Текст книги "Пустошь (СИ)"
Автор книги: Наталья Зейман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Легкий бриз развевает мои тонкие светлые волосы. Да, сегодня мне захотелось быть именно такой: блондинкой с бледной кожей и блеклыми голубыми глазами. Быть подобной девушкам холодных северных стран, ведь моей душой владеет зимняя стужа.
Потоки ветра играют в салки с сухой травой, запуская плавные волны по полю. Наступающий вечер приходит с первым веянием прохлады, и воздух уже не так горяч, не опаляет горло при каждом вдохе. Вокруг разносится многоголосие трав и редких цветов. Они тихо перешептываются о перипетиях прошедшего дня, пересказывают друг другу новости и слухи, что принесли в нашу пустошь нечастые гости – пчелы и бабочки. Кто-то вспоминает о накануне заглянувших сюда, в столь дикие края, кроте и жабе. Похоже, это главная тема для обсуждения на ближайшие недели, до появления следующих невиданных пришельцев.
Я люблю слушать этот эльфийский речитатив полевых жителей – тихий шелест, который успокаивает и помогает обрести ускользающую гармонию. Именно в такие моменты моего существования, бесконечного и опустошающего, когда кажется, что земля уходит из-под ног, когда даже при всей своей волшебной силе ощущаешь себя обыкновенной звездной пылью, прихотью сил судьбы швыряемой из угла в угол, я прихожу сюда, в Пустошь Одинокой Луны.
И до сих пор не понять, то ли в насмешку, то ли для того, чтобы милостиво даровать моменты передышки, Повелитель оставил доступным это место. Место, являющееся источником силы для не одного поколения ведьм в моем роду. Место, где я родилась, где познакомилась со своим суженным и впервые познала вкус страсти. И в каком бы из миров, подвластных Эсгригалу, я ни перерождалась, обретя свою память, могу вернуться в эти мертвые земли и быть самой собой.
Погружаю пальцы в серую землю, сухие комочки моментально рассыпаются. Загребаю горсть в ладонь, поднимаю вверх и пересыпаю в другую ладонь, сложенную чашечкой. Ветер подхватывает этот поток серых пылинок и уносит его прочь. За одной горстью следует другая, еще и еще, а я наблюдаю за тем, как струится земляная змейка, все больше погружаясь в свои мрачные мысли.
Сегодня точно в назначенный срок, ровно в восьмой день месяца Гроз, мы снова встретились с Андриганом, и воспоминания тонкими ручейками начинают наполнять свои русла, постепенно превращаясь в мощные реки, овладевая сознанием. Все: с самого дня моего рождения до дня нашего изгнания из Ингиреи – и дальше по потокам времен. Каждый день каждой новой ипостаси, закручиваясь в завитки моментов, выстраивается в четком порядке.
Пыль давно развеялась по ветру, лишь ладони все еще украшает серая пудра, причудливо очертившая пальцы. Играя с песчинками взглядом, вывожу магией свой собственный ажур, пытаясь хоть в этом утвердить свое могущество, раз уж с моей судьбой так легко разделался Повелитель.
В окна моего дома, что примостился на самом краю Пустоши Одинокой Луны, заглядывал раскаленный диск полуденного солнца. Рыжие шары перекати-поля одиноко и лениво колесили по сухой земле, оставляя после себя зависшие облачка серой пыли. Я экспериментировала с новым снадобьем, подчиняющим драконью волю человеческой, когда в воздухе, сверкая огненными искрами и переливаясь тихим звоном, материализовалась птица Плахти – посыльный Эсгригала, Повелителя Ингиреи и ближних Пленей.
Отложив в сторону черпак, смахнув с рукавов приставшие травинки, я обратила свое внимание на Плахти и, не торопясь, зная ее своенравный характер, медленно приблизилась к ней забрать свиток из ярко-ализариновых когтей. На концах ее широких изогнутых крыльев догорали последние огоньки перемещения, длинный клюв был немного приоткрыт, и тонкая трель все еще разносилась по дому.
“Зюкерия Вульсевуя, Вам надлежит явиться в замок династии Прау в два часа пополудни восьмого дня месяца Гроз,” – гласило послание.
Содержание послания ничуть не удивило меня. Еще на прошлой аудиенции его величество прямо сказал мне, что наши со старшем принцем отношения неприемлемы и для наследника уже выбрана невеста. А в случае неповиновения вся ответственность ляжет на мои плечи, не смотря на трехсотлетний контракт правящей династии с ведьмами моей семьи.
Но Андриган отмахнулся от предупреждений отца, для него трон никогда не имел большого значения, а управление Ингиреей не вызывало никого интереса. Для человека, чья кровь так слита с драконьей, он был на удивление не амбициозен. Он всегда желал жить в гармонии с самим собой и окружающим, этому завету и следовал постоянно. Но, как и любой дракон, он был до невероятного вспыльчив и импульсивен, и принципиален. Именно поэтому Андриган не мог так легко согласиться с отцовским выбором вектора его жизненного пути, к которому не лежало его горящее сердце.
Насколько мне известно, в последние месяцы дворец периодически сотрясался от грома их ссор. Несколько раз наследник Ингиреи отказывался от трона, порывался уйти из-под сильного крыла отца, но всегда бывал остановлен даже в малейшей попытке совершить побег. Однажды их спор зашел так далеко, что оба перешли в боевую ипостась. Успокоить их смогла лишь королева, ибо Эсгригал, узнав о нас с Андриганом, тотчас запретил мне всякое общение с его семьей, закрыв глаза на все возможные для него последствия, вплоть до утраты контроля над драконом в себе.
Резкий и отрывистый стук донесся от входной двери, но пришедший не стал дожидаться моего ответа – я услышала, как скрипнули петли. Похоже, Андригану тоже пришла весть от отца.
– Зюкерия! – его медный сильный голос наполнил пространство всего дома.
Принц остался стоять на пороге, ни сделав ни шагу в глубь гостиной. Замерев у входа в комнату, я смотрела на него. Глаза цвета первой травы сияли гневным ледяным блеском. На узком овале лица не было привычной живой и открытой улыбки, губы будто срослись в тонкую нить, подбородок выдавался вперед, сдерживаемая злость сильнее выделяла острые углы его скул. Волосы цвета красной охры были заплетены в могучую косу, а выбившиеся из нее волоски сверкали подобно искрам на крыльях птицы Плахти после перемещения. Мой взгляд опустился на его руки, стиснутые в кулаки, четкий рельеф напряженных мышц уходил под закатанные до локтей рукава его темно-синей рубахи, ноги словно бы вросли в пол. В снопе лучей дневного светила, проникающих в оставшуюся настежь распахнутой дверь, Андриган представлял собой неподвижную скульптуру.
Нет, он совсем не был воином, как его отец или младшие братья. И строением тела, и привычкой к мечтаниям, отвлеченным размышлениям он пошел в мать, дочь посла какого захолустья на задворках вселенной. Большую часть свободного времени он проводил за изучением магии драконов, практиковал и экспериментировал, чаще всего сам являясь подопытным в своих изысканиях. Но сейчас в нем говорили, нет, кричали инстинкты дракона, главный из которых – защищать свою самку.
– Все будет хорошо, – Андриган притянул меня в свои объятия, как только я оказалась рядом, и его горячее дыхание опалило макушку. – Чем бы он ни угрожал, что бы ни предложил, не соглашайся ни на что, – его слова прерывались легкими поцелуями в мой лоб, виски. – Еще лучше – просто молчи. Я знаю, как для тебя это будет сложно и невыносимо, но это лучшая стратегия с отцом. Разреши мне вести с ним диалог, пожалуйста, доверься мне.
Я приподнялась на мысочках и осторожно прикоснулась к его обветренным, слегка влажным губам, вложив в этот краткий поцелуй ответ на его просьбу. Ведь никому и никогда в своей жизни я не доверяла так, как Андригану.
Постепенно, осторожно он преодолел частокол предубеждений и стену отчуждения, что были возведены мною за годы одиночества. Своим ярким внутренним светом и теплотой с изящной легкостью факира сумел осветить, отогреть черную душу злой и холодной ведьмы, вытеснил своим постоянным присутствием пустоту, долгие годы печатью лежавшую на моей жизни. Только для Андригана я отпускала свой защитный кокон заклинаний, полностью отдавая себя под защиту моего огненного дракона.
Все еще помнилось, как в первые дни нашей любви, стоило ему появиться в покоях, выделенных мне во дворце, растворялась вся усталость, все напряжение дня от многочасовой возни с настоями и отварами. Как бешено билось сердце от его улыбки и ласкающего взгляда – и бьется так до сих пор, – как застилало глаза поволокой счастья, и не важно было, в какой миг это происходило, где мы находились – на аудиенции ли у Повелителя или на Высшем совете Ингиреи. И до сих пор я не могу реагировать на Андригана иначе: его чешуя въелась мне в кожу, а яд растворился в моей крови.
– Идем, – Андриган нехотя отстранился от меня. – Портал скоро активируется.
Повелитель Ингиреи встретил нас в сквернейшем расположение духа. Глаза на его квадратном лице с выступающими вперед острыми скулами сузились до тонких щелок, плотно сжатые губы вытянулись в синюю линию, а крылья носа широко раздувались, казалось, еще мгновение – и из них повалит пламя. На диалог он явно не был настроен:
– Андриган! Ты разочаровал меня, сын, – его холодный разъяренный голос рокотом прокатился по пустынной зале. – Ты будущий повелитель Ингиреи и ближних Пленей и должен действовать и мыслить во благо своей родины. И если раньше я сквозь крылья смотрел на твое мальчишество, то сейчас я повторяю в последний раз: в день летнего солнцестояния у тебя свадьба с Еварией, дочерью правителя дальних Пленей.
– Отец, – перебил Андриган Повелителя.
– Молчи, я не давал тебе слова! Я все еще тут Повелитель, и ты обязан соблюдать этикет. Зюкерия, – не меняя тона обратился он ко мне, – ты не просто разочаровала меня, ты предала не только меня, но и оба наших рода, которые столько лет жили в единение и согласии. Тебе было мало того, что ты практически держала в своих руках власть в Ингиреи. Ты возжелала еще большего!
– Отец, не смей! – договорить Эсгригал ему не дал, малозаметное движение руки – и наследника воздушным ударом отбросило к дверям тронной залы.
– Я велел тебе замолчать! – в едва сдерживаемом гневе выплевывая каждое слово, Эсгригал поднялся с трона. – Зарвавшийся детеныш! – Его голос, ощутимыми волнами расходясь по всему залу, сотрясал стены, Повелитель Ингиреи находился на грани перехода, черты его фигуры начали расплываться. – Что ты видел в своей жизни, кроме материной юбки, что ты знаешь об этой жизни в свои сто лет от роду? Ты считаешь свою любовь силой? Снизошедшей на тебя благодатью? Я докажу тебе, что это не так! Ваша игра в любовь станет для вас нескончаемой пыткой. Вы возненавидите друг друга, ваши чувства и даже самих себя. Единственное, о чем вы будете мечтать, – это отправиться в путь к праотцам, но и это для вас будет недостижимо. Раз за разом, до скончания времен, умирая, возрождаясь в новом теле вы будете гореть в огне вашей страсти, сходить с ума от влечения и пыла, от переполняемых вас чувств, но никогда не сможете получить заветное. Вы никогда не будете вместе. И может быть, тогда ты, сын, одумаешься, падешь к мои ногам и будешь умолять о милосердии. А теперь ... я изгоняю вас из Ингиреи!
Во мне кипело негодование, с каждым прозвучавшим страшным словом потоками горячей лавы накатывала ярость, но я упорно хранила молчание, помня о просьбе любимого, пусть ее исполнение и давалось мне с огромным трудом. С того момента, как Повелитель заговорил, я пыталась предугадать наше наказание, не было сомнений, что оно последует, но никогда не могла бы подумать, что оно будет таким ужасным. Отчаяние и страх сжали сердце ледяным кольцом, плохо помню, что было дальше. Помню теплую руку Андригана, обнявшую меня – он демонстрировал отцу наше единение, что не отступится от своих чувств, своего решения. Помню черный дым проклятия, заклубившийся вокруг нас. Мне и в голову не пришло выставить против него защиту – бесполезно, могущество Повелителя превосходило мое многократно.
Темнота навалилась на меня и медленно поглощала в свои вязкие глубины. Будто растворяясь в ней, рассудок ускользал от меня, и очень скоро чернильная тьма полностью вытеснила его, завладев мной целиком…
Спустя, казалось, века диктата этой прожорливой тьмы я увидела солнце, ослепительно сияющее над аквамариновой водной гладью. Только я больше не была потомственной ведьмой Ингереи Зюкерией Вульсевуей, обязавшейся преданно служить трону Повелителей. Теперь я была шестилетней девчушкой с короткими вьющимися волосами и карими глубокопосаженными глазами, приехавшей отдохнуть с родителями на озеро Амиз. Ни капли магии не плескалось во мне, а жизнь искрилась легкостью и беззаботностью, как и у любого ребенка этого возраста. Проходили годы, едва ли чем-то уцепившиеся за память, сложились в два десятка, когда в восьмой день месяца Гроз на моем пути повстречался изможденный путник. В обворованной робе, с фингалом под глазом и коротким ежиком пепельно-белых волос.
То была моя первая ипостась, первая жизнь, чаша которой из-за любви, ни при каких обстоятельствах не состоявшейся бы. И первое испытание вихрем налетевших воспоминаний обо всем: о проклятии Повелителя, о прежней жизни ведьмы, любви и коротком счастье с Андриганом. Вслед за этим – тяжкое осознание, заставившее меня пролежать несколько дней практически в бреду, с непрестанно льющимися слезами. И в конце концов принятие своей участи.
“Часы безумства и отчаяния,” – так назову я их позже, когда подобное мучительное испытание будет пройдено мною с дюжину раз. А этот первый раз хранится в памяти бережливее, чем последующие, поскольку дался тяжелее всего, как и первый раз в любой другой ситуации. Подобно рыбе выброшенной на берег, бьешься и дергаешься в поисках спасения, новые волны судорог ужаса и боли захлестывают одна за другой, беззвучно открываешь рот, чтобы хоть чуточку глотнуть воздуха. И когда уже кажется, что ты вырываешься из колодца, затопленного яркими картинками твоего-не твоего прошлого и сознание начинает проясняться, будто плетью, резко бьет новая порция воспоминаний, и ты все глубже погружаешься в ядовитую пучину прошлого.
А со временем оказывается, что даже не это самое кошмарное и болезненное. Гораздо невыносимее балансировать в вечном раздвоении: вот она я, принцесса или фрейлина, дворянка или крепостная, монахиня или распутница, и в тот же момент я – Зюкерия Вульсевуя, ведьма, чей род из поколения в поколение стоит на страже покоя династии Прау, повелителей Ингиреи и ближних Пленей. Рассудок колеблется, все больше иных личин, характеров, ипостасей и обстоятельств вплетается в воспоминания, насаживается в память, затмевая теперешнюю мою суть и, кажется, затмевая и меня саму настоящую. Чем больше жизней я проживаю, сгорая, вновь и вновь разбивая свое сердце, тем неподъемнее становятся их кандалы, чернее и тоскливее грядущее. И когда ощущаешь, что стоишь в шаге от сумасшествия, тогда и спасает уединение в своей родной пустоши.
Тихое шелестение сухой травы и перезвон пряжек на его сапогах вдруг раздаются у меня за спиной, но я почувствовала, что Андриган рядом еще до того, как слух уловил его шаги. Неважно, кто он: юнец или седовласый мудрец, блондин, брюнет или рыжий, обычный человек или наделен магической силой, – мы точно магниты притягиваемся к друг другу, пусть и всякий раз обжигаемся, терпим крушение, причиняем друг другу боль. Похоже, это еще одно проклятие его родителя: всегда чувствовать друг друга, всегда стремиться друг к другу, даже тогда, когда наше еще не разбуженное естество дремлет глубоко внутри, и никогда не насыщаться друг другом.
– Зюкерия... – Он опускается подле меня и качает головой.
Свежий запах лотоса и мускуса окутывает меня, глубоко вдыхаю, наполняя легкие любимым ароматом. Обняв меня, он запускает пальцы в тонкий шелк моих волос, неспешно перебирая светлые пряди, и легкая волна магии прокатывается по телу. Шелуха моего настроения моментально осыпается: холодный блонд отступает под натиском моего естественного цвета волос, цвета ночного неба над Ингиреей – черного с лиловыми переливами. Темные потяжелевшие локоны окутывают всю спину, спускаясь ниже поясницы. Теперь Андриган не видит ничего привлекательного в том, что мое настроение находит отражение в моей внешности. И похоже, даже с какой-то детской радостью разбивает любую мою маску.
Без единого слова, иногда касаясь поцелуем губ друг друга, мы наблюдаем за красочными всполохами заката. В алой небесной пелене уже различимы силуэты всех четырех лун. Одна за другой они выстроились в ряд и медленно карабкаются на вершину небосвода. Андриган укутывает меня своим плащом, не давая замерзнуть в незаметно подкравшихся сумерках, принесших в своем лоне холодящую сырость. Наконец-то болезненное напряжение очередного витка воспоминаний покидает меня, и я могу расслабится под крылом родного тела, утопая в молчаливой ауре любви и заботы.
Вслушиваюсь в биение сердца Андригана, его ритм тяжелый, мускулы обнимающей меня руки напряжены. Что-то тревожит моего мужчину, но он молчит, поэтому мне остается только ждать. Может быть, он близок к той грани, когда прежде бывшей сильной страсть перегорает, пыля серым пеплом? Может, готов сдаться и именно слова своих сомнений сейчас держит в себе, не желая ранить меня? А может быть, это не его сомнения, а мои? Может, он знает, как часто в последнее время в моем сознании всплывают слова матери: “Запомни: никогда не позволяй себе влюбляться. Ведьма не имеет права любить. Мы обречены и прокляты и принесем страдание не только себе, но и своему возлюбленному. Это наша плата за силу. Беги от любви, дочка, иначе она искалечит тебя”.
И долгое время я следовала завету своей матери. Выросшая без отца и деда, без братьев и племянников, я не знала мужского внимания, не понимала его. Укрывалась в королевском дворце и всецело отдавала себя служению Повелителю и Ингирее. Но, видно, действительно проклят наш род, и сколько бы ни предупреждала мать, спрятать свое сердце от суженного невозможно. И вышло так, что ему не понадобилось преодолевать древние стены замка, он вырос рядом, был верным другом и помощником. Мы стали неделимым целым, а наши души и магия переплелись в одну, наши эмоции и переживания делились на двоих. Боль одного отзывалась в другом, а магия спокойно перетекала от одного к другому. Да, мы скрывали нашу связь, потому что оба понимали: она делает нас сильнее, но в то же время и гораздо уязвимее.
Повелитель знал, какое наказание будет для нас страшнее всего: соединить нас навеки проклятием предопределенной любви. В каждой жизни наша с ним встреча неизбежна, в каждой мы оба хотим одного: познать до конца, испить до дна свою любовь, не омраченную ничем, точку в которой ставит лишь старость и смерть. Но как мы ни стараемся, как ни воюем за свои чувства с богами и людьми, с интригами и людскими предрассудками, этого никогда не случалось и не случится. Нам приходится изворачиваться, лгать, предавать близких, скрываться. Мы убиваем за возможность быть рядом друг с другом, и сами пылаем на кострах, качаемся в петлях. Серный запах горькой трагедии и смерти вечно витает над нашими головами с того дня, как состоялась наша очередная встреча.
Иногда кажется, что еще немного – и опустятся руки, а Эсгригал добьется своего, взрастив в нас ненависть и отвращение друг к другу, рассорив нас навсегда. И если точка кипения совсем близко, я тоже сбегаю сюда, чтобы перевести дух, вдохнуть родной воздух, выкинуть все лишнее из головы и с новыми силами идти биться за свою любовь.
Река времени быстротечна, и как бы нам ни хотелось навсегда остаться в этой безмолвной пустоши, скрывшись ото всех бед и напастей, но разноцветные искры начинают вспыхивают в воздухе и над пустошью разносится резкий запах озона. Значит, скоро активируется портал, снова вырвет, располосует все кровные связи с прошлым, и мы вернемся под личину новых героев.
– Зюкерия, – Андриган еще крепче прижимает меня к себе, он напряжен и почему-то смотрит на запад, хотя портал всегда активируется на востоке. – Отец вызывал меня к себе.
Что ж, теперь понятно его необычное нервное состояние. Скорее всего, ко мне Андриган пришел сразу же после аудиенции. Но что следует ждать, ведь ни единожды до этого дня Эсгриал не удостоил вниманием ни своего наследника, ни меня.
– Что он хотел?
– Он при смерти и совсем не может поддерживать человеческую сущность. – Резкий выдох – и любимый смотрит на меня.
– Мама говорит, это продолжается уже несколько лун.
В его лучистых глазах блестят слезы, маленькие бриллианты, застывшие в уголках, не смеющие сорваться вниз. Андриган, наконец, открывает еще одну кладовку боли в своей душе. Повелитель отобрал у него не только возможность быть с любимым человеком, но и дом, семью, которой тот всегда был бесконечно предан. Все это время от молча тоскует по матери и братьям и даже по отцу. Да, они совершенно разные, но всегда были близки, что совершенно не вписывается в шаблоны королевских семей.
– Эсгригалу нужна моя помощь? – осторожно спрашиваю, прекрасно отдавая себе отчет, что ради спокойствия Андригана, не взирая на всю причиненную нам боль, готова вернуться и дать Повелителю уйти в мир усопших без лишних мучений.
– Нет, он спрашивал не одумался ли я... Но услышал мой не изменившийся ответ, прогнал, окончательно отрезал от рода. Лишил возможности претендовать на трон.
В этом весь Повелитель, принципиальный, непоколебимый, милостиво дающий шанс, но ни шагу не делающий назад.
– И? Мы свободны теперь? – робко, боясь загасить лучик надежды, что забрезжил в этой нескончаемой череде чужих личин, спрашиваю я.
После моих слов Андриган хмурится еще больше и прикрывает лицо ладонями. Отрицательно покачав головой, он произносит:
– Нет. Нет, он не снял свое проклятие.
Звуки его низкого голоса, усиливаясь, вибрируя в ладонях, выходят протяжными, хриплыми, устрашающими, подобно стонам банши, несут нам вечные скитания и муки.
Кому как не мне знать силу магии Драконов? Если неснятые заклятия и чары обычной ведьмы исчезают из мироздания, когда та переступает порог мира усопших, то магия Повелителя крепка как алмаз, ее сила постоянна и неизменна, смерть не властна над ней...
Запах озона становится еще резче, и мелкие искры будущего портала превращаются уже в яркие всполохи. Наше время на исходе...
Усталость черной змеей обвивает мою душу, ложится на нее тяжелым валуном. Надежда, россыпь угольков которой до сих пор медленно тлела внутри, полностью гаснет от услышанных слов Андригана. Рвано глотаю воздух, стараясь удержать подступающие к горлу рыдания. Слезами никак не смоешь проклятие Повелителя с наших судеб, но и силы бороться утекают горным стремительным ручьем.
– Родная моя, – горячие ладони Андригана обхватывают мое лицо, приподнимая его. – Не плачь, прошу. – Он внимательно смотрит на меня, и сейчас его взгляд исполнен безграничной уверенности. – Я понимаю, что сейчас мои знания и силы вполовину меньше, чем у отца. Но я обещаю тебе: не смотря ни на что я вступлю в силу Высших Драконов и познаю их магию. Я смогу снять проклятие Эсгригала, и тогда больше нам не придется скитаться. Я обещаю тебе.
От его слов, от той решительности и любви, звучащих в них, из глаз струятся так долго сдерживаемые слезы, дорожками увлажняя мое лицо. Андриган легкими касаниями губ сцеловывает их, шепотом моля:
– Зюкерия, верь мне и продолжай любить. Не теряй надежду и люби меня. Люби и верь…
Мой дракон оставляет россыпь горьких поцелуев на моем лице. С каждым мгновением дышать становится все труднее и труднее, запах гари обжигает ноздри, а затем и легкие. Гул открывающейся воронки портала становится все громче, и услышать друг друга уже невозможно. От нехватки кислорода перед глазами начинают плясать разноцветные огоньки. Находясь на грани сознания, сильнее хватаюсь за Андригана и беззвучно одними губами, отвечаю ему:
– Люблю. Всегда.
Еще миг – и я не чувствую Андригана, жар его ладоней исчезает, а перед глазами смыкается удушающая темнота портала.
