Текст книги "Школа для толстушек"
Автор книги: Наталья Нестерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава девятая,
в которой Лева также решает половые проблемы, празднует труса и получает фужер шампанского
Французский поцелуйИрина, верно угадав личность террориста, расшифровать полностью его намерения не сумела. Лева отлично видел, что не только между Тюполь и дядей Васей, но и между мамой и папой пробежала черная кошка. Олег вообще кружил вокруг Тексю, как соседский сеттер Федя вокруг Сары, у которой течка уже началась, но время вязаться еще не настало. Кроме того, у Левы имелись личные планы, осуществлению которых взрослые могли помешать. Он хотел выяснить, является ли его чувство к Лане тем самым половым влечением. Круг интересов Ланы ограничивался тряпками и прочей белибердой, но тем не менее Лева испытывал странное желание находиться с ней рядом. Он привык доверяться маме. Но она женщина, с ней подобные проблемы затрагивать неудобно. Реакция папы на обсуждение сексуального вопроса непредсказуема. Поэтому Лева решил пойти своим, опытным путем.
Самой сложной частью плана было собрать взрослых в подземелье. Но они легко заглотили приманку. Лева давно обследовал пульт, нашел камеры и заблокировал все, кроме одной, показывающей глухой участок между домом и общим забором коттеджного поселка.
Утром следующего дня он вышел на связь. Долго повторял в преобразователь голоса: «Сохраняйте спокойствие! И с вашим мальчиком ничего не случится!» Другой текст Леве не приходил в голову. Наконец папа ответил. Леве показалось, что он запыхался. Но бегать в подземелье было негде. Волнуется, решил Лева.
– Мы сохраняем спокойствие, – сказал Марк. – Но мы требуем, чтобы показали нашего сына. В противном случае с его мамой может случиться сердечный приступ.
– Конечно! Сейчас! – воскликнул Лева и тут же понял, что вышел из роли террориста. – Ваше требование будет удовлетворено, – сказал он низким голосом, в чем не было необходимости, потому что преобразователь работал отлично.
Ирина с мужем смотрели на монитор, показывающий их сына, окруженного собаками и демонстрирующего странные жесты. Лева хлопнул себя по глазам, а потом свернул одну ладонь трубочкой и стал толкать в нее палец.
– Что он себе позволяет? – возмутился Марк.
– Посылает мне сигналы, – рассмеялась Ирина. – Контейнер для линз.
Лева погладил себя по попе – туалетная бумага, расшифровала Ирина. Хуже всего сын показывал консервный нож – дергал рукой, «открывая банку», а потом «ел ложкой».
– Не жизненно, – сказал Марк. – Приборы он забыл нам подложить.
– А также полотенца и мыло, – подхватила Ирина. – Он патологический грязнуля.
Не уверенный в сообразительности родителей, Лева еще какое-то время кривлялся перед камерой. Родители тихо смеялись, комментируя.
Они вернулись в общую комнату, которую уже заполнили остальные заложники. По благодушным лицам мужчин можно было догадаться, по счастливым женским сказать определенно, что прошедшая ночь никому печали не доставила. Напротив, заложники не спешили освободиться. За завтраком они говорили на отвлеченные темы, играли в игру «я знаю, что вы знаете, что я знаю». Съеденные руками консервы на всех оказали одинаковое действие – народ почувствовал настоятельную потребность в отдыхе и удалился в свои апартаменты.
Лева впервые добровольно принял душ, облил себя отцовским средством после бритья и выбрал из гардероба шорты и майку, точно фирменные.
Лана обрадовалась, увидев его на пороге:
– Хорошо, что пришел. Поиграем в крестики-нолики на компьютере?
Лева был не глуп, он знал, что женщин надо ублажать. Тюполь, например, часто вздыхала: «Если бы вы знали, девочки, как Вася меня ублажает». Лева значение слова определил так: потакать женским интересам.
– Что-нибудь новенькое купила? – поинтересовался он.
– Только пеньюар в «Пьер-дю-Босс».
– Надень, покажи.
– Сейчас, – с удовольствием согласилась Лана. Она ушла в спальню и через несколько минут вернулась, укутанная в прозрачно-кружевное одеяние.
– Класс! – похвалил Лева.
Лана гордо прошлась по комнате, покрутилась перед зеркалом, а потом плюхнулась на диван, высоко задрав ноги и затем скрестив их. Лева подсел к ней.
– Лан! – попросил он робко. – Научи меня целоваться.
– Ты что? – рассмеялась девушка с индексом массы тела приближающимся к дистрофии. – Ты же еще маленький.
– Я по развитию в десятом классе учусь, – заявил Лева.
– Обманываешь!
– Честное слово! Спроси меня что-нибудь.
Из программы старших классов Лана помнила только то, что учителя математики звали Логарифм.
– Что такое логарифм? – задала она каверзный вопрос. Лева ответил без запинки:
– Логарифмом числа "а" по основанию "б" служит степень, в которую необходимо возвести число "а", чтобы получить число "б". Логарифм восьми по основанию два – это три, так как два в кубе – это восемь.
– Гениально! – прошептала Лана, качая головой.
– Логарифм ста, – развивал успех Лева, – по основанию десяти – это два, так как десять в квадрате – это сто!
Он схватил двумя руками голову Ланы и прижался к ее рту губами. Через несколько секунд Лапа отстранилась, хихикая:
– Разве так целуются? Не надо губы напрягать и открой их немножко.
Потом отстранился Лева.
– Язык обязательно толкать? – спросил он.
– Это называется французский поцелуи. Не понравилось?
– Затрудняюсь сказать. А руки куда девать?
– Положи вот так: одну мне на плечо, другую на грудь. Правда, у меня грудь упругая? И расслабься, что ты как деревянный. Ну, поехали!
Лева только вошел во вкус и стал проявлять успехи, как их учебное занятие нарушил истошный возмущенный вопль. В дверях стоял Тофик. Он тряс кулаками и дрожал животом. Лана быстро оттолкнула Леву и принялась оправдываться:
– Я тут ни при чем! Он сам!
Лева вскочил с дивана и бросился к окну. Хорошо, что они упражнялись на первом этаже: Лева мягко приземлился на клумбу. Пробежал по соседскому участку, перемахнул через ограду и оказался на своем. Он плохо соображал, что делает, но инстинкт подсказывал – надо удирать.
Лева нажал на потайную кнопку в прихожей, зеркало ушло в сторону. Он повернул ключ и выбежал на улицу. Позвал собак и помчался к калитке, где висел замок, но для бутафории, поскольку Лева давно его открыл. Собачья стая и мальчик побежали к лесу.
Заложники сообразили, что их основное занятие в цивилизованных условиях, на постельном белье и с горячим питанием, будет не менее приятным.
Марк давил на кнопку микрофона и призывал:
– Эй, фундаменталисты! Лева, хватит дурачиться! Ответь мне!
Олег пришел с неожиданным известием, что дверь открыта и путь свободен. Они потянулись на волю.
Вместо заслуживающего как трепки, так и благодарности Левы их встретил гневный Тофик. Он размахивал Левиными очками (перед поцелуями снял, а в суматохе забыл) и кричал:
– Убю! Клянусь, убю! Ваш нэгодяй моя дэвочка сблызныл!
Поля, Ирина и Ксюша дружно ахнули. Олег присвистнул. Вася и Марк сохраняли спокойствие.
– Не волнуйтесь! – миролюбиво улыбнулся Марк. – Это же дети. Сколько лет вашей дочери?
– Эт не дочь! – пыхтел Тофик. – Эт мой жена! Теперь дар речи потерял Марк, а Вася восторженно воскликнул:
– Ну ё! Во дает пацан!
– Еще неизвестно, кто кого соблазнил, – подал голос Олег.
– Ти уволен! Ти прогульщик! – Тофик ткнул в Олега пальцем.
– Да пошел ты! – пренебрежительно отозвался Олег. – Видал я таких! Тухлое мясо!
Ксюша пошла грудью на Тофика. Выхватила у него очки:
– Ты почему к нам все время лезешь? Ты что ребенка третируешь? Ты моих собак не видел? Тебе своих яиц не жалко?
Тофик попятился к выходу. Ирина и Поля оттащили Ксюшу. На передний фронт выдвинулись Олег и Вася, предлагая Тофику убираться по-хорошему. Призывы Марка «надо разобраться» потонули в общем гаме.
Наконец, посылая проклятия и обещая отомстить, Тофик удалился. Все собрались в гостиной. Марк держал речь.
– Я приношу вам извинения за действия, совершенные моим сыном. – Он поднял ладонь, предупреждая возражения, готовые вырваться из уст Поли и Ксюши. – Ситуация неординарная, но я убедительно призываю вас не влиять на воспитательный процесс. У меня с сыном состоится мужской разговор.
– Но где же Лева? – спросила Ирина.
– Гуляет с собаками, – высказала предположение Ксюша.
– А нам бы помыться и мужчин покормить, – подала голос Поля.
Лева не объявился ни через час, ни через три. К одиннадцати часам стемнело, а мальчика не было.
Ирина, которая в заточении проявила завидную выдержку, не находила себе места – то просила позвонить в милицию, то спрашивала Ксюшу, как собаки будут защищать Леву в случае опасности, нервно, на нитки, рвала носовой платок и давилась беззвучными рыданиями. Марк успокаивал жену, хотя волновался не меньше.
Когда пробило полночь, Ирина выскочила из дома, стала бегать из конца в конец единственной улицы с криками «Лева!». К ней присоединились Ксюша и Поля, затем мужчины. Ксюша сказала, что нужно звать собак, потому что у них слух острее человеческого. Охранники у ворот заявили, что мальчик мимо них не проходил. Олег обнаружил открытую калитку, и все пошли в лес. Призывы "Ева! Сара! Дуня!
Лиза! Лева!" разносились далеко, и создавалось впечатление, что пропал не один ребенок, а целый детский сад.
Лева со сворой переплыл на другой берег. Далеко впереди увидел стог, где он решил заночевать. Больше он никогда не поверит писателям, которые укладывают своих героев в сено и те благополучно спят. Мало того что комары звенят и жалят, но и сено кишит какими-то насекомыми или само колется. Лева ворочался и чесал зудящее тело. Собаки устроились возле него полукругом. Некормленые, они не растянулись в сонной неге, не свернулись калачиками, а сидели в позе сфинксов, словно укоряя: мы ждем, пока ты отдохнешь, сколько же ты будешь ворочаться, пора домой. Потом они вдруг вскочили, залаяли, бросились в сторону реки. Вернулись, рычанием и лаем требуя, чтобы Лева шел сдаваться.
Когда форсировали речку, собаки бросились врассыпную в ответ на зовы, которые теперь и Лева хорошо слышал. С ним осталась только верная Ева. На ее щенячий лай вышел Олег.
– Привет, ловелас! – кивнул он Леве. – С тобой все в порядке?
– От-т-тносительно. – Леву трясло от холода и страха предстоящей расправы.
– Пошли домой. Там тебе относительное в абсолютное превратят.
Они шли по тропинке, и Лева пытался выяснить свою участь:
– Вы не знаете, что мне будет?
– Если бы ты был моим сыном, я бы выдрал тебя как сидорову козу. Но отец с тобой разговаривать будет.
– А к-какие пункты обвинения?
– По обоим вышка светит. Терроризм и совращение чужих жен.
– П-понятно.
Олегу стало жаль парнишку, у того зубы стучали громче, чем трещали кузнечики.
– Ты вот что, – предложил Олег, – скажи, будто я тебя надоумил запереть нас в подвале. А в смысле секса вали все на Лану. У нее в башке одна извилина, ей все равно никто не поверит.
– Нет-т-т, – проклацал Лева. – Неблагородно. Надо по-м-мужски нести ответственность.
– Тогда давай, мужик, держись, – усмехнулся Олег.
Мужской разговорТри пары женских рук крутили Леву и охлопывали: «Ой, какой грязный! Почему мокрый? Солома в голове. Тебя не били? Сыпь на теле! Лесные блохи? Бедный ребенок, то клещи, то блохи. Синячок! Царапина! У тебя температура! Кушать хочешь?»
Лева счел тактически необходимым продемонстрировать не только повинно склоненную голову, но и готовность снять штаны для экзекуции. Он даже взялся за резинку на поясе шорт и вопросительно посмотрел на отца.
– Если я сочту… когда будет необходимо… Прекрати кривляться! Я вижу тебя насквозь!
– Тогда, папа, ты должен заметить, что мною двигали исключительно благие порывы.
– Цель не оправдывает средства! Есть вещи, с которыми не шутят! Мы тебе не друзья-сверстники, и играть с нами в кошки-мышки недопустимо!
– Да, папа. Конечно, папа. А что у тебя с руками?
– Разбил, когда пытался дверь открыть.
– О! – только и мог произнести Лева в раскаянии.
Марк, попав, наконец, в педагогическую колею, говорил о том, что шалости со взрослыми людьми свидетельствуют либо о нравственной отсталости ребенка, либо о его жестокости. Потому что реакция взрослых в корне отличается от детской. Например, дети много бегают, падают, разбивают коленки и плачут. Но как будет выглядеть взрослый человек с подобным поведением? По меньшей мере это наведет на мысль о психическом отклонении. С физиологической точки зрения взрослый не может расходовать такое же количество энергии, как ребенок, его сердце не справится с нагрузкой.
Марк ушел в сторону, рассуждая об особенностях детского и взрослого организмов. Он тянул время, потому что не знал, как подступиться ко второй статье обвинения. Лева послушно кивал, поддакивал, задавал уточняющие вопросы.
– Мне кажется, папа, – заметил он, – что педиатрия и детская психология имеют существенный методологический недостаток, потому что опираются, с одной стороны, лишь на эмпирический опыт, с другой – на избранные воспоминания о себе ребенке.
– Какие иные методы возможны?
– Прямая речь ребенка, конечно вооруженного терминологически.
– Позволь с тобой не согласиться…
Их беседа затянулась, и остальные обитатели дома, оккупировав гостиную, недоумевали. Ксюша и Поля несколько раз отправлялись на разведку, то есть подслушивать.
– Марк его точно не лупит, – пришла с сообщением Ксюша.
– Они про Фрейда говорят, – донесла Поля.
– У меня в голове не укладывается, – вздохнула Ирина, – как Левочка мог с Ланой…
– Может, он для науки? – высказала предположение Ксюша.
– Меня в его возрасте эта наука жуть как интересовала, – вспомнил Вася.
– И меня, – признался Олег. – Мы на пару действовали. Один девчонке шваброй юбку поднимает, а другой за ноги щиплет.
– Специально карандаш уронишь и долго-долго поднимаешь, чтобы посмотреть на трусы учительницы, которая за столом сидит, – с озорной улыбкой откровенничал Вася. – И еще была у нас одна девчонка Танька…
– А у нас Людка…
Если бы не необходимость проявить солидарность с Левой (нелепо попался), Вася и Олег вряд ли бы стали вспоминать свои детские развлечения на почве пробудившегося сексуального интереса.
Узнав подробности порочного детства Олега и Васи, Ксюша и Поля возмутились:
– Да вы извращенцы!
– Нормальные мужики, – возразил Олег.
– Как Лева, – добавил Вася. Неожиданно проявила себя Ирина:
– Мы с Марком впервые… впервые переспали, когда я училась в университете.
– Это нормально, – похвалила Поля.
– Мне было пятнадцать, – сказала Ирина.
– Яблочко от яблоньки! – возмутилась Ксюша. – Мне семнадцать исполнилось, когда я… Ученые называется! Доктора, кандидаты, а сами туда же. Господи! Посмотреть на нас – сплошной разврат! Что ребенку, Левочке, оставалось?
– Надо его отвлечь от секса, – предложила Поля. – Чем позже он станет этим самым регулярно заниматься, тем лучше. Правда, Вася?
Вася ответил неопределенным жестом, но идею жены поддержал. Он считал, что лучший способ – столярное и плотницкое дело. Если увлечешься, обо всех девчонках забудешь. Олег убеждал: лучшего лекарства, чем увлечение автомобилями, быть не может. В гараже стоит «Ямаха» – мотороллер на больших колесах. Научить Леву управлять – о барышнях и не вспомнит. Ксюша предложила, чтобы сын Олега Женя тоже водить учился, она купит вторую «Ямаху». Сказала и прикусила язык – теперь она боялась своим богатством щеголять.
Пока на первом этаже в гостиной обсуждались пути отвлечения Левы от секса, на втором, в спальне, мужской разговор отца и сына настолько увело в сторону (в область определения критериев научных методик), что Марку стоило больших усилий вернуться к первоначальному предмету.
– Что за история с соседкой? – прямо спросил Марк сына.
– Видишь ли, папа, я хотел проверить, является ли мое чувство к Лане сексуальным влечением.
– Проверил?
– Да.
– Ну?
– Является.
Марк остро пожалел, что ни разу в жизни не взял в руки книгу о половом воспитании подростков. Собственный опыт не годился – они с Ириной дружили с детского сада, рано обсудили биологические особенности мужчины и женщины. А когда эти особенности активно заявили о себе, принялись их удовлетворять. Лева был еще слишком мал, да и близкой подружки у него не имелось.
Марк разделил проблему на две части: морально-нравственную (нехорошо соблазнять взрослых женщин, тем более соседок) и физиологическую (гормональные изменения в организме Левы только начались, и форсирование неизбежно нанесет вред здоровью).
Лева слушал отца с почтительным видом, хотя новой информации не получал. Лева уже давно нашел в Интернете ответы на все интересующие его вопросы. После фразы «Мы с мамой обеспокоены…» Лева перебил:
– Папа, я полагаю, в течение ближайших семи или по крайней мере пяти лет причин для беспокойства нет. В мои планы не входит продолжение сексуальных опытов.
Марк облегченно перевел дух, но от следующего вопроса сына у него отвисла челюсть.
– Я знаю, что в твое время, папа, отношение к мастурбации было негативным и ошибочным. Скажи, пожалуйста, как часто взрослый мужчина прибегает к этому методу удовлетворения? Ты, например, пока без мамы жил?
«Почему у нас не родилась девочка? – мысленно взмолился Марк. – Глупая и смирная. Играла бы в куклы и крестиком вышивала».
Они спускались по лестнице в гостиную. По их лицам все пытались прочесть итог мужского разговора. Итог получался странным – Лева весело подпрыгивал на ступеньках, Марк еле плелся. Рухнул в кресло и потребовал коньяка.
– Лучше шампанского, – возразил Олег – Есть повод. Мы с Ксюшей решили пожениться.
Лева некоторое время наблюдал, как мама и Тюполь душат в объятиях Тексю. Папа и дядя Вася пожимают руку Олегу. Потом Тюполь и мама лобызаются с Олегом, а папа и дядя Вася с Тексю. Словом, все выражают бурную радость, будто не ясно было заранее, чем все кончится. Лева пожал плечами и отправился в кладовку за шампанским.
Ему тоже налили в фужер. А Ксюша свой накрыла ладонью:
– Мне минералки, вы же знаете.
– Беру в жены алкоголичку, – весело сообщил Олег.
– Зато богатенькую, – подмигнула Ксюша. Все сдвинули фужеры.
Часть вторая
Уроки женской логики
Глава первая,
в которой рассказывается о буднях тихого омута
Санаторий для влюбленныхЛьву Николаевичу Толстому поверили на слово, когда он сказал, что все счастливые семьи похожи друг на друга. Возможно, природная скромность не позволила писателю уточнить – похожи в темное время суток. Днем отличия между ними все-таки имеются. Доказательство тому – компания, поселившаяся в загородном доме Ксюши.
После воссоединения семей никто резиденцию не покинул. Ирине и Марку некуда было переезжать: их квартиру по-прежнему занимали родственники Поли. Лева в Москву не рвался, потому что там не было ни собак, ни компьютера, который все еще находился в ремонте. Поля и Вася поддались уговорам Ксюши: чего вам пылиться в городе, когда можете на природе чистым воздухом дышать. Ей не пришлось долго убеждать.
Июльская Москва плавилась в знойной каракумской жаре, превращая и асфальт, и мозги в пластилин. За городом от дневного пекла можно было спрятаться в прохладном каменном доме или в тени деревьев, где большей частью и валялись собаки. Для лучшего обдува тела воздухом они принимали странные, совершенно не собачьи позы. Лежали на спине мордой кверху, задние лапы широко и, прямо сказать, неприлично широко разведены, передние по-заячьи согнуты в коленках. Свора походила на больших кроликов, приготовленных к свежеванию. Если у забора появлялись люди, свора не срывалась, как прежде, с места, а лишь перекрывалась со спины на бок и вяло тявкала, мол, мы на месте, службу несем.
В поселке к трем одиноким странным женщинам, у которых враз появились партнеры, отношение в лучшую сторону не изменилось. Очевидно, потому, что люди с большим удовольствием верят плохому, чем от него отказываются. Пусть не извращенки, зато садистки – все видели, как они собак побрили и, говорят, регулярно натравливают их на людей.
Впрочем, Ксюше и ее подругам не было дела до соседей, дружить с которыми они не стремились. Хватало своих забот и общения в нетесном кругу.
С появлением мужчин режим в школе похудания полетел насмарку. Сначала отменилась утренняя пробежка и зарядка. Лева несколько дней подходил к спальням, стучал в двери. И каждый раз слышал отговорки.
– Мама, пора на пробежку!
– Сыночек, я сегодня пропускаю, мне нездоровится.
– Тюполь, зарядка!
– Левочка, куколка, без меня, что-то голова болит.
– Тексю, ты бежишь?
– Нет, живот прихватило.
– Такие все болезные стали, – бурчал Лева и отправлялся досыпать.
Второе отступление коснулось диеты. Жевать шпинат и салат, когда мужчины аппетитно трескают холодный борщ, сочные отбивные и молоденькую картошку с маслом, посыпанную укропом, силы воли и действия «мозговых» таблеток не хватило. Оставалось надеяться только на «кишечные» пилюли, которые уже по своей стоимости – сто долларов упаковка – обязаны были не допустить всасывания жиров.
На тренажеры времени не оставалось. Днем заняты делами, а вечером обидно мучить себя, когда можно отдохнуть, с удовольствием поужинать и посидеть на улице в долгожданной прохладе и хороший компании. Показатель индекса массы тела у Поли, Ирины и Ксюши замер, как и стрелка весов – уже не опускались вниз и еще не лезли вверх. Освоив с помощью Ланы и дамских журналов способы ухода за лицом и телом, модные направления в одежде, аксессуарах и прическах, подруги все-таки не совершили резкого поворота к изменению стиля. Они постоянно пополняли свой гардероб, но не покупали наряды в бутиках. На их взгляд, костюмчик от «Армани» не отличался от «Большевички», тоже не дешевой. Но «Армани» стоит как пять породистых щенков от рекордсменов (подсчеты Ксюши), больше собрания сочинений Достоевского (Ирина) и как три килограмма красной икры – столько не едят, по мнению Поли. Честолюбивая утеха – покупать вещи, имеющие на изнанке знаменитые лейблы, – осталась подругами не понятой. Косметикой пользовались импортной, но поддерживали отечественного и китайского производителя женского платья.
С легкой руки Левы – мальчику нравилось выдумывать новые слова путем сокращения нескольких – Ксюшин дом стали называть Санлюб. Полностью – Санаторий для влюбленных.
Однажды воскресным утром Марк по Ириной просьбе отправился за стаканом воды. В коридоре он столкнулся с растрепанной и раскрасневшейся хозяйкой поместья, которая, быстро поздоровавшись, прошмыгнула в ванную. На кухне Поля готовила завтрак. Вася одной рукой обнимал ее за талию, другой помогал переворачивать блины и шептал что-то озорное ей на ухо. Поля хихикала и называла мужа проказником.
– Просто какой-то санаторий для влюбленных, – брякнул вслух Марк, выходя из кухни с минеральной водой.
– Санлюб, – подал голос Лева. Не замеченный отцом, он читал книгу в гостиной.
– Что? – удивился Марк.
– Санлюб – Санаторий для влюбленных.
– Ты здесь насмотришься! – погрозил ему бутылкой с боржоми отец. – Я сейчас освобожусь через двадцать, нет, через сорок минут, и мы с тобой займемся… займемся…
– Пойдем на речку? – предложил Лева.
Про Санлюб Марк рассказал Ирине, она поделилась с подругами. Рассуждала на тему: у Левы, кажется, наблюдается досадная привычка к уродливым аббревиатурам и сокращениям, вроде тех, какими увлекались в двадцатые – тридцатые годы малокультурные интеллигенты в первом поколении. Для уха интеллигента в третьем звучало чудовищно: женсовет, пролеткульт, стройбумтяжмаш. Хотя, конечно, Маяковский всячески пропагандировал неологизмы. Ксюша (Тексю) и Поля (Тюполь) посоветовали Ирине не заноситься выше Маяковского, ему не зря громадный памятник установили. И чем бы Лева ни тешился, главное, чтобы за компьютером не слеп.
Название прижилось. Оно заменило безликие «тут», «у нас», «здесь», и Ксюшин дом повысился в статусе – точно английское поместье, он имел теперь личное имя Санлюб.
Лева, разговаривая с Полиными родственниками по телефону, приводил их в замешательство. На вопрос, нельзя ли пригласить к телефону Полину Ивановну, он отвечал, как ему казалось, просто и понятно:
– Тюполь сейчас нет. Она на обследовании. Тексю ее заберет, и после семи они будут в Санлюбе.
На том конце провода воцарялось почтительное молчание, и затем следовал робкий вопрос, когда можно позвонить.
Марк, Олег и Вася при других обстоятельствах вряд ли бы стали приятелями, слишком разнились их интересы. Но деваться им было некуда: волею судьбы привязанные к женщинам и месту их пребывания, они невольно задружили, то есть стали вести беседы на типично мужские темы – политика, экономика, спорт, исторические фигуры современности. Быстро выяснились полярные позиции: Марк был ярым демократом и сторонником личной инициативы, Вася отстаивал справедливые идеи социализма, Олег призывал к диктатуре и сильной руке. В их спорах не было победителей, а только поверженные, потому что на одного нападали двое.
– Почему Ельцин не лег на рельсы, как обещал? – горячо вопрошал Вася.
– Он предал Россию в Беловежской пуще! – вступал Олег. – Что у нас теперь на границах? Голая задница, только успеваем поворачиваться и пинки получать.
– Да поймите вы! – возмущался Марк. – Главное – экономика! Она сошла с рельсов командной системы.
– А машинисты кто? – ехидно спрашивал Вася.
– Ворюги, проныры и сволочи! – отвечал Олег.
– Вы не хотите видеть исторической перспективы, – разводил Марк руками. – Любая революция пожирает своих детей. После угара свободы наступает диктатура. Сейчас мы еще малой кровью отделались, по сравнению с семнадцатым годом.
– Ты нашу революцию не трожь! – грозил Вася-патриот.
– Давить как клопов, – кипятился Олег. – Расстрелять два десятка новых русских, остальные тут же в старые запросятся.
Первое время и за глаза мужчины отзывались друг о друге нелицеприятно. Марк называл Олега солдафоном, а Васю – бледно-розовым утопистом. Вася убеждал Полину, что Марк – прожженный циничный капиталист, а Олег опоздал родиться – в ЧК его бы с распростертыми объятиями приняли. Олег говорил Ксюше, что мужья ее подруг болтуны и пустомели – такие, как они, профукали Россию.
За двери спален подобные характеристики не выходили, а полемический азарт набирал силу. Теперь уже мужчины, задвинув женщин буквально – на кухню, – каждый вечер скрещивали словесные шпаги.
– Мне это почему-то напоминает, – поделилась с подругами Ирина, – как мой папа играл в шахматы на бульваре. Никакими силами его нельзя было удержать вечером дома.
Поля и Ксюша с ней согласились, с их отцами тоже происходило подобное. Мама Поли кляла мужа за то, что не помогает с детьми, а забивает козла во дворе. Отец Ксюши однажды проиграл в карты неродившийся выводок овчарки-рекордсменки.
Словом, мужские словесные утехи подруги воспринимали с извечной женской снисходительностью к детским слабостям сильного пола. Их собственные разговоры, большей частью заключавшиеся в перемывании косточек Олегу, Марку и Васе, напротив, казались исполненными философской и житейской мудрости, недоступной мужскому уму, который либо засыпал под пересказы, либо поражался их глупости.
Ирина пыталась рассмешить Марка, цитируя Ксюшу, которая сказала, что мужчины похожи на собак: самые воспитанные гуляют без поводка.
– Женским цинизмом, – скривился Марк, – выложена дорога к мужской импотенции.
Поля, в надежде найти поддержку у Васи, вспомнила задевшие ее слова Ирины, что домашнее хозяйство – это карьера, ступеньки которой идут вниз.
– А ты куда собралась? – насторожился Вася. – О каком верхе мечтаешь? Я насмотрелся на деловых женщин. Мне такого добра не надо.
Ксюша на все лады живописала Олегу достоинства своих подруг, не забывая при этом упоминать их недостатки: Поля, конечно, простушка, но… У Ирины в голове тараканы, но… далее следовали превосходные степени.
Олег, не вслушиваясь, отвечал:
– Если бы я не спал с тобой, то поверил бы сплетням о вас.
– Дружба – сестра любви, – глубокомысленно заявляла Ксюша.
– Но мужья у них разные! – напомнил Олег.
Для собачьей стаи, и главным образом для вожака Сары и ее верной заместительницы Дуни, было непросто сразу принять в семью трех новых членов. Тем более, что хозяйка почему-то не задвинула новичков на нижние ступени иерархии, а вознесла на верхние. Собаки четко улавливали, что Ксюша, Ирина, Поля и Лева признают главенствующую роль особей с запахом самцов. На всякий случай, в ожидании того, что человеки одумаются, сообразят – новеньких надо воспитывать и держать в строгости, – Сара и Дуня, вслед за ними щенки показывали свои нехрупкие зубки при каждом удобном случае. Только Лиза, известная подлиза, виляла хвостом и бросалась под ласкающие руки. Но что с нее взять? Кокер, он и есть кокер. За кружок колбаски будет любовь с первого взгляда изображать.
Ни у Васи, ни у Марка, ни у Олега собак в детстве не было. Мечта была, а собак – нет. Поэтому мужчины с пылом и под руководством Ксюши и Левы принялись завоевывать авторитет у собак. Многое им было в диковинку. Дружно и сочувственно ахнули, когда Ксюша так врезала Саре, отказывающейся выполнять команды Олега, что Сара кубарем покатилась. Потом Ксюша еще час с лишним ломала вожаку волю и заставляла выполнять команды новичков. Дуня злобно рычала, наблюдая, тряслась от желания броситься на обидчиков. Но когда очередь дошла до нее, подчинялась как шелковая – не могла допустить крушения мира, где следование за вожаком – неписаная конституция и гарант порядка.
Первое время собаки, взяв в кольцо беседующих мужчин, при каждом их резком движении рычали и показывали клыки. После Ксюшиных тренировок-экзекуций стали подползать ближе, напрашивались на поглаживание и клали головы на колени собеседникам.
Странный путь к сердцу милых лохматых существ – сначала додавить в партере, унизить, заставить подчиняться, а потом рассчитывать на горячую привязанность – был непривычен для Марка, Васи и Олега, но соответствовал каким-то древним мужским инстинктам. Я тебя втоптал в землю, а теперь люби меня беззаветно, и я тебе отвечу тем же. Это было потрясающее чувство! Они рассказывали взахлеб, как Сара и Дуня, щенки теперь им служат с непритворным почтением, но лучше всех неожиданно выразила мысль Поля, как бы не к месту заметив:
– У капусты едят листья, на салат или в голубцах. А есть еще кочерыжка, самая вкусная и сочная. Но ее нужно очистить, вокруг несъедобные участки.
– Поля, ты философ? – поразился Марк.
– Моя жена, вы знаете ли, – бросился на «защиту» Вася, – в разных областях, но готовить умеет, таких поискать.
Если бы собаки относились к ним, как относились к Ирине и Поле – несмышленым кормилицам, которых следует охранять, – Вася, Олег и Марк приняли бы это как досадное должное. Но Сара и Дуня, а следом и остальные четвероногие вознесли их на командную высоту. И демонстрировали любовь, замешанную на уважении, страхе и преданности. В собачьей привязанности не было ничего оскорбительного. Напротив, она обязывала добрых рабовладельцев с удовольствием заботиться о своей собственности.