Текст книги "Московский лабиринт Минотавра"

Автор книги: Наталья Солнцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10
Москва. Октябрь

Смирнова разбудил ранний звонок Эдика.

– Секундочку, я еще не проснулся, – он зевнул. – Погоди... как ты сказал? Нана тебе позвонила?

– Не Нана! Кто-то другой. Голос был мужской, приглушенный, без всяких интонаций. Он заявил, что смерть Олега – предупреждение мне, чтобы я держал язык за зубами.

– Все-таки это убийство, – пробормотал сыщик. – Я не ошибся.

– К сожалению, ты оказался прав: выходит, авария была подстроена.

– А о чем ты должен молчать?

– Я сам толком не понял, – признался взволнованный Проскуров. – Наверное, они откуда-то пронюхали, что я обратился к тебе. Или просто пугают.

– Кто «они»?

– Если бы я знал! Думаю, люди, похитившие Нану.

– Так ее похитили?

– Куда же она, по-твоему, делась?! – взорвался Эдик. – Что ты дурака валяешь? Неужели сомневаешься?

– Сомневаться и проверять все без исключения факты меня заставляет моя профессия. То, что твою жену похитили, – лишь одно из предположений. Она могла уйти сама, или... ее уже нет в живых. Будь же мужчиной, в конце концов! Я не собираюсь обращаться с тобой, как с чувствительной барышней, которая вот-вот хлопнется в обморок.

– Нана... мертва? – выдохнул Проскуров. – Не-е-ет... не может быть! Зачем ее убивать? Кому она мешала? Никто мне не звонил, не предъявлял никаких требований.

– Вот позвонили же.

– Это совсем не то!

Смирнов решил не спорить.

– Ладно, что тебе еще сказали? – нарочито спокойно спросил он.

– Ну... сказали, чтобы я сидел тихо, не рыпался. Дескать, не только мотоциклы ломаются в неподходящий момент, но и машины тоже, даже такие надежные, как «Ауди». Ты понимаешь? Мне угрожают!

– Понимаю, только не все.

– Нана оставила сумочку... ей удалось забросить ее под диван, чтобы... чтобы я догадался: она не по своей воле покидает квартиру. А теперь мне звонят и требуют прекратить поиски! Ради этого они убили Олега, чтобы показать, насколько серьезны их намерения.

– Не проще ли им было убить тебя? – резонно заметил Всеслав. – Тогда бы ты точно перестал представлять для них опасность.

На том конце связи повисла долгая, напряженная пауза.

– Похоже, я запутался, – угрюмо пробормотал Эдуард. – Выходит, я им нужен? Они хотят получить выкуп, а покойник уже не заплатит.

«Или ты сам убил Нану и Олега, – неожиданно подумал Смирнов. Ева успела посеять семена подозрений в его уме. – И пытаешься водить меня за нос. Выдумываешь телефонные звонки и прочие глупости! Зачем кому-то убивать Хованина, чтобы закрыть рот его брату, когда проще и надежнее убить самого Проскурова? Смерть гарантирует молчание».

– Но ведь тебе не ставят условий, – сказал он вслух. – Не требуют каких-то действий, денег. Если ты нужен, то кому и зачем?

– Это хуже всего! Я не понимаю...

«Я тоже, – продолжал внутренний монолог сыщик. – Если Нана решила уйти сама, то почему не заявила об этом открыто? Почему не позвонила, не оставила записки, наконец? И потом, эта ее выпотрошенная сумочка под диваном. Может, она оставила знак вовсе не супругу, а правоохранительным органам? Мол, не верьте Проскурову? Ищите! Олег мог что-то знать или случайно увидеть, поэтому пришлось его убрать. А телефонный звонок с угрозами Эдик придумал для меня лично. Значит, надо сделать вид, что я верю».

– Будем думать, – сказал он. – Ты не паникуй, но веди себя осторожнее. Проверь машину на всякий случай! Или пользуйся пока услугами такси. И давай не встречаться открыто, береженого бог бережет.

Ева внимательно прислушивалась к разговору.

– Эдуарду угрожают? – спросила она, когда Смирнов положил трубку.

– Пытаются. Предупредили, чтобы он прекратил поиски жены.

– Ты ему веришь?

Сыщик пожал плечами:

– С одной стороны, у меня пока нет оснований подозревать Проскурова во лжи, а с другой – как-то странно все это выглядит. Словно баловство какое-то. И в то же время Олег Хованин погиб не понарошку.

– Приведи свой аргумент! – с вызовом произнесла Ева. – Я же вижу, что он вертится у тебя на языке. Дескать, если Нана исчезла не без ведома Проскурова, то зачем он обратился к тебе? Тем более если он же потом убил брата?

– Есть такое.

– Проскуров поступает так для отвода глаз, – вздохнула она. – Ты обязан ему жизнью и не станешь его подставлять. Он в тебе уверен! Долг платежом красен, а боевое братство священно. Зато перед окружающими прекрасный повод оправдаться – мол, я все сделал для спасения любимой супруги, даже частного детектива нанял.

– Опять ты за свое.

Смирнов встал и отправился в ванную.

– Ну, хорошо! – воскликнула Ева, босиком последовав за ним. – Допустим, ты докопался до истины и твой товарищ кругом виноват! Что ты сделаешь? Донесешь на него?

Сыщик включил горячую воду. Или лучше встать под ледяной душ? Слова Евы впивались в его сердце острыми шипами.

– Не знаю, – мрачно ответил он. – Приготовь, пожалуйста, кофе с коньяком. И покрепче.

Она молча удалилась, загремела на кухне посудой. Запахло кофе, разогретым маслом. Ева поджарила яйца «в мешочке», как любил Смирнов.

Сыщик уселся за стол чернее тучи, поковырял вилкой яичницу, но кусок не лез ему в горло.

– Поеду, поговорю с Уваровой, – сказал он, доливая в чашку с кофе коньяк.

– Удалось дозвониться?

– Да. Она ездила к родителям в Мытищи, развеяться после похорон Олега. Вчера вечером вернулась.

– Слава богу, – улыбнулась Ева. – А я уж подумала...

– Эдик не маньяк какой-нибудь!

Донельзя расстроенный, господин Смирнов встал из-за стола, машинально натянул на себя одежду, хлопнул дверью. Ева допивала вторую чашку кофе. Она сочувствовала Славке, но не собиралась этого показывать. Он справится!

Подозревала ли она Проскурова на самом деле? Отчасти. Уж очень нелепо выглядела эта история с его скоропалительной женитьбой. Если бы не гибель брата, то... Да, сюжет разворачивается, как у плохого драматурга, – не хватает накала, подбросим труп.

– Люся Уварова, – представилась худощавая брюнетка в светлой куртке и полосатом шарфе после того, как Смирнов назвал себя.

– Родственники Олега уполномочили меня выяснить обстоятельства его гибели. Прошел слух, что он покончил с собой. Поговорим на улице? – с вежливой улыбкой спросил он. – Или лучше в кафе?

– Прогуляемся по свежему воздуху, – предложила девушка. – У меня осталось три дня отпуска, так что я никуда не спешу. – Ее глаза наполнились слезами. – Мы будем говорить об Олеге? Господи! Я не хотела идти на его похороны, думала, не смогу. Но ничего, выдержала. А вас там, кажется, не было?

– Не было, – кивнул сыщик.

Он не придерживался мнения, что убийца непременно является проводить жертву в последний путь, и без особой необходимости не посещал печальные церемонии.

– Я ужасно не люблю мотоциклы, – сказала Люся. – Боюсь на них ездить. Олег даже обижался на меня из-за этого. Говорите, он мог совершить самоубийство? Почему?

Смирнов пробормотал нечто неопределенное о проблеме суицида в больших городах.

– Вы любили его? – спросил он.

– Любила? – Девушка подняла на Всеслава покрасневшие глаза. – Не знаю. Он мне нравился, очень. Но любви между нами не было, в том смысле что... В общем, мы были хорошими, близкими друзьями. Олег часто обращался ко мне за помощью: он изучал городские подземелья, а я находила для него архивные данные. Я работаю в архитектурном отделе фирмы «Мос-Эксперт», мы постоянно берем из архивной базы разные справки. У нас есть свои геофизики, связь с Институтом археологии... Ой! – Уварова испуганно прижала пальцы к губам. – Это нарушение с моей стороны, то есть я не должна была добывать сведения для постороннего лица. Если на работе узнают, меня уволят. Хотя... по сравнению со смертью все житейские неурядицы выглядят чепуховыми. Найду другую работу. Вот Олега уже не вернуть!

– Как Хованин к вам относился?

– С симпатией. Иногда мне казалось, что он ухаживает, но... наши отношения продолжали находиться в одной плоскости – душевной дружбы – и не переходили за эту грань.

– Вы разделяли увлечение Хованина? Я имею в виду подземную Москву.

– Городские подземелья хранят множество тайн, я с удовольствием читала об этом, слушала рассказы Олега. Кстати, искать в архивах документы, где идет речь о тайных ходах или иных подземных помещениях, практически бесполезно: ведь они сооружались не просто так и являлись либо государственным, либо фамильным секретом. Сведения о подземельях никуда не заносились, так что приходилось довольствоваться крохами. В основном, преданиями, слухами, легендами и свидетельствами очевидцев, конечно. Ребята из «Ахеронта» все это собирали, обобщали, потом проверяли. Олег был самым завзятым из них. – Уварова помолчала, сдерживая слезы. – Вот только... спускаться под землю я не могла. Знаете, один раз он долго уговаривал меня, и я согласилась, чтобы не расстраивать его. Оделась в специальный костюм, шахтерскую каску... мы были вдвоем. Спустились в подвал полуразрушенного дома, потом еще в какой-то люк, и оказались в помещении с трубами, вентилями, какими-то кабелями. Пошли вперед, а там такое зловоние, словами не передать! Дышать нечем, глаза слезятся... под ногами хлюпает отвратительная жижа, а стены покрыты слизью: желтой, черной, прозрачной, как студень. Гадость! У меня едва не началась истерика. Не помню, как мы выбрались наверх. Больше я и слышать о подземных экскурсиях не желала. Диггера из меня не получилось, а есть люди, которые привыкают легко. Их хлебом не корми, дай полазать по тоннелям.

Люся немного успокоилась, слезы на ее глазах высохли.

– У Олега была женщина... или женщины? – спросил Смирнов. – Простите за бестактность, но это может оказаться важным.

– Хованин был внутренне закрытым. Если он с кем-нибудь встречался, то мне не докладывал. Его могли видеть с девушками, вероятно, он с кем-то спал... ну, вы понимаете, о чем идет речь. Интимными подробностями своей жизни он со мной не делился. Сказать честно, на влюбленного Олег не походил. Он увлекся одной идеей. Кажется, у Геродота или Страбона есть упоминания о знаменитом Египетском лабиринте. Так вот Олег решил, что он находится не в Африке, а в Москве. Все искал остатки лабиринта, становился просто одержимым.

– Вы давно знакомы с Хованиным?

– Года два, с тех пор, как он пустился на поиски Египетского лабиринта. Ему постоянно нужны были данные многовековой давности, которые в архивах разбросаны по крупицам. Знаете, как он называл лабиринт? «Змея, которая свернута в пространстве и времени!» Поэтично, правда? Он говорил, что еще великий Леонардо да Винчи пытался разгадать смысл лабиринта как символа.

Напоследок сыщик показал Уваровой фотографию Наны.

– Я никогда не встречала этой девушки, – сказала она. – Красивая. Есть что-то южное в разрезе глаз, в линии бровей.

Смирнов разочарованно вздохнул, спрятал снимок.

– Олег когда-нибудь говорил с вами о Симоновом монастыре? – все же решил он попытать счастья.

Глаза Люси печально блеснули.

– Да! И много. Я отыскивала для него сведения про Симонов – упоминания о нем в летописи старинных документах, церковной переписке. Раньше этот монастырь считался «щитом Москвы против врагов», потом наикрасивейшим местом, куда съезжались горожане любоваться природой. А сейчас там завод «Динамо», и пройти к остаткам крепостных стен, башен и бывшей трапезной не так-то просто.

– Вы проведете для меня экскурсию по Симонову монастырю? – с надеждой спросил Всеслав.

– С удовольствием.

* * *
Рябинки. Девять месяцев тому назад

Иногда Феодоре казалось, что Матильда только прикидывается глухой, а на самом деле слух у нее чуткий, как у зверя. В прошлую свою поездку в город госпожа Корнеева раздобыла материал для изготовления оттисков ключей. Теперь возникла задача: сделать это незаметно и как можно тщательнее. Взять ключи у домработницы не представлялось возможным, та постоянно носила их в кармане фартука, а на ночь запиралась в своей комнате. Еще один набор ключей, как выяснила Феодора, находился у Владимира в кабинете, в ореховом секретере. Молодой человек был рассеян, чего нельзя было сказать о Матильде. Поэтому супруга остановила свой выбор именно на его ключах.

Следует заметить, что все без исключения двери в загородном доме Корнеевых имели замки и могли при желании запираться на ключ. Во всех ли богатых домах был заведен подобный порядок, Феодора не знала.

Она стала подкарауливать удобный момент, когда Владимир отправился бы в ванную, где он любил минут двадцать стоять под душем; или уехал бы с водителем по своим делам, или отправился на прогулку в лес, при этом забыв запереть двери в кабинет. Ее упорство было вознаграждено, и слепок с ключа от секретера стал первым шагом на пути к цели.

Изготовленный по ее заказу ключ легко открыл выдвижной ящик секретера. Сердце Феодоры сладко заныло, когда она увидела подаренный ею Владимиру клубок золотистых ниток, бережно хранимый в одной ячейке со связкой ключей.

Ариадна из Кносса знала, что делала. Жаль, ее история имела печальный конец – афинский герой, с которым она решилась бежать из царского дворца, безжалостно бросил ее, спящую, на острове Наксос. За свое спасение коварный Тесей заплатил изменой и предательством. Пришлось красавице уповать на милость богов, и они не замедлили явиться: сам Дионис-Вакх пленился ею и взял в жены, сделал бессмертной. Но каков Тесей?! Негодник...

– Я не позволю поступить со мной так же! – шептала жена Корнеева, аккуратно делая слепки с многочисленных ключей. – Уроки судьбы не проходят бесследно. Ариадна поумнела и набралась жизненного опыта.

Любопытство Феодоры так разыгралось, а новое развлечение так щекотало нервы, что она забыла о своих планах по овладению деньгами свекра. Сначала следует выяснить, что происходит в Рябинках, а уж потом замахиваться на что-то другое. Романтическая дымка, навеянная поездкой на Крит, рассеялась; чувственно-любовный порыв к мужу остыл; первый интерес к комфортному, обеспеченному быту был удовлетворен; жажда покупать и тратить угасла. Настала пора вникать в тонкости жизни обеспеченных господ, к которым теперь относила себя Феодора. Она предполагала, что все имеет свою цену, и дорога к изобилию может пролегать через заросли терновника. Кажется, первые кусты ощетинились острыми колючками.

Телефон в кабинете зазвонил, когда госпожа Корнеева почти закончила свою работу. Она вздрогнула, но доделала последний оттиск. Дубликаты нескольких самых сложных ключей изготовить вряд ли удастся, но стоит хотя бы попробовать. А вдруг? Уничтожив следы своего пребывания в кабинете супруга, Феодора спустилась вниз, в каминный зал. Глухая тетеря Матильда возилась на кухне, а телефон разрывался.

– Алло?

Для удобства в доме повсюду были установлены параллельные аппараты.

Феодора не ожидала услышать голос свекра.

– Володьки нет? – не очень уважительно спросил он о сыне. – Ну и ладно! Что ж, тогда приглашаю вас, как ближайшую... – Корнеев кашлянул, – родственницу составить мне компанию. Супруга моя слегла некстати, так я воспользуюсь случаем и приглашу жену сына.

Феодора хотела напомнить, что у Владимира всегда с собой мобильный телефон, и... передумала. Наверняка Петр Данилович об этом знал.

– Куда вы хотите меня пригласить? – пересохшими от волнения губами спросила она.

– Видите ли, у меня своеобразные привычки. Каждый год в один и тот же день я должен выпить с красивой женщиной за свое второе рождение.

– В каком смысле? – растерялась Феодора.

– В самом прямом. Когда я был студентом, занимался горнолыжным спортом, – усмехнулся Корнеев. – Однажды на сборах устроили мы пикник в горах. Снег кругом, красотища! Была среди нас молодая черноглазая дивчина, сотрудница спортивной базы. Сидим мы, выпиваем тайком по чуть-чуть – алкоголь нам строжайше запрещали, – ну и... черт попутал: начали подшучивать над нашей очаровательной спутницей. Она вдруг вспылила, очи засверкали, как угли. «Я, – говорит, – между прочим, по матери цыганка! Вот ты, – и пальцем на меня показала, – хихикаешь, а того не знаешь, что завтра твоя судьба решится. Если не умрешь, то много денег заработаешь и любовь испытаешь на склоне лет! А если лишишься своей жалкой жизни, значит, недостоин ты этого». Все притихли, уставились на меня... ей-богу, я просто обмер от какого-то суеверного ужаса.

– И что же дальше? Сбылось предсказание?

– Как вам сказать, – вздохнул Петр Данилович. – Касательно денег – целиком и полностью. Кстати, на следующий день сели мы с товарищем на фуникулер, и по дороге наверх что-то в нем заклинило. Ветер сорвался, раскачивает канат, таким он сразу показался тонким, ненадежным. Потом снег повалил, мы тогда все молитвы, какие знали, бормотали. У товарища от страха сердечный приступ приключился, а помочь ему было нечем – ни лекарств, ни слов ободряющих у меня не нашлось. Да и какие слова? От холода зуб на зуб не попадает! В общем, когда явились спасатели, он уже умер... Я в это верить не хотел – мы молодые были, здоровые, спортом увлекались. Какое там сердце?! Я отделался тяжелой простудой. Вечером пришла та девушка, проведать меня. Тут язык-то я и прикусил, не до шуток мне стало. Она посидела в палате, повздыхала, велела каждый год этот день отмечать как особенный, и обязательно с женщиной. «Почему именно с женщиной?» – спрашиваю. «Потом поймешь!» – так она ответила.

– Длань Господня над вами простерта, – пошутила Феодора.

– Выходит, так! Когда мы уезжали, я ту черноглазую девушку отыскал, попрощался с ней. Она долго на меня смотрела. «Странная у тебя судьба, – сказала печально. – Не могу понять, что я вижу, руку смерти или руку любви? Как будто они обе к тебе тянутся! Ладно, прощай, не поминай лихом». Вот какие слова она сказала.

Феодоре стало неуютно. Она вспомнила свое желание отделаться от свекра, как мечтала, чтобы сразил его скорый и неизлечимый недуг. Может, это ее имела в виду та девушка, когда предупреждала его о руке смерти?

– Я согласна! – выпалила невестка, заглушая нахлынувшее волнение. – Давайте выпьем вместе за ваше здоровье и долгую жизнь.

– Тогда завтра к трем пополудни приезжайте в Москву, к бывшему Симонову монастырю. Знаете, где это?

– Найду.

Ни Петр Данилович, ни Феодора ни словом не обмолвились о Владимире. Само собой подразумевалось, что он не должен знать об их встрече. Оба, не сговариваясь, решили молчать.

«Присмотрюсь, каков он, – подумала Феодора после того, как положила трубку. – Попробую нащупать его слабые места. Они есть у каждого человека! Даже у неуязвимого Ахиллеса нашлось роковое местечко, куда нанесла свой неотвратимый удар смерть».

Мысль о том, что она станет полновластной хозяйкой огромного состояния, впервые не принесла Феодоре обычной радости. Неизвестно, как поведет себя Владимир. Может, и от него потребуется избавиться? Развод был бы неплохим вариантом, если она получит значительную часть наследства. А вообще, зачем ей столько денег? Что она будет с ними делать?

Феодора прошла в библиотеку: ее интересовало имя Петр. Древнегреческое слово «петра» означало скала, утес, каменная глыба.

– Хорошенькое дельце! – пробормотала госпожа Корнеева. – Намек ясен. Нашла коса на камень!

Глава 11
Москва. Октябрь

– «По велению великого князя Ивана Васильевича Петр Фрязин построил две отводные стрельницы, или тайники, и многие палаты и пути к оным с перемычками по подземелью, на основаниях каменных водные течи, аки реки, текущие через весь Кремль, город осадного ради сидения», – процитировала Люся Уварова. И добавила: – Крешкина летопись.

– Что-что? – не понял Смирнов.

Люся сидела на переднем сиденье его автомобиля, они как раз подъезжали к территории завода «Динамо».

– Крешкина летопись, – повторила она. – Источник, откуда я взяла цитату.

– Вы летописи наизусть знаете? – удивился сыщик.

– Нет, конечно. Просто Олег так часто повторял некоторые отрывки, что поневоле запомнила. Знаете, у московских подземелий одна из самых темных историй. Есть тщательно оберегаемые тайны, и эта относится к их числу.

– Князь Иван Васильевич – Иван Грозный?

– Наверное, – улыбнулась Люся. – Часть лабиринтов и тоннелей созданы при нем. Олег говорил, что подземными ходами в Москве и окрестностях изрыто все: если вы копаете землю и не натыкаетесь на один из них, значит, просто глубина недостаточна.

– Копайте глубже! – рассмеялся Всеслав. – Девиз мне подходит!

Уварова немного оживилась, охотно поддерживала разговор, шутила.

– Давайте оставим машину здесь, – предложила она, увидев детскую площадку.

Они вышли под мелко моросящий дождь. Тротуары и газоны были покрыты ковром из опавшей листвы.

– Олег дважды приводил меня сюда. А теперь его нет...

– Вы заранее договаривались о встрече? – насторожился Смирнов.

Неужели «таинственный незнакомец», с которым Хованин собирался увидеться двенадцатого сентября прошлого года у Симонова монастыря, – это Люся? Было бы обидно!

– Олег предпочитал экспромты заранее спланированным действиям, – подумав, сказала девушка. – Он жил порывами, не любил оставлять «зарубки» и поступал под влиянием сиюминутных импульсов.

– Зарубки? Что это?

– Фиксирование себя, своих мыслей, составление программ и расписаний. Даже фотографии он называл ненужными отпечатками на лице времени. Когда ему приходила в голову идея куда-нибудь пойти, он звонил или приезжал, если у меня получалось, мы отправлялись туда вместе. За город, например, на прогулку по реке, в кафе или в клуб «Ахеронт». Если я была занята, Олег не обижался.

– Так же спонтанно вы попали и в Симонов монастырь? – уточнил сыщик.

– Кажется, да. Это было... весной. Да! Цвели деревья...

– А второй раз?

– Той же весной. Только чуть позже, в конце мая. Я слишком легко оделась, и он дал мне свою куртку.

– Вы точно помните? Может быть, стояла осень?

Уварова подняла на него большие грустные глаза.

– Не-е-ет, мы приходили сюда весной! Я не могу похвастаться, что мужчины проявляют ко мне интерес. Олег был единственным, кто приглашал меня на прогулки. Эти редкие часы, проведенные с ним, я запомнила хорошо. Он умел рассказывать о Москве, о ее прошлом, как о живом существе. Знаете, как он называл городские подземелья? Утробой, которая вынашивает адские плоды.

– Мрачные внутренности большого города, – усмехнулся Смирнов. – Клоаки и трубы, где обитают гномы, оборотни и призраки! Где знаки каббалы красуются на стенах старых тоннелей, а под сырыми сводами этой преисподней творят свои черные дела служители сатаны!

Люся приложила ладони к горящим щекам.

– Не понимаю, вы иронизируете или говорите серьезно? – наивно спросила она.

– Я и сам не знаю! А зачем Хованин приводил вас сюда?

Девушка пожала узкими плечами, ее волосы покрылись мелкими каплями дождя. Сыщик раскрыл над ней предусмотрительно захваченный с собой зонт.

– Он не объяснял. Просто показывал мне эти места. Город так разросся! Посмотрите: разве можно представить, что здесь, на обрывистом берегу реки, посреди дубовой рощи стоял монастырь с могучими стенами и башнями, золотыми куполами, величественной колокольней? Он видел нашествие хана Тохтамыша и Куликовскую битву. А преподобный Сергий Радонежский приезжал сюда беседовать с иноками...

– Ка-а-ак? – не в силах скрыть удивления, перебил Всеслав. – Куликовскую битву? Но... каким же образом, позвольте спросить?

– Для меня это тоже было открытием, – улыбнулась Уварова. – Олег рассказал, что при прокладке заводского коллектора и других подземных работ строители находили множество костей и черепов, причем останки явно принадлежали людям молодым.

Всеслав вспомнил, как Ева читала ему выдержки из исторических книг, где речь шла о Симоновом монастыре.

– Правильно! – воскликнул он. – Всем известно, что в обители захоронили героев Куликовской битвы, но их тела привезли откуда-то из Тульской области. Тут, в церкви Рождества Богородицы, покоятся и троицкие иноки Пересвет и Ослябя.

– Бесспорно. Хотя Олег изучал летописи и сделал вывод, что привезти столько тел с поля боя было немыслимо, учитывая отсутствие скоростного транспорта, расстояние и количество погибших. Значит, если захоронение находится здесь, то и битва была неподалеку. Кстати, возможно, мы с вами стоим на могилах бывшего Симоновского кладбища! – увлеченно говорила Люся. – В этой священной земле лежат князья Мстиславские, Урусовы, Бутурлины, Нарышкины, Мещерские...

Она перечисляла славные фамилии, а листья неслышно срывались с ветвей, порхали золотистыми бабочками в сыром дождевом воздухе и падали на мокрую траву. Невесомая завеса измороси стояла над последним безымянным пристанищем представителей громких фамилий.

– Я слышал, кладбище пришло в упадок еще до революции, – блеснул эрудицией Смирнов. – Заводы, нефтяные и керосиновые склады превратили окрестности монастыря в замусоренную, задымленную слободу.

Уварова согласно кивала, посвящала его во все новые подробности. Потом она повела сыщика по длинному проходу между заводскими корпусами и постройками к западной стене монастыря.

– Тут, над рекой, Олег показывал мне остатки башни с потайным ходом. Он обрушился еще в середине девятнадцатого века. Я уже не могу найти того места, – сокрушалась Люся. – Надо было внимательнее смотреть.

Без толку побродив по руинам, девушка и Смирнов замерзли и промокли. Они все же отыскали затерянный среди динамовских цехов золотой купол церкви, вошли, постояли, ощущая непонятные горечь и стыд. Надгробия монахов-воинов, посланцев Сергия князю Дмитрию Донскому, слабо белели в полумраке. Пахло ладаном, строительной пылью, горячим воском.

– Пойдемте, я покажу вам трапезную, – шепнула Уварова и потянула Всеслава за рукав. – Ее более-менее привели в порядок.

Прогулка по монастырю затянулась. Люся перескакивала с одной темы на другую, а Смирнов все яснее осознавал, что ни на шаг не продвинулся вперед в своем расследовании.

Побыв под дождем, утомившись, они проголодались, и сыщик пригласил девушку в кафе, согреться, обсохнуть и пообедать.

За едой Люся продолжала болтать, охотно отвечая на вопросы Всеслава. Он ей понравился: вежливый, обходительный и очень красивый.

– Я не могу поверить, что Олега больше нет, – призналась она. – Кажется, он просто уехал надолго. Как это странно – умереть! Разве можно вот так взять и исчезнуть? Я не говорю о теле... гроб, похороны и все такое. Но вот Пересвет, например, – смотришь на его могилу и не веришь, что он там! Он продолжает существовать... где-то, куда мы не способны заглянуть. – Люся помолчала. – Знаете, чему меня научил Олег? Относиться к жизни как к нераскрытой тайне, которую еще познавать и познавать.

Горячий борщ со сметаной оказался вкусным, как и кулебяка, заказанная Смирновым специально для Люси. На сладкое он предложил ей попробовать гурьевскую кашу.

– А вы хорошо разбираетесь в еде, – сказала она, отдавая должное всем блюдам. – Я привыкла обедать в «Макдоналдсе» бутербродами и кока-колой. Олег тоже предпочитал перекусить где-нибудь на скорую руку.

В маленьком зале кафе, отделанном под трактир, было тепло и уютно. Печка сияла пестрыми изразцами, на буфетной стойке стояли пузатые медные самовары. К чаю подавали наколотый кусками сахар – вприкуску. Уварова восхищалась большими чашками и блюдцами на старинный манер.

– Последние две недели вы не замечали в поведении Олега каких-либо странностей? – спросил сыщик.

– Нет. Может быть, он был задумчив больше, чем обычно.

– Хованин говорил вам о своем двоюродном брате Эдуарде?

– Упоминал. Он мог часами рассказывать о подземельях, разных археологических открытиях, исторических загадках, а что касается личного... Олег был невероятно скуп на подобные откровения. Обычно люди изливают друг другу душу, делятся переживаниями, спрашивают совета. Но к Олегу это не относится. Не относилось...

– Спасибо, Люся, – скрывая огорчение, сказал Всеслав. – И за прогулку, и за беседу. Вы мне очень помогли. Если еще что-нибудь вспомните, позвоните?

– Конечно. – Она взяла листок с номером телефона Смирнова, тяжело вздохнула.

– Вас что-то смущает?

– Ничего, – Уварова покраснела, опустила глаза.

«Она говорит не все, – подумал Всеслав. – Не хочет? Боится?»

Возникшая между ними симпатия отчего-то померкла, из кафе они вышли молча, молчали и в машине, по дороге к Люсиному дому.

– Олег называл самые старые туннели «сумеречной зоной», – вдруг сказала девушка. – В них можно заблудиться во времени, оказаться в другой эпохе, попасть в параллельный мир. Вы в это верите? Диггеры обходят их стороной.

– Хованин бывал в «сумеречной зоне»?

– Он вскользь намекнул, что один раз, случайно, забрел... впрочем, я могла неправильно его понять.