Текст книги "GLORIOZA SUPERBA"

Автор книги: Наталья Турчанинова

Соавторы: Елена (1) Бычкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Ладно, не сердись. Я знал одного типа, страстного любителя орхидей. Он буквально с ума по ним сходил, а ведь они не умеют ни говорить, ни улыбаться, и у них нет таких потрясающих ног, как у твоей Арники.

– Знаешь, меня, кажется, и привлекает именно эта ее неприступность.

– Вот что я с кажу тебе, братец: тебя избаловали. Ты всегда получал все и сразу, но стоило первый раз в жизни нарваться на недоступность, как ты тут же растаял. Это глупо!

– Постой, Лис, она что, не нравится тебе?

– Да, не нравится. Я ей не доверяю. И я всегда опасаюсь того, чего не понимаю. Ты тоже не будешь есть первый попавшийся незнакомый плод только потому, что он красивый, ведь он может оказаться ядовитым.

– Арника – не ядовитый плод.

– Это еще неизвестно.

Наверное, в каждом из нас есть что-то от Пигмалиона. Стремление создавать и переделывать по образцу собственных желаний. Это льстит самолюбию и удовлетворяет гордость художника, скрытого глубоко в душе.

Положить все силы на создание идеала и в процессе преображения влюбиться в объект собственного творения. Не видеть в упоении своей мнимой силой, что идеал далеко не идеален и что любишь вовсе не его, а новые черты, возникающие по мановению твоей волшебной палочки. И не замечаешь, как меняешься сам…

– Арника, я принес тебе подарок.

– Подарок?

В красивом взгляде каменная ясность хризолита, лицо спокойно и неподвижно. Оно по-прежнему не кажется мне холодной маской, наверное, из-за глаз, в которых непрерывно струится и переливается что-то необъяснимое.

Она рассматривала маленький куст роз в горшке, который я принес ей, почему-то не решившись дарить срезанные цветы.

– Твоя маленькая копия.

Арника осторожно прикоснулась к тонким лепесткам, погладила зеленые листочки.

– Спасибо.

– Тебе не нравится?

– Нравится.

Она поставила цветок на стол и равнодушно отвернулась от него. Значит, не то, опять не то. Что же я могу придумать еще?

– Арника, ты любишь музыку?..

Если задумалась, значит, не слышала действительно хорошей. Сейчас проведем эксперимент.

Со своим обычным вниманием она смотрела, как я нажимаю кнопку, регулирую громкость.

– Садись сюда и слушай.

Она присела на диван, а я устроился на полу у ее ног. С недавних пор это положение стало доставлять мне огромное удовольствие. Казалось, что, когда она смотрит на меня вот так, сверху, чуть прикрыв глаза пушистыми ресницами, в ее взгляде появляется нечто, отдаленно напоминающее нежность.

Может быть, я обманывал себя, но все чаще мне стали видеться в ее лице намеки на сдержанные эмоции. Или мне так хотелось их видеть, что ямочка в уголке губ представлялась улыбкой, легкий трепет ресниц – волнением, долгий взгляд – интересом?

Прохладная ладонь тронула меня за плечо, и я оглянулся, чтобы дать объяснения:

– Как тебе?

– Не неприятно.

– Хочешь, потанцуем?

– Потанцуем?

– Да. Вставай. Я научу тебя.

Я поднялся и потянул ее за собой.

– Все очень просто. Подойди ближе. Одну руку мне на плечо. Вот так. Другую сюда…

Я полуобнял ее.

– Теперь слушай ритм. И слушайся меня, следуй за мной. Она оказалась очень способной ученицей. Природная гибкость и пластичность возмещали недостаток опыта.

– Молодец, очень хорошо. Ты прекрасно двигаешься.

Какой соблазн поцеловать ее сейчас, когда эти губы так близко от моего лица. Так хочется, чтобы золотоволосая голова опустилась на мое плечо, прохладные пальцы прикоснулись к щеке…

Песня оборвалась, и через короткое мгновение тишины зазвучала новая мелодия. Щемящие сердце звуки скрипки… Если бы я не продолжал обнимать Арнику, то не узнал бы, какое впечатление музыка произвела на нее. По стройному телу пробежала волна дрожи, оно напряглось, и Арника повернулась к динамикам.

– Что это?

– Вивальди. Нравится?

– Да… – не очень уверенное и, после нескольких мгновений размышления, твердо: – Да.

– Ты чувствуешь что-нибудь?

– Не могу объяснить. Странно. Ты не мог бы выключить? – Арника повела плечами, словно хотела освободиться от моих объятий, – Мне не нравится.

– Но ты только что говорила, что тебе нравится музыка!

– Нет, я не хочу больше.

Черты ее лица вдруг ожили, искажаясь от внутреннего напряжения. На гладком лбу залегла тонкая, едва заметная морщинка, как будто потемнели, туманясь, глаза.

– Выключи.

Невероятно! В ровном голосе ясно слышны нотки волнения. Арника попыталась отстраниться, но я крепко держал ее.

– Выключи!

– Почему? Что ты чувствуешь?

– Не хочу больше.

– Скажи мне, что ты чувствуешь?!

– Пожалуйста…

Поток звуков, вырывающихся из динамика, нарастал, приближаясь к эпицентру бури, и Арника в моих объятиях дернулась сильнее:

– Пусти! Выключи! Я не могу больше!

Ослепленный этим, как мне казалось, пробуждением, опьяненный красотой оживающего, взволнованного, болезненно-напряженного лица, я только крепче прижал ее к себе. Кто бы мог подумать, что Арнику так взволнует музыка! Неужели я наконец нашел волшебство, способное превратить ее в человека!

Вот долгожданный, грозный накат последней волны, дрожащий и сверкающий всеми оттенками дождевых капель в лучах солнца, ослепительная вспышка молнии на оконном стекле. Ликующая песня радости и любви… Именно в это мгновение она должна была «проснуться», посмотреть на меня глазами, в которых бы засияли отражения этих сверкающих солнечных брызг, и улыбнуться новой улыбкой, сделавшей ее лицо прекрасным…

Арника судорожно вздохнула, закрыла глаза, и ее тело бесчувственной тяжестью осело на мои руки. Я едва успел подхватить его.

– Арника, что с тобой?!..

Как приводить в чувства цветок? Я поспешно выключил центр, оборвав на полуноте мелодию, уложил ее на диван, смочил виски и лоб водой из графина.

Наверное, лучшим лекарством была тишина – внезапно, так же как и упала в обморок, Арника открыла глаза.

Она прикоснулась к мокрому лицу:

– Я… мне стало нехорошо.

– Да. Ты упала в обморок.

Я погладил ее по влажным у висков волосам, по бархатной щеке.

– Я знал многих меломанов, но еще никто, по-моему, не лишался чувств от классической музыки. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Только пить хочется.

– Сейчас.

Она взяла стакан из моих рук и выпила его залпом.

– Еше?

– Да.

Она постепенно приходила в свое нормальное состояние, которое для меня продолжало быть ненормальным. Еще несколько мгновений, и передо мной была прежняя, невозмутимая Арника, только некоторый беспорядок в одежде подтверждал, что ее короткое преображение не приснилось мне.

Я слышал где-то, что музыка воздействует не только на человеческий организм. Будто бы ее волны чувствуют и животные, и растения. Значит, определенный звуковой код мог приоткрыть подсознательные тайны этого цветка. Ее нервы, не воспринимающие боль, оказались слишком чувствительны к звукам. Но я не могу повторить эксперимент, не могу рисковать ее здоровьем из-за своих предположений. Какое разочарование!

Каждый день, проведенный с ней, убивал крошечную частичку моей надежды. Она казалась неуязвимой в своей невидимой броне вечного спокойствия. И я наконец поверил, что мои усилия напрасны. Ничто и никогда не заставит ее сердце биться чаще. Прекрасное, нежное, беззащитное создание оказалось равнодушным и не знающим жалости, как кусок льда.

Теперь я должен был отступить с легким разочарованием от осознания непреодолимости препятствия. Улыбнуться и попрощаться. И только теперь, когда было уже поздно, я понял, что в этой жизни мне нужна только бесчувственная, ледяная Арника.

С прежним безумным пылом я бросился в противоположную сторону, пытаясь вернуться к прошлой жизни и забыть глубокую прозрачность переменчивых глаз, взгляд, пристальный и отрешенный – задумчивый взгляд из другого мира, давний единственный поцелуй. Но она не давала мне уйти, и чем отчаяннее я боролся за свою свободу, тем сильнее меня тянуло в маленькую странную комнату, к странной Арнике.

Она совершенно не была против. И я приходил снова и снова. Переживал, мучился. Злился на себя, но все равно приходил. Давал себе обещания, что этот раз – самый последний и ничто не заставит меня больше переступить порог этого дома, но на следующий вечер опять был здесь, чтобы снова давать себе невыполнимые обещания.

Конечно, она даже не подозревала о моих терзаниях и не знала, что я медленно, но упорно приближаюсь к пограничному состоянию кризиса и сам боюсь гадать, что будет со мной дальше.

Однажды мы возвращались после долгой прогулки по ночному городу и уже у самого дома столкнулись с подвыпившей компанией, не желающей пропускать нас в подъезд.

Словесная перепалка была короткой, но весьма красочной. Обычно после подобных оскорблений сразу переходят к прямым действиям. Я боялся не за себя. Арника показалась мне вдруг особенно ранимой, беззащитной, хрупкой. Она вряд ли сможет постоять за себя, не чувствуя боли, не зная страха, равнодушная к оскорблениям и угрозам.

Сначала они были заняты мной, и этот интерес успешно отвлекал их от нее. Но крик, полный совершенно невыносимой боли, заставил меня на несколько мгновений забыть о нападающих и пропустить пару ударов, которые оказались решающими. Особенно последний, рассекший мне щеку и отбросивший к стене. В просветах мерцающего сознания мне удалось увидеть Арнику и человека у ее ног, прижимающего ладони к распухшему лицу.

Мне уже доводилось видеть такие лица после прямого попадания на кожу делириантного газа. Кто-то из компании кинулся на помощь поверженному, но, не добившись от него объяснений о случившемся, бросился к Арнике и тут же отскочил, с удивлением осматривая свои ладони.

– Она обожгла меня. Она обожгла меня!

Удивление в его голосе сменилось болью. Невероятно! Одним прикосновением беззащитная Арника уложила двоих… нет, похоже, уже троих. А я-то рвался защищать ее…

– Зар… – прозвучал надо мной негромкий голос. – У тебя все лицо в крови.

– Где эти?..

– Ушли.

– Может быть, убежали?! Что ты сделала с ними?

Арника помогла мне подняться, и, опираясь на ее плечо, я добрался до лифта.

– Так что это было?

– Стрекательные клетки. – Она нажала кнопку вызова и протянула мне носовой платок.

– Какие клетки?

– Стрекательные.

Кончики пальцев прикоснулись к моей руке, и я почувствовал довольно ощутимый укол, словно от прикосновения к стеблю крапивы или от слабого удара током.

– Больно.

– Может быть еще больнее.

– Я это видел.

В ее квартире я прямо прошел в ванную, открыл кран и несколько мгновений изучал себя в зеркале. Зрелище было малоутешительное.

– У тебя есть пластырь или что-нибудь такое? Может быть, перекись водорода?

Она не ответила, но я почувствовал легкое прикосновение к своей щеке. Арника провела по моему лицу и теперь внимательно рассматривала пальцы, испачканные моей кровью.

– Она красная и… и соленая.

Я глянул на нее через плечо и увидел, как она с удовольствием слизывает кровь со своих пальцев. Довольно неприятное чувство покоробило меня, а она встретилась со мной взглядом и улыбнулась.

– Извини, но ты очень… очень приятный.

Она подошла ко мне вплотную, и в прозрачных глазах загорелись странные огоньки. Прохладные ладони легли на мои плечи:

– Можно мне?..

Я не понял, чего именно она хочет, но кивнул утвердительно, зная, что впервые Арника проявляет столь яркий интерес ко мне. Она взяла мокрую губку из раковины и осторожно провела ею по моему лицу, стирая кровь, потом еще раз и еще. Я не мог привлечь ее ни подарками, ни лаской, ни осторожным ухаживанием, а теперь ее взволновал один вид моей крови. Чертовщина какая-то!

– Тебе не больно?

– Нет.

Тонкие пальцы нежно перебирали мои волосы. Она прекрасна, как актиния, и может быть такой же опасной. Она не знает ни жалости, ни сострадания и могла равнодушно смотреть на то, как меня избивают, и только когда попытались схватить ее, «выпустила шипы». Я прекрасно знаю о растениях-хищниках, всех этих росянках и мухоловках, привлекающих насекомых. Зачем ей ясные глаза, роскошные волосы и чувственные губы? Неужели все это – тоже приманка? Сладкая ловушка для такого глупца, как я!

Крепко стиснув тонкие запястья прохладных рук, я резко оттолкнул от себя Арнику. Она едва удержалась на ногах и ударилась о раковину.

– Зар, что случилось?!

– Ничего. Пока ничего не случилось. Сейчас я умоюсь и пойду домой.

– Зар!

– Не подходи ко мне.

Она заволновалась. Широко распахнулись глаза, и чуть приоткрылись губы. Совсем недавно я бы все отдал, чтобы увидеть это превращение, но теперь мне было все равно.

– Зар, прошу тебя, не уходи.

– Почему же? Тебе так понравился вкус моей крови?

Я сдернул полотенце с крючка, поспешно вытирая руки.

– Да… Он понравился мне.

– Я и забыл, что ты всегда говоришь только правду. Но, можешь поверить, твоим ужином я не стану!

– Ты думаешь, что я смогу причинить тебе боль?

– Если захочешь, сможешь.

– Не уходи.

Я отвернулся от нее, направляясь к выходу, но Арника догнала меня. Гибкое тело прильнуло ко мне, а прохладные ладони прижались к шее. Я хотел снова оттолкнуть ее, но она извернулась каким-то невероятным образом, и ее губы оказались на моих губах. Они были сладкими, почти как мед, липовый мед с легкой горчинкой, еще сильнее подчеркивающей душистую сладость… И в то же самое мгновение волна едва переносимого наслаждения хлынула в мое тело. Сладкий яд, физическое удовольствие, вкус, запах смешались в ней, многократно усиленные. Я вздрогнул, схватил девушку за плечи, пытаясь отбросить от себя… или, напротив, крепче прижаться к ее губам, чтобы продлить неслыханное удовольствие. Оно оглушило и ослепило меня, лишило воли и разума.

– Теперь ты не уйдешь. Ты не сможешь уйти, правда?

Она не оборвала резко волшебный поцелуй, она понемногу снижала его напряжение, и эта сладость не исчезла, даже когда Арника отстранилась. Меня же продолжала колотить нервная дрожь, и, не в силах справиться с ней, я крепко сжал в объятиях коварный цветок, уже сам целуя ее губы, шею, плечи… Понимал, что схожу с ума, но не мог остановиться.

Воздух вдруг наполнил тонкий аромат, дурманящий и чуть сушащий горло. Его источали волосы, губы, кожа Арники. И ощущения в нем приобретали небывалую яркость, кожа – сверхчувствительность, желания – безумность.

В глубине глаз девушки кружили два зеленоватых омута. В которые я погружался с головой все глубже и глубже…

…Бабочки… Целый рой розовых бабочек носился в воздухе вокруг меня, заполняя мир шелестом крыльев, и их бледные силуэты плясали на стенах. В этом ореоле бело-розового сияния лицо Арники само казалось туманным бликом, и только глаза в своем зеленоватом кружении были реальностью.

– Я люблю тебя, – шептал я, не зная, понимает ли она меня. – Люблю.

Девушка улыбалась нежной улыбкой и молчала. Бабочки, нет, это были уже лепестки яблонь, медленно кружили вокруг ее головы, падали на волосы, на обнаженные плечи, словно снег. Бледно-розовый снег. Я хотел прикоснуться к ее губам, но она отрицательно покачала головой, и тонкие лепестки взвились в невидимом потоке воздуха из невидимого окна и снова закружили по комнате.

– Ты сможешь полюбить меня? Когда-нибудь?

Она молчала, и я не настаивал на ответе. Мне и так было хорошо, спокойно. Я был счастлив…

Я не спал или почти не спал. Словно грезил с открытыми глазами. Болела голова. Нет, она просто раскалывалась от боли. Горло казалось сухим и воспаленным, хотелось пить, но я не мог даже пошевелиться, не мог дотянуться до стакана с водой, не мог остановить головокружительное мелькание розовых бликов в белом тумане…

Легкие пальцы притронулись к моему пылающему лбу, потом мою голову приподняли осторожно, и губы коснулись холодного края стакана. Но в нем оказалась не вода. Прохладная, чуть кисловатая жидкость мгновенно сняла боль и сухость в горле. Стало немного легче, и приостановился наконец невыносимый водоворот перед глазами. Долгожданная темнота успокоила обостренно-воспаленное зрение, и в этот раз я уснул по-настоящему.

Следующее пробуждение было менее болезненным. Приоткрыв глаза, я увидел окна, завешенные плотными шторами, аквариум, чуть отсвечивающий зеленоватыми бликами, угол кровати и Арнику, сидящую рядом. Она улыбнулась мне.

– Ты спал целый день и больше не стонал во сне. Значит, лекарство действует и ты поправляешься.

– Какое лекарство? – Мой голос прозвучал хрипло, но достаточно внятно.

Арника показала мне стакан с бледно-зеленой жидкостью.

– Что в нем?

Она посмотрела на меня задумчиво и осторожно спросила:

– Ты правда хочешь знать это?

– Нет, пожалуй, – ответил я не менее осторожно.

– Тогда пей… Все до конца. Я подумала, что в менее концентрированной дозе оно поможет тебе.

Я едва не захлебнулся, но успел на взлете приостановить свое воображение и допил «лекарство». Как и в прошлый раз, оно значительно разогнало туман в голове.

– Арника, ты действительно ядовитое растение?

Она опустила голову и, мне показалось, заколебалась в выборе ответа. Но генетическая правдивость победила.

– Да. Я отравила тебя. Но не специально. Я не рассчитала дозу.

– Дозу чего? – Я нашел в себе силы и приподнялся, заглядывая в ее опущенные глаза.

– Я растение. Ты не забыл? И могу… моя кровь, то есть то, что считается моей кровью… сильный галлюциноген.

– Стрекательные клетки, яд, дурманящий запах, высокий интеллект, привлекательная внешность. Ты смертельно опасна.

– Прости… – прошептала она совсем тихо. – Я позвонила твоему брату. Он скоро приедет.

Болезненное чувство острой жалости укололо меня при виде опущенной золотоволосой головы, тонких пальцев, сжимающих пустой стакан.

– Арника, ты на самом деле не хотела причинить мне вред?

– Не хотела.

– И чтобы вылечить, ты давала мне свой со… свою кровь?

– Да.

Лис стремительно влетел в комнату, взволнованный и немного испуганный:

– Что с ним?! Что случилось? Арника, я ничего толком не понял, ты говорила, он…

И тут брат увидел меня.

– Какого черта! Что она сделала с тобой?!

– Лис, успокойся. Я нормально себя чувствую.

Но он уже превратился в разгневанного хищника:

– Нормально себя чувствуешь?! Да ты посмотри на себя! Ты же… Мы уезжаем немедленно. А ты, – Лис повернулся к невозмутимой девушке, – держись подальше от моего брата, а не то мне придется применить на тебе средство для уничтожения сорняков.

– Мне очень жаль, что так вышло.

– А, тебе жаль? Ну надо же! Это мне жаль, что я уже давно не опробовал на тебе нашу новую газонокосилку.

– Лис! Прекрати!

– И ты ее еще защищаешь! Она едва не угробила тебя, а ты защищаешь эту… это…

– Лис! Не надо ничего говорить. Ты прав. Едем домой.

Первым делом брат вызвал врача, хотя, по-моему, в этом не было необходимости.

– Ты напрасно волнуешься, я вполне прилично себя чувствую.

– Ты не видел себя со стороны.

– Так дай мне зеркало!

– Не дам! И лежи спокойно.

Приехавший врач был нашим давним знакомым. Он лечил еще Лиса в детстве от всех мыслимых болезней и ко мне продолжал относиться как к шестнадцатилетнему мальчишке.

Войдя в комнату в сопровождении моего хмурого брата и взглянув на меня, он не показал удивления:

– Доброе утро, Захар. Был на Гавайях?

– С чего вы взяли?! – довольно нелюбезно буркнул я.

– Ну как же, – добродушно отозвался он, вытаскивая из своего профессионального чемоданчика стетоскоп, – дыхание затруднено, сердцебиение… учащенное, зрачки расширены, слизистая носа и рта воспалена. Все симптомы воздействия нервно-паралитического яда. Не могу точно назвать растение. Бред, галлюцинации были?

– Д-да.

– Общая слабость… Может быть, китайское дерево или олеандр…

Когда доктор ушел, прописав лекарства, Лис сел рядом со мной на кровать.

– Так что теперь?

– Ты о чем? – спросил я устало.

– О твоем растении.

– Не знаю, Лис. Понимаю, что пора прекращать это… – я невесело усмехнулся, – знакомство.

– Уже давно пора.

Брат оставил меня одного. Я лежал, смотрел в потолок и пытался подогреть в себе чувство раздражения и злобы на Арнику. Но сил на гнев не было. И на все упреки, какие я мог придумать, существовало одно оправдание – ее лицо в бело-розовом сиянии яблоневых лепестков…

Я должен был отказаться от этого. Взять себя в руки и решительно оборвать затянувшееся прощание. Давно было пора понять всю противоестественность наших отношений хотя бы из чувства самосохранения. Если она не отравила меня насмерть в этот раз, то в другой снова сможет не рассчитать дозу.

Короткий звонок в прихожей прервал мои размышления. Я услышал, как Лис открывает дверь, приглушенно спрашивает что-то типа – какого хрена пришедшему здесь нужно, и негромкий ответ, произнесенный голосом, который продолжал звучать в моей памяти.

– Лис! Кто там?

– Никого!

– Но я же слышу.

– А я говорю, никого.

И снова тихое: «Мне нужно поговорить с ним».

Брат ответил раздраженно и громко:

– Оставь его в покое. Вам не о чем говорить! Ты сказала ему все, что хотела, и лишь по случайности он остался жив. Хватит. Уходи! И мы все постараемся забыть, что знали друг друга.

– Я не уйду, пока не увижу его.

Сердце мое билось все чаще. Я пытался успокоить его, вспоминая прежние благоразумные мысли, но не сумел сдержаться:

– Лис! Пусть она войдет.

Короткая пауза тишины, и вот Арника уже входит в комнату. Неизменно уравновешенная, очаровательная и такая желанная.

Лис, мрачнее тучи, встал в дверях, прислонившись плечом к косяку.

Конечно, откуда ему знать, как заныло у меня в груди от необходимости говорить то, что я должен сказать.

Она подошла ближе:

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, и, пожалуй, это я должен поговорить с тобой. Уже давно следовало. Будет лучше, если мы прекратим наши отношения.

Лис у двери удовлетворенно кивнул.

– Для кого лучше?

– Для меня.

– И для меня, – прибавил брат негромко, но Арника даже не оглянулась. Она продолжала смотреть на меня своим далеким, чуть затуманенным взглядом, который был мне так дорог.

– Для тебя не будет большой трагедии в разрыве наших отношений, – продолжил я.

Она медленно покачала головой:

– Это неважно.

– Значит, для тебя это будет потерей?

– Не знаю.

– Послушай, давай закончим! Я не хочу тебя больше видеть.

Она подошла так близко, что я снова почувствовал ее запах луговых трав.

– Нет. Я не уйду, потому что ты не хочешь, чтобы я уходила. Ты любишь меня.

Лис возмущенно подался вперед:

– Что?!

Но на его негодование не ответили. Мы продолжали только нам двоим понятный поединок.

– Ты говорил, что любишь меня.

– Да… может быть, но…

– Ты не сможешь без меня. Слишком долго ты был рядом, чтобы отказаться от всего, что я могу тебе дать.

– Мне ничего не надо от тебя. Ты мне только все нервы вымотала.

Арника протянула руку, собираясь коснуться моей ладони, но я заставил себя отстраниться.

– Я всегда буду рядом с тобой, – продолжила она. – Всю жизнь. Мне все равно, в каком ты настроении и сколько зарабатываешь. Я никогда не обижусь на тебя, ты ничем не сможешь меня оскорбить. Я никогда не изменю тебе, даже когда ты состаришься и потеряешь свою привлекательную внешность и здоровье.

– Ты меня не любишь. Ты… растение! Даже собака испытывала бы ко мне больше чувств, чем ты.

– Но я могу подарить тебе еще неслыханное наслаждение, даже большее, чем ты испытал в прошлый раз.

– Я ничего не хочу от тебя! И потом, я не пойму, что тебе от меня нужно. Зачем я тебе понадобился? С чего вдруг ты начала бегать за мной?!

Арника положила ладонь мне на плечо.

– Ты совершал очень много нелогичных действий и все время высказывал странные, непонятные мне мысли. Но для меня вся информации о вас, людях, содержится в вашей крови, и когда я попробовала ее, ты мне понравился. Настоящий ты, а не твое видовое поведение. Поэтому я пришла сегодня.

Чувствуя, что слабею, я отвернулся от нее, чтобы не смотреть в эти глаза.

– Уходи. Лис, пусть она уйдет! Я не могу ее видеть.

Даже не поворачиваясь, я чувствовал уход Арники. Растворился в воздухе запах луга, исчезло тепло.

Осторожная рука поправила подушку под моей головой.

– …Ты поступил правильно.

– Я люблю ее.

– Это пройдет.

– Не пройдет.

– Она не любит тебя.

– Неважно.

– Я знаю, кто она такая, – сказал Лис тихо. – Glorioza superba.

– Что?.. Кто?

– Вьющаяся лилия, содержащая очень сильный наркотик. Даже совсем маленькая его доза может быть смертельна.

– Лилия? Да, она похожа на лилию.

– Тебе нужно забыть ее.

– Я не смогу.

– Сейчас ты болен и слаб, но уже завтра все будет по-другому. Нужно просто переждать пару ночей.

Переждать пару ночей, если бы это было так просто. Опять ждать. Основное мое занятие – ожидание! Но Лис прав, мне нужно время. Сейчас мне трудно отказаться от нее, однако уже завтра я найду в себе силы, чтобы решиться на это. Последний раз загляну в прозрачные глубокие глаза и попрощаюсь.