Текст книги "Петя Кантроп"

Автор книги: Натан Эйдельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Эйдельман Натан
Петя Кантроп

Натан Эйдельман

Петя Кантроп

Петр Алексеевич ко мне приходит и говорит:

– Я великое открытие сделал.

А я отвечаю:

– Это бывает.

Тогда он достает большую мензурку, наполненную розовой жидкостью:

– Вот мое открытие.

– И это бывает, – отвечаю.

– На слово вы не верите ученым. Но настанет время, никто не будет нас проверять: сделано – сказано!

Затем Петр Алексеевич отмерил и вылил в чашку немного жидкости, выпил и превратился в своего папу Алексея Михайловича. Я, по чести говоря, совсем не удивился, потому что знаю Петиного папашу много лет. Правда, никогда я его таким моложавым не видел, разве что на фотографиях. Выглядел он не старше своего сына.

– Добрый день, Алексей Михайлович, – говорю. А он на меня как-то странно смотрит и не узнает. Потом вздрогнул и стал разглядывать брюки и пиджак: Петина одежда на "старике" затрещала, потому что Алексей Михайлович против своего наследника много корпулентнее.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович, я же Антон, товарищ вашего сына.

Алексей Михайлович разгневался:

– Какой товарищ? Какого сына? Нет у меня пока что никаких детей, жена мальчиков не любит и хочет родить дочь. И вообще где я?

Вежливо объясняю, что я сын Якова Осиповича, его соседа. Тут папаша так захохотал, что Петин пиджак, подобно феодальному государству, стал стремительно распадаться на отдельные территории.

– Если ты Якова сын, значит, он уже в детской коляске был отцом семейства.

– А какое, кстати, число сегодня и год? – спрашиваю я.

– Что, ты не в ногу со временем живешь, что ли? – шутит Алексей Михайлович. – 6 июля 1940 года.

Смекаю, что до Петиного рождения еще почти целый год, и протягиваю его папаше сегодняшний номер "Советского спорта".

– Вот, – говорю, – свежая газетка от 18 февраля 1966-го...

Алексей Михайлович как впился в газету, как рот разинул, так и просидел молча не знаю сколько времени. И вдруг рот закрыл и превратился в Петьку.

Петя обругал себя за то, что не снял костюма перед опытом, и сказал:

– Видишь, открытие какое я сделал? Ровно пятнадцать минут действует.

– А если принять двойную дозу твоего эликсира?

– Пожалуйста.

Отмерил, выпил вдвое против прежнего и тут же сделался собственным дедушкой Михаилом Федоровичем, которого я в детстве видал. Михаил Федорович был молод и худощав. Драный Петин костюм на нем висел, как на пугале.

Разумеется, я не стал расспрашивать Михаила Федоровича, узнает ли он меня и как относится к своему сыну Алексею Михайловичу, но завел такой разговор, что "старику", мне отвечая, пришлось сказать, какое сегодня число.

– 12 мая.

– А год?

– 1902-й, – смеется.

Тут я вспомнил, что дед был любителем поэзии, и немало удивил его кое-чем из Блока, Маяковского и Багрицкого, которых он еще знать не мог. Чтобы не вызывать лишних расспросов, я собирался сообщить дедушке Мише, что все эти стихи сам сочинил, но сделаться великим плагиатором не успел; пятнадцать минут прошло, и передо мною был снова Алексей Михайлович образца 6 июля 1940 года. Меня он опять видел в первый раз, но я уже имел опыт обращения с ним: поговорил о погоде, затем сунул в руки "Советский спорт" и спокойно дождался появления Петра Алексеевича.

А Пете я задал только три вопроса.

– Вопрос первый: что, если бы несколько минут назад невзначай зашел ко мне в комнату настоящий, то есть сегодняшний, твой папаша Алексей Михайлович и встретил бы самого себя в молодом возрасте?

– Да, – сказал Петя, – это был бы нежелательный вариант. Папа у меня задиристый, мог и в ухо дать.

– Какой папа какому?

– А не все ли равно?

Второй вопрос я задал такой:

– В чем же секрет твоего эликсира?

Петя сказал, что основная формула его эликсира Р=М+П, то есть РЕБЕНОК = МАМА + ПАПА. В первый миг своего существования в ребенке нет ничего своего (плоть от плоти двух родителей). Потом уж к М+П прибавляется еда, среда и прочее бытие. Но каждая мама и каждый папа сами вначале составляли определенное сочетание своих родителей, те – своих и т.д. и т.п.

– Значит, что надо? – спросил Петя риторически. – Надо найти способ в каждом человеке выделить нужного предка в чистом виде, а для этого убрать на время черты и качества других предков. Вот этот напиток в зависимости от дозы и дает любого предка: чуть больше – прапрадедушка, чуть меньше папаша... Ну, разумеется, все они появляются в том возрасте, в котором были при начале существования своего сына. Папаше было, к примеру, тридцать семь. Когда я начался. Приняв минимальную дозу розовой водицы, я отсекаю множество свойств и становлюсь своим молодым отцом. Всего, правда, на пятнадцать минут, дольше никак не выходит. Ну, а приняв пять доз, я на девятьсот секунд обращаюсь в прапрапрадеда в момент основания прапрадедушки... Так что, как видишь, все до того просто, что непонятно, отчего никто доселе такого открытия не совершил.

Тут я задал третий вопрос:

– А почему ты не делаешься мамашей или прабабушкой?

Петр Алексеевич поважнел, достал мензурку с синей жидкостью.

– Вот женский эликсир. Перемешивая два напитка, можно получить любого из двух дедушек, или двух бабушек, или, если угодно, какую из шестнадцати прапрабабушек. Но... – тут Петя замялся, – но я как-то стесняюсь превращаться в женщин. У меня почему-то всегда есть опасение, что синий эликсир мой вдруг откажет и я навсегда останусь собственной прабабкой. Конечно, и розовый может сплоховать, но – умереть мужчиной предпочтительнее...

"Хорошие все-таки друзья у меня, – думал я, слушая Петю, – Ученые и приятные".

Из моего дневника

21 февраля. Петр привел знакомого студента Володю Пушкина. Мы все подготовили, чтобы на пятнадцать минут превратить Володю в его прямого предка Александра Сергеевича. Однако мы так волновались, что дали Володе лишнего и вместо Пушкина получили Ганнибала, Арапа Петра Великого. Оробели мы, конечно, но Петя заговорил о фортификации, и арап, с детства привыкший ничему не удивляться, принялся чертить и объяснять. В разгар очень любопытного объяснения он сделался, однако, Осипом Абрамовичем Ганнибалом, мрачным и злым, и дико заорал: "Водки!!!"

Мы побежали, принесли. Он выпил раз, два, три, заставил нас пить. Мы не хотели, но он настаивал, да нам и отказываться было стыдно. Как это ни удивительно, но довел он нас за пятнадцать минут до такого состояния, что мы и Надежду Осиповну, и Александра Сергеевича, и детей, и внуков, и правнуков Пушкина проспали, и когда очнулись, то Ганнибалы-Пушкины уже превратились в студента Володю, и, сколько мы его ни уговаривали, больше он не желал подвергаться опыту, боялся в себя не вернуться.

– Глупец! Ведь предки у тебя какие!

– Гениальные люди, но все какие-то несчастливые...

Против этого мы ничего не могли возразить.

Петя после размечтался: найти бы всех потомков великих людей и разом превратить их в знатных предков.

Я же утверждал, что ничего хорошего из этого не выйдет.

22 февраля. Испугались мы потом, а сначала даже не поняли, что произошло. Пригласив Элю и Марину, двух знакомых девушек, мы выдали им синенькой ровно столько, чтобы забросить обеих примерно в первую треть XVIII века. И вдруг одна из девиц растворилась. Мы похолодели: иди доказывай потом, что она в царстве Анны Иоанновны куда-то запропастилась. Принялись мы расспрашивать Поликсену Никифоровну (ту, что осталась), но она была строгих правил и с нами беседовать не пожелала, пока не превратилась в Анну Дмитриевну, свою дочь. Та была побойчей, но, когда мы стали про исчезнувшую подругу спрашивать, она не понимала и принялась кокетничать. Петя проявил себя любезным кавалером, но не успел произнести и десятка комплиментов, как появилась довольно противная Татьяна Михайловна – дочь Анны Дмитриевны, и пошло, и пошло. Мы ни живы ни мертвы. Даже тетка, спросившая нас: "Ребятушки, говорят, наш Николай Павлович захворал, куда денемся-то?" – даже эта тетка нас не рассмешила. И когда мы готовы были зарыдать от отчаяния, Матрена Константиновна вдруг превратилась в двух шустрых девиц – Марю и Варю. Развеселившись, мы тут завели магнитофон, да так сплясали, что партнерши наши трижды переменились, а мы даже не заметили, и под конец удивились, отчего они так похожи на двух наших знакомых девушек – Элю и Марину. (Мы потом им, конечно, объяснили, что они родственницы, что у них прабабушка общая, а они смеются и не верят...)

23 февраля. Я предлагаю Петру Алексеевичу обнародовать открытие, но он считает – еще поиспытывагь надо. К тому же запасы эликсира невелики – пока что всего бутылки две...

1 марта. Петя привез целый бочонок. Говорит, неделю настаивал. Хочет в обезьяны податься. Весь вечер сидели, разрабатывали опыт. Устали. Для разминки Петр сбегал в прадедушку до женской линии, а я в прабабушку по мужской.

Решили опыт проводить так: поехать к Пете на дачу и превратиться там в обезьяну (а то в доме, чего доброго, далекие предки все изгадят и переломают). На дачу отвезти старый тулуп, иначе предок замерзнет, подготовить консервов, воды, инвентаря.

Чтобы отправиться на миллион лет, придется выпить целый жбан эликсира. Это трудно. Решили провести в два приема, то есть сначала получить промежуточного предка, а затем напоить его. (Я забыл сказать, что, как ни странно, в опытах по превращению съеденное и выпитое одним предком не переходило в другого. Так что один раз Петя по пути от прапрабабки обратно за один час четыре раза плотно пообедал. Мы решили, что весь паек одного переходит в энергию, необходимую для превращения в другого.)

2-3 марта. Перетаскиваем инвентарь на дачу. Петя сумел выхлопотать на работе творческий отпуск. Говорит, что обидно превращаться одному, неплохо бы закинуть в древность несколько человек, чтобы было хоть какое-то общество. Да и для науки полезнее. Однако пришлось бы ждать еще несколько месяцев, пока настоится эликсир, а Пете уж очень хочется в обезьяны.

Окончательно уточнили маршрут: через прапрапрапрабабушку N_5 по материнской линии (для удобства мы предков занумеровали). Эта дама сообщила нам однажды, что родилась в один день с императрицей Екатериной, что живет в Москве на Варварке и что отец ее старинной фамилии греческий купец. (Очень уж путаное у Пети фамильное древо оказалось.) Вот этот купец нас и занимал, потому что через своих греческих предков он позволял нам совершить экскурсию прямо в античные века и страны...

Итак, через прапрапрапрабабку N_5, а от нее прямо, не сворачивая, по мужской линии – в древность.

6 марта. Все (то есть все пробовавшие эликсир) в сборе на даче у Пети. Кругом снег. Тишина. Все подготовили, выпили немного (вина), присели перед дорогой. Петя простился с нами, заранее попросил извинить за возможные неблаговидные поступки предков. Посмеялись мы: выбьет кому-нибудь глаз или сожжет дом, но, пока милиция приедет, нарушитель сделается собственным сыном или внуком, а ведь сын за отца не отвечает...

Петя разделся, завернулся в тулуп, мы отошли в сторонку. Я стал считать: пять... четыре... три... два... один... СТАРТ!

"До скорого!" – крикнул Петя и, запрокинув голову, стал глотать розовато-синюю смесь. Кадык его долго мелькал в наших глазах, пил он явно через силу, но вот, наконец, поставил кувшин на стол, крякнул и вдруг уменьшился и расширился. Мощные мускулистые ноги, очень покатый лоб и, как ни странно, редкие клочки волос на большой лысине. Впрочем, громадные руки, покрытые шерстью, были очень красивы.

Мы ждали разных выходок: сдерет с себя майку, будет кидаться. Но ничего этого не произошло. Обезьяночеловек внезапно осклабился и выдал какое-то гортанное звукосочетание вроде "гхакка".

Мы поняли, что это хорошее слово, и отвечали: "Гхакка... гхакка..."

Я быстро соображал: Петя наварил эликсиру на миллион лет, середина пятьсот тысяч... Значит, вот каким был пращур Петьки пять тысяч веков назад.

Эля у нас очень начитанная.

– Это время синантропа, – говорит, – но я вижу ясно, что наш обезьяночеловек не совсем синантроп. Он стоит прямо, голова побольше, и в то же время он послабее.

Володя неожиданно встал и, к великому нашему удивлению, произнес речь:

– О ты, далекий предок нашего товарища, тебе и твоим детям придется вынести необычно много – тысячи веков голода, борьбы, войны, несчастий. Но ты уцелеешь и доживешь до нас. Мы желаем тебе счастливого пути...

Неожиданно обезьяночеловек привстал, чихнул и произнес ответную речь, в которой мы разобрали уже знакомые "гхакка" и нечто новое – "кх-гм-тьфу!".

На всякий случай я ответил тем же и, судя по иронической ухмылке синантропа, догадался, что сморозил какую-то глупость. Я понял, что нельзя забывать: этот предок во много раз умнее умнейших обезьян.

Но надо было торопиться. Мы поднесли ему жбан с питьем. Он принял его, но, прежде чем пить, медленно обошел всех нас, внимательно вглядываясь в глаза. Нам не по себе было. Будь я проклят, если он не угадывал мыслей, и, только угадав, что они добрые, выпил Выпил разом, и нам показалось, что эликсир на него не подействовал: рост тот же, ноги и руки – те же. Череп потом мы измерили на фотографии – чуть меньше. Выражение лица – нельзя сказать, что более дикое, просто какое-то хмурое.

И тут я понял, что передо мной питекантроп или что-то подобное. "Петя Кантроп", – прошептали девочки. Пятьсот тысяч лет, отделявших первого обезьяночеловека от второго, почти совсем не чувствовались, потому что похожи они были друг на друга чрезвычайно.

Вот теперь-то начинался опыт.

– Но, но, Петенька, – сказала Марина, пятясь к двери.

И тут Петя прыгнул на нее с криком: "Ак-ак!" Я пытался урезонить его воплем "гхакка", но язык пятисоттысячного года был, видно, не актуален для миллионного.

Петр 1-й (мы опять решили занумеровать предков, но на сей раз отсчет вести с древнейших), с обезьяночеловеческой силой разбросав, расшвыряв и запугав, заставил нас залечь за забором (сверху колючая проволока) и, дрожа, наблюдать в щели.

За пятнадцать минут Петр 1-й прогрессировал довольно сильно. Он быстро разобрался в наших следах, понял, где мы находимся, догадался, что через забор не перемахнешь, и устрашающе проревел ровно столько раз, сколько нас было (умеет считать?). Устрашив, захотел есть. На холод не реагирует: видимо, привык нагишом на морозе. Открытую банку консервов опустошил быстро и, конечно, догадался, что в других железных коробках тоже прячется вкусное. Повертев коробки, нашел камень и с силой грохнул банку о него (привык, наверное, сталкивать зверей со скалы на острые камни). Еще удар, банка треснула, и в этот миг появился Петр 2-й.

Петр 2-й пятнадцать своих минут спокойно, не торопясь банку доедал. Сыт. О прогрессе не думает.

Дальше все однообразно.

Петры били консервы о камень. Сын разбившего пользовался плодами отца и извилинами шевелить не желал, сыну же лентяя еды не оставалось, и он умнел на глазах.

7 марта. В полночь мы уехали в город. Наутро – те же обезьянолюди. Глотают консервы, подкапываются под забор. Подкоп не получается, зато нечаянно изобретают землянку.

Тут только мы сообразили: миллион лет – десять тысяч веков – примерно сорок-пятьдесят тысяч поколений. Одно поколение за пятнадцать минут, четыре – за час, каждые сутки – девяносто шесть, каждый месяц – около трех тысяч. До возвращения Пети – больше года!!!

Как объяснить все на Петиной работе?

9 марта. Сегодня ровно год с начала опыта. Петр 35041-й все свое время на нас даже не взглянул, в юбилее участвовать отказался и рисовал куском кирпича на заборе каких-то тварей, нам совершенно неведомых. Мы пожалели, когда его время прошло, но сын спокойно продолжал картину: видно, все тогда хорошо рисовали.

21 марта. Очень милый неандерталец. Петр 36475-й тянет унылую, странную песню. Мы хором грянули "Подмосковные вечера". Он наслаждался и довольно недурно подтягивал.

26 июня. Вчера вечером Петя еще был нормальным, мощным неандертальцем, сидел грустно у костра и сосал большую медвежью кость (из магазина "Лесная быль"). Но сегодня утром Петр 39004-й – совершенно наш человек. Ребята говорят: "Значит, вот как все было: не по капле, а водопадом! Мелкие изменения вдруг прорвались, и наш предок за короткий срок добился, вероятно, самого значительного успеха..."

Все-таки хорошие у меня друзья, грамотные...

Мы пытаемся узнать, откуда он:

– Эй, парень, где живешь?

– Гора, пещера.

– А за горой?

– Большая вода.

– А за водой?

– Кто знает.

Вот и говори с ним. А когда Петр 39018-й нарисовал нам нечто вроде карты и нечто вроде кенгуру, мы чуть не подумали, что он из Австралии, а поскольку в Австралии ему быть не полагалось, мы перепугались и вопросы прекратили.

Июль. Стало весело. Люди пошли ничуть не глупее нас. Ай да Петр Алексеевич – с каких пор уже умный!..

23 поколения (Петры с 39128-го по 39150-й, почти полтысячелетия) – все ребята как на подбор. Рост – около двух метров, за пятнадцать минут любой осваивает грамоту. Одному смеха ради объяснили, что он сейчас в сына превратится и так далее... Не удивился ничуть.

– У нас, – говорит, – и не то бывает.

2 августа. С того дня, как Петр Алексеевич стал шлифовать каменные топоры, совсем просто с ним стало. Мы въехали на дачу, выделили ему комнату и стали неплохо жить. На всякий случай по ночам, конечно, оставляли дежурного, чтобы не подвергнуться внезапной атаке какого-нибудь Петра с плохим характером или Петра с плохим прошлым, но Петры нами не занимались. Металл осваивали.

11 августа. В языке Петра 39943-го мелькнуло что-то греческое. Его звали Ахиллес. Когда мы спросили, откуда такое имя, он долго трясся от смеха: "Ахиллес – победитель троянцев. Как не стыдно быть такими невежественными?"

1 сентября. Мы уже не спим. У нас часы "пик", к которым мы явно не подготовились, размагниченные неторопливой историей, с которой имели дело до сих пор. Сегодня за полдня перед нами проскочили древняя Греция и Рим, то есть почти целый учебник пятого класса. Мы едва успевали спрашивать и записывать. Грек шел за греком – афинцы, самосцы, опять афинцы. Наши ребята норовят поговорить про древнюю культуру, но всего один из опрошенных слыхал про философа Демокрита и лишь двое про ученого Аристотеля. Зато Петр 39986-й (на самом деле его звали Диодор) сообщил нам, что очень хорошо знает Платона: философ покупает у него зелень и всегда очень долго торгуется.

...Ночью мне приснился сон.

Петр Алексеевич входит ко мне и говорит: "Я великое открытие сделал". "Это бывает", – говорю. Тогда он притащил целую бочку и тут же ее разом выпил. Не успел я слово сказать, как Петя чешуей покрылся, когти выросли, захрипел, зашипел, из рук какие-то перепонки вылезли – да как гаркнул, да как вылетел в окно и был таков...

Сплю я и считаю: если не собьет его авиация и сумеет спрятаться, что тогда будет? Петя был ящером, наверное, сто миллионов лет назад: стало быть, пять миллионов поколений; по пятнадцать минут на поколение. Что же, лет через сто пятьдесят Петька, пожалуй, появится. Счастливчик – в будущее заберется, осмотрится и обратно...

"Это бывает", – говорю я во сне...

Сон в руку!

Хорошенькая прапрапрабабка N_5, спокойная и умная, разговаривала с нами достойно, не задавая лишних вопросов. Мне очень понравилось, что любимца Екатерины Григория Орлова она обозвала Гришкой и не испугалась...

Но что такое? Кажется, прошло пятнадцать минут?

Шестнадцать...

Двадцать!

Двадцать пять!!

Час!!!

Мы поддерживаем беседу, с трудом сдерживая ужас... Но наша собеседница Ирина Яковлевна вдруг о чем-то догадывается:

– Что, господа, с вами?

– Да так, ничего.

– Ну простите, засиделась у вас, муж и дети дожидаются.

Мы переглядываемся:

– Подождите!

Еще полчаса мы рассказываем ей о далекой стране, откуда мы явились, о самолетах, телефонах, подводных лодках, радиоприемниках и революциях. Она слушает внимательно, охотно верит.

И вот наступает момент, которого мы так боимся.

– Ирина Яковлевна, оставайтесь здесь, вам сейчас трудно будет домой вернуться... Видите ли, мы хорошо знаем вас, и вашего мужа, и отца вашего мужа, и деда его (всех называем, фото показываем). Но произошло странное явление: колдовство, что ли... Некоторые волшебные силы перенесли вас поверьте, мы этого не хотели – из вашей страны а нашу. Ваша семья здорова и счастлива, но вам придется побыть у нас, только при этом условии им будет хорошо...

(Опускаю вопросы, разговоры, грустные подробности.)

Бедная Ирина Яковлевна! Проклятый эликсир за восемнадцать месяцев выдохся и перестал действовать. И что делать-то теперь? Петьки нет, и рецепта нет. То есть Петя есть, но что толку, если Петя – это милейшая Ирина Яковлевна (Петр 43082-й). Попробуй объясни ей, что дети и муж ее благополучно прожили свою жизнь с нею, причем это было два века назад.

А что скажем Петиной родне?

Вместо Пети – очаровательная прапрапрабабушка N_5.

Пришлось ей остаться в нашем времени, а Петины родители после наших объяснений и киносеансов удочерили ее, хотя Петиному папаше Алексею Михайловичу эта дочка приходилась прапрабабкой.

И стала она жить в стране, очень похожей на ее страну – в том же городе Москве, с тем же русским языком, – но все же совсем в другой стране. Жила хорошо, пристроилась в Академии наук, в секторе истории XVIII века. (Предупреждали мы кого следует, что еще возможны с ее стороны "заскоки", странные вопросы, заявления "когда я видела императрицу Елизавету..." и т.д. и т.п.)

По мужу с детьми тосковала, тосковала, но, когда пообвыкла, лет через пять, ребята ей весь секрет раскрыли.

Поплакала она по своим родным, давно умершим, и по себе, давно умершей, – и замуж вышла за одного из сотрудников сектора. Сын родился – Петей назвали. Муж перед свадьбой все допытывался у меня: не войдет ли эликсир опять в силу – ведь тогда вместо любимой жены за один час может Петр Алексеевич образоваться!

– Живите спокойно, – говорю с грустью.

Вот что порой бывает...