Текст книги "Держись крепче"
Автор книги: Наталья Семенова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Наталья Семёнова
Держись крепче
Ты бежишь от любви прямиком к ней в объятья…
Глава 1. Лера
Я сбегаю с лесенок здания университета и разворачиваюсь к нему лицом. Улыбаюсь широко и открыто.
Я. Буду. Учиться. На. Юридическом!
С чувством удовлетворения я разглядываю многочисленные окна массивного здания, его колонны и лепнину. Мои короткие волосы треплет тёплый летний ветерок. Но уже совсем скоро сентябрь. Совсем скоро я сделаю первый шаг длиною в пять непростых лет на пути к своей мечте!
Меня даже не страшат толстенные талмуды законодательств, которые мне придётся зубрить! Наоборот! Я хочу скорее приступить к учёбе!
А вот что меня страшит, так это то, как воспримут новость о смене направления высшего образования мои родители. О чём я им малодушно не сообщала, пока не убедилась, что меня приняли на юрфак.
Я вздыхаю и опускаю глаза на телефон в своих руках, где открыто сообщение от мамы:
«Сегодня у нас вечер немого кино! Не опаздывай, пожалуйста».
Снова вздыхаю и открываю приложение, чтобы вызвать такси, заодно разворачиваясь к дороге, где шумят снующие в обе стороны машины.
Успеваю заменить впереди чьи-то ноги, а вот остановиться – нет. Со всего размаха врезаюсь в плечо высокого парня, телефон летит на плитку, а верзила грубо советует:
– Глаза разуй, рыжая.
– Я их не обувала, – бездумно ворчу я в ответ, присаживаясь, чтобы поднять свой пострадавший телефон.
– Чего? – усмехнувшись, не торопится он продолжить свой путь.
Поднимаю на него взгляд и на секунду теряюсь от миловидности парня. Правда, его симпатичному лицу совсем не подходит это хмурое выражение, словно он только что, ну, не знаю, наступил на кучку кое-чего малоприятного. Впрочем, в следующее мгновение происходит метаморфоза: его глаза на секунду широко открываются, словно он удивлён меня видеть, а затем они подозрительно сужаются.
Очень интересно.
– Мы знакомы? – спрашиваю я, наконец распрямляясь в полный рост.
– Ты бы запомнила, – отвечает он тихо, а затем вдруг обаятельно улыбается, протягивая ко мне руку: – Но сейчас исправим. Савва.
Секунду залипаю на его потрясающей улыбке, а затем просыпаюсь:
– Извини, мне… Меня ждут дома, в общем.
Взмахиваю в оправдание телефоном в руке и уже хочу обойти странного парня, как он преграждает мне путь, сделав шаг назад:
– Я как раз иду забирать у друга свой байк – давал покататься. Могу тебя подвезти. Если не боишься.
Я боюсь кататься на мотоциклах? Чушь! Да я мечтаю приобрести себе один такой! Вот только родители переживают за мою безопасность. Потому в нашем гараже стоит всего лишь мопед. Что очень обидно, к слову, но практично, чего уж там.
– Мне нужно за город, – предупреждаю я.
– Без проблем, – жмёт он плечами. – Пошли.
Парень разворачивается ко мне спиной и идёт по направлению к парку, а я замираю в нерешительности.
Вот с чего бы этому верзиле хотеть меня подвезти? Да ещё и за город. Не влюбился же он с первого взгляда в меня-прекрасную. Но… Прокатиться на байке хочется. Очень-очень хочется.
Встряхиваю волосами и срываюсь вслед за парнем.
Догоняю я его, как раз когда он приветствует рукопожатием другого парня. И есть в нём что-то отталкивающее. То ли острый взгляд, которым он мазнул по мне, то ли то, что он значительно старше нас с моим новым знакомым.
Но всё это теряется, стоит мне увидеть Его.
Байк. Настоящий. Под тип Харлей Дэвидсон.
На простых мотоциклах я каталась, – жаль, конечно, что не за рулём, – а вот на таких, как этот – нет.
Пока парни о чём-то переговариваются, я иду к Нему. Любуюсь деталями, блеском зеркал заднего вида, глажу пальцами кожу на сидении. О, Он прекрасен! И полностью чёрный, как проклятая душа самого дьявола. А я, к слову, обожаю чёрный цвет!
Боже, хоть бы мне хватило достоинства, чтобы не завизжать, как поросёнок, от свалившейся на меня потрясающей возможности на Нём прокатиться!
– Нравится? – раздаётся над моей головой насмешливо.
Я закусываю нижнюю губу, сдерживая радостную улыбку, и часто киваю. Сейчас безопаснее будет молчать.
– Тогда не будем медлить, – подхватывает парень шлем и вручает его мне. – Надевай.
– А ты? – хмурюсь я.
– За меня не переживай, – хмыкает он и оттесняет меня в сторону, чтобы оседлать своего великолепного «коня» и убрать подножку. – Запрыгивай, рыжая, и говори адрес, куда едем.
– Не так быстро, ковбой, – усмехаюсь я, набирая номер Лизы, моей подруги, а когда она отвечает, я ей диктую регистрационный номер средства передвижения и информирую: – Если я не позвоню тебе, Зефирка, через полчаса, смело бей тревогу. Парня, к слову, зовут Савва, высокий шатен с милой родинкой на подбородке.
– Лер, ты шутишь? – волнуется Лиза, пока парень тихо смеётся над моими словами, качая головой.
– Какие уж тут шутки. Я сейчас прокачусь на настоящем байке!
– Ты сумасшедшая.
– Знаю. В общем, жди звонка, Лиз.
Я сбрасываю вызов, убираю телефон в рюкзак и надеваю шлем:
– Пригород «Изумрудная волна» знаешь?
– Ещё бы, – усмехается он. – Мог бы и сам догадаться.
– А что не так?
– Ничего, – отворачивается парень и заводит двигатель. – Садись давай.
Ох уж этот утробно урчащий звук мотора…
Я нетерпеливо забираюсь на чёрного красавца и без лишнего стеснения обхватываю парня под мышки, так как пассажирское сидение по уровню выше, чем водительское. Предвкушение нарастает волнением в груди и вынуждает широко улыбаться.
Какой же порой бывает удивительной жизнь!
– Держись крепче! – командует водитель.
Байк срывается с места, чуть отбрасывая меня назад, но я, повинуясь приказу, сильнее жмусь к спине парня, наслаждаясь ветром в волосах.
Лавируя по тротуару парка, потому что некоторым закон не писан, мы выезжаем на главную дорогу. И вот тут начинается самое потрясное! Скорость! Адреналин! Свобода!
Боже, мой мопед – это настоящее издевательство!
А байк… Вот, где чистый, безо каких-либо примесей, кайф!
Всю дорогу я молюсь о том, чтобы она никогда не кончалась, но небеса глухи к моим мольбам, и уже до обидного скоро мы въезжаем в наш пригород. Парень сбавляет скорость и кричит себе за плечо:
– Куда дальше?
– Пока прямо! – кричу я ему в ответ. – А на следующем перекрёстке направо и сразу налево. И там до самого тупика.
Соседские дома снова начинают мелькать с невероятной быстротой, буквально превращаясь в одно разноцветное пятно. А искусное вхождение в повороты на такой скорости как дополнительный впрыск адреналина в кровь. Очень круто! Очень-очень! Жаль, что мало…
Мы тормозим у профессионально подстриженных кустов близ моего дома, и мне приходится отлепиться от спины парня и слезть с чёрного красавца, в которого я безнадёжно влюбилась…
Пока я стягиваю с головы шлем, Савва, как-то странно ухмыляясь, с интересом рассматривает мой дом, а затем с насмешкой замечает:
– Красиво жить не запретишь, да? Кто твои родители? Бизнесмены?
– Музейные работники, всего лишь, – возвращаю я ему шлем.
– Ну-ну, – хмыкает он, одевает шлем и вновь заводит двигатель. – Ну… Ещё увидимся, если выдастся случай.
Байк тут же срывается с места, оставляя меня в недоумении пялиться в спину парня.
Впрочем, долго задаваться вопросами у меня не выходит.
– Валерия! Ты… Ты приехала домой на этом?!
Я разворачиваюсь к маме, которая спешит ко мне, пальцами одной руки придерживая на груди полы своего строгого халата. Выражение её лица забавно сочетает в себе волнение и осуждение.
– И даже выжила, мамуль! – комично воздеваю я руки к небу. – Невероятно, да?
Мама словно не верит мне на слово и придирчиво осматривает меня с головы до ног. И, видимо, убедившись, что на мне нет и царапины, с некоторым недовольством смотрит за мою спину.
– Кто это был, Лера?
– Плохой парень на байке, – пожав плечами, подхватываю я её под руку и направляю нас к дому. – Ничего особенного.
– Ох уж, эти твои шуточки, дочка, – заметно успокоившись, пеняет она мне. – Когда-нибудь…
– Вы подумаете, что я вновь шучу, и не поймёте, что мне нужна помощь, помню, – улыбаюсь я. – Папа дома?
– Да, готовится к лекции.
– Хорошо. Не пугайся, мам, но мне нужно с вами серьёзно поговорить.
Мама бросает на меня недоверчивый взгляд, отчего я печально вздыхаю. Да уж, чего-чего, а серьёзности от меня родители ждут в последнюю очередь. Впрочем, сама виновата.
Я очень сильно отличаюсь от своих мамы и папы. Они у меня оба рассудительные, здравомыслящие и консервативные. Работники музея… Ага. Так говорить проще, чем перечислять все их заслуги. Например, мой папа кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник местного музея искусств и профессор «по вызову» в институте, в котором, как он и мама думают, я буду учиться… Также папа заведует советским разделом виртуальной библиотеки Russian Records и коллекционирует отечественные и зарубежные аудиозаписи 1900–1950-х годов.* А мама… Мама директор того же музея, художественный критик и культуролог. Читать лекции студентам она тоже иногда ходит.
И они оба поклонники, скажем так, высокого искусства. Будь то театр, балет или опера. Целью их жизни было приобщить к этому всему и меня. Но если говорить о музыке, я предпочту рок – классическому оркестру. Американскую комедию – немому кино. Приколы и пранки на каком-нибудь видеоканале – постановке в театре.
Езду на байке с незнакомцем – безопасности машины класса «люкс»…
Нет, родители никогда не запрещали мне быть той, кто я есть. Они позволяли мне многое, не спорили и не осуждали. С одним маленьким условием. Я должна учиться в институте современного искусства. Пойти по их стопам.
Их идея заключалась в том, что у меня было целых семнадцать лет на безрассудства, глупости и развлечения по вкусу, и теперь настала пора этот самый вкус облагородить по высшему разряду.
Я усаживаю родителей за обеденный стол: папа во главе, мама напротив меня. Они оба с тревогой посматривают в мою сторону и переглядываются между собой. Я набираю в лёгкие побольше воздуха и выпаливаю на одном дыхании:
– Мои горячо любимые родители, я поступила на юрфак!
Тишина.
Мама слегка хмурится, словно ей не хватает информации, чтобы понять, о чём я говорю. Папа просто ожидает продолжения, в котором я, очевидно, скажу, что пошутила.
Я вздыхаю, прилипнув взглядом к бабочке на шее отца, которую он вместе с рубашкой носит даже под домашним халатом, и медленно проговариваю:
– Да, мы договаривались, что я поступлю в институт современного искусства. И я поступила. Но… В последние недели всё изменилось. Я честно взвесила все «за» и «против», подошла к вопросу со всей серьёзностью. И… Мам, пап, – по очереди смотрю я на них, – своё будущее я хочу связать не с искусством. Я хочу стать следователем.
– Сле… Следователем? – сглотнув удивление, сильнее хмурится мама. – Но…
Она смотрит на отца, рассчитывая на его помощь, и он её не подводит. Прокашливается, поёрзав на стуле, и спрашивает у меня:
– Как так вышло, что ты неожиданно захотела стать следователем, солнышко?
Я закусываю нижнюю губу, потому что так и не придумала достойного ответа на этот вопрос. Не рассказывать же им о наркотиках, которыми опоили Лизу, ведь именно с этого момента всё закрутилось и привело меня к мысли самой бороться с преступностью. Да, мы выяснили, что Кичигина, наша с Лизой бывшая одноклассница, не просто потакала взбалмошности чокнутой сестре Руслана Климова**, парня Лизы, но и торговала «веселыми таблетками». Мы с Лизой устроили всё так, что её взяли с поличным, но… Девчонку отпустили в тот же день. Не передать словами, как меня возмутило это событие! Зло не должно остаться безнаказанным. И я хочу стать частью той силы, которую не пугают положение преступников в обществе и не прельщают их деньги.
А ещё сам процесс расследования преступлений кажется занимательным и интригующим.
– Я не могу этого объяснить, но… – наконец отвечаю я родителям. – Мне жизненно-важно стать тем, кто будет упекать преступников за решётку.
– Лера, это же безумно опасная профессия! – восклицает мама, выпрямляя спину ещё сильней, хотя, казалось бы, куда уже? – Я… Мы… Нет, Лера, мы не можем позволить тебе рисковать своим благополучием в угоду минутного желания!
– Твоя мама права, солнышко. Нельзя взять и перечеркнуть будущее, к которому ты так долго шла, ради случайной идеи, посетившей твою неспокойную головушку.
– Это не случайная идея! – повышаю я голос. – Это решение зрело во мне несколько недель! Я всё взвесила, помните? Я хочу учиться на юридическом! А к будущему, о котором говорите вы, и шли вы сами!
– Лера! – обиженно осаждает меня мама. – Некрасиво повышать голос на своих родителей. И тем более, говорить такие вещи. Мы с твоим отцом никогда не указывали тебе, что делать и чем заниматься, но институт современного искусства по умолчанию считался твоим перспективным, интересным будущим. Прости, дочка, но рисковать по доброй воле благополучной жизнью единственного ребёнка ни я, ни твой отец не будем.
– Но мама! Пап?
Папа лишь качает головой, полностью поддерживая решение мамы.
И так мне становится обидно! До чувства злости на родителей. А такого ещё никогда не случалось.
То, что они… Это не справедливо! Бессердечно! И лишено какого-либо смысла!
Я подскакиваю на ноги и опираюсь ладонями на столешницу, но от необдуманных слов меня, или моих родителей, спасает звонок в дверь.
– Лера… – осторожно начинает мама, но я не даю ей договорить:
– Я открою, а вы пока подумайте над тем, что лишаете дочь того, чего она действительно хочет.
Кипя от злости и обиды, я быстро покидаю столовую, и через пару минут, не потрудившись поменять выражение лица, распахиваю дверь.
На пороге стоит молодой, приятной наружности мужчина с тревогой на бородатом лице. Но стоит ему взглянуть в моё лицо, как тревогу сменяет потрясение, смешанное с неприкрытым восторгом.
– Это ты… – с чувством выдыхает он. – Копия своей мамы…
– Вам нужна моя мама? – хмурюсь я.
– Нет-нет, – берёт себя в руки мужчина, не сводя с меня глаз. – Я пришёл к тебе.
– Эм… По какому вопросу? – всё больше озадачиваюсь я.
Есть какая-то странность в человеке напротив, что-то едва уловимо-знакомое…
– Кто там, милая? – вынуждает меня обернуться через плечо, спешащая к двери мама.
– Я твой настоящий отец, – звучит следом безапелляционно.
Я вновь смотрю на молодого мужчину и понимаю.
Глаза. У него такие же глаза, как у меня.
*Взято из биографии Алексея Петухова, кандидата искусствоведения (авторское допущение)
**Руслан Климов – главный герой романа «Держись подальше»
Глава 2. Лера
Пару секунд я шокированно гляжу в знакомые глаза, не способная шевелиться. Настоящий отец? Да этому парню с модной бородой от силы тридцать пять лет! Он, что, был в моём возрасте, когда… с моей ма… Неужели…
– Ма-а-ам… – жалобно тяну я, когда она, вежливо кивнув – своему бывшему любовнику?! – останавливается рядом. – Ты изменяла папе?
– Валерия! – строго осаждает она меня, виновато глянув на мужчину.
Она не слышала то, что он сказал? И не узнаёт его?!
– Валерия… Я… – начинает тот, но я мешаю.
– Мам, этот молодой человек только что заявил, что ты, будучи взрослой женщиной, завела роман с подростком. И родила от него меня.
Мама заметно пугается, бледнея, и впивается каким-то безумным взглядом в мужчину, пока тот говорит:
– Ты всё неправильно поняла, Валерия…
– Стойте! – буквально взвизгивает мама. – Замолчите сейчас же!
– Мам?
– Лера, иди в свою комнату, – обхватывает она моё плечо дрожащими пальцами и тянет от двери. – Сейчас же!
– Ну уж нет, – переходит мужчина в наступление, переступая порог и не позволяя маме закрыть дверь перед его носом. – Эта девочка – моя дочь. И я больше не позволю вам скрывать её от родной семьи!
– Скрывать?.. – оторопело повторяю я, ничего не понимая.
– Вы не имели права вот так врываться в наш дом! – протестует мама. – Да ещё и сообщать о таком в лоб!
– О чём таком, мам?.. – тихо спрашиваю я, не уверенная, что хочу, чтобы мне ответили.
– Что происходит?
Папа.
Пап, я тоже ничего не понимаю, и понимать, кажется, не хочу.
– Она имеет право знать, что её силой отобрали у родной матери! Отобрали у меня!
– Что вы себе позволяете? Мы удочерили Леру по всем законам!
По всем… что?..
Господи, мои родители – вовсе не мои?..
Я смотрю на маму, всегда такую спокойную и бесстрастную, но сейчас возмущённую и крайне взволнованную. Смотрю на папу – он схватился рукой за голову, и в его лице ни кровиночки.
Молодой мужчина.
Его обуревает праведный гнев, он яростно жестикулирует, что-то доказывая маме.
Что?..
То, что я его дочь.
Ну уж нет! Это всё слишком!
Ощущая, как в ушах невыносимо громко звенит кровь, я разворачиваюсь к лестнице, запинаюсь о первую ступеньку, помогаю себе руками подняться и продолжаю собирать неровные ступени, пока не добираюсь до второго этажа. Не знаю, заметили ли внизу моё отсутствие, да и не хочу знать. Сейчас мне важно остаться одной. Важно сохранить свою жизнь прежней. Сохранить себя. И желательно не сойти с ума.
Но, возможно, это уже случилось.
Иначе как объяснить то, что происходит?!
Я врываюсь в свою комнату, да так и замираю на пороге. Вот оно. Разница, которую я никогда не замечала. Чёрные обои с неровными кругами ядовито-розового цвета на стене напротив кровати – клеила я их сама, буквально тем летом. Две другие стены в тёплых тонах, сплошь завешанные плакатами рок-групп или рисунками Лизы. Встроенная мебель в классическом стиле, безобразно выкрашенная тоже в чёрный и тоже собственноручно. Кровать с мягкой спинкой застелена бельём с принтом грозного плюшевого медведя-пирата, покрывало – черное с розовой бахромой по краям. Повсюду разбросана одежда, книги, журналы и прочие вещи. Года два назад мама прекратила добиваться от меня порядка в собственной комнате, потому что отчаялась.
Мама…
Я медленно закрываю дверь, прохожу к кровати и сажусь с краю. Смотрю в одну точку целую вечность. Или всего секунду.
Меня. Удочерили.
Я им не родная, поэтому-то мы так и отличаемся друг от друга. В моих генах просто отсутствует тяга к прекрасному и высокому, которая бурлит в крови моих родителей.
Моих…
Я вспоминаю вечную бабочку на шее отца, как баловалась с ней, когда он брал меня на руки, как терпеливо выносил эти игры, украдкой целуя меня в лоб. Мой папа не всегда умел выражать свои чувства. Застенчивый в какой-то степени, но всегда отзывчивый. Не счесть, сколько раз он спасал мои сочинения по литературе от двоек. Как, впрочем, и другие домашние задания.
Ну а Лев Барашков с его песней «Милая моя»?
Мы слушали её на репите и кружили по гостиной в ритме вальса только потому, что в ней было слово «солнышко» – именно так папа чаще всего меня зовёт…
А мама чаще всего зовёт меня Лерусей, когда довольна мной, или Валерией, когда не довольна.
Я знаю все их привычки, сильные и слабые стороны – например, мама обожает печь, но сама мучное не ест. Худая, как спица, она обычно стоит над моей и папиной душой, контролируя максимальное количество пирогов, которые мы в силах в себя впихнуть. Остальное она уносит на работу, или угощает соседей. Иногда приходиться страдать и моим друзьям, не вовремя решившим заглянуть в гости. Пожалуй, больше всех всегда достаётся Зефирке.
Я знаю этих двоих людей всю свою жизнь. У меня нет никого роднее них. Они – мои, пусть и чудаковатые, но родители.
И неважно, что это слово в нашем случае не несёт в себе своего прямого определения.
Да.
А вот с тем, что меня якобы силой забрали у биологических мамы и папы, разобраться придётся. Это, по меньшей мере, интересно, а по большей – необходимо.
Я решительно поднимаюсь на ноги и иду вон из комнаты.
У меня не выходит понять, сколько времени я провела в своей комнате, но в коридоре уже пусто. Я прислушиваюсь к звукам родного дома и безошибочно определяю, где сейчас находятся мои родители. Тихие всхлипы мамы и успокаивающий голос папы доносятся именно из гостиной.
Захожу в комнату и оба родных лица обращаются в мою сторону. Папа теребит пальцами свою бабочку – так всегда происходит, когда он волнуется. Мама же вновь всхлипывает и, поднявшись с дивана, спешит ко мне:
– Леруся, мне так жаль! – Она тянется меня обнять, но в последний момент словно не решается и обхватывает своими прохладными пальцами мои. – Прости нас, пожалуйста. Ты не должна была узнать вот так…
– То есть вы когда-нибудь рассказали бы мне о том, что удочерили меня? – без особых эмоций спрашиваю я.
– Мы… Д-да, наверное, нам бы пришлось…
– А что значат слова того парня? – сужаю я глаза. – Меня правда забрали силой? Вы?
– Господи, Лера, конечно же, нет!
Я выдыхаю с облегчением, словно всерьёз подозревала родителей в чём-то криминальном, а затем спрашиваю:
– Где он? Вы его прогнали? Он что-нибудь объяснил?
– Он… О, моя девочка!
Мама порывисто прижимает меня к своей груди и вновь начинает рыдать. К нам подходит папа и обнимает нас обоих. Шепчет тихо и немного неумело слова успокоения. А я почему-то начинаю раздражаться. Да, новости шокирующие, но они и так знали правду! А теперь эту правду хочу знать я.
– Мам, пап, расскажите мне, как всё было.
Мама часто кивает, отстраняется от меня и бросает быстрый взгляд на папу. Тот без слов её понимает и уходит, как я понимаю, за стаканом воды.
Мы с мамой располагаемся на диване, дожидаемся отца и воду, а затем она, сумев успокоиться, начинает рассказывать историю моего удочерения.
– Так вышло, что мы с твоим папой не можем иметь детей… И идею о усыновлении или удочерении вынашивали долгие годы. Добившись определённых успехов в сфере своей занятности, купив большой и удобный дом, обжив его и обустроив, мы наконец решились. Направляясь в дом малютки, мы ещё не знали, кого возьмём, мальчика или девочку. А когда увидели тебя… – Мама нежно улыбается и смотрит на меня. – Тебе не было и года, ты ещё не знала родительской любви, вам, малюткам, не уделяли достаточного внимания, но… Твои глаза выражали такое количество жизнерадостности, что наши с папой сердца в один миг были покорены. А твои рыжие, как и у меня, волосы? Миш, помнишь, как они торчали в разные стороны, словно намагниченные?
– Конечно, – тихо улыбается папа и с теплотой во взгляде смотрит на меня. – Самое настоящее солнышко.
– Да-да! – подхватывает мама, тихо посмеиваясь. – Ты олицетворяла собой радость и веселье, которого так не хватало в нашей жизни. Мы сразу почувствовали, что ты наша.
– Значит, я какое-то время жила в доме малютки? – немного хрипло спрашиваю я, потому что в горле першит от услышанного.
– Десять месяцев, да, – кивает мама. – То, что сказал этот молодой человек… Я уверяю тебя, Лера, мы и представления не имели, что детей могут забирать силой у кого-либо. В твоих документах значилось, что от тебя отказались по доброй воле… – Мама протягивает ко мне руку и нежно поглаживает мои пальцы, поддерживая. – Может статься так, что этот визит не больше, чем обман…
– У нас одинаковые глаза… – устремляя взгляд в окно, глухо говорю я. – Мам, что он ещё сказал? Он представился? Сообщил, как его можно найти?
– А ты… ты хочешь? Хочешь встретиться со своими биологическими родителями?
– Не знаю, – отвечаю я честно. – Но… Я хочу знать правду о себе.
Мама нехотя кивает, сглатывает и говорит:
– Он… Он сказал, что тебя буквально вырвали из рук матери и спрятали от них. Всё это как-то связанно с родителями девушки, твоей биологической… мамы. Все эти годы они тебя искали и… и хотят с тобой познакомиться, узнать, какой ты выросла. Он… он оставил свой номер телефона, просил, чтобы ты ему позвонила.
– Хорошо. Дайте его мне.
– Миш? – прикрыв глаза, словно ей больно, просит мама.
Папа прочищает горло, лезет в карман халата рукой и, вынув из него клочок бумажки, дрожащими пальцами протягивает его мне.
– Солнышко…
– Всё в порядке, слышите? – перехватываю я листок, поднимаясь на ноги. – Хватит пускать сопли. Я по-прежнему ваша не в меру неуёмная дочь. Ничего не изменилось.
– Обещаешь? – заглядывает мне в глаза мама. – Лерусь, мы с папой так сильно тебя любим…
– И я вас люблю, но позвольте мне во всем разобраться, ладно? Мне это нужно.
– Д-да… Конечно, мы не станем тебя отговаривать от… Но, милая, будь осторожна, хорошо?
– Как всегда, мам.
Я по очереди целую родителей в щёку и быстро покидаю гостиную, направляясь в сад.
Пальцы жжёт клочок бумаги, зажатый в них. Что я ему скажу? Что спрошу? Знойный воздух, встретивший меня на улице, тоже обжигает кожу и лёгкие, но порыв ветра приносит прохладу и ароматы цветов, которыми так любит заниматься папа. Когда есть на это время, разумеется.
Я захожу в тень небольшой беседки, деревянные стены которой сплошь увиты плющом, и сажусь на подушки, закреплённые на лавках. Листок с номером телефона, выведенным витиеватым почерком, оставляю на подушке сбоку от себя и накрываю его своим телефоном, чтобы шальной ветерок вдруг не унёс его с собой.
Восьмёрка.
Мы удивительно одинаково выводим эту вертикальную бесконечность. Тот же наклон, та же окружность.
Даже страшно как-то…
Сколько раз в редких приступах стыда, что одолевал меня, когда я в очередной раз отказывала родителям составить им компанию в походах в театр или на балет, я пыталась найти в нас что-то одинаковое? Каждый раз и пыталась. Но глаза… Или одинаковая восьмёрка… Найти подобную и очевидную схожесть априори невозможно.
Я им не родная. У нас нет общих генов. Нет той незримой связи, что даёт одна кровь.
Но я родная двум другим людям. Их продолжение. Их кровь и плоть.
Забрали ли меня у них силой или нет, факта это не меняет – я родной ребёнок совершенно незнакомой мне пары человек.
И это чертовки пугает…
Я снова смотрю на цифры и, поддавшись порыву, быстро набираю их на всплывшей клавиатуре экрана телефона. Прижимаю тот к уху и слушаю гудки.
Один. Второй. Третий.
Я всё ещё не дышу, потому кружится голова.
– Алло?
Заставляю себя медленно и тихо выдохнуть, но способность говорить и думать напрочь отбивает. В горле сухо, как в самой жаркой пустыне, а в ушах вновь нарастает звон.
– Лера? Лера, это ты?.. – тревожно спрашивают с той стороны, пока я продолжаю молчать, судорожно пытаясь понять, что со мной происходит. Мужчина вздыхает, молчит мгновение и говорит: – Если это ты, Лер… Прости меня, ладно? Я так долго тебя искал, и когда нашёл… Я поступил безрассудно… Не нужно было так… с ходу. Но, Лер, мы с твоей мамой хотим тебя узнать. Хотим, чтобы ты была в нашей жизни… Если… Чёрт, я так надеюсь, что ты тоже этого хочешь! Прости. Я не должен напирать. Если ты тоже этого хочешь, Лер, то приходи к нам, ладно? Бар «У дороги» на Полянской, мы работаем в нём и живём над ним. Ладно?.. Мы будем…
Я неожиданно для себя самой судорожно втягиваю воздух, пугаюсь тут же и спешу сбросить вызов. Пальцы дрожат. Меня всю знобит от внутреннего холода, взявшегося неизвестно откуда. Прижимаю телефон к груди и выхожу на горячее солнце, чтобы хоть как-то согреться. Хоть как-то уменьшить внутреннюю дрожь.
Ещё сегодня утром моей единственной проблемой было уговорить родителей передумать на счёт института, в котором я должна учиться…
А теперь?..
Теперь буквально всё перевернулось с ног на голову. Которую, к слову, разрывают противоречивые мысли и вопросы.
Мне нужна помощь. Рядом нужен человек, которому я безоговорочно доверяю и с которым могу обсудить всё, что душе угодно.
Надеюсь, Зефирка не будет против того, что я вырву её из лап горячо ею любимого Руслана.
Тем более, что с того причитается.