Текст книги "Роковой поцелуй"

Автор книги: Наталья Патрацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава 6

Не любил Кирилл Николаевич одиночества, он любил тщательный уход за своей персоной. Нинель Андреевна, после того как потеряла на даче сознание, вместе с сознанием потеряла к нему интерес. Элла уехала. Григорий Сергеевич уехал. Кирилл Николаевич заскучал, не выдержав одиночества, он позвонил Элле.

Она женщина удивительная, прощать всегда готова. Приехала быстро, да еще завела его рассказом, о том, что в поезде она ехала с мужчиной удивительной красоты. Он ей ответил, что в поезде все красивые. Она вздохнула и согласилась с выводом своего почти единственного мужчины.

В знак примирения решили они посетить свою дачу, листья желтые кружились, призывая подготовить загородные дома к зиме. Племянников не было по разным причинам, не было музея, но дача была! Их дача! Кирилл Николаевич заметил, что дачей пользуются без их согласия. Элла обошла владения, нашла полный беспорядок на кухне, весьма свежий беспорядок. Им стало немного жутко.

Какой-то конек горбунок пользуется их дачей! Надо было его выследить. Они поставили машину, взяли свои вещи и пошли на последний этаж, в холл. Им повезло, через час ворота разошлись по рельсам в разные стороны, во двор въехала великолепная иномарка, из нее вышли яркая, красивая женщина, и необыкновенный по своей красоте мужчина. Женщина посмотрела на главное здание дачного ансамбля, махнула головой, села в машину и выехала за ворота. Мужчина махнул ей рукой и пошел на кухню. Ворота закрылись.

Хозяева вышли к гостю.

Он не сильно удивился:

– Здравствуйте, вы вероятно хозяева этой дачи? – сказал он красивым голосом с небольшой хрипотой.

– А вы кто тогда? – спросил Кирилл Николаевич.

– Живу здесь, пока никому не мешал.

– Для бомжа вы слишком красивы и хорошо одеты.

– Одели меня для работы.

– Так вы еще и работает? Тогда платите нам за аренду дачи.

– Договорились, сколько? Если можно заплачу не сейчас, а через пару недель.

– Тогда с процентами.

– Согласен.

– У вас есть документы?

Кирилл Николаевич повертел паспорт Эдуарда с городской пропиской, и вернул ему, назвав цену его проживание на даче. Эдик согласился.

Элла узнала своего попутчика в поезде, но промолчала.

Супруги уехали.

Новый комплект антикварной мебели получился великолепным. В нем была мощь, красота, витиеватость, томное свечение мистики сквозь великолепную резьбу. Само дерево давило своим качеством, красотой отделки и чем-то далеким, из прошлых веков. Цена у мебельного монстра с мистическим уклоном была соответствующая, но покупателя это не напрягало. Известный хоккеист купил совместное творчество моих людей. Все были довольны, что очередная работа подошла к логическому и финансовому концу.

Я дала определение мистической – антикварной мебели знаменитому хоккеисту: – мебель, способная вызывать вдохновение, полеты фантазии у тех, кто живет среди нее, возвышающая душу человека до невиданных высот, стимулирующая его к любви…

Заслушаться можно.

Трудно было после продажи очередного шедевра, я оставалось перед бездной, в которой ничего не было. Мне нужна была изюминка для создания очередного шедевра, а кто знает, где она будет в следующий раз и будет ли вообще? В промежутках между мебельными шедеврами я работала директором антикварного магазина.

И надо же было такому случиться, что известный хоккеист купил квартиру у Григория Сергеевича и именно в нее привез новехонький антиквариат, восемнадцатого века! Он закончил свою спортивную карьеру, разъехался с семьей и решил уединиться один в антиквариате.

А тут я везла на санках своего Женьку, в Мийлоре встретить Эдика, который давно не появлялся на моем пути. Да антикварную мебель привезли в соседний подъезд. Я, как ее идейный создатель, глаз не могла оторвать от шкафов.

Хоккеист заметил мою красоту, и повышенное внимание к его мебели:

– Хороша мебель?

– Лучше не бывает.

– О, это мне один Эдик посоветовал ее у вас купить.

Я посмотрела на него глазами с таким удивлением, что его в пору было прикрыть ресницами.

– Мийлора, а чему вы так удивились?

– Мне показалось, что я вас знаю.

– Так я известный человек, вот на пенсию вышел.

Я промолчала и повезла санки дальше, в парк, думая, что этот Эдик может быть и не Эдик, но не совсем Валера.

Марк Денисович после того, как Нинель и Нина на даче потеряли сознания в антикварной комнате, понял одно, что он их любит! Он так за них испугался, после возвращения с дачи, что пошел на то, на что никогда не шел: он согласился соединить квартиру Нинель и свою в единое целое. Но Нинель Андреевна сказала – нет, объяснив, что Нина скоро вырастет и ей нужна, будет отдельная квартира.

Поговорив, они не пришли к одному решению и оставили все, как есть. Уяснив, что ничего у них в отношениях не меняется, пошел Марк Денисович к Мийлоре, но ее он увидел в компании со знаменитым хоккеистом. Судя по всему, с ней у него не могло ничего получиться, и хоккеист занял место Валеры или Егора Сергеевича, кто их разберет?

На следующий день Марк Денисович пошел в антикварный магазин, а куда еще деваться производителю нового антиквариата? Он застал Мийлору, с телефонной трубкой у уха, судя по всему, она громко говорила с абонентом из другого города.

Похоже, это Родька вешал лапшу на уши. Она положила трубку и спросила:

– Кто ажур для мебели будет делать?

– Я не умею.

– Учись, найди, заставь, тебя, что учить?!

Мужчина посмотрел на властную женщину и понял, что сегодня не его день.

Родька в поисках мистической рассады познакомился с Лианой. Она, смеясь, выяснила у Родиона, что он невинный, как младенец, и так же со смехом предложила снять, хоть на одну ночь самый дорогой номер отеля. Он не стал возражать, посчитал что-то в уме и снял янтарный номер на сутки. Стоил он! Когда Родька увидел знакомую янтарную мебель и понял, что за это отдал целое состояние по его меркам, он заскулил, как раненный зверь.

Сапожник купил свои сапоги. Лиане об этом он ничего не сказал, а она сказала, что придет к нему на пару часов вечером. Он в душе весь перевернулся, из-за двух часов отдать столько денег! Снять на сутки! Он взял себя в руки и заказал в номер романтический ужин, за этот ужин он бы пол месяца ел! Он все же побрился, постригся в местной парикмахерской и понял, что утром надо уносить ноги из отеля, пока есть деньги на дорогу. Потом он решил, что это будет его дебют в любви, а он стоит денег!

Лиана явилась в девять часов вечера в черно – белом платье, в черно – белых босоножках на шпильках. В руках у нее ничего не было. Волосы у нее были уложены в длинные спиральки и сверху схвачены черно – белой заколкой.

– Вот это номер! Класс! Хоть посмотрю, за что люди деньги платят! – Она присела на янтарный стул, закинула ногу на ногу, нижняя часть платья упала вниз, верхняя осталась где-то по центру ног, и ноги, во всей своей красе предстали перед Родькой, – отлично, мальчик, но мои два часа для тебя обойдутся…

Родька готов был зажать уши, чтобы не слышать новой денежной цифры, но он ее услышал, в голове появилась мысль собрать остатки денег, отдать этой всеядной женщине и больше ее никогда не видеть! Но, нет, он решил с детством распрощаться, и сегодня, поэтому достал деньги и отдал Лиане. Ужин уже стоял в столовой: шампанское в серебряном ведре, второе на тарелках под колпаками, фрукты в многоярусной вазе. Родька Лиану уже не хотел, он ничего не хотел, у него отшибло все желанья, он не привык много тратить, он считал финансовые потери и не смотрел на Лиану.

Она открыла окно, выглянула на улицу, стала смотреть на море. А у него появилось желанье скинуть ее подальше, чтобы никогда больше не видеть, это жадное по его меркам создание. Любви в его душе не было, было, вселенское негодование от своей непролазной бедности, можно сказать нищеты, правильно она его определила при знакомстве. Он посмотрел на славянский шкаф, вспомнил его на свалке, потом в шалаше у бомжей, улыбнулся шкафу, и. И ничего не произошло, шкаф стал богатым, респектабельным и шутить не хотел. Родька посмотрел на янтарные часы, но те гордо двигали янтарные стрелки и не реагировали на Родьку.

– Лиана, садитесь к столу, – выдавил он из себя первую любезность.

Она села за стол, подняла металлический колпак с тарелки, и стала есть. Он открыл неумело шампанское, налил в фужеры.

Она пить отказалась:

– Прости, но я шампанское не пью.

Он опять на нее рассердился, пока еще мысленно, и залпом выпил свой фужер.

Она съела виноградинку и подошла к нему, обхватила его сзади двумя руками, он сквозь злость не ощущал радость от ее прикосновения. Он ел, он жевал и молчал.

Она поцеловала его в щеку. Он непроизвольно дернулся всем телом.

– Что ты ко мне пристаешь?! – закричал Родька, неожиданно для себя, и для нее.

Она оттолкнула его от себя, он лег лицом на тарелку, она вышла из номера, бросив деньги в комнату через свое плечо. Купюры взлетели и упали. Родька вздохнул облегченно, собрал деньги, сунул их в карман, и решил никогда сюда больше не приезжать. Оставаться в янтарном номере ему не хотелось, у него и так был его маленький номер, он вышел на улицу, пошел к морю, вспомнил, где встретил Лиану, и пошел дальше по берегу, ограниченному скалами с дух сторон.

Он дошел до скалы и стал смотреть на море.

К берегу подплыла обычная шлюпка, в ней сидела обычная девушка, с небольшим хвостиком светлых волос. Она затащила шлюпку на песок, и подошла к Родьке:

– Парень, ты чего такой скучный, словно пристукнутый, смотри – звезды, море, скалы, – и она раскрыла руки всему свету.

– Девочка, а ты, почему вечером и одна? Не страшно?

– А, что, тут кто-то есть? Я не вижу! Ты – не считаешься. Ты – галлюцинация собственных мыслей, тебя – нет!

– Не обижай, я вот он, весь здесь, я нормальный, можешь потрогать.

– Правда, что ли? – она, коснулась его руки, – ты, смотри, человек, – потом поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– У вас здесь принято в щеку целовать? Девушки подходят и целуют!

– Ты такой белый и пушистый, тебя и целуют, как игрушку.

– Мне много лет, я взрослый!

– Да, а по тебе не скажешь! – она тряхнула хвостиком и пошла к отелю.

Он оторвался от скалы и пошел за ней следом. Она остановилась, запрыгала на одной ножке, сказала, что острый камень уколол подошву. Он стал искать острый камень, который уколол ее подошву ног. Она, воспользовавшись моментом, залезла ему на плечи:

– Если ты взрослый, вези меня до отеля, у меня там дело есть, – она крепко ухватилась руками, за его подбородок.

– Что ж вы бабы такие наглые! – Крикнул он. – Как бы мне отсюда скорей уехать!

– На мне поедешь? – спросила девушка, и необыкновенно проворно оказалась лежа на песке.

– Я понял, ты из цирка шапито! Лазишь по мне туда – сюда! Лягу рядом и никуда не пойду, чтобы тебя на себе не тащить!

Он лег на песок и стал смотреть на море. Она легла на него и стала смотреть в небо.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я простудилась, лежа на песке? На тебе теплее.

От возмущения Родька молчал. Она перевернулась на нем, и поцеловала в губы:

– Ух, ты, вкусный какой! Можно я еще поцелую не в щеку? – и она впилась в его губы своими губами.

Вдруг, он осознал, что ему ее наглость – нравится, и денег она не просила, он ответил на ее поцелуй неумело, но чувственно.

– Ты, смотри! А ты еще и целуешься! – воскликнула девушка, – ну, все, пошутили и пошли, – она встала.

– Требую продолжения поцелуев! – крикнул дурашливо Родька.

– Ты, чего? Того? Мне некогда, – и она бегом побежала к боковому входу в гостиницу.

Он побрел в свой маленький номер. Через десять минут к нему постучали.

На пороге стояла – Лиана:

– Простите, так не хорошо получилось…

– Ничего, все нормально, – и он закрыл перед ее лицом дверь.

Через минуту к нему вновь постучали. Он сделал недовольное лицо и распахнул дверь настежь.

На пороге стояла девушка с хвостиком:

– О, я вас нашла! Можно я к вам зайду на минутку, руки помою и уйду.

– Хоть вся мойтесь.

Она пошла в ванную комнату. Шум воды его убаюкал, он прикрыл глаза, лежа на спине, на одноместной постели. Он задремал, а проснулся от того что, на нем кто-то переворачивался.

– Ой, как неудобно на вас спать!

Услышал он женский голос. Он окончательно проснулся, а светлый хвостик волос гладил его лицо. Девушка на нем лежала. Он резко дернулся в сторону, и она оказалась рядом с ним. Он лежал на боку и держал ее за талию, чтобы она не упала, потом через себя перекинул ее ближе к стене.

– Я вам мячик? Что вы меня пасуете? – спросил удивленный голос.

– Какая же ты наглая!

– Я не наглая, я бедная.

До него что-то стало доходить.

– Циркачка, у меня за сутки оплачен шикарный номер, иди за мной. Сможешь в него незаметно проникнуть?

– Без проблем, сотрудники гостиницы меня не видят, я им примелькалась, ты не думай, я не такая, я тут работаю, а проще говоря, мусор выношу.

– Ладно, идем.

Они пришли в янтарный номер. Девушка тут же допила и доела все, что было на столе. Огромная, янтарная кровать стояла по центру спальни. Родька предложил ей лечь на эту кровать, а о себе сказал, что ляжет на диване. Она легла на роскошное лежбище и уснула, почти мгновенно. Он стоял и смотрел на нее, потом лег на диван, не раскрывая его, и уснул.

Проснулся Родька от свежего потока воздуха. Девушка стояла у раскрытого окна и смотрела на море. Ему стало холодно, он медленно потянул на себя одеяло. Она заметила его движение и легла на него сверху, чему он нисколько не удивился.

Уверенный поцелуй скрепил их временный союз.

В дверь постучали, он услышал слова Лианы:

– Родя, открой дверь, я к тебе пройду, тебя нет в том номере, значит ты здесь.

– Чего ей тут надо? – зашептала девушка с хвостиком, скажи, что ты занят.

– Я ей просто не отвечу, – прошептал Родька.

Лиана постояла у дверей и ушла.

– Вот ты какой! По тебе женщины сохнут! – сказала девушка, и сбросила одеяло на пол, потом потянула его на янтарное лежбище.

Он пошел за ней на огромную, янтарную постель. Янтари слабо мерцали на спинках кровати. Он лег. Она стала крутиться вокруг него, как волчок, потом положила свой хвостик волос на его грудь и притихла. Он стал медленно гладить ее руками, зарываясь, все глубже под ее одежду.

– У меня еще никого не было, – прошептала девушка с хвостиком.

– И у меня никого не было, – прошептал Родька.

Они были первыми.

Проснулись в обед. Родьке пора было уезжать домой. Они перешли в маленький номер, он собрал вещи, она поцеловала его в щеку на прощание и сказала:

– Оставь свой адрес, а то ребенок получиться, а его отец об этом не узнает.

Родька важно достал свою визитку и отдал ей. Она выпорхнула из комнаты, потом вернулась и сказала в приоткрытую дверь:

– Меня Раиса зовут.

– А меня Родион.

Она тут же закрыла дверь с той стороны. Он услышал ее шаги по коридору, вскоре они затихли.

Я сидела и думала, что делать дальше? Для комплекта мебели известному хоккеисту я использовала неприкосновенный запас мистики. Родька вернулся из командировки влюбленным котом без мистических предметов. От Валеры информация не поступала. У Марка Денисовича был почти готов очередной комплект, а у меня за душой было пусто.

Кстати, о душах? А, где эти души водятся? Правильно, но туда нельзя. Мистика должна быть живой. Тогда, где могут быть предметы старины на поверхности земли?

Если с юга Родька приехал пустой, то надо послать его на север, где людей ходит мало, где что-нибудь залежалось на чердаках старых домов.

Родька, услышав новое задание, пришел в отчаянье, ему так нужна Раиса, а ему говорят:

– Брысь, на север. Ищи ветра в поле трехсотлетней выдержки.

А, что делать? Надо ехать, хоть щепу привезти, главное, чтобы натурально древнюю.

Стал он изучать историю северных городов, да запутался, и вновь позвонил мне:

– Мийлора, помоги! Скажи, где у нас на севере города, которым более трехсот лет, чтобы от них нащипать мистики?

– И это правильно, Родя, кстати, твоего друга Валеру не зовут случайно Эдиком?

– Ты, чего? У тебя крыша поехала? Хотя, знаешь, ко мне приходил один Эдик, говорил явную глупость, по паспорту он Эдуард, а по спине Валера.

– Так и я, видела этого Эдика – Валеру, а потом он исчез!

– Вот это да! Он, что медаль? С одной стороны Эдик, а с другой – Валера!

– Ладно, а ты знаешь, как его найти?

– Представления не имею. Лучше найди город и скажи, как туда поехать, и что там искать.

– Начни с Новгорода, на городище постоянно идут раскопки, не найдешь предмет обихода, так от стены древних домов всегда можно отщипнуть на лучину, не те, что снаружи, они каменные, а те, что в земле разрыты. Храмы там тоже каменные, но в них есть деревянные предметы, не первой исторической важности.

Поехал Родион в северный, древний Новгород, то ли покорять, то ли ущемлять, это уж как получиться. Город, как город, а ворота у одного храма огромные, да кованные. Колокола гигантские и все на месте, еще и звонят. Но такие большие предметы оказывают мистическое влияние на огромное число людей, вон, сколько автобусов со всего мира в город приезжает! А сколько среди них зарубежных туристов! Почти половина. И все они ходят по городу в поисках древности, визуальной или карманной. Попал он на одну экскурсию за город, думал, что там древность есть, а там выстроен деревянный город, стилизованный под старые дома, а бревна новехонькие, и отщипнуть нечего. Внутри домов собрана утварь, но тоже видно, что новая, или под древнюю выполненная.

Горько стало Родьке, опять задание не выполнил, решил опят поискать в ближнем лесу. Пошел в лес. В лесу старушку встретил, махонькую, сухонькую, с курносым носом, с седыми волосами, заплетенными в тоненькие косички, и вокруг головы напутанные. В руках она несла корзину с грибами, от той корзинки Родька глаз оторвать не мог.

– Бабуля, сколько лет твоей корзинке?

– Родимый ты мой, если бы знала, так сказала, она мне от бабки досталась, много у меня других корзин было, да все состарились, а этой хоть бы что!

– Продай корзинку, я тебе заплачу, сотню новых корзин купишь, еще внукам останется.

– Так почитай, жалко ее.

– Слушай, бабуля, твои внуки грибы собирают в лесу?

– Ты, что, касатик, они в городе каменном живут, шампиньоны в магазинах покупают.

– А я о чем! Продай, бабуля!

– Так я тебе новую корзинку продам, зачем тебе это старье!

– Мне эта корзина нужна, меня за ней послали, хожу тут по лесам, ищу тебя.

– Правда что – ли меня ищешь? – лукаво спросила старушка.

– Тебя, ищу, с корзинкой.

– Фу, ты как привязался! Не крещенный ты парень, был бы крещенный, никогда не стал бы из рук корзинку выпрашивать.

– Сколько хочешь денег за свою корзинку? Ведь я мог бы у тебя из рук ее вырвать, но я с тобой переговоры веду, можно сказать на государственном уровне!

– Вот треклятый, почини мне забор да крышу, тогда отдам тебе корзину.

– Ты, бабуля не промах, идем, покажи свою хибару.

Бабуля повернула в другую сторону. Покрутила его вокруг елей да сосен, он вообще потерял ориентир, откуда пришел и куда идет. Пришли они к избушке, старой, не в пример тем, музейным. Треть избы занимала огромная печь.

– Бабуля, зачем тебе печь такая огромная?

– Ты, чего, сизый мой, так я в ней моюсь, после того как хлеб испеку, я на ней и сплю.

– Ох, тяжело ты бабушка живешь!

– А куда легче! У меня все есть!

– Продукты, где берешь?

– А мне много надо? Колбасы я ваши не ем. Грибков насобираю, муку мне привозят.

Так и подумай, зачем мне твои деньги?

– Вот попал! Неужели тебе ничего не надо?

– Почто не надо? Надо. Дровишки завсегда мне нужны, люблю я тепло.

– Где дрова взять?

– Ты, чего, родимый, больной? Гляди лесу-то сколько! Неужели, мне на дрова не хватит!

– Может тебе пилу "Дружба" купить?

– Так я с малолетства топором дрова рубила.

– Ладно. Показывай забор и крышу.

Через три дня, поработав топором, Родька получил корзину и свободу, старушка денег у него взяла совсем немного, столько, сколько считала нужным. Он купил жесткую сумку, упаковал в нее корзину, чтобы не сломалась, и домой поехал.

Я, увидев корзину, всплеснула по-стариковски руками:

– Молодец, Родион! Прощаю первую поездку! Чудо! Это настоящее чудо! Свет выключи.

Родька выключил свет, закрыл окна. Корзина светилась матовым блеском.

– Настоящая! Проси, что хочешь!

– Хочу, Раису с моря.

– Так, это еще кто?

– Мы друг у друга были первыми.

– Ты, чего заврался, Родион? Масло пихтовое забыл?

– Забыл немного.

– Напомнить?

– Я все понял, не хочу ее, хочу вас!

– А не много ли ты просишь за корзинку?

– Ладно, я ушел, мне завтра на работу к Марку Денисовичу выходить.

– Отлично.

Валера (Эдик) в ночном клубе приобретал популярность, он стал любимцем публики.

Его внешность пользовалась успехом и приносила доход. Эльвира держала его на коротком поводке, никуда не отпускала, никого к нему не подпускала. У него появилась машина с личным шофером, но жил он все еще на даче братьев. Зимой дорога становилась проклятьем, поэтому он снял номер в гостинице на имя Эдуарда.

Это стало известным Элле, она повадилась его встречать у номера. Эльвире донесли о ней.

Две женщины крупно поговорили, и Эльвира сняла ему однокомнатную квартиру, рядом с ночным клубом. У квартиры появились женщины, его ожидающие в любое время суток.

Об этом ей тоже донесли. Эльвира взяла его к себе домой. Как-то она заметила, что одна дорогая дверь, вся превратилась в труху. Выяснила, оказывается, он в нее кидал нож. Это ее насторожило, она боялась ножей и запретила ему кидать ножи в доме. Валера кидал нож в дверь от ненависти к своему лицу, он его не любил, он скучал по Мийлоре, а Эльвира его одного никуда не выпускала. Чем больше у него становилось денег, тем злее он становился.

Он хотел – свободы!

Ради свободы он изменил внешность, но был опять на привязи. Для него тайга становилась раем, он готов был поехать хоть куда лишь бы подальше от ночного клуба и женских глаз! Его всегда сопровождал крепкий мужик, однажды Валера не выдержал и стал у охранника просить, чтобы тот отпустил его в магазин. Мужик охранник сказал, что живым его не выпустит, и пошел к двери, на свой пост. В спину полетел ему нож. Валера подошел к трупу, вынул нож, вытер его, взял документы, деньги и ушел без сумки. Как обычно уходят мужчины.

Детектив Митя понял, кто был в городе. Опрос родственников ничего не дал, Валеры давно никто не видел, о его сходстве с неким Эдиком, Мийлора и Родька благоразумно промолчали.

Валера поехал на море, к Лиане, но не доехал, а пересел на другой поезд, до знакомого полустанка в тайге на Малахите. Он, рассчитывал выйти на заброшенном полустанке, где нет и перрона для пассажиров, но за время его отсутствие, здесь все изменилось. Его нога из вагона ступила на новый перрон, вокруг, куда ни глянь, разворачивалось строительство. От такого вида, он хотел нырнуть назад в вагон, но поезд стоял минуту или две, и сразу стал набирать скорость. Он прямо, скажем, растерялся и немного обрадовался, раз строительство идет на начальной стадии, значит, люди здесь нужны.

К своему удивлению, в отделе кадров строительства сидела дочь лесника. Она его не узнала, да и имя у него было иное, а не то, что она кричала с Родионом, когда его искали. Нужны были бульдозеристы, разравнивать площадку под новый, промышленный поселок, говорили, что рядом нашли залежи какой-то редкой руды. Он сказал, что права у него на вождение машины имеются, но он ехал в лес, в отпуск, и с собой их не взял. Ему назначили испытательный срок, и на следующий день он вышел на работу.

Девчата, в косынках, завязанных на шее, приметили Эдика (Валеру), над ним посмеивались, ему строили глазки. А он пытался освоить рычаги бульдозера с помощью одной такой девушки, помня, что последнее его вождение на машине было неудачным.

С бульдозером у него получилось лучше, или ему очень хотелось его освоить.

Убитого охранника он пытался не вспоминать, о себе никому, ничего не говорил.

Здесь все его звали Эдиком. Однажды он взял свой дорогой, складной нож и забросил в одну из самых глубоких на стройке ям. Таких ножей в местном сельпо не продавали. Ножами он старался не пользоваться. По новому паспорту он был не женат, что сразу отметила дочь лесника, он ее притягивал, как магнит.

Девчата заметили страсть начальника отдела кадров и дорогу ей не переходили.

Эдик работал старательно, насколько вообще мог это делать. Они стали встречаться, дочь лесника звали Флора. Его утонченное лицо загрубело от ветра, солнца, дождя, приобрело бронзовый оттенок, теперь бы его в ночной клуб не взяли. Волосы отрасли, он их завязывал резинкой в хвостик, их неухоженный вид его вполне устраивал. Он начинал свою вторую, двойную жизнь. Ходил в простых куртках, телогрейках, в таких же ватных штанах, в кирзовых сапогах. На голове у него была старая кепка, потом шапка из затертого кролика. В одном из первых домиков он поселился с Флорой. Они расписались, он взял ее фамилию. Теперь он сам не помнил, кем раньше был.