Текст книги "Поминки (СИ)"

Автор книги: Наталья Колесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Колесова Наталья
Поминки

Сняв плащ, она нерешительно пошла вдоль столов. Люди, в ос-новном мужчины, сидели тихо, переговаривались негромко. Кое-кто ки-вал ей. Зря она постеснялась надеть форму. В пиджаках-костюмах здесь было всего-ничего…

– Аня! – от дальнего стола взметнулась рука, и она с облегчением поспешила на зов. Соболев подвинулся, чтобы она могла сесть рядом. Обнял за плечи.

– Привет!

– Привет, – слабо улыбнувшись, она кивнула сидящим за столом. Кое-кто взглянул с недоумением.

– Здравствуй, Ань, – сказал сидевший за Соболевым Сергей Веш-кин. Она пожала протянутую через стол пятерню бородатого Коли Мичмана и посмотрела в центр зала. Там, на столе стояла большая фотография Жени Фогта, перед ней – свеча, стакан водки и кусок хлеба на нем.

– Не успела на похороны, только сегодня сообщили, – сказала, из-виняясь.

– А чего там смотреть-то? – мрачно сказал сидевший наискось се-дой парень. – В цинковом…

Она окинула рассеянным взглядом стол – блины, кутья, рыба, не-распечатанная водка…

– Сейчас Палыч подойдет, и начнем, – сказал Соболев. – Чего, Оль?

Он отодвинулся, оборачиваясь, и ей стало холодно от отсутствия тяжелой теплой руки на ее плечах – и от ледяного взгляда подошедшей женщины.

– Здравствуйте, – пробормотала Аня.

Ольга едва кивнула и обратилась к Соболеву:

– Ну и где ваш Лачугин? Сколько еще ждать? Мать же не желез-ная… и Лариса еле на ногах держится.

Соболев посмотрел на часы, переглянулся с друзьями.

– Ну ладно. Давайте начинать.

Соболев встал и сказал. Говорить он умел хорошо и сказал всю правду – и то, как Женю любили, и то, какой геройский Женя был па-рень, и что остались у Жени больная мать, молодая жена и двое дев-чонок-пацанок… Аня слушала, глядя в стакан, который парни, по-свойски, налили ей полный. Выпила следом, села за стол – подаваль-щица разлила всем супа. Соболев подцепил полную ложку кутьи.

– Третий за полгода, – сказал Леша Генкин.

– Еще мало, – подхватил седой, – помнишь, в прошлом году нашу машину…

Она ела, прислушиваясь к разговорам. Народ был еще тих, пере-говаривался негромко, больше про Женю, но не пройдет и полчаса…

Когда поднялась Лариса, она посмотрела, и больше глаз не поды-мала – невелика радость любоваться на чужое горе. Сидела, рассмат-ривая свои руки и слушая сбивчивые слова. Хорошо, когда человек может сказать. Или хотя бы плакать.

Седой потянулся через стол, наливая ей треть стакана.

– Нормально?

– Да…

– Ну что, за Женьку?

Мужики едва не чокнулись машинально, но вовремя спохватились.

– Как живешь-то, Анна? – спросил Коля Мичман, закусывая.

Она пожала плечами.

– Живу…

– Все училка?

– Все училка.

– С их зарплаты с голоду не дохнешь? – спросил через Соболева Вешкин.

Она похлопала себя по животу.

– Зато лишний вес сбрасывать не надо. На шейпинг не трачусь.

– На хрена тебе ихний шейпинг? – заявил Мичман. – И без того все при тебе – и титьки и жопа!

Она перехватила совершенно одинаковые откровенные взгляды мужчин и посмотрела в сторону, скрывая усмешку. Второго такого мас-тера на комплименты еще поискать… Круче только Семицвет.

– Мэр квартиру обещал, – сказал Соболев, мотнув головой на род-ственников.

– Было бы сказано, забыть недолго…

– Палыч проследит. Ты-то, правда, как?

– Лучше, чем он, – теперь она мотнула головой на фотографию.

– Я серьезно, Ань…

– Хочешь и надо мной шефство взять? Квартира у меня есть.

– На работе не обижают?

Она хмыкнула.

– В школе-то? Обычные бабские разборки. Гадюшник. Что, морды пойдешь бить?

– Не-а. Приедем пару раз на джипах – даже бабы зауважают…

– У тебя же 'жигуль'!

– У Витька попросим!

Аня посмотрела на соседний стол. Обычное дело. После войны часть подалась в менты, часть – в братки. Витек – огромный, погруз-невший, в хорошем костюме с кучей наград на нем, – кивнул ей и, встав, поволок за собой стол вместе со всей нехитрой поминальной снедью. За ним, ворча и посмеиваясь, потянулись мужчины.

– Здорово, Анют, – придавив двух соседей, Витек смачно чмокнул ее в губы. – Все хорошеешь!

– Это я-то? – не поверила она.

Витек покрутил в воздухе рукой.

– Ну, в смысле… волосы отрастила. И вообще. Все в порядке? Ни-кто не наезжает?

Она посмотрела на него. На Соболя. В мужиках неожиданно про-снулся инстинкт защитников. Наверное, у нее сегодня какой-то очень сиротский вид.

– Нет, Вить, не наезжает.

– Кто обидит…

– Сразу к тебе.

Витек кивнул с чувством выполненного долга.

– Точ-на. Давайте за Женьку, а?

Выпили за Женьку. Вспомнили и снова выпили.

Потом пришел Палыч – майор Андрей Павлович Лачугин. Постоял, разговаривая с родственниками, пошел по залу, то и дело останавли-ваясь то с тем, то с другим.

– Ого-го! – сказал Соболев, уже не понижая свой зычный голос. – Вот и наш майор пожаловал! Андрей Палыч, ну их, к нам, к нам просим!

Они шумно поднялись, Лачугин пожал руки мужчинам. Повернулся к Ане.

– Анна Васильевна…

Хотел пожать руку и ей, но спохватился, приложился губами к за-пястью.

– Как жива-здорова?

– Спасибо, хорошо.

Лачугин оглянулся – от соседнего стола ему уже тащили стул. По-хоже, центром сегодня будут они. Сколько она его знала, майор всегда выглядел подтянуто и элегантно – даже там, в горах…

– Палыч, ты с ними был?

– Нет, у меня командировка через неделю, – сказал Лачугин, как всегда, неспешно и негромко. – Может, будь я с ними…

– Может, и тебя бы тогда сегодня поминали. Выпей, Палыч, легче станет…

Она так и не могла определить, чем – но Лачугин притягивал лю-дей, как солнце – подсолнухи. Вот и сейчас народ подтягивался со все-го зала – поговорить и поглядеть…

Ушли родственники. После их проводов народ заметно оживился. Шепнув Соболеву: 'держи место', она пересекла зал и, миновав куря-щих в холле мужчин, зашла в туалет. Когда мыла руки, вошли женщи-ны. Она узнала голос жены Соболева – Ольги.

– Никак я этого не пойму! – раздраженно говорила та. – Что значит – 'боевая подруга'?

– То и значит, дорогая моя, – значительно отвечала вторая.

– Я ему сколько раз говорила, а он только смеется! Видала? Сего-дня – не успела войти – и уже висит на шее… Это на поминках-то!

– Ты знаешь, по-моему, она просто ненормальная! Ну какая нор-мальная баба пойдет в спецназ или как это там у них называется? Или мужика ищет – тут-то с ее внешностью шансов никаких, а там на безры-бье… А, может, она из этих, ну как их… телом женщина, а…

'Ненормальная', продолжая машинально греть руки под жидень-кой струйкой воды, подняла голову и посмотрела на себя в зеркало.

– Гермафродитка, что ли?

– Нет, и не 'розовая'… Ну эта…

Она, глядя в зеркало, ждала установки очередного своего диагно-за. Волосы, действительно, отросли, и шрама практически не было видно. Глаза с расширившимися зрачками сейчас казались очень большими и очень темными. Нижняя губа прикушена, в правом углу рта морщинка из-за привычки кривовато улыбаться. Она и сейчас усмехну-лась – себе в лицо – аккуратно закрутила кран, неторопливо стряхнув руки, вытерла влажным уже полотенцем и вышла из-за прикрытия ка-бинки. Ольгина собеседница, очень милая дама средних лет, поперх-нулась от неожиданности. Соболева тоже опешила, но тут же приняла вызывающую позу, готовясь к скандалу. Аня прошла мимо – неспешно и спокойно, точно их не было вовсе – но Ольгина подруга неожиданно шарахнулась в сторону, влепившись плечом в косяк. Она подавила же-лание сказать ей 'Ав! в лицо. Вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.

Бедный Соболек. Неудивительно, если он скоро тоже начнет от нее шарахаться…

Она завернула за угол – и едва сама не шарахнулась. Ну да, да-вайте сегодня все ко мне, все ко мне!

– Здорово, – сказал Семицвет, или, если угодно, Семицветов Игорь Сергеевич, неспешно вынимая изо рта сигарету.

– Здоровее видали, – со вздохом отозвалась она. Оглядела опус-тевший холл с двумя креслами, диваном и кадкой с какой-то гигантской зеленью. – Дай сигарету.

– Ты же не куришь, – заметил он, доставая пачку.

– Курю – с этой минуты. На легкие перешел?

– А я бросаю…

Она прикурила от его зажигалки – Семицвет смотрел недоверчиво, подозревая подвох – оглянулась и села в кресло. Семицвет постоял, подумав; сел в соседнее. Вытянул и скрестил ноги.

Из туалета вышли женщины; усиленно их не замечая, двинулись в зал. Семицвет посмотрел им вслед, и на губах его зазмеилась такая знакомая и такая ненавистная ей усмешечка.

– Это же соболевская баба? То-то я смотрю, ты с такой перекошен-ной морд… лицом вышла!

– Мордой лица… – пробормотала она, затягиваясь. Семицвет смот-рел на нее сбоку неодобрительно.

– Видел тебя на неделе, – сказал неожиданно. – К остановке подхо-дила с мужиком каким-то…

– И хорошо?

– Что – хорошо?

– Хорошо подходила?

– Ничего. Красиво. И мужик у тебя смазливый.

Мужик, и правда, был ничего, только вовсе не 'у нее'. Но уточнять она не собиралась.

– Не из наших? – небрежно спросил Семицвет. Она поглядела.

– Из каких это – 'ваших'?

– Чего гонишь-то? Я же ясно спросил! – та-ак, надолго его не хвати-ло. Не проходило и нескольких минут после любой их встречи, как на-чинали лететь искры.

– Тебе-то что? – спросила Анна, собираясь встать. Семицвет лени-во протянул руку – пальцы сомкнулись на ее запястье, словно наручник – не слишком тесный, совсем не болезненный, но по прочности – как настоящий. Она так удивилась, что и не попыталась высвободиться. Осталась сидеть, глядя на него с ожиданием.

– Погоди, ну… – увещевающе сказал Семицвет. – Я же не со зла. Я к тому, чтоб ты смотрела, кто там и что… А то, может, морда у него ниче-го, а сам гнида-гнидой…

Все больше удивляясь, она склонила голову набок.

– Правда, тебе-то что, Семицветик?

– Ну как… – он рыскнул по сторонам зеленоватыми узкими глазами. – Ты мне вроде как родная…

Аня дар речи потеряла, а Семицвет продолжал бубнить:

– Если б кто из наших, мы бы тебе про него все мигом узнали: где, как, что… А то какой-то левый…

– А кто из наших-то? – спросила она, кусая губы, чтобы не рассме-яться. – У тебя кто-нибудь на примете есть?

– А что, кроме твоего Соболя уже и мужиков других нет? – огрыз-нулся Семицвет.

– Нет, почему, еще Палыч, но он уже женатый. Может, пройдемся по списку?

– По какому списку? – не понял Семицвет.

– Списку кандидатов, – пояснила она. – Будешь давать им характе-ристику. 'Характер выдержанный, нордический…

Семицвет глянул, как рублем одарил. Пора убираться – от греха подальше. Хорошо, в холл вышел громадный Мичман.

– Опять деретесь? – спросил миролюбиво. – Идите, а то водка кон-чится.

Прочувствовав этот довод, Семицвет разжал пальцы. Она маши-нально потерла запястье.

– Больно, что ли?

– А то нет! – огрызнулась она так же машинально. Держал ее Семи-цвет очень аккуратно.

– Ну, прости, не хотел.

Что-то был сегодня Игорь Семицветов само дружелюбие, и Анна не знала, как себя с ним вести. Не помнила.

А ведь когда-то были они втроем не разлей вода: Соболь, Семи-цвет и она…

Ее стул, конечно, был занят. Соболев увидел ее, вспомнил, огля-нулся и, разведя руками, похлопал себя по коленке. Она живо предста-вила себе выражение лица Ольги – нет уж, я лучше пешком постою!

– Пропустите-пропустите! – Семицвет втискивался в тесное про-странство у стола со стулом над головой. – Освободите место для де-тей и инвалидов!

– И кто из вас дите, а кто инвалид?

– Инвалид я! – объявил Семицвет. – Всегда был слаб на голову! Плесните чуток для профилактики обострения!

С трудом расчистили место. Костя похлопал себя по колену:

– Аньк, садись ко мне на одно полужопие, удобней будет.

– Еще чего! – немедленно окрысился Семицвет. – Размечтался! Ва-ши кони тихо ходють!

В результате пришлось устроиться на коленях у Самоцвета. Она старалась не обращать внимания на руку, обнявшую ее талию – похо-же, он боялся, что она соскочит и убежит. Куда? Тут повернуться-то не-возможно – кругом локти и плечи. Семицвет налил себе, ей, Косте, со-седу слева, которого она не знала.

– Давайте. За Жеку.

Замахнув стакан, сосед повернулся к ней – громадный, и как только такой на броню взлазит…

– Это ты, значит, и есть соболевская Анька?

Она почувствовала, как напряглась рука Семицвета. Допив, акку-ратно поставила стакан и сказала безразлично:

– Анька-то я Анька. Только фамилия у меня другая.

Тот поспешно выставил здоровенную ладонь:

– Без обид! Я ничего такого…

– А раз ничего, – вставил Семицвет, – так за базаром следи! Анька у нас резкая, да и я не мягче.

Сосед с удивлением воззрился на него.

– Зема, да ты че? Я с девушкой знакомлюсь, а не с тобой! Ань, ме-ня Вадим зовут.

Она кивнула.

– Хау ду ю ду?

– И хаю, и дую, – подмигнул ей Вадим. – Ты, правда, что ли, теперь спиногрызов английскому учишь? Возьмешь еще одного?

– Нужен ты ей был… – проворчал Семицвет, и потому она тут же дружелюбно кивнула:

– Позвони, поговорим.

– Щас, я телефончик… – засуетился Вадим, отыскивая салфетку.

– Телефоны кому попало раздаешь, – бурчал ей в шею Семицвет.

– Не кому попало, – невинно возразила она. – НАШИМ.

– Аня, как дела?

Задрав голову, она оглянулась.

– А, Олеж! Ничего. Как рука?

– Видишь? – он сжал-разжал пальцы. – Через две недели на комис-сию. А ты то лекарство достала?

Она хмыкнула, выразительно потерла пальцами.

– Тут и доставать не надо, бабло плати!

– В Москве, говорят, дешевле.

– Так то в Москве…

– Какое лекарство? – спросил над ухом Семицвет. Мысленно чер-тыхнувшись, она дернула плечами.

– Такое.

– Какое лекарство? – повторил он свирепо, встряхнув ее малость.

– Да врач назначил, – неохотно сказала она.

– И что?

– Что – что? Накоплю – куплю.

– Анька, ты дура! – сказал он с яростью. – Я тебя сам убью!

– Вот спасибо, отмучаюсь…

– На, – он завозился, достал и шлепнул перед ней на стол записную книжку. – Пиши название и сколько надо.

Почти прижавшись щекой к ее щеке (что ее очень отвлекало), Се-мицвет смотрел, как она выводит буквы.

– Поди, даже Соболю не сказала? – спросил мрачно.

– А чего ему говорить, у него своих хлопот полон рот.

– Ну ладно, мне, что ли, не могла позвонить?

Аня едва не рассмеялась. Семицвет иногда звонил ей, и тогда те-лефон начинал дымиться – каждый разговор их напоминал спарринг: удар – ответ, удар – ответ. Не раз и не два она бросала трубку, не зная, плакать или смеяться, и зачем он звонил ей вообще… Жаловаться Се-мицвету? Нет уж, увольте!

Дописав, она машинально пролистнула книжку и сразу же наткну-лась на свою фамилию. Телефон. Адрес.

Изумленно обернулась:

– У тебя и адрес есть?

– И 'мыло' твое, – буркнул он, выхватывая книжку.

– И чего не приходил?

– А ты звала? – окрысился он.

Что-то не замечала она раньше за Семицветом такой церемонно-сти…

– Ладно. В следующую командировку мы через Москву. Найду.

– Ну… спасибо, – неловко сказала она.

– Не булькает! – отозвался он. – А Соболю я загривок взгрею.

– За что это?

– Знает же, что ты упертая! Сдохнешь – не попросишь! В следую-щий раз буду сам узнавать…

– Заткнись, а? – пробормотала она. – Выпей вот.

Семицвет выпил. Сколько она помнила, пил он много, но почему-то почти не пьянел.

– Когда летите?

– Через месяц. Может, кому привет передать?

– Ага. Горячий и пламенный.

– Что горячий – это точно, – ощерился Семицвет. – Не боись, пере-дадим. За Жеку. За тебя.

– Эй-эй-эй, – она подтолкнула его локтем. – Я-то живая, если ты еще не заметил.

– Это ты сейчас… – покрутив, он поставил пустой стакан на стол, – живая. А когда мы с Соболем тащили тебя от той 'зеленки'…

Она смотрела на свои руки. Боль. Страх. Бессилие. Мозг, зады-хающийся в предавшем его теле…

– Я живая, – повторила она, словно убеждая в этом его. И себя. – Тебя тогда тоже ранило. Я не знала.

– Да какое там – ранило! – он махнул рукой. – Зацепило. Раны и морщины украшают труп мужчины!

Юмор у Семицвета всегда был на уровне: 'Маленький мальчик нашел пулемет – больше в деревне никто не живет'.

– Мы всей палатой ваши передачки слопать не могли – тащили на целую роту, – вспомнила она.

– Ты бы тогда себя видела! Бинты, нос и глаза… поневоле весь ма-газин скупишь. А сейчас, – он двинул ногами, словно взвешивая, – ниче-го, справная…

Она засмеялась.

– Это ты как определил? На взгляд или на ощупь?

Семицвет осторожно притянул ее поближе.

– Да я бы с удовольствием пощупал, так ты же мне все руки повы-дергиваешь!

– Так ты и испугался!

Он громко выдохнул ей прямо в ухо.

– Аньк, я ж боюсь тебя до смерти!

Она засмеялась – Семицвет взглянул близко и как-то обиженно – и она вдруг почувствовала себя неловко. Похлопала его по руке.

– Да ладно, Семицветик! Не бойся, не трону я тебя!

– А ты тронь. Сопротивляться не буду.

– Прямо так лапки задерешь и сдашься?

– Тебе – прямо щас.

Как-то слишком серьезно он это говорит. Аня поморгала. Начинала кружиться голова. И не потому, что она выпила. Это…

– Пусти-ка меня!

– Эй, ты куда? Ань, ты чего?

Поспешно перебирая руками по плечам, рукам, головам, наступая на ноги и перебираясь через колени – мужчины смеялись и ругались и отодвигались – она выбралась из плотного ряда сидящих у стола. Спо-тыкаясь на ровном месте, торопливо шла к выходу: он качался, делал-ся то дальше, то ближе, то вообще растягивался в стороны. Звон в ушах нарастал. Не хватало еще грохнуться у всех на глазах. Опозо-риться перед Соболем, Палычем. Семицветом…

Она таки добралась до туалета. Цепляясь за расшатанную ракови-ну, плескала в лицо холодную воду. Повернулась к распахнувшейся двери, уже почти ничего не видя – в глазах стремительно темнело.

– Аньк, да ты чего… – сказал Семицвет сквозь звон. И еще она ус-лышала его 'оп-ля! , когда он подхватил ее почти у самого пола.

– Вот так, – сказал он.

– Отпусти меня, – вяло сказала Аня. – Все нормально.

– Вижу, как нормально.

Семицвет опять мягко привалил ее за плечи на диван. Потер ее холодные руки, пристально вглядываясь в лицо. Он казался потрясен-ным.

– Ты чего это… падаешь? Пойду Серого притащу, если не нажрался еще до зеленых соплей.

– Да не надо…

– Заткнись, а? Лежи так! Лежи! Я быстро. Олька, смотри, чтоб она не вставала!

Только сейчас Аня заметила стоявшую неподалеку Ольгу. Семи-цвет унесся, и Аня мимолетно посочувствовала фельдшеру Сереге: сейчас его поймают, повяжут, доставят…

– Ты не беременна?

– Чего?

– Я когда Гошкой ходила, то и дело в обморок падала. Еще и живо-та не было.

Она завозилась и села на диване. Провела ладонью по мокрому лицу. Пробормотала:

– Было б от кого еще…

Ольга постояла, глядя по сторонам и сжимая в руке стакан.

– А от моего? – спросила глухо.

Она замерла на секунду-другую, потом опустила голову между ног – голова продолжала кружиться, пол – плыть.

– А твой здесь при чем?

– Ты скажи, есть между вами что? Или нет, а? Я ж так больше не могу! Я же что-нибудь…

Она поглядела исподлобья. Ольга стиснула стакан так, что за бед-ную посудину было страшновато – хорошо, столовский, крепкий. Аня трудно вздохнула и выдохнула:

– Ду-ура! Он же тебя любит!

Снова наклонила голову. В ушах звенело, как будто ей отвесили хорошую оплеуху. Диван тяжело просел – Ольга плюхнулась рядом.

– Что – совсем-совсем ничего?

– Совсем-совсем, – сказала она сквозь зубы себе в колени.

– И правда! – схватилась Ольга. – Ты же девка свободная. Вон какая боевая, на фига тебе женатый, с довесками! Вон гляди, Игорь Семи-цвет об тебя все глаза обмозолил! Да и Валерик Громов холостой…

На радостях она готова была сосватать Ане весь белый свет.

– Угу, – буркнула невеста на выданье, – а еще Андрюха развелся… Оль, да успокойся ты! Ничего нет, и ничего не будет! Ясно?

– Нет, ну правда? – никак не успокаивалась Ольга. В голосе – облег-чение пополам со страхом. Аня откинулась на спинку дивана, закрыла глаза. Не хотелось смотреть на Ольгу, да и на весь белый свет – тоже. Боль усиливалась.

– Правда-правда, – сказали рядом. – Уймись ты, наконец, з-зараза! Принеси лучше минералки.

– Ага, я сейчас, Игорек, Аня!

Диван вздохнул освобожденно и тут же снова осел.

– Серый уже под столом. Ты как?

– И давно ты здесь? – спросила она, не открывая глаз.

– С начала допроса.

– Мог бы и спасти.

Смешок.

– Зачем? Мне и самому интересно!

Аня сказала кое-что. Семицвет рассмеялся. Подвигался, устраива-ясь поудобнее, твердое бедро коснулось ее ноги.

– И часто ты в обмороки плюхаешься?

– Первый раз.

– Угу…

Аня помолчала и добавила:

– В этом году.

– А в прошлом?

– Чаще. Выпила, наверное…

– И курила.

– Да иди ты… – беззлобно сказала она. Открыла глаза. Семицвет сидел, в точности повторяя ее позу – руки на животе, ноги вытянуты, голова на подголовнике. Смотрел искоса.

– Ну что смотришь? Не пройду я комиссию, да.

– А как ты на своих курсах тогда самооборону преподаешь?

– А ты откуда знаешь?

Она видела, что вопрос ему не понравился. Семицвет потер ухо.

– Да знаю…

– На курсах я в обморок не падаю, – сказала она. Подумала и доба-вила, – и вообще не падаю. Голова закружилась, понял?

– Понял, не дурак… Дурак бы не понял.

– И вообще, чего это ты тут сидишь? Там водка кончается.

– Кончится – еще купим, – сказал Семицвет просто. – Вон Витек во-обще к себе уже зазывает. Обещает царские хоромы и питие рекой.

– А баб?

– А баб – нет, – с сожалением сказал Семицвет. – Повод не тот.

– Будто тебе когда повод нужен был…

Он вдруг обиделся.

– Аньк, ты чего! Я ж тебя никогда не окучивал!

– Ни разочка! – подтвердила она. – Как получил плюху – с тех пор ни разу.

– Так это когда было! – он потер ухо. – Я уже и забыл…

– Напомнить? – готовно предложила она, Семицвет поспешно вски-нул ладони.

– Видишь мои руки? Во-от они где!

– Вот минералочка! – пропела вернувшаяся Ольга. – Аня, ты как?

– Тебя только за смертью посылать! – буркнул Семицвет.

– Ну что, Ань, получше?

Она отвела взгляд. Ольга заглядывала ей в глаза и только что хво-стом не виляла.

– Давай-давай, топай отсюда! – скомандовал Семицвет. – Там Со-болек без присмотра остался!

– Грубый ты, Семицвет, – вздохнула Аня, когда Ольга послушно 'утопала'.

– Ну. Пить будешь?

– Давай.

Семицвет набулькал в стакан. Аня пила глоточками. Пить не хоте-лось, голова кружилась, но болела уже меньше. Рисковать вставать она пока не хотела. Да и вообще ничего не хотела – просто сидеть здесь… хоть бы и с Семицветом. Тот сделал большой громкий глоток из пластиковой бутылки. Покосился. Увидел, как губы Ани дрогнули в улыбке, и мгновенно широко ухмыльнулся в ответ.

– Ты это… давай больше без обмороков, – предупредил. – У меня нервы, знаешь, какие слабые!

– Все, завязала!

– Может, тебя домой доставить?

Аня вздохнула.

– Посижу еще. Тебе что, не терпится от меня отделаться?

– Так я это… в порядке шефской помощи.

Он осторожно положил холодную руку на ее лоб.

– Башка раскалывается, наверное, да?

Аня хотела привычно огрызнуться-отшутиться, но встретила его сочувственный взгляд и не нашла, что и как ответить. Слабо боднула лбом его ладонь.

– Бывало и хуже.

В его хищном лице что-то дрогнуло. Семицвет предупредил быст-ро:

– Ты только спокойно, ладно?

Сгреб ее руки за запястья одной рукой. Пока Аня недоуменно та-ращилась, наклонился и поймал губами ее рот. Целовал жадно, силь-но, даже больно – словно после долгой разлуки, словно изголодался, давно представляя, как все это будет. Аня могла только хватануть воз-духа, когда он, наконец, чуток отодвинулся. Семицвет тоже дышал тя-жело, глядел близко 'плывущими' глазами.

– Руки… – пробормотала она.

– Что?

Она пошевелила пальцами онемевших рук.

– Руки пусти… идиот.

Он поглядел вниз. Пробормотал:

– Только не убивай меня сразу, хорошо?

Разжал пальцы. Аня уже привычно терла запястья.

– Дурак. Синяки же будут.

– Ну, извини.

– Ты чего… вдруг?

– Не вдруг.

– Не вдруг?

– Не вдруг, – упрямо повторил Семицвет.

– Слушай, Цветик-Семицветик, – она пыталась говорить с привыч-ной насмешкой. Не получалось. Губы горели. – Мы с тобой уже сколько друг друга знаем?

– Ну?

– Что сегодня-то приключилось?

– Я думал, ты на Соболя запала… – Он вдруг окрысился. – А ты, ти-па, не видела, что я вокруг тебя круги наматываю?

Ей вдруг стало смешно.

– А я-то думаю, что это вокруг меня такое мелькает? Аж в глазах рябит!

– Аньк… – сказал он тяжело. – Анька, я ж тебя… да я за тебя…

Она взглянула, испугалась и спешно закрыла ему рот рукой. Семи-цвет прижал и поцеловал ладонь. Несмело провел рукой по ее голове.

– Отросли… – сказал невнятно, все еще ей в руку. – Хорошо.

Жесткие пальцы сжались, крепче обнимая ее шею. По позвоночни-ку словно прошел нервный ток.

– Хватит болтать! – строго сказала она и взяла Семицвета за уши. – Хватит!

– Ага! – моментом согласился он.

– …Ого!

Придавивший ее Семицвет не сразу, но отодвинулся и, моргая, она увидела вывалившую из столовой толпу.

– Ого-го-го! – одобрительно гаркнул Коля Мичман. – Договорились наконец-то!

Аня села прямее, высвобождаясь из рук нехотя отпустившего Се-мицвета. Глянула исподлобья. Соболев смотрел на них, прикусив губу. Неожиданно кивнул и показал большой палец.

– Мы по домам! – сообщил Витек, ухмыляясь. – Анют, подбросить?

– Ты же в драбадан… – пробормотала она, неловко поднимаясь. Свирепо глянула на поддержавшего Семицвета – тот и не подумал от-пустить ее локоть.

– Обижа-аешь! – загрохотал Витек. – До 'драбадана' мне еще как до Луны пешком! Да у меня и водила за рулем!

– Без тебя доберемся, – сказал Семицвет. Аня покосилась. Он на нее не смотрел. На лице его горел темный румянец – наверное, такой же, как у нее самой.

– Ну… тут дела семейные! – сказал кто-то ясным голосом. Мужчины, закуривая, посмеиваясь, и с любопытством поглядывая, шли к выходу. Кое-кого вели под руки – водки на поминках был явный перебор. Аня смотрела им вслед, потому что не хотела смотреть на остановившего-ся рядом Соболева.

– Пока, Аня, – сказал он, и пришлось все-таки посмотреть. Соболев жал руку Семицвета. За мужнин локоть крепко держалась Ольга. Гля-дела с жадной радостью.

– До свиданья, Ань!

– До свиданья, – кивнула она. Соболев неожиданно наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Пока.

– Пока…

– Игорек, ты заходи к нам! – сказала Ольга. – И ты, Ань.

Она от неожиданности моргнула и машинально кивнула. Ага. Жди-те. Пироги пеките…

Оба одновременно оглянулись на опустевшие двери столовой. По-глядели друг на друга. Аня шевельнула локтем, опять пытаясь стряхнуть крепкую руку Семицвета.

– Может, уже отпустишь меня?

– Нет, – с непривычной серьезностью сказал он. – Не отпущу. Нику-да я тебя уже не отпущу, Анька.

Ей вдруг стало смешно.

– А плащ можно надеть?

– О! – сказал он, удивившись. – Забыл! Щас!

Анна вышла на крыльцо – народ расходиться и разъезжаться не спешил. Переговаривался. Курил. Она подняла голову. В лицо летел ночной дождь. Говорят, в день, когда хоронят хорошего человека, все-гда идет дождь…

– Вот, – сказал Семицвет. Практики в подавании женщинам плащей было у него явно маловато. Аня терпеливо справлялась с ускользающими рукавами. Семицвет, натягивая куртку, заглянул ей в лицо и спросил озабоченно:

– Ты чего? Плачешь, что ли?

– Дождь… – ответила она.