Текст книги "Золотистая энергия"

Автор книги: Наталья Патрацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 9

Молочный вамп В назначенный день за Марго заехала машина от Егора Сергеевича, музей находился за пределами города. И откуда берутся просторы? – думала она, сидя на заднем сиденье машины, глядя на пейзаж за окном, на бесконечное мелькание зеленой массы деревьев, или полян, даже полей, покрытых зеленой растительностью.

Она посмотрела на шофера и вздрогнула, он ей показался странным, она невольно застегнула на груди молнию от легкой белой курточки, и отвернулась к окну, с мыслью, что уж очень долго они едут к музею.

За окном замелькали дома дачного поселка, заборы один выше другого, на укрепленных стенах стояли камеры наблюдения, металлические ворота катались по рельсам, охраны не было видно, но она подразумевалась. У одной такой современной крепости остановилась машина.

Дверь машины бесшумно открылась, открылась и дверь в ограждении современного замка, впуская Марго на территорию особняка Егора Сергеевича. Людей не было видно.

Ничего себе открытие музея, – подумала она, – людей нет, здание более чем современное. Она посмотрела на внушительный дом с башенками, такой мини дворец.

Идти в дом она не решилась, села на скамейку рядом с небольшим фонтаном, из пасти льва, покрытого позолотой, струилась вода.

Как в сказке 'аленький цветочек', – промелькнула в голове Марго, – все есть, людей невидно, неслышно. Она посмотрела на ворота, они были закрыты. Машина, в которой она приехала, не въезжала на территорию особняка. Солнце припекало. Она сняла с себя белую курточку, положила ее на белую сумку с большой брошкой вместо замка, сумку поставила на скамейку, откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза и задремала под легкий шум воды фонтана.

Егор Сергеевич посмотрел сквозь легкие шторы на спящую Марго, грудь кормящей женщины, белая, пышная выглядывала из маленького белого топика. Русые волосы крупными волнами лежали на ее плечах. На ногах бело – золотые туфли заканчивались шнурками почти у колен, где начинались светлые бриджи. У него появилась простая, мужская мысль, взять ее на руки, отнести в спальню, вместо открытия музея. Он надел белые брюки, светлые без пяток босоножки, снял с себя майку, и в таком виде спустился к ней.

Марго крепко спала. Егор Сергеевич взял ее на руки, и понес естественно в спальную комнату. Он положил ее не белое, шелковое покрывало, кондиционер поддерживал в комнате прохладную атмосферу, она сквозь сон почувствовала прохладу, ей захотелось укрыться.

Он посмотрел на божественную, нежную грудь, кормящей матери и прикрыл ее огромным, белым полотенцем. Потом он подошел к кальяну, и слабое средство, затуманивающее мозг, постепенно заполнило комнату. Легкие грезы окутали мозг, уставшей молодой матери.

Два бокала легкого вина, виноградная лоза на золотом блюде, стояли перед ее глазами, на бело – золотом столе, с прозрачной, стеклянной столешницей. Марго невольно потянулась к бокалу, жажда во сне ее стала мучить, от непонятного привкуса на губах. Залпом, выпив бокал, она взяла одну виноградинку, и только тут заметила внимательный взгляд хозяина.

Егор Сергеевич нажал на пульт, темные шторы на окнах опустились, легкий полумрак окутал Марго. Молния на топике оказалась в руках мужчины в белых брюках. Его красивое лицо, приблизилось к ее лицу, молния медленно расстегнулась на груди, в его руках.

Грудь двумя волнующими окружностями выступала над двумя белыми чашечками, он расстегнул застежку, расположенную спереди, для удобства кормления грудью. Егор Сергеевич двумя руками держал в руке грудь Марго, пристально смотрел в ее глаза и медленно подносил сосок к своим губам. На соске выступило грудное молоко, он слизнул капли молока языком, потом охватил сосок губами, продолжая смотреть ей в лицо, и стал сосать молоко из ее груди.

Вторая грудь наполнилась молоком, Марго словно окаменела, из груди непроизвольно стало капать молоко на руку Егора Сергеевича. Он размял руками затвердевшую от молока грудь, молоко капало на его руки, на белое шелковое покрывало.

Она молчала, онемев от изумления, приятная нега окутывала все ее тело, груди освобождались от молока, они становились мягче. Его руки, в сладком, грудном молоке, расстегнули последнюю молнию на ее брюках, липкие пальцы медленно и нежно, сняли с нее обувь, брюки, стянули последнюю, белую одежку… Марго лежала на белом, шелковом покрывале, в русом облаке своих волос. Он снял с себя белые брюки. Его мускулистая фигура приятно радовала глаза, а она и не возмущалась, а просто вся подалась навстречу этому необыкновенно приятному человеку.

Они обвились друг подле друга, как будто всегда были вместе. Бес слов, без единого звука они изучали друг друга нежными ладошками, пальцами. Его губы раскрылись так широко, что обхватили ее губы, его язык вошел в ее рот, белые зубы от языка не волновались, но кожные покровы рта приветствовали его язык, божественной истомой. Он покорил ее всю, без остатка, равномерные движения тел без скрипа великолепной постели, были апогеем приятного знакомства.

Проснувшись, Марго не увидела в комнате Егора Сергеевича, на себе она заметила простынь, рядом с кроватью стоял столик с едой. На краю постели лежал голубой, шелковый халат, она надела халат, поискала глазами дверь в ванную комнату. Все удобства отливали голубым кафелем, она умылась, привела себя в порядок и вышла в комнату, в ней по-прежнему никого не было; она подошла к окну, между воротами и фонтаном стояла детская коляска, в ней спал ее ребенок, но людей во дворе не было.

Марго вышла из комнаты и потеряла ориентир, она не знала, как спуститься вниз, двери, зеркала располагались кругами, или ей так показалось, она прошла в одну сторону, дошла до конца здания, не найдя лестницы, она повернула назад, прошла до конца коридора, лестницы не было.

По виду из окна она определила, что находится не ниже второго этажа, мало того, она забыла из какой двери вышла. В отчаянье она села в кресло в холле, потом подошла к окну, перед окном находилось озеро, оно было совсем маленькое, но по нему плавали два белых лебедя.

От злости Марго толкнула створку окна, та раскрылась, и она оказалась на полукруглом балконе. С балкона свисала лестница из веревок и круглых палок, она уверенно перешла с балкона на веревочную лестницу и стала спускаться вниз. На земле она попала прямо в руки Егора Сергеевича, своим голым телом, под шелковым халатом. Он нежно прижал ее к себе на одно мгновение, и поставил на землю.

Голые подошвы ног Марго коснулись мягкой травы зеленого газона. Она непроизвольно поцеловала в губы Егора Сергеевича, а сама в это время заметила арку, по ее мнению, сквозь эту арку она могла попасть к коляске с ребенком, на другую сторону дома. Он поднял ее на руки и понес к арке, от арки она увидела коляску, вырвалась из рук Егора Сергеевича и побежала к своему ребенку.

Малыш спал. Марго поцеловала малыша и вопросительно подняла глаза на Егора Сергеевича.

– Марго, ты поживешь у меня с моим сыном, надеюсь, ты не возражаешь?

– Егор Сергеевич, меня дома потеряют!

– Нет, для них ты на даче, посмотри, как ты устала, ты засыпаешь в любом положении, в любой ситуации. Отдыхай здесь, тебе все привезут.

– Я не ориентируюсь в твоем доме, он такой большой! И, где музей, на открытие которого я к тебе приехала?

– Все есть, но не сейчас.

– У тебя есть здесь люди? Мне одной твой дворец не убрать, вот уж действительно устану!

– Марго, у тебя будет няня с высшим педагогическим образованием, она уже в дороге, здесь есть повар, есть горничная, для прогулок есть дорога вокруг озера, по тенистой аллее, для любви есть я, что еще тебе нужно?

– Свободы!

– Это и есть свобода в твоей ситуации, поживи здесь немного, а сейчас идем, я покажу комнату для малыша, нашего малыша! Ты не представляешь, какого труда мне стоило смотреть на то, как ты попала в лапы своего бывшего Валеры! Удар Прохора Степановича я запомнил, а твой Валера побежал к Леночке, надеюсь, ты ее знаешь?

Кстати, что у Инессы было с этим Прохором Степановичем? Я позвонил в твою квартиру, дверь открыл Прохор Степанович и я от неожиданности получил в челюсть.

– В моей квартире тогда жила Инесса Евгеньевна, а Прохор Степанович ее мужик, – в ее мозгу промелькнуло виденье с нависшим над ней голым Егором Сергеевичем, а потом дикие звонки по всем телефонам.

– Хорошо, что не наоборот. Стало быть, я второй в твоей судьбе, и первый отец ребенка.

– Откуда у тебя такой дворец?

– Без вопросов на эту тему, музей тебе покажут без меня, я сейчас уеду, к тебе подойдут, помогут, пока! – воскликнул Егор Сергеевич, поцеловал ее, и стремительно пошел к воротам, а они услужливо открылись и закрылись.

Она остановилась у фонтана с коляской в руках, к ней действительно подошла улыбчивая женщина, в платье с белым воротником.

Марго изучала новые владения, катала коляску по всему дачному участку, сидела на скамейке у озера с лебедями, кормила ребенка грудным молоком два раза в день, ей помогали местные сотрудники Егора Сергеевича, странные вещи начинали твориться вечером.

То, что первый раз в их любви было случайностью, становилась закономерностью.

Егор Сергеевич целый день отсутствовал, появлялся вечером, ел у себя в комнате, ему привозили еду из местной столовой, он мылся, и шел к ней в спальню.

Любовь между ними носила молочный характер, он ее любил, но он начинал любовные игры с ее груди, полной молока от пропущенного кормления, которое вместо нее осуществляла няня, вводя искусственное молоко в питание ребенка. Молоко из ее груди высасывал Егор Сергеевич до основания, так, что оно с трудом прибывало к утру для ребенка. Марго не давали много работать, ее заставляли спать днем для сохранения молока, ей давали витамины, пищу, соки, чай со сливками, – одним словом она должна была вырабатывать молоко для ребенка и… его временного отца.

От этого можно было бы сойти с ума, но молодой матери давали успокоительные средства с пищей, она была спокойной и воспринимала действия Егора Сергеевича спокойно, а любила его страстно, насколько это было возможно под успокоительными средствами.

Он был доволен. Ее гардероб пополнялся без ее помощи, она открывала шкаф и брала то, что нужно по погоде. Она не знала, откуда появились вещи, ей вообще трудно было думать, она просто жила и выполняла обязанности, которые ей предписывались в этом дачном замке.

Грудь Марго в предлагаемой ей одежде всегда слегка выступала из одежды, она светилась на солнце; если становилось прохладно, ей приносили теплые вещи и тщательно укутывали грудь от дождя, от ветра, от холода. За ней следили, ее берегли для ночи с господином Егором Сергеевичем. Ее грудь работала, как мини завод по производству молока. Он мял груди в своих руках, он оттягивал соски, он пил ее молоко…

Однажды Марго отказалась от предложенной ей пищи, ее мутило, тошнило. Несколько таких дней и молоко перестало прибывать, мозг, очищенный от снотворных, задумался над происходящими событиями, она поняла, что у нее вновь будет ребенок, но теперь от Егора Сергеевича.

Вечером пришел Егор Сергеевич, но молока в груди Марго не было, оно перегорело, ребенок два дня не брал грудь. Любовь без молока не получилось. На следующий день ее вместе с ребенком отвезли к Валере…

Валера спокойно отнесся к возвращению Марго домой и просто пошел с ребенком гулять, а ей пришлось на пару дней лечь в больницу…

Инесса Евгеньевна купила себе новую квартиру, но о ней даже Прохору Степановичу ничего не говорила, она боялась всего и всех, на всякий случай.

Прохор Степанович, приодевшись, посмотрев на себя в большое зеркало в магазине, решил приударить за Марго. Он хорошо знал, где она гуляет с коляской, и просто хотел ее дождаться, когда она выйдет гулять с ребенком, а там, будь, что будет!

Вместо Марго в подъезд вошла Леночка, вскоре она вышла с Валерой и они, спокойно держась за руки, как влюбленные прошли недалеко от Прохора Степановича, который успел прикрыть лицо газетой, а одежда на нем была для них незнакомой.

Прохор Степанович решил заглянуть к Инессе Евгеньевне, но в ее квартире оказался Родька, на вопрос, где хозяйка, новый хозяин ответил, что она переехала, а на вопрос, где Марго с ребенком, даже он не знал ответ. В большой соседней квартире дверь никто не открывал, там никого не было.

Прохор вернулся к соседу, ухватил свою большую голову руками, зычно закричал в пространство:

– Где Марго?!

– Прохор Степанович, чего кричишь? Она уехала на открытие музея, – вспомнил Родька, – потом к ним приехали мужики и увезли к ней ребенка, мне слышно было сквозь дверь.

– А Инесса знает?

– Мне неизвестно, кто, что из них знает. Я не знаю, где она живет теперь.

Мобильный телефон запищал кнопочками в руках Прохора Степановича:

– Инесса, где ты? Где Марго с ребенком? Я сижу у Родьки. Она точно не в музеи, Валера спокойно с Леной ходит.

– Почти поняла, не хотела я тебе Прохор Степанович свою квартиру показывать, во избежание наезда твоих детей. Где Марго? О, это тайна господина Егора Сергеевича, знаешь такого? Он старый знакомый Марго, так, что дальше сам соображай, тема сия для меня неприятная, да и тебе ко мне ехать нет необходимости.

Прохор Степанович сжал в руке мобильный телефон, он хрустнул, впиваясь осколками пластмассы в руку. Родька побежал за йодом, а Прохор Степанович с ревом вылетел из квартиры, бросив на пол окровавленные осколки телефона. Он бежал широкими шагами домой, вытаскивая куски пластмассы из ладони. Дома он промыл раны, выпил таблетки, что под руку попались, и лег спать.

Инна продолжала войну с бабушкой, теперь они с подругами ходили друг к другу ночевать, чем вводила бабушку в иступленный гнев, с ревом и криками, с взаимными упреками.

Бабушка перестала ей совсем давать деньги и покупать вещи. Кто кого.

Паша, напротив, успокоился, и если была возможность, ходил в компьютерный салон.

Прохор Степанович, проснувшись, решил купить Паше компьютер, а Инне дать деньги на сапоги и шубку. На том все временно затихли.

Глава 10

Любовь у комода Ленивое воскресенье подходило к концу, Анфиса перекрасила волосы, и посмотрела без всяких мыслей на телеэкран. Она переключала программы, но во всех программах встречала – комоды. У них, что сегодня день комода? – подумала недовольно Анфиса.

Запиликал мобильный телефон, молодой голос Шурика, что-то Ане стал говорить, но она уловила одно слово – комод.

– Шурик, что за комод? О чем ты говоришь, я что-то упустила.

– Анфиса, тут знакомые ездили на похороны своего старого деда, ему где-то 90 лет было, в его комнате обнаружили комод, весьма занимательный, предлагают его сдать в наш магазин.

– Комод с барельефом, а в нем гранат?

– Откуда Вы узнали? Они вам звонили?

– Нет, день так складывается, как пасьянс, ты очень вовремя позвонил. Когда, говоришь, комод привезут?

– Да хоть сейчас, магазин сегодня не работает.

– А ты, что не знаешь куда вести? Бери их под руки и вези вместе с комодом в нашу мастерскую по реставрации мебели, проще в Родькину квартиру. Знаешь где она?

– Обижаете, а вы там будете?

– Одеваюсь и выезжаю.

– Лады.

Анфиса заплатила наследникам комода наличными, за очередной гранатовый подарок судьбы. В квартире вместе с комодом остались Анфиса, да Шурик. Они осмотрели приобретенное сокровище, без слов понимая друг друга. Анфиса поймала себя на мысли, что Шурик ее волнует больше, чем комод. Дерево, оно и есть дерево, а человек не дерево. Он тоже это почувствовал, в квартире стоял убогий диванчик, от Родьки еще остался. Они одновременно сели на диван, и стали смотреть на комод, с первого взгляда было видно, что он сильно испорчен временем, но и отреставрировать его можно было вполне.

– Шурик, как ты думаешь, а чувства можно отреставрировать?

– Вы о чем?

– Так, почувствовала себя старым комодом. День такой сегодня, даже эта старая развалина с остатками янтаря меня не радует, все мне надоело!

– Да, вы что? Вам Егор Сергеевич за этот комод больше отвалит, раз в десять, после реставрации, конечно.

– Эх, этот Егор Сергеевич! Он Анфису увозил и назад вернул, а она так и не видела музей той мебели, которую он у нас купил. Держал ее с ребенком у себя на даче месяца полтора.

– Да, вы что? Вот, мужик дает!

– Шура, все так запутанно, что этот комод мне ему продавать не хочется.

– Оставьте себе, или просто поставьте в магазине на продажу.

– О, ты мне уже и советы даешь! Кто из нас начальник?

– М…м…м… мало ли кто начальник?! Я мужчина, а вы женщина!

– Мне нравится твой ответ, как бы из него пользу извлечь? Ты не знаешь?

– А, чего тут знать? Вы – баба, я – мужик! Вы одна, я слышал, ваш Самсон Сергеевич за границей обитает. Я вообще один… Да вы сюда прямо из ванны приехали, волосы рассыпчатые, чистенькие, даже влажные, вы вся такая!

– Красиво говоришь, да здесь удобства относительные.

– Какие вам нужны удобства? Мы ж на диване сидим! Старый он, так и, что, нас выдержит.

– Ты чего это мне предлагаешь?

– Ничего не предлагаю, – обиделся Шурик, – рядом с вами нет бугая, я и обрадовался.

– Шурик, а ведь ты ездил к Марго в гости! Я вас вдвоем видела, ты к ней ездил!

Забыл?

– Нет, ничего я не забыл, она мне свой антикварный стул показывала, я его оценил и ушел, а в дверях с мужиком столкнулся, он тогда к ней ходил…

– Понятно, а я к ней после тебя пришла, и, похоже, с нее Инесса Евгеньевна Егора Сергеевича спугнула, он был в одних семейных с цветочками, а Прохор Степанович в это же время был там.

– И она его к себе взяла?

– Нет, он сам к Инессе Евгеньевне пришел и своих детей привел, а она от них сбежала в другую квартиру. А ты за собой своего отца водишь, как это ты один сегодня оказался?

– Вам, что отец мой не нравиться?

– Он хороший специалист, пригласишь его этот комод реставрировать, деньги на комоде уже лежат.

– Заметил, а мои услуги оплатите? За доставку антикварной продукции!

– Наличными? Ты мой служащий, зарплату получаешь, возьми ключи, привезешь сюда своего отца, он сам все знает, что делать.

– А ящики открывать будем? – не дожидаясь ответа, Шурик встал, поставил комод под старую люстру, обошел его со всех сторон, открыл ящики, – чудес не было.

Анфиса посмотрела на него, потом на открытые ящики комода, встала, подошла к комоду, достала маленькую бутылочку, на ней виднелась полу стертая надпись 'пихтовое масло'. Она взяла бутылочку в руки:

– А говоришь, ничего нет, а здесь такое сокровище! От деда Пихто осталось наследство.

– Выброси, зачем оно нужно!

– Смотри, какая упаковка! Им еще можно пользоваться.

Анфиса резким движением раскрыла диван, успев заметить, что внутри дивана лежит чистая простынь. Вторым движением она постелила ее на диван.

– Прошу, Шурик, все готово для испытания наследства, скорее, его приложения.

Анфиса легла на край дивана и стала смотреть на комод, ей казалось, что старый старик вселился в комод и подмигивает. Шурик одним движением залетел на диван, на нем сверкал металлическими украшениями кожаный, широкий ремень…

Анфиса повернулся к нему, погладила ремень:

– Хорошее у тебя укрепление, снять его можно? Или сложно?

– Да и вы в каркасе, вон какая у вас талия обтянутая! До вас не добраться.

– Не обижай, это летние платье, сейчас все ткани тянуться, – и она потянула замок на платье вниз.

Шурик снял ремень. Они механически, каждый сам с себя снимали одежду и складывали со своей стороны дивана. Они еще не верили сами себе, еще все казалось большой шуткой. Она протянула ему пихтовое масло, пальцами показала, как им надо пользоваться, он послушался.

Он умел играть на гитаре, надо было свои способности использовать в жизни, его тонкие пальцы, смазанные маслом, изобразили на мгновение игру на гитаре, больше этого не требовалось, он взлетел на чистое тело, такое живое, такое притягательно, такое нежное, такое готовое к нему, что он потонул в нем с замиранием сердца…

Комод стоял понуро, о нем просто забыли.

Инна перешла на новый уровень раздражения собственной матери. Она ей ныла про купальники, искала полотенце, такое, чтобы не очень детское было, и уходила на пляж. Мать ждала дочь, ждала, та приходила не раньше девяти вечера.

– Какой пляж, в девять вечера!?

– Чего ты на меня кричишь, еще светло! – отвечала с криком дочь, и выходила за дверь поговорить с приятелями, которые еще никак не могли разойтись по домам.

В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон – все равно, что ночной кошмар. Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время.

Под утро она проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил. Марго зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал. Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой велосипед со спущенными колесами.

Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати. Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.

– Инна, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов?

– Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.

– У него колесо спущено!

– Так это я по стеклам проехала, – безвинно ответила дочь, – ты мне лучше новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе куплю новые шторки.

– Шторки – это, что такое?

– Купальник на тесемках, он по этим тесемкам перемещается.

– Я сегодня сама пойду на пляж, – сказала мать и ушла на кухню.

– Мама, ты чего?! Я большая девочка! Еще не хватало, чтобы я с мамой на пляж ходила!

Не жаловаться ведь Прохору Степановичу по каждой проблеме, подумала мать и отдала деньги дочери на новый купальник. Сама нашла в комоде свой старый купальник, которому было десять лет, и примерила его. А, что делать? Бюджет не вынесет двойных расходов.

Дочь еще спала, когда мать ушла на пляж.

Утро было солнечное с пронзительным, голубым небом. Лариса постелила, сложенное в четыре слоя покрывало, легла по солнцу на живот, опустила голову на руки и задремала. Открыв глаза, увидала маленького муравья, он ползал у нее перед глазами по траве, росшей на пляжном песке. Она села, усталость и раздражение ушли в землю.

На пляже, у маленькой реки народу с утра мало. Песок местами порос травой, постоянные посетители пляжа уже покрыты прочным загаром, она посмотрела на свою белую кожу и встала. Ларисе нравилось загорать стоя, земля всегда с утра прохладная, зато небо чистое. На этом пляже она познакомилась с Прохором Степановичем, давно ли это было? Уже дочь подросток.

Пляжный роман длился недолго. Прохор Степанович приходил на пляж по утрам, ложился на одно место, стелил темное, большое полотенце и лежал неподвижно, не гладя на женщин, не заговаривая с ними. Иногда вставал, переплывал речку туда обратно и ложился загорать дальше.

Она стоя, видела его божественную фигуру, он ей безумно нравился, но подойти к такому красавцу у нее смелости не хватало, она просто созерцала великолепное тело, мускулистого мужчины. Он почувствовал ее взгляд, их глаза встретились. Она была крупной девушкой, с плоским животом и мощными ногами, да и грудь особыми размерами не отличалась, однако Прохору Степановичу она приглянулась с первого взгляда. Было в ней обаяние, внутренне спокойствие. Они неделю ходили на пляж, смотрели друг на друга и не разговаривали, через неделю стали здороваться, да дождь пошел, летний, солнечный.

На следующий день Прохор Степанович пришел с волейбольным мячом. Они поиграли в волейбол вдвоем, мяч летал между их пальцами и практически не падал, но пляж он и есть пляж. Народ к ним потянулся. Круг, желающих играть в волейбол, все увеличивался, тем самым, отдаляя друг от друга. Она пошла на свое место, легла спиной к солнцу, опустила голову на руки…

– Лариса, привет! – услышала она сквозь дрему, перед ней стоял Прохор Степанович, не такой как много лет назад, но все еще интересный мужчина.

– Здравствуй, Проша! – сказала она и поднялась.

– Где Инна? Я ее вчера здесь видел с подругами и двумя мальчишками.

– Спит, для них время загара еще не наступило. Позже приходят загорать.

– Как у вас дела с ней? Сильно ссоритесь?

– Все бывает, а ты как? Один сейчас живешь или с кем?

– Лариса, а тебе, не все ли равно? Тебе до меня дела нет. Ты – сама живешь.

Самостоятельная.

Она посмотрела на речку, на осоку на берегу, вздохнула, ей стало скучно. Она постоянно в присутствии Прохора Степановича ощущала беспросветную скуку, а почему объяснить не могла, ей всегда хотелось уйти от него, после того, как иногда сама к нему подходила…

Егор Сергеевич в гостинице всегда держал за собой один номер, для себя или для тех, кто к нему приезжал по делам, к себе дачный дом он посторонних не приглашал.

Ларису он приметил давно, у него созрела мысль пригласить ее на работу к нему на дачу, после ее отъезда он ощущал пустоту. Он заметил, что она отлично работает, да трудно живет, и предложил ей подзаработать у него, хотя бы в течение месяца.

Она, замученная просьбами Инны и унылостью Прохора Степановича, согласилась работать на даче, и оставила дочь с одной бабушкой, сына с другой бабушкой.

Лишних людей на даче Егор Сергеевич не держал, это была его личная держава, он оставил Ларису, повара, одного охранника. Для всех внешних связей ушел на дно отпуска. Гранатовая комната находилась в его загородном доме, комната с антикварной мебелью всегда была закрыта, в ней даже пыль не протирали. Егор Сергеевич в нее заходил сам, заводил старые часы, сидел на стуле, смотрел на шкаф, часы, конторку, стол и мечтал найти еще несколько предметов старины с Янтарем.

Иногда предметы, в знак приветствия посылали световые импульсы. Тревожная атмосфера комнаты повышала адреналин в его крови, в ней было немного жутко, иногда он из нее резко выскакивал и быстро закрывал дверь, боясь, не известно чего… Ключи от этой комнаты Ларисе он не дал, а ей хватало работы в его большом доме.

Егор Сергеевич и его дядя Кирилл Николаевич, управляющий гостиницей, почти одновременно заболели гранатовой мебелью. Егор Сергеевич собирал предметы старины, его дядя заказал у меня накрученный гранатовый кабинет, увиденный случайно у одного знакомого энергетика.

Кирилл Николаевич жил с женой Эммой, не пытаясь, менять судьбу. С годами она стала его правой рукой, в делах гостиницы, Кирилл несколько обленился, иногда он приезжал в загородный дом Егора Сергеевича и сидел у озера в кресле. В последний свой приезд на озеро с лебедями, Кирилл Николаевич заметил, что его горничная Лариса в свой личный отпуск работает на даче его племянника Егора Сергеевича.

На работе Кирилл Николаевич вел себя весьма сдержанно, и на горничных внимания не обращал, ведь рядом с ним всегда была Эмма, а сюда она дороги не знала. Он невольно стал наблюдать за Ларисой, других женщин здесь не было, поваром работал пожилой мужчина, охранником был крупный молодой мужчина. Она ходила постоянно в коротких брюках и кофточках с воротником, на блузках рукава были разной длины, но белый воротник словно прирос к ее шее. Иногда ее руки были видны до самого воротничка, но он оставался на месте. Она постоянно существовала в своей нехитрой работе, требующей затрат физического труда, содержать дом в порядке.

Не выдержал Кирилл ее голых плеч, выступающих рядом с воротничком, его руки сами потянулись тронуть эту чистую, шелковистую кожу.

– Кирилл Николаевич, что с вами? – возмутилась Лариса.

– Слепень сел, я его прогнал.

– Ох, уж эти слепни, здесь говорят, комаров у озера потравили во время, их и нет, а слепни остались, да еще мухи чужие залетают, вы держите в руках что-нибудь, чтобы их отгонять от себя, – сказала Лариса, вымыв пол на веранде, любимом месте отдыха Кирилла.