Текст книги "Татьянин дом"
Автор книги: Наталья Нестерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Она схватила бутылку со стола, намереваясь хлебнуть прямо из горлышка. Дети стали отбирать бутылку. Куча-мала под брызги рома.
Павлик держал маму, сыпавшую проклятия, рыдающая Маришка звонила в «скорую»:
– Приезжайте немедленно! У мамы нервный срыв!
– На какой почве?
– Она выпила ром.
– Мы запои не прерываем. Звоните в коммерческие службы.
– Да она не алкоголичка!
– Промойте ей желудок, и дело с концом.
– А как это?
– Заставьте выпить литр воды с марганцовкой, и пусть пообщается с унитазом.
Что пришлось пережить детям, выполнившим данный совет, Татьяна предпочитала никогда не вспоминать.
На следующее после дебоша утро Таня долго стояла под горячими струями душа. Головная боль проходила, муки совести росли. Нет, болит не голова, а череп, потому что внутри болеть нечему. Таня провела рукой по запотевшему зеркалу, внимательно посмотрела на себя. Стыд, позор, отвращение – слишком нежные слова для этой образины. Она медленно завершала туалет, сушила волосы. Надела халат и снова шагнула к зеркалу. Собственное отражение пристально всматривалось в ее лицо, желало понять, что за человек перед ним, чего ему надо, как он будет жить.
– Ты больше никогда и никому не позволишь совершить с тобой подобное, – сказало отражение.
* * *
Татьяна сбросила старую кожу. Новая, ранимая, еще болезненно реагировала на любой ветерок – слово, взгляд, сочувствие. Но выздоровление, а точнее, перерождение свершилось. Окончательно Таня это поняла, когда стала оправдывать и защищать Андрея.
Ольга и Лена как-то завели традиционный разговор на тему «все мужики сволочи», и даже твой Андрюшенька, куда уж образцовый был, а тоже гадом оказался, добро пожаловать в наш клуб разведенных женщин.
– Почему, собственно, «гадом»? – возразила Таня. – Он не совершил ничего подлого.
– Как не совершил? – ахнула Лена.
– А кто тебя бросил? – возмутилась Ольга.
Странное дело: они так долго старались успокоить подругу, а когда та наконец обрела точку опоры, наперебой пытались столкнуть ее с этой точки. Видно, сказались законы инерции: набрав разбег утешительных порывов, они вовремя не могли остановить движения.
– Ты как переживала!
– Чуть не померла!
– Едва с ума не сошла.
– Пить начала.
– Литрами слезы пускала.
– Рукой на себя махнула.
– Опустилась.
– Унижалась.
– Ожесточилась.
– Пресмыкалась.
– Я боялась: в петлю полезешь.
– Я за тебя свечки в церкви ставила.
– Все правильно, – вздохнула Татьяна. – Только ведь вы обо мне говорите. Это я дура трепетная, а не Андрей.
– Он же тебя бросил!
– А почему он должен был жить со мной? – вопросом ответила Таня. – Любит другую женщину, имеет право быть счастливым. У него тоже одна судьба, а не десяток. Он не меньше меня отдал сил, чтобы детей воспитать, семью содержать. Дети выросли. Я не инвалид, не беспомощна. Разве что легким кретинизмом страдаю.
– Это точно! – подтвердила Лена.
– У нас хоть специальность, работа какая-никакая. А ты ему всю жизнь отдала, – пеняла Ольга.
– По доброй воле и с удовольствием, – ответила Таня.
– Ну и что? Ты знаешь, что таким разведенкам, как ты, на Западе мужья приличные алименты выплачивают.
– Мы тоже живем на деньги Андрея.
– И долго собираешься с барского плеча питаться?
– Не знаю. Вы себе не представляете, как страшно человеку, ни дня не трудившемуся в коллективе, прийти куда-то и предложить себя даже на надомную работу.
– Он тебя променял на молодую пигалицу! – не унималась Ольга. – Как ты легко прощаешь!
Что я должна простить? – пожала плечами Таня. – То, что Андрей полюбил женщину, которая разделяет его интересы, может быть ему и соратником, и советчиком? Я умею хорошо выбирать мясо на рынке, знаю все марки стиральных порошков, отбеливателей и пятновыводителей. Для меня новый рецепт, вроде майонеза в котлетном фарше, – событие. А что такое фьючерсная сделка или маркетинг – темный лес. Я могла обслужить только одну, и очень небольшую, часть потребностей Андрея. Меня легко заменить квалифицированной домработницей. Я давно отстала в развитии, лет этак на двадцать.
– Не наговаривай на себя! – возмутились подруги.
– А кто собрал замечательную библиотеку?
– Выглядишь потрясающе.
– Дети тебя обожают.
– Друзья всегда в пример ставят.
– Ты просто идеальная женщина!
– Если уж тебя выбраковывают, то всех остальных баб надо просто в расход пустить.
– Или мужиков расстрелять.
– Нет, лучше кастрировать, чтобы не размножались.
– Заманчиво. А от кого рожать будем?
– Клонироваться начнем.
– Танька, ты себе цены не знаешь!
– Ты такие пироги печешь, что народ о них поэмы слагает.
Пироги, – кивнула Таня, – это аргумент. Конечно, приятно думать, будто Андрей связался с девицей, которая моего ногтя не стоит. Что она корыстная, лживая, хитрая и расчетливая. Вдобавок лицом страшная и фигурой безобразная. Только этого не может быть. Вы же знаете Андрея. Не мог он полюбить глупую каракатицу. В «Ветке персика» сказано, что влечения человека имеют три источника – душу, разум и тело. Влечение душ порождает дружбу, влечение ума порождает уважение, влечение тела – желание. Соединение трех влечений дает любовь. Если Андрей полюбил – не увлекся, не поддался порыву, соблазну, а именно полюбил, то глубоко и серьезно, ведь решился нас оставить. Я не могу, да и глупо сражаться против влечения его ума, души и тела, против его любви.
– Но как же твои душа и тело? Их он разлюбил?
– Да, – спокойно ответила Таня. – За двадцать лет брака великое чувство превращается в обрядовый ритуал, проще говоря, в привычку. Обратите внимание: мы не замечаем собственных привычек, но чужие подчас вызывают раздражение. У нас есть картина Жана Этьена. Вон она, посмотрите. Когда ее подарили, я нарадоваться не могла, часами любовалась. Потом реже к ней подходила, а сейчас и не замечаю. Думала – всю жизнь буду ею наслаждаться.
– А если у тебя сопрут картину? – спросила Лена.
– Начну бесноваться, – улыбнулась Таня. – Рыдать, искать пистолет, чтобы застрелить воров, пить мышьяк и приставать к вам с разговорами о страшной утрате. Словом, через некоторое время благополучно переживу.
– Сейчас она что-нибудь из «Евгения Онегина» вспомнит, – обреченно предсказала Ольга.
– Пожалуйста, – кивнула Татьяна:
Что может быть на свете хуже
Семьи, где бедная жена
Грустит о недостойном муже
И днем и вечером одна.
– Хуже может быть только отношение к себе как к веши одноразового пользования, – сказала Лена, – вроде памперса.
В хорошем расположении духа Татьяна часто их дразнила: подруги ей довод – она в ответ цитату из классика:
– Кого ж любить? Кому же верить?
Кто не изменит нам один?
Кто все дела, все речи мерит
Услужливо на наш аршин?
Кто клеветы про нас не сеет?
Кто нас заботливо лелеет?
Кому порок наш не беда?
Кто не наскучит никогда?
– Твоя примороженная Татьяна Ларина, – в сердцах воскликнула Ольга, – тебе идеологически жизнь испортила. Тоже мне светлый идеал в малиновом берете. Да здравствует семейная жизнь без оргазмов!
– Увы, Татьяна увядает;
Бледнеет, гаснет и молчит!
Ничто ее не занимает,
Ее души не шевелит.
– Вот дура!
– Один какой-то шут печальный
Ее находит идеальной.
– Именно, что только шут тебя находит идеальной, – противоречили себе подруги.
– Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечасно,
Что обманула нас она;
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
Последнюю строчку Татьяна договаривала, увертываясь от диванных подушек, которыми принялись швырять в нее подруги.
Маришка и Павлик прибежали на шум. Мама, тетя Оля и тетя Лена, растрепанные и хохочущие, дубасили друг друга подушками. Дети переглянулись: дамы впали в детство.
Позже, когда пили чай, Ольга подвела итог Татьяниным страданиям:
– Все нормально. Между прочим, мой знакомый психоаналитик говорит, что самый лучший вариант, когда из нервного потрясения человек выходит сам.
– На тот свет, – вставила Лена.
Она отличалась умением изредка бросить фразу не в бровь, не в глаз, а точно в переносицу.
* * *
В доме установился порядок. Дети вновь обрели заботливую маму, вкусные обеды и чистую одежду. Теперь они уходили в институт, не опасаясь, что Татьяна выкинет какой-нибудь фокус, не звонили каждый час, справляясь о ее настроении, и могли восстановить прежний образ жизни: дом – это место для сна и смены костюма, основная деятельность – вне его.
Татьяна вернулась к своим забавам – веселым картинкам. Рисовала домики. У нее плохо получались детали, вернее, слишком традиционно. Стала отрабатывать архитектурную «фурнитуру». Наличники, двери, окна, рамы, балясины, карнизы, балконы – альбом за альбомом, лист за листом.
Когда-то оригинальная пуговица могла дать толчок к модели платья или вязаной кофточке, теперь крыша в стиле японской пагоды рождала домик с восточными мотивами. Строению необходимо соответствующее окружение – сад камней, карликовые деревья – и внутреннее убранство – циновки, китайские фонарики, низкие столики.
На один проект уходил столистовый альбом. Общий вид с четырех сторон. Ландшафт. Внутренний дизайн помещений. Крупный вид отдельных деталей – рисунок каминной решетки, оконной рамы, винтовой лестницы или декоративных стропил. Часто листов не хватало, чтобы уместить все подробности. Пустых страниц Татьяна никогда не оставляла. Это были ее книжки, а книжки не выходят с чистыми листами.
Она стала давать своим домикам имена. «Хокку» – дом в восточном стиле. «Дон Кихот» – с башенками, вытянутой крышей, окнами-бойницами в подвальном этаже. «Авангард» – из стекла, алюминия, с ломаными фасадами. «Матрешка» – разноуровневый сруб с хозяйственными постройками под одной крышей вроде северной избы. «Лилия» – снежно-белый, оштукатуренный, похожий на экзотический цветок. «Олень» – вариант альпийского охотничьего домика. «Ваучер», «Маклер», «Филантроп» – коттеджи из красного кирпича.
Прошел год, а Татьяне не надоедали веселые картинки. Она давала себе слово – закончу альбом и займусь делом, устроюсь на работу. Но рука тянулась к следующему, последнему-предпоследнему домику.
Появилось много новых строительных и отделочных материалов. Обои с шелкографией, пластиковая вагонка или металлическая черепица – они будили фантазию и не отпускали ее из мира грез и проектов. Слово «проект» Татьяна не произносила даже мысленно. Она назвала свои творения домиками. И никому их не показывала.
Детям оставалось два года до окончания института – почти профессионалы, у отца на фирме уже подрабатывают. Татьяна боялась увидеть на их лицах хоть и справедливое, но снисходительное – чем бы ты, мамочка, ни тешилась, главное, чтобы не плакала. Подруги никогда не разделяли ее увлечений, называли их «рукоблудием» – и не жалко тебе время тратить на нудные и бесполезные занятия?
* * *
Был день рождения детей. Отмечали в три этапа – визит Андрея с подарками, застолье родственников и вечеринка молодежи.
Отец подарил детям мобильные телефоны. Маришка и Павлик радовались им как игрушкам. Носились по квартире и перезванивались. Таня тоже была довольна: теперь она могла в любой момент выяснить местонахождение детей и не гипнотизировать в три часа ночи телефонный аппарат, ожидая звонка.
Андрей попросил у Татьяны какие-то документы из семейного архива, прошел следом в ее комнату и, пока Таня рылась в бумагах, стал перелистывать альбомы с домиками, лежавшие на столе.
– Молодец! – похвалил он. – Очень хорошо!
– Правда? Тебе нравится? – удивилась Таня.
– Нравится-красавица, – задумчиво проговорил Андрей, – нравится-удавится, удавится-поправится.
У него была привычка рифмовать последнее слово фразы, услышанной в момент обдумывания неожиданной идеи.
– Таня, я возьму пару альбомов? – попросил Андрей.
– Конечно бери. Но зачем тебе?
Он ответил неопределенным жестом – мол, рано еще говорить, поживем – увидим.
Андрей организовал дочернее предприятие своей фирмы. Называлось оно «Стройэлит», руководили им Павлик и Марина. Строили в пригородах элитные дома. По Татьяниным проектам. Первых клиентов нашли Андрей и его новая жена.
Маришка отвечала за архитектурную привязку проектов, инженерные расчеты, бухгалтерию. Павлик контролировал ход строительства, закупку материалов, поддерживал связи с местной администрацией. В подчинении у детей оказались люди (инженеры, архитекторы, строители) не только старше их по возрасту, но и более опытные профессионально. В короткие сроки от Маришки и Павлика требовалось многому научиться, завоевать авторитет и избавиться от клейма «папиных деток». Им не хватало суток, у них не было выходных, отпусков, они жили в постоянном напряжении и в сумасшедшем ритме.
Когда ей первый раз принесли гонорар за проект, Таня едва не расплакалась от восторга. Она трудилась всю жизнь и не заработала ни копейки. Она не голодала, не бедствовала – и всегда была на чьем-то иждивении. Ее не попрекали куском хлеба или дорогой шубой, ее даже баловали – так балуют инвалида, не способного стать добытчиком. И она воспринимала себя получеловеком, удел которого – милостыня.
И вдруг – куча заработанных деньжищ! Ей хотелось расцеловать каждую купюру. Это были не зеленые долларовые бумажки, а символ ее человеческой значимости, уверенности в себе, свободы.
Клиентам дарили Танины альбомы. Тщательно выполненные в красках рисунки неожиданно стали предметом спесивой гордости – альбомами хвастались перед гостями, уже покоренными самим Таниным домом. Она стала модным архитектором-дизайнером. О ней пошли слухи, посыпались приглашения на выставки, конкурсы и приемы. Прежде подобные мероприятия она посещала в качестве тени – жены Андрея. И оказалась неподготовленной к тому, чтобы очутиться в центре внимания. Отмалчивалась в беседах с профессионалами – не знала многих фамилий, терминов, шуток, жаргонных словечек.
Как огня боялась декораторов, которые по ее эскизам выстраивали внутренний интерьер помещений. Нарисует комнатку, а они потом пристают с вопросами: какой материал для покрытия вы имели в виду? А здесь решаем в стиле бидермайер? Господи! Да не знает она, что за материал нужен! И название стилей для нее – темный лес. Невольно получалось, что корчила многозначительную мину хамоватой зазнайки: недосуг, мол, вести разговоры о мелочах. Ведь не скажешь: покрытие – это как моя детская шуба, желтая в черных пятнышках, под леопарда; мебель я подсмотрела в бразильском телесериале и захотелось, чтобы арки окон повторяли изгибы спинок диванов.
Татьяна не хотела участвовать в борьбе честолюбий, в интригах и корпоративных склоках. Мужское внимание тешило самолюбие – значит, неплохо еще выгляжу. Но реагировала на заигрывания с арктическим равнодушием – помнила свою физиономию в зеркале и клятву, данную на веки вечные.
Маришка вначале тараном двигала маму на профессиональное поле, но, столкнувшись с решительным нежеланием Татьяны играть роль свадебного генерала, переменила тактику. Дочь была умной девочкой. Она любила маму и неплохо разбиралась в человеческой психологии. Маринка не разубеждала людей, принимавших Танину замкнутость и молчаливость за холодный снобизм, нежелание участвовать в светской жизни – за причуды загадочной женщины. Более того, Маринка подливала масла в огонь: когда ее спрашивали о маме, она делала многозначительную физиономию и бросала: «Гений не терпит суеты». И брата науськивала: «Наша мама – чудо, уникум. Верно? Какого лешего ты вчера ляпнул, что она простая и добрая? Это она для нас простая и добрая. А для всех должна быть серым кардиналом, чертом в коробочке, гениальной затворницей, постоянно работающей над новыми проектами. Не смей больше позорить нашу мамочку!»
На третий год существования «Стройэлита» Татьяна решила отселиться от детей. Она принимала как данность, но не разделяла азарта, лихорадочного возбуждения, с которым работали дети. Замечательно, что они унаследовали не ее инфантилизм, а упорство и честолюбие отца. Радостно, что, несмотря на ошибки, падения, кризисы, дело их набирало силу.
Но их личная жизнь!.. Павлик не хотел жениться, а Маринка не желала выходить замуж! И при этом они вели далеко не монашеский образ жизни. Полгода в их квартире жила с Павликом симпатичная девушка Маша, потом съехала. Маринка пять месяцев обитала в мастерской художника Егора, а потом вернулась домой. Мани, Гали, Кати, Пети, Саши, Коли – каждого из них Татьяна рассматривала как будущего родственника, но они оказывались лишь этапами большого пути.
Дети? Внуки? Брак? Свадьба? Что ты, мамочка! Мы же еще не жили толком. Нам некогда. И зачем? Почему безнравственно? Ой, ну, ты мыслишь старорежимно. Сейчас все так живут! Кто ужасно страдал? Света? Да, было. Но у нее уже новый друг, мне говорили. Кто у тебя на плече рыдал? Коля? Но я его не люблю! Да, разонравился! Вот сама подумай: затащил бы он меня под венец, а потом разонравился. Это была бы трагедия! А так – все нормально.
Татьяна пробовала жаловаться Андрею:
– Они не способны на серьезную душевную привязанность. Самые длительные их романы тянутся полгода. А потом смена действующих лиц. У меня перед глазами уже мелькание, в именах путаюсь. Это спорт такой? Или, прямо сказать, разврат?
Она не стала добавлять: если бы ты жил с нами, то не позволил детям превращать квартиру в дом свиданий. Влияние экс-мужа на детей тоже было невелико. В чем он и признался.
– Танюша, мы с тобой вряд ли можем повлиять на ситуацию. Но ее можно рассматривать как свидетельство серьезного отношения ребят к браку. Не хотят совершать ошибок.
Поняв обидную для Тани двусмысленность сказанного, Андрей усластил пилюлю:
– Я абсолютно уверен, что Павлик выберет точно такую же замечательную женщину, как ты.
– А Маришка – твое подобие?
– Хотел бы надеяться. Мне кажется, что они будут преданы своим семьям. Сейчас перебесятся, а потом станут истовыми семьянинами. У нас замечательные дети. Мы можем ими гордиться. Давай гордиться и не расстраиваться?
Ему легко говорить. Он мог гордиться на расстоянии, а Татьяна не знала, с кем утром встретится в ванной или на кухне. Злиться долго на собственных детей трудно, и она стала ловить себя на том, что ее раздражают кандидаты, среди которых все не находились родительские подобия.
Отселиться Татьяна решила в собственный загородный дом. Построить его хотела во Владимирской области. Там, в Александровском районе, Павлик выкупил большие участки земли. На них строили по трем разработанным Таней проектам сравнительно недорогие дома из бруса. Покупателям предлагали благоустроенный участок: с теплым домом, баней, хозяйственным сараем, туалетом – все обнесено оградой из штакетника. Эксклюзивные проекты хотя и были самыми выгодными, но случались нечасто. Ориентироваться только на них фирма не могла.
Дети возражали. Не против факта отселения Татьяны, а против дальности выбранного ею места. Они хотели, чтобы мама жила не в двух часах езды от Москвы, а где-нибудь сразу за Кольцевой дорогой. Но Татьяна настояла: в Смятинове они могли получить семьдесят пять соток земли (по двадцать пять на каждого) с лесом плюс примыкающий к участку спуск к реке – всего почти гектар. Для Подмосковья – площадь немыслимая по стоимости. Да и места в Смятинове были очень красивыми.
Как обычно, оправдание своим действиям Татьяна нашла в любимом цитатнике – в «Евгении Онегине»:
Татьяна смотрит и не видит,
Волненья света ненавидит;
Ей душно здесь… она мечтой
Стремится к жизни полевой,
В деревню, к бедным поселеньям,
В уединенный уголок…
Проект собственного дома – один из самых неудачных. Словно тетка с плохим вкусом шила платье и не знала, что еще пришпондорить для красоты: и оборочку, и пуговички перламутровые, и вышивку, и защипчики, и воланчики. Тане хотелось дом для всего и всех. Чтобы в нем было место для детей, их семей и внуков (в одной из «внучатых» комнат и ночевал Борис), для гостей и родных, зимний сад, банный комплекс, кабинет, несколько гостиных и еще очень многое.
Поскольку она в первый раз придумывала дом «изнутри», то его внешний вид, как личико любимого ребенка, во внимание не принимался. В итоге пришлось спасать конструкцию опоясывающими все этажи верандами (еще дополнительная площадь) с рамами разных рисунков, стеклами различных цветов и витражами.
Маринка всегда пыхтела и ругалась, рассчитывая проекты своей непрофессиональной мамы. Заказчик требовал как на рисунке, а получалось: либо потолок обвалится, либо делай гостиную в пять метров, а туалет в двадцать. Но так, как она мучилась с собственным домом, не мучилась ни с каким другим. Приходила вечером домой, швыряла на стол расчеты и вопила:
– Дилетанты – это горе архитектуры! Или ставь на первом этаже пять колонн, или я ложусь в психушку.
С легкой Маринкиной руки дом назвали Архитектурным Дилетантом.
* * *
Татьяна набрала домашний номер. Дети были дома. Трубку взял сын. Они обменялись вопросами о здоровье, и Татьяна стала излагать просьбы. По мобильному телефону, чтобы не тратить попусту деньги, она разговаривала лаконично:
– Павлуша! У Федора Федоровича случился пожар. Пожалуйста, срочно пришли в Смятиново бригаду строителей и материалы. Сообрази какие: надо сделать коровник, крыльцо и сарай. Еще требуется раздобыть сено, солому и инструкцию по уходу за коровой, которая недавно отелилась, и теленком.
– Не понял. Кто отелился?
– Корова. Она сейчас у нас живет в гараже, и ей нечем питаться. Ты все записал, что я просила?
– Мама, давай я Маринку позову?
Если у Павлика была возможность переложить проблемы на сестру, он незамедлительно этой возможностью пользовался.
Дочь не дала Татьяне открыть рта, возбужденно затараторила в микрофон:
– Мамочка! Крылов! Крылов! Крылов – это казино, ипподромы, национальная лотерея! Это миллионы! Мамочка! Он видел у Фронькиных, ты помнишь, эти с фармацевтической фабрикой в Кировске, наш домик. Наш славненький Медальон – армянский туф, резьба по мрамору и прочие кружева. Мамочка! Он запал! Крылов уже не тепленький, он горяченький! Это будет проект века. Крылов хочет в аристократы, он хочет поместье. Мы сделаем поместье! Мы ему Лас-Вегас вперемешку с Вишневым садом отгрохаем! Ты должна немедленно приехать.
Татьяна уже давно, с тех пор как занялась садом, огородом и цветниками, не рисовала просто так новые домики. Если появлялся заказчик, она встречалась с ним, с его семьей. Смотрели слайды ее предыдущих работ, альбомы, говорили об архитектуре, о пристрастиях и мечтах. Постепенно у Тани формировалось представление о том, чего люди желают, и возникала идея домика для заказчиков. Татьяна садилась за альбомы, рисовала и от дальнейшего общения уклонялась. Дожать клиента – это задача Маришки и Павлика.
– Доченька! – сказала Татьяна. – Я сейчас совершенно не могу приехать. У меня серьезные проблемы.
Глупости! Серьезнее Крылова ничего не может быть. Что там у тебя? Так, поняла, записываю. Коровник, сарай… Это понятно. Насчет коровы посмотрим в Интернете. Я тебе давно говорила – осваивай компьютер. Все? Не беспокойся. Никаких проблем. Мы все организуем. Начинай думать насчет поместья. Дворянское гнездо для Тютькина-Пупкина. Мамочка, я очень без тебя скучаю. Мамочка, я тебя люблю! Пашка тоже кричит, что любит. Целуем! Пока! Завтра позвоним. Не забудь поставить телефон заряжаться.
* * *
Все-таки замечательные у нее дети. Оболтусы, конечно. Сколько она с ними намучилась, страхов натерпелась, но и открытий немало сделала. Когда-то даже книгу хотела писать, как воспитывать разнополых двойняшек. На своих ошибках других предостеречь и помочь. Теперь почти все забылось.
Есть ли дети у Бориса? Есть. Он говорил о дочери. Наверняка старше ее детей, лет под тридцать. Ведь Борис старше ее, Татьяны. Зачем думать о Борисе? Они больше никогда не встретятся. Но коль не встретятся, то и думать безопасно. Он славно целуется. И все остальное тоже, наверное, делает славно. Ох, куда меня уносит. Пойду лучше Зорьку проведаю. А у теленочка нет имени. Назову его Бориской. В честь добровольного «акушера».
