Текст книги "Капкан из теста (СИ)"

Автор книги: Наталья Стадлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   Капкан из теста

   Осень в Баварии в этом году отличалась на редкость теплой погодой. Ноябрь, который по обыкновению раздражал бесконечным дождем, нынче радовал солнечным светом, зеленой травой и цветами. Они красовались в нашем саду, как будто собирались в последний путь, прежде чем поникнуть, сбросив свои нарядные лепестки и довериться ветру, который разнесет их разноцветный прах по земле.

   Несмотря на чудесное утро, на душе было тревожно. «Все выглядит неестественно, не так как всегда», – думала я. Странности начались еще с вечера. Заснула поздно, так и не дождавшись Ральфа с тренировки. Обычно муж звонил, если задерживался. «Наверное, обсуждает с Гюнтером свою непростую ситуацию на работе», – успокаивала я себя.

   Гюнтер – партнер Ральфа по теннису, муж моей подруги Ольги Птичкиной, носившей теперь его фамилию Фальк. С Ольгой мы познакомились еще в детском саду. Уже в таком юном возрасте она отличалась среди сверстников богатой фантазией и тягой к приключениям. А в двенадцать лет ею был разработан гениальный план побега за границу. Выбор пал на Японию. Подружка заверила меня, что освоить японский язык совсем не сложно. Стоит только добавить к русским словам окончания типа «хун-сю, ку-сю», и узкоглазый народ великой державы распахнет перед нами свои дружеские объятия. Вооружившись знаниями, насушив сухари, мы отправились в дальнюю дорогу. Не успев сесть на поезд, были задержаны милицией на железнодорожном вокзале. Ох, и попало нам тогда от родителей! Но дух авантюризма связал наши судьбы на многие последующие года, а его величество Случай предоставил возможность, спустя много лет, осуществить детскую мечту – посмотреть, как живут несоветские люди. В начале девяностых, Птичкина вышла замуж за коренного немца, уехала с ним в Германию, а когда узнала, что мой первый брак распался, задумала новую авантюру – перетащить и меня на чужбину из нашего родного города Новосибирска, где мы родились, выросли и дружили, пока судьба не занесла ее за границу. Для начала Ольга пригласила меня в гости на рождество.

   В сумерках снежный дождь искрился от множества огней вечернего города, разноцветные звезды сыпались на землю, мгновенно таяли, не оставляя следа, как исчезает порой мечта, едва соприкоснувшись с реальностью. Так, впервые, встретил меня рождественский Регенсбург. Он напомнил мне картинку из детской цветной мультипликации: маленькие домики под черепичными крышами, утопающие в свете реклам и праздничной иллюминации, а в центре – зовущая куполом в небо великолепная старинная башня. Человек, идущий рядом открывал мне двери в новый удивительный мир. Длинное худое белое тело, большая голова, вытянутая конусом, голубые глаза, тонкие губы, изогнутые в улыбке... Тогда Ральф показался мне пришельцем с другой планеты.

   Чтобы сосватать меня за будущего супруга, чета Фальк рассыпалась в бесконечных похвалах в его адрес, особенно старалась подружка:

   – Ральф тебе не какой-нибудь простой смертный!

   – Я заметила. Только... он не герой моего романа.

   Но Оля ничего не хотела слышать и гнула свою линию:

   – Ты не о себе сейчас думай, а о будущем своих детей! Какая у них перспектива в России, когда там творится непонятно что? Опять же, что ты им можешь дать в твоем бедственном положении? А Ральф – компьютерный гений! Вот кому безработица не страшна! Вспоминая разговор из прошлого, я недоумевала: почему Ральф боится увольнения – дрожит, как осенний лист. Неприятности на работе начались, когда его выдвинули в председатели профсоюзного комитета. «Дорогой, ты слишком сентиментален для роли борца за справедливость. Если ты так переживаешь, увольняйся сам». Рассуждая, я не заметила, как уснула. Проснулась в семь утра. К моему удивлению, Ральфа не было дома, хотя обычно он уезжал на службу к девяти часам. Видимо, опять срочный вызов. Это, как раз, не было странным – мужа могли вызвать на работу в любое время дня и ночи, если компьютерная система в огромном супермаркете «МЕТРО», за которую он отвечал головой, давала сбой. Я заглянула в комнату сына. Филипп спал, по-детски подложив ладошки под щеку. Двенадцать лет, а для меня все равно ребенок! Везет ему – каникулы! Сама бы с удовольствием еще понежилась в постели, но Тофи – наша собака, нетерпеливо скулила под дверью в прихожей. Вот он подарочек моей дочери, которая однажды притащила домой щенка, обещая ухаживать за ним, слезно молила его оставить и добилась своего. Не прошло и полгода, как Настя, которой в ту пору исполнилось восемнадцать, влюбилась и переехала к своему другу. Теперь дочке было не до собаки!

   Все заботы о животном Ральф взял на себя. Прогулки с собакой были для него любимым занятием, а не обузой, как для меня. По утрам он вставал на полчаса раньше, чтобы вывести Тофи на улицу. А сегодня все выглядело так, что его подопечная лишилась утренней пробежки. «Не день, а какой-то сплошной диссонанс!» – с раздражением подумала я и распахнула двери, выходящие из гостиной в наш сад. Собака пулей выбежала наружу. Когда Тофи подбежала к садовому домику, я на секунду разволновалась: «Хоть бы не нагадила внутри!», но тут же заметила, что дверь в домик закрыта, хотя Ральф всегда оставлял ее на ночь открытой. Я зря беспокоилась – собака, не задерживаясь у входа, продолжала резвиться на траве. Оставив ее за этим занятием, я включила кофейный автомат и приступила к утренним процедурам. Когда я вышла из ванной комнаты, аромат кофе уже распространился по всей квартире. Никто не мог нарушить моей традиции по утрам выпить пару чашек любимого напитка. С вожделением я сделала первый глоток и... в этот миг совершенно некстати зазвонил телефон. Настенные часы в зале показывали начало десятого. «Наверное, Ральф с работы звонит – хочет объясниться за вчерашнее, совесть проснулась!»

   – Алло!

   – Доброе утро. «Метро» беспокоит. Могу я поговорить с господином Шмидтом?

   – Его нет дома, он должен быть на работе, – сообщила я растерянно.

   – Но на рабочем месте его нет...

   Я медленно опускалась в кресло. Тут кто-то тронул меня за плечо. Я вздрогнула. Сын проснулся и озабоченно заглядывал мне в глаза:

   – Мама, что с тобой?

   – Ральф куда-то пропал, на работу не явился. Решил, все-таки, уволиться. Забери собаку из сада и выведи ее на улицу, да и дверь в домике открой! А я буду Фалькам звонить. Может, он у Гюнтера заночевал?

   Сын вышел в сад. Я стала набирать номер друзей. И тут раздался истошный крик Филиппа. Я бросилась к нему. Он стоял возле распахнутой двери садового домика, через которую я увидела тело мужа, подвешенное к потолку. В ужасе мы с сыном бросились друг к другу и завыли в два голоса.

   Не помню, сколько прошло времени и кто конкретно приводил меня в чувство перед тем, как приехала полиция. Количество выпитой валерьянки уже было за пределами нормы, когда мне подсунули коньяк вместо успокаивающих капель. Алкоголь быстро сделал своё дело – моё тело перешло в стадию невесомости, а сознание погрузилось в небытие...

   Неожиданно в нос ударил запах нашатырного спирта. Я очнулась на диване, укутанная в одеяло. Рядом сидели дети, по комнате бродили какие-то люди...

   Что это было? Страшный сон? Но, судя по обстановке, становилось все яснее, что этот кошмар произошел наяву. Находясь в полуобморочном состоянии, я не видела, как осматривали место происшествия, как опрашивали сына, соседей, как выносили труп и как взяли у меня отпечатки пальцев. Женщина в белом халате слегка похлопала меня по щекам, пощупала пульс и сказала мужчине в полицейской форме:

   – Ничего страшного, обычный шок. Все уже позади.

   После чего полицейский обратился ко мне:

   – Я вижу, вы уже немного пришли в себя, фрау Шмидт. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, как провели вчерашний день, когда и при каких обстоятельствах видели мужа в последний раз? К нему заходил или звонил кто-нибудь?

   – Нет, ни визитов... ни звонков не было. Как обычно, Ральф вернулся с работы после шести вечера. Мы поужинали втроем: я, муж и сын. Потом Филипп отпросился погулять с друзьями... а потом позвонила дочь и попросила приехать, в чём-то там ей помочь.

   – А за ужином вы не заметили в поведении мужа чего-то необычного, что предвещало бы?... – полицейский тактично замолчал.

   – В последние дни Ральф постоянно был погружен в себя – у него были проблемы на работе, все мои попытки его разговорить и успокоить не имели успеха. Этот вечер ничем не отличался от других. В восемь часов у мужа была тренировка по теннису. Я видела, как он собирает спортивную сумку, чтобы поехать в спортзал. Никакие предчувствия меня не посещали, и я спокойно уехала, – из глаз моих покатились слезы, и я закрыла лицо руками.

   Инспектор выдержал паузу, ожидая, когда я успокоюсь, потом осторожно спросил:

   – Кто может подтвердить, что вы уехали к дочери?

   – Так я и могу подтвердить! – ответила за меня Настя, стоявшая рядом.

   – А зачем мне обманывать? – я недоуменно пожала плечами. – А это что? – я показала полицейскому кончики своих пальцев.

   – Не волнуйтесь, это стандартный вопрос, и процедура... чтобы не путать ваши пальчики с чужими, – и продолжил – Во сколько вы вернулись домой?

   – После десяти, точно не помню.

   – Я пришел в десять, как и обещал, мама еще не приехала, – вставил Филипп.

   – А как случилось, что вы не заметили отсутствие мужа вечером, ночью, утром?

   Я опять пожала плечами.

   – Странно... Во сколько он обычно возвращался с тренировки?

   – Обычно после десяти, иногда задерживался до одиннадцати и позже. Меня это не удивило и, не дождавшись Ральфа, я уснула. Проснувшись утром, подумала, что муж уже на работе, – я старалась говорить быстро и четко, но в итоге не сдержалась и опять расплакалась.

   – Фрау Шмидт, примите мои искренние соболезнования. О результатах вскрытия мы вам сообщим. До свидания.

   Настя временно переехала к нам, чтобы быть рядом в тяжелое для семьи время, которое тянулось мучительно:бесконечные телефонные звонки, посещения родственников, друзей Ральфа с выражением соболезнований, вопросов по поводу его кончины...

   Через пару дней, предупредив по телефону о своем визите, порог нашего дома переступил другой полицейский. Неприятный человек. Измерив меня подозрительным взглядом, сухо представился:

   – Комиссар Шульц. Я буду вести дело вашего мужа.

   Полицейский прошел в гостиную, с неприязнью посмотрел на детей и мне сразу стало ясно, что к нам прибыл ярый противник эмигрантов и прочих переселенцев.

   Комиссар уселся за стол, молча разложил свои бумаги и обратился ко мне:

   – Вы тоже присаживайтесь, разговор не будет коротким.

   Как только я устроилась напротив, он без всякого намека на сочувствие, начал излагать:

   – Фрау Шмидт, я уполномочен сообщить вам следующее: в результате судебно-медицинской экспертизы было установлено, что смерть господина Шмидта произошла в промежутке с девяти до десяти часов вечера. На месте происшествия обнаружены улики, позволяющие предположить, что ваш муж умер... насильственной смертью... замаскированной под самоубийство.

   Я была готова услышать все что угодно, но не это.

   – Нет... не может быть. Ральф убит?!... Ральф убит! Бред какой-то. Но, кому нужно было... убивать моего безобидного мужа, да еще таким изощренным способом?

   – Как раз это мы и пытаемся выяснить. Поэтому у следствия возникли некоторые вопросы и к вам. Скажите, ваш муж злоупотреблял алкоголем?

   – Нет. А почему вы спрашиваете? – насторожилась я, но полицейский, проигнорировав мой вопрос, продолжал:

   – Я слышал, у вас на родине все пьют водку, и мужчины, и женщины. Вы, наверное, не исключение?

   – Однако... Откуда у вас такое предвзятое мнение о России? Например, в Финляндии и Швеции пьют поболее, – оскорбилась я.

   – Давайте без эмоций! – остановил меня комиссар – Отвечайте конкретно на мои вопросы: на момент происшествия водка в доме была?

   – Нет. Ральф водку на дух не переносил, я тоже, к вашему сведению. А в чем, собственно, дело? В Германии объявлена антиалкогольная компания? – съязвила я.

   – Не надо иронизировать, в вашем положении шутить неуместно. На месте происшествия найдено множество отпечатков пальцев, большинство из которых принадлежит вам...

   – Не удивительно, я здесь хозяйка!

   – Не надо меня перебивать. Я еще не успел сказать: при вскрытии в крови покойного обнаружено большое количество алкоголя и в домике на полу найдена пустая бутылка водки, которую можно купить только в русском магазине, в немецких такой нет. Ваш муж мог купить водку в местном русском магазине? Может быть вы её видели, трогали руками или сами покупали, потом вместе выпивали за ужином?

   – Да ничего я не покупала, а Ральф и дорогу в русский магазин не знал. Может, ее принес убийца? – предположила я.

   – Вот! Вы видите?

   – Что я должна видеть? – оторопела я.

   – То, что мы вынужденны вас подозревать. На бутылке водки зафиксированы не только отпечатки вашего мужа, но и ваши, фрау Шмидт, откуда следует, что вы лжете. Это вы приобрели спиртное и принесли...

   Наконец-то я поняла, куда клонит следователь, жалко только, что осенило меня поздно.

   – Вы меня подозреваете?! – возмутилась я – Получается, напоив мужа до смерти, я умудрилась подвесить его тело весом девяносто килограмм к потолку. Я похожа на тяжелоатлета?

   – Возможно, у вас был сообщник. Где вы находились на момент убийства?

   – Я уже говорила вашему коллеге – была у дочери. Она подтвердила этот факт, сын тоже.

   – Дело в том, что алиби, обеспеченное близкими родственниками, почти всегда вызывают у следствия сомнения. Поэтому в ваших интересах вспомнить, кто из посторонних людей мог вас видеть по дороге к дочери или на обратном пути. Может быть вы заезжали на заправку или заходили в магазин?

   – Нет, я ведь не знала, что мне может понадобиться алиби. Так что ищите других свидетелей сами, если хотите напрасно потратить время, потому что мне незачем было убивать собственного мужа, который материально обеспечивал нашу семью, – выдвинула я аргумент, который показался мне наиболее убедительным для следователя, но комиссар вывернул все наизнанку:

   – С ваших слов получается, что основу вашего брака составляет финансовая подоплека. Вывод напрашивается сам собой: вы хотели избавиться от мужа, от которого полностью зависели материально, чтобы стать независимой женщиной.

   – Для этого не обязательно убивать мужа, было бы достаточно с ним развестись. Я в Германии живу четыре года и постоянный вид на жительство уже имею. Надеюсь, я вас убедила? – отрезала я и усмехнулась.

   – Не убедили, – ответил полицейский, буравя меня своими глазками. – Ваш муж не был богатым человеком, он не имел ни собственности, ни больших сбережений, поэтому при разводе вам практически ничего не досталось бы, а вот в случае его смерти вы получаете приличное содержание до конца своих дней, я имею в виду вдовью пенсию, которая по вашим расчетам должна быть не маленькой, учитывая высокую зарплату и большой стаж работы мужа.

   – Я не знала, что в Германии существует подобного рода социальная защита, никогда не наводила справки об этом, так как не собиралась становиться вдовой. А о том, что мне полагается вдовья пенсия, я узнала только вчера – брат Ральфа сообщил. Он взял хлопоты по ее оформлению на себя. И пока официального документа с расчетной суммой пенсии нет, никто, в том числе и вы, не может судить о ее размерах.

   – Вы не похожи на убитую горем вдову.

   – А вы представляли себе все иначе – иностранка будет оправдываться на ломаном немецком и вам легко удастся повесить на нее убийство. Ваша баварская спесь и неприязнь к приезжим... поэтому дальнейшие с вами беседы будут проходить в присутствии нашего семейного адвоката, господин Шульц.

   – Ваше право. Тело можете забирать, экспертиза закончена, но, пока идет следствие, попрошу вас никуда не уезжать.

   Когда за полицейским закрылась дверь, я дала волю слезам.

   – Мама, не надо плакать, ты у нас такая смелая и сильная! – успокаивал Филипп.

   – Настоящий боец! Мы тобой восхищаемся! Я все время хотела прийти тебе на помощь, но ты блестяще справлялась сама. Уложила этого... гада на обе лопатки! Браво! – подхватила Настя.

   – Спасибо, конечно, за поддержку, но мне кажется ликовать преждевременно. Следователь придет снова и неизвестно, чем вся эта возня закончится. Но вы правы – хватит нюни разводить! Надо действовать. Ты, Филипп, беги опрашивать ближайших соседей: может кто из них видел в тот вечер постороннего человека у наших дверей? Ты, Настя, поезжай к себе и поспрашивай местных жителей, может, найдутся очевидцы, которые заметили мой «Опель» на парковке возле вашего дома. А я поеду к Ольге, расскажу ей все. Она у нас калач тертый, да и ума палата, надеюсь, что-то подскажет.

   Фальки жили в новом доме, который построили незадолго до моего первого приезда в Германию. Их долгожданный сын появился на свет совсем недавно, и Ольга в настоящий момент находилась в отпуске по уходу за ребенком. Подружка не отличалась эмоциональностью. Когда узнала о смерти Ральфа, сразу приехала меня поддержать, но даже в такой тяжелой ситуации оставалась скупой в проявлении чувств. Вот и сейчас, встретив меня, не причитала, ни ахала, лишь озабоченно спросила: «Ну как ты?»

   Зато я, чуть ли не с порога разразилась потоком гневных слов:

   – Представляешь, этот следователь такие кружева вокруг меня плетет!

   – Тише ты, ребенка разбудишь. Кофе? – я утвердительно кивнула головой. Ольга разлила напиток по маленьким чашечкам (она знала, чем меня успокоить) и только тогда позволила мне говорить:

   – А теперь рассказывай все по порядку.

   Как правило, Ольга не допускала, чтобы собеседник прочёл монолог, она многократно прерывала его в привычной для себя манере, тем самым подчеркивая свою эрудицию, но сегодня ей хватило такта выслушать меня до конца, не перебивая.

   – Да... неожиданный поворот, – глубокомысленно протянула подруга, – хотя, как подметила героиня Агаты Кристи: «В таких случаях в первую очередь подозревают мужа или жену». А ты у нас кто?

   – Умеешь ты успокоить... Это из рассказа «Мерка смерти», там мисс Марпл раскрывает преступление, опровергая такую версию, легко выдвинутую полицией.

   – Вот именно! Тебе и карты в руки! У тебя есть соображения, откуда на бутылке взялись твои пальцы?

   – Понятия не имею. Вся эта история мутная от начала и до конца. Не могу себе представить, как Ральф с его манерами аристократа, пьет водку, да еще из горла – стаканов или рюмок на месте преступления не нашли. Предположим, настоящий убийца принес спиртное. Гость был знаком хозяину, в противном случае, вряд ли мой муж согласился бы с ним выпивать. Напоив Ральфа до невменяемости, убийца подвешивает безвольное тело к потолку, стирает отпечатки пальцев с бутылки и вновь прикладывает пальцы Ральфа к ней, чтобы все выглядело так, будто он пил один. Потом забирает посуду и покидает место преступления.

   – Агата Кристи отдыхает! Здорово ты все придумала, но выглядит твоё предположение нереально. Как же убийца стёр свои отпечатки, но при этом умудрился оставить твои? Вот полиция тебя и подозревает – на бутылке твои пальчики, следовательно мужа поила ты, а твой сообщник его потом подвесил!

   – Почему же тогда я не стёрла свои отпечатки с бутылки?

   – Перенервничала, забыла впопыхах или от страха. И на старуху бывает проруха, ты же не профессиональный убийца!

   – Спасибо и на этом, дорогая!... Ну это же бред!!!

   – А ты не думала о том, что комиссар блефует? Воспользовался, коварный русофоб, твоей наивностью – ты все выложила ему, как на духу: не держали, не покупали, не пили... а он, бац, и завернул эту информацию в подходящую, для его версии, обертку. Может, и пальчиков никаких не нашел, взял тебя на пушку, ожидая, что ты сразу расколешься. Вот... Поэтому умные люди сразу приглашают адвоката, чтобы не попасться в ловушку! Теперь надо исправлять ситуацию!

   – Чем я и занимаюсь. Пока мы тут ломаем головы, мои дети ищут свидетелей, чтобы обеспечить мне надежное алиби.

   – О, частный сыщик уже и команду себе подобрал! Похвально! Только алиби можно и не найти. Надо думать наперед: кому мог помешать твой муж? Мог ли Ральф кого-то напугать, я имею в виду, разоблачением? Он же у тебя был святошей. Ты знаешь таковых в его окружении?

   – С людьми крупного масштаба я встречалась на светских мероприятиях посвященных открытию или закрытию теннисных турниров. Среди них были спонсоры, бургомистры и другие высокие чиновники...

   – Понятно... – Ольга слегка махнула кистью руки, дескать в эту область лучше не совать нос. И тут же, резко обернувшись ко мне: – А ты знаешь, Наташка, ведь они сами пачкать руки не будут! Скорее всего, действовал наемный убийца, который заливал ему водку насильно, под дулом пистолета! Хочешь – не хочешь, а выпьешь! А потом сказал, давай – вешайся, а не то застрелю!

   – Издеваешься! – сказала я, поняв прикол.

   – Издеваюсь... издеваюсь... – и не отрицала подруга – А вот ваша бдительная собачонка, которая лает так пронзительно от любого постороннего шороха, как отреагировала? Ведь, это она первая нашла Ральфа?

   – Если бы... Филипп. Бедный, так напугался! А Тофи не почуяла, что в домике мертвый хозяин находится.

   – Странно... – призадумалась Ольга – Постой, я слышала, что животные не реагируют на самоубийство, так как это явление противоестественно природе.

   Не успела я высказать своего удивления, как подружка, услышав плач ребенка, помчалась в детскую. Я поехала домой. Как не крути, отпечатки пальцев на бутылке мои, а доказательств моей невиновности нет. Чёрт! А если новость, которую я только что услышала, окажется правдой, то дело может принять совершенно иной оборот! Мне не терпелось покопаться в интернете – проверить информацию о том, что собаки не реагируют на самоубийство. Для этой цели мне нужен был компьютер Ральфа, который находился в его кабинете, куда со дня смерти мужа я заходить боялась. Собравшись с духом, я открыла дверь в комнату – компьютер, который раньше стоял на письменном столе, исчез... «Наверное, его забрала полиция во время первичного осмотра квартиры. Похоже, ничего указывающего на суицид, не нашли, раз я попала под подозрение.» Взгляд мой упал на настольный календарь Ральфа, который лежал несколько в стороне от положенного ему места, значит и его содержимое не обошли вниманием. Пометки мужа указывали на то, что смерть в его ближайшие планы не входила: через день после трагической даты в предстоящее воскресенье намечался поход в театр, за неделю до моего дня рождения он напоминал себе – «Не забыть заказать столик в ресторане!». Читая эти записи, трудно было поверить в то, что Ральф собирался уйти из жизни добровольно. Во мне еще теплилась надежда, что мою кандидатуру на роль убийцы могут не утвердить, но, увидев грустные физиономии Насти и Филиппа, которые вернулись с задания, поняла, что в поисках алиби они потерпели фиаско. Поэтому зацепка с собакой оставалась единственной ниточкой, ведущей к моему спасению, и я решила за нее ухватиться. Накормив детей, я отправила их отдыхать, а сама принялась размышлять на интересующую меня тему: что могло подтолкнуть Ральфа к самоубийству? Проблемы на работе? У кого их нет? Вот и полицейские не захотели разбираться с неприятностями мужа по службе – своими сыты по горло. Должна быть более веская причина. Может, Ральф нашел письма от моего бывшего любовника из России? Честно признаться, если бы он своевременно решился уйти из семьи ко мне, вряд ли бы я согласилась выйти замуж за Ральфа. Маловероятно, что это открытие могло убить мужа. До встречи со мной Ральф не был монахом, и сам пережил подобную ситуацию – бурный служебный роман с коллегой из отдела золотых украшений, замужней дамой, матерью двоих детей. Когда мы обручальные кольца выбирали, познакомил меня с ней: зовут Анита, при встрече обжигала меня оценивающим взглядом сквозь приклеенную улыбку. «Почему на ней не женился или с твоей стороны не было серьезных намерений, просто интрижка?» – полюбопытствовала я. И Ральф признался, что просто интрижкой их взаимоотношения назвать было нельзя: «Я любил эту женщину, истратил кучу денег, доказывая, что смогу достойно обеспечить семью, но тщетно. Аниту вполне устраивал адюльтер – она не хотела потерять при разводе то, что уже имела – влиятельного богатого супруга. Она и после нашей с тобой свадьбы не прочь возобновить со мной любовные отношения под носом собственного мужа, недавно назначенного к нам директором». Эти воспоминания добавили доводов в пользу того, что версия с письмами притянута за уши. И о чем надо было подумать в первую очередь, так это о том, что мой муж русским языком не владел и поэтому прочесть их не мог. Но следователь обязан проверять даже самые невероятные версии, а то что Ральф мог воспользоваться услугами переводчика казалось вполне вероятным. Когда возникала необходимость перевода моих российских документов на немецкий язык, Ральф обращался за помощью к Сюзанне Райхерд, имеющей официальный статус переводчицы и которая в свою очередь периодически обращалась за помощью к Ральфу, если ее подводила компьютерная техника. Впоследствии бартерные взаимоотношения между ними переросли в приятельские, и я была уверена , что в личном вопросе он мог довериться только Сюзанне. Я набрала номер ее телефона. Она уже успела от кого-то узнать, что произошло и затараторила в трубку:"Ральф умер!? Как, почему!?" Связав, наконец, мои несвязные ответы с печальным положением, в котором я находилась, она проявила сочувствие и замолчала. Я задала свой вопрос – она удивилась: «Какие письма? Никаких писем он мне не приносил, и сам давно не появлялся. Так и не повидались...» Эта версия потерпела крушение. Только я положила трубку, как телефон затрезвонил, напугав меня. Неужели опять Сюзанна? Слава богу, это была не она. Звонил брат Ральфа – Макс. Родственники мужа взяли на себя все расходы и организацию похорон, за что я была им очень благодарна. Макс сообщил:

   – Тело перевезли в городской морг. Ральф будет кремирован, согласно его воле. С датой похорон пока не ясно. Извини, мне надо бежать, позвоню попозже. Держись.

   – Меня подозревают в убийстве! – крикнула я вдогонку, но Макс этого уже не услышал.

   Выражение «согласно его воле» покоробило меня, как-будто не родной брат Ральфа разговаривал со мной, а нотариус оглашал завещание. На самом деле никакого завещания не существовало. Мне вспомнился эпизод, произошедший полгода назад, когда мы с Ральфом посещали могилу его родителей. Мать и отец ушли друг за другом, сгорев от рака. Покидая кладбище, Ральф заметил: «Я бы предпочел кремацию после смерти». Что это было – предчувствие? Вот она – единственная веская причина наложить на себя руки – неизлечимая болезнь! Теперь все сходится: и то, что онкология передается по наследству и все признаки нездоровья у мужа – врожденная бледность, худоба, а в последнее время – потеря аппетита, депрессия. Узнав о страшном диагнозе, он решил ускорить событие, чтобы не мучить ни себя, ни своих близких. Даже не поделился ни с кем! Хотя есть один человек, который должен быть посвящен в тайну Ральфа – его лечащий врач. Кабинет доктора Мэннэра находился на соседней улице, до закрытия оставалось полчаса, можно было еще успеть на прием – не хотелось обсуждать подобные вещи по телефону. Доктор выслушал меня внимательно и в присущей ему чудаковатой манере, ответил: «Ваши опасения напрасны. У господина Шмидта, я ничего серьёзного не находил, а вот вам, милая моя, замечу – не мешало бы таблеточки успокоительные попить. Что касается вашего деликатного дела, скажу: с посмертным диагнозом суицид, было у меня, скажем, парочка пациентов, и все они, так или иначе, намекали родственникам об их намерениях или оставляли предсмертные записки, порой в самых неожиданных местах».

   Последняя фраза доктора смутила меня: все это время я была уверена в том, что если бы Ральф написал, вернее, напечатал на компьютере, в чем у меня тоже не было никаких сомнений, предсмертную записку, то оставил бы ее на видном месте. Зачем ему путать следы? С другой стороны, адекватным, человека в такие минуты не назовешь, поэтому поступки самоубийц нельзя оценивать с точки зрения нормальной логики. Об этом я не подумала. Ошибку надо срочно исправить.

   Возвратившись домой, я в растерянности начала ходить по комнатам, не зная, с чего начать. Мои детки, обнявшись, дремали на диване.

   – Подъем! – прозвучала команда – У вас новое задание!

   Филипп вызвался осматривать кабинет. Сын не очень дружил с отчимом, который заставлял его носить тапочки, спать в пижаме, есть курицу с ножом и вилкой... Опасаясь, что неаккуратный ребенок нарушит привычный порядок вещей, педантичный до мелочей Ральф, запрещал ему заходить в кабинет. Теперь Филипп мог удовлетворить свое любопытство в полном объеме. Мы с Настей взяли на себя зал. Там было, где развернуться, один только стеллаж с книгами во всю стену, чего стоил! Когда мы добрались до фотоальбомов, которые занимали отдельную полку, я заметила, что одного не хватает.

   – Кто брал альбом в синем бархатном переплете? – поинтересовалась я.

   – Он в столе у Ральфа лежит, – ответил Филипп, который закончил с кабинетом и пришел к нам на помощь.

   – Почему сразу мне не сказал? Я же просила, в первую очередь обращать внимание на вещи, которые находятся не на своем месте!

   – Я и обратил сразу на него внимание. Кроме фоток ничего в нем не нашел, поэтому и не сказал, посмотри сама, если не веришь.

   Вместо общей семейной фотографии на первой странице я обнаружила портрет Ральфа, который был запечатлен в кадре с толстой марлевой повязкой, намотанной вокруг головы.

   – Ничего не понимаю, сынок. Когда ты успел перепутать фотографии? Недаром Ральф в свой кабинет не пускал, от тебя один беспорядок!

   – Ничего я не путал, все так и было! – обиделся Филипп.

   – А откуда она взялась тогда? – докапывалась я. Настя, которая, ненадолго выходила из комнаты, вернувшись и услышав мой последний вопрос, объяснила:

   – Как откуда? Мама, ты забыла, как когда-то Ральфу компресс ставила?

   – Компресс? – встрепенулась я. – Ну, конечно, водочный компресс! Водочный компресс! – повторяла я в эйфории. Ральф специально все перепутал местами, это подсказка! Боже мой, какая досада... Почему я раньше не вспомнила этот случай, когда однажды у Ральфа разболелось ухо под вечер? К врачу и в аптеку мы уже не попадали, дома подходящих медикаментов не нашлось, и я поднялась наверх к соседке. Роза приехала в Германию по еврейской линии, и у нее всегда все было, поэтому она предложила мне бутылку водки для компресса, заверив, что лучшего средства не найти. Соседка также намекала, что помогает от чистого сердца, но не безвозмездно. Я отблагодарила ее впоследствии бутылкой коньяка, она осталась очень довольна. Будучи сторонником традиционных методов, Ральф не верил в старый русский рецепт и боялся испытывать его на себе. От предложения выпить для храбрости, отказался и продолжал сопротивляться, но, как и следовало ожидать, не выдержав русского напора, сдался. С повязкой на голове Ральф смахивал на раненного фрица из военного фильма и был очень смешон. Мы долго смеялись над ним и решили сделать фотографию на память. На утро муж удивился своему скорому выздоровлению и решил оставить водку для медицинских целей, спрятав ее в кухонном шкафу, где среди прочих банок-склянок она не бросалась в глаза.