Текст книги "Не будите спящую принцессу"
Автор книги: Наталья Резанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Относительно пожара, – жестко сказал ван Штанген, – вы были такого же мнения. Покуда вы будете заниматься своими непосредственными обязанностями, я со своими людьми выезжаю на место преступления.
– Осмелюсь спросить – никто из ваших приставов не служил раньше в команде по спасению утопающих? – осведомилась я.
– Нет. А какое отношение…
– Никакого. Просто надо когда-то же начинать.
– Вы намекаете, что хотите ехать с нами?
– Намекаю.
– Хорошо. – Ван Штанген махнул рукой. – Если вам так хочется побарахтаться в грязи – езжайте. Большего не обещаю.
– После вчерашнего огня это будет даже приятно.
– Я же говорил: после пожара – наводнение! – выкрикнул Суперстаар. – Армагеддец!
– А вы, ректор, ищите пророчество о Киндергартене. Кто бы его не изрек – пророк Похарея, присноблаженный Фогель, святой Фирс, могучий Киндер. И как бы… э-э-э… странно оно не звучало.
Ясно было, что в ближайшие часы нормально поесть не удастся. Поэтому, пока выводили полицейских лошадей, я успела пробежаться до булочной, купила там, соответственно, пару булок и одну сжевала на месте. Еще бы неплохо и выпить чего-нибудь, но много счастья сразу не бывает. Пора было подниматься в седло.
Нынешний мой транспорт, конечно, не шел ни в какое сравнение с конем, на котором пришлось разъезжать в прошлом году. Вороной из конюшни храма Края Окончательного был чистых кровей, да к тому же еще и заколдованный. Здесь бы такого не поняли и не приняли. Впрочем, Мрака я отпустила на волю перед тем, как прыгнуть в жерло вулкана Беззубий. Надеюсь, он благополучно вернулся в храм. А я осталась временно безлошадной.
На границе с великим герцогством Букиведенским я приобрела гнедого мерина местной породы по кличке Тефтель. За все месяцы, что я провела в Киндергартене, он почти все время стоял в конюшне и наедал бока, и я уже подумывала продать его. Но не успела. К счастью, Тефтель не был боевым конем, и бездеятельность не испортила его.
Было мне любопытно также взглянуть, как намерены передвигаться дознаватель и его команда. В герцогстве Букиведенском верхом ездят больше люди военные, а торговые и служилые предпочитают, в зависимости от достатка, кареты или возки, благо дороги здесь хорошие, и потроха не страшно растрясти. Ну, а народ попроще – как везде: на телегах. Дознаватель ван Штанген был, конечно, не из таких, но и к благородным господам его нельзя было отнести. Поэтому я не сильно удивилась, когда с ратушного двора выкатился ладный возок, обитый свиной кожей и запряженный двумя пузатыми коньками. На козлах сидел Вайн, а Вайб и Гезанг сопровождали начальника верхом. Я присоединилась к ним, и мы поскакали из города туда, где вода преступила указанные ей границы.
«Поскакали» – это громко сказано. «Потрусили» – будет вернее. Между дорогой, связывающей Киндергартен со столицей герцогства, и той, что вела к затопленной деревне, чувствовалась разница, и возок катил по ней с умеренной скоростью. В любом случае она была выше, чем скорость, с которой проследовали бы из города мобилизанты Вассерсупа.
Зачем ван Штанген спешит попасть на место раньше горожан, было понятно (хотя он и говорил, что понимать нам не нужно). Он надеялся найти преступника по свежим следам, покуда их не затоптала орда спасателей.
А вот зачем я за ним потащилась – это вопрос. Уж не потому, что меня так волновала судьба целебных источников Киндербальзама. Вероятно, я пренебрегла составленным вчера планом, поскольку была согласна с дознавателем – этим происшествием дело не кончится. Не знаю, на чем основывался в своих утверждениях ван Штанген, а я это просто чувствовала. Разумеется, для ван Штангена это был не довод.
Но вышло так, что ехали мы к потопу, а попали к побоищу. По здешним, конечно, понятиям.
Не успели мы полюбоваться на живописные окрестности пострадавшей деревни Бальзамин, залитые жидкой грязью, и не менее живописные фигуры селянок, водрузивших для просушки на крыши домов полосатые перины, повергнув аистов в полуобморочное состояние, как до нас донеслись звуки, не вполне характерные для спасательных операций. То есть, вытягивая пострадавших из воды, спасатели тоже, бывает, поминают их ближайших родственников по женской линии и различные воплощения Мирового Зла (особенно искусны на сей счет жители Поволчья), но к ругательствам сейчас добавлялись смачное хеканье и звон затрещин.
Ван Штанген высунулся из возка.
– Разведайте, что там происходит.
Распоряжение начальства выполнил Вайб. Причем довольно неожиданным способом. Он не устремился к месту событий, а перебрался из седла на крышу возка. При его крупной комплекции это было серьезное акробатическое упражнение. Лошади стояли смирно, и единственно, что внушало опасение – прочность крыши возка. Но та, хоть со скрипом, выдержала. Очевидно, Вайб проделывал подобный трюк не впервые. Приложив к глазам руку козырьком, пристав начал докладывать.
– Тут еще одна дорога, к лесу ведет. Песчаная. Залило ее, ясное дело, и там увяз какой-то обоз. Около обоза имеет место быть драка. С одной стороны, бьются, похоже, местные бауэры, с другой – некие зверовидные мужики. Последние одолевают.
– Интересно, – задумчиво протянул ван Штанген.
– Господин начальник! Разрешите принести жалобу!
К нам, шлепая по воде, приближался пузатый дядька, с рожей морщинистой и румяной, как прошлогоднее яблоко.
– Кто таков есть? – осведомился дознаватель.
– Бидер Майер, местный староста!
– Излагай жалобу, староста, только кратко.
– Чего уж короче, ваша милость! Я на возчиков жалуюсь, это ж сущие бандиты! Мы и так в беде изрядной, а они мирных жителей избивают варварски!
– Они напали на вас?
– Как есть напали! У нас же сами видите что, дамбу раскурочили, гибнем, можно сказать, а они бревна из лесу везли. А нам же срочно плотину чинить надобно! Ну, и мы… это… – староста замялся.
– Ясно. Вы попытались забрать у них бревна.
– Но нам же нужнее сейчас!
– Итак, не возчики напали на вас, а вы на возчиков. Честное слово, я бы должен наказать тебя, Майер, за самоуправство, но учитывая, что обстоятельства и впрямь крайние, вынужден проявить снисходительность. Вайн, Вайб, Гезанг! Остановить драку, прекратить безобразие!
Приставы спешились (Вайб – в два приема) и побежали к месту драки, извлекая из-за пояса налитые свинцом дубинки и крича:
– Именем великого герцога! Полиция Букиведена!
Бидер Майер сделал было попытку удалиться, но ван Штанген пресек это намерение.
– Стоять! И доложить, каким образом была разрушена плотина.
– Никто не знает, ваша милость! Ночью было дело, все спали, у нас люди порядочные, по ночам не шляются, не то что в городах!
– И никто ничего не видел?
– Святая правда, ваша милость!
– Так с чего вы взяли, уроды сиволапые, что плотину разрушили, а не просто водой ее размыло? – голос ван Штангена был ровен, но в нем слышалась ярость.
– А как же иначе, ваша милость? Когда заливать-то нас стало, те бревна, что плотину крепили… их же водой наверх вынесло, так? Ну, и видно, что топором их рубили. Может, это они, те самые, с лесосеки, безобразничают. А вы нас наказывать хотели.
Итак, правота ван Штангена вновь подтвердилась. Но он никак не выразил торжества по этому поводу.
– Что-то парни мои долго возятся. Не соблаговолите ли, милиса, посмотреть, что там происходит?
Возможно, ему нужен был предлог удалить меня, чтоб опросить старосту без посторонних. Вряд ли он считал меня способной залезть на крышу его возка. Но мне и впрямь было любопытно посмотреть на сражение при Бальзамине.
Я тронула поводья и поехала по направлению к лесной дороге. Для этого пришлось обогнуть невысокий холм, на котором стояла деревня (не будь холма, ее бы залило куда как основательнее).
Бальзаминские бауэры, сбившись в кучку, отступили с поля боя. Но возчики не проявили подобной законопослушности. Тех, кто работает в лесу, вообще отличает эта черта характера – даже в таком государстве, как герцогство Букиведенское. Вайн, Вайб и Гезанг держали оборону против восьмерых противников. Первоначально их было больше, но остальные валялись под телегами, оглушенные.
Поскольку в Киндергартене мне не раз приходилось решать подобные проблемы, причем с участием той же публики с лесоповала, я поначалу не очень опасалась за бравых служителей закона. Мужики они были крепкие, а дубинка при умелом употреблении – средство убеждения не хуже топора. Но, видно, возчики и лесорубы из окрестностей Киндергартена оказались не чета столичной шушере, которую приставы привыкли вразумлять. Они взялись за кнуты, никогда не применявшиеся во время драк в городе. А это, скажу я вам, оружие не из последних. Одному из кнутобойцов удалось выбить дубинку из рук Вайба. Тот успел уклониться от следующего удара и в ответ выхватил из ножен палаш. Таким образом были вооружены все приставы, но, видно, пускать его в ход разрешалось лишь при прямой и непосредственной угрозе.
И напрасно он это сделал. Потому что колюще-рубящее оружие может найтись и у противника. Хорошо, если б только ножи, но там запросто отыщутся и топоры. Ну вот, так и есть.
Однако главную угрозу для приставов представлял детина, выдвинувшийся из рядов защитников обоза. Я такого бугая видела только однажды, на Ближнедальнем Востоке. Это был Карапет, личный телохранитель Иблис-хана. Он был настолько силен, что на ночь его на всякий случай приковывали к каменному столпу шестипудовой цепью. Но, когда хана попытался зарезать его племянник – ночью, естественно, – Карапет порвал цепь и задушил злоумышленника. Уже после моего отъезда из владений Иблис-хана я узнала, что Карапета стали приковывать двенадцатипудовой цепью. И когда хана попытался зарезать другой его племянник – ночью, естественно, – Карапет порвать цепь не сумел. Зато обрушил каменный столп вместе с кровлей дворца, которая задавила и его, и хана, и племянника, и всех, кто там находился.
Так вот, здоровяк, надвигавшийся на приставов, телосложением с Карапетом вполне мог бы поспорить. К чести Вайна, Вайба и Гезанга надо сказать – они не дрогнули. Возможно, их вдохновляло то, что в руках у детины не было ни топора, ни кнута.
Только ему не надо было. С такими лапищами можно обойтись и без оружия. Переваливаясь по мокрому песку, он целеустремленно пер на приставов. А тем, не забудьте, приходилось еще отбиваться от остальных нападавших. Вайб сумел выбить у одного из них топор, но тут его задели кнутом по рукам, он выронил тесак и остался безоружен. Вайну, кажется, удалось зацепить здоровяка, но тот вроде бы и не заметил удара дубинкой. Пихнул походя Вайна локтем в бок, и пристав отлетел в сторону. А детина вырвал тесак у Гезанга, отбросил его и, схватив пристав за плечи, принялся трясти того, как кутенка.
Уж этого я вынести не могла. Мы с Гезангом не братья и не сватья, но вместе пожар тушили, вместе водку пили… Все равно ведь приказа от ван Штангена не дождусь, придется проявлять самостоятельность. Полномочий у меня нет, так что и превышать нечего.
Почему-то некоторые люди полагают, что ежели женщина вступает в драку, она должна: а) носить кожаный корсет на голом теле, б) кувыркаться в воздухе, издавая при том пронзительные звуки, напоминающие горловое пение пастухов горного Стираля. В жизни не видала ничего похожего и уж, тем паче, себе не позволяла. Я саданула коленями в бока не проявлявшего энтузиазма Тефтеля и со всей возможной скоростью устремилась к дерущимся. К сожалению, законы Киндергартена запрещали ношения арбалетов, кроме особо оговоренных дней, вроде праздника стрелков, и сегодня, выходя из дому, я не прихватила своего с собой. Но меч и ножи были на своих местах. Вот стоит ли их пускать в ход – это другое дело. Я всегда по возможности стараюсь избегать смертоубийства. Конечно, народу собралось здесь немало, и все посильнее меня, но зря что ли я столько лет преподавала боевые искусства в военной академии?
Спешиться все же пришлось. Тефтель, при своей флегматичности, к драке отнесся нервно, и попытка подавить превосходящие силы противника его копытами ни к чему хорошему бы не привела. Первым делом я подсекла того типа, который занес нож над лежащим на земле Вайном, и немного приложила его рукоятью меча по затылку. Подхватила упавший тесак и перебросила его Вайбу, попутно пнув поддых его противника. Меня попытались ожечь кнутом, но я перехватила его, потянула на себя и уронила кнутобойца носом в песок.
Но это была легкая, рутинная работенка, ненамного сложнее той, что приходилось выполнять в «Ушастой козе» или на базарной площади. Оставалась настоящая проблема – здоровила. Отключить его голыми руками не представлялось возможным. Сомневаюсь даже, что подействовала бы дубинка пристава. Или все три сразу.
И тут мне крупно повезло.
Озадаченный тем, что ряды его соратников редеют, детина выпустил Гезанга. Вообще-то он мог без труда сломать приставу хребет, однако ограничился тем, что слегка его помял. То ли туп был, то ли не столь уж жесток. И по этой причине не стоило применять к нему крайние меры.
– В сторону, Гезанг! – крикнула я.
Повторять дважды не пришлось. Гезанг, хоть и хватал ртом воздух, переместился прочь с завидной прытью.
Дубинки у меня не было.
Зато здесь имелось кое-что получше. Телега с бревнами аккурат позади моего клиента.
Конечно, их так сложили, чтоб они не свалились. Да еще и веревками закрепили. Но, как говорят в Поволчье, что один человек сложил, другой всегда развалить сможет. А супротив всякой веревки найдется лезвие.
Я вскочила на телегу, откуда взбежала по бревнам, как по лестнице, наверх. Для чего-то на сегодня сгодился и меч. Но, когда веревки были перерублены, лестница поехала у меня из-под ног. Примерно такое же упражнение для сохранения равновесия я показывала своим ученикам в Академии Скатах. Посмотрим, не разучилась ли сама. Главное – не переставать ногами быстро-быстро перебирать.
Дерущиеся прервали свое увлекательное занятие, пораженные невиданным зрелищем. Что делать – высокое искусство эквилибристики в Киндергартен еще не проникло. Но нашему могучему другу было не до любования упражнением «бег на месте по катящимся бревнам». Потому как эти бревна сперва подсекли его под колени – чего не могла бы сделать ни одна человеческая нога, а после того, как он плюхнулся наземь, пришлись ему по кумполу. Чтобы проломить такой череп, понадобился бы камнепад, но для того, чтоб оглушить, и бревна сгодились. Все прочие, доселе оказывавшие противодействие правоохранительным органам, были сломлены если не физически, то морально.
И в этот миг сверху, как и подобает при развязке, раздалось:
– Что, закончили наконец? Хороши, нечего сказать!
Я развернулась в пустой телеге, чтобы увидеть ван Штангена, стоявшего на вершине холма со взведенным арбалетом в руках. Аккурат таким, какие запрещены к ношению в городе. Ладно, мы сейчас в сельской местности, и у него полномочия…
Не знаю, к кому относился сарказм в голосе дознавателя – к побежденным противникам или к нам с приставами. По-моему, ко всем.
Из-за спины ван Штангена высунулся староста Майер и радостно возопил:
– А вот и бревна! Олухи, что ж вы стоите, волоките их к запруде!
Бауэры, выйдя из ступора, двинулись за добычей, а деморализованные возчики не мешали им. Что интересно, ван Штанген не сделал ничего, чтобы воспрепятствовать хищению казенного имущества. Он спустился с холма и сурово сказал приставам:
– Хватит прохлаждаться. Займитесь делом.
Выбравшись из телеги, я наблюдала, как Вайн, Вайб и Гезанг, которые успели отдышаться и вернуть табельное оружие, принялись убирать бревна, завалившие супостата. То ли помочь бауэрам собрались, то ли оказать помощь пострадавшему, решила я. И ошиблась.
Они высвобождали своему начальнику место для обзора.
– Он, ваша милость? – спросил Вайб.
Ван Штанген вперился взглядом в поверженного.
– Похоже, он.
Подхватив освобожденные мной от тяжести бревен веревки, приставы принялись сноровисто вязать громилу, благо тот еще не пришел в себя.
«Неужто ван Штанген так быстро нашел злоумышленника, раскурочившего плотину? Вот молодец, что значит – профи! Мне в этом отношении еще учиться и учиться.
Нет. Что-то здесь было не так. Если ван Штанген что и выпытал у Бидера Майера, так приставы при этом не присутствовали. Но они знают то, чего не знаю я».
– Вайб, Гезанг, берите этого – и в возок, – распорядился ван Штанген. – И вас, милиса, я попрошу вернуться, – он как бы внезапно вспомнил о моем существовании. Никаких замечаний по поводу моего вмешательства не последовало. Благодарностей – тоже. Но это уж как обычно.
– Идите, мы пока тут задержимся.
– А плотина? – спросила я.
– Что?
– Плотину вы не будете осматривать?
– Позже. Все равно там следов уже не осталось.
Вайб и Гезанг поволокли бесчувственную тушу. Я побрела следом, к мирно дожидавшемуся Тефтелю. Взяв мерина под уздцы, я обернулась. Ван Штанген что-то говорил присмиревшим возчикам. Вайн, опустив голову, шел по дороге, в сторону, противоположную той, откуда двигался обоз.
Гезанг расценил мою задержку не совсем верно.
– Ты не бойся. Даже если он очнется, он не вырвется. Там, в возке, камера для таких случаев оборудована, решетки по специальному заказу делали.
Мне оставалось снова по достоинству оценить проницательность ван Штангена. А я-то думала, что ему верхом ездить лениво.
Приставы загрузили задержанного в возок. Изнутри послышалось клацанье замков.
«Будем надеяться, что они в совокупности с решетками выдержат».
Затем Гезанг выглянул наружу.
– А с меня причитается. Аквавиты там бутыль… или вишневки покрепче. Я уж думал: все, пришел Край Окончательный…
– А в Букиведене этого бога тоже почитают?
– При нашей работе – приходится… В общем, ежели б не ты, оторвал бы он мне голову, как тому старику…
Я приросла к месту: «Ядрена Вошь и Край Неминуемый! Пустынный демон Ишак-Мамэ! Ведь этот детина – единственный из встреченных мною в герцогстве Букиведенском людей, кто был в силах учинить такое с Профанацием Шнауцером!» Увлекшись дракой, забыла я сопоставить факты. А вот приставы не забыли.
– Так мы за ним ехали из Киндергартена?
Последовала пауза. Дилемма – в очередной раз восхвалить аналитический гений начальника или сказать правду – казалась неразрешимой. Наконец, Вайб, высунувшись из возка, ответил:
– Нет. Господин ван Штанген, конечно, великого ума человек, но не ясновидящий. Ехали мы дело о диверсии на плотине расследовать, как и было сказано. Но ориентировка у нас была. Мы тут кучу народа опросили и выяснили, что в ночь убийства неподалеку от дома мануфактур-советника видели здоровеннейшего бугая. Не местного, а вроде как из возчиков или лесорубов. И когда мы услышали, что деревенские с возчиками махаются, то насторожились.
Да, букиведенские следственные органы свое дело знали. Даже если это удачное совпадение… все равно, была проведена большая предварительная работа. Только одного я не могла понять: при чем здесь призрак Фикхен, парившей, по свидетельству милейшей госпожи Мюсли, в то же время над домом Шнауцера?
Но о призраке я у приставов спрашивать не стала.
Мы пробыли в Бальзамине еще пару часов. Ван Штанген вернулся, осмотрел разрушения рассеянным взором, в то время как Вайн и Гезанг опрашивали население. Вайб сторожил арестованного. Возчикам, в качестве искупления за то, что они противодействовали закону, велено было помогать чинить плотину. Мне дела не нашлось. Оставалось размышлять.
Рассеянность ван Штангена объяснялась просто. Берег был подтоплен, а там где вода успела сойти – истоптан. И увидеть что-либо больше того, о чем упомянул староста, не представлялось возможным. Поэтому надежды свои следственная бригада возлагала на очевидцев. Что ж, опрос свидетелей тоже приносит плоды, в чем я только что имела случай убедиться.
И еще подумалось: окажись здесь ректор Суперстаар, он был бы разочарован. То, что мы застали в Бальзамине, никак не тянуло на предвестие конца света. Жидкая грязь под ногами, промокшие перины, плачущие дети, безобразная драка – для местных, конечно, катастрофа. Но для великого бедствия масштаб мелковат. Даже вчерашний пожар – и тот выглядел эффектнее.
А вот ван Штанген ничуть разочарован не был. Вестимо, у него были причины радоваться – подозреваемый в убийстве пойман. Но было у меня чувство, что этим дело не исчерпывается. Дознаватель словно бы находился в предвкушении чего-то нового и увлекательного. А это значило – он взял след. Тот, который я не увидела. А поскольку в деревне ничего увидеть было нельзя, ван Штанген совершил свое открытие в другом месте.
– Что будем делать? – спросил у начальника Вайб. – Ждать, пока подойдут эти… из Киндергартена?
– Ах, да. Мобилизанты нашего славного Вассерсупа. Нет, мы ждать не будем. Они раньше вечера не доберутся, а нам нужно работать при свете. Подай-ка мне письменный прибор.
В неисчерпаемом возке водился, оказывается, и такой. Вайн извлек оттуда планшет, походную чернильницу с пером, и ван Штанген начертал несколько строк. Затем подозвал Бидера Майера.
– Когда приедут работники из города, присланные вам в помощь, отдашь их начальнику. Тут сказано, что я задерживаю обоз, а всех, кто при нем находится, передаю в ведение этого городского чиновника. Пусть также участвуют в ремонтных и очистных работах.
И, не слушая благодарностей старосты, пошел к возку. Потом вдруг остановился. Оценил диспозицию. Полагаю, первоначально ван Штанген намеревался отослать меня прочь. Но теперь в возке находился арестант, который в любой момент мог очнуться. И разумному человеку – а ван Штангену в разумности не откажешь – не стоило оставаться с ним наедине. Даже со взведенным арбалетом.
– Я могла бы поехать с вами, господин ван Штанген.
Он медлил с ответом. Затем процедил:
– Зная о ваших связях с орденом гидрантов, я не удивлен проявленными нынче умениями…
Мои так называемые умения не имели никакого отношения к ордену гидрантов, но я не стала разубеждать дознавателя.
– Хорошо. Гезанг возьмет повод вашего гнедого.
– Его зовут Тефтель.
– Хоть Антрекот. Займите место в карете, милиса. По местам, парни. Едем.
Таким образом, я впервые оказалась в полицейском возке, громко проименованном «каретой». В тюрьме я успела побывать, и даже не один раз, а в таком транспорте не пришлось. Поэтому я огляделась с некоторым любопытством.
Как и предупреждал Гезанг, часть возка представляла собой натуральную клетку. Человек обычного размера разместился бы там без труда. Но нынешнего арестанта пришлось сложить пополам, благо он еще не пришел в себя. Я было забеспокоилось – не слишком ли долгий обморок? Однако звучное сопение убеждало, что если арестант и не совсем здоров, то вполне жив.
Вторая половина, а точнее – первая, была достаточно комфортна. На сиденье – кожаные подушки, уберегающие от тряски. Откидной стол, где помимо письменного прибора имелся и столовый. При виде последнего я вспомнила, что так и не пообедала, а завтракала весьма условно. Но ван Штанген поесть мне не предложил. А предложил он мне арбалет.
– Умеете обращаться?
– В общем, приходилось.
– Тогда садитесь против арестанта и, буде возникнет необходимость, стреляйте. Но только по моему приказу.
Передав мне оружие, ван Штанген сел к окну и крикнул:
– Трогай!
Хотя я волей-неволей принуждена была исполнять надзирательские обязанности, все же заметила, что уезжаем мы не по той дороге, что приехали. А по той, куда направлялся остановленный обоз. И остановил его дознаватель не столько затем, чтоб наказать ослушников и помочь поселянам, сколько для того, чтоб ему не затоптали следы. Проблема в том, что находившиеся снаружи приставы эти следы видели, а я – нет. Для того хитромудрый ван Штанген и запихал меня в возок. Одним выстрелом убил двух зайцев. Решил вопрос с охраной арестанта и убрал лишнюю пару глаз.
Но ушей-то он мне не заткнул, верно? И окрестности я тоже могла видеть. Дорога, по которой мы ехали, отстояла от главного тракта и проходила ближе к озеру. Потому те, кто сплавлял лес по воде, ей и пользовались.
Внезапно возок встал.
– Вот здесь он останавливался, господин дознаватель, – услышала я голос Вайба. – Здесь отмель, по которой можно дойти до плотины… то есть можно было дойти, сейчас все залито, но сверху-то отлично видно.
– Сейчас проверим, – отозвался ван Штанген.
Он взял со стола уже знакомую мне папку, присовокупил к ней лупу и линейку наподобие тех, которыми пользуются мастеровые, и вылез из возка. Воспользовавшись этим, я передвинулась к окну и выглянула наружу.
Обзор открывался не самый лучший, единственное, что можно было отследить – передвижения ван Штангена, ползавшего по земле и песку. Пресловутые линейка и лупа были у него в руках. Он что-то рассматривал, измерял, делал пометки. Потом встал, отряхнул песок с колен, отошел в сторону.
– Да. Тут он оставил повозку, и лошадь переходила с места на место. Тем временем он прошел к плотине – не через деревню, потому в Бальзамине его и не видели. Подрубил бревна на плотине и, пока вода завершала начатое, бегом вернулся сюда и проехал на главный тракт.
– Наверняка так оно и было, мэтр, – почтительно согласился Гезанг. – Что будем делать дальше?
– Дальше идем по следу. Я хочу видеть, где он свернул.
– Но на главном тракте следов точно не осталось!
– А вы так и рассчитывали, что мы прямо по следам проедем к дому преступника? Пусть нас, парни, и называют ищейками, не стоит до такой степени уподобляться этим благородным животным. У нас есть отпечатки следов повозки злодея, его башмаков и копыт его лошади. А если у него даже хватит ума расчистить озерный песок с ободьев и подошв, лошадь он вряд ли успел перековать. А отпечатки подков столь же индивидуальны, как отпечатки пальцев. Да и башмаки он не выкинет, не таков здесь народ – обувью разбрасываться. Едем.
Я поспешно вернулась на свое место, прежде, чем ван Штанген снова влез в возок. Теперь я имела возможность познакомиться с его методикой поближе. Логика его была безупречна. То есть почти. Все улики срабатывали лишь в том случае, если ван Штанген уже знал, где искать преступника.
Или в самом деле знал? Оттого и не беспокоился о следах, ведущих к дому?
Мы покатили вверх по склону. Здесь дорога была хуже, и нас пару раз основательно тряхнуло. Я уцепилась за сиденье, ван Штанген – за край стола. Мер предосторожности не принял один арестант и потому снова приложился головой о стену возка. Для его черепа это было не фатально, но при свежем ушибе – болезненно. Он перестал сопеть, застонал и открыл глаза. Повернулся, уткнулся лицом в решетку и сказал:
– Ой.
Ван Штангена такое начало разговора ничуть не смутило, несомненно, он ко всякому привык. Дознаватель раскрыл папку, передвинул к себе чернильницу. Сурово вопросил:
– Имя?
– Хар… Хар…
– Что расхрюкался? Не в свинарнике. Или ты только хрюкать умеешь?
– Умею… еще…
– Тогда назови свое имя.
– Так я и говорю… Харди… Хардкор, то есть.
– Хардкор, а дальше как?
– Никак. – Он повернулся, уткнулся лицом в решетку, увидел меня и наставленный ему в лоб арбалет и снова ойкнул. Только теперь он этим не ограничился и добавил: – Ой, а где это я?
– Арестован при нападении на представителей власти и направляешься в городскую тюрьму Киндергартена. Плохи твои дела, Харди.
– Так… господин начальник! Мужики эти… они же сами на нас напали, грабить стали! Я хозяйское добро защищал! А на меня с дубинкой… а я ему ничего не сделал… – Хардкор на некоторое время погрузился в молчание, а затем устремил на нас тревожный взгляд. – Или сделал?
– Что, не помнишь?
– Не, не помню. Меня сзади ударили! По ногам и по башке. Сильно. – Он вдруг довольно заулыбался. – Так сильно даже я не могу. А ежели меня вырубить, так я потом засыпаю. И не помню ничего.
– Ну, хоть имя свое ты помнишь… – Ван Штанген записывал, не обращая внимания на то, что при движении возка буквы из-под его руки должны были выходить кривобокими. – Откуда родом? Чем занимаешься?
– Из Аппельшнапса я… город такой… я там работал помощником бойца.
– И с кем же вы там, в Аппельшнапсе, воевали?
– Так ведь это… – Хардкор моргнул, явно озадаченный тем, что кто-то не знает простых вещей. – Боец – это который скотину забивает… а я у него был помощником. Только не понравилось мне там, на бойне… кровищи много, а не люблю я крови, хотя бы и скотской. Вот я и ушел на лесосеку. И рубил, и грузил, и обозы провожал… а тут такое… и в кутузку везут.
– Кутузка – это цветочки, арестованный Хардкор. Тебе светит виселица, а может, и кое-что похуже.
– Да что же это! Значит, я его поранил, человека вашего? Так я ж не хотел! Я хотел только дубинку отобрать.
– Ты его не поранил. Помял немного.
– Так нешто за это вешают? – Хардкор, легко разорвав стягивающие его веревки, вцепился ручищами в прутья решетки, на его круглых голубых глазах выступили слезы. Я изготовилась стрелять, но арестант не делал попыток разогнуть решетку или сломать замок. – Вы бы отпустили меня, а? Я не буду больше, честное слово, не буду! Какими угодно богами поклянусь! Я, ежели надо отработать, так завсегда, вы меня приставьте к управе своей! Не пожалеете, я к любой работе сподручный, это вам кто угодно скажет!
– Это я понял, – процедил ван Штанген. – А вот ты, Хардкор, не понял главного. Казнь тебе грозит не из-за нападения на пристава. Хотя и за такое в Букиведене по головке не погладят. Ты подлежишь аресту по обвинению в злодейском убийстве мануфактур-советника Профанация Шнауцера, совершенном с особой жестокостью в городе Киндергартене две недели тому назад!
– Ка-ка-ком убийстве?
– Или голову старичку не ты отрывал? Вот этими самыми руками?
Эти самые руки были как раз против нас с ван Штангеном. Я отнюдь не была уверена, что, если они как следует тряхнут решетку, специальный сплав, восхваляемый Гезангом, выдержит.
– Отрывал… – медленно произнес Хардкор. (Или признавался?) А потом, смахнув слезу, спросил с искренним удивлением: – Но, господин начальник, разве можно казнить человека за то, что он совершил во сне?
Ван Штанген отложил перо.
– Что значит «во сне»? Ты лунатик?
– Нет, господин начальник. Но это… про оторванную голову… мне оно приснилось.
– Нет, какова наглость! – после того, как Хардкора препроводили в камеру и заперли на все возможные запоры и засовы, ван Штанген, наконец, мог дать волю гневу. – Много я повидал притворщиков, готовых что угодно наврать, лишь бы избежать наказания, но такого!.. Ему, видите ли, снится, что он – маленькая девочка, играет и поет и очень-очень хочет наказать злого старикашку, который ее обижал! Так хочет, что идет и отрывает ему голову! У нее, то бишь у него не было сил противиться этому сну. С таким враньем в суд являться опасно. Для судей. Они же умрут от смеха. Этот громила – и маленькая девочка!
