Текст книги "Стихи о жене Цзяо Чжун-цина, или Павлины летят на юго-восток"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Стихи о жене Цзяо Чжун-цина, или Павлины летят на юго-восток.
( Песня Юэфу эпохи династии Хань)
Перевод Ю. К. Щуцкого и Б. Б. Вахтина.
В период Цзяньань ( 196 – 219 гг. до н. э.), конца правления династии Хань, в Люйцзянфу жена мелкого чиновника Цзяо Чжун-цина из рода Лю была изгнана свекровью из дома мужа и дала клятву никогда вторично не вступать в брак. Когда семья всё же принудила её к этому, она бросилась в реку и утонула. Чжун-цин узнал о её смерти и повесился на дереве в своём дворе, люди того времени сокрушались о них и сложили стихи.
Павлины летят на юго-восток.
Летят и опустятся... Путь их далек...
« В 13 лет я ткала лучший шёлк,
В четырнадцать лет кроила я платья,
В пятнадцать научилась я играть
На звучной двадцатитрёхструнной цитре.
В шестнадцать я читала наизусть
Предания, поэмы и каноны,
В семнадцать стала вашей я женой.
И вот живу я в скорби постоянной.
Все дни напролет я тоскую о вас:
Всегда от меня вы спешите в приказ.
Но вам я верна и храню свое чувство,
И в горнице вашей наложницы пусто.
Мы редко встречаемся с вами. И вот –
Спешу я к станку, лишь петух пропоет,
Неведом мне даже отдых ночной...
Целых пять ли наткала я в три дня,
Но все же свекровь невзлюбила меня.
Она не за лень невзлюбила меня,
Но трудно в семье вашей быть мне женой...
Наложницей вашей нельзя помыкать!
И раз ничего не могу я вам дать,
Решила сказать я свекрови самой,
Что надо бы мне возвратиться домой».
***
Как только Чжун-цин услышал о том,
Он матери молвил, войдя в ее дом:
« Мне с детства удачливым быть не дано.
Но, к счастью, я встретился с этой женой.
От лет совершенных она мне супруга.
До смерти мы с ней не покинем друг друга.
И вам мы служили не больше трех лет,
Ведь это еще не долго, не долго!
Не в силах забыть я веления долга!»
И тот час же мать отвечала ему:
«На мелочи эти смотреть ни к чему!
Она нарушает закон и обряды,
Всегда и во всем она своевольна.
Посмеешь ли ты поступить самовольно?
У наших соседей от нас на восток
Живет Цин Ло-фу – их примерная дочь.
Никто красотой с ней сравниться не мог.
Тебе в сватовстве я решила помочь.
А эту жену поскорее прогнать
Из нашего дома велит тебе мать».
С глубоким поклоном ей сын отвечал:
« Я падаю ниц, но осмелюсь сказать,
Что если жену вы хотите прогнать,
Я в жизни своей не женюсь на другой!»
Едва то услышала мать и, рукой
Ударив по креслу, сказала в сердцах:
« Мальчишка, напрасно отбросил ты страх!
Ее защищать предо мною не смей!
Не жди справедливости больше моей.
И слушать не стану я дерзких речей!»
***
В молчании он поклонился двукратно
И тотчас к жене возвратился обратно.
Хотел он жене обо всем сообщить...
Рыданья мешали ему говорить.
«Я сам не гоню тебя, о жена!
Меня принуждает лишь мать одна.
Побудь до отъезда немного у нас,
А я ненадолго отправлюсь в приказ.
И скоро к тебе я приеду назад,
Чтоб бросить последний прощальный взгляд.
Ты сердце свое успокой, не грусти.
Старайся советы мои соблюсти».
Сказала в ответ молодая жена:
«Такая цветистая речь не нужна.
Весна началась в тот год, когда
Из нашего дома пришла я сюда.
Но чту я свекровь и покорно служу ей,
Всегда за собой упорно слежу я.
И ночью, и днем тружусь я усердно.
Мне страшно... И горечь моя непомерна!
Но раз вы сказали, что я невиновна,
Что я ей служу, чтобы милость снискать,
Прогонит она меня безусловно...
И вам не удастся меня провожать!
Рубашка моя расшита шелками,
В них красок лучи рождаются сами.
И полог мой алый, прозрачный и чистый,
В углах у него благовонья душисты.
Полны моих семьдесят новых ларцов
Зеленых, лазурных и синих шелков.
Не правда ли вещи мои превосходны?
В них можно всегда найти что угодно.
Я вами забыта – они не нужны!
Они не подходят для новой жены.
Но если уж больше не свидеться нам,
Пусть все эти вещи останутся вам.
Пусть вас утешают они всегда,
Чтоб вы не забыли меня никогда».
***
Петух уж пропел. Наступила заря.
Жена молодая надела наряд.
«Возьму только платье из ярких шелков,
Оставлю четыре иль пять сундуков.
Надену я на ноги туфли из шелка,
Горят драгоценные гребни над челкой,
И льется по талии шарф мой белый,
Серьгами в ушах луна заблестела,
А пальцы мои цвета свежего пня,
И киноварь точно во рту у меня.
Я легкой и стройной походкой иду
И в мире подобной себе не найду...
К свекрови зашла я поклон положить,
Она все не может свой гнев подавить...
Когда я еще ребенком была,
То в дикой и грубой деревне росла.
Ученью никто не помог моему...
Неловко мне жить в богатом дому.
В достатке у вас я жила и в чести,
Но ваших попреков мне не снести!
Обратно домой уезжаю сейчас,
Запомню я труд мой тяжелый у вас.
Расстаться с золовкой... (ее не забыть!)
И слезы мои, как жемчужная нить!
Когда я невестой вошла в вашу дверь,
Золовка ходить, не держась, не могла.
Когда же меня изгоняют теперь, –
Золовка почти до меня доросла.
Ухаживать будет она за свекровью,
Мой долг за меня выполняя с любовью.
Седьмого и двадцать девятого дня,
Резвясь на свободе, пусть помнит меня»!
Вот вышла она, поднялась в колесницу,
И слезы потоками начали литься.
***
Чжун-цин на коне поджидал впереди.
Повозка жены была позади.
Вот грохот повозки ее прозвучал.
У въезда на тракт он ее повстречал,
С коня соскочив, он приблизился к ней
И тихо, склонившись, промолвил жене:
«Клянусь никогда не расстаться с тобой!
Ты только на время вернешься домой.
Теперь ненадолго я съезжу в приказ,
Но вскоре ты снова будешь у нас.
Я небом клянусь не забыть ни на час!»
Жена молодая сказала ему:
«Я вашу заботливость сердцем приму.
И если удастся склонить вам мать,
Быть может, смогу я и вас увидать.
Так будьте же твердой и крепкой скалой!
А я буду гибкой прибрежной травой!
Она точно шелк: ее не порвать,
Скалу невозможно с места поднять...
Мы дома со старшим братом живем.
Жесток и суров он, как яростный гром.
Боюсь я, что он не поймет меня,
И будет тоска моя жарче огня».
Простились... полня состраданья до гроба,
Великой любовью охвачены оба.
***
К отцовскому дому она на пути,
Лица на ней нет, ей стыдно войти.
Мать даже руками всплеснула невольно:
«Кто б мог угадать твой приезд самовольный?
Тринадцати лет тебя ткать я учила,
В четырнадцать лет ты платья кроила,
Пятнадцати лет ты на цитре играла,
Шестнадцати лет ты обряды узнала,
Женою ты стала семнадцати лет,
Зачем же теперь нарушаешь обет?
Какая вина? Какая беда?
Зачем ты сама возвратилась сюда?»
И матери робко сказала Лань-чжи:
«Не могут меня ни в чем упрекнуть».
И сжало страданье матери грудь.
Дней десять прошло лишь с ее приезда,
И сваху послал начальник уезда.
Сказала: «Есть сын у начальника третий,
Воспитанный тонко, единственный в свете.
Едва восемнадцать минуло ему –
Речист он, талантов имеет он тьму.
И тот час же молвила дочери мать:
«Ты можешь согласье ему передать»
Но дочь отвечала, рыданья тая:
«Как только домой поехала я,
Приказано было мне мужем моим
Поклясться, что мы не разлучимся с ним.
Когда б я от клятвы моей отступила,
То вряд ли людей бы других удивила.
А сваха прервать сватовство это может:
Ведь снова спокойно отвечу ей то же».
И свахе начальника молвила мать:
«Мы с дочерью жили; была я бедна;
Лишь выдали замуж – вернулась она.
Уж если с чиновным ей трудно ужиться,
То разве же этот жених ей годится?
Невесту бы вам у других поискать,
А нет – так, пожалуй, зайдите опять!»
***
И сваха ушла. Через несколько дней
Все новые свахи справлялись о ней.
Правитель сказал, что узнал он от свах,
Что пятый по счету правителя сын,
И мил, но живет без жены он один.
Вот послан слуга – от правителя сват,
Он передал точно его слова,
И прямо сказал: «У правителя здесь
Для вас жених подходящий есть.
Он брак заключить желает скорей,
Поэтому я – у ваших дверей».
Ответила свату правителя мать:
«Супруга она поклялась не забыть.
Не смею о ней ничего говорить!»
Как только до брата это дошло,
Его охватили досада и зло,
Он сразу же начал сестру упрекать:
«Где горе, где радость – не можешь понять?
Тогда за чиновником мелким была,
Теперь за богатого ты не пошла?
Несчастье и счастье – как небо с землей!
Ты будешь довольна блестящей судьбой,
А если не будет твоим молодец,
Куда же деваться тебе наконец?»
И брату в глаза посмотрела она:
«Ну что же, в речах твоих правда видна.
Жила после свадьбы я с мужем моим,
Но вот возвратилась к воротам твоим.
В изгнанье должна я с тобою считаться.
И как я могу на себя полагаться?
Пусть мужу клялась я быть верной женой,
Но нам ведь расстаться навек суждено!
Теперь пришлось мне смириться с судьбой...
И может на мне жениться другой!»
***
Поднявшись с дивана, уехал сват,
Согласьем ее доволен и рад.
Вернувшись, донес обо всем господину:
«Слуга ваш в согласье с приказом приехал,
В беседе добившись большого успеха».
Как только правитель услышал об этом,
Он очень доволен остался ответом.
Открыл календарь и узнал он из книг,
Что в месяце этом счастливый миг.
«Планеты, в согласии судьбы храня,
Удачу сулят до тридцатого дня.
Сегодня же двадцать седьмое. Пора!
Ты можешь вступить в намеченный брак».
***
Пошли разговоры. Торопят с шитьем,
И слуги вверх дном повернули весь дом.
Стрижами, гусями одета ладья,
На ней – с драконами флаги стоят.
Под ветром скользит она тихо у плеса.
А воз – золоченый, и с яшмой колеса.
И пегие кони копают копытом.
Чеканный сбруи кистями увиты.
И три миллиона – на выкуп монеты –
На шелк синевато-зеленый надеты.
Невесте цветные шелка посылают,
Закуплены яства на юге Китая.
А свита его – человек пятьсот –
Густою толпой собралась у ворот.
***
И вот – промолвила дочери мать:
«Правитель решил, получила письмо я,
Что завтра приедут они за тобою.
Ты что ж не готовишь венчальный наряд?
Смотри, не расстроить бы этот обряд!»
В молчании дочь не сказала ни слова.
Рыданья платком она приглушила,
А слезы дождем она уронила.
И ложе, украшенное хрусталем,
Она перед самым ставит окном.
«Я справа мерку и ножик держу,
А слева я легкую ткань положу.
И утром рубашку я вышью ниткой,
А вечер придет – и сошью я накидку,
Закатится солнце – под пологом мрака
Пойду за ворота томиться и плакать».
***
Чжун-цин, пораженный событьями теми,
Вернуться домой отпросился на время.
Не больше трех верст осталось пути,
И ржет его лошадь, но всадник грустит.
Жена узнает знакомое ржанье,
И к мужу скорее спешит на свиданье.
В отчаянье вдаль она смотрит вперед –
И милого друга она узнает.
Но вот уж седла коснулась рука,
И вздохами ранит сердце тоска.
«С тех пор как от вас одна я ушла,
Вокруг непонятные были дела.
Случилось не так, как мы прежде желали!
Все это и вы поймете едва ли...
Но старший мой брат – моя родня –
Он с матерью вместе принудил меня!
И вот я другому согласие дам...
На что же еще надеяться нам?»
Чиновник сказал молодой жене:
«Позволь с повышеньем поздравить и мне!
Стоит неподвижно и прочно скала.
Хоть тысячу лет простоять бы могла.
Трава же – на час лишь прочна, как нить,
Она лишь до вечера может прожить.
Теперь ты начнешь подниматься высоко,
А я к преисподней пойду одиноко!»
Жена молодая сказала: «Вам
Зачем говорить такие слова?
Ведь нас одинаково с вами теснят!
Заставили вас – заставляют меня.
Пусть в желтом источнике встретимся снова,
Но даже тогда не нарушим мы слова!»
Пути разошлись – и они простились,
И порознь домой они возвратились.
Когда расстаются живые до смерти,
Словами не высказать скорбь их, поверьте!
А если задумал кто с миром проститься,
То жизнь его больше не может продлиться!
***
Приказный чиновник вернулся домой.
Он матери в зале кладет поклоны:
«Уж очень сегодня ветер студеный...
Студеный ветер деревья свалил.
В саду орхидеи иней покрыл.
Сегодня для сына померкнет свет,
И матери больше спутника нет!
Вы плохо обдумали старость свою.
Не сетуйте больше на душу мою!
Желаю вам годы Наньшаньских камней,
Здоровья и сил на множество дней!»
Когда же мать услыхала это,
То вторили слезы ее ответу:
«Подумай, ведь ты потомок вельмож,
Служа, до высоких чинов ты дойдешь!
А смерть из-за женщины нам не под стать:
Ведь с чернью не связана чувствами знать!
Примерная дочь у соседей восточных,
Она так изящна и так беспорочна!
Просватать ее я готова сейчас,
И к вечеру будет невеста у нас!»
И он удалился с поклоном двойным.
Со вздохом вошел он в пустую светлицу
И думал, на что ему надо решиться.
Потом оглянулся на двери, и вот –
Все больше тоска его давит и жжет.
***
Под ржанье коня, под мычанье вола
В лазурный шатер молодая вошла...
Вот солнце зашло, и во мраке ночном
В молчанье все люди охвачены сном...
«Сегодня мне жизнь оборвать пора!
Мой дух отойдет, а останется прах...»
Вот туфли сняла, наряд свой брачный,
Привстала... бросилась в пруд прозрачный.
Когда же Чжун-цин об этом узнал,
То понял: навек он жену потерял.
Никем не замеченный в сад он забрел,
Закинул веревку и ... смерть там нашел.
***
И обе семьи их хоронят бок о бок...
У пика Цветов закрыты два гроба.
С востока и с запада – хвойные тени,
А справа и слева – дерево феникс.
Вверху над могилами ветви сошлись,
А листья и хвоя друг с другом сплелись.
В ветвях неразлучные птицы летают,
Что сами себя «юань-ян» называют.
И друг перед другом поют они даже
Всю ночь напролет да пятой стражи.
Прохожие здесь замедляют шаг,
У бедной вдовы затоскует душа.
Вот нашим потомкам завет непреложный:
Пусть будут они всегда осторожны!
( Их близкие похоронили рядом,
Похоронили вместе под горой.
На запад и восток от их могилы
Рядами сосны вечные растут,
Платаны молодые посадили
Направо и налево от холма.
Перемешались и листва, и хвоя,
Шатром зелёным ветви там сплелись,
Среди ветвей две птицы поселились,
Две неразлучных птицы юань-ян.
Поют друг другу песни до рассвета.
Внимая им, прохожие стоят,
И посещают это место вдовы.
Потомкам чаще пойте эту песнь:
Пускай им служит предостереженьем)!
Перевод печатается по книге: « Юэфу. Из древних китайских песен». Гослитиздат, М.– Л. 1959.
Аннотация:
По сюжету "Летит павлин..." напоминает "Ромео и Джульетту" У. Шекспира, однако в Китае вряд ли с этим согласятся, так как там в образ Лю Лань-чжи вкладывают чуть ли не революционный смысл – некий образ женщины, протестующей своими силами против деспотии домостроя. И гибель молодых супругов, верных своим чувствам и данным друг другу обещаниям, не рассматривается китайским народом как отчаянный шаг слабых людей, как это иногда предпринимается в работах буржуазных шекспироведов, а как решительный протест против угнетения. Но нам нет нужды рассматривать действия героев под таким углом, и эта книга будет просто печальной песней двух влюбленных сердец, не удержавших своё счастье.
К сожалению, явных доказательств существования героев, разумеется, нет, но жители городка Сяоши (округ Аньцин) в провинции Аньхой (на востоке Китая) утверждают, что трагическая история любви, рассказанная неизвестным поэтом, действительно верна и произошла она больше 1 400 лет тому назад. Даже существует могила молодой пары, названная в честь легенды «Павлиньей» и находится она за городом на берегу озера, напоминающего лунный серп, где, как описано в поэме, и обрел покой безутешный супруг.
Сама легенда рассказывается в стиле юэфу, китайской стихотворной поэмы в форме народной песни. Обычно в таких поэмах, рассказывалось о тяжелой жизни бедных людей, о горестях, причиненных войнами, о несчастной любви, а иногда, повествуется о беспечной жизни богатых людей. Но основными мотивами таких песен всегда было восхваление настоящей красоты, искренней доброты и бескорыстного трудолюбия. Поэтому главная героиня, Лю Лань-Чжи, являлась идеалистичным воплощением этих мотивов и мне было не понятно, как такая красивая, добрая и талантливая девушка могла не понравится семье мужа?! Впечатления после прочтения в основном печальные и горькие из-за ощущения безысходности. Герои «по-другому» поступить не посмели, а в эпилоге говорится, что их история лишь «глубоко тронула сердца людей».
