Текст книги "Снежный тигр"

Автор книги: Наталья Турчанинова

Соавторы: Елена (1) Бычкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Елена БЫЧКОВА, Наталья ТУРЧАНИНОВА
CНЕЖНЫЙ ТИГР

Мягкие хлопья снега, медленно кружась в свете уличных фонарей, падали на мостовую. Белые хлопья снега, похожие на бесшумных ночных бабочек… Этот снег всегда был желанным дополнением городского пейзажа и моего романтического настроения – время снежных садов и тихих вечеров…

Но сейчас все совсем не так. И нет ажурных снежинок, танцующих вокруг фонаря. Ничего нет. Даже неба не видно в этой безумной метели. Снег и ветер словно сошли с ума, соревнуясь в одном единственном стремлении, – свалить меня с ног, оглушить, ослепить, похоронить в белых сугробах…

Я продолжал идти вслепую.

Меня поддерживало только инстинктивное желание – удержаться на ногах. Если я упаду, то уже не смогу подняться… Я смертельно замерз, невыносимо устал, но бурану, сбросившему в пропасть мою палатку, нужно было завершить начатую работу, и он играл мной уже несколько часов. Сначала лишь несильно подталкивал в спину, бросая пригоршни колючего снега в лицо, потом заметался поземкой по бескрайним сугробам, взвыл сильнее, сбивая меня с ног… А дальше и эта игра надоела. Повалил снег сплошной стеной, и в глухой темноте я окончательно потерял дорогу. Рано или поздно у меня не хватит сил сделать еще один шаг. Снова шевельнулась предательская мысль о сладком покое и мягкости этих сугробов. Нужно только закрыть глаза и позволить ветру бережно уложить себя в глубокую снежную постель. Ноги словно налиты свинцом, перчатки исчезли вместе с палаткой, и я уже давно не чувствую рук…

Снежные бабочки вокруг уличных фонарей…

Великое облегчение, почти блаженство снизошло на меня, когда я понял, наконец, что нет смысла бороться дальше, и сил тоже нет. Колени подкосились, и я упал, медленно-медленно, в глубокий снег, как в пуховую перину, чтобы уснуть. Где-то далеко гудел ветер, а перед моими глазами кружились ночные бабочки, и пыльца с их крыльев засыпала мое уставшее, замерзающее тело…

Я проснулся, мгновенно осознавая, где я и что со мной. Низкое угрожающее рычание все еще клокотало в горле, а тело напряглось в прыжке, выбросившем меня из мира снов. И тут же рычание смолкло само собой, а шерсть, поднявшаяся было на загривке, опустилась. Солнечный луч, скользящий по полу пещеры, подобрался к самым лапам и лежал на земле голубоватой тонкой полосой. Было темно и тихо, только едва слышно шуршала сухая трава под моим телом.

Сон… Сон, который стал сниться слишком часто в последнее время. Напрягая и расслабляя все мышцы, я лениво потянулся, а потом неторопливо направился к выходу. За ночь снова замело вход, но снег с легкостью подался под лапами, и в глаза тут же ударил целый сноп утренних лучей. Трудно было удержаться от восторженного фырканья. Я затряс головой, сметая остатки пушистого снега с ушей, и выпрыгнул навстречу утру.

Отсюда, с узкого карниза, открывался головокружительный вид на заснеженный мир. Острые зубцы скал врезались в ослепительно голубое небо. Горы, снег и небо – это был мой мир и мой дом.

Осторожно ступая по узкой каменной тропинке, я стал спускаться. Ночью прошел буран, и отпечатки моих лап четко выделялись на свежем снегу. Прыгая с камня на камень, я, как обычно, путал следы, хотя особой необходимости в этом не было, – привычка.

Стало заметно теплее, и я замер на секунду, поймав в воздухе дорожку запахов из долины. Пахло карибу. Олени паслись совсем близко, вырывая из-под снега прошлогоднюю траву. Я задумчиво облизнулся, но тут ветер переменился, и новый запах опять неприятно удивил меня. Он чувствовался уже несколько дней, и то странно волновал, то приводил меня в ярость. Чуть горьковатый, резкий запах дыма.

Свернув с привычной тропинки, я направился в его сторону, и тут же по самый живот провалился в снег. Пришлось прыгать – зрелище, не придающее мне величия. Прыжок – приземление с высоко поднятой головой, чтобы не ткнуться носом в снег, и снова прыжок. Я порядком устал, пока выбрался на твердую землю, а снежная равнина позади оказалась взрытой, словно по ней проскакал десяток карибу.

Дым, по-прежнему, вел меня, и скоро я увидел маленькую, скрытую скалой площадку. На ней все так же суетилась человеческая фигурка, рядом пушистые клубки на снегу – собаки, и еще что-то темное и неподвижное, названия чего я не знал. А в центре лагеря источник дыма – огонь. Значит, еще не ушли, и буран не испугал их.

Прижимаясь животом к снегу и стараясь держаться подветренной стороны, я подобрался поближе. Явственней запахло собаками, мокрой кожей, дымом и еще чем-то таким, от чего я почувствовал необъяснимое волнение и тревогу. Самое лучшее, что сейчас можно сделать – уйти. Но любопытство пересилило страх. Я подобрался еще ближе, зная, что белая шерсть отлично сливается со снегом. Теперь площадка была совсем рядом.

Собаки, не чувствуя меня, грызлись из-за места у костра. Человек в странной одежде (едва не подумал шкуре!) из меха сосредоточенно разбивал куски дерева. Я подполз еще и увидел на снегу ужасный, отлично знакомый предмет – ружье. Издавая отвратительный запах металла, оно стояло, прислоненное к горстке дров. Я едва сдержал подкатывающее к горлу рычание, вспомнив острую боль, оглушительный гром и вспышку. Вспомнил, как позорно удирал, перепуганный до смерти, оставляя на снегу пятна крови. Как болела передняя лапа и как долго она заживала.

Человек вдруг выпрямился, и навстречу ему из палатки вышел второй. Он что-то сказал, и я навострил уши.

– Доброе утро, Стив.

– Доброе. Вы еще не передумали идти в горы сегодня? Могут быть оползни.

– Нет, – беспечно отозвался второй, присаживаясь у костра. – Я все же хочу попробовать.

– Не понимаю я вас, Полл. Что вам в этих горах? Вы же не охотник.

Человек, названный Стивом, подвесил котелок, наполненный снегом, над костром и присел рядом с Поллом. Тот спросил с улыбкой.

– А вы все еще не оставили надежду поймать вашего тигра?

– А вы все еще считаете это выдумкой? Я видел его собственными глазами, вот как вас – огромный зверь чисто белого цвета.

– С голубыми глазами? – рассмеялся Полл.

Стив с досадой пожал плечами и стал возиться с рюкзаком.

– Вот вы не верите, а сами слушали рассказы о том, как он обходит капканы и достает приманку. И ни разу не попался на отравленное мясо.

Теперь пожал плечами Полл.

– Это, скорее, местная легенда. Не спорю, очень красивая – о хозяине гор. В джунглях он был бы леопардом, в море – драконом. Здесь же – тигр, тем более белый.

– Ничего. Поверите, когда я принесу его шкуру.

«Надеюсь, не принесете», – пробормотал Полл так тихо, что слышал его только я.

– Кофе готов. Давайте завтракать.

Пока они ели, я быстро проверил одно свое потайное местечко, где зарыл недавно в снег кое-что. И, как оказалось, до моих запасов еще никто не добрался.

Когда я вернулся, лагерь был пуст. Ни собак, ни людей. Что может быть лучше! Осторожно принюхиваясь к незнакомым и странно знакомым запахам, я ступил на утоптанную землю. Первым делом – рюкзак. Я уже давно испытывал к нему симпатию, уж очень соблазнительно от него пахло. Он был убран на каменный уступ, довольно высоко. Но, подпрыгнув пару раз, я подцепил его лапой и стащил вниз. Порвав веревки, засунул туда голову и ухватил первое попавшееся – большой кусок чего-то остро и приятно пахнущего, белого цвета, с дырочками, словно прогрызенными мышами. Вкус мне понравился. И в поисках чего-нибудь подобного, я опрокинул рюкзак на бок. Белого и дырчатого больше не оказалось, но зато нашлись какие-то черные зерна – с сильным и горьким запахом и что-то мелкое, похожее на снежную крупу, очень сладкое. Зерна я равнодушно просыпал, а крупу лизнул несколько раз. Еще было много твердых холодных предметов, пахнущих железом, кусок сухого мяса, и чрезвычайно интересная прозрачная штука, сужающаяся к одному концу. В ней булькала и переливалась янтарно-прозрачная жидкость. Я покатал это лапой, соображая, как добраться до жидкости, потом взял штуку в зубы и отнес к палатке, возле которой валялось несколько камней. Хорошенько примерившись, стукнул о камень узким концом, тот обломился, и жидкость потекла в снег. Она пахла странно, вызывая отвращение и желание попробовать одновременно. Я лизнул ее раз, другой… Жидкость обжигала язык и приятным теплом разливалась в животе. Войдя во вкус, я вылизал все без остатка, и почувствовал себя несколько необычно. В голове стоял легкий туман, снег слегка покачивался под лапами, и внутри играло очень приятное чувство, похожее на легкую щекотку. От него хотелось скакать по снегу, словно глупому котенку, и хватать себя за хвост. В игривом настроении я до конца распотрошил рюкзак, и заглянул внутрь темного предмета выше меня ростом. Это оказалась сложенная из шкур пещера – здесь не было ничего интересного, только несколько длинных кусков человеческой одежды. Выбрался из нее и закончил начатое – стащил котелок и зарыл его в снег неподалеку от лагеря, порвал собачью упряжь, от души повалялся в снегу, на который пролилась «веселая» жидкость. А потом, подумав, вытащил из палатки все «шкуры» и оттащил их на другой конец площадки. Сотворив все это, я осмотрел разоренный лагерь и гордо удалился, довольный собой.

Стив был прав – не имело смысла рисковать; но мне не терпелось опробовать новое снаряжение. Поэтому я начал с довольно легкого уступа неподалеку от стоянки. Впрочем, тот оказался легким только с первого взгляда, я изрядно запыхался, пока влез на него, и присел перевести дыхание на естественный каменный порожек, защищенный от ветра скалой.

Кругом лежал снег. Пожалуй, ничто не было сейчас созвучно моей душе так, как это безграничное заснеженное пространство, искрящееся под ярким весенним солнцем. Прекрасный белый мир, где нет места человеку.

Я достал из нагрудного кармана блокнот и попытался в карандашном наброске передать странную красоту этого места. Изломы неприступных скал, белеющие вечными снегами, и черные ущелья… Я так увлекся рисованием, что не сразу почувствовал на себе внимательный, напряженно-изучающий взгляд. Осторожно, не делая резких движений, я оглянулся. Но никого не увидел. Так было уже несколько раз – явственное ощущение чужого присутствия, острого взгляда в затылок, и никого за спиной. Невольно вспомнились красочные рассказы Стива о местных «привидениях» и белом тигре – странном создании, то ли оборотне, то ли мифическом «хозяине» окрестных гор. Иногда я верил в него, иногда нет. И заранее сочувствовал зверю, который непременно будет убит из-за красивой шкуры…

Да что же это?! Определенно, кто-то за мной наблюдает. Я снова пробежал взглядом по снегу и черным полоскам оголенного камня. Снова ничего, но, уже отворачиваясь, краем глаза заметил легкое движение, как будто бы один из камешков… Чувствуя, как мгновенно пересохло в горле и гулко стукнуло сердце, я обернулся.

Он лежал всего в нескольких метрах от меня, полностью сливаясь со снегом и камнями белоснежной шкурой с черными полосами. Огромный белый тигр. Ни за что мне бы не заметить его, если бы он не выдал себя, чуть дернув ухом с черной полоской. Белый тигр… С голубыми, ярко-голубыми, как незабудки, глазами. Едва дыша, я смотрел на него, и не мог оторвать взгляда от этих удивительных глаз, в которых светилось нечто большее, чем звериная мудрость.

Значит, ты все-таки существуешь.

Тигр вдруг прижался к земле, весь подобрался, словно готовясь к прыжку, и глухо заворчал. Я не шевелился, зная, что он может броситься, но не отвел взгляда. Тогда он поднялся, медленно отступил на несколько шагов, поставил передние лапы на камень, чуть выдающийся из скалы, и снова замер, теперь видимый весь. Огромный зверь. Хозяин заснеженного мира. Несколько мгновений тигр стоял, словно в нерешительности, рассматривая вершины гор и одновременно искоса наблюдая за мной, а потом повернулся и пошел вверх по каменной осыпи. Некоторое время я видел темные полосы на его шкуре, а потом белая шерсть слилась со снегом, и он словно растаял в холоде и неподвижности гор. Только тогда я поднял блокнот, упавший с колен.

Странное ощущение. Я слышал, как скрипит снег под ногами, видел ледяные отблески далеких вершин, темные пятна деревьев в долине, и чувствовал странную пустоту в себе. Запоздалый страх? Впервые в жизни я почувствовал себя слабым, абсолютно беспомощным, зависимым от воли дикого зверя, который мог убить одним ударом когтистой лапы. А он лежал и смотрел на меня с выражением властного спокойствия, почти высокомерия в голубых глазах. После этой неожиданной встречи, я уже почти верил в мистическую природу прекрасного зверя. Только тени или призраки умеют столь бесшумно появляться и таинственно исчезать. Рассказать Стиву о нечеловеческой мудрости голубого взгляда, о серебристом сиянии пушистого меха, разрисованного стрелами темных полос… и о запахе виски, который вот уже несколько минут чудится мне в морозном воздухе?..

Стив выбежал мне навстречу, в величайшем возбуждении, размахивая обрывком собачьей упряжи.

– Я же говорил! Вы не верили!.. А я говорил!

– Стив, в чем дело?

Он перевел дыхание и махнул упряжью в сторону лагеря. Но я уже сам видел, что здесь произошло нечто странное. В рыхлом снегу валялись консервные банки, обрывки рюкзака и ремни упряжи, палатка перекошена, собаки отчаянно рвались с привязи, и в их злобном лае отчетливо слышалось испуганное повизгивание. Даже вожак упряжки – Волк, мой большой друг и редкий умница, в состоянии близком к истерическому, яростно рычал и скалил зубы.

– Что здесь случилось? Что с собаками?

– Тигр! Тигра они почуяли! Пришел прямо сюда! Ничего не боится, подлец! Сожрал весь сыр и вылакал виски!

Напряжение и холод последних часов как-то внезапно отпустили меня, и я рассмеялся. Стив рассвирепел.

– Ему смешно! А вы пойдите посмотрите на его следы!

На глубоком снегу рядом с палаткой четко отпечатались два следа огромных тигриных лап. Взглянув на них, я почувствовал некоторое стеснение в груди. Тигриные следы производят совсем иное впечатление, когда видишь их не в густой чаще леса, а рядом со своим домом.

– Каков мерзавец! Метра три будет, а то и больше, – довольно сказал Стив из-за моего плеча.

Азарт охотника снова победил в его душе страх перед сверхъестественным, и тигр из хозяина гор снова превратился в будущий трофей. Мне вдруг стал противен Стив, с его ружьями, капканами и прочими орудиями убийства, говорящий о прекрасном звере, словно о мороженой рыбине, оценивающий его силу и ловкость в метрах и килограммах. Но я ничего не сказал, а он, между тем, ходил по лагерю, подсчитывая убытки.

– Упряжь разодрал… Вот, увидите, теперь так и повадится… Котелок стащил… Теперь обнаглеет, покоя от него не будет.

Я подошел к Волку и сел рядом с ним на обрубок дерева. Пес немного успокоился, когда я спокойно заговорил с ним, доброжелательно махнул хвостом и ткнулся носом в мою ладонь.

– Как думаешь, Волк, зачем ему котелок?

Он не ответил, заглянув мне в лицо умными, косо посажеными глазами, и умильно облизнулся, чувствуя кусок хлеба у меня в кармане…

Голубоватые тени постепенно темнели, вытягиваясь, снег чуть порозовел, но зимняя заря мгновенно догорела, и синие сумерки поплыли над землей. Как-то резко похолодало, и даже небо казалось застывшим, ледяным.

Я натянул капюшон и ближе придвинулся к костру. Стив покровительственно взглянул на меня и сказал:

– Градусов пятнадцать, не меньше.

В его представлении я продолжал оставаться городским жителем, а мое увлечение альпинизмом – прихотью, блажью, занятием не стоящим времени и денег. Наверное, он испытывал даже чувство некоторого превосходства, рассказывая мне о коварстве тигров, ведь, по его мнению, я мог видеть их только на картинке.

– …Еще ставят капканы. Только капкан нужно к дереву цепью привязывать, а то так с ним и уйдет. Ядом травят. Ну и с собаками… Только хитрый он. Вот идет охотник по следу… – Стив взял палочку и стал чертить на снегу путь воображаемого следопыта. – А он возьмет и зайдет сзади, сам начнет идти за охотником. Так и будет ходить. А то, бывает, заляжет где-нибудь, подпустит ближе, и бросится.

– Стив, как вы думаете, зачем он приходил в лагерь?

Тот бросил палочку в костер и сделал загадочное лицо.

– Проверить. Посмотреть, как и что.

Видимо, ночной холод и темнота действовали на Стива иначе, чем на меня. Он тоже придвинулся ближе к костру, но его бросало в дрожь не от ледяного ветра. Мир духов, невидимый днем, ночью вдруг приближался и сливался с пустынным миром заснеженных гор. Белый тигр превращался в неуловимого призрака, не оставляющего следов на снегу. И только костер своим магическим кругом охранял нас от подступающей тьмы.

Я вздрогнул, сам не заметив, как снова позволил снежной долине очаровать меня, поверить в ее волшебство, и почувствовать себя почти настоящим лесным жителем, которому простительна вера в духов и зверей-оборотней.

– Стив, как вы думаете, это тот самый тигр?

– Больше некому. Следы – во! – Стив растопырил пальцы, изображая размер тигриного следа. – А котелок знаете, где я нашел? В снегу под скалой. Зарыл, подлец.

Я улыбнулся, оценив своеобразное чувство юмора тигра, и спросил, хотя уже приблизительно знал ответ.

– А не жалко вам его?

Стив откинул капюшон, чтобы удобнее было смотреть на меня, и переспросил:

– Жалко?

– Ну да. Красивый, умный, сильный зверь, а вы хотите его убить.

Человек посмотрел на меня так, словно уже давно разгадал все мои хитрости, и мне не сбить его с толку.

– Не поймете вы, Полл. Потому что не охотник… ну, вот вы мечтаете забраться на Драконий клык. Снаряжение заказали, все утесы вокруг облазили, присматриваетесь. Он вам и во сне, наверное, снится. Так тигр для меня то же самое, что для вас эта скала. Вы себе доказать хотите, что сможете ее одолеть, а я себе – что перехитрю полосатого разбойника.

Я пристально посмотрел на мужчину, сравнивающего мою страсть к высоте и риску с его страстью к убийству, и сказал с неожиданным для себя злорадством:

– А ведь я его видел сегодня.

– Да ну!? – Стив даже приподнялся. – Где?

– Вон на том утесе.

– Белый? – шепотом спросил он, вытаращив на меня глаза, словно я сам превратился в белого тигра.

– Белый.

– Ах ты, черт! – Он запустил пальцы в свою густую шевелюру. – Стрихнину бы… Ну, да ладно, я его с лабаза возьму.

Я мог бы сказать, что тигр лежал в каком-то метре от меня и в его глазах не было ничего, кроме искреннего любопытства, и что кровожадный, мстительный и коварный зверь, каким его описывал Стив, не отпустил бы меня с того утеса, но я поднялся и молча пошел в палатку, провожаемый недоумевающим взглядом Стива, который так и не понял, что на меня нашло.

Бабочки… Мне снова снились ледяные бабочки, холод, и снег. И я снова умирал, проваливаясь в белую пустоту…

Я смотрел прямо в глаза этому человеку. Долго-долго, так долго, что онемели лапы. Не имея сил пошевелиться, мог только смотреть. В его зрачках не было испуга, и от него не пахло страхом, этим раздражающе острым запахом, который вызывал у меня одно желание – прыгнуть и схватить. Он был спокоен и неподвижен, только глаза его, отражая свет синих гор, смотрели в мои… И мне вдруг стало страшно. Так страшно, что я прижал уши и, скользя животом по снегу, пополз вверх по тропинке. А он продолжал сидеть, чуть подавшись вперед…

Я сам не знал, чего боялся. Может быть его странного, пристального взгляда. На короткое мгновение мне показалось, что я сам мог быть человеком, который сидит на камне и смотрит в глаза тигру. И это было страшно. Или меня испугал его запах, не похожий ни на один из запахов долины?…

Я проснулся, но продолжал лежать неподвижно, все еще глядя на него, и мне чудилось, что я вижу со стороны, издалека, неподвижную фигуру человека, и зверя, распластавшегося на земле. Мне казалось, что я потерял часть себя, и она ушла вместе с тем человеком. Наверное, он знал, как мне вернуть ее, блуждающую в ледяной пурге по ночам, знал, как прогнать сны.

Мне нужно найти его. Человека со странными глазами, который не боится меня.

Снег опять шел всю ночь. Густой, мягкий, бесшумный. Я лежал в палатке и слушал, как он засыпает долину, горы, весь мир… Он сгладит следы нашей возни у лагеря, выровняет глубокие полосы, оставленные полозьями саней, прикроет палатку. Я чувствовал себя лежащим под белым, теплым одеялом. Звуки тонули в этом снегу, стирались расстояния, и глубокий покой растекался по земле вместе с тишиной.

Один раз у меня в ногах завозился Волк, которого я привел в палатку, вопреки всем правилам северной походной жизни. Он должен был спать снаружи, в норе, вырытой в снегу, но в эту холодную ночь, когда обостряется чувство одиночества и опасности, мне особенно не хотелось оставаться одному. Стив уехал на рассвете, забрав с собой всю упряжку собак и оставив мне только Волка, второй карабин и обещание вернуться завтра к вечеру, то есть уже сегодня…

Утро было немного сумрачным. В воздухе еще носились одинокие снежинки, но снегопад закончился. Я пустил Волка побегать, зарядил в фотоаппарат новую пленку и навел его на восток, туда, где голубел острый пик, окутанный тяжелыми облаками. Клык Дракона. Обледеневшая вершина, похожая на кристалл с несколькими глубокими разломами, темнеющими на холодных гранях…

Я сделал несколько снимков, когда вдруг услышал у себя за спиной странный звук – фырканье, отчетливое и громкое. Обернулся. И обомлел. Тигр стоял совсем рядом, видимый до последней полоски, и внимательно обнюхивал палатку. Не обращая на меня никакого внимания, он осмотрел лыжи, сунул голову в палатку и снова звучно фыркнул. Я быстро взглянул в сторону карабина, движение неосознанное, но вполне оправданное – ружье стояло у поленницы, слишком далеко, чтобы успеть до него дотянуться. Все давно забытые первобытные страхи, в которых я, кажется, обвинял Стива, шевельнулись вдруг и в моей душе. Мирная обстановка лагеря, который всегда казался мне надежным убежищем, превратилась в нечто, напоминающее плохую декорацию, во что-то типа тонких картонных щитов, которые зверь мог опрокинуть одним ударом лапы. Милая бесцеремонность, с которой он уронил в снег альпеншток, поразила меня больше, чем его рычание и следы на снегу. Вчера он был серебристым призраком, мудрым и благородным хозяином гор, во владения которого я попал случайно, сегодня он явился ко мне домой и нахально пытается огрызть кусок ремня, натянутого на одном из углов палатки. Не знаю, что бы я сделал, если бы карабин оказался рядом. Надеюсь, что выстрелил бы в воздух и только.

Тигр, наконец, оставил в покое палатку и обернулся ко мне. Он узнал меня. Не знаю, почему я так решил, но его выразительная морда изобразила что-то типа вежливого интереса, он приблизился на шаг и совершенно по-кошачьи сел в снег. Наверное, это было приглашением к беседе.

– Привет, – сказал я негромко, отметив мимоходом легкую хрипоту в своем голосе. – Ты в гости или… на охоту?

Тигр навострил уши, прислушиваясь, потом приподнялся, переступил передними лапами по снегу и снова сел. Мне показалось, что он чего-то ждет, и моя недогадливость ему не нравится.

– Я бы угостил тебя чем-нибудь, но хлеб ты, наверное, не будешь, а весь сыр съел еще вчера.

Требовательное выражение в его глазах сменилось нетерпением, но я по-прежнему не понимал, чего он хочет от меня.

– Послушай, ты не испугаешься, если я сфотографирую тебя? – я медленно поднял фотоаппарат, привлекая к нему внимание тигра. – Вот этим. Это не ружье, тебе не будет больно.

Тигр не пошевелился, оставаясь в своей эффектной позе на фоне палатки.

– Смотри сюда.

Я чуть отодвинулся, опустился в снег, чтобы зверь попал в кадр целиком, навел резкость, но именно в это мгновение из-за поленницы выскочил Волк.

Он сидел в пол-оборота ко мне и крутил в руках какую-то странную штуку, темную, чуть поблескивающую, и явно несъедобную. Я подождал, пока человек заметит меня, и подошел ближе. Его глаза широко распахнулись, и в них мелькнула какая-то странная торопливая дрожь, словно рябь по спокойной воде. Он как будто бы не испугался, но… я потянул носом воздух… он не испугался. Удивился, растерялся, но свою штуку из рук не выпустил. Надо было показать ему, что я сыт и пришел не охотится, поэтому я сел в снег и посмотрел на него. Человек заговорил. Наверное, он уже догадался, зачем я пришел. Его голос звучал немного прерывисто, но приятно для слуха, я понимал не все, хотя слушал очень внимательно. Но пока он не говорил ничего важного. Это чувствовалось по интонациям. Он опасался, что я пришел охотится, но ведь я показал, что сыт, и потом, он должен был знать, что никто кроме него не поможет мне стать прежним. Человек вдруг поднял свою железную штуку. Он поднес ее к лицу, и я увидел, что у него есть еще один глаз, огромный, блестящий с черной пустотой на дне. Глаз мне так не понравился, что я едва не зарычал на него, но сдержался, вспомнив, что человек хочет вернуть мне прежний покой… И вдруг, неизвестно откуда, рыча и захлебываясь от бешенства, выскочил лохматый пес. Человек вскрикнул и бросился к нему, пытаясь удержать, а он огрызался и осыпал меня всеми известными ему ругательствами.

– Ну, ты, полосатый! Только попробуй подойти к хозяину!

Надо было проучить пса за нахальство, но он принадлежал этому человеку и готов был защищать хозяина, хотя я мог прихлопнуть его одной лапой.

– Успокойся, лохматый, и никогда не пытайся съесть то, что больше тебя.

– Я еще вчера почувствовал твой мерзкий кошачий запах! Убирайся отсюда!

– Слушай, лохматый, я не собираюсь трогать твоего хозяина, я пришел не на охоту, хотя ты слишком глуп, чтобы понять это.

Он крутился на месте, пытаясь вырваться из рук человека и добраться до меня, а я смотрел на пса сверху вниз, и наслаждался его бессильной яростью.

– Ты – полосатый вор! Хозяин застрелит тебя, а из твоей шкуры сделает ковер и постелит его у себя в палатке.

– Смотри, не подавись от злости. А то твоему хозяину придется сделать ковер из твоей жалкой шкуры… если только он не боится блох.

– Хозяин, пусти! Пусти меня! Я ему покажу! – взвыл пес, щелкая зубами.

Я наморщил нос, фыркнул, выражая свое презрение, и пошел прочь, а он еще что-то долго кричал мне вслед. Глупый пес. Я оглянулся и посмотрел на лагерь. Человек обнимал его за шею и пытался успокоить. Ладно, я припомню тебе «полосатого вора»…

По ясности и прозрачности красок этот день был похож на акварельный рисунок. Над долиной вдруг открылось высокое, чистейшей голубизны небо. По нему неслись косматые облака, целые горы облаков, между которыми скользили солнечные лучи. Неожиданно потеплело, и в воздухе, неведомо откуда появились пьянящие, нежные, почти весенние ароматы. Снег потяжелел и плотной, слипшейся массой оседал под ногами при каждом шаге. Деревья словно ожили, вдруг зашумев ветвями, прежде скованными морозом. По небу в порывах теплого резкого ветра кружили птицы.

Полчаса назад я поднялся на один из небольших холмов и теперь лежал на снегу между двух валунов, прильнув к биноклю. Несколькими метрами ниже, среди кустов, каким-то невероятным образом прилепившихся к каменному склону, прятался мой недавний знакомый.

После второй встречи в лагере я видел его еще несколько раз в самых неожиданных местах. Однажды я наблюдал, как он тащил что-то через мелкий кустарник, наверное, только что пойманный обед, в другой раз, как катался по снегу, мурча и фыркая, как объедал замерзшие ягоды голубики с обледеневших кустов, морщась и облизываясь. Он как будто бы не прятался и совершенно ничего не боялся.

Удивительно, что Стив, исходив всю долину, лишь один раз нашел следы тигра, полузасыпанные снегом, я же, не охотник, человек далекий от лесной жизни, видел зверя так часто. Иногда мне казалось, что он специально старается выбрать место для охоты так, чтобы я мог его заметить.

Стив зеленел от зависти, когда я мельком упоминал о каждой новой встрече. Много раз я видел, как ему хочется пойти вместе со мной, чтобы увидеть, наконец, неуловимого тигра, но гордость охотника не позволяла показать свою беспомощность перед горожанином и признать мою неожиданную удачу.

Вот и теперь. Совершенно случайно, наблюдая за косулями, выкапывающими мох из-под снега, я заметил едва уловимое движение в кустах. Тигр лежал, почти вжавшись в снег, и, сдвигаясь с места буквально на несколько миллиметров, полз вперед, снова замирал и снова подавался вперед. Удивительная картина. Белый снег, на нем стройные длинноногие животные с настороженными, грациозными движениями и совсем рядом невидимый для них белый зверь, припавший к земле. Темные полосы на его шкуре сливаются с синими тенями, ему нужен только один прыжок, чтобы схватить вон ту, самую маленькую лань с золотым пушком на чутких ушах и влажным, черным носом. Мне жаль ее… немного, но симпатии мои на стороне полосатого хищника…

И вдруг, прямо над своим ухом я услышал сухой, тихий щелчок и громкий шепот:

– Тихо. Не шевелись.

Я оглянулся, мгновенно узнавая и этот голос и сдержанное нетерпение, звучащее в нем, увидел холодную сталь карабина, наведенного вниз, потрепанный рукав куртки и, наконец, спокойное, сосредоточенное лицо Стива, целящегося в тигра из-за моего плеча. В белого тигра с голубыми глазами… Я резко развернулся, ударяя по стволу ружья. Грохот выстрела, рычание тигра и мой вскрик, многократно усиленные эхом, прозвучали почти одновременно… Пуля ушла в сторону и выбила ледяные искры из скалы, косули в испуганном порыве взмыли над разрытым снегом и унеслись прочь. Тигр, мгновенно став видимым, в несколько прыжков пересек открытое поле, и растворился среди каменных глыб. Стив еще раз выстрелил ему вслед и швырнул разряженный карабин на землю.

– Дьявол! Вы что, спятили?!

Я молча подобрал бинокль, поднялся и стал спускаться с холма. Стив шел следом и кричал на всю долину, потрясая ружьем.

– Скажите мне, зачем вы это сделали?! Вы знаете, что бывает за такие штуки?! Надо было пристрелить тебя из второго ствола! И любой суд бы меня оправдал! Слышишь ты, защитник животных?! Ты зачем сюда приехал? По скалам лазать? Вот и лазай!..

Охотник еще долго перечислял все обиды, которые я ему нанес, включая мою дружбу с Волком. Я мог бы многое сказать ему в ответ, но эта подлая слежка, этот выстрел из-за моего плеча… Мне было противно смотреть на Стива, не то что пререкаться с ним.

Мы спустились вниз, на едва заметную тропу между камней, упавших со скалы, как вдруг Стив схватил меня за плечо, и тут же я услышал низкое, раскатистое рычание, которое катилось как будто со всех сторон одновременно. В паре метров перед нами, из снега, материализовалась белая тень с горящими топазовыми глазами. Тигр припал к земле, готовясь к прыжку. Уши прижаты, все мускулы кошачьего тела под гладкой шкурой напряжены, в приоткрытой жаркой пасти с длинными белыми клыками клокочет угрожающее рычание. Мы думали, что он сбежал, испугавшись выстрелов, а он притаился среди камней и ждал нас, чтобы отомстить за неудачную охоту.