В этих стихах говорится о том, как трудно прожить свою жизнь правильно и достойно. Точно на узкой, неверной тропе, нас, что ни шаг, подстерегает опасность, и кто знает, что на уме у встречного, который вдруг попался тебе на пути? А свернешь с тропы – и сразу в душе рождаются тысячи противоречивых желаний. Ты начинаешь метаться, гоняешься за выгодой и в неразумии своем навлекаешь беды не только на себя, но и на свою семью. Вот почему, обнаруживая и выказывая наши чувства, мы должны соблюдать величайшую осторожность. Недаром в древности говорили, что и веселая улыбка, и грустная складка на лбу могут обернуться неожиданными и важными последствиями.

И раз уже зашла у нас об этом речь, послушайте, как один человек спьяну пошутил и как опрометчивая эта шутка погубила и его, и еще многих людей. Но прежде – вот вам другая история, покороче.

Во времена династии Сун жил молодой человек по имени Вэй Пэн-цзюй, звали его также Вэй Чун-сяо. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, он женился на девице прекрасной, словно цветок или же яшма. Не прошло после этого и месяца, как объявили весенние экзамены [1]1
Весенние экзамены – экзамены на высшую ученую степень цзиньши, проводившиеся в столице весной.

[Закрыть]. Вэй быстро собрался в дорогу, простился с женой и уехал в столицу. На прощание жена сказала:

– Получишь ты должность или не получишь – все равно, поскорее возвращайся домой. Не забывай, что я жду тебя.

– Не тревожься, мои способности принесут мне и успех и почет, – ответил Вэй.

В самом деле, молодой человек успешно сдал экзамены, занял на них место по первому разряду и получил почетный чин «образцового ока» [2]2
«Образцовое око» – одно из трех почетных званий, присваивалось особо отличившимся во время столичных экзаменов.

[Закрыть]. Зажил он в столице весело и радостно. Через некоторое время он отправил за женою слугу. В письме, которое повез слуга, молодой муж, как это принято, приветствовал свою супругу и рассказывал ей о своих успехах, А кончалось письмо такими словами: «Я жил один, и присмотреть за мною было некому. Пришлось взять наложницу. Но теперь я с нетерпением жду тебя, чтобы вместе разделить с тобою радость и благополучие моей жизни».

Счастливо добравшись до места, слуга явился к госпоже, поздравил ее и отдал письмо.

– Вот она, верность твоего господина! Не успел в чиновники выйти, а уж мне и замена нашлась! – воскликнула жена.

– Когда же это? – изумился слуга. – Нет, здесь что-то не так. Наверно, хозяин просто пошутил. Не тревожьтесь, госпожа, приедете в столицу – сами убедитесь, что это шутка.

– Да, пожалуй, так я и сделаю, – решила жена и стала готовиться к отъезду.

Надо было нанять слуг, лодку с гребцами и заблаговременно послать в столицу нарочного с письмом. Все это молодая госпожа исполнила. Приехав в город, нарочный разыскал Взя, вручил ему письмо, отобедал, как положено в таких случаях, и отправился в обратный путь. Но это уже к нашему рассказу не относится.

Вэй распечатал письмо. Оно было кратко: «Ты в столице нашел себе наложницу, я дома нашла себе наложника. Как-нибудь соберемся вместе к тебе в столицу». Вэй, однако же, сразу сообразил, что это шутка, и нисколько не обеспокоился. Не успел он убрать письмо со стола, как слуга докладывает о каком-то приятеле; Вэй сошелся и подружился с ним на экзаменах. Дом, который нанимал Вэй, был невелик, и гость, как близкий и добрый знакомый, не дожидаясь особого приглашения, прошел прямо во внутренние комнаты: он знал, что Вэй в столице без жены. Друзья уселись и перекинулись несколькими фразами, но тут Вэй вышел по какому-то делу, и гость, чтобы занять себя, принялся перебирать книги и бумаги, разбросанные на столе, и случайно ему попалось под руку только что полученное письмо. Гость пробежал его глазами, рассмеялся и перечел еще раз – вслух. В этот миг в комнату снова вошел Вэй. Он покраснел и от смущения готов был провалиться сквозь землю.

– Все это глупости! – воскликнул он наконец. – Просто я подшутил над нею, а она отплатила мне тем же.

– Хороши шутки! – снова расхохотался приятель и, простившись, удалился.

Надо вам знать, что приятель Вэя отличался редкой болтливостью, и злополучное письмо скоро сделалось известно всему городу. Нашлись, разумеется, завистники, которым не давал покоя блестящий успех молодого человека; они поспешили воспользоваться случаем и – в неимоверно преувеличенном виде – донесли императору о сплетнях, которые ходили в городе. По молодости лет, утверждали завистники, Вэй чересчур легкомыслен, и, стало быть, ему нельзя занимать важный пост. И они добились своего: Вэя понизили в чине и отправили в провинцию. Как он ни досадовал на себя, как ни расстраивался, было уже поздно. Он впал в отчаяние, служил кое-как, и удача больше не улыбалась ему. Так прекрасные виды на будущее обернулись пустым сновидением. Так одна глупая шутка испортила целую жизнь.

А теперь приступим к главному нашему рассказу. В этом рассказе пьяная шутка губит здоровяка семи чи [3]3
Чи – мера длины, 0,32 метра.

[Закрыть] ростом и стоит жизни еще нескольким людям. Как все это вышло, скоро вы узнаете, но первым делом послушайте стихи:

Опасности подстерегают нас,
Тревожна наша жизнь и нелегка;

Приводят иногда к большой беде
Невинные проделки шутника.

Во времена южной династии Сун столицею был город Линьань, ни пышностью зданий, ни богатством он не уступал древней столице Бяньцзину. В этом городе, невдалеке от Стрельчатого моста, жил некий господин Лю Гуй; второе его имя было Цзюнь-цзянь. Предки Лю Гуя были все люди весьма зажиточные и благополучные, но от Лю Гуя судьба отвернулась. Сперва он учился, но потом, убедившись, что дело на лад не идет, бросил учение и принялся торговать, а ведь это все равно что в расцвете лет оставить мир и уйти в монахи. Торговля тоже шла неладно, и скоро он лишился всех своих денег и товаров. Волей-неволей покинули они с женою просторный дом и перебрались в маленький домик из трех комнатушек. Молодые супруги жили душа в душу, как говорят: «Пищу подносили на уровне бровей» [4]4
«Пищу подносили на уровне бровей» – выражение из «Книги о династии Поздняя Хань». В книге говорится о некоем Лян Хуне и его жене, которые относились друг к другу с любовью и уважением. Когда жена подносила мужу тарелку с пищей, она держала ее на уровне бровей, выражая тем самым ему свое почтение.

[Закрыть] Но вот беда – детей у них не было, и пришлось мужу взять наложницу. Младшая госпожа была дочка продавца сладостей Чэня. Случилось это еще до того, как Лю разорился вконец. Так они и жили втроем.

Лю Цзюнь-цзянь был человек мирного и покладистого нрава. Соседи любили его и никогда не забывали прибавить к его имени уважительное «господин».

– Ничего, господин Лю, – говорили соседи, – это у вас просто-напросто полоса неудач. Минует это горькое для вас время – и вам улыбнется счастье!

Но что пользы от чужих утешений? Тоска и уныние беспрерывно грызли Цзюнь-цзяня.

Однажды, когда он сидел дома без всякого дела, пришел слуга тестя господина Вана, старик лет около семидесяти.

– У хозяина сегодня день рождения, – объявил слуга, – он прислал меня за вами и за госпожой.

– Все дни мои полны печали, даже день рождения тестя из памяти вон, – огорчился Лю.

Вместе с женою они собрали праздничные одежды и отдали узел слуге. Наложнице хозяин наказал:

– Смотри получше за домом! Времени уже немало, и до ночи мы едва ли обернемся. Придем завтра под вечер.

Дом тестя стоял примерно в двадцати ли от города. Господин Лю с женою поздоровались со старым Ваном и обменялись приветствиями. Было много гостей, и тесть с зятем не стали говорить при посторонних о житейских невзгодах. Потом гости разошлись, а супруги переночевали в особом домике. Когда же наступило утро, тесть пришел к зятю потолковать о делах.

– Вот что, зять, неправильно ты живешь. Знаешь пословицу: «Если все только есть да есть, можно и гору проесть»? И еще хорошо говорят: «Глотка бездонна, что море». Тебе нужно заняться делом. Когда я отдавал за тебя дочь, я думал, что она будет сладко есть и нарядно одеваться. А выходит совсем наоборот.

– Уважаемый тесть, каждое ваше слово справедливо, – вздохнул Лю. – Но ведь есть и такая пословица: «Легче тигра в горах поймать, чем просить помощи у людей». Кроме вас, кто мне поможет? А если уж и вы не поможете, придется, как видно, смириться с судьбою, потому что просить чужих – только попусту тратить слова.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Ван. – Мне и самому тяжело смотреть, как вы маетесь, надо вам помочь. Открыл бы ты лавку – все равно какую, зерновую или там дровяную – глядишь, пойдут прибытки.

– Большое вам спасибо, уважаемый тесть, за вашу доброту! Это просто замечательно! – воскликнул Лю.

После обеда тесть вынес пятнадцать связок монет.

– Вот тебе деньги на первое обзаведенье, – сказал он. – Если все станет так, как мы с тобою надеемся, я дам еще десять связок. Жену пока оставь у меня. В день, когда ты начнешь торговать, первый приду поздравить тебя и ее приведу. Согласен?

Лю Цзюнь-цзянь поблагодарил еще раз тестя, взвалил на плечо сверток с деньгами и отправился восвояси.

В город он вошел, когда уже начало темнеть. Невдалеке от ворот жил один его приятель, и, проходя мимо, Лю решил зайти к нему и посоветоваться о делах: приятель был как раз опытный купец. Лю постучался. За дверями кто-то откликнулся, и скоро на пороге показался хозяин.

– Смотрите-ка, да это уважаемый брат Лю! Какое-нибудь дело? – спросил он, кланяясь.

Лю рассказал ему о деньгах тестя и о своих намерениях.

– Ну, что ж, я сейчас свободен и охотно помогу тебе советом, если есть на то твое желание, – отвечал приятель.

Сперва они говорили о торговых делах, а потом приятель пригласил Лю выпить. Выпили они всего по две чарки, но Лю не был привычен к вину и тут же захмелел.

– Извини, что обеспокоил тебя, – промолвил он, кланяясь. – Завтра непременно жду дорогого гостя в мою убогую хижину.

Приятель проводил Лю до перекрестка и простился. Но это уже к нашему рассказу не относится.

Право, будь мы ровесники с героем нашего рассказа, будь у нас такие же широкие плечи, мы заступили бы дорогу хмельному Лю и не пустили бы его дальше. Кто знает, может, и ускользнул бы он тогда от гибели, и его не постигнул бы

Удел кровавый Пэн Юэ,
Конец печальный Ли Цунь-сяо [5]5
Пэн Юэ – жил в начале династии Хань. Его оклеветали, сказав, что он готовит заговор против государя. Он был разрублен на мелкие куски, а всех его родственников убили. Ли Цунь-сяо – жил в эпоху Пяти Династий. Оклеветанный завистниками, он был приговорен к жестокой казни: его привязали к нескольким лошадям, которых пустили вскачь. Обе эти истории обычно приводились как примеры жестокой казни.

[Закрыть].

Но что мечтать попусту?

Итак, Лю снова взвалил деньги на плечо и зашагал к дому. Тем временем наложница успела уже запереть дверь, а так как делать ей было нечего, она села подле лампы и задремала. Лю постучался, она не услыхала. Он постучался громче – женщина проснулась и отворила хозяину. Лю вошел. Наложница взяла у него деньги и положила на стол.

– Господин, откуда у вас эти деньги? – спросила она.

Лю был рассержен тем, что ему не сразу открыли, и спьяну надумал припугнуть наложницу.

– Не знаю, как и сказать тебе об этом?… Просто ума не приложу! А впрочем, рано или поздно сама узнаешь, так что, пожалуй, скажу. Тебе ведь известно, что я никак не могу свести концы с концами, и ничего другого мне не остается, как только отдать тебя в залог. Жаль мне с тобою расставаться, вот я и взял пока только эти пятнадцать связок. Ты не бойся, если дела пойдут на лад, выкуплю тебя обратно. А если по-прежнему удачи не будет, придется отдать тебя насовсем.

Женщина не верила своим ушам, но куча монет на столе была красноречивее всяких слов. «Подумать только, даже намеком не предупредил! Разве так поступают? И с женой его мы жили в дружбе и согласии», – сетовала про себя наложница. Наконец она промолвила:

– Раз уж так оборачивается, надо было хотя бы родителей заранее оповестить.

– Нет, если сказать твоим родителям заранее, все может расстроиться. Ты переберешься завтра к новому хозяину, а я пошлю человека к твоим, и он им все объяснит. Может, они и не будут на меня в обиде.

– Господин, кажется, где-то пил вино?

– Да, с новым твоим хозяином. Я сейчас прямо от него. Подписали бумагу и спрыснули нашу сделку.

– А старшая госпожа почему не вернулась?

– Ей тяжело видеть, как ты будешь уходить из нашего дома. Она вернется завтра. Так уж мы с нею порешили, ничего не поделаешь.

Цзюнь-цзянь с трудом удерживал смех, но все же довел игру до конца. Потом он, как был, не раздеваясь, упал на постель и тут же уснул.

Наложница задумалась, и то были невеселые думы.

«Кому он меня продал? – спрашивала она себя, – Что это за человек? Нет, надо непременно посоветоваться с родителями. Пусть лучше новый хозяин придет за мною туда. А может, все вместе мы придумаем какой-нибудь другой выход». Тяжко вздыхая, Чэнь взяла деньги и положила их в ноги мужу, но пьяный Лю не проснулся. Потом она осторожно сложила свои вещи, тихо отворила дверь и выскользнула на улицу. Налево стоял дом соседа Чжу, доброго знакомца семьи Лю. Наложница рассказала жене соседа, матушке Чжу, что муж неожиданно отдал ее в залог, и попросилась переночевать.

– Хочу чем свет сходить к родителям – пусть они все знают. А вы, пожалуйста, передайте мужу, чтобы он вместе с новым хозяином шел прямо к моему отцу, Мы тем временем решим, что делать.

– Да, по-моему, ты верно рассудила, – сказала соседка. – Ступай утром к родителям, а я переговорю с господином Лю.

Едва только рассвело, наложница Чэнь простилась с соседями и ушла. Совсем как в стихах:

С крючка морская рыба сорвалась,

Расстанемся пока с наложницею и вернемся к господину Лю.

Лю проснулся в третью стражу. Лампа на столе еще горела. Наложницы рядом не было, и Лю решил, что она в кухне. Он крикнул, чтобы она принесла чаю. В ответ – ни звука. Лю с трудом приподнялся на постели, но хмель еще не выветрился, и он снова упал и захрапел.

На беду, в этот поздний час мимо дома проходил вор, он проигрался в кости и теперь, не зная, чем расплатиться, вышел на промысел, в надежде что-нибудь украсть. Дверь оказалась незапертой – выходя, наложница только притворила ее. Вор толкнул дверь, и она распахнулась настежь. Тогда он бесшумно вошел внутрь. Кругом – ни души, только лампа мерцает на столе. Вор оглянулся, ища поживы, но ничего ценного не обнаружил. Подойдя к кровати, он заметил спящего Лю. Тем не менее он стал обшаривать кровать, и рука нащупала деньги. Вор немедленно потянул несколько связок к себе. Тут только Лю проснулся и закричал:

– Негодяй! Эти деньги я получил у своего тестя, чтобы хоть мало-мальски оправиться от нужды. Как мы будем жить, если ты их похитишь?

Не говоря ни слова, грабитель занес кулак над головою Лю, но тот увернулся и тут же схватил его за шиворот. Вор перепугался и решил бежать. Он выскочил из комнаты и помчался к кухне. Лю – за ним по пятам, чтобы кликнуть на помощь соседей. Тут вор, который смекнул, что дело может окончиться плохо, заметил на полу топор для хвороста. Когда человек в крайности, долго раздумывать не приходится. Грабитель подхватил с полу топор, размахнулся, и Лю с раскроенным черепом покатился наземь. Убийца рубанул еще раз, и вот уже, как говорят: «Все копчено, лишь жертву остается принести».

«Видно, так ему на роду написано, – утешил себя вор. – К тому же это он гнался за мною, а не я за ним».

С этими словами он вернулся в комнату убитого за деньгами. Он оторвал кусок простыни, завернул все пятнадцать связок, крепко стянул и завязал узел, вышел из дому и плотно притворил за собою дверь.

Но это уже к нашему рассказу не относится.

Наутро все соседи поднялись, все двери распахнулись, и только дверь в доме Лю осталась закрытой, внутри все было тихо.

– Господин Лю, вставайте, уже светло! – кричали соседи, но никто не отзывался.

Один из соседей толкнул дверь плечом – она была не заперта. Тогда все разом ввалились внутрь и тут же увидели на полу мертвое тело.

– Жена господина Лю третьего дня ушла к родителям. Но куда девалась его наложница? – недоумевали соседи.

Вдруг появляется господин Чжу, у которого ночевала наложница Чэнь, и объявляет:

– Вчера под вечер она пришла к нам и рассказала, что господин Лю ее кому-то продал, а она, дескать, хочет предупредить своих родителей. Меня она просила наведаться поутру к господину Лю и передать, что если придет покупатель, они застанут ее у родителей. Ушла она только недавно. По-моему, первым делом надо послать за нею вдогонку и известить вдову господина Лю. После этого станем думать, как быть дальше.

– Верно, – согласились соседи, и тут же кто-то отправился к господину Вану, тестю убитого.

Услышав страшную весть, старый Ван и его дочь заплакали.

– Вчера он вышел от меня цел и невредим. Я дал ему пятнадцать связок монет, чтобы открыть лавку. Видно, из-за этих денег его и убили! – стонал тесть.

– Вот как было дело, уважаемый господин Ван и вы, госпожа, – стал рассказывать сосед. – Господин Лю вернулся домой под вечер, уже темнело, и был он сильно навеселе, но только когда именно он пришел, мы не знаем. А что вы ему денег дали, я и вовсе в первый раз слышу. Нынче утром мы заметили, что дверь вроде приоткрыта, толкнули ее – отворилась, входим и видим: господин Лю убитый на полу лежит. От этих пятнадцати связок, про которые вы говорите, ни одного вэня не осталось, и наложница куда-то исчезла. Соседи, понятно, зашумели, заспорили, но тут подходит господин Чжу и говорит, что вчера вечером эта Чэнь пришла к ним домой и попросилась переночевать. Она рассказывала, Что господин Лю будто бы ее продал и ей нужно, дескать, переговорить с родителями. Провела у них ночь, а сегодня поутру ушла. Тогда мы так порешили: сообщить поскорее вам и задержать наложницу. Если ее по дороге не схватят, может быть, найдут у родителей. Допросим ее – и все обнаружится. Надо и вам, не мешкая, идти в город, чтобы отомстить за смерть зятя.

Ван и его дочь быстро собрались, попотчевали гонца вином, как заведено, и все втроем поспешили в город.

Наложница между тем рано утром вышла из дому и направилась к своим родителям. Но не прошла она и двух ли, как почувствовала, что дальше идти не в силах. Ноги подкашивались от усталости. Чэнь присела у обочины. В это время вдалеке показался юноша в широком халате и в повязке, расшитой знаками счастья. Обут он был в шелковые туфли и чистые белые носки, а за спиной висела сумка, в которой позвякивали монеты. Молодой человек подошел ближе и внимательно поглядел на женщину. Красавицей ее бы никто не назвал, но у нее были прелестные брови и зубы как снег. Похожее на цветок лотоса лицо дышало весной, а глаза, ясные как осенняя волна [6]6
Осенняя волна – поэтический образ женских глаз, чистых и прозрачных, как речная вода осенью.

[Закрыть], задорно искрились. Не могла не приглянуться молодому человеку такая женщина. Недаром говорится:

Полевые цветы
Мне милее пионов и роз.

Дорогого вина
Никогда не держу на столе.

Юноша опустил сумку на землю и низко поклонился.

– Куда идете, девица, совсем одна, без провожатого?

– Я иду к родителям. Очень устала и вот присела отдохнуть, – ответила молодая женщина и спросила, в свою очередь: – А вы откуда и куда держите путь?

– Я из Чуцзятаиа, продавал в городе шелковый полог. Получил деньги и теперь иду обратно.

– А мои родители живут налево от Чуцзятана. Может, вы бы меня проводили. Как бы хорошо пойти вместе!

– Отчего же, я с превеликою охотой, – согласился юноша.

Они снова двинулись в путь, и позади осталось уже около трех ли, как вдруг раздались какие-то крики: следом за ними во весь дух мчались двое. Полы халатов развеваются, по лицам градом струится пот.

– Эй, женщина, стой, нам надо тебе что-то сказать! – закричал один из бегущих.

Изумленные путники остановились. Запыхавшиеся преследователи настигли их и тут же крепко схватили за руки.

– Ну, натворили вы дел, ничего не скажешь, молодцы! Куда же теперь направляетесь?

Этот вопрос задал господин Чжу, тот самый, что приютил Чэнь прошлого ночью.

– Как «куда»? Я же тебе говорила: муж меня продал, и я иду к родителям. Зачем ты бежал за мною? – спросила Чэнь с удивлением.

– Ну, ладно, хватит болтать, пошли назад! У вас в доме убийство, тебя будут допрашивать.

– Какое там еще убийство? Не пойду я назад! Муж меня продал и даже деньги вчера домой принес.

– Ах, ты упрямиться? Не пойдешь добром, сейчас кликнем стражников. Скажем: вот убийца, берите ее! А иначе – и мы окажемся соучастниками, и вас, господа стражники, начальство не похвалит. Вот как мы скажем!

– Да, уважаемая, вам и в самом деле лучше вернуться. А я пойду, – вмешался юноша, сообразив, что надо уносить ноги, пока не поздно.

– Э, нет! – закричали в один голос Чжу и его товарищ. – Если бы она шла одна, все было бы чисто. Но раз вы вдвоем, придется и тебе составить нам компанию!

– Вот тебе и раз! Да я и знать ее не знаю – случайно повстречал на дороге, мы и пошли вместе. Зачем же тащить меня в город? Ведь я ни малейшего отношения к вашему делу не имею!

– Нет, нет, мы тебя не отпустим. У них в доме убийство! Отпустишь тебя, а потом суд без, обвиняемого останется!

Мало-помалу вокруг собралась толпа.

– Эй, парень, придется тебе идти, – раздался чей-то голос. – Если днем ни во что не замешался, ночью тебя стук в дверь не испугает. Чего ты боишься?

– Вот именно, а коли не пойдешь, значит, совесть у тебя не чиста, – прибавил господин Чжу. – Одним словом, пошли – и весь разговор!

И вчетвером они повернули обратно к городу.

У ворот господина Лю было людно и тесно. Наложница вошла в дом. Первое, что она увидела, было тело убитого мужа. Она шагнула к кровати – от пятнадцати связок не осталось ни одного вэня. Поистине, как будто нарочно про нее говорит пословица: «Рот раскрыла – закрыть не может, язык высунулся – во рту не уместится». Так же точно растерялся и остолбенел случайный ее спутник.

– О я несчастный! Случайно прошел рядом с нею и оказался замешан в убийстве! – воскликнул он наконец.

Присутствующие громко зашумели, и шум не умолкал до тех пор, пока не появились господин Ван и его дочь. Увидев мертвого господина Лю, оба залились слезами. Вдова принялась укорять наложницу:

– За что ты его убила? За что? Позарилась на эти пятнадцать связок? Отвечай! Ведь небо открыло твое преступление!

– Деньги я видела. Муж получил их за меня. Вчера он пришел домой и сказал, что отдал меня в залог, потому что никак не может свести концы с концами. Сегодня мне надо было идти к новому хозяину, но прежде я хотела сообщить родителям, – ведь я даже не знаю, кому он меня отдал. Поздно вечером я положила деньги ему в ноги, закрыла дверь и ушла к соседу Чжу. Там я ночевала, а наутро пошла к своим. Перед уходом я попросила господина Чжу передать мужу, чтобы он, если придет новый хозяин, искал меня у родителей. А что господина убили, я и понятия не имела!

– Вы только послушайте, какова наглость! – воскликнула вдова. – Эти деньги дал ему вчера мой отец, чтобы он открыл торговлю и мог прокормить нас с тобой! Зачем бы стал он тебя обманывать и толковать про залог и продажу? Нет, ты, видно, решила, что дела наши совсем плохи, и надумала бежать. А тут как раз эти деньги! Ты и убила мужа, а деньги украла. Потом, для вида проведя ночь у соседей, чем свет удрала вместе с любовником. А сейчас, негодяйка, врешь да выкручиваешься!

– Верно, госпожа! Признавайся, негодница, – нестройно загудели соседи.

– А ты, парень, что молчишь? Давай рассказывай, не стесняйся! Как видно, сперва зарубили господина, а потом уговорились встретиться в укромном месте и бежать вдвоем куда подальше.

– Меня зовут Цуй Нин, – ответил молодой человек. – Вчера вечером я пришел в город продавать шелк. Вот деньги, которые я выручил. Эту женщину я совсем не знаю – первый раз увидел ее на дороге, когда возвращался нынче утром домой. Я спросил, почему она одна и куда идет. Она сказала, что нам по пути, и мы пошли вместе. Больше я ничего не знаю.

Но его и слушать до конца не стали. Схватили сумку, раскрыли ее – а там ровно пятнадцать связок монет, ни больше, ни меньше! Поднялся оглушительный шум и крик.

– Небесная сеть широка, ячейки ее редки, а все же никто не ускользнет!

– Душегуб! Вместе с этой девкой ты убил человека, украл деньги, а потом скрыться надумал! Чуть было нас, соседей, под удар не подвел! Отпусти мы тебя – подозрения пали бы и на нас!

Без долгих слов вдова Лю схватила наложницу, отец ее скрутил руки молодому человеку, и обоих потащили в Линьаньскую управу. Следом шли соседи, которые вызвались свидетелями.

Когда правителю области донесли о случившемся, он тут же открыл присутствие и распорядился, чтобы каждый из причастных к делу показывал все подряд, с самого начала. Первым взял слово господин Ван.

– Уважаемый господин правитель, я, ничтожный, живу в деревне, неподалеку от города. Мне скоро шестьдесят. У меня одна дочь, несколько лет назад выдал ее за Лю Гуя, горожанина. Детей у них не было, и муж взял наложницу, вот эту Чэнь. Ее стали называть младшей госпожой. Так они и жили, и ничего дурного о них не скажешь. Третьего дня было мое рождение, я послал в город за дочерью и зятем. А надо вам знать, что у зятя моего никакого занятия не было, и он едва-едва мог прокормить семью. Вот я и решил дать ему пятнадцать связок монет, чтобы он открыл лавку и как-то оправился от нужды. Дочь с мужем у меня заночевали, а тем временем дома оставалась одна наложница. Вчера к вечеру зять вернулся к себе, а ночью его зарубили топором. Кто зарубил, за что зарубил – понятия не имею. Но одно известно точно: наложница бежала с этим вот молодчиком – его зовут Цуй Нин – и поймали их уже в пути. Господин правитель, припадаю к вашим стопам и покорнейше прошу найти и наказать убийц моего несчастного зятя. Этих двух распутников мы привели с собою и принесли деньги, которые нашли в сумке у парня, – ровно пятнадцать связок.

Когда Ван умолк, правитель грозно крикнул наложнице:

– А ну, признавайся, как ты с полюбовником убила мужа? Деньги украли и надеялись убежать, так, что ли?

– Хоть я и была наложницей, – начала Чэнь, – мой господин Лю Гуй очень меня любил. И супруга его, госпожа Ван, – прекрасная женщина, добрая, разумная. Разве могла я замыслить против них такое черное дело?! Вчера господин Лю вернулся поздно – хмельной, на ногах нетвердый. Он принес пятнадцать связок монет. Я спрашиваю, откуда деньги. Он говорит, что ни сам прокормиться не может, ни нас с госпожою прокормить и потому, дескать, отдал меня в залог, и с этими словами показывает пятнадцать связок, которые за меня получил. Нынче утром я должна была уже перейти к новому хозяину, а господин Лю даже родителей моих не предупредил. Сперва я совсем растерялась, а потом решила убежать. Тут же я постучалась к соседу, попросилась переночевать, а утром отправилась к родителям. Сосед, господин Чжу, обещал передать мужу, чтобы он с новым хозяином шел прямо к моим родителям. Я была уже на полпути, когда вдруг догоняет меня господин Чжу – схватил и поволок назад, в город. Вот как было дело, а про смерть мужа я ничего не знаю.

– Вздор! – закричал правитель. – Деньги дал твоему мужу тесть, а ты толкуешь про какие-то там заклады и залоги. Все это ложь от начала до конца! И ясно, у тебя был сообщник: тебе помог любовник, который позарился на деньги. Немедленно говори всю правду!

Чэнь открыла было рот, чтобы ответить, но тут соседи упали на колени перед правителем и в один голос завопили:

– Господин правитель, ваши слова преисполнены небесной мудрости! Эта женщина, в самом деле, переночевала у соседа Чжу, а поутру скрылась. А мы как увидели, что муж убит, сразу кинулись вдогонку. Бежали, бежали, видим, на дороге она, вместе с этим молодчиком. Мы говорим: возвращайся! – она ни в какую. Ну, мы ее силой притащили. Посылаем за госпожой Ван и ее отцом. Господин Ван говорит, что вчерашний день дал зятю пятнадцать связок – открыть дело, глядим – а денег-то нет, исчезли! Допросили мы наложницу. Она уверяет, будто перед уходом положила деньги мужу в ноги. Тогда мы обыскиваем парня, и у него в сумке ровнехонько пятнадцать связок, ни на вэнь меньше! Конечно, это они убили! Можно сказать, их за руку поймали, а они еще отпираются!

Хотя соседи показывали с величайшею убедительностью, все же правитель пожелал выслушать и сообщника:

– Как ты осмелился на такое наглое бесчинство в императорском городе! Ну-ка, говори, как ты спутался с наложницей господина Лю, как убил ее мужа, как похитил деньги? Куда вы надумали бежать? Признавайся, говори всю правду!

– Мое имя Цуй Нин, я живу в деревне. Вчера я продал в городе шелк и выручил за него пятнадцать связок. Нынче утром по дороге домой случайно повстречал эту женщину. Я не знаю даже, как ее зовут, а о том, что произошло у них в доме, и вовсе никакого представления не имею!

– Вздор! – в гневе закричал правитель. – Не бывает таких совпадений, чтобы там украли пятнадцать связок и ты наторговал ровно столько же. Слыхал поговорку: «Чужую жену не люби, на чужого коня не садись»? Слыхал? А сам сделал наоборот? Не будь ты с этою женщиной в преступном сговоре, ты бы и не шел с нею вместе! Ну, погоди ж, проклятый упрямец, палки развяжут тебе язык!

Тут служители ямыня схватили Цуй Нина и наложницу Чэнь и нещадно били до тех пор, пока они не потеряли сознания. Свидетели, господин Ван и его дочь криками подбадривали палачей и на все лады поносили несчастных. Перед тем как вынести решение, правитель допросил обвиняемых еще раз. А те не могли больше терпеть муки и повинились. Чэнь призналась, что убила мужа, похитила деньги и вместе с любовником хотела скрыться. Едва только проговорила она эти слова, как соседи-свидетели вывели по крестику на допросной бумаге, а стражники надели на изобличенных большую кангу [7]7
Канга – деревянная колодка, надеваемая на шею преступника.

[Закрыть] и отвели в тюрьму для смертников. Пятнадцать связок монет возвратили господину Вану, но сразу же снова отобрали в возмещение судебных издержек и потребовали еще, потому что всех расходов эта сумма не покрыла.

Правитель отправил ко двору донесение, которое было рассмотрено и изучено судебным ведомством. Недолгое время спустя прибыл императорский указ: «Цуй Нина за совращение чужой жены и убийство с целью грабежа приговорить, в согласии с законом, к смертной казни. Наложницу Чэнь за блудную связь со злодеем и за убийство мужа – тягчайшее из преступлений – приговорить в назидание и острастку другим к медленному четвертованию». Указ прочитали осужденным и тут же, без всяких промедлений, повели их на городскую площадь, к месту казни. Все было кончено для этих злополучных, и будь у них даже сто языков, они уже ничего не могли бы сказать в свое оправдание! Как тут не вспомнить стихи:

Подсунули немому горький плод,
От горечи скривил бедняга рот.

И горечь и обида жжет его,
А он сказать не может ничего.

Почтенный читатель, ты прослушал большую часть нашей истории. Скажи сам, разве пошла бы наложница Чэнь ночевать к соседу, если бы она вместе с Цуй Нином убила мужа и украла деньги? Да они, не теряя ни мгновения, бежали бы в чужие края! А на другое утро разве направилась бы она к родителям, зная, что ее в любую минуту могут схватить? Нелепость обвинений была видна всякому, кто пожелал бы вникнуть и всмотреться в обстоятельства дела. Но бестолковый судья думал только об одном – как бы поскорее закончить разбирательство. Неужели не ведал он и не помнил, что под пыткою человек сознается в чем угодно или, вернее, в чем прикажут, – и в содеянном и в несодеянном. Но несправедливость влечет за собою возмездие, которое свершится либо над тобою, либо над твоими потомками. Вот эти две невинно загубленные души – не простят они ни судье, ни прочим своим погубителям! Пусть же праведный вершится суд, пусть судьи забудут о произволе и пусть не обращаются к пытке по одному только своему хотению. Пусть они будут мудры и беспристрастны и пусть не ссылаются, с постными лицами, на то, что мертвому, дескать, уже не воскреснуть, а сломанному не выпрямиться!

Назад к карточке книги "Пятнадцать связок монет"

Ваша оценка произведения: