Текст книги "Любовь октябренка Овечкина"
Автор книги: Наталья Соломко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Соломко Наталья Зоревна
Любовь октябренка Овечкина
Наталья Зоревна СОЛОМКО
Любовь октябренка Овечкина
Рассказ
Завтра предстояла контрольная по алгебре, и надо было сидеть и упорно овладевать знаниями, решая все эти ужасные уравнения с кучей неизвестных, а ключ Оленька утром забыла дома и в квартиру попасть не могла. Пришлось возвращаться в школу, к сестре. Она работала там учительницей.
Вторая смена уже началась, и из-за всех дверей доносились тоненькие голоса. Там читали неуверенно: "Ма-ма мы-ла Ма-шу", там бубнили таблицу умножения, а первый "В" кричал хором:
– А, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф...
После "ф" произошла заминка, потому что половина первого "В" крикнула:
– Ха!
А другая половина:
– Ша!
Но был еще кто-то один, кто, чуть запоздав, выкрикнул звонко:
– Ю!
После чего все смутились и замолчали.
"Мне бы ваши заботы..." – подумала Оленька.
– Кто сказал "ю"? – строго и уверенно спросил за дверью голос сестры Ани.
Никто не сознался.
– Дети! На мои вопросы надо отвечать сразу! – укоризненно произнесла сестра. – Кто сказал "ю"?
– Это Овечкин, – доложили откуда-то из угла.
– Вера, надо отвечать полным ответом, – сделала замечание сестра. – И сначала поднять руку.
Видимо, рука была поднята, потому что сестра сказала:
– Да, Вера.
– Анна Олеговна, это Овечкин сказал "ю"!
На этот раз ответ был построен верно. И был полным.
– Молодец, Вера, садись, – похвалила Анька.
"Ябеда! – подумала Оленька. – У нас бы ей дали!"
Оленька кончала девятый класс, и это "у нас" относилось, конечно, не к настоящему времени, а к тем стародавним временам, когда она сама училась в первом классе.
– Овечкин, встань! – меж тем продолжали развиваться за дверью события. – Это ты сказал "ю"?
Последовала пауза.
– Овечкин, не молчи, я жду!
– Ну чего пристала?! – пробормотала Оленька в коридоре.
– Овечкин, ты что, язык проглотил?
Голос у сестры был чужой, взрослый. "Может, это и не Анька вовсе?" подумала Оленька.
– Овечкин! Я с кем разговариваю?!
"Какая противная!.." – удивилась Оленька, и тут зазвенел звонок.
– Быстро все на перемену! – скомандовала Анька. – А Овечкин останется.
Первый "В" выбежал в коридор и принялся бегать и толкаться.
Первоклассники были такие маленькие, что Оленька вдруг почувствовала себя великаншей и догадалась то ли с радостью, то ли с испугом: "Вот я и выросла..." И вошла в класс.
Рыжий мальчик, похожий на большого плюшевого мишку, стоял там у своей парты в среднем ряду и глядел в пол.
– Привет! – сказала Оленька сестре. – Я ключ забыла.
– Как всегда! – хмыкнула сестра. – Погоди минуту, я сейчас закончу и сходим в учительскую – ключ в плаще... – И уже совсем другим голосом: Овечкин! Ты будешь мне отвечать?!
– Ну что ты пристала к человеку? – заступилась Оленька.
– Ольга! – глаза у сестры стали круглыми, испуганными. – Замолчи немедленно! А ты, Овечкин, дай дневник и выйди из класса!
Овечкин опустил голову еще ниже и зарыдал.
– Ну разумеется! – рассердилась Аня. – Теперь будешь лить слезы! А раньше ты о чем думал?
Но Овечкин остался верен себе: он не ответил и рыдал молча и слизывал слезы с губ большим розовым языком.
– Вот видишь! – качнула головой сестра. – И так весь год: сначала упрямится, а потом плачет... Тебе не стыдно, Овечкин? Вот исключим тебя из октябрят!..
Овечкин завыл тихонько.
– Какая ты бессовестная, Анька! – не выдержала Оленька.
– Думай, что говоришь, балда! – зашипела Аня.
– И чего ты его мучаешь! Овечкин! Ну, Овечкин... Не плачь! – Оленька подбежала и обняла упрямого, безутешного Овечкина. – Никуда она тебя не исключит, слышишь?! Ну перестань, не плачь... Тебя как зовут?
Услышав вопрос, Овечкин притих. Только шмыгал носом и сопел. Но говорить, как его зовут, явно не собирался.
– Убедилась? – торжествующе спросила Аня.
– Ну и что? – отозвалась Оленька. – Может, ему не хочется со мной разговаривать, это его дело! Может, я ему не нравлюсь... Сама-то с каждым разговаривать не станешь, а он, если маленький, должен?
– Ну знаешь! – Аня свела брови над суровой переносицей. – Ты эти глупости не говори! Анархистка! Ты мне всю воспитательную работу развалишь, пошли за ключом! И чтоб ноги твоей больше здесь не было!
Оленька ушла. Ужасная контрольная не давала ей покоя, а у подъезда уже стоял Крапилин. Он стоял и смотрел вдаль.
– Привет, – сказала Оленька, – что ты тут делаешь?
– Стою...
Оленька вспомнила сестру и сказала противным голосом:
– Надо отвечать полным ответом, Миша. Ты что, забыл, чему тебя учили в первом классе?
Крапилин улыбнулся чуть заметно и из высокого почти незнакомого юноши (он очень вытянулся за этот год) превратился в прежнего привычного Мишку, старого друга и соратника по учебе.
– Оля, – ответил Мишка полным ответом, – я здесь стою.
– Зачем?
– Я стою здесь, Оля, – продолжал отвечать Мишка, – потому, что жду тебя.
– Молодец. Садись. Пять!
Мишка засмеялся, а Оленька уже опять хмурилась:
– А почему, Миша, вместо того чтобы готовиться к ответственной контрольной, ты стоишь тут и ждешь меня?
– Полным ответом? – спросил Мишка.
– Разумеется!
Но Крапилин махнул рукой и сказал коротко:
– Соскучился. Пойдем гулять?
И они пошли. О контрольной по алгебре, конечно же, было забыто. Лишь поздно вечером, когда они снова стояли у Оленькиного подъезда и Крапилин спросил: "Можно я тебя поцелую?.." – Оленька вдруг отчетливо вспомнила о ней и испугалась.
– Мишка! – сказала она. – У нас же завтра контрольная...
И Мишка долго не мог понять, о чем она, а потом надулся, как маленький, и молчал в темноте.
– Тебе хорошо! – торопливо говорила ему Оленька, – ты все знаешь...
Мишка молчал.
– А я ничего не знаю!.. Ну Мишка... Ну что ты молчишь!..
Крапилин мотнул головой и повторил упрямо:
– Можно, я тебя поцелую?
И они стали молчать вместе.
– Молчание – знак согласия?.. – тихо спросил Крапилин.
И Оленька кивнула в темноте головой. О контрольной было снова забыто.
Дома ее встретили сердито: мало того, что она постоянно забывает свой ключ, так сегодня она унесла и Анин, а домой явиться не соизволила! Аня полтора часа не могла попасть в квартиру...
Оленька слушала, молчала и думала, что, наверно, и мама, и Анька уже догадались по глазам, что она только что целовалась с Мишкой... Или, во всяком случае, догадываются. Недаром Анька, жалуясь маме, как отвратительно вела себя Оленька у нее в классе, как-то странно, исподлобья поглядывает на нее...
– Это ты вела себя отвратительно! – уточнила Оленька. Надо было что-нибудь говорить – много-много, чтоб отвести подозрения. И Оленька нажаловалась маме на Аньку, которая измывается над малышами, прямо не учительница, а крокодилица какая-то!
– Сама ты!.. – закричала Анька. – Что ты понимаешь в педагогике, троечница!..
– Можно подумать, что ты в ней много понимаешь!
– Представь себе! А тебе придется дворником работать!
– А тебе – в зоопарке! – огрызнулась Оленька. – В вольере для хищников!
– Ольга! – одернула ее мама.
– Что – Ольга?! Ты на свою любимую Анечку погляди! Человек плачет, а она его прорабатывает! Ее, наверно, весь класс ненавидит!
– Дура! – сказала сестра и заплакала.
– Господи... – вздохнула мама. – Дал бог дочек... Анна, что у тебя сегодня произошло?
– Да что ты ее слушаешь, мама, – всхлипывала сестра. – Мы с Овечкиным уже помирились... Ты же видела, он даже тетради мне до дома помог донести!..
– А, Овечкин... – засмеялась мама. – Это рыжик, что стоял с тобой в подъезде?
– Вот видишь! – прорыдала Аня. – Олька-дура вечно испортит мне настроение, а мне еще тетради проверять! – она шмыгнула носом. – Мы с ним, если хочешь знать, чай тут пили, и он все осознал, а ты, раз не понимаешь, так и не лезь!
– Конечно! – дернула плечом Оленька. – Сначала до слез доведет, а потом тащит чай пить!
– Я его не тащила, он сам пошел, ясно тебе? Чего улыбаешься?..
Оленька улыбалась, потому что вдруг подумала: "Мы сегодня целовались, как странно... И ни о чем они не догадались!"
– А много у тебя тетрадей? – спросила она, и они принялись проверять тетради вместе, но очень скоро Оленька стала рассеянной: листала тонкие тетрадки и всем ставила пятерки.
– Олька, а ты о чем это мечтаешь? – спросила вдруг сестра, улыбаясь.
Оленька покраснела, рассердилась и объявила, что это никого не касается!
– Ольга, ты чего это кидаешься? – удивилась мама.
– Отстаньте вы все от меня! – крикнула Оленька и ушла спать.
Ей приснился прекрасный сон, и, проснувшись утром, она долго лежала, жмурясь, и вспоминала его. Там было лето и большая медленная река сияла солнцем под высоким зеленым берегом, высоким до неба, а внизу, вдали, лежала какая-то деревушка, и так хотелось Оленьке туда, но было страшно оттолкнуться от высокого своего берега, было страшно полететь. Тепло, ласково, зелено было в этом сне, и счастливо, счастливо, ведь Мишка был рядом...
"Мишка!" – вспомнила все Оленька. Стало стыдно и радостно. И совершенно непонятно, как же они теперь встретятся и посмотрят в глаза друг другу...
– Олька, вставай! – заглянула сестра. – Я ушла в библиотеку, проспишь.
– Не просплю.
– Ты всегда так говоришь, а сегодня первым уроком годовая по алгебре!
Хлопнула дверь.
Оленька встала, побродила по пустой квартире и долго стояла у окна, глядя в светлый, весенний простор, еще не загороженный листьями растущего за окном тополя. Часы тикали себе потихоньку, а Оленька не обращала на них внимания, она уже решила отчаянно, что в школу сегодня не пойдет...
Уроки начинались в девять. Именно в это время в дверь позвонили. Оленька испугалась ужасно. Она почему-то подумала, что это Крапилин.
"Ни за что не открою! – подумала Оленька и на цыпочках подошла к дверям. – Только посмотрю на него..."
Она подкралась и заглянула в глазок, но там, за дверью, никого не было.
"Неужели ушел?.." – обиделась Оленька и открыла дверь.
На пороге стоял рыжий мальчик, похожий на плюшевого мишку, и смотрел на Оленьку снизу вверх.
– Меня Валерой зовут... – сказал он. – Ты вчера спрашивала. Здравствуй!
– Здравствуй, Овечкин... – ответила Оленька растерянно. – Это ты звонил?..
– Я, – кивнул Овечкин.
– А больше никого не было?
– Не-а! А тебя как зовут?
– Оля, – сказала Оленька. – Тебе Аню... Анну Олеговну?
– Не-а! – сказал Овечкин. – А я знаю, что тебя Олей зовут.
Они постояли в дверях, помолчали.
– Я в гости пришел... – пояснил Овечкин. – К тебе...
– А-а... – сказала Оленька. – Ну проходи...
Ей было очень обидно, что это не Крапилин. Она вдруг спросила:
– Овечкин, ты целовался когда-нибудь?
– Угу, – сказал Овечкин, снимая ботинки.
– Не ври! – удивилась Оленька. – С кем?
Овечкин шмыгнул носом и прошел в комнату.
– А ты никому не скажешь?
– Никому! – пообещала Оленька.
Овечкин вздохнул.
– С одной девочкой из нашего класса...
– Ну ты даешь... Ты что, ее любишь?
– Не-а...
– А зачем целовался?
– Тогда любил, – объяснил Овечкин. – А потом она маме нажаловалась... – Он снова вздохнул и уточнил: – Своей. А ее мама моей...
– Ну?
Овечкин пожал плечами:
– Налупили.
– За что?
– Ну... за то, что целовался. Мама сказала, что мне целоваться рано и что если она еще про такое узнает, то в колонию меня сдаст...
– Не бойся, – засмеялась Оленька. – Она пошутила.
– Не-а, – помотал головой Овечкин. – Ты мою маму не знаешь. Она никогда не шутит. А ты?
– Что?
– Целовалась?
– Нет! – поспешно ответила Оленька. – Что ты! Хочешь яблоко?
– Хочу, – согласился Овечкин. – Ни разу в жизни?
И тут в дверь снова позвонили.
– Я открою, – сказал Овечкин.
– А Оля дома? – услышала Оленька долгожданный Мишкин голос.
– Дома, – ответил Овечкин. – А ты кто?
– Это Мишка! – закричала Оленька из комнаты. – Знакомьтесь!
– Валера, – сказал Овечкин.
– Миша, – сказал Крапилин и спросил строго: – А почему ты не в школе?
– Я во вторую смену.
– А ты? – смеясь, спросила Оленька вошедшего Мишку.
Ей было легко смотреть на него и говорить, ведь они были сейчас не одни, с ними был Овечкин, и потому совершенно естественно было вести себя так, будто вчера ничего не произошло.
– Я? – переспросил Крапилин. – Пришел, увидел, что тебя нет, и ушел...
– С ума сошел! – рассердилась счастливая Оленька. – Ведь контрольная же!
– Вы прогуливаете? – испуганно спросил Овечкин. – Контрольную?! Попадет!
– Еще как! – весело подтвердил Крапилин. – Пошли в кино?
– Да ну! – не согласился Овечкин. – Лучше в зоопарк!
– Ну ладно, – сказала Оленька, – вы тут решайте пока, а я чай поставлю...
Они пошли в кафе.
Овечкин степенно вышагивал между ними и держал их за руки.
Была весна, они прогуливали школу с очень важной контрольной по алгебре, впереди у них целый день свободы, а там будь что будет!.. У них было пять рублей и сорок копеек: пять рублей дали Крапилину, чтобы купил себе новые кеды, а сорок копеек – Овечкину на обед. Мужчины сложились и пригласили Оленьку в кафе есть мороженое.
– Семейная прогулка, – сказал Крапилин. – Не шмыгай носом, Валера! И вообще в кафе веди себя прилично, мороженого не больше пяти порций, ясно?
– Ой! – заморгал Овечкин. – Целых пять порций, ура! А "прилично" это как?
– Молча!
– Ладно, – пообещал Овечкин и в кафе молчал, только быстро-быстро ел мороженое.
– Не торопись, – одернул его Крапилин. – А то подумают, что ты голодный.
– Я голодный, – подтвердил Овечкин. – Меня мама сегодня без завтрака оставила... – он снова сунул в рот большой кусок мороженого.
– Почему? – удивилась Оленька.
Овечкин проглотил и объяснил:
– За вчерашнее замечание в дневнике.
– Как это? А Анька сказала, что вы помирились... Ведь ты же ей даже помогал тетрадки нести...
– Помогал, – кивнул Овечкин. – Я думал, ты дома будешь. А тебя не было, я ждал-ждал... Даже чай пошел пить... За это тоже попало.
– За что?
– Что поздно домой пришел. А ты где была?
– Я?.. – растерялась Оленька, но сразу на помощь пришел Крапилин.
– В библиотеке, – солидно сказал он. – Девятый класс, старик, это тебе не дважды два, заниматься много надо, понимаешь?
– Понимаю.
– Молодец! – похвалил Крапилин. – В учебниках, видишь ли, написано не все. Только самое необходимое. А если ты хочешь знать все на серьезном уровне, приходится сидеть в библиотеке... – голос у Мишки был наставительный, спокойный и чуть насмешливый.
Овечкин слушал его с уважением и морщил нос. Видимо, думал о тех временах, когда и ему придется сидеть в библиотеках, чтобы знать все на серьезном уровне.
– Кстати, Валера, а зачем ты вчера Олю ждал? – поинтересовался Крапилин.
– Не скажу...
– Интересно! – хмыкнул Крапилин.
– И мне не скажешь? – улыбнулась Оленька.
– Тебе – скажу... Только потом.
– Ну вот! – не согласилась Оленька. – Теперь я буду ждать и думать об ужасном!.. Ты сейчас скажи!
Овечкин помотал головой.
– Ну, Валера! Ну я тебя очень прошу!..
Овечкин поднял глаза:
– Только пусть он не подслушивает!
– Он не будет, – пообещала Оленька.
Овечкин взглянул на Крапилина:
– Будет!
– Буду, – подтвердил Мишка.
– А ты мне на ухо скажи... – и Оленька наклонилась к Овечкину.
Он долго молчал и дышал ей в ухо.
– Ну же, Валера!..
– Это... – сказал Овечкин. – Пусть он отвернется!
– Мишка, ты слышишь?
– Детский сад! – начал сердиться Мишка, но отвернулся, скосив глаза.
Овечкин решительно вдохнул воздух, будто собирался нырять, и быстро и звонко чмокнул Оленьку в щеку.
– Не слабо! – захохотал Мишка. – Валера, я ревную, между прочим...
Овечкин сидел, молчал, но по упрямому выражению его круглого, румяного лица видно было, что он и не думает в содеянном раскаиваться.
– Валера, ты хочешь, чтоб мама отдала тебя в колонию? – с улыбкой спросила Оленька.
– Ну и пусть! А я тебя все равно люблю!
– А меня? – спросил Крапилин, подмигнув Оленьке.
Овечкин над вопросом долго думал, а потом поинтересовался осторожно:
– А вы с ней дружите?
– Некоторым образом да.
– Тогда тебя тоже люблю... Давай дружить тоже.
– Давай, – усмехнулся Крапилин. – Если тебя кто тронет, ты мне сразу говори. Надо побить кого-нибудь, а?
Овечкин смотрел на него грустно:
– Не-а...
– А ты меня любишь? – спросил он, отвернувшись от Крапилина к Оленьке.
– Конечно, она тебя любит! – опять влез Мишка.
– Помолчи, – сказал ему Овечкин. – Ты меня любишь?
Оленька кивнула, улыбаясь.
– Правда?
– Конечно, Овечкин!
– Спасибо, – сказал Овечкин серьезно. – Мы с тобой знаешь куда уедем, когда я вырасту...
– Куда?
– В Ключики... Это деревня такая, далеко-далеко! Мама нас там не найдет...
– А я? – заинтересованно спросил Крапилин. – Вы что, меня бросите?
– Что ты! – повернулся к нему Овечкин. – Конечно, мы тебя возьмем. У бабушки всем места хватит, а летом можно жить на сеновале... Там хорошо, там река такая большая и всегда солнце!.. Ты обязательно поедешь с нами, если вы тогда еще будете дружить...
– Почему это мы тогда не будем дружить? – рассердился вдруг Крапилин.
– В жизни всяко бывает... – вздохнул Овечкин. – Поедешь в Ключики? спросил он Оленьку.
– Поеду, – сказала Оленька, а сама подумала, что через десять лет, когда маленький Овечкин вырастет, она будет совсем старой, и ей стало грустно. Так они и сидели за столом: притихшие Оленька и Овечкин и сердито ухмыляющийся Крапилин, всем своим видом показывающий, что этот детсад ему уже надоел до чертиков.
Мишка рассчитался, и теперь ждали, когда Овечкин доест свою пятую порцию мороженого.
И вдруг Овечкин пропал...
– В чем дело, Валера? – строго спросил Крапилин. – А ну вылезай.
– Не вылезу! – ответил Овечкин из-под стола.
Оленька заглянула туда: Овечкин, съежившись, сидел в полутьме, и глаза у него были круглые.
– Там!.. – прошептал он.
– Где? – удивленно засмеялась Оленька.
– Там, там...
Оленька оглянулась и увидела сестру Аню, вошедшую в кафе, а рядом высокого смуглого парня в форме с синими курсантскими погонами... Сестра Аня улыбалась ему, Оленьку она еще не заметила...
– Мишка... – одними губами выговорила Оленька. – Пропали...
Крапилин тоже оглянулся и, чуть побледнев, прошептал:
– Спокойно, они нас не видят... Не смотри туда, сядь спиной, быстро!
Оленька послушалась и сидела, замерев. Спине было холодно, неуютно.
– Так! – пробормотал Крапилин напряженно. – Как только я скажу "пошли", встанем и пойдем к стойке, ясно?
– Так ведь...
– Молчи и делай, как я скажу, – незнакомым взрослым голосом велел Крапилин. Он опять стал вдруг чужим, непохожим на давно знакомого Мишку, и нельзя было не послушаться этого взрослого, другого Мишку... – Ты пойдешь впереди, я прикрою.
Они напряженно сидели за столиком, и Оленька с отчаянием смотрела сквозь стеклянную стену на улицу: милый майский день сиял там и шли беззаботные прохожие...
– Пошли! – отрывисто шепнул Крапилин. – Не оглядывайся!
Оленька поднялась и пошла на негнущихся ногах куда-то в глубь кафе, в полумрак...
– Хорошо, – шепнул Мишка, – стоп, они проходят к свободному столику... Так! Быстро к выходу! Быстрее!
Они развернулись, пересекли открытое пространство перед помостом для оркестрантов и почти бегом выскочили в небольшое фойе. Сердце у Оленьки колотилось и бухало.
– Ну вот и все, – выдохнул Крапилин и засмеялся. – Молодцы мы, а?
И тут они услышали:
– Товарищи, чей ребенок сидит под столом?
И только тогда вспомнили про Овечкина...
– Бежим! – крикнула Оленька, потому что испуг снова налетел горячим ветром.
Они выскочили на улицу, промчались до угла и заскочили в ближайший подъезд.
– Вот теперь уж точно влипли, – хмуро сказал Крапилин и ударил по стене кулаком.
Оленька всхлипнула. Она еще не успела представить себе всех последствий этой истории, но ясно было: случилось что-то ужасное.
– Зачем, – сердито мотнул головой Крапилин, – ты потащила его с собой?
– Он сам!..
– "Сам"! А теперь что? Тоже мне – герой-любовник!
– А я виновата?.. – спросила сквозь слезы Оленька.
– Перестань... – вздохнул Крапилин. – Не плачь...
– Да-а... – не перестала Оленька. – Знаешь, что дома будет!
– А в школе!.. – мрачно напомнил Крапилин.
Про школу Оленька еще не думала, и стало так страшно, что даже плакать расхотелось. Сколько впереди всякого: разговоров, выговоров... Наверно, и на педсовет вызовут... Но самое ужасное: все теперь узнают, что они с Мишкой ходили в кафе, и будут шушукаться по углам, ухмыляться...
– Может, уехать? – отчаянно пробормотала Оленька.
– Куда? – хмуро спросил Крапилин. – В Ключики?
– Дурак! – сказала Оленька.
– Из-за твоего ухажера влипли, а я дурак!
Они поссорились. Потом помирились. Долго бродили по городу, придумывая, что же им теперь говорить. Ничего достоверного не придумывалось, то есть было совершенно очевидно, что ученик и ученица девятого класса вместо решающей контрольной отправились в кафе... Вдвоем... Овечкин тут не в счет, хотя все беды – из-за него, этого маленького рыжего первоклассника, навязавшегося утром на их головы... И все их выдумки и оправдания теперь рушились, не имели смысла: преступники скрылись, но на месте преступления был оставлен свидетель и невинный соучастник, насмерть перепуганный появлением классной руководительницы первоклассник. Говорящая улика!
– Может, поговорить с ним?
– Ты Аньку не знаешь: все давным-давно известно... Он же лопух, соврать не умеет толком! И Аньку боится ужасно...
– Маленький, глупый... – уныло соглашался Крапилин. – Да еще – эффект неожиданности... Тут не только этого обормота голыми руками можно было брать...
Оленька в ужасе зажмурилась: зачем, ну зачем пошли они в это дурацкое кафе!
И вдруг гениальная по простоте своей мысль осенила ее...
– Мишка! – торопливо сказала она. – А может, просто сказать, что ничего не знаем?
– Как это?.. – не понял Крапилин.
– Ну не знаем, и все! Ни в каком кафе не были! Никакого Овечкина в глаза не видели! Дома были, болели!
– Так Овечкин же сказал...
– Кому больше поверят! – перебила Оленька.
Крапилин поморщился.
– А в школе знаешь что будет?! – напомнила ему Оленька. – Если сознаемся... Исключат!
– Ну, это вряд ли... – покачал головой Крапилин.
– Все равно: педсовет, родительский комитет, и на комсомольское собрание потащат!..
Крапилин молчал и хмурился.
– А характеристики потом какие дадут? Или ты уже раздумал поступать?!
– Подло... – сказал он. – И пацана жалко.
– А меня тебе не жалко?.. – спросила Оленька. – Знаешь, что про меня говорить будут... Тебе-то что...
– Мы и так его в кафе бросили... – сказал он, морщась, будто не слышал Оленьку.
– Мишка, ну что ему сделают?! Он же еще маленький, ну наругают, и все, ему ж характеристика не нужна...
– А если нам не поверят? – странно, чужими глазами взглянув на Оленьку, поинтересовался Крапилин.
– Говори, что болел, и все! – твердила Оленька. – Ничего не знаешь, какой Овечкин? В глаза не видал!
Крапилин мотнул головой и замычал.
– Мишка! – с отчаянием позвала Оленька. – Ты мне вчера что говорил... Что ты ради меня на все... Что на всю жизнь... Значит, врал?
Крапилин вздрогнул.
– Не врал... – ответил он, и они пошли в поликлинику.
Оленька жаловалась на головную боль и шум в ушах, а Крапилин тер градусник о пиджак и нагнал такую температуру, что его непременно заподозрили бы, если бы не его понурый вид и алые пятна на щеках.
Их признали вполне нездоровыми и освободили от занятий не только на сегодня, но и на завтра.
Крапилин проводил Оленьку до дома.
– Ты ничего не знаешь! – повторила ему Оленька. – Ты болел, да?
– Да... – кивнул Крапилин, глядя в сторону.
Они расстались. Крапилин пошел вдоль дома по вечереющей уже улице, а Оленька, стараясь казаться беззаботной, побежала вверх по ступенькам. Она ужасно трусила: ведь ей предстояло врать, честно и растерянно глядя маме и Аньке в глаза, а это было вовсе не легко...
Дома была только мама.
– Садись ужинать, бродяга, – сказала она ласково. Значит, еще ничего не знала.
"Тогда лучше сразу лечь спать, – сообразила Оленька. – До Анькиного прихода". И она спросила между прочим:
– А Анька где?
– Еще не приходила, у нее сегодня родительское собрание. Быстро ужинать...
– Не хочу... – произнесла Оленька больным голосом. – У меня голова болит...
– Что такое? – встревожилась мама.
– Не знаю. С утра...
Мама заглянула в усталое, напряженное Оленькино лицо и решила:
– Иди-ка ты завтра вместо школы к врачу.
– Да я сегодня уже была, утром... Меня освободили до послезавтра...
– И бродишь целый день! – рассердилась мама. – Болеет – и шастает!
– Мы у Веры к зачету готовились... – уверенно соврала Оленька. – У нас же теперь зачеты придумали...
– Представляю себе, как вы там готовились, – вздохнула мама. – А мальчики были?
– Ну что ты!
– Живо в постель, гулена!..
И Оленька послушно легла в постель.
– Спи, спокойной ночи, – сказала ей мама и прикрыла дверь.
Оленька лежала, глядела в темноту и ждала прихода сестры. Аня пришла поздно, и, когда гулко хлопнула входная дверь, Оленька зажмурилась, а сердце у нее заколотилось быстро-быстро.
Сестра села ужинать. Они с мамой разговаривали вполголоса о всяких пустяках, а Оленька напряженно слушала: они ведь очень тихо говорили, чтоб ее не разбудить...
"Почему она не говорит?!" – удивленно думала Оленька, слушая, как Аня жалуется маме, что многие родители и не подумали явиться на собрание... Вдруг сестра засмеялась:
– Мам, у меня сегодня ЧП было! Помнишь Овечкина?
– Конечно, а что случилось?
– Мы сегодня с Виктором ("Значит, курсанта зовут Виктором и мама про него знает", – машинально отметила Оленька, хоть и было ей совсем не до того.) зашли в кафе, а он там сидел под столом...
– Что за ребячество! – неодобрительно сказала мама. – Мне казалось, что он серьезный юноша. А если бы его патруль забрал?
– Да не Виктор, мам! – захохотала Аня. – Овечкин сидел под столом!..
– Валера Овечкин? Зачем?
– Я его тоже спросила, а он молчит... Все сбежались, спрашивают его, а он, представляешь, стоит и молчит...
– А как, интересно знать, он вообще туда попал?
– Официантка сказала, что он пришел с девицей и парнем лет семнадцати.
– И что они делали? – строго спросила мама.
– Ели мороженое.
– А не рано ли твой Овечкин начал ходить в кафе? И что это за люди, с которыми он пришел? Почему они ушли, а он остался?
– Не знаю, – сказала Аня, и мама возмутилась:
– То есть как это – не знаешь?! Твой первоклассник сидит в кафе с великовозрастными оболтусами, а тебе хоть бы хны! Они же его бог знает чему могут научить!
– Ну зачем ты, мама, сразу – "оболтусы"! Мы с Виктором все выяснили. Это его друзья.
– Анна! – сердито произнесла мама. – Ты такая безответственная, хоть кол тебе на голове теши! Ну подумай сама: откуда у восьмилетнего мальчика такие взрослые друзья? Ты фамилии этих друзей узнала?
– Нет, – ответила сестра Аня.
– Почему?
– Ну, мама! Ну, ты не знаешь Овечкина! Во-первых, он все равно бы не сказал, он же ужасно упрямый. А во-вторых, это хорошие люди...
– А откуда ты знаешь?
– Овечкин сказал.
– Что он сказал?
– Он сказал: "Честное октябрятское, они мои друзья и хорошие люди..."
– Господи, – вздохнула мама, – да что он понимает в людях!..
Оленька спрятала голову под подушку и заплакала взахлеб. "Вот и все... – почему-то бормотала она. – Вот и все..." А что "все", она и сама не знала, только чуяла, что что-то кончилось, что-то ушло, и его не вернуть уже никогда...
Никогда Оленька не расскажет об этом. Никому.
Никогда не посмеет посмотреть в глаза рыжему, маленькому Овечкину. И с Мишкой уж никогда не будет вместе так просто и радостно. И еще что-то никогда, никогда...
И никогда Оленька не поедет в деревню Ключики. Никогда.
