовали Фредди Арчер-Браун, мой адъютант, и Том Хоули, начальник разведки. Бригадный генерал Фаулис полностью поддержал мой план, единственное возражение исходило от бригадного генерала Олбена, человека безупречной личной храбрости, но слегка неуравновешенного и вспыльчивого. За ужином бригадный генерал Олбен повел себя очень вызывающе и заявил, что я не в своем уме. Из штаба он ушел глубоко возмущенным, а наутро исключительно по собственной инициативе начал на своем участке наступление без артиллерийской поддержки, и хотя двум ротам удалось овладеть небольшим плацдармом на другом берегу реки, потери были огромными и я был вынужден вернуть бригаду обратно. Бригадный генерал Олбен был отдан под трибунал и разжалован в полковники. Столь мягкий приговор оказался возможен только благодаря его репутации безупречно храброго человека». Наступила пауза. Отфорд нахмурился.

– Теперь не захотелось тебе увидеться с ней, Шерлок? – спросил Хеджес.

– Гриббелл, вероятно, прав, – ответил Отфорд.

– Совершенно не похоже на тебя.

– Поул, пригласите сюда эту даму. Поул вышел и вскоре вернулся.

– Она ушла.

В телефонном справочнике никакого Аларика Олбена не оказалось, поэтому вечером Отфорд не отправился прямо домой, а поехал в клуб на Сент-Джеймс стрит. Убеждал себя, что едет немного выпить, но на самом деле в нем взыграл авантюрный дух. В клуб этот его приняли уже давно, но бывал он в нем редко, потому что царящая там атмосфера сильно напоминала ему частную школу. Члены клуба, главным образом состарившиеся военные с небольшой группой состарившихся преждевременно, так и не избавились от иерархических представлений своей регламентированной жизни. Они с неприязненным выражением лиц сидели в глубоких креслах, силясь определить свое истинное положение в этом мирке по степени подобострастия или надменности на лицах других.

Отфорд вошел, оставил в гардеробе шляпу и принялся бродить по просторным комнатам, словно ища кого-то. Слышался шум приглушенных разговоров, будто в церкви. Ступни его утопали в ковре. Подходить к бару Отфорд не стал, там сидело трое отъявленных зануд, поджидавших жертву, словно проститутки в дешевом ресторане. В конце концов он увидел в читальном зале одиноко сидевшего с посвященным скачкам журналом Леопарда Бейтли. Генерал-майор действительной службы по прозвищу Леопард был славным малым. Человеком с буйным для военного воображением и крупным состоянием, позволяющим держаться самых вызывающих взглядов и смотреть на службу, как на хобби. Своим довольно громким прозвищем он был обязан не выдающимся подвигам, а кожному заболеванию, которым страдал с юности.

– Добрый вечер, сэр.

Леопард поднял взгляд и улыбнулся.

– Отфорд, нам не часто выпадает удовольствие видеть вас здесь.

– Можно составить вам компанию?

– Разумеется. Я просто-напросто убиваю время, и у меня это плохо получается.

За шотландским виски с содовой Отфорд спросил, знал ли он бригадного генерала Олбена. Леонард нахмурился.

– Аларика Олбена? Да. Прискорбная история. Однако этого следовало ожидать.

– Он был плохим солдатом?

– Нет-нет, даже слишком хорошим. Лучшим, чем следует, надеюсь, вы меня понимаете. Со мной несколько раз едва не случилось то же, что с ним. А потом… Не знаю, много ли Олбен пил, мы не были так близко знакомы, но он всегда казался пьяным. У него были не особенно четкая речь, мутные глаза и дьявольская вспыльчивость. Видимо, он не мог мириться с глупостью, а если не можешь мириться с глупостью в армии, то начинаешь нить, в конце концов выходишь из себя в неподходящую минуту и оказываешься озлобленным, нелюдимым штатским.

– Думаете, вам грозит та же участь?

– Нет-нет, с глупостью я мирюсь. Она меня забавляет. Возможно, дослужусь до фельдмаршала.

После небольшой паузы Отфорд спросил:

– Вы случайно не прочли книгу Гриббелла?

– Гриббелла? Вот не знал, что он умеет писать.

– Видимо, ее кто-то написал за него.

– Нет, у меня есть занятия получше, чем знакомиться с творениями совершенно посредственного умишка.

Находившаяся напротив них газета «Тайме» опустилась, и на них уставились удивительно невыразительные глаза.

– Мы как раз говорили о вашей книге, сэр, – промямлил Отфорд.

– О моей книге? Она ведь вышла всего два дня назад.

– Я прочел уже больше половины.

– Увлекательное чтение, согласитесь, – произнес Гриббелл не допускающим возражений тоном.

– Я ее не читал, – сказал Леопард с легким раздражением.

– Что-что?

– Я ее не читал.

– Думаю, вам понравится, Бейтли, чтение захватывающее.

Отфорд закусил губу и сделал решительный шаг.

– Описание переправы через Риццио проливает совершенно новый свет на всю итальянскую кампанию.

На лице Гриббелла появилось почти любезное, даже благодарное выражение.

– Вы солдат, сэр? – спросил он.

– Историк.

– Военный?

– Да. Моя фамилия Отфорд.

Гриббелл никак не среагировал. Казалось, он слышал только то, что хотел услышать, и когда Джон называл свою фамилию, обдумывал очередную фразу.

– Знаете, – произнес он, – кое-кто из вашей братин, историков, очень несправедливо обошелся кое с кем из нас, фронтовиков, не щадивших на войне жизни.

– Но ведь и кое-кто из вас, фронтовиков, очень несправедливо обошелся друг с другом. Прочтя Айка, Паттона, Монтгомери и Омара Бредли, я удивляюсь, что мы вообще выиграли войну.

Услышать этого Гриббелл не захотел.

– До сих пор никто так и не понял, – продолжал он, – что, не переправься я тогда, на Рождество, через Риццио, мы бы могли до сих пор торчать в Италии.

И скромно улыбнулся, словно ожидая поздравлений.

– А если б пошли в наступление, когда этого добивался от вас Марк Кларк?

Генерал воспринял этот вопрос как бесцеремонность.

– Уважаемый сэр, – ответил он с неожиданной злобой, – тогда бы я бессмысленно потерял две тысячи человек.

– А если б поддержали наступление бригадного генерала Олбена?

Гриббелл вскочил, словно получив пощечину.

– Я пришел сюда не затем, чтобы выслушивать оскорбления, – сдержанно произнес он. – Можно поинтересоваться, вы гость в этом клубе или член его?

– Член, – ответил спокойно Отфорд.

– Прискорбно слышать. Гриббелл с чопорным видом ушел.

– Отлично вы его, – негромко произнес Леопард. Гриббелл неожиданно вернулся.

– Некоторые подробности нельзя приводить в книге, иначе попадешь под суд за клевету, – сказал он более миролюбиво. – И я не мог упомянуть об одной особенности поведения Олбена во время того наступления. Он был пьян. Возглавлял наступление одетым в пижаму.

Домой Отфорд ехал в глубокой задумчивости. Буквально заставлял себя реагировать на сигналы светофоров. Почему Гриббелл при упоминании об Олбене так возмутился? И с какой стати так демонстративно, хоть и пристойно, ушел, а потом испортил впечатление от своего ухода, возвратясь с довольно-таки разумным объяснением поступка Олбена? До чего странную значительность он придал тому случаю чрезмерным гневом и неожиданным объяснением произошедшего!

Отфорд поставил машину у дома и хотел уже выключить фары, но тут ему показалось, что возле самой ограды ярдах в тридцати стоит какая-то женщина. Чуть поколебавшись, он выключил их, вылез и запер машину. Стал ждать. Послышалось, как под каблуком женщины негромко скрипнул гравий, потом опять наступила полная тишина.

– Миссис Олбен, – окликнул он. В ответ ни звука.

Отфорд снова отпер машину, включил зажигание и медленно поехал вперед в полной темноте. Потом внезапно включил фары, и в их лучах очутилась жалкого вида бледная женщина. Державшая в руке книгу «Таковы были приказы». Он затормозил, распахнул дверцу и со всей непринужденностью, на какую был способен, произнес:

– Миссис Олбен, не хотите ли выпить?

– Почему вы постоянно скрываетесь от меня? – выпалила женщина.

– Я понятия не имел, кто вы.

– Вы потешаетесь надо мной!

– Как вам могло прийти в голову?

Отфорд слегка опешил. С минуту оба молчали, не зная, что сказать.

– Пойдемте в дом, там можно будет спокойно поговорить.

Джин Отфорд негодовала – муж не позвонил, что опоздает к ужину, и в конце концов появился не один, а с какой-то неопрятной старухой, похожей на бродяжку.

Ужинали они в молчании, жену с мужем разделял барьер возмущения, и слова миссис Олбен, что еда превосходная, что у нее не было намерения приходить на ужин, но на этом настоял Отфорд, что она опоздала на последнюю электричку до Саннингдейла и теперь не знает, как быть, еще больше накаляли этот молчаливый разлад.

После кофе Джин, ничего не сказав, с громким топотом вышла, и Отфорд обратился к миссис Олбен.

– Скажите, почему вы последние два дня постоянно звонили мне, домогались встречи?

– Кажется, ваша жена не особенно довольна мной, – смиренно произнесла миссис Олбен.

– Мной, а не вами, правда, вы невольно послужили тому причиной. Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос.

– Вы когда-нибудь встречались с моим мужем? – спросила миссис Олбен, видно было, что далось ей это нелегко. Она была очень робкой и не слишком-то располагающей к себе.

– Нет.

– Надо полагать, вы не читали этой книги.

– Прочел.

– Вот как.

Миссис Олбен замолчала. Отфорд догадывался, о чем пойдет речь, но ей требовалось время, чтобы обдумать, как защищать мужа. Она была жалкой, чуть ли не старой каргой, глаза ее покраснели, седые волосы растрепались.

– Стало быть, вы прочли о бригадном генерале Олбене.

– Да.

– И верите этому?

– У меня нет причин не верить.

Миссис Олбен заплакала, но, как ни странно, сочувствия у него это почти не вызвало, поскольку слезы казались вполне присущими ее лицу.

Это неправда, – воскликнула она, – возмутительная неправда!

– Вы были там? – спросил Отфорд, слегка удивляясь собственному бездушию. Как ни странно, эта жалкая женщина раздражала его.

– Нет, конечно, но я знаю Рика, знаю своего мужа. Она произнесла это с таким отчаянием, что у Отфорда возникло легкое чувство вины, но он лишь глядел в пол и ждал. В конце концов, эта женщина вызвала нелады между ним и женой, уполовинила его ужин, с какой стати помогать ей покончить с ее долгими, неловкими паузами?

– И своего мужа, и Крауди Гриббелла.

– Вот как? – Отфорд резко вскинул на нее взгляд. – Где вы встречались с ним?

– В Индии, в Месопотамии. Знаю и его, и Флору. С Флорой мы вместе учились в школе. Мы родственницы, правда, очень дальние.

– Флору? Это миссис Гриббелл?

– Леди Гриббелл, – поправила миссис Олбен. В Англии необходимо отдавать должное даже врагам. – Таких эгоистичных, упрямых, алчных женщин свет не видел.

Да, отдавать должное необходимо даже врагам. Миссис Олбен провела рукой по лицу, словно готовясь повести разговор по-другому.

– Крауди старше Рика на два года, но Рик очень быстро оставил его позади. Мой муж получил орден «За безупречную службу» и офицерское звание в семнадцатом году, когда ему было только восемнадцать лег. Он воевал против большевиков в Эстонии, затем присоединился к английским войскам в Архангельске. В двадцать четыре года служил в звании капитана в Индии, а Крауди был тогда всего-навсего бесперспективным лейтенантом в полку на севере Англии. В начале тридцатых годов они вместе служили под Мадрасом. Рик был майором, младше его в майорах был только один человек во всей армии, а Крауди Гриббелл носил временный чин капитана, командовал ротой пехотинцев. Когда началась война, моему мужу шел сорок второй год. Он был подполковником, командовал полком бронемашин. Крауди тогда было сорок три года. Выше капитана он подняться не смог и поговаривал об отставке. Под Дюнкерком Рик попал в плен, но бежал. Это был один из самых блестящих побегов за всю войну, но Рик так и не написал о нем, даже слышать об этом не хотел. Зимой сорокового года он вернулся в Англию преисполненным соображений, как нанести немцам самый ощутимый удар. В сорок первом возглавил рейд восьми добровольцев на Нормандские острова и захватил очень ценное немецкое оборудование. Рика поздравили и тут же наложили на него взыскание.

– Почему? – спросил Отфорд.

– За то, что не поставил в известность о рейде начальство. В том же году ему поручили командовать бригадой броневиков в Абиссинии, и он, оставив далеко позади основные силы, захватил в плен шестерых итальянских генералов с их окружением. В сорок втором году поговаривали, что Рик получит дивизию, но этого не произошло. Он выходил из себя в разговорах с начальством, с Громадиной Уилсоном, с военным министром. Его усадили за канцелярскую работу в военном министерстве, потом в конце концов он получил двести сорок первую бригаду, но к тому времени ничем не блиставший Крауди Гриббелл, пресмыкаясь, по своему обыкновению, взобрался наверх, и бедняга Рик оказался в подчинении у того, с кем не желал иметь ничего общего.

– Они ненавидели друг друга?

– Вряд ли Рик питал ненависть к Крауди. В прошлом у них случались ожесточенные ссоры, но Рик не злопамятен. Скорее, он ненавидел то, воплощением чего является Гриббелл: тупоумие, трусость, подобострастие. «И на кой черт было такому человеку идти в армию?» – часто повторял он.

– Чтобы в генералы пробиться, – сказал Отфорд, эта офицерская жена, вставшая на защиту благоверного, раздражала его. – Но скажите на милость, почему, желая оправдать своего мужа, вы обратились ко мне?

– Я нашла вашу фамилию на последних страницах энциклопедии в публичной библиотеке. Вы писали об итальянской кампании. Понимаете, Рик ни за что не напишет книги. А если б и написал, никто ее не издаст. Но вы пишете авторитетный комментарий, его каждый может прочесть. Это официальные данные.

Тут к ним ворвалась Джин в ночной рубашке и халате.

– Спать идешь?

У Отфорда возникло искушение вспылить. Но он очень непринужденно ответил:

– Иду, дорогая. Только отвезу миссис Олбен в Саннинг-дейл.

Мысль о поездке в такое позднее время туда показалась Джин чуть ли не до смешного сумасбродной. И она в сердцах хлопнула дверью.

Поездка заняла гораздо больше времени, чем предполагал Отфорд, миссис Олбен бубнила и бубнила, изливая тягостные чувства полковой леди Макбет. Без конца вела речь о несправедливости, выпавшей на долю ее мужа, однако не привела ни единого довода, говорящего, что действия Гриббелла были неоправданны.

Когда они наконец подъехали к невысокой хибарке, которую миссис Олбен назвала своим жильем, наружняя дверь ее была распахнута, и в ее проеме на фоне освещенной прихожей темнел силуэт рослого, сухопарого человека.

– О Господи, – пробормотала не на шутку встревоженная миссис Олбен.

– Где ты пропадала, черт возьми? – выкрикнул полковник.

– Мистер Отфорд был настолько любезен, что привез меня, – ответила она робко.

– Отфорд? Вы тот самый напыщенный осел, что написал в энциклопедии всю эту высокопарную чушь о боях в Италии?

– Откуда ты знаешь? – удивленно спросила его жена.

– Да, – сказал Отфорд.

– И надо полагать, – продолжал полковник, – моя жена донимала вас слезными рассказами обо мне.

Отфорд глянул на миссис Олбен и, пожалуй, впервые посочувствовал ей. Она выглядела совершенно отчаявшейся, сломленной, преданной.

– Наоборот, полковник Олбен, донимал ее я.

– Не верю.

Отфорд вылез из машины. Так он мог держаться с большим достоинством. Обратил внимание, что полковник одет в пижаму. До него донесся запах перегара.

– Верите или нет, это ваше дело, черт возьми, – напустился он на полковника, удивляясь собственной смелости. – Меня интересует переправа через Риццио, и, как историк, я стараюсь извлекать из любого источника все, что возможно.

– Не понимаю, зачем вам было вылезать, – язвительно ответил полковник. – Если думаете, что приглашу вас в дом, очень ошибаетесь, если тешите себя иллюзией, что буду вас благодарить за то, что привезли мою жену в целости и сохранности, ошибаетесь еще больше, мне совершенно наплевать, где она бывает, что делает и увижу ли я ее снова. Это относится и к вам, сэр.

Внезапно он выбросил вперед руку, собираясь нанести жене довольно сильный удар, но кулак прошел мимо, правда, случайно промахнулся полковник или намеренно, было не понять. Миссис Олбен с негромким стоном скрылась в хибарке. В соседних домах распахнулось несколько окон, и сонные голоса потребовали тишины.

– А теперь, – сказал полковник, – вон отсюда, убирайтесь, проваливайте.

– Я начинаю верить тому, что сказал мне сэр Краудсон Гриббелл! – крикнул Отфорд вслед удаляющемуся силуэту. – Вас турнули из армии за то, что вы тогда были пьяны!

Полковник повернулся, неторопливо возвратился и негромко заговорил:

– Совершенно верно. Был пьян до положения риз. Мало того, ради такого случая напялил пижаму – белую, в тонкую голубую полоску. Повел бригаду в наступление вопреки приказу, и военный трибунал вполне заслуженно понизил меня в звании. Генерал сэр Краудсон Гриббелл отдавал себе отчет в том, что делает, а я нет. В результате моего безрассудства наши потери составили четыреста двадцать четыре человека убитыми и почти восемьсот ранеными. Удовлетворены?

И пошел обратно к двери медленным, не особенно твердым шагом.

– Надеюсь, сэр, вы не будете вымещать на своей жене мою глупость, – сказал обескураженный Отфорд.

– Это, – ответил полковник, – дело мое, как и сражение на реке Риццио.

И закрыл за собой дверь.

Отфорд приехал домой в четыре утра усталым, раздраженным, озадаченным. Прошел на цыпочках в спальню и разделся тихо, как только мог. Когда привык к темноте, увидел, что жена обиженно смотрит на него широко раскрытыми глазами. Он был слишком расстроен, чтобы пытаться объяснять что-то в такое время, поэтому не подал виду, что разглядел ее, и тихо лежал, притворяясь спящим.

Утром во время завтрака оба держались холодно, и Отфорд все не решался сделать шаг к примирению. В этом натянутом молчании ему почему-то думалось лучше. На работу он уехал, не попрощавшись с Джин.

В кабинете, как всегда, было нечего делать. Отфорд сидел, глядя в окно и зевая. Вдруг его осенило. Он позвонил другу в военное министерство и принялся за поиски архивов бригады Олбена. Через несколько часов, после дорогостоящих телефонных разговоров, объяснить или оплатить которые можно было впоследствии, Отфорд выяснил, что адъютантом Олбена во время переправы через Риццио был некий лейтенант Джилки, ныне владелец фермы в Кении, а денщиком рядовой Джек Леннокс, член Объединения бывших военнослужащих. С помощью этой организации удалось быстро выяснить, что Леннокс работает в кинотеатре на Лестер-сквер. Махнув рукой на обед, Отфорд поехал туда на такси, подошел к рослому краснолицему швейцару в блестящей опереточной форме и спросил о Ленноксе. Швейцар ответил, что Леннокс работает в конторе наверху, но появится только к трем часам.

Отфорд сидел в молочном баре, ел невкусную булочку с бифштексом и удивлялся своей неуемности. Все данные говорили, что никакой тайны тут нет. Гриббелл и Олбен не противоречили друг другу, притом Олбен, ответчик, пожалуй, заявлял о своей виновности решительнее, чем Гриббелл, истец. Однако же интуиция подсказывала Олбену, что он на пороге открытия и расследование нужно продолжать.

В три часа Отфорд поднялся в расположенную над кинотеатром контору кинопрокатной компании и на восьмом этаже нашел сидевшего за столом Леннокса, одетого в темную форму, с рядом медалей на груди. Когда Отфорд подошел, Леннокс поднял взгляд и улыбнулся. Лицо у него было приветливое, открытое.

– Кого бы вы хотели видеть, сэр? – спросил он.

– Полагаю, мне нужны вы.

– Я?

– Мистер Леннокс?

– Да.

Отфорд представился и напрямик спросил об Олбене. Выражение лица Леннокса изменилось. В глазах его словно бы снова вспыхнула старая душевная боль.

– Та история, сэр, попортила мне немало крови, да и старику, наверно, тоже. Я бы предпочел о ней не вспоминать.

Отфорд протянул Ленноксу фунтовую банкноту, тот отказался взять ее.

– Он был вам по душе?

– Мне? Я в жизни не встречал лучшего человека. Но само собой, его нужно было хорошо знать. У него, как и у всех, имелись свои достоинства и недостатки.

– А выпить он все же любил?

Леннокс глянул на Отфорда с подозрением и даже с легкой злобой.

– В меру и ко времени, как, наверно, и вы, сэр.

– Вы принимали участие в переправе через реку?

– Да, сэр, принимал, – ответил Леннокс.

– Были в числе тех, кто вышел на другой берег?

– Мы все вышли на другой берег, сэр.

– Как? Вся бригада?

– Вся целиком. Отфорд нахмурился.

– И далеко вы продвинулись?

– Вот этого, сэр, сказать не могу. Я был ранен в ногу, как только мы переправились, и отправлен в госпиталь. А после выписки меня отправили на Дальний Восток в восьмой батальон, я так и не повидался ни с кем из ребят.

– Вы поддерживаете отношения с кем-нибудь, кого я мог бы расспросить?

– Даже не знаю, кого назвать в Лондоне, сэр, кроме Ламберта, старшины третьей роты. Он банщик в турецкой бане при спортклубе автомобилистов на Джермин-стрит, Мы с ним время от времени видимся.

Кто-то из служащих компании вышел в коридор и позвал Леннокса.

– Извините, сэр, я на минуту, – сказал Леннокс и ушел.

Отфорд не стал дожидаться его возвращения. Спустился, вышел на улицу, остановил такси и поехал в спортклуб автомобилистов. Войти туда не члену клуба было весьма непросто, но, видимо, то, что Отфорд являлся членом по крайней мере одного из не менее респектабельных клубов, смягчило секретаря, и после долгого, совершенно ненужного разговора Отфорда проводили в турецкую баню и представили отставному старшине Ламберту, невысокому, жилистому, со сквозящей в чертах лица недоверчивостью, способной вызвать беспокойство даже у совершенно честного человека. Ламберт с головы до ног был одет в белое, передвигался пружинящим шагом инструктора по физподготовке.