Текст книги "Герцогиня-пастушка (СИ)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Эту загадочную историю до сих пор помнят в здешних краях, рассказывая – каждый на свой лад и расцвечивая всевозможными домыслами. И лишь луна, вечная наперсница тайн, могла бы поведать о ней всю правду...

Жил в стародавние времена, в неприступном замке на холме, могущественный герцог Конрад Неустрашимый. Велики были его владения, много подвластных рыцарей-вассалов, а податного люда – вовсе без числа. После смерти отца не раз пришлось Конраду на поле битвы доказывать своим подданным и дерзким соседям, что храбростью и крутым нравом, он – достойный сын старого герцога! Но вскоре непокорные смирились под его властной рукой, и не осталось герцогу с приближенными иных развлечений, кроме охоты и турниров, где красовались они в нарядных доспехах. Главный же турнир Конрад устраивал в память об отце, в день его именин. Отовсюду съезжались тогда рыцари и званые гости, даже простым горожанам был доступ на зрительские скамьи.

В тот год, с которого начинается повесть, в финал турнира вышел герцог и юный рыцарь, вызвавший одобрение публики такой смелостью и ловкостью, что даже герцог не без труда одержал над ним победу. Гордо проезжая затем вдоль рукоплещущих трибун, он заметил редкой красоты девушку с глазами цвета фиалок. Красавица улыбалась, но не герцогу, а мимо – его побежденному сопернику. "Сестра, должно быть... Головной убор у нее – девичий."

После турнира всегда устраивалась богатая трапеза. По правую руку герцог усадил прелестную девушку, а слева – ее отца и брата. И чем приветливее он обращался к ним, чем пристальней, разгоряченный поединком и вином, смотрел на девушку, тем сильнее предчувствие беды терзали ее сердце. И ночью Агнес – так звалась она, заперев комнату и даже не распустив шнуровку лифа, все не могла уснуть, вздрагивая натянутой тетивой. А наутро отец радостно объявил ей, что герцог оказал им великую честь, пожелав взять Агнес в жены. У нее потемнело в глазах... С рыданиями умоляла она пощадить ее, но отец остался непреклонен.

И уже второй год Агнес была женой герцога. Очень гордясь ее красотой, он всерьез тревожился отсутствием наследника. Приказал доставить из города лучшую повитуху, чтобы осмотрев супругу, она сказала определенно – ожидать ли ему ребенка? Повитуха нашла Агнес вполне здоровой, и добавила, что хорошо бы им отправиться на богомолье в прославленный чудесами монастырь Св.Анны. Вняв совету, герцог решил проводить жену в замок тестя, а дальше пусть едут с матерью. Ему эти молебства да стояния на службе часами – хуже постного обеда. И обреченная покорность жены надоела Конраду, захотелось пожить по-прежнему весело, по-холостяцки! Агнес же несказанно обрадовалась, что после разлуки увидится с матерью и братом, и поспешила собраться в дорогу.

У ее родителей застали новых людей – италийского зодчего с сыном, приглашенных отцом для перестройки надвратной башни, которую он затеял, радуясь своему возвышению. И не только за исполнение их обязанностей ценили зодчих хозяева замка – те были непревзойденными рассказчиками, особенно, когда речь заходила об их Италии. Много поведали они сказаний из ее древней истории, а с появлением прекрасной герцогини, Алессандро просто превзошел себя в красноречии! Еще он замечательно рисовал и придумывал узоры для вышивок. А сколько знал романтических баллад! И обладая приятным голосом, услаждал их слух, сопровождая пение игрой на лютне. И еще радовало Агнес, что брат Артур стал с ним почти неразлучен.

Вскоре Агнес с матерью, в сопровождении небольшой свиты, отправилась на богомолье в монастырь Св. Анны. Много было переговорено в дороге, и не без слёз... Да еще волнение от встречи с Алессандро мешало Агнес погрузиться в молитвенную сосредоточенность. Но вид древних соборов устыдил ее мирские мысли, трепетное смирение наполнило душу, и вся она отдалась молитве. И по возвращении старалась сохранить то благодатное умиротворение, отогнать мечтания, в которых ощущался непростительный грех. Алессандро, очень встревоженный уединением Агнес, в редкие минуты, когда встречались они за трапезой, украдкой ловил ее взгляд, но тщетно.

Однажды под вечер Агнес сидела в саду и с грустью смотрела на строящуюся башню – ведь он был там... Близкие шаги по гравию вывели ее из задумчивости – Алессандро предстал перед ней и ожег темными, как ночь, глазами. Молча опустившись на колени, он поцелуями покрывал ее онемевшие руки, и Агнес затрепетала, едва дыша от ужаса и восторга. Умоляюще взглянув, он страстно заговорил на своем языке, и она всей истосковавшейся душою поняла его отчаянное признание в любви и поверила без рассуждений. "Но не просите у меня ответа. Ни в себе, ни в словах я не вольна." Но взгляд ее дивных глаз все сказал за Агнес – такая бесконечная любовь и нежность сияли в них.

А на другой день зловещим вестником примчался гонец от герцога с требованием, чтобы Агнес возвратилась, не мешкая. Словно узник, приговоренный к казни, она стала собираться в дорогу. Жизнь – единственная ее жизнь! – проскользнула мимо, едва коснувшись... А чужая – грубая и безжалостная – придавила сердце, как могильной плитой. В спальню вошла мать и положила на постель рисунки Алессандро. Увидев их, Агнес не сдержала слез и уткнулась в родное плечо. Мать гладила ее волосы и шептала бесполезные слова утешения, а про себя думала: "Бедная девочка! Под несчастливой звездой ты родилась, даже имя тебе дали пророческое – агнец жертвенный."

Наутро Агнес простилась с родителями, Артур сопровождал сестру до половины пути, где ее ожидала свита. Перекрестив брата, с глазами полными слез, Агнес поцеловала и нежно прижала его ладонь к своей щеке. Она знала наверняка – первое, к чему прикоснется Алессандро, будет рука брата, хранящая частицу ее любви...

Каким бездушным и холодным показался Агнес, по возвращении, герцогский замок... Разве величие и богатство мужа могли заменить прелесть вечеров рядом с милым Сандро? Как нарочитое оскорбление, звучали развязные возгласы и хохот подвыпивших придворных герцога, раздавшиеся под сводами зала. Хорошо, что муж, утолив после разлуки свой пыл, все реже докучал Агнес, бражничая внизу до глубокой ночи. И днем никто не нарушал ее уединения, она тихо вышивала, без утайки проливая слезы. И подолгу молилась потом перед Распятием.

Но однажды она поняла, что кажется, недостойная прощена, грешные мольбы ее услышаны – Господь посылает ей дитя! Еще не вполне веря своим ощущениям, ведь ей не с кем было посоветоваться, она робко сказала о чудесной новости мужу. И на радостях герцог кутил целую неделю. Правда, Агнес было уже не до веселья – так замучили ее обморочная слабость и дурнота. Герцог призвал давешнюю повитуху, она приготовила отвар, и Агнес стало много лучше. И до того ей понравилась расторопная и умелая повитуха, так успокаивали душу ее затейливые разговоры, что Агнес попросила мужа взять женщину в замок. И герцог, памятуя мудрый совет о богомолье, определил повитухе щедрое содержание. С ее появлением грустная жизнь Агнес сразу переменилась. Она уже не плакала часами над вышивками, не мучилась опасениями. Повитуха умела несколькими словами развеять недобрые предчувствия и уверить, что у нее родится прелестный ребенок всем на радость! Бывая в городе в разных домах, она видела и слышала много житейских историй и так увлекательно их рассказывала, что слушая, Агнес непрестанно удивлялась, смеялась и плакала. Оказалось, что к своим семнадцати годам, она почти не знала жизни!

Хлопотунья-повитуха окружила ее всевозможными заботами, и для Агнес, отвыкшей в замке герцога от нежности, это было необычайно трогательно. И повитуха всей душой привязалась к юной госпоже, и глядя на Агнес, вспоминала свою умершую дочурку – ей сейчас было бы столько же лет. Повитуха присмотрела в городе двух, на выбор, кормилиц для ребенка. Также обсуждалось приданое для малыша и его будущее имя. "Знаешь, Паулина, если родится девочка, я бы хотела назвать ее Розалиндой, Рози. А если мальчик, то... Но мальчику имя, конечно, даст герцог – это ведь, как титул." По совету мудрой повитухи Агнес перешла на пустующую "женскую половину". А рядом с ее постелью, в глубокой нише, отделенной от спальни ковровым гобеленом, устроилась Паулина – чтоб неотлучно быть под рукой. Так в приятных хлопотах и разговорах, прошла осень, потом долгая зима. И вот на исходе весенней ночи, промучившись не более, чем ожидала повитуха, Агнес благополучно родила дочку. Паулина возблагодарила Господа и захлопотала над младенцем.

А вечером у Агнес внезапно начался жар. Повитуха так и ахнула – горячка! Но все же было хорошо! Она сразу догадалась, в чем дело – Агнес украдкой велела служанке поменять ей сорочку, когда за Паулиной прислали пажа от герцога, и пришлось ненадолго отлучиться. А уж как она предостерегала герцогиню, что ей нельзя раскрываться – у рожениц смерть еще долго за плечами стоит! Но Агнес подумала, что герцог захочет увидеть ребенка и придет, а она такая неприбранная. Повитуха знала, что девочки редко интересуют отцов, вот и герцог был не рад – он так надеялся на сына. А теперь и вовсе – жди беды! В сердцах она отхлестала по щекам молоденькую служанку – за дурь ее и ослушание, но битьем дела не поправишь. Паулина засуетилась в своем уголке, быстро смешивая лечебные травы, чайник уже закипал на каминной решетке...

Всю ночь и следующий день, сидя у изголовья постели, она поила госпожу травяным отваром, чтобы сбить жар, и обтирала раствором уксуса, но страдания не становились легче. Хуже того – она впала в беспамятство, и начался бред... Сам герцог, забеспокоившись о жене, приходил несколько раз, и присев на кровать, подолгу хмуро смотрел на метавшуюся Агнес.

И вдруг случилось ужасное... Герцог сидел возле бредившей Агнес, когда она отчетливо простонала"Сандро!" Повитуха застыла в недоумении, а потом ей стало страшно – так дико исказилось лицо герцога. Он приник ухом к губам жены и замер в ожидании... Агнес бормотала неразборчиво, а потом, запрокинув голову, опять позвала с тоскою: "Сандро!" Герцог опустил глаза, и даже под бородой было видно, как яростно ходили его желваки... Он тяжело поднялся и вышел.

И еще одна бессонная ночь подходила к концу. Повитуха, почти не отходя, сидела возле Агнес и уже теряла надежду ей помочь. Она готовила в каморке отвар и слышала шаги герцога, но не ожидала увидеть того, что предстало ее глазам, когда с кружкой она выглянула из-за ковра. С перекошенным от ненависти лицом, герцог навис над колыбелью и уже занес подушку над спящей девочкой, явно намереваясь ее удушить! Паулина громко ахнула – герцог отпрянул и пробормотал:

– Вот, показалось, что голове слишком низко. Хотел подушку подложить, да не знаю – как взяться... Помоги-ка!

– Ах, Ваша светлость... младенцев нельзя класть на подушку – спинка сгорбится.

– Да? Я не знал...

Резко повернувшись и даже не взглянув на Агнес, он вышел из спальни. А испуганной Паулине вдруг спешно понадобилось забежать в чуланчик в дальнем конце коридора. Когда она оправляла юбки, то услышала рядом на лестнице приглушенные мужские голоса – это были герцог и его слуга-оруженосец Йохан.

– ... велю привезти лекаря из города – раз сама ничего не может, ты поедешь с ней. Мост минуете – кольнешь по-тихому и прикопай в лесу. Проще ее в ров скинуть, но могут заметить – пойдут слухи. И запрягай скорее, а то светать начнет!

Услышав те слова, Паулина обмерла и чуть не осела в поганое ведро... Ведь это ее герцог приказывет убить за то, что она видела и знает! Спину и ноги до пят обдало холодным потом... Но известно, что всякая повитуха, по роду ее занятий, должна обладать бестрепетным сердцем и быстрым умом. Убедившись, что шаги на лестнице стихли, она на цыпочках мимо комнаты кормилицы, неслышно проскользнула в спальню. Бедняжке Агнес теперь едва ли кто поможет – головой вовсе с подушки съехала и все бредит... Ох, горе!

Паулина торопливо перекрестила ее, запахнулась в накидку с капюшоном, схватила мешочек со снадобьями, а деньги она всегда держала при себе, в потайных карманах юбки. И уже метнулась к двери, как взгляд, обежавший напоследок спальню, на мгновенье задержался на колыбели. Малышка была сыта – кормилица только недавно принесла ее, и сладко спала. Необъяснимое чувство толкнуло в сердце – повитуха прижала к себе девочку, закрыв накидкой, сунула в карман пару тонких пеленок и так же быстро шмыгнула в дальний чуланчик. Она знала – там была дверца на черную лестницу, по ней утром уносили ведро и поднимали воду. Держа на одной руке ребенка, протиснулась через узкую дверцу, и впотьмах спустившись по винтовой лестнице – жить захочешь, еще не то сделаешь! – оказалась на заднем дворе.

На ее удачу, во дворе никого из слуг замка не было, зато стояли две крытые повозки, и заспанный паренек впрягал в них лошадей. Повитуха в отчаянии бросилась к нему и, хватая за руку, умоляла подвезти до ближайшей деревни. Притворяться нужды не было – зубы ее так и стучали от страха! Парень опешил и позвал то ли отца, то ли старшего из них. Тот оказался сострадательным и подсадил Паулину в повозку. Она забилась в уголок и закрылась кусками выделанной кожи, лежавшими внавалку. Мужчина заглянул внутрь: " Только смотри, мать, за ребенком – товар нам не попорти!"

Вскоре тронулись в путь. Это были кожевники, приехавшие торговать из другого города и задержавшиеся на ночь в замке. Повитуха глаз не смыкала от тревоги, часто оборачиваясь назад и зорко оглядывая незнакомые места. Одну деревню они уже миновали, но всхлипнув, повитуха уклончиво попросилась ехать дальше. Девочка проснулась и запищала, а скоро, голодная, раскричится – беда! "Мать я не уберегла, вечный мой грех, так ребенка должна выходить, хоть костьми лягу!"

Вдруг в стороне показалось одиноко стоявшее жилье. Подъехав ближе, увидели домик среди фруктовых деревьев и пасущихся на холме овец. А у крыльца сидела женщина, и по ее нежно склоненной позе повитуха поняла – она не могла обмануться! – это мать кормила грудью ребенка. Радостно вскрикнув, Паулина попросила возницу остановиться, иначе ребенок совсем зайдется в крике. От души поблагодарила добрых людей за помощь, и спотыкаясь затекшими ногами, кинулась к домику. Подбежав, плюхнулась на колени перед молодой женщиной, умоляя покормить девочку: "Дочка моя померла вчера, зять из дому выгнал с ребенком – так разозлился, что не сына она родила. И куда идти теперь, не знаю... Помогите, ради Христа, приютите хоть на пару дней, внучку спасите!" Женщина сначала только испуганно смотрела на плачущую повитуху, но потом отняла от груди уже засыпающего младенца, и положив его на лавку, взяла на руки девочку.

На голос Паулины из дома вышел крепкий старик, повязанный фартуком – она со слезами и его стала умолять помочь. Он молча выслушал ее рассказ и ответил просто:

– И вовсе у нас живи, коли с хозяйством сможешь управиться.

– Смогу, родимый, все смогу!

– Вот и ладно. Руки нам очень нужны, а то, видишь, сноха всего неделю, как родила – еле стоит еще. Взяли девчонку из деревни, да неумехой оказалась. Сыновья мои оба при овцах, а скоро и стрижку начинать! Сам вот кухарю...

И осталась повитуха с девочкой жить у пастухов. Детей вскоре в ближней деревне окрестили вместе, как брата и сестру, а муж с женой с любовью приняли сиротку. Назвавшаяся Ханной, Паулина просила не говорить девочке о ее умершей матери, а сама она будет ей тетушкой. Да еще, исполнив пожелание бедной Агнес, дала малышке имя Розалинда, Рози.

Шли дни, незаметно складываясь в годы... Подрастая, веселая малышка Рози все больше походила на красавицу-мать.

А названные родители не могли надивиться на дочурку – так отличалась она от белобрысых деревенских ребятишек.

И Паулина всегда уводила ее подальше с чужих глаз, когда приезжали покупатели за овечьим сыром или шерстью, и не позволяла ездить с отцом на рынок в город. И глядя на ее красоту, на удивительные – цвета фиалок – глаза, слушая, как мелодично поет она простые деревенские песни, Паулина тихо радовалась. Но в сердце чувствовала затаенную тревогу. "Скоро уж ей пятнадцать – весь век в девках не просидишь, от людей не спрячешься. Что-то дальше будет? Ох, грехи наши тяжкие..."

* * *

После смерти Агнес герцог Конрад сделался мрачен и свиреп. В первом порыве ярости он приказал хоть из-под земли найти повитуху и готовил ей лютую погибель за то, что она коварно извела герцогиню с младенцем. Крошечный гробик, не открывая, закопали, как и положено, за церковной оградой – ведь ребенка окрестить еще не успели. Служанку, что была при герцогине, с тех пор никто не видел. Кормилица знала не больше других – только, что ребенок внезапно умер, и ее отпустили обратно домой. А люди в замке, а потом и в городе всякое говорили, но – тишком и опасливо оглядываясь.

И странное дело – пребывая в жестокой скорби, герцог спешно повелел доставить из замка тестя италийского зодчего и его помощника. Но гонцы вернулись с известием, что мастера, окончив работы, недавно уехали на родину. Герцог впал в такое бешенство, что даже верный Йохан старался на глаза ему не показываться, и многие попали тогда под скорую на расправу руку.

Отцу и брату Агнес было запрещено покидать пределы их вотчины. Горделивый тесть, не вынеся немыслимого унижения, скончался от удара. Мать следом за дочерью похоронила и супруга. Брат Артур, раненым зверем, метался в бессильном отчаянии. То пытался хоть немного утешить безмерные страдания матери, то изыскивал способы отмщения герцогу – даже ценою собственной жизни!

А сам Конрад был в мрачном расположении духа, все осточерчело ему. Ни турниры, ни охота уже не горячили кровь, и теперь он не кутил – просто напивался по-привычке. А лет через пять вновь надумал жениться. На сей раз его выбор пал на молодую вдову сопредельного правителя – Брунгильду, и по-правде сказать, лишь те земли были причиной для брака, одна власть неизменно влекла герцога. Но радости это событие никому не принесло. Сын Брунгильды, восьмилетний Генрих, обожаемый старым отцом, чувствовал себя потерянно в чужом замке и со жгучей обидой видел, что суровый отчим едва терпит его. Но матушка сказала:"Мальчик мой, пойми – так надо!", и он молча глотал слезы.

Новая герцогиня чудес от замужества и не ожидала – ее заботила только судьба единственного сына. Ведь их владения, зажатые между герцогством и графством, были столь малы, что постоянно подвергались опасности. Маневрируя среди подводных камней соседских отношений, и не уронив чести мужа, Брунгильда умела сохранить их земли, приобретя покровительство как графа, так и герцога, соперничавших между собой. Но овдовев, поняла, что теперь ей не сдержать поползновений Конрада, и самое разумное – скрепя сердце, принять его предложение.

А герцог, опять страстно возмечтавший о наследнике, вскоре понял, что и теперь надежды его тщетны. И с новой силой возненавидел покойную Агнес, нынешнюю жену и ее мальчишку. Но поостыв, вспомнил, что ни разу не замечал, чтобы округлилась хоть одна из хорошеньких служанок, приставленных управителем убирать его покои. Значит, дело не в женах.

Выходит, его судьба жестоко наказывает за неведомые грехи. Посокрушавшись так, герцог неожиданно приблизил к себе Генриха, окружил наставниками, и мальчик, унаследовавший спокойную рассудительность матери, даже пришелся ему весьма по душе. А вскоре герцог объявил его сыном и наследником всех владений.

И минуло еще десять лет...

Рози собирала землянику на опушке невдалеке от дома, когда раздался пронзительный лай – из рощи вылетела свора пятнистых собак, а следом показалось несколько охотников верхами. Это было странно, в их краях сроду никто не охотился, слишком тут холмистые места, только для овец и пригодные. Выехавший вперед статный молодой человек, и судя по всему, главный среди них, помедлил, не отводя восхищенного взгляда от Рози, а потом ласково обратился к ней:

– Как тебя зовут, милая девушка?

– Розалинда, мой господин.

"Эта очаровательная Розалинда – и здесь, при отаре?.. Удивительно!" – подумал Генрих.

Когда Паулина услышала звонкий лай охотничих собак, то в испуге хотела кинуться искать Рози, чтобы увести в дом, но как на грех, ее мучила упорная ломота в пояснице. И пока она, кряхтя, поднялась с лавки и доковыляла до порога – а уж Рози, нимало не смущаясь, разговаривала с молодым, богато одетым всадником. А чуть поодаль остановились охотники и егеря, у ног которых лежали запыхавшиеся собаки. Душа Паулины так и ушла в пятки... Этот юноша не мог быть никто иной, как наследник ужасного Конрада. Хоть прошло много лет, она сильно постарела, но до сих пор боялась, что ее смогут узнать, и тогда не сносить головы! А Рози быстро спустилась в погреб, вынесла кувшин молока и подала напиться герцогу. Он учтиво поблагодарил и ласково сказал что-то, наклонившись к ней с седла, отчего она зарумянилась...

Через три дня Генрих вновь привел охотников к их дому. Так случилось, что герцог Конрад подвернул ногу, и благодаря этому Генрих впервые сам возглавил охоту. Ему наскучило скакать по одним и тем же привычным местам, и несмотря на уговоры старшего егеря, захотелось посмотреть дальний лес за холмами. С добычей им там не слишком повезло, но когда собаки выскочили к домику на опушке, Генрих вдруг задохнулся от счастья – столь необыкновенна была встреченная им девушка!

Прекрасная, несравненная Розалинда! А поговорив с ней он понял, что никакие силы в мире не заставят его отказаться от чудесной пастушки – ни герцог, ни даже любимая матушка. Но она, к великой его радости, ничуть не возражала и даже пообещала уговорить мужа – пусть сын выберет жену по-сердцу.

И вот под предлогом новой охоты, Генрих примчался объясниться с возлюбленной. Попросив отрезать ему и хлеба, он вошел за нею в дом, и вскоре они появились на пороге, нежно держась за руки, и глаза их сияли от счастья! Все почтительно им поклонились. А через неделю прибыл небольшой обоз с подарками для невесты и родни, и образцами драгоценных тканей для подвенечного наряда. Восторженно влюбленный Генрих очень торопился со свадьбой.

Еще после первого появления охотников тетушка умоляла Рози опомниться и забыть про молодого герцога. Ведь она не пара такому важному наследнику, ее ждут одни несчастья. Но в ответ Рози гордо вскидывала голову – как тетушка не понимает, что она именно теперь встретила достойную пару! И они едва всерьез не поссорились – впервые в жизни.

"Ишь, как лошадка норовистая – всех переупрямит! И чья это кровь в ней играет? Уж на что мать ее – чистый ангел была, а и в ней тихий омут отыскался..." – глядя на Рози, размышляла Паулина, но не успокаивалась, не отставала от нее: "Но если спросят – сколько тебе лет? – умоляю, скажи, что уже шестнадцать! Обещай сделать, как я прошу – побереги себя!"

В канун свадьбы Рози с родителями отправилась в замок герцога, настояв, что не будет никаких посаженных – разве она сирота? Проводив их, Паулина слегла от переживаний... Лечившая всю семью пастухов, она не в силах была совладать со своим, судорожно колотившимся от ужаса, сердцем. И лишь когда муж с женой вернулись, потрясенные пышностью свадьбы и почестями, с какими старый герцог принимал невестку, когтистый страх начал отпускать измученную Паулину.

* * *

В тот миг, когда Конрад Неустрашимый увидел Розалинду, и на него неожиданно взглянула своими фиалковыми глазами давно умершая Агнес, он невольно вздрогнул, и жуткий озноб пробежал по вмиг похолодевшему телу... Эта девушка была совершенно такая, какой герцог всегда хотел видеть свою Агнес – гордой, смелой и веселой, даже чуть насмешливой!

И он потерял голову... В сознании что-то помутилось, и Конрадом овладела безумная страсть к прекрасной невестке. Он сразу понял – кто она, но это открытие не остановило, а подстегнуло его дикое влечение. И в мыслях он соперничал вовсе не с Генрихом, а с тем, кто единственный за всю жизнь – и то неслыханной подлостью! – смог одержать над ним верх.

Теперь одно неистовое желание пьянило и властвовало над ним – быть рядом с обожаемой Розалиндой! Он, уподобясь детям, чтобы почаще видеть ее, стал придумывать разные хитрости, настолько очевидные для всех, что придворные даже усмехались, чего прежде нельзя было вообразить.

А как невыносимо страдала от неприличия своего положения герцогиня Брунгильда! Пряча руки в складках платья, она сжимала их так, что кольца, украшенные зернью, впивались в пальцы, и болью пыталась заглушить жгучий стыд. Хорошо, что Генрих пока ничего не замечал. И верно – прекрасная Розалинда и буквально носивший ее на руках супруг, упоенные безмятежным счастьем, почти не видели происходившего вокруг. Но однажды Рози, разговаривая за обедом, вскользь рассеянно-ласково взглянула на герцога, и будто роковая молния пронзила его душу, и без того распаленную страстью.

Он решил избавиться от Генриха – избавиться навсегда! А заодно – и от постылой Брунгильды. Жаль, что близкой войны нет, чтобы послать на гибель пасынка. Но зато есть охота! И его верный Йохан еще в силе и по-прежнему сообразителен.

Охотники возвращались рано, непривычно молчаливые – слышен был лишь стук копыт. Эта ли странность, материнское ли предчувствие толкнуло Брунгильду к окну, она посмотрела вниз – по двору несли на руках бесчувственного Генриха с окровавленной головой. Зажав рвущийся из горла крик, герцогиня бросилась к лестнице – жив ли? Оказалось, что он на всем скаку вылетел из седла, хотя был превосходным наездником. Когда лекарь промыл и перевязал глубокую рану и вправил выбитое плечо, Брунгильда села возле сына, глотая слезы и гладя дрожащей рукой его спутанные светлые волосы.

Она не позволила Рози видеть мужа, зная, что невестка ждет ребенка, и сильное волнение может ей повредить. Вскоре к герцогине подошел верный слуга, с детства приставленный к сыну. Он сказал шепотом, что тайком осмотрел коня, седло и сбрую – нет сомнения, что подпруга была кем-то нарочно подрезана. У Брунгильцы сердце едва не вырвалось из груди – это Конрад, его рук дело!

На третий день, измученная неизвестностью и предполагая худшее, Рози настояла, чтобы ей позволили видеть мужа. Все оказалось так, как представлялось в ее отчаянии – Генрих лежал по-прежнему без памяти. Брунгильда, с темными кругами вокруг глаз, сидела рядом, денно и нощно оберегая сына, ведь герцог в любой момент мог подослать убийцу. Но она уже выбилась из сил и позволила невестке сменить себя, оставив у дверей и верного слугу.

Глядя на безжизненное лицо мужа с запавшими глазами, Рози порой казалось, что несчастье непоправимо. Возможно, тетушка, еще сумела бы ему помочь... И как горько она пожалела, что не вникала с усердием в тонкости лечения травами, которым та пыталась ее обучить. Правда, они уговорились, что в случае крайности Рози пошлет домой тайную весточку, два засушенных цветка – фиалку и незабудку, перевязанные накрест белой ниткой, и по этому знаку тетушка поймет, что посланец – в самом деле от Рози. Но зная, как тщательно тетушка осматривала больного, расспрашивая о всех признаках недуга, чтобы выбрать нужные травы – а их у нее был целый чуланчик! – она понимала, что ни один гонец толком не сумеет объяснить, что за рана у Генриха. И обе они, к несчастью, не знали грамоты. Значит, надо отправляться самой, не мешкая!

Ехать по тряской, подмерзающей в ноябре лесной дороге было опасно для будущего ребенка, но главным сейчас было одно – спасти мужа! Герцог всячески отговаривал ее – ведь ради сына может съездить и Брунгильда, не правда ли? Но Рози твердо стояла на своем – она поедет сама, не доверяя важное поручение ни одному гонцу. Герцог настойчиво переубеждал ее, все больше горячясь и упрямо сверкая глазами. Их спор прекратила Брунгильда, неотрывно смотревшая на Конрада: "Идем, дорогая, я помогу тебе собраться, надо спешить!" – и приказала слугам выстлать карету внутри волчьими шкурами, чтобы смягчить толчки на ухабах. А герцог неожиданно промолчал, потупясь, будто что-то важное вспоминал, и не замечая суеты на дворе, даже не вышел проводить Рози. И хотя надвигалась ночь, в сопровождении четырех вооруженных верховых слуг с факелами, она помчалась к тетушке...

Проехали уже часть пути среди непроглядного леса, когда послышались приближающиеся звуки погони. Или это не погоня?

По стуку копыт – всадников было всего двое... Из темноты послышался грозный окрик герцога: "Стой!" Голос тотчас узнали, кучер осадил коней, все остановились. Подлетевший вместе с Йоханом герцог торопливо слез с коня и бросился к карете.

Распахнув дверцу, вскочил внутрь и в отсвете факелов увидел, что Розалинда, закутанная в меховую накидку, неподвижно сидела в углу кареты, и очевидно дремала, опустив голову. Вот он, вожделенный миг! Сейчас он захлопнет дверцу, крикнет кучеру – пошел! – и... "Рози, душа моя!" – задохнувшись от страстного нетерпения, воскликнул Конрад и, сдернув с руки перчатку, отвел мех от ее лица... На него в упор сверкнули – яростно горящие гневом и пронзающие клинками – стальные глаза Брунгильды! Герцог отшатнулся, прохрипел несвязно, попятился из кареты, и неверно ступив на подножку, грянулся навзничь о землю...

Подбежали спешившиеся слуги, Йохан приподнял голову герцога. Иссиня-багровое лицо его было перекошено, из угла рта струйкой текла по бороде черная кровь. Все перекрестились. Выглянув из кареты, Брунгильда пристально посмотрела на мужа. Увидев ее, Йохан застыл в изумлении, соображая... Герцогиня велела ему перевезти тело в замок, а сама поспешила дальше – к дому пастухов, торопя кучера – гони, гони!

* * *

После смерти герцога Конрада, в собор к воскресной мессе стала часто приезжать мать покойной герцогини Агнессы.

Однажды на праздничном молебне по случаю крестин новорожденного герцога, она появилась в сопровождении монаха в чужестранном облачении. Он был немолод, с усталым худым лицом, и неожиданно кроткими и печальными глазами, которые сразу опускал, встречая чей-то любопытствующий взгляд. Проводив мать Агнес на ее обычное место, отошел и и тихо встал в тень у боковой стены, почти слившись с ней, и опустив голову, медленно перебирал четки.

Радостными переливами взметнулись под гулкие своды – и сразу заполнили весь собор – торжественные звуки органа...

Все взоры обратились на счастливую герцогскую чету – сегодня утром был крещен столь долгожданный наследник!

А когда герцог Генрих с супругой после благословения епископа повернулись к присутствующим в храме, и неизвестный монах увидел фиалковые глаза Розалинды – словно чудом воскресшей Агнес! – трепет пробежал по его телу, и пальцы судорожно стиснули кипарисовые четки. Он еще ниже надвинул монашеский капюшон, закрывая лицо и катившиеся по нему неудержимые слезы...