Текст книги "Прогулка в бездну"

Автор книги: Наталья Бульба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 3

Олейор Д’Тар

Мы выходим на рассвете.

Дети так обрадовались обществу Аншара, которого они любили как своего старшего брата, что даже не спросили, почему ждать возращения родителей они должны у другого дедушки. И, поцеловав нас на дорожку, так и остались в своих постельках.

Их вечерним играм позволили затянуться, предположив, что усталость возьмет свое и утром не будет тягостного прощания. Тем более что Лера и так не находила себе места всю ночь. И мне, как я ни старался, не удавалось отвлечь ее от мрачных мыслей, к которым она возвращалась сразу, как только я позволял ей сделать вздох между нежнейшими поцелуями.

– Портал стабилен. – Маг, контролировавший настройки, отошел в сторону от взвившегося серым зева прохода. Голубые кристаллы маяков, квадратом обрамляющие площадку, светились ровно, без вспышек и искр, подтверждая его слова.

– Готовность. – Я сделал шаг в сторону, пропуская вперед Тарласа и Хаиде.

На лицах оборотней, впрочем, как всегда, – полное равнодушие к происходящему. И это несмотря на то, что оба оставляют в кланах не только своих спутниц, но и ребятишек. У леопарда чудесная девочка, с удивительно чистыми изумрудными глазами. А у младшего Аль’Аира – сын.

– Лера. – Она поднимает на меня взволнованный взгляд. Все-таки разлука с детьми тревожит ее значительно больше, чем те неприятности, которые возможны не столько при поиске портала, сколько на Дариане: чего ждать от встречи с даймонами, не знает никто. Еще и Асия, к моему большому неудовольствию, не выглядит столь спокойной, как обычно. – Держись между мной и Гадриэлем. И будь постоянно в поиске.

Она, конечно, кивает. Но у меня есть все основания считать, что она даже не слышала моих слов: ее глаза подернуты дымкой тревоги, а губы кривятся, сдерживая то ли стон, то ли всхлип.

И я перевожу взгляд на своего друга, даже не удивляясь тому, что вижу на его лице – полное удовлетворение происходящим. И абсолютную уверенность в том, что здесь с проблемами Сашка справится играючи. Хотя с этим его мнением я готов безоговорочно согласиться: старший сын Леры в свои довольно молодые, по нашим меркам, годы уже мало в чем уступает главному специалисту по интригам. Которым лорд не является официально лишь потому, что у Элильяра для этого есть кроме способностей еще и достаточно власти, которая и позволяет ему возглавлять этот список.

– Гадриэль. – И я взглядом указываю ему на свою жену. Черные ресницы взлетают вверх, а в глубине глаз искренняя обида на то, что я напомнаю ему его место и роль в этом мероприятии.

И хотя обычно его выходки дают мне возможность чувствовать себя более уверенно, сейчас они не вызывают ничего, кроме легкой досады. И это несмотря на то, что у меня нет причин сомневаться в его собранности и твердо знать: ничто из происходящего вокруг не ускользнет от его внимательного взора.

– Выходим. – Я даю отмашку, и оба двуипостасных исчезают в тумане. Следом, внешне расслабленно, но не убирая рук с рукоятей клинков, готовится нырнуть в проход Валиэль.

А мне на плечо… Я оборачиваюсь резче, чем мне бы хотелось. Но чувства, которые я испытываю, хоть и с большим трудом, дают себя укротить.

– За детей не беспокойся. И… – Если бы я мог в это поверить, то назвал бы то, что увидел – беспокойством. Но… Трудно доверять, запутавшись в чужих интригах. Даже если и предполагаешь, что это делается в твоих интересах. Не знаю, как я буду править, но, если мне все-таки доведется занять уготованное мне по праву рождения место, я не позволю себе так поступить с собственным сыном. – Я хочу, чтобы вы вернулись.

Я не сбрасываю его руку со своего плеча. Я ни насмешкой, ни единым словом не выражаю своего отношения к его словам, до боли стиснув зубы. Лишь молча киваю, продолжая прятать свой взгляд под опущенными ресницами.

Надеюсь, нам еще доведется обсудить все. В более приемлемой для этого обстановке.

Спина Леры исчезает в мареве провала, и я устремляюсь за ней, радуясь тому, что не я, а Риган замыкает цепочку.

Мы вываливаемся из портала не на кромке леса, как рассчитывали, а уже далеко в чаще. Все-таки, не имея точных координат или точки привязки, трудно протянуть нить перехода на таком расстоянии.

Оба оборотня, скинув вещи и сменив ипостась, по расширяющейся спирали, не выпуская друг друга из вида, проверяют окрестности. Лера в легком трансе, и я успеваю ощутить, как расходится волнами ее заклинание поиска. Все остальные насторожены и не убирают рук с клинков. Кроме черной жрицы. Скорость, с которой она выхватывает оружие из ножен, позволяет ей внешне выглядеть беззаботной.

– Нечисти нет. Магов или следов их присутствия в непосредственной близости тоже. – Лера сбрасывает с себя оцепенение и поворачивается ко мне. В ее глазах все еще отсвечивает тоска, но уже нет той безысходности. Похоже, самое тяжелое позади и это не может меня не радовать – я тоже очень люблю наших детей, но отношусь к вынужденной разлуке с ними более спокойно.

Хаиде, трансформируясь прямо в прыжке и перекатившись через спину, встает рядом со мной. Позер.

– Мы вышли чуть севернее, чем планировали.

Я достаю свернутую в свиток карту и разворачиваю ее на земле, опустившись на колено.

– Где-то здесь. – Он показывает заостренным ногтем точку, где мы, по его мнению, находимся.

– Именно. Я ощутил запах воды меньше чем в переходе отсюда. – Тарлас присел рядом и провел пальцем по предлагаемому им маршруту, выводящему как раз к той реке, вдоль которой мы и собирались продвигаться к намеченной цели.

– Хорошо. Первый привал там и сделаем. А на ночь остановимся здесь. – Река в том месте, которое мне приглянулось, распадется на две протоки, образуя в центре небольшой остров. И если мы туда переберемся, ночевка обещает быть относительно спокойной.

И мы трогаемся в путь, который может оказаться совсем не таким, каким мы его представляем. Тем более что цели, ведущие нашу разношерстую компанию вперед, у всех совершенно разными. И мне становится все труднее судить о том, чья же является наиболее важной, чтобы ради нее стоило рисковать жизнью.

Не знаю, радоваться этому или нет, но моя семейная жизнь вытащила на белый свет совершенно иного Олейора. Для которого сама жизнь стала очень желанной.

Ночевка, так же как до этого короткий отдых, прошла именно так, как я надеялся: тихо и без особых тревог. Несколько раз оборотни чувствовали крупного зверя, но те не проявляли к нам интереса, а мы, в свою очередь, не торопились использовать их в качестве собственной пищи. Запасов, которые мы взяли с собой, было еще предостаточно. Тем более что уже ближе к вечеру Гадриэль, соревнуясь со светлоэльфийским принцем в остроте зрения и твердости руки, поохотились на совершенно непуганую дичь. Так что плотный ужин плавно перетек в глубокий сон. На том самом островке, который мы и присмотрели и добраться до которого оказалось значительно проще, чем я предполагал: лето выдалось довольно жаркое и вода стояла низко.

Второй день нашего похода тоже прошел без особых приключений.

Короткая, неожиданная, но способная закончиться трагически встреча с семейством сарусов стала одним из самых ярких его событий. Серебристый мех этого зверя, который на ощупь мягче пуха и служит украшением самых богатых домов, не исключая и гостиную моего отца, произвел в свое время на Леру незабываемое впечатление, которое еще более упрочили рассказы о доблести и храбрости этого на вид весьма миролюбивого зверька. Так что, когда Валиэль изъявил желание подарить ей шкуру самца в качестве трофея, она долго гонялась за нашим светленьким между деревьями, угрожая немедленно освободить его от клятвы и отправить домой, под крыло к старшему брату. Оглашая при этом округу звонким смехом.

Пусть радуется, что сам при этом трофеем не стал. Нам с Гадриэлем долго пришлось уговаривать ее не лишать младшего принца его изумительной шевелюры, которой она собралась украсить рукоять своего меча взамен предложенной им картины: она, полулежа у растопленного камина на переливающейся в свете огня шкуре. Обещал он ей при этом все, что только пожелает ее душа. В рамках, естественно, того разумного, что диктовалось статусом каждого из нас. Правда, если моему другу удавалось выразить это ясно и конкретно, то я все больше строил глазки и шевелил бровями, делая глубокомысленные намеки, которые она весьма достоверно не понимала, вызывая у окружающих едва ли не истерику. А вот когда поняла…

Вторая же ночь могла стать для многих из нас последней.

И виной тому была наша беспечность. Моя беспечность.

А ведь Лера, еще только солнце начало клониться к закату, зябко передернув плечами, посетовала на то, что не может отделаться от ощущения, что за нами следят.

Вот только ни у кого больше такого чувства не возникало, да и поисковые заклинания возвращались, не давая повода для беспокойства.

На этом мы и успокоились, разбив лагерь у разрушенных стен старой крепости. Которая, похоже, была дальним форпостом того княжества, к которому мы и держали свой путь.

Оборотни, перекинувшись в звериную ипостась, улеглись в разных концах стоянки. Рамон на довольно большом расстоянии расставил ловушки, а Лера на всякий случай еще раз раскинула паутину поисковика. И вновь, хоть и не заметила ничего подозрительного, продолжала с напряжением вглядываться в даль. И нет бы мне поверить своему опыту, который настойчиво твердил: моя жена на пустом месте паниковать не начнет, если это, конечно, не касается наших детей.

Не поверил. Лишь удивился тому, с каким вниманием смотрит на Леру Асия, сводя брови к переносице и о чем-то тревожно думая.

В эту ночь наш отдых должны были охранять дракон и Асия. И я, будучи уверенным в их способности полностью контролировать происходящее, позволил себе расслабиться, прижав к себе Леру, и буквально провалился в красочную феерию сновидений. Тем не менее время от времени ощущая, как судорожно вздрагивает ее тело под моей рукой.

Под утро меня разбудил Рамон и, ничего не объясняя, жестом предложил мне подняться. А когда я, подоткнув одеяло под спящую Леру, сделал это, он кивнул в сторону лежащего неподалеку Гадриэля, сквозь сжатые зубы которого вырывались глухие стоны и изредка раздавались яростные восклицания.

А чуть дальше… Заострившиеся скулы, бледная кожа, напряженные пальцы, скребущие по земле – Валиэль.

Оба оборотня распластались, не сменив ипостаси. Потускневшая шкура, вздыбившиеся загривки. И Лера… На губе которой только теперь я заметил выступившую капельку крови.

И ни у одного из четверых, переводящих взгляды друг с друга на спящих странным сном спутников, ни одной мысли на этот счет. А черная жрица продолжает хмуриться, все так же не говоря ни слова.

Я едва сдерживался, чтобы не закричать. Да и маг смотрел на свою жену таким взглядом, что всем посторонним стоило оказаться как можно дальше во избежание участи стать свидетелем серьезной семейной разборки.

– Это сновидец. – Лично мне этот термин не показался знакомым. Как и моему бывшему сопернику.

А вот во взгляде Ригана проявилось нечто похожее на отчаяние.

– Кто это? – Я с трудом оторвался от лица дракона и обернулся к Асии, губы которой сжались в узкую полоску.

– Что-то похожее на душу в соединении с оружием. Так и это – часть личности. Чаще всего приговоренного к смерти. Тела уже нет, да и большая часть души тоже уничтожена: сожжена хаосом. А то, что осталось, – обычно сгусток боли и злобы, – помещают в материальный носитель и используют в системах защиты. И если бы не это, – и она обвела лежащих пронзительным взглядом, – можно было бы радоваться. Раз мы на него наткнулись – значит, на правильном пути.

– Как он воздействует на них? – Я не знал, то ли выть от горечи, то ли рычать от ярости.

– На каждом из них есть частица этого носителя. Дождавшись ночи, когда контроль сознания рассеялся, сновидец и проник в их личности. То, что он создает, похоже на иллюзию, внутри которой находишься и не осознаешь, что все, что вокруг тебя, – не существует в действительности. А дальше… Тот, кто поймал сновидца, либо сходит с ума, либо… умирает. Мир, созданный им, не предполагает возможности выжить.

– Как с ним можно бороться? – Я едва сдерживал отчаяние.

– Способов несколько, но все они не очень надежные. Правда, есть один, но его можно будет использовать только в крайнем случае, если все остальные окажутся бесполезны.

– Вот с него-то и начнем. – Жестко вклинился в наш разговор Риган. Их взгляды, его и Асии, встретились. И эта встреча была далеко не «мирной», словно подтверждая, что ему известно про сновидца не меньше, чем нашей барышне-даймону. – Носителем может быть что угодно: колючка, прицепившаяся к одежде, пыль, осевшая на обуви. Так что обнаружить его будет практически невозможно. Можно, конечно, попробовать вытянуть из сна Леру. Более сильными эмоциями, чем те, которые она сейчас испытывает. И тогда, если ей удастся вырваться из-под власти сновидца, она сможет вытянуть и всех остальных. Вот только как это сделать, я не знаю.

– Я знаю. – И я действительно знал. О каких эмоциях может идти речь. Впервые радуясь тому, что жена редко когда отличалась благоразумием, тревожась за двойняшек.

– Может, ты дослушаешь до конца, – вновь прорычал он.

– Да. Извини. – Я уже давно заметил, как только мои эмоции касаются жены, мне становится невыносимо сложно их сдерживать. И не могу сказать, что меня это радует. Боюсь, когда-нибудь отсутствие здравого смысла в рассуждениях может сыграть со мной отнюдь не добрую шутку. – Продолжай. – Чем больше я буду знать, тем легче будет принимать решение.

– Ярангир. – Он ни секунды не колебался, произнося это имя. – Если я впущу его в себя, он сможет помочь освободить их от этой бестии. Ему известно, как управлять сновидцем.

– Ты настолько уверен в своих силах?! – Воспоминания о встрече с черным воином я могу назвать самыми сильными впечатлениями в жизни. После общения с отцом и знакомства с Лерой.

– Нет, не настолько. Но пока он не обретет собственное тело, он не сможет возродиться полноценной личностью.

– А ему это так надо? – Сарказм в моем голосе похож на смертельный яд.

– Надо. – И Асия твердо смотрит на меня, а внутри глаз Рамона, которые он не сводит со своей жены, алое пламя – жажда убийства.

И, глядя на них, я догадываюсь, что в семейной жизни моего друга-соперника не все так просто, как мне казалось, и спешу разорвать это противостояние.

– Но почему не Асия? – Я спрашиваю Ригана, а продолжаю смотреть на черную жрицу, которая, впервые на моей памяти, выглядит растерянной.

– Асия – не маг. Она владеет иллюзиями, как я. Чарами, тенями, танцем. Но все это – не сила. Да и той злобы, которая нужна, чтобы подчинить себе сновидца, в ней нет. Она – убийца. Спокойный, хладнокровный убийца, который не испытывает к своей жертве ненависти. А Ярангир – воин. Берсерк. Который этими чувствами и питается. Так же как и наш противник.

Похоже, предаваясь радостям семейной жизни, я пропустил много чего интересного. Или не придал этому значения. И очень даже зря.

– Но когда она была Лерой…

– Она использовала ее способности. И ее знания. Даже те, которые твоя жена на тот момент не осознавала, потому что не имела к ним доступа. А Асия, будучи одновременно и внутри и вне ее личности, была способна еще и не на то.

Ну что ж, они ждут решения. И решение это будет нелегким, потому что ни один из предложенных вариантов меня не устраивает. Слишком много всякого рода «если» и слишком мало уверенности в том, что Ярангир согласится нам помочь, что Лера откликнется, преодолев захватившую ее чужую волю.

Да и своей жене, женщине, с которой мы связаны клятвой пройти вместе до конца, матери моих детей, носителю сути Равновесия, самой сильной, красивой, чарующей… Я верю больше, чем подчиняющемуся непонятной для меня логике даймону.

– Риган, – он вскидывает на меня удивленный взгляд: настолько спокойно и уверенно звучит мой голос, – ты ни о чем, случайно, не забыл?

Я всегда считал этого дракона сообразительным, способным найти нестандартное решение. Трудно быть сыном властителя и не обладать этим талантом. И улыбка на его лице, которая проявляется еще до того, как я заканчиваю говорить, лишь подтверждает это.

– Кровь Тиа? – Еще ничего не ясно, но и Асия и Рамон облегченно вздыхают, видя, как в наших глазах вспыхивает азарт, прогоняя тоску. – Через нее я смогу проникнуть в иллюзию сновидца и заменить ее на свою.

– И помочь ей вырваться из сна.

Лера

– …Ты сказал, что я могу делать все, что захочу? – Я не свожу с него своих глаз. Надеясь в так хорошо знакомых мне чертах лица увидеть, почувствовать, понять, что же все-таки произошло. И почему мне сейчас так больно.

– Да, – с трудом произнес он, словно преодолевая внутреннее сопротивление. Но не потому, что ему было жаль. Не потому, что он не знал, как пощадить мои чувства. Он просто устал повторять это вновь и вновь. Оттягивая этот момент. Убеждая себя несчетное множество раз, что так будет лучше для нас обоих. Уже зная, что лучше будет лишь для него одного.

– Тогда я хочу остаться. – Мой тон был неприятен мне самой. Я готова была рыдать, рвать на себе волосы, прижиматься к его коленям, умоляя оставить все так, как это было еще несколько минут назад.

– Это единственное, чего ты не можешь сделать. Потому что я больше не люблю тебя. – Я ошибалась. Ему не было жаль. Этот разговор был просто необходимостью, которая позволила бы ему считать, что он поступил со мной порядочно.

И я еще крепче сжала зубы, не давая воле слезам. Удерживаясь, чтобы не завыть от тоски, Моя душа, которая раньше принадлежала ему, разрывалась на части.

А ведь мне всего-то и надо было – посмотреть правде в глаза. И понять то, что я уже давно знала: он лжет.

Я видела это в его взгляде, которым он смотрел мимо меня. Я ощущала это в его прикосновениях.

И я верила. Даже сейчас я все еще верила ему.

Странный сон. Как наяву. С такой реальностью ощущений, что хотелось не просто проснуться, а бежать. Бежать, пока сердце не остановится от нахлынувших чувств, от дрожи утомленных мышц, от нехватки воздуха, камнем вставшего в горле. Потому что эти события моего далекого прошлого, словно они происходили здесь и сейчас, заставляли сомневаться. Сомневаться во всем, что я видела и чувствовала.

Но я продолжала повторять себе снова и снова: это сон, мне все это просто снится. Наблюдая за тем, как он все дальше и дальше уходит по накрытой сумраком позднего вечера аллее…

Аллее…

– …Я должен убить тебя.

Я помню, что подумала тогда: «Какая впечатляющая причина для знакомства». Вглядываясь в холодные, темно-серые глаза самого красивого мужчины, о котором я могла только мечтать.

Но он не шутил. И кинжал, лезвие которого было увито узором из виноградных листьев, устремился к моему сердцу.

«Можешь называть меня Олейор».

– Олейор.

«Ты… мне… нужна. И ты будешь жить до тех пор, пока это так».

И голос. В котором слышится одновременно и журчание воды, и перекатываемые ею камни…

– Олейор. – Как стон с искусанных губ. Как вздох, когда грудь сжимается от тяжести прошлого.

– Я не могу, Олейор. Она растворяется в иллюзии, уходит все глубже.

И резкий голос. Знакомый. Слышанный много раз. Много раз заставлявший, преодолевая саму себя со словами: «Я смогу, я сделаю», – идти вперед.

В ответ:

– Я не спрашиваю тебя, можешь ты или нет. Ты должен, Риган. Слышишь! Ты должен.

«Я принимаю тебя в свое сердце, как принимают вечность».

И все, кто стоит рядом с алтарем, преклоняют колени и опускают головы. Позволяя прядям скользнуть на лицо. Потому что ни один взгляд не должен коснуться тех, кто произносит такие клятвы. Не осквернить земным, не возвысить небесным.

И я вторю его словам, надевая серебряный обруч с черным камнем в центре на его голову. На струящиеся звездным шелком темные волосы.

«Я принимаю тебя в свое сердце, как принимают вечность. Я разделю с тобой последнюю крошку хлеба, последний глоток воды, последний удар сердца. Твой путь и твое возвращение. Я – есть. И я – буду. И я буду всегда. С тобой. Пока есть ты…»

И кинжал надрезает ладонь, выпуская стекающую огненной лавой в высеченный из горного хрусталя бокал кровь. И она, только недавно омывавшая наши сердца, смешивается с молодым виноградным вином, которое по цвету не отличается от нее, которое по терпкости не уступает нашей любви. И это символ. Символ того, что ничто: ни жизнь, ни даже смерть не смогут разлучить нас. Потому что эту клятву не сможет нарушить никто…

…– Я поздравляю вас, ваше высочество. У вас – сын. Истинный эльф. Продолжатель рода Д’Таров.

И я улыбаюсь. Пот отяжеляет ресницы и искажает все, на что падает взор. Усталость приковывает тело к смятым простыням, которые больше не холодят разгоряченное тело. Но я улыбаюсь. Слыша, как мой сын, наш сын, криком оглашает свое право на жизнь. Наш сын.

– Вы торопитесь, магистр. Вы торопитесь поздравлять меня. Потому что это еще не все.

– Ваше высочество?..

На его лице недоумение. Потому что он все еще не чувствует. И я опускаю щиты, которые скрывали от всех мой секрет. Вторую жизнь, которая теплилась под моим сердцем.

И она касается его ауры. И его лицо сначала напрягается. Но уже спустя мгновение проясняется. От радости, которой озаряется его душа.

– Вы уже решили, как назовете вашу дочь, моя принцесса.

И сквозь тягучую боль, пронзающую мое тело, я спекшимися губами шепчу: «Ее имя – Амалия»…

Это сон. Я продолжаю повторять сама себе. Убеждая себя, что могу. Могу переступить эту грань, которая отделяет этот калейдоскоп событий от той реальности, в которую я пытаюсь вырваться. Но с каждой новой картинкой моя вера в то, что этот кошмар закончится, становится все более слабой. Потому что там – не только боль. Не только разлука, обман и предательство.

Там – он. Тот, чье тепло я ощущала рядом с собой, когда гасли магические светильники и мы оставались одни. Только мы. Только наши тела, стремящиеся друг к другу. Только вечность вокруг, принадлежащая лишь нам одним.

Лишь нам одним.

– Лера, слушай мой голос. Лера, борись. Ты во власти сновидца, и ты должна, слышишь, ты должна проснуться.

И как эхо в моей душе: «Я должна проснуться». И губы сами складываются в невесомую улыбку. Зачем?

– Риган, осталась только одна попытка. Она уходит все дальше, я уже почти не чувствую ее.

– Я все сделаю как надо, Олейор. Поверь, иногда я бываю очень убедителен. Особенно когда разозлюсь. Это же надо! Эта девчонка смеет противиться моим иллюзиям! Что ж, ты сама напросилась на это. Тогда, получай…

– Лера, даймоны!!!

Даймоны? Я оглядываюсь. Но вокруг меня осыпанные яркими красками деревья. Легкий ветерок шебуршится в ветвях, срывая с веток одинокие листья. И они кружат, кружат, кружат… Цветным ковром устилая уходящую к горизонту аллею.

Я очень люблю осень. Раннюю осень, когда по-весеннему греет солнце, когда еще не рисуют серым на окнах затянувшиеся холодные дожди. Когда мягкая, сладостная тоска обнимает сердце. Когда…

– Мама! – Я опускаю взгляд.

Туда, где, прижавшись к моим ногам, с щемящим испугом в глазах стоят мои дети.

– Вот мы и встретились. – Он выходит словно бы ниоткуда. Еще мгновение назад, куда ни кинь взгляд… – Ты обещала вернуть клинки на Дариану. И не сдержала своего слова. – Он скидывает черный платок, прикрывающий его лицо. И глаза, бездонные колодцы, почти полностью лишенные зрачков, смотрят на меня так, как может смотреть только смерть; не оставляющая возможности что-либо изменить. Плащ сползает с его плеч, открывая униформу, плотно обтягивающую рельефное тело: тело воина. Инкрустированная камнями перевязь чуть косо сползла на бедро. Темная рука с блестящими, очерченными серебром ногтями плотно ложится на обвитую разноцветной кожей рукоять меча, навершие которого украшено алым камнем, искрящимся множеством граней. – За это я заберу жизнь твоих детей.

– Нет!!!

И я делаю шаг вперед, еще не завершив которого начинаю ощущать в руках знакомую тяжесть. Мой меч откликнулся на мой зов. И значит, еще не все потеряно. И я буду бороться. Если и не за свою жизнь, то за жизнь своих детей. Наших детей. Моих и… Мужчины, которому удалось сплавить два сердца в одно. Вечного странника, не растерявшего способности глубоко чувствовать за те сотни лет, которые он меня ждал. Искал, переступая границы миров. Звал. Звонкой струной души, словно маяком в бушующем море событий. Манил меня к тихой гавани своей любви. Обещал хранить.

– Я исполню свою клятву. Еще несколько дней, и мы попадем на Дариану. И я, как и обещала, передам твоим родичам клинки.

Его хохот бьет по ушам, сметая ураганным ветром разноцветье листвы, поднимая ее в воздух.

– Да ты даже проснуться не можешь. – Он уже близко. Он совсем близко. И каждый шаг он делает со странной грацией, не звериной – грацией огня, который не знает преград и пощады. Заставляя восторгаться этой удивительной красотой, столь же опасной, как и чарующей. – Не то что исполнить клятву. И твои дети умрут. Сейчас. Здесь. – И он, продолжая смеяться, глотая слова и вздрагивая всем телом от раздирающих его чувств, в движении, с пронзительным визгом вынимая меч из ножен, кидается в атаку.

– Я могу проснуться. – И лезвия встречаются у самой земли.

– Мама!

– Я могу проснуться. – И его кинжал срезает прядь моих волос. И они падают, падают, падают… Похожие на золотой снег.

А голос дочери, как заклинание, повторяет: «Мама, проснись. Мама, я так тебя люблю. Только проснись».

И вновь атака, и я едва успеваю отклониться. Но только… Один раз. И левая рука повисает плетью. И белая ткань ритуального платья, платья, в котором я давала клятву всегда быть рядом с мужем, окрашивается в алый цвет.

– Ты не можешь проснуться. И я заберу их с собой. Потому что ты нарушила обещание.

И я понимаю, что этот удар я пропускаю. И дикая боль пронзает мою грудь, обрывая крик, вылетающий с последним вздохом…

– Нет… Я могу проснуться…

– Нет. – Я вскидываюсь, но сильные руки ловят меня, прижимая к себе.

– Ты молодец, Лера. – Его глаза, обведенные черным, смотрят на меня с такой нежностью, что я едва не задыхаюсь от того невыразимого счастья, которое жаркой волной омывает мою душу.

– Оли.

– Дыши, родная. Дыши. Ты справилась. Ты справилась, хотя я уже почти не верил в это.

Я с огромным трудом, но заставляю себя дышать медленно и ритмично. Успокаивая разгоряченную кровь. Все еще ничего не понимая, но чувствуя, что лица у моих спутников не просто так сияют радостью.

– Надеюсь, теперь мне кто-нибудь объяснит, что случилось?

– И я даже знаю, кто тебе объяснит. Как только ты выпьешь немного вина и съешь кусок мяса. Такие истории на голодный желудок не рассказывают. – Риган… Риган?.. протягивает мне флягу, толстый ломоть хлеба и покрытый аппетитной корочкой и сладко пахнущий дымом кусок мяса на нем. Сопровождая это счастливой улыбкой на усталом лице.