Текст книги "Дворняги, друзья мои..."

Автор книги: Наум Шафер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

…Вот я пишу об этом и думаю: грош цена моей образованности и эрудиции! Ведь я же совсем недавно прочитал повесть Платонова «Джан»… Да и без Платонова давно знал, что нельзя действовать подобными методами. Нельзя никого насильно заставлять быть счастливым – ни человека, ни животного! Именно такими методами Сталин приобщал людей к социалистическому «раю». А кому нужен такой рай? Кому нужно, чтобы его, связанного и униженного, тащили вперёд и вверх – к светлому будущему?

…Поскольку собака опять перестала сопротивляться, Тарасуло быстренько протащил её до следующей промежуточной площадки. Впереди был третий этаж, ещё одна площадка и, наконец, четвёртый этаж. До третьего этажа кое-как добрались, а дальше, когда осталось уже совсем немного, началось самое страшное. Казалось, овчарка поняла, что мы безжалостны и не заслуживаем никакого уважения. Она стала скалиться, рычать, бешено крутила головой и снова рвалась вниз. Ни о какой передышке не могло быть и речи. С багровым я потным лицом Феликс Аронович тащил её вверх, Лада лаяла, на всех этажах хлопали двери – в общем, был настоящий кошмар. На последней промежуточной площадке, между третьим и четвёртым этажами, ноги у овчарки подкосились – и она рухнула, как подрубленная.

– Всё! – сказал Тарасуло. – Или сдохла, или упала в обморок! «Инфаркт!» – пронеслось у меня в голове.

– Что же вы стоите? – крикнул Тарасуло. – Воды! Скорее воды! Если бы по случайности здесь оказался фотограф и вздумал бы нас запечатлеть, то на снимке мы ничем бы не отличались от настоящих живодёров или работников мясокомбината.

Трясущимися руками я прижимал лающую Ладу к груди и одновременно пытался открыть портфель. Наконец, мне это удалось. Феликс Аронович моментально извлёк из портфеля бутылку с водой и стал брызгать на неподвижно лежащего пса. Ничего не помогало. Тогда Тарасуло схватил его в охапку (и откуда силы взялись!) и помчался с ним на руках вверх, положил у дверей квартиры, открыл ключом дверь, снова схватил на руки пса, занёс его в комнату и положил на пол около открытого балкона. Всё это произошло в течение нескольких секунд.

Я ожидал, что сейчас начнётся собачье столпотворение, так как Аскольд вряд ли примирится с неожиданным нашествием двух своих соплеменников. Но – ошибся. И тут я оценил разницу между баламутной дворняжкой и воспитанной овчаркой. Аскольд осторожно обнюхал лежавшую собаку, вопросительно посмотрел на хозяина (на Ладу не обратил никакого внимания), а затем отошёл в свой угол и больше ни во что не вмешивался. Кажется, потом раз или два он пытался напомнить о своём присутствии, но Феликс Аронович что-то резко ему говорил, и Аскольд успокаивался.

Тарасуло пошёл на кухню, принёс кастрюлю с водой и вылил её на голову овчарки. Никакого эффекта Собака не двигалась, только живот её вздрагивал от быстрого и тяжёлого дыхания. Лишь по этому признаку и можно было определить, что она ещё жива. Глаза у неё были открыты, но ни на что не реагировала. Феликс Аронович для проверки несколько раз замахивался на неё, хлопал в ладоши перед самым её носом – глаза оставались открытыми и неподвижными.

– Это плохо, – бормотал Тарасуло. – Если она не реагирует, это очень плохо.

– Феликс Аронович! – сказал я. – Мы с вами всё-таки учите ля. Какую оценку вы сейчас можете дать нашей тридцатилетней педагогической практике?

– Не томите душу, – ответил Тарасуло.

– Двое таких представительных мужчин – и что натворили – не унимался я.

– Говорят вам: не томите душу! – крикнул Феликс Аронович. – Мне и так тошно!

– Но, может быть, хоть скорую помощь вызвать? Может быть, ещё не поздно?

– Вы соображаете, что говорите?

– Я имею в виду «собачью» скорую помощь. Надо позвонить в ветлечебницу.

– А как прикажете доложить? Два старых дурака уморили собаку – спасайте её… Так, что ли?

– Никуда не денешься, именно так…

– Нет, я звонить не буду, – в раздумье произнёс Тарасуло. – Знаю я этих ветеринаров. Вмиг разнесут по всему городу… Вот если бы собака сама заболела, тогда бы я позвонил.

– Феликс Аронович, сейчас не время думать о своей репутации, надо спасать животное.

– Вы хотите выглядеть в этой истории благородней меня! – взорвался Тарасуло. – Ну разумеется! Вы всё время читаете мне нотации, уговариваете, взываете к моей совести, а я равнодушен и твёрд, как скала, я бесчувствен и бессовестен!

– Нет, мы из одной шайки, Феликс Аронович, – сказал я. – Во всём, что произошло, мы виноваты в равной степени. В равной! И одинаково будем мучиться, если собака погибнет. Вы ведь не напрасно упомянули о совести. Ведь суд совести…

– Ой-ой-ой, только не морализируйте…

– Хорошо, не буду. Но поймите, что один-единственный укол может спасти собаку. Давайте вызовем скорую…

Заговорив об уколе, я вдруг вспомнил, что через полтора часа надо явиться с Ладой в ветлечебницу. В четыре часа дня ей делали второй укол.

– Феликс Аронович, нам с Ладой пора, надо перед лечебницей успеть забежать домой. Умоляю вас, позвоните, скажите, что собака, мол, внезапно заболела.

– Э-э-э… – протянул Тарасуло. – Теперь уже никакие звонки не помогут. Смотрите, смотрите – видите? Над псом кружатся большие мухи!

– Ну и что?

– Невежественный вы человек. Это же первый признак, что собака умирает. Мухи чуют падаль.

– Так она же ещё не умерла.

– Неважно. Они чуют будущую падаль. Нет, собаке уже ничем не поможешь. Это – конец.

Не попрощавшись, я открыл дверь и вышел. Лада весело сбежала по ступенькам вниз и дожидалась меня у подъезда.

Дома я наскоро разогрел тарелку борща и машинально проглотил его. Хотел позвонить Феликсу Ароновичу, чтобы спросить о самочувствии овчарки, но, боясь услышать правду, не сделал этого. Поехал с Ладой в ветлечебницу. Ей сделали укол. Вернулся домой. Было четверть шестого вечера. Постояв несколько минут у телефона, набрал номер Тарасуло.

– Я же вам сказал! – услышал я голос Феликса Ароновича. – Мухи – это верная примета. Она умерла ровно в три часа дня. Представьте себе, тютелька в тютельку. Радио пропикало – у неё задрыгали ноги, и она испустила дух.

– Одного не понимаю, – медленно сказал я. – Почему вы это объявляете, как правительственное сообщение?

– Сегодня ночью нам предстоит её похоронить, – сказал Тарасуло, не отреагировав на мои слова. – Не мне же одному заниматься этим малоприятным делом. Вместе ловили собаку, вместе уморили её – значит, вместе будем хоронить.

– Успокойтесь, Феликс Аронович, я считаю, что в этой истории меньше всего виноваты вы. Главный спрос – с меня. Это я вам рас сказал про овчарку, и я же сагитировал вас поехать за ней. И опять же именно я занимался словоблудием, охал и ахал, вместо того, что бы вырвать из ваших рук повод и отпустить собаку на волю.

– Вам было бы легче, если бы её поймали собаколовы? Вы забыли, о чём нам рассказала женщина? Из неё ведь хотели сделать шапку! Вам было бы легче? Отвечайте: легче?

– Ладно… Когда я должен прийти?

– Вот это другой разговор. Приходите этак часиков в Десять. Будет уже достаточно темно… Только не вздумайте брать с собой вашу шавку, она нам всё испортит. Я уже присмотрел пустырь за 108-ой школой, там её и похороним. Лопата есть. Вот только не в чем завернуть собаку… Придётся снять штору с окна…

– У меня есть пляжное покрывало…

– Да видел я ваше покрывало, оно слишком тонкое, не вы держит. Так уж и быть – сниму штору.

– Ну как хотите.

…В начале одиннадцатого я подошёл к дому Феликса Ароновича. Он поджидал меня у тёмного подъезда внизу.

– Еврейская похоронная команда в сборе! – попробовал он пошутить.

Мы поднялись наверх и зашли в комнату. Аскольд добродушно меня приветствовал, обнюхал и облизал. На мёртвую собаку не обращал никакого внимания.

Не буду описывать, как мы заворачивали овчарку в штору, скрутив концы, чтобы легче было нести. Спускаясь по лестнице, мы буквально надрывались от тяжести.

– Что за чёрт! – сказал я. – Ведь живая она была значительно легче!

– Вот-вот! – пыхтя ответил Тарасуло. – Никогда не был согласен с формулой, что живые доставляют больше беспокойства, нежели мёртвые… Не-е-ет! С мертвецами всегда хлопот но. И неприятно. Потому они и тяжелее…

Феликс Аронович продолжал иронизировать. Но я уже понимал, что это было противоядие против излишней чувствительности: он оберегал и себя, и меня от ненужного «расслабления».

Впрочем, он зря старался. Судьба распорядилась превратить похороны в фарс. Когда мы пробирались тёмной улицей к школьному пустырю, вдруг сзади послышался автомобильный гудок, и, когда мы обернулись, свет фар ослепил наши глаза. В мгновение ока мы оказались окружены милицейским нарядом.

– Стоять на месте! Положить тюк! Петро, проверь у них документы! Вася, разверни тюк! – Молоденький лейтенант-казах деловито отдавал распоряжения и пристально вглядывался в наши лица.

– Да дохлятина у них тут! – вскричал Вася.

Лейтенант нагнулся и… рассмеялся. За ним – остальные. В том числе и мы с Тарасуло. Да, смеялись. А вообще-то – хохотали. Машина уже уехала, а мы продолжали хохотать. И вместе с этим почувствовали какое-то освобождение. Зачем лгать? Да, освобождение. Это была разрядка. После напряжённого, нервного, убийственного дня – разрядка, лёгкость. Вот ведь как…

Мы легко подхватили «тюк» и уже чуть ли не вприпрыжку достигли пустыря. Нас обуяло нетерпение. Скорее, скорее бы уж избавиться от этого груза!..

Яму рыть не надо было – нашли ложбинку и опустили в неё труп овчарки…

Кто-то сказал: не тороплюсь, потому что ничего уже от жизни не ожидаю. Я медленно шёл по ночной улице и вернулся домой в мрачном состоянии. Со мной произошло то, что Юлия Шведова определила как «жестокое испытание для души нормального человека»…

Чем же закончился для меня этот скорбный день? Перед сном вывел на улицу Ладу, погулял с ней минут десять. Об анекдотическом эпизоде с милицейским нарядом уже не вспоминал. Вернулся, приготовил постель. Вдруг задребезжал телефон – звонила Людмила Афанасьевна Кузнецова, директор Художественного музея, наша хорошая приятельница:

– Дорогой Наум Григорьевич! Ну как там Наталья Михайловна – подаёт о себе знать?

– Пока ещё нет. Но настроение прескверное не только по этой причине.

– А что случилось?

– Да вот провели с Тарасуло эксперимент: хотели насильно загнать в рай одно живое существо.

– И чем закончился ваш эксперимент?

– Тем же, чем у Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича: полнейшим крахом.

– Так зайдите и расскажите подробно.

– Нет, лягу спать.

– Ну тогда – приятных сновидений.

– А вам – спокойной ночи.

Когда я положил трубку, телефон звякнул: дзинь… Говорят, что когда по окончании разговора телефон звякает, – значит на проводе кто-то третий…

5–7 августа 1987

Варварство

Могучий вихрь людей метёт…

Ф.И.Тютчев.

Вот Павлодар и обогнал Европу… У нас теперь тоже торжествует свободомыслие: мы наконец-то научились не подчиняться нравственным догмам. Отныне ежемесячно на одном из городских стадионов будут проводиться так называемые «собачьи бои», и мы сполна насладимся несчастным видом истекающего кровью животного, которое с незапамятных времён служило человеку.

Обогнали Европу? Пожалуй, попали впросак – как всегда. На книжных лотках красуется глянцевитый литературный мусор, к которому на Западе уже никто не прикасается. В кинотеатрах демонстрируются дебильные боевики, которые на том же Западе никто уже не смотрит. Что же касается «собачьих боёв», то во многих цивилизованных странах ведётся борьба (и весьма успешная) против этого растлевающего зла, которое стимулирует самые низменные инстинкты…

Я никогда не видел подобных «боёв» и, даст Бог, не увижу. Но по очерковым зарисовкам и некоторым кинокадрам хорошо представляю себе это страшное зрелище. Я ощущаю азарт толпы, дрожащей от возбуждения, вижу разгорячённые потные лица и безумные глаза людей, поставивших деньги на определённую собаку (здесь действует тотализатор как на конских состязаниях), слышу улюлюканье и свист подростков (завтра, вместо дворового футбола, они займутся «натаскиванием» собак), вспоминаю рассказы о том, как хозяин поверженной собаки в ярости пинает её ногами, а иногда и добивает – за то, что она якобы «опозорила» его…

Говорят, что первый «собачий бой» 10 сентября на павлодарском стадионе «Трактор» происходил по-другому: организаторы вели себя достойно и даже проявляли «гуманность». Каждая пара грызлась не до смертного конца, дежурили ветеринарные врачи, которые вовремя делали укол слабеющей собаке и быстро зашивали рану. И когда потерявшие человеческий облик подростки стали орать, требуя, чтобы бультерьера стравили с овчаркой, им в микрофон вежливо объяснили, что так, дескать, нельзя, что по правилам принято стравливать только однопородных собак: овчарку – с овчаркой, бультерьера – с бультерьером.

Мне рассказали, что в процессе боя некоторые собаки вдруг обнимались лапами, уткнувшись носами друг другу в шерсть и учащённо дыша… При этом следовал комментарий: какие умницы – понимают, что им нужен передых… Ой ли? А может, в собаках просыпалась та самая человечность, которую давно потеряли их двуногие хозяева? Может быть, собаки предлагали друг другу мир, а их упорно снова стравливали? Понимаю, что от моих рассуждений отдаёт «литературщиной». Но что делать, я действительно преподаю литературу, дарующую возможность очеловечивать наших меньших братьев.

Организаторы боёв хорошо подготовились теоретически. В этом им помогли приглашённые столичные инструкторы, которые в свою очередь призвали на помощь всесильную формальную логику. Мы, дескать, проводим бои для того, чтобы искоренить дилетантство и самодеятельность. А то, понимаете ли, подобные побоища систематически проводятся тайно в каких-то ямах, и каждый бой обязательно заканчивается смертью одного из животных. А мы, специалисты, проводим бои открыто и показываем, что можно обойтись и без смертного исхода. Гласность – великое дело. Никто теперь не станет свирепствовать втихаря, каждый, кто хочет, может привести свою собаку на открытый и честный бой, где строго соблюдаются правила.

Как легко, оказывается, подвести аморальные поступки под статьи морального кодекса! Интересно, на кого рассчитаны подобные рассуждения? Разве не ясно, что, узаконив кровавые побоища, мы не сократим, а, наоборот, умножим количество тайных сходок любителей кровавых зрелищ? Раз это официально позволено, то кто запретит истязателям собираться где угодно и когда угодно?

Далее уже начинается сентиментально-развлекательная «философия». Дескать, в собаках надо постоянно развивать бойцовские качества – иначе эти качества заглохнут, и наши четвероногие друзья не в состоянии будут помочь, например, пастуху отбить хищникой, напавших на стадо овец, не смогут нести караульную службу на границе республики и т. д. и т. п.

Позвольте: тогда причём здесь тотализатор? Служебные собаки действительно нуждаются в развитии бойцовских качеств, но для этого есть специальные полигоны и опытные тренеры. Пусть они и занимаются обучением собак вдали от посторонних глаз… Мне очень хотелось бы узнать хоть одно имя идеального порядочного собаковода, который привёл своего питомца на стадион «Трактор», чтобы испытать его бойцовские качества, а затем подарить какому-нибудь пастуху или пограничнику… Нет, давайте уж называть вещи своими именами. Нашими «гуманистами» руководит самолюбивое чувство «престижности» и желание узаконить новый тип бизнеса – кровавого…

Неужели появилась новая помета времени? В общем, быть или не быть «собачьим боям» в Павлодаре – зависит в первую очередь от нас самих. Если мы безразличны к судьбе наших детей – значит, будут. Если мы не хотим, чтобы они выросли злыми и агрессивными – значит, нет.

Рано или поздно придёт час искупления. Во многих городах активные члены Общества защиты животных пикетируют стадионы, и жестокие зрелища отменяются. Наше павлодарское Общество то ли набрало в рот воды, то ли вообще не существует…

Несколько лет назад, когда московские авантюристы задумали провести в столице России богатую и пышную корриду, поднялся такой шквал негодования, что инициаторам «испанизации» Москвы пришлось расторгнуть все выгодные договоры. Коррида в Москве не состоялась!

В наш трагический, нервный и задёрганный век нам не хватает только крови. Сначала – Друга человека, а потом – и самого человека…

12 сентября 1995 г.

Собака, берегись человека!

*В соавторстве с Н.Капустиной.

До чего чуткие, замечательные люди живут в Павлодаре! Раскрываем любимую «Звёздочку» от 16 января и видим: «Мы и братья наши меньшие». О, подумалось, опять кто-то пожалел бедолаг. Автору явно не спится по ночам, размышляет, что делать с собаками и кошками в большом городе.

Начинаем читать – ничего подобного! Слукавил человек и спит спокойно: проблему он давно решил, оказывается… Зачем нужны собаки, если есть крепкие замки? Нехорошо, ах, как нехорошо быть рабами моды.

Согласны: нехорошо. И не станем отрицать: есть, есть среди собачников «модники». Любят они утереть нос соседу каким-нибудь ротвейлером или сенбернаром. Но неужели одинокая старушка, приютившая обычную дворняжку, тоже относится к категории модников? Знает ли автор, что с собакой можно общаться духовно! Слышал ли он, что в Москве создан Клуб любителей беспородных собак «Дружок», вступивший в борьбу с живодёрским промыслом?

Наш автор – стопроцентный активный прагматик. Уж коли отпала хозяйственная надобность в «меньших братьях», то давайте избавимся от них. От братьев, то есть. Переименуем их, что ли. Ведь житья от них нет. Какая-то Шуба лишь «цыкнула» на бродячую собаку, а та, негодная, не стерпела, изорвала дорогую вещь. Захотел мальчонка погладить дворового котёночка, а тот вцепился ему когтями в кисть. И вообще – страшнее кошки зверя нет.

Интересно, кому это В. Ключков рассказывает сказки? На кого он рассчитывает? Очевидно, только на тех людей, которые никогда не держали дома собак и кошек и имеют весьма смутное представление о психологии животных. Бродячие собаки могут быть агрессивными только за пределами города, где они объединяются в стаю. В самом же городе они смиренны и беззащитны, постоянно шарахаются от людей, порой боятся просто недоброго взгляда. Если что-то и похоже на правду из того, что рассказал Ключков, то этому можно найти нравственное оправдание. Сколько злости должна была источать дорогая Шуба, чтобы дворняга, позабыв страх, порвала её! До какого изуверского состояния надо было довести доброго ласкового котёнка, чтобы он цапнул крошечными зубками мальчика!

Давно пора понять, что во всех покусах и агрессиях виноват в первую очередь человек. Человек, культурно и нравственно отсталый. Это он воспитал в овчарке и бульдоге злобу, а затем выпустил гулять без намордника. Это он выкинул на улицу добродушную дворнягу, которая вынуждена защищаться от негодяев любыми способами. Это он обрёк на вечное скитание изящную и царственную кошку, которая предназначена самим Господом Богом создавать уют в семейной квартире.

И всё же добро неистребимо. Рафаиль Хакимов недавно написал очерк о нашей коллеге – учительнице 108-ой школы, которая на свою скудную пенсию ежедневно покупает корм для бездомных кошек: её «рабочий» день начинается с обхода подвалов…

Ещё не перевелись люди, которые, вселяясь в новую квартиру, первым выпускают, если нет взрослой кошки, котёнка: иначе счастья не будет. Ещё живы бабушки, которые не разучились укачивать внуков под напев:

 
Котя, котенька-коток,
Котя, серенький хвосток,
Приди, котя, ночевать,
Нашу детку покачать.
 

Ещё есть школы, где первоклашки весело водят хоровод:

 
Кот Мурлыка ходит,
Всё за мышкой бродит,
Ах, мышка, мышка, берегись,
Смотри – коту не попадись.
 

Здесь сочувствие даже мышке, которая тоже хочет жить…

Сколько увлекательных книг, рассказов на подобные темы! Неужели В. Ключков забыл чеховскую «Каштанку» и никогда не читал повесть Троепольского о Белом Биме? Нормальные люди на протяжении многих столетий относились к домашним животным не только с любовью, но и с уважением. Да, с уважением… Ведь должен же был наш оппонент учить в пятом классе: «И днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом»… Не под звучное ли мурлыканье прелестного кота воплощались великие замыслы Александре Сергеевича? О Есенине уже нечего говорить – именно он утвердил в нашем быту этот поэтический термин «братья меньшие»: И зверьё как братьев наших меньших Никогда не бил по голове…

А Ключкова одолевает вулкан страстей. Он взывает, призывает и чуть ли не приказывает: бить! С умилением вспоминает: «Было время – ловили собак сетками и петлями, отстреливали». И с торжеством сообщает о сегодняшних сдвигах в этой деятельности: «Решается вопрос с финансированием и приобретением спецснаряжения для отстрела животных усыпляющими средствами».

Стыдно. Стыдно и горько. В Павлодар приходят популярные российские газеты: «Известия», «Труд», «Комсомольская правда», «Литературная газета»… Попался ли вам, читатель, хотя бы один материал подобного рода? Ну, разумеется, – нет! Даже в виде исключения. Если в этих газетах порой и заходит речь о наших «меньших братьях», то лишь о том, как бы им помочь. В Петербурге, например, по распоряжению мэра, категорически запрещено убивать бездомных собак. В крайнем случае их стерилизуют и потом отпускают на волю. Решается вопрос о создании приюта для несчастных животных… Не исключено, что раздадутся и возмущённые возгласы: нищенствуют люди, а тут, видите ли, собакам собираются создать комфорт… Эх, господа, потому и нищенствуют люди, что у нас дефицит гуманизма по отношению ко всему. Всё взаимосвязано! Человек, предлагающий отстреливать собак, никогда не позаботится о другом человеке. Он только будет кричать на всех перекрёстках о своём человеколюбии.

Радость общения – вот что дают нам животные. Кто больше выигрывает от этого общения? Конечно, человек. В древние времена собака излечивала человека даже от душевной болезни – такие случаи, например, были зафиксированы на территории нынешней Бельгии: А с каким восторгом встречает нас четвероногий друг! И опять-таки: стоит нам занемочь – кто не отходит от вас, сочувствует, жалеет и бережно обхаживает? Собака. Да и кошка вам сочувствует. Она безошибочно найдёт больное место, потрётся или уляжется на него и возьмёт эту хворь на себя. Какой силы стресс – бич нашего времени – устоит под напором их любви и ласки?

Разве мы имеем право быть неблагодарными? Мы любим свой город и его первую газету, где каждый может высказать своё мнение, даже если оно не совпадает с мнением редакции (пример этому – заметка В.Ключкова). Убеждены, что павлодарцы не поддадутся воспалённым подстрекательским идеям какого-нибудь ретивого автора. Да тут и усилия особого не нужно прилагать. Ведь не зря в песне поётся, что «собака бывает кусачей только от жизни собачьей». Поэтому мамашам следует учить детей осмотрительности, а взрослым – помнить о деликатности. Не кричать на встречную собаку, не махать, не пинать, тем более – не цыкать, а спокойно идти своей дорогой. Не шарахаться в сторону при виде породистого красавца-великана, а миролюбиво проходить мимо. Отнестись с юмором к лаю дворняжки, выбежавшей из подворотни – она просто выслуживается перед хозяином. В крайнем случае подожди секунду-другую, собачка сама убежит.

А наши павлодарцы и в самом деле чуткие, замечательные люди. Мы и в газетах о них читаем и сами видим. Не все пенсионеры ворчат. Есть и такие, которые скорее себя овощами подкормят, а Барсику кусочек мясца приберегут. В холодные зимы синиц и воробьев подкармливают, да и другим птичкам перепадает.

Интерес к собакам и кошкам – не прихоть, не мода, а высшее проявление гуманности. И животные не остаются в долгу. Всему миру известен шнауцер Джорди, который может распознать рак в ранней стадии у человека. Но не будем возвеличивать собаку за чистую выгоду. Достаточно, что мы становимся добрее от общения с ней. Настанет время и для собачьих приютов в нашем городе. А пока –

 
Ах, Барсик, Барсик, берегись:
Ключкову В. не попадись!
 

20 января 1999 г.