Текст книги "Укус змеи (сборник)"
Автор книги: Наталья Нестерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 9
Подруга Лиза переживала
Подруга Лиза переживала развод Кутузовых не меньше Татьяны, если не больше. У Лизы не было других тем для разговора, когда они виделись с Таней, как только: что делать, чтобы Миша вернулся в семью. Поскольку всегда оказывалось, что действовать обязана Татьяна и на ней почему-то лежит вина за измену мужа, то встречи подруг, без которых обе жить не могли, часто оканчивались полуразмолвками. Таня обижалась: с какой стати я за Мишкин блуд ответчица? Лиза уверяла, что действует из лучших побуждений: постоянно о тебе, подружка, думаю.
Таня рассказала о визите Миши и о том, как его, будто телка на привязи, увела аспирантка-разлучница.
– Это очень важно! – горячо отозвалась Лиза. – Значит, его влечет к тебе по-прежнему! Человек запутался, ему нужно помочь. Не сиди сложа руки! Прояви инициативу.
– Каким образом?
– Поезжай к нему, поговори с ним, скажи, что простила.
– Уже сказала, мы целовались, представляешь?
– Великолепно! – всплеснула руками Лиза.
– Очень великолепно, особенно если учесть, что после этого Миша смылся.
– Как ты не поймешь, что ему трудно сделать выбор?! Миша на перепутье. Помоги ему!
– Поехать к ним? Отличная идея. Заявлюсь со словами: здрасьте, я ваша тетя, пришла пописать, где тут уборная?
– Твоя ирония совершенно неуместна!
– А твой взгляд на Мишу как на неразумного дитятю наивен и глуп!
– Таня! Человек – кузнец своего счастья.
– Правильно, а также его ассенизатор.
– Грубо! Тебя не красит увлечение сортирным юмором.
– Не до красоты, когда на тебя бочку дерьма вылили.
Уговорить Таню на решительные поступки не удавалось, и поэтому Лиза посчитала себя обязанной действовать самостоятельно. Она несколько дней собиралась с духом, мысленно проговаривала все, что скажет Мише, голосами разных актрис. Была у нее такая привычка – мысленно выступать в образе популярных героинь. Лиза даже проявила неслыханную вольность – не сообщила мужу Коле о плане увидеться с Мишей. Коля был бы против, он считал глупым лезть в чужую жизнь, сами разберутся.
На звонок открыла Мишина любовница. Миловидная девушка без признаков счастья на лице. Напротив, она была хмурой и озабоченной.
«Хороший знак!» – подумала Лиза и сказала, что ей нужно поговорить с Мишей.
– Зачем? – неприветливо до грубости спросила Рая. – Вы кто?
– Давняя знакомая Михаила, у меня к нему личное дело. Позвольте пройти?
Рая замялась. Хоть тысячи знакомых со своими делами пусть бы ходили! Но будь Миша нормальным! Сегодня он проснулся уже на пять лет назад. Картина не для слабонервных. Хорошо хоть его с утра терзает страшный аппетит, можно соблазнить обильным завтраком, а то бы удрал, только пятки сверкнули. Пока Миша ел, Рая посвящала его в детали случившегося, предоставляла доказательства. И визит «давней знакомой» был крайне не вовремя, Рае еще не удалось навести порядок в Мишиной голове.
– К сожалению, Михаил Александрович принять вас не может, – с интонациями строгого дворецкого проговорила Рая. – Он болен.
Лиза хотела извиниться и уйти, но тут за спиной девушки показался Миша с огромным бутербродом в руке. Быстро прожевал кусок, проглотил и поздоровался:
– О, Лиза! Привет! Какими судьбами?
– Да я тут… мимо шла… хочу с тобой пообщаться.
Она мямлила, потому что ее поразило, как выглядит Миша. Таня говорила: «Помолодел, сволочь! Вот что значит ударный секс, и давление не помешало». Но Лиза не представляла себе, до какой степени помолодел! Вместо залысин – шевелюра без единого седого волоска! Ни двойного подбородка, ни отвисших брылей, животик исчез. «И с Колей может такое случиться, – мысленно обомлела Лиза, – если он молоденькую заведет?»
– Проходи, – пригласил Миша. – Что мы у порога мнемся? А это… это…
– Меня зовут Рая.
– Это Рая, – представил Миша. – Рассказывает фантастические вещи. Да я и сам не пойму, как меня вчера угораздило напиться до потери памяти.
Пока Лиза снимала пальто, Рая оттерла Мишу в комнату и быстро зашептала:
– Пожалуйста! Прежде чем станешь с ней общаться, выслушай меня до конца!
– Девушка… Рая! Я все понимаю, накануне с вами…
– Миша! – в сердцах воскликнула Рая.
– Да, я не отрицаю факта, так сказать, прелюбодеяния. Но был бы последним подлецом, если бы внушал вам неоправданные надежды.
Лиза услышала его слова и мысленно перекрестилась: «Господи, спасибо! Он, кажется, сам готов уносить ноги. Моя задача упрощается».
– Поклянись мне, что не уйдешь с этой женщиной! – потребовала от Миши Рая.
Она уже хорошо его изучила. И знала, что Миша никогда не причинит зла женщине (а также ребенку и животному), если взять с него слово и пригрозить самоубийством (каждое утро грозить – каторга!), он испугается и выслушает горькую правду.
– Поклянись моей жизнью! – продолжала Рая. – Если ты уйдешь, я повешусь! Умоляю только выслушать меня.
«Какая экзальтированная девица, – подумал Миша. – Где я ее подхватил? Есть хочется зверски. Бабушка говорила: жрет как при глистах. Заодно с девицей я и глистов поимел? Нет, они так быстро не проявляются, а еще вчера днем я этой Раи не знал. Она чокнутая, твердила про перенос во времени. Шизофреников опасно злить».
– Не волнуйтесь! – сказал он примирительно. – Мы обязательно закончим с вами разговор. И… можно я там… жареную картошку… отведаю?
Лиза разговаривала с Мишей на кухне. Он предложил ей разделить трапезу. Она поблагодарила и отказалась. А Миша набросился на еду! С такой жадностью ее поглощал, словно бедолагу месяц не кормили.
«Про путь к сердцу мужчины, – подумала Лиза, – аспирантка ничего не знает. Вдруг у Гришеньки будет жена, которая не умеет готовить?» Лиза давно мысленно приставляла к единственному сыну сотни претенденток на звание супруги. Все они были ангельскими созданиями и почему-то одновременно носительницами множества недостатков. Но сейчас не время размышлять о Грише.
– Любишь ли ты Таню? – спросила Лиза и поймала себя на том, что говорит надрывным тоном Дорониной из фильма «Старшая сестра», когда актриса читает отрывок из Белинского «Любите ли вы театр?».
– Естественно, – ответил Миша с набитым ртом.
– Это замечательно! Это самое главное! – воодушевилась Лиза (а проникновенная «Доронина» никак не хотела отступать, и выходило ужасно театрально). – Вернешься ли ты к жене?
– Непременно. И печенья с чаем не хочешь? А я отведаю… нет, еще один бутерброд, а потом печенье.
Глядя, как Миша жирно намазывает сливочное мало на хлеб, кладет сверху толстый кусок колбасы и сыра (до этого умял сковородку жареной картошки!), Лиза хотела спросить, когда его последний раз кормили. Но удержалась – чернить в глазах Миши его любовницу было бы психологически ошибочно. Но и обойти девушку стороной немыслимо.
– Что тебя связывает с этой, – Лиза показала рукой в сторону комнаты, где находилась Рая, – с этой особой?
– Леший его знает! – честно ответил Михаил. – Попутала нелегкая!
– Значит, ты раскаиваешься? – с нажимом спросила Лиза (теперь вылезла с казенными интонациями Гундарева, игравшая в старом фильме народного судью).
– Целиком и полностью, – подтвердил Миша, широко откусывая от бутерброда.
– Но ты понимаешь, – (Гундарева-судья нахмурила брови), – как жестоко обидел Татьяну?
– Она знает? – скривился, будто от кислого, Миша.
– Конечно! Все знают, кроме Светланки. Ребенка решили пока не травмировать.
– Еще не хватало дочери-школьнице о моих… моих проступках докладывать!
Лизу удивило, что Миша назвал девочку, которая уже два года студентка, школьницей. Но значения оговорке она не придала. «Актриса Гундарева» продолжила выступление:
– Тебе следует немедленно отправиться к жене, попросить прощения и восстановить мир в семье.
– Спасибо за подсказку! Именно так я и собирался поступить.
– Правда? – радостно, собственным голосом воскликнула Лиза.
Мише вся эта ситуация была не приятнее кости в горле. Соблазнил девицу, дома не ночевал, слухи моментально распространились, будто не в городе областном живут, а в деревне. Лиза в качестве парламентария. Не лезла бы не в свое дело! Если только это не…
– Тебя Татьяна прислала?
– Нет, я сама. Давно собиралась. Мы с Колей очень близко к сердцу приняли вашу размолвку.
И Лиза подробно (трогательная провинциалка в исполнении Муравьевой из фильма «Карнавал») описала, как они с мужем переживают.
«Послушать Лизу, – мысленно возмутился Миша, – я получаюсь закоренелым гулякой. Один раз оступился, и сразу вой поднялся. Еще и Колю втянули! Только этого коммуняки не хватало!»
Чтобы уйти от скользкой темы, Миша заговорил о грядущих президентских выборах (двухтысячный год по Мишиному летоисчислению). Он собирался голосовать за Путина, Коля, естественно, – за Зюганова.
Лиза плохо разбиралась в политике. Но Путина уже выбрали на второй срок в прошлом году, а Миша рассуждал так, будто еще ничего не решено. И вдобавок спросил, как себя чувствует их заболевшая кошка. Лизина любимица околела пять лет назад! Была в Мише какая-то странность. Точно подтянувшись и помолодев, он немного… Лиза никогда бы не произнесла вслух, но Миша… как будто послабел умом. Свидетельство тому – мелкие оговорки и общее ощущение странности речей. Не проходят даром внебрачные интрижки!
Проводить Лизу вышла и Рая из комнаты. Попросила задержаться на секунду и задала странный вопрос:
– Скажите, пожалуйста, какое сегодня число, месяц и год? Миша, внимательно слушай!
– Двадцать девятое марта две тысячи пятого года, – удивленно ответила Лиза.
– Благодарю вас! До свидания! – попрощалась Рая, закрывая дверь.
Лиза могла поклясться, что услышала изумленный возглас Миши. Какой у аспирантки решительный и настырный вид! Будет сейчас Мишу обрабатывать. Но с другой стороны, он толики сомнения не высказал, возвращаться в семью или нет. Надо было и с девушкой поговорить, раскрыть ей глаза на неблаговидность ее поступка.
Лиза принялась мысленно отчитывать, учить уму-разуму Раю. Почему-то внутренний голос исходил из уст актрисы, игравшей в фильме «Доживем до понедельника» учительницу-ханжу.
С детства Лиза отлично пародировала артистов. И делала это так потешно, что Татьяна хохотала до колик в животе. Подруга считала, что в Лизе погибла великая актриса. Могла бы карьеру сделать не хуже, чем талантливейший Максим Галкин. У Лизы в горле будто органчик помещался, легко настраивающийся на разные тональности. При этом, вещая чужими голосами, Лиза не разевала широко рот, не выпучивала глаза – внешне оставалась неизменной, что еще больше усиливало комический эффект. Путь на вершины артистической славы Лизе был заказан, потому что стеснительность и пугливость были основными качествами ее характера, развившиеся с годами до гигантских размеров. Выйти на сцену? Оказаться в свете киношных ламп? Да ни за что! Погибну на месте! Даже в школьный драмкружок Татьяне не удалось затащить Лизу.
Коля кривляний не любил. Брезгливо морщился, когда жена принималась вещать на разные голоса. Она и замолкла. Единственным человеком, которого Лиза развлекала пародиями, была подруга. Избавиться от внутренних голосов, от проживания ситуации за другого было практически невозможно. С детства в Лизиной голове поселился театр одного актера. И в минуты острых волнений, как при разговоре с Мишей, тайный театр вырывался наружу. Лиза старалась избегать нервных потрясений. Она с ужасом вспоминала, как во время сессии в институте, на экзамене, голос ее не слушался и на свет появлялась то Людмила Гурченко, то Лариса Голубкина.
Лиза позвонила подруге на работу:
– У меня есть для тебя хорошая новость.
– И плохая?
– Почему плохая?
– Так говорят: есть две новости, хорошая и плохая, с какой начинать?
– А я слышала, что гонцов, принесших дурные новости, сбрасывали в пропасть. Так хочется пожить! – с характерными интонациями заговорила Лиза и рассказала о визите к Михаилу, несколько приукрасив степень его раскаяния и любви к Татьяне.
– Алиса Фрейндлих! – догадалась Татьяна, чьим голосом вещает подруга.
У них была давняя игра: Лиза пародирует, Таня отгадывает, кого. В последние годы играли все реже, не было настроя у Лизы дурачиться, совсем замуровалась, зацементировалась в своей семейной раковинке. А тут радостно рассмеялась и выдала несколько фраз чужими голосами, в том числе и мужскими – телеведущих. Лиза была так счастлива грядущему и безусловному примирению Кутузовых, что не могла не заразить Татьяну оптимизмом.
По дороге домой Таня заехала в большой магазин. Купила шампанское, дрожжевое тесто (свое готовить нет времени, не успеет подняться) и все необходимое для начинки.
Напекла пирогов. И сидела с ними, как дура, до позднего вечера. В одиннадцать уже стало совершенно очевидно, что Миша не придет. Хотелось запустить бутылкой шампанского в зеркало.
Нет! Держи себя в руках! Не хватало еще мебель из-за него портить. А вот актрисе погорелого театра достанется на бобы!
Татьяна взяла телефон, набрала номер подруги. И как только услышала участливое, родное и взволнованное: «Все в порядке? Вы снова вместе?» – злость отступила. На Лизку кричать – все равно что наивного ребенка наказывать.
– Завтра дома с утра будешь? – спросила Таня, пропустив мимо ушей Лизины вопросы. – Я пирогов напекла, с капустой, с картошкой и с зеленым луком, как Коля любит. Водитель их вам привезет.
– Усё правильно! Мы, народные дипломаты, берем ото-только натурой, а не деньхами.
– Горбачев. Спокойной ночи, лицедейка!
Глава 10
Надо вести к врачам
Мишу надо вести к врачам, понимала Рая. С ним творилось что-то ужасное. Но и прекрасное! Он молодел. Разве вредно молодеть? Или она не желает Мише бодрости и здоровья?
Положа руку на сердце – не желает! Она хочет того Мишу, которого полюбила и который испарился. Новый Миша был ничуть не хуже, но сверхзадача каждого дня – быстро и прочно влюбить его в себя – выматывала все силы. Не влюблялся он! Человеку, вдруг обнаружившему потерю памяти, от летаргического сна очнувшемуся, не до любви к незнакомой девушке.
Не свихнуться из-за поразительных открытий Мише помогал зверский аппетит. Голодное брюхо к эмоциям глухо. Есть Миша хотел постоянно, и настойчивая мысль «чего бы скушать?» побеждала недоуменную «что за чертовщина происходит?».
В каком-то смысле он стал походить на младенца. Рая помнила своего младшего брата в колыбельном возрасте. Лежит, ножками-ручками дрыгает, гукает, улыбается, пузыри пускает. Вдруг какая-то тень на лицо набегает. Скуксился, сморщился, захныкал. Тихое вяканье переходит в плач, а потом – в требовательный и отчаянный рев. Дают ему бутылочку с кашей – вцепился, сосет жадно, носиком шмыгает. Наелся, бутылочку отбросил – и снова улыбается, гукает. А через три часа все повторяется…
На продукты, которые Рая покупала в огромных количествах, ушли все деньги. Пришлось влезть в долги. От кулинарных изысков или деликатесов, вроде хороших сыров и ветчины, Рая отказалась. Миша вполне довольствовался гречневой кашей (сваренной из килограмма крупы!) с жирной свиной тушенкой или большой кастрюлей макарон, политых растительным маслом и дешевым томатным соусом (не путать с кетчупом).
Его желудок превратился в черную дыру, куда в громадном количестве улетали калории. Они были необходимы для омоложения? Если не кормить, то процесс остановится? Попробуйте не кормить голодного мужика! Он рядом с вами на час не задержится! Заколдованный круг. Татьяна с Лизой напрасно думали, что Рая посадила Михаила на голодную диету. Да она, Рая, из кожи вон лезла, чтобы на скудные средства утолить неуемный аппетит Михаила.
Отнесла в ломбард свои немудреные золотые украшения – золотую цепочку с маленьким кулоном (от бабушки память), два маленьких колечка, одно с аметистом (родители подарили на совершеннолетие), другое – с изумрудиком (все лето, студенческие каникулы, на кондитерской фабрике проработала), браслетик скромненький (тетя Люся расщедрилась, когда племянница в институт поступила: «Хоть ты одна у нас с высшим образованием будешь»). Вырученные деньги пошли на обследование Миши. Почти насильно Рая приволокла его в коммерческий медицинский центр, единственный в их городе, реклама центра обещала, что за три часа поставят правильные диагнозы.
Так Рая обрела негаданную поддержку и соратников.
У Миши взяли все доступные анализы, обследовали вдоль, поперек и послойно. Ничего страшного не нашли. На заключительной беседе (Рая присутствовала как спонсор обследования и под легендой «я его жена») врач попросил еще раз паспорт (требовали в начале обследования) и, убедившись в дате рождения Миши, вынужден был признать:
– Для вашего возраста вы потрясающе сохранились. Можно только позавидовать. Скажу вам откровенно. Мы же не государственные, мы на свой карман работаем. Поэтому на крючок сажаем – без диагнозов людей не бывает. У одного гастрит, у другого сердце ни к черту, у третьего изменения в суставах и прочее. Человек вынужден у нас лечиться. У всех есть проблемы. Без этого не бывает. Но у вас! Потрясающе! Не к чему прицепиться. Хочу задать личный вопрос: как вам это удалось? Спрашиваю только для себя, никому ни слова! Как вы боролись со склерозом сосудов, с холестериновыми бляшками?
– Да я, собственно, с ними и не боролся, – ответил Миша.
– Бляшки появляются у человека с двенадцатилетнего возраста. А у вас сосуды чисты как новенькие.
Миша пожал плечами. Рая лихорадочно пыталась вспомнить, как зовут врача. Лет тридцать или тридцать пять, жгучий брюнет с ухоженной бородкой-эспаньолкой, одетый в белый, до крахмального хруста чистый халат, он производил впечатление специалиста, желающего установить истину. Рая закрыла на секунду глаза и вызвала из памяти табличку на двери кабинета: «Кандидат медицинских наук Шереметьев Семен Алексеевич». Некоторым везет с фамилиями.
– Семен Алексеевич! – заговорила она. – Я хочу рассказать вам всю правду. Дело в том, что Миша умирал. Ему тогда, то есть сейчас, было сорок девять лет. Обширный инфаркт, «скорая» сказала – никаких надежд.
– Ничего подобного не помню! – встрял Миша. – И мне только сорок исполнилось!
– Помолчи! – строго и укоризненно остановила его Рая.
По выражению лица Шереметьева можно было прочитать: шизофреники пожаловали. Поэтому Рая попросила доктора:
– Вы только меня выслушайте, а выводы потом делайте. Хорошо?
Семен Алексеевич выслушал и недоверчиво покачал головой:
– Все, что вы говорите… Какие-то снадобья в майонезной банке… Клиническая смерть, после которой идет чудесное омоложение… Извините, но это бред!
– Полностью согласен! – заявил Миша.
– Хорошо! – зло и настойчиво произнесла Рая. – Анализы вас поразили. Правильно? Объективные данные! А теперь задайте ему, по паспорту почти пятидесятилетнему, вопросы!
– Психиатрия не мой профиль.
– Ради интереса. Попробуйте! О событиях дня вчерашнего, недельной, месячной давности – о том, что никто из нас не в состоянии забыть, спросите Михаила Александровича!
Миша и сам сыграл в помощь Рае, огорошил доктора:
– Девушка утверждает, что на Земле две тысячи пятый год. Фантастика!
– А по вашему летоисчислению, в каком году мы живем? – спросил Семен Алексеевич.
– В одна тысяча девятьсот девяносто седьмом от Рождества Христова.
– Неужели?
– Вопросы, вопросы по событиям задавайте, – нетерпеливо требовала Рая.
Семен Алексеевич, поначалу не столько движимый стремлением к научной истине, сколько развлекающийся, поинтересовался у Миши последними историческими событиями. Миша, которому в свою очередь надоело выступать полупридурком, зло и быстро заговорил. Хотел доказать, что полностью нормален, и не только физически, как доктор имел честь удостовериться, но и ментально.
Через несколько минут Семену Алексеевичу стало не до иронии. Кутузов действительно жил в девяносто седьмом году! Безо всякого намека на слабоумие, как о вчерашних событиях он говорил про операцию на сердце у Ельцина и выздоровление, про возможную девальвацию рубля, про скандал вокруг гонораров Чубайса за книгу «История приватизации» и многое другое, что давно стерлось из памяти. Михаил Александрович даже выступил пророком и сказал, что, по его мнению, мы стоим на пороге финансового кризиса (таковой и случился в девяносто восьмом). Завлекание народа Леней Голубковым, который не сходит с экрана телевизора и призывает народ нести деньги в МММ, добром не закончится. И его, Михаила Александровича, жена отнесла их сбережения в банк «Чара» под астрономические проценты. Любому человеку, мало-мальски разбирающемуся в экономике, ясно, что шулеры в «Чаре» заправляют.
– Ну, что вы скажете? – спросила Рая доктора.
– Не знаю. Я не специалист в данной области (не хотел говорить – «в психиатрии»), по амнезии, – выкрутился Семен Алексеевич.
– Да и нет таких специалистов! – горячо воскликнула Рая. – Чтобы исследовали обратное развитие человека! Я вас очень прошу, придите к нам домой завтра утром! Сколько стоит ваш визит? Я заплачу, даже по двойному тарифу! Обещаю, вы увидите такое, что и вообразить невозможно! Клянусь! Придете?
Семен Алексеевич пришел. И забыл о гонораре. Потому что со вчерашним пациентом… Чур-чур, глазам своим не поверить!.. Произошли невозможные перемены. У Михаила Александровича, доктор точно помнил, был на левой щеке глубокий фурункул. Отлично запомнил, потому что анализы крови не показали воспаления, что само по себе было странно. А теперь и следа нет от фурункула! Он не мог зарубцеваться до невидимости с вечера на утро! Нереально!
Что там прыщ на лице, могла бы сказать Рая! Однажды ночью она (не спала, пыталась поймать момент Мишиных превращений) наблюдала картину из фильма ужасов. С таким же основанием можно было бы сказать – из научно-популярного фильма о физиологии человека. Миша спал на спине, рот открыт, похрапывает. Рая склонилась над Мишей и увидела, как из дырки на десне, на пустом месте между зубами, вылезает, точно в ускоренной съемке, новый белый зуб. А потом, кино продолжается, на зубе появляется желтое пятно, через несколько секунд – дупло кариеса. Как тут не чокнуться от страха? Только любовь помогает выдержать.
– Вы вчера были у нас на приеме, – борясь с оторопелой растерянностью, обратился доктор к Мише. – Я хотел бы… вновь… послушать ваше сердце (на кой ляд мне его сердце, и так видно, что здоров), то есть осмотреть вас.
Миша видел эскулапа впервые в жизни и вчера ни в какие поликлиники не ходил. Он очень хотел есть. Хватит того, что проснулся неизвестно где и неизвестно с кем. Но как же хочется кушать! К чему беседы с врачом, если он совершенно здоров?
Рая прекрасно знала его настроение, поэтому быстро предложила:
– Миша сейчас будет кушать, – приторным тоном, как к маленькому, улыбнулась она Кутузову. – А в это время доктор Семен Алексеевич задаст Мише вопросы.
Доктор проследовал за Мишей на кухню. И наблюдал, как интеллигентный человек (сомнений в его социальном статусе не было) жадно – столовой ложкой из миски – сметает кашу с редкими волокнами мяса. Такое впечатление, что в тюрьме наголодался.
С благодарностью приняв от Раи чашку кофе, Семен Алексеевич спросил:
– Как вам последние события?
– Вы про захват больницы в Буденновске? – ответил Миша, которому было неудобно жевать в присутствии чужих людей, надо хоть с ними разговор поддерживать. – Банда Шамиля Басаева – это скопище выродков. Беременных женщин в окна под пули выставлять, прикрываться детьми! Я сегодня новостей еще не смотрел. Штурм не начался?
– Кажется, нет, – пролепетал доктор и отхлебнул пойла под названием кофе.
Мише было очень неловко от того, что не мог унять аппетит, жадно ел в чужом доме. И он пытался сгладить неловкость светской беседой. Не переставая поглощать предложенные блюда.
– Этот год, – говорил он, – войдет в историю как страшное лихолетье, вроде эпидемии чумы. Судите сами. Война в Югославии, землетрясение на севере Сахалина. Вчера передавали, что общее число погибших – около двух тысяч…
– Какой год? – перебила Рая. – Миша, про какой год ты говоришь?
Девушка, с которой он с какого-то бодуна переспал, много на себя брала. До прихода доктора несла черт знает что про его потерю памяти. Сказала, что покончит с собой. И разговаривала с ним как с умалишенным. Но доктор повторил вопрос Раи:
– Вы имеете в виду тысяча девятьсот…
– Девяносто пятый, – договорил Миша.
– Понятно. То есть ничего, к лешему, не понятно!
Семен Алексеевич девяносто пятый хорошо помнил. В том году он защитил кандидатскую диссертацию, женился… Сейчас уже второй сынишка родился, а старшенький в третий класс ходит… Точно, это было тогда: и Нефтегорск, и Югославия, и кошмар в Буденновске… а у них свадьба… Казалось – в один год все мировые катаклизмы навалились. Хуже некуда, исчерпали запас, дальше будет светлое время. А главные потрясения на планете были еще впереди…
– Михаил Александрович, покажите, пожалуйста, руки!
– Что?
Семен Алексеевич, не дожидаясь, наклонился и задрал рукава на Мишиной рубашке. Вчера, когда Кутузову делали забор крови для анализов, сестра слегка напортачила, часть крови вылилась под кожу, положили салфетку, заклеили пластырем. Сегодня на сгибе локтя у Кутузова обязательно должна быть большая фиолетовая гематома…
Его руки были абсолютно чисты, даже без точечного следа от иголки…
– Миша, вот тебе еще булка, масло, варенье, – метала на стол Рая, – чай и бублики. Продолжай завтрак, а нам с Семеном Алексеевичем, – дернула головой в сторону комнаты, – нужно поговорить.
Рая схватила за руку доктора, который, казалось, сидел бы на кухне до скончания века, таращился на Мишу, и с усилием повела в комнату.
– Вы видите? – спросила она возбужденным шепотом.
– Вижу. И ни фига не понимаю, не врубаюсь, – говорил он как бы сам с собой и употреблял лексику, которую обычно не допускал в общении с пациентами или их родственниками. – Амнезия – хрен с ней, не по моей части. Но куда делся фурункул на щеке?
– А как у Миши ночью затягивается?! Вот это, я вам доложу! Сказка становится былью. Семен Алексеевич, вы нас не оставите? Не бросите?
– Ничего не могу сказать, голова не варит, перегрузка.
– Но вы же давали клятву!
– Кому?
– Гиппократу.
– А, это… Хочу задать еще несколько вопросов Михаилу Александровичу.
– Конечно. Только одна просьба. Подтвердите ему, что сегодня две тысячи пятый год. Ведь это правда?
– Кажется… Черт! Мозги как после бомбардировки. Спокойно! Все назад! Начинаем мыслить цинично и логически.
– Начинайте.
Семен Алексеевич своих мыслей вслух не высказал. Решительно двинул на кухню. И спросил Мишу, который уже с баранками и вареньем (пол-литра вишневого!) покончил:
– Каковы были ваши планы на сегодня?
– Приобрести у спекулянта новую операционную систему «Виндоуз» девяносто пять. Она уже поступила в продажу. Слышали?
– До сих пор ею пользуюсь. А последнее событие вчерашнего дня, которое вы помните?
– Вам не кажется, милостивый государь, – быстро прожевал и договорил Миша, – что здесь не психушка и я не ваш пациент?
– Это надо понимать как «до свидания»?
– Совершенно верно. Но я бы предпочел форму «Прощай!».
– Семен Алексеевич! Вы обещали! – встряла Рая.
– Этой милой девушке я обещал, что доведу до вашего сведения: на дворе две тысячи пятый год. В чем легко убедиться. Будьте здоровы!
«Хотя куда еще здоровее быть?» – думал доктор, надевая пальто в прихожей.
