355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталья Шатрова » Спаси меня, мой талисман! » Текст книги (страница 6)
Спаси меня, мой талисман!
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 23:43

Текст книги "Спаси меня, мой талисман!"


Автор книги: Наталья Шатрова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Подожди, отец, не бей Недвигу. Я хочу купить ее, – произнес Баян дрогнувшим голосом.

– Да? – Вождь с интересом посмотрел на сына, опуская руку с плетью. – Сколько же ты за нее хочешь заплатить.

– Называй цену, – с готовностью отозвался мужчина.

– Цену, говоришь, – вождь ногой пнул женщину в бок, – вставай.

Недвига, постанывая, поднялась.

– Видишь, какая она у меня красавица? – Хозяин прищурился. – Покрутись, Недвига, перед покупателем, покажи все свои прелести.

Женщина не сдвинулась с места.

– Кому говорю?

Женщина вздрогнула и безропотно повернулась кругом, не испытывая при этом никакого стыда от оценивающих взглядов мужчин. Она думала лишь об одном: когда же все это закончится?!

– Я думаю, табуна лошадей она стоит…

– Да ты что? – возмутился Баян. – Самая дорогая рабыня от силы на одну лошадь потянет.

– Я цену назвал, – усмехнулся вождь. – Твое дело, покупать или нет.

Недвига с замиранием сердца ждала ответа. Когда-то давно северянский воин не поскупился, отдав за нее целое состояние. Неужели и сейчас произойдет чудо и страсть заставит гордого печенега раскошелиться? Но надежда оказалась напрасной, да и глупо думать, что в тридцать лет женщина может рассчитывать на большее, чем похотливая непродолжительная страсть.

Баян вздохнул, с сожалением оглядывая Недвигу. Он подозревал, что отец запросит небывалую цену, и готов был поступиться тремя, пусть пятью лошадьми, но табун – это слишком высокая цена за рабыню.

– Ты знаешь, отец, табун я добывал потом и кровью. Я с малых лет ходил в походы, и богатство мне досталось нелегко, так что я не могу его вот так разбазаривать.

– Тогда о чем речь? Недвига, ступай домой. Отныне спать будешь на полу и есть с рабами.

Дважды приказывать не пришлось. Она мигом натянула на себя кожух, выскочила из вежи и напоролась на Тенгизу, стоявшую у входа. Та злорадно улыбнулась:

– Что, сучка, повезло тебе? А ведь Кутай мог голышом по стану прогнать…

Недвига хотела что-нибудь ответить, но, понимая, что действительно легко отделалась, только всхлипнула и побежала в женскую вежу, не замечая ни завывания ветра, ни снежной круговерти.

Глава седьмая

Наконец-то кончилась зима: ветреная, слякотная, сырая, нудная и противная.

Весну Недвига ждала с нетерпением, будто только она могла смыть весь испытанный ужас и боль от смерти жены Баяна, вернуть жажду жизни и надежду на счастье. И вот наконец весна пришла, запестрела яркими цветами и сочной высокой зеленью.

Не только люди возрадовались теплу и солнцу, но и отощавший за зиму скот и табуны лошадей стали без боязни гулять по балкам и оврагам. А дичи сколько в степь прилетело: куропатки, стрепеты, дрофы, дикие утки! Печенегам раздолье в это время – и птицы, и рыбы, и сайгаки так и просятся сами в руки.

Все бы хорошо, но жизнь Недвиги стала безрадостной. Вождь выполнил свое обещание, превратив ее в рабыню. Правда, ноги женам мыть не заставил, но работой загрузил наравне со всеми рабами. Кутай постоянно давал понять, что она никто и не смеет претендовать ни на какие блага. Недвига и не роптала, выполняя свои обязанности смиренно, и даже рада была, что вождь не требует от нее ночных утех, потому что теперь постоянно думала о Баяне.

Одно то, что он хотел купить ее, поднимало ее в собственных глазах и заживляло сердечную рану лучше всякого чудодейственного зелья.

Впрочем, оба они старались реже попадаться друг другу на глаза. Вождь, казалось, постоянно наблюдал за своей рабыней, выискивая в ее поведении какой-нибудь огрех, чтобы тут же вменить ей это в вину, и она очень осторожничала.

Не только Недвига вела себя благоразумно, Тенгиза тоже притихла и больше не домогалась так нагло Баяна, как бывало раньше. Но приближение весны никто не отменял. Она чувствовалась постоянно, повсюду и невольно, вместе с радостным щебетом птиц, наводила на мысли о возрождении жизни, о весенней благодати, хотелось забыть все плохое и думать только о любви.

После смерти жены Баяна женщины из семьи Кутая как-то приуныли, разговаривали мало. Тенгиза вообще почти ни с кем не общалась, все больше проводила время за станом, в основном у реки. В такие часы все радовались ее отсутствию, мирно и спокойно занимаясь делами. Было в Тенгизе что-то колдовское, пугающее простых женщин. Иногда так взглянет из-под черных бровей, что мурашки по коже побегут. Поэтому многие старались как можно реже попадаться ей на глаза.

Все чаще Недвигу мучили сомнения, которые рождали тревожные предчувствия. Почему она промолчала у тела жены Баяна о Тенгизе? Почему ничего не сказала о дощечке? Неужели она, как и другие, боится этой женщины? И немудрено: действия Тенгизы были загадочными, ее поведение таинственным, но никто и думать не смел пойти за нею к реке и посмотреть, чем она там занимается. Ой, не зря бедная покойница считала Тенгизу ведьмой.

Тенгиза будто чувствовала, что Недвига думает о ней, то повернется вдруг резко и вперит в нее злобный взгляд, то при встрече нехорошо усмехнется. Недвига и спать-то уже стала ложиться с превеликой опаской, резонно полагая, что та и придушить может во сне.

Постоянно Недвига ощущала смутную тревогу, ей не давало покоя предчувствие чего-то нехорошего, что окончательно перевернет ее судьбу или вообще лишит ее жизни. Если бы знала Недвига, что ей было уготовлено, не стала бы мучиться сомнениями, а вприпрыжку побежала бы к старейшинам и рассказала все, как хотела это сделать жена Баяна.

Одним погожим вечером, когда население стана, радуясь первому теплу, высыпало из душных веж заниматься делами на свежем воздухе, раздался крик, и из женской вежи выскочила Рута.

– Смотрите, смотрите, что я нашла у Недвиги.

В руках она держала оскаленный волчий череп с раскрытой пастью и клыками, темными от спекшейся засохшей крови, и волчью лапу в бурых пятнах.

Пока Недвига с изумлением смотрела на эти предметы, вокруг стал сбираться народ. Приплелся и шаман.

– Люди, смотрите, не этими ли орудиями была убита жена Баяна? – истошно завопила Тенгиза.

По толпе людей прошелестел тихий ропот. Все с ужасом отхлынули от Недвиги.

– Это не мое! – закричала она. – Я никогда не видела их. Поверьте мне!

Печенеги угрюмо смотрели на нее. «Я пропала! – с ужасом поняла женщина. И как утопающий хватается за соломинку в последний час жизни, так и она решилась высказаться, чтобы отвести от себя подозрение. Может быть, ей не спастись, но и Тенгиза должна понести наказание.

– Я требую дознания! Эти вещи не мои. Зато я знаю, кто убил вождя. Жена Баяна накануне смерти рассказала мне все. Она видела убийцу. Это была Тенгиза. И дощечку, которую показывал шаман, я видела у Тенгизы в тот самый вечер, как убили вождя.

Тенгиза изумленно уставилась на Недвигу, но тут же опомнилась и заверещала:

– Она врет. Не видите разве, на других наговаривает, чтобы от себя подозрение отвести.

– Я не вру, – Недвига топнула ногой. – Перед смертью жена Баяна хотела пойти к старейшинам и все им рассказать. А дощечку ты шаману подбросила…

– Да что вы слушаете ее? Зачем мне убивать вождя, подбрасывать дощечку? Да ведь пасть волчью у нее нашли!

– Тише, женщины, – нахмурился шаман, – надо во всем разобраться. Пасть и лапа принадлежали мне. Я их давно хватился, все никак не мог понять, куда делись.

Шаман замолчал, переводя тяжелый взгляд с одной женщины на другую. И люди замерли вокруг, и будто природа закоченела, ветер замер, и вечер задержался.

– Я хоть и стар, но плохой памятью не страдаю. Вещи эти пропали задолго до того, как Недвига в стане появилась.

– Кажется, я понял, – вдруг встрял Баян. – Мне еще тогда, в походе, показалось все странным: дозорные уснули. А ведь ты им, Тенгиза, еду носила, могла чего-нибудь подсыпать. А почему вождь ударом в спину убит был? Так в бою не погибают. И удар какой-то странный, не со всей силы. Я еще тогда подумал, что женская ручка его наносила.

– А вот и нет! – недобро рассмеялась Тенгиза. – Я в ту ночь в повозке Кутая спала. А Недвига одна была!

– И тут ты просчиталась. Когда заварушка началась, я к отцу побежал, заодно видел, как Недвига из своей повозки выпрыгнула. А отец один спал мертвецким сном, еле добудился…

– Да о чем ты говоришь, Баян, опомнись, – воскликнула женщина, – Недвига жену твою убила, а ты ее выгораживаешь!

Шаман слушал перепалку молча, переводя недобрый взгляд с Баяна на Тенгизу. Наконец произнес веско и значительно:

– Сдается мне, дело здесь нечисто. Дознание с пыткой надо проводить.

Несколько воинов быстро принялись разжигать огонь. Вскоре он запылал, от жара начал таять снег вокруг. Недвига смотрела на огонь, мысленно прощаясь с жизнью, не сомневаясь, что первой пытать будут ее, поскольку она всего лишь рабыня.

И действительно, двое мощных воинов подхватили ее за руки и поволокли к костру. Она даже не сопротивлялась, отдавшись на милость судьбы и случая – все равно никому ничего не докажешь.

– Итак, Недвига, говори, ты убила женщину? – вопросил шаман, глядя на нее вострыми глазами.

Недвига впервые увидела его глаза так близко: старческие, замутненные, – и поняла, что они будут смотреть на ее мучение без жалости и сострадания до тех пор, пока она не признается даже в том, чего не совершала.

Дюжий паренек в это время спокойно нагревал на огне клинок сабли. У печенегов все пытки были продуманы до мелочей. Они знали, как развязать жертве язык.

– Нет и нет! Я сказала правду. Еще я видела, как Тенгиза, тогда, в походе, разговаривала с какой-то старухой, и та передала ей эту дощечку.

– Врет она, все врет, – снова завизжала Тенгиза.

– Молчи! – прикрикнул на нее шаман, даже не обернувшись. – И твой черед скоро придет.

Один из воинов стянул с Недвиги покрывало и разорвал рубаху до пояса. Женщина поежилась под недобрыми взглядами степняков, хотела прикрыться руками, но не успела. У лица промелькнула раскаленная сабля и приложилась плашмя к груди. Недвига закричала.

– Стойте, стойте! – Рута подбежала к костру.

– Молчи, дура! – зашипела на нее Тенгиза.

– Нет. Я не буду молчать. Долго ты меня пугала, но теперь невинный человек страдает, и я все скажу. Пасть и волчью лапу я давно случайно видела у Тенгизы, а сейчас она меня послала порыться у Недвиги в вещах. Я сначала даже удивилась, почему нашла их у Недвиги, и вот только теперь догадалась. Тенгиза их подбросила!

Последние слова Руты потонули в глубинах памяти, и Недвига повисла на руках воинов, крепко держащих ее потерявшую сознание от болевого шока. Это было ее спасением.

Сколько она пробыла без чувств, трудно сказать, очнулась от душераздирающего крика, ворвавшегося в сознание.

Недвига открыла глаза. Она все еще находилась в руках воинов, а у костра извивалась в мучениях раздетая Тенгиза. Спина, грудь и живот ее краснели страшными ожогами. Тенгиза кричала и ругалась одновременно:

– Рабыни-твари, сговорились. Они обе ненавидят меня. Звери, ничего не знаю, ничего не скажу. Заговор это против меня…

– Скажешь, скажешь, – зловеще повторял шаман, глядя, как палач снова нагревает саблю, затем посетовал: – Огонь, видать, не берет ее.

– Сейчас мы ее ножом пощекочем, – тут же отозвался молодой палач, отложил саблю и достал из-за голенища нож.

Тенгиза замолчала, уставясь на стальной клинок. Воин подошел к ней и воткнул полножа в бок. Женщина взвизгнула, но тут же визг как будто захлебнулся хрипом. Из раны брызнула кровь, а нож начал медленно поворачиваться.

Недвига без содрогания не могла смотреть на эту пытку и отвернулась. Тенгиза лишь стонала, закатывала глаза, тихо скулила, изредка повторяя:

– Ненавижу вас всех… Да чтоб вы сгинули, изверги.

Проклятия только раззадорили палача. Он вынул нож из тела, схватил грудь и хотел уже полоснуть по ней, но был остановлен шаманом:

– Погоди. Вот ведь живучая гадина. Ничто ее не берет, ни нож, ни огонь. Зенки ей надо выжечь, может, тогда поумнеет.

Палач безропотно пошел греть нож на огне. Тенгиза вздохнула, но передышка была недолгой, нож раскалился быстро, и мужчина подошел к ней. Один из воинов крепко ухватил голову женщины, и, как она ни пыталась вырваться, горячий нож подступал к ее глазам все ближе и ближе. Палач намеренно затягивал пытку, давая последнюю возможность на раскаяние, и Тенгиза не выдержала:

– Не надо, все скажу, все! – и потеряла сознание.

Глава восьмая

Недвига еле передвигалась по веже: располосованная плетью спина терзала нудной болью. Нужно было лежать, но кто позаботится о рабыне? Рута и Тенгиза стонали, каждая на своей постели.

Старшая жена вождя безмятежно спала. Ей не было дела до страданий покалеченных женщин.

Недвига тихо, стараясь не шуметь, подошла к кувшину с водой, отхлебнула чуть ли не половину. Прохладная влага разлилась по сухому горлу блаженством, сразу придав телу бодрость, а мыслям ясность.

Думать и вспоминать не хотелось, но мысли сами невольно лезли в голову.

Печенеги не пощадили ни одну из трех женщин, всем досталось по заслугам. Недвигу пороли плетьми за скрытность, за то, что видела Тенгизу с чужой женщиной и не сказала об этом. Руту – за то, что знала о многих проделках госпожи и тоже молчала.

Больше всех пострадала Тенгиза. Ее били палками за предательство и за убийства.

Все эти годы Тенгиза поддерживала связь с хазарским правителем и выполняла многие его поручения. Именно она извела первого вождя, подсыпав в еду яд. Второго вождя тоже надо было убить, но Тенгизе никак это не удавалось, поскольку она не входила в его семейный круг. Тогда был придуман план нападения, и женщина у реки дала ей сонное средство для дозора и точные указания, что делать. Убийство успешно было свалено на разбойников.

В тот вечер женщина передала Тенгизе дощечку. Сама Тенгиза читать не умела, но знала, что написаны на ней печенежские знаки, предупреждающие о том, что Предки не хотят, чтобы племя вступало в союз с другими родами. Тенгиза сразу подбросила дощечку шаману, но тот редко просматривал свои вещи, поэтому нашел ее лишь незадолго до смерти жены Баяна. Тенгиза даже радовалась тогда, что все удачно сложилось.

Совершала она злодейства с одной целью – угодить хазарскому кагану. Он очень боялся степняков, появившихся неизвестно откуда и тут же начавших громить и грабить все поселения вокруг. Каган не хотел, чтобы кочевые племена вступили в союз и превратились в грозную силу, поэтому и старался внести в их ряды раскол. В свое время много рабынь, таких, как Рута и Тенгиза, было отправлено в печенежские роды с наказом подсматривать, подслушивать и выполнять приказы кагана, когда от него явится человек. Но только Тенгизе, благодаря ее красоте и уму, удалось продержаться так долго и вредить безнаказанно.

Тенгиза, уверовав в свою удачу, в конце концов потеряла бдительность и чуть не была раскрыта женой Баяна, но вовремя подслушала разговор двух женщин. Тогда она заманила жену Баяна за стан, сославшись на неотложный разговор без свидетелей. Та охотно согласилась пойти со злодейкой в тихое место. Безопаснее было разговаривать в стане, но молодая женщина стыдилась показать свою ревность перед чужим племенем, в которое и так нелегко вживалась. Начнут судачить да за глаза смеяться.

Жена Баяна была очень гордой женщиной и за станом высказала Тенгизе все, что наболело, не забыв упомянуть и об убийстве вождя.

– И если ты не отстанешь от Баяна, – пригрозила она напоследок, – я все расскажу старейшинам.

Женщина не боялась Тенгизы, поскольку была моложе и сильнее, а в складках одежды скрывала нож. Но она не знала, что Тенгиза намного расторопнее и ловчее, и не ожидала, что удар по голове лишит ее сознания.

Тенгиза заранее продумала смерть глупой степнячки, решив представить дело так, будто она погибла от когтей зверя. Она поднесла страшную волчью пасть к лицу женщины и чуть не отшатнулась, когда та открыла глаза. Исход дела решил страх перед разоблачением, придав рукам невероятную ловкость и силу. Бедная женщина ничего не успела сделать. Острые клыки в одно мгновение распороли кожу и жилы и сжали горло, а волчья лапа с острыми когтями доделала остальное, придав смерти естественный вид.

Возвращаясь после убийства в стан, оглядываясь по сторонам, Тенгиза мучительно раздумывала, как извести Недвигу. Та теперь знает о ней слишком много. Тенгиза дошла уже до женской вежи, когда в голову ударила простая мысль: «А почему бы не подбросить Недвиге пасть и лапу? Хуже мести не придумать! Чем Недвига докажет, что эти вещи не ее?»

Мысль пришла мгновенно, показалась очень удачной и своевременной, и продумать ее до конца женщина не удосужилась. Тем более, на везенье, в веже, где всегда толпилось полно народу, в это время никого не было. Это показалось Тенгизе добрым знаком, и она тут же спрятала страшные орудия смерти в Недвигиных вещах…

– Пить, – застонала Тенгиза, – пить…

Недвига вздохнула, взяла кувшин и подошла к женщине. Приподняла ее голову, приложила кувшин к губам. Та жадно ухватилась за край и принялась глотать воду, пока не захлебнулась.

Недвига отобрала кувшин, поставила на пол и собиралась уже отправиться на свое место, но Тенгиза застонала и зашептала что-то на чужом языке. Сначала Недвига думала, что это заклинание, и испугалась, но затем поняла, что звуки кажутся ей почему-то удивительно знакомыми, и вдруг сообразила, что без малейших усилий каждое произнесенное слово доходило до ее сознания и отпечатывалось там без всякого перевода. Тенгиза в беспамятстве говорила на родном Недвигином языке, забытом ею давным-давно, в далеком детстве.

Тенгиза шептала о ладье, о разбойниках, о бедной больной сестренке, сгинувшей в пучине времени. Недвига невольно опустилась на шкуры в изголовье постели и просидела так до рассвета, слушая прерывистую речь больной женщины.

– Кто ты? – спросила Недвига, когда Тенгиза открыла глаза и посмотрела на нее осмысленным взглядом.

Женщина молчала, и Недвига уточнила:

– Откуда ты родом? Ты говоришь на языке, который я знаю с детства. Я с годами забыла многое, но сейчас, слушая тебя, вспомнила. Я не знаю, откуда я родом, помню только сестру, с которой плыли на ладье, когда нас схватили разбойники. Потом нас разлучили.

Тенгиза слушала с интересом.

– А сестра была старше или младше? – спросила она.

– Старше. Она всю дорогу за мною ухаживала. Я болела, и она боялась, что меня выкинут с ладьи.

– А потом мы волоком тащили ладью с одной реки до другой, – продолжила Тенгиза, – и нас здорово исполосовали плетьми. Сначала была жара, и мы изнывали от зноя…

– А затем полили дожди, и все стали болеть, – закончила Недвига. – А маму ты помнишь?

– Да… У нее было много детей. Жалкая неуютная лачуга. Я еду носила в поле.

– А я в тот день с тобой напросилась идти…

Обе замолчали, рассматривая друг друга как бы заново, будто только что встретились.

– Как ты жила? Расскажи, – Недвига первой нарушила молчание.

– Да что рассказывать? Хорошо жила. Меня тогда купец один купил, привез в Итиль. У него семья была огромная и жена злющая презлющая. Все извести меня хотела, да я не больно-то давалась. А купец влюбился в меня без памяти, подарками забрасывал. Я уже собиралась замуж за него выйти, но он из-за религии своей пострадал. В Хазарии война была между мусульманами и иудеями, а он уж больно за ислам свой горой стоял, вот и лишился головы, а мы, его домочадцы, в рабство попали. Мне-то что, я уж к неволе была привычная, а на жену-то его холеную без смеха смотреть не могла. Уж она плакала, убивалась, свободу свою жалела, будто жизнь теряла. А мне опять повезло, в царский дворец я попала, а там меня каган увидел. Ох, какой это мужчина, ты бы знала! Он меня в шелка одел, любил без памяти, я в холе и неге жила много лет, пока не подарили меня печенегам.

– Зачем же ты вредить им стала?

– Ведаешь ли ты, Недвига, что такое любовь? Я ведь тоже кагана полюбила, жить без него не могла. Дочка наша в Итиле живет в царском дворце. Большая уж, замуж скоро выдавать. Меня каган обещал вызволить отсюда, если несколько поручений выполню. Та старуха, с которой ты меня видела, родная его сестра, со мной она связь все время держала. В последний раз она сказала: «Если сможешь отвратить печенегов от союза, то вернешься в Итиль богатой женщиной». А я так дочь увидеть хочу.

Недвига слушала, удивляясь: вроде сильная и умная женщина, не терпящая над собой власти, а так безропотно предана человеку, который, видимо, ее ни во что не ставил. Почему женщины так легко подчиняются мужчинам?

– Я рада, что мы встретились с тобою, – Недвига решительно перевела разговор. – Я о тебе много раз думала. Сначала часто тебя вспоминала, затем с годами забывать стала, а нет-нет да и придет на память наше путешествие. Как мы могли сразу друг друга не узнать? А ведь многие отмечали, что мы похожи. Сколько времени даром потеряно… Теперь все по-другому будет.

– Наивная ты, Недвига, – покачала головой Тенгиза. – Между нами пропасть, неужели ты не понимаешь? Сколько лет мы с тобой не виделись? Я давно привыкла обходиться одна, решать все своими силами, и никто мне не нужен.

– И ты совсем не рада? Вот ни капельки, нисколечко?

Слова Тенгизы поразили ее в самое сердце. Недвига не могла поверить, что сестра настолько стала равнодушной.

– Радости я действительно не испытываю, – усмехнулась Тенгиза, – хотя чувство какое-то в душе есть. Вроде ненавидеть тебя я перестала.

– Как ты можешь так говорить? – совсем расстроилась Недвига. – Ведь мы же сестры!

– Ну и что? Я теперь прыгать должна от счастья? Через тебя мне попало.

– Ты сама в этом виновата. Жила бы себе спокойно, как большинство тех рабынь, что тоже в стан были отправлены, никого не трогала, ничего бы не было…

– Ты не понимаешь, я в Итиль хочу, я дочь увидеть хочу. Раньше я думала: вернусь, каган в жены меня возьмет, подарками осыплет. А теперь кому я такая нужна? Как ты думаешь, я долго буду болеть?

– Не знаю…

Недвига не хотела расстраивать женщину. Тенгиза была изуродована до неузнаваемости, и шаман сказал, что после таких пыток она не выживет.

Тенгиза поняла.

– Ты думаешь, я умру? – спросила сурово. – Нет, не дождетесь. Я долго проживу и попытаюсь еще поквитаться с обидчиками. У меня они поплачут, умоются еще слезами…

Тенгиза попыталась встать, но тут же со стоном опустилась на ложе.

– Все тело болит, – пожаловалась она.

– Сейчас я тебе примочки сделаю, на раны положу, будет облегчение, – засуетилась Недвига.

Проснувшиеся домочадцы с удивлением увидели, как Недвига заботливо ухаживает за Тенгизой.

– Чего ты с нею носишься? – спросила старшая жена. – Тенгиза все равно уже не жилица на этом свете, а тебе бы самой силы надо поберечь.

– Она же страдает, мучается. А я почти поправилась.

– Сама виновата. Пусть спасибо скажет, что в вежу разрешили ее принести, а то за такое в степи могли оставить.

– Тенгиза сполна уже расплатилась, зачем же сейчас ее мучить, – поддержала Недвигу Рута, приподнимаясь со своей постели.

– Ишь, какие добрые рабыни у нашего вождя, – усмехнулась старшая жена, но больше ничего не сказала, махнув рукой.

Рабыни притихли. Тенгиза тоже молчала: не стонала, не жаловалась. Днем пришел шаман, смазал всем женщинам раны какой-то мазью, покряхтел, читая заклинания.

Вечером Недвига впервые после наказания уснула: располосованная спина больше не беспокоила.

Проснулась она от тихого шепота, зовущего ее:

– Недвига, Недвига, подойди ко мне.

Женщина нехотя поднялась: хотелось спать, глаза сами закрывались, – прошла к Тенгизе:

– Пить подать?

– Нет, – больная покачала головой, – мне ничего не надо. Я умираю.

– Ну что ты, – попыталась Недвига успокоить женщину, – с чего ты взяла? Все хорошо, ты поправишься. Завтра шаман придет…

– Нет, я чувствую, смерть рядом. Я ощущаю ее дыхание. Смерть холодная, неприятная, липкая… Если бы ты знала, как не хочется умирать весной. Кругом трава зеленеет, птицы поют, жизнь обновляется – и все это уже не для меня.

Недвига невольно поежилась. Тенгиза замолчала, закрыла глаза, переводя дыхание, затем, набравшись достаточных для продолжения разговора сил, прошептала:

– Подойди к моим вещам, Недвига.

Рабыня повиновалась, прошла в угол, где были сложены вещи сестры.

– Там ларец маленький, видишь?

– Да, – среди вороха роскошного тряпья Недвига действительно разглядела небольшой деревянный ларчик.

– Открой. Видишь крестик? Возьми.

Недвига бережно взяла маленький золотой крестик с изображением распятого человека.

Недвига подошла к больной, протянула крестик, но та покачала головой.

– Это тебе. Он – магический. Смотри, на нем какие-то непонятные слова написаны. Говорят, он счастье приносит. Только его постоянно носить надо, а я прятала.

Недвига поднесла крестик к сальному светильнику, вгляделась в слова, начертанные на нем.

– Тенгиза, это христианский крест. Все христиане такие носят. Ну не совсем такие, конечно, этот крест дорогой, не каждый себе позволить может. Я даже знаю, что здесь написано. Сейчас вспомню… Эти слова часто мой хозяин-грек повторял, когда я в Херсонесе жила. Да, точно: «Спаси и сохрани» – вот что написано.

– Ну, я же говорю, магический, – Тенгиза нашла в себе силы улыбнуться, но улыбка получилась жалкой, обреченной. – Я тебе его дарю…

– Я же не христианка, – Недвига попыталась отказаться от подарка, но, увидев, как болезненно сморщилось лицо сестры, поспешно согласилась: – Спасибо. Ты всегда была добра ко мне.

Тенгиза хмуро усмехнулась, помолчала, набираясь сил для дальнейшего разговора, затем поднесла к своим глазам руку, стала разглядывать на ней украшения.

Многие в стане завидовали ей: пальцы обеих рук Тенгизы были унизаны кольцами и перстнями, – все мужчины, которым она принадлежала, баловали ее, одаривая различными каменьями.

– Вот он, – Тенгиза сняла с пальца перстень, протянула Недвиге. – Смотри, какой красивый перстень. Камушек у него особенный: если будешь в него долго смотреть, увидишь свое будущее. Это изумруд. Он и счастье приносит, но только тем, кто душой и помыслами чист. А я стервой родилась, видимо, потому и умираю сейчас.

Недвига повертела перстень перед глазами. Холодно-зеленый камень в золотом обрамлении действительно казался таинственным.

– Перстень с секретом, – продолжала между тем Тенгиза. – Нажми тихонько на камушек, открывается углубление, в него можно что-нибудь прятать. Там яд был. Я его извела уже…

Недвига при этих словах содрогнулась, ей даже показалось, что перстень обжигает ладонь. Появилось желание отшвырнуть его, но, боясь обидеть сестру, Недвига, превозмогая себя, продолжала держать его.

– Недвига, я знаю, глупо думать, что ты когда-нибудь встретишь мою дочь, но все же, вдруг судьба смилостивится и случится чудо, ты увидишь мою девочку… Отдай перстень ей… Он дорогой, много рабов стоит. Это подарок кагана. Храни его.

– Хорошо, – на глаза Недвиги навернулись слезы.

– А теперь иди, я хочу побыть одна.

Рабыня отошла, прилегла на свою постель. Не заметила, как уснула.

Утром ее разбудил вскрик Руты. Недвига испуганно вскочила.

– Что кричишь, как ненормальная, – укорила старшая жена рабыню. – Мертвых не видела?

Недвига невольно повернулась в сторону сестры. Та лежала спокойно на спине, глаза закрыты, руки вытянуты вдоль тела. Поза до того безмятежна, что не верилось в ее смерть.

Недвига подошла к постели покойной. Постояла молча мгновение и не выдержала, слезы заструились по щекам. Чтобы скрыть их, она закрыла лицо рукавом рубахи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю