Текст книги "Капкан для белой вороны"

Автор книги: Наталья Саморукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Господи, что вы несете?

– Я говорю то, что знаю, то, что было и остается моей болью, моей ошибкой. Не убедил ее, не доказал ей.

– Что? Что вы были должны ей доказать?

– Что ей не стоит размениваться, не стоит водиться с такими людьми, с какими она водилась. Это же все… мусор! Это все было недостойно ее.

– А что же было достойно ее?

– Она могла стать кем угодно, кем угодно! Она, а не Галина, могла быть настоящей художницей, она могла и петь, но не в кабаре, не среди этих дешевых людишек. Она была… Знаете, вы можете мне не верить, – понизил голос Наум, – но она обладала… у нее были определенные способности. Сейчас это пошло называют экстросенсорикой, колдовством. А это просто другие люди. Гораздо более другие, чем мы можем представить в рамках нашего ограниченного классической наукой мировосприятия.

– Как-то больно мудрено, – Гришка икнул и смущенно полез в карман за платком. Но еще больше смутился, когда его достал и тут же воровато запихнул обратно.

– Вот я и говорю, ВАМ это сложно вообразить!

– А вам?

– И мне, но по роду своей деятельности я привык иметь дело с другими материями, я человек творческий и я хотя бы могу принять на веру, что подобное существует.

– Ну нам то куда, мы то конечно понять не можем, – идиотским голосом протянул Гришка, – намутили вы тут. Извините, Наум Лукич, но мы уж по простому тут… Мы привыкли доверять фактам. Уликам, так сказать. Вы ведь хотите, чтобы мы нашли убийцу Иры и Гали?

– Конечно.

– И как вы думаете, где мы должны ловить злодея? В ваших этих непонятных материях? Он призрак, дух? Тогда к чему городить огород?

– Нет, уверен, что это обычный человек, возможно, самый заурядный из многих.

– Тогда вынужден вам огорчить – он ходит по земле, он оставляет вполне конкретные, а не метафизические следы, он совершает реальные злодеяния. И искать мы его будет с помощью вполне конкретных приемов. Творчества тут никакого нет. Даже и не надейтесь. Вы то сами, отчего так заинтересованы в нас? Ведь Иру уже не вернуть.

– Я… – побледнел вдруг Наум, – я боюсь.

– Что? – вскинулся Гришка, – чего вы боитесь? Вы что-то знаете?

– Нет, я ничего не знаю. Но я боюсь. Ира, понимаете, мы с ней обшались далеко не на равных, она не всегда ставила меня в известность о том, как живет, чем живет. Я занимал место скорее в ее быте, нежели в бытии. Но по некоторым фразам, по некоторым случайно брошенным словам, отрывкам воспоминаний, я понял, что в ее прошлом было нечто такое, что она тщательно скрывает, я бы даже сказал, оберегает от посторонних глаз.

– Намекните хотя бы, что вы имеете в виду?

– Ох, мне сложно, сложно сказать что-то более конкретное. Но один раз, это было примерно за месяц до трагедии, один раз Ира сказала, что чувствует опасность. Я спросил ее в чем дело, но она отмахнулась, сказала что, скорее всего, это несерьезно. Но она была очень напряжена. Я тогда подумал, что это имеет отношение к ее делам с одним высокопоставленным знакомом, с хозяином Петровска.

– А что, у них были дела?

– Да, у них были какие то дела, но не спрашивайте деталей, я их просто не знаю. Так вот, буквально через пару дней Ира опять коснулась этой темы и обмолвилась, что могут пострадать люди из ее окружения. Что это как-то связано с прошлым.

– Очень интересно, – подал голос Гришка и даже отодвинул от себя недопитый кофе, так его распирало любопытство, – а что вы молчали об этом? Вы, Наум Лукич, как-то странно выдаете информацию. Частями. Что еще от вас ждать?

Наум сморщился, словно проглотил лимон, откинулся на высокую спинку стула и положив руку на тяжелый литой подсвечник, покачал головой:

– В этом нет умысла. Я был очень растерян после смерти Иры. Она меня… подкосила.

– Вспомните, – настаивал Гришка, – в каких именно словах она говорила вам об этой опасности, что именно?

– Довольно трудно вспомнить дословно. Я ведь мыслю скорее образами. Кажется, она сказала, что призраки прошлого стучатся в ее дверь.

– Так и сказала?

– Возможно, что не так, но я запомнил именно это. Так осталось в памяти.

– А еще что в вашей памяти осталось? Ну же, сосредоточьтесь!

– Что прошлое снова сталкивает их вместе.

– Кого?

– Не знаю. Не знаю, честное слово. Она сказала, что прошлое заставляет ее вспоминать о тех людях, о которых она не хочет больше ничего знать. И что это опасно для всех.

– Для всех?

– Да, я ее переспросил, для кого опасно, в чем дело, что ее тревожит? Но Ира только крепче запряталась в свою броню, она умела это, о, как никто другой умела.

– И все? Больше ничего не сказала:

– Нет. Потом она уехала в отпуск, потом мы не виделись, потом сталкивались в спешке, в какой то суете, не было времени поговорить. Я знаю, что она собиралась в Петровск. Но… так и не успела.

– В Петровск? Зачем? – оживилась я.

– Хотел с кем-то увидеться. Мне кажется, что это имело прямое отношение к ее страхам. Но говорю же, она никогда не посвящала меня в детали. А потом ее убили. А потом убили Галину.

– И вы решили, что теперь будут убивать всех, кто знает вашу подругу?

– Не так буквально. Но мне показалось, что-то в этом роде возможно. Все, не пытайте, я больше все равно ничего не знаю.

Наум пошарил в кармане, вынул мятую пятисотенную купюру и неловно пристроил ее под блюдечко. Засобирался. В каждом ее движении сквозила растерянность. Он словно бы сам от себя не ожидал, что все это выложит нам. Суетливо завернувшись в длиннополый плащ, поспешил к выходу. Оглянулся у самых дверей и зачем-то помахал нам ручкой. Вид при этом у него был странно виноватый.

* * *

Мы заказали по третьему кофе. На улице пошел дождь, да такой сильный, что стеной воды отрезанный от нас за окном город, исчез полностью.

– Получается, что этого художника-передвижника мы не подозреваем всерьез, да? – спросил Гришка, когда Наум ушел. Метрдотель уже второй час косился на наш столик – место занимали самое выигрышное, у окна, а тянули одно кофе. Пришлось заказать легкий ужин, на десерт я смотреть не могла.

– Гришк, ну во-первых у него алиби.

– Алиби, – согласился Гришка, – он в этот день на даче отдыхал с друзьями, и на ночь остался. Человек десять могут подтвердить, не считая соседей. Но он же сам сказал, что хотел уйти от нее, а не мог. Может, решил подойти к проблеме кардинально?

– Не причем здесь Наум, моя интуиция тоже чего-то стоит. Что-то Лешка пропал.

Я уже пятый раз набирала его номер, но телефонная барышня просила меня перезвонить позже. Мы договорились, что Лешка заедет за мной, но к десяти часам все контрольные сроки истекли.

– Подождем еще, – успокоил меня Григорий и воровато почесался.

Мы доели ужин, выпили еще кофе. И еще. А Лешки все не было. Сестра сказала, что был, но давно уехал. Лариса, к которой он должен был заскочить в последнюю очередь, сказала, что сама его ждет. Но видимо, уже напрасно, время совсем позднее. Остальных его точек приземления я не знала.

– Гриш, а ты чего чешешься? А?

– Да что-то… вот ежкин кот, какая то видимо каверза дома случилась. Я всегда, как дома что-то не в порядке, чешусь.

Но дома у Гришки все было в полном ажуре. Его новоиспеченная жена смотрела по телевизору воскресное «мыло», на кухонном столе заблудившегося мужа ждали остывшие пирожки. И тут я с липким страхом подумала о том, что это не у Гришки проблемы. Проблемы у меня. Лешка не мог пропасть так надолго. Он бы позвонил, он бы предупредил.

– Гриш, Гриш, с ним что-то случилось, что же мы сидим то? Вот дураки, надо что-то делать! Слышишь?

– Не голоси! Что с ним могло случиться? Ездит он аккуратно.

– Ох, Гриш, я чувствую, просто чувствую, что-то стряслось. Гришкааааа, – теряя последний самоконтроль, завыла я.

11. Исчезновение

Быстро расплатившись с официантом, Григорий поволок меня прочь из кафе. Запихнул в продрогшее вонючее нутро «Нивы» и врубив обогреватель, принялся звонить какому-то Диману.

– Да, да, Рено Меган, синего цвета, государственный номер… Записал? Через сколько пробьешь?

– Ну все Настасья, возьми себя в руки, – отдал он мне распоряжение не слишком уверенным голосом.

Минут пять мы сидели, не в силах даже пошевелиться. Где-то когда-то я прочитала хороший совет. В минуты тревоги надо гнать из своей головы картины апокалипсиса. Надо изо всех сил думать о чем-то хорошем. И я, собрав волю в кулак, представляла, как мы идем с Лешкой по аэропорту Шереметьево-2, тащим за собой увесистые чемоданы, а потом… небо, залитые солнцем розовые облака, пересадка во Франкфурте, веселая транзитная суета. Когда вдвоем, то можно и с тремя пересадками лететь. Не скучно, а даже весело.

– Да, да, понял, ну спасибо, Диман. Нет, в аварию его машина не попадала. Но…

– Гриш!

– Спокойно, Настюха. Не боги горшки обжигают. Ничего плохого не случилось.

– Гриш!

– Пока ничего не случилось, просто… нашли его машину. Пустую, открытую.

– Где?!

– Рядом с магазином «Московская книга». Там стоянка запрещена, а он свое авто бросил почти на проезде.

– И что?

– Да не знаю пока. Вот думаю. Что это значит? Ключи в зажигании оставил. Как если бы вышел буквально на полминуты. Как если бы не планировал дальше, чем на два шага, отходить.

– Так, все, я прямо сейчас с ума сойду. Ничего не понимаю. Куда он вышел? Зачем?

– Не знаю, Настюх, не знаю… Все кувырком.

* * *

Две истории чудовищным образом переплелись между собой. Чем больше я думала об этом, тем сильнее была уверенность – объектом странным нападок «добожелателя» была не я, а Лешка. Именно ему были адресованы все эти нелепые послания. Он был целью, а я лишь средством. Надо обязательно найти отвергнутую им Ли, надо вытрясти из нее правду.

– Не там мы искали, – поймав мою невысказанную мысль и продолжив ее, сказал Гришка, – надо в окружения Алексея искать. Я еще раз перезвонила Ларисе, но увы… Номера телефона Ли она не знала. Та сама ей звонила на домашний, на котором отсутствует определитель номера. Я вытрясла из Ларисы все, что она знала про Элину и устало бросила трубку. Что за полоса? Все мыслимые испытания просыпались на мою голову.

По словам Ларисы Элина была примерно их с Лешкой возраста. Вполне успешная девушка, выросшая в благополучной семье, скорее всего ни в чем никогда не знавшая отказа, она очень болезненно переживала свою безответную страсть. Так как учились они на разных потоках, большими подробностями о жизни сокурсницы Лариса не владела. Да, они приятельствовали, но это была ни к чему не обязывающая студенческая дружба, когда для того, чтобы приятно проводить время вместе, довольно даже не имени, а одного прозвища.

– А кто бы еще мог о ней рассказать? – без особого энтузиазма поинтересовалась я.

Лариса задумалась:

– Кто же… Погоди, кажется у нее был брат. Да, точно. Мы с ним даже пару раз пересекались и у меня был номер его старого телефона. Подождешь немного?

Будто у меня был выбор. Лариса отсутствовали минут пять. Пока она искала старую записную книжку, я с тоской слушала нарушаемую редкими звуками тишину в ее квартире. Вот кто-то тяжело прошел, видимо остановился недалеко от аппарата, что-то спросил. Слов я не разобрала, но тембр, интонация голоса показались неприятными, капризно злыми. «Ты не знаешь», – Ларисин голос, наверное она отвечала на вопрос по поводу моего звонка. Мужу? Странно было даже представить, что у Ларисиного мужа может быть такой недовольный, брюзжащий голос. Так ли все хорошо в ее семейной жизни, как она старается представить? Впрочем, совершенно определенно – никто из нас, ни я, ни даже Лешка об этом никогда не узнает. Свойству некоторых, очень немногочисленных людей держать свои проблемы при себе всегда отчаянно завидовала. Во мне никакая, ни хорошая, ни плохая информация не задерживалась. Я не была женщиной-загадкой, все мои тайные страстишки, слабости, неудачи были достоянием если не широкой публики, то уж близких и друзей точно.

– Настя, к сожалению, я не могу найти свою записную книжку. Она куда-то пропала, – расстроено призналась Лариса, – но ты погоди, я постараюсь кого-то вспомнить… Как жаль, в этой книжке были все, совершенно все старые телефоны.

Она вздохнула и извиняющимся голосом добавила:

– Может быть через деканат?

– Ты думаешь? – усомнилась я.

– Конечно, там должны быть телефоны ее однокурсников. Только…. – она помялась.

– Что?

– Понимаешь, я не знаю ее фамилии.

– Вот те раз, как же я тогда узнаю про нее?

– Но имя редкое. Может быть, тебе повезет? А хочешь я сама попробую разузнать? А?

С радостью перевалив на любезно подставленные плечи Ларисы хотя бы малую часть забот, я распрощалась с ней. Возможно мне показалось, но Лариса звучала очень испуганно. Переживание за Лешку было бы вполне естественным с ее стороны. Но почему она боится? Какое право она имеет бояться?

* * *

На всякий случай мы решили проверить все имеющиеся в наличии варианты. Сидя на вытертом ковре в гостиной, мы тщательно, страницу за страницей, изучали Лешкин ежедневник, который он то ли случайно, то ли специально забыл дома. Почти сразу после Нового года Лешка перебрался ко мне. В его прежней квартире мы затеяли ремонт, но за недостатком финансирования, пришлось проект заморозить. Сейчас там царил полный разгром, а все свои личные вещи, включая архив, он перетащил сюда, забив огромную кладовую и антресоли. О том, чтобы перелопатить все бумаги, не могло быть и речи. Имелся еще небольшой загородный дом, но там Лешка никогда не держал никаких документов. Даже компьютера стационарного не было, привозили с собой ноутбук.

– Так, П. Краморенко это кто?

– Ой, это клиент, точнее отец клиентки. Мимо, Гриш, мимо, дочке десять лет, у нее повышенная тревожность после аварии, зауряднейший случай. Но Лешка обещал привезти ему из Канады какое-то лекарство.

– Да, точно, вот тут стоит пометка. А Варенникова?

– Это тетя Поля, соседка его. Она за квартирой присматривает. Он ей звонит регулярно.

– Мимо. А Огурцовы?

– Анекдот. Семья одна. Леша на них кандидатскую сделал. Редкие психи. Но совершенно мирные для окружающих. Их деструктивная энергия, как говорит Лешка, направлена на создание максимально приемлемой для них атмосферы в доме, то есть невыносимой.

– Сложно то как.

– Ага. Они, знаешь, настолько поглощены друг другом, что ни на что другое времени у них нет. Враждуют с утра до вечера. Сейчас у них видимо сезонное обострение. Пятеро детей, между прочим.

– Ладно, поехали дальше. Кто такая Лариса? Ага, это подружка его, дальше. Генрих.

– Генрих? Он его даже в ежедневник занес? А ну дай сюда.

Точно. Среди прочих имен и фамилий, с владельцами которых Лешка собирался пересечься тем или иным образом в ближайшее время, стояло имя и моего экс любовника. Зачем интересно он его записал? Ни телефона, ни адреса рядом с именем не было. Неужели все-таки Соболев?

Генрих отозвался на первом же звонке.

– Ну господи, кому еще не терпится? Анастасия, ты почему так поздно? Что ты себе позволяешь?

– Я себе позволяю? Сбавь обороты. И не бросай трубку, это не в твоих интересах. Кто тебе там так поздно названивает?

– Не твое дело. У меня семья, у меня свои дела и заботы. Не понимаю, чего ты добиваешься.

– Внятных и правдивых ответов. Еще раз повторюсь – этот разговор в твоих интересах.

Видимо, Генрих, ко всем его прочим достоинствам, был еще и труслив. Через полчаса он зайчиком маячил у моего подъезда. В противном случае я пообещала сама нанести ему визит, благо примерный адрес у меня был.

– Нет, я не понимаю, на каких основаниях ты вторгаешься в мою жизнь и наводишь там полный хаос, как, впрочем, тебе всегда было свойственно. Не понимаю. Может быть, вы мне объясните? – обратился он к Гришке.

– Сейчас объясним, – легко согласился Гришка, и кинув на стол веером фотографии, с вызовом посмотрел на Соболева, – ну?

– Да что вы тут нукаете? – не унимался Генрих, – вы меня уже одолели с этими снимками. Постойте, постойте…

Генрих вдруг пристально вперился в неприличные кадры и крякнул. Видимо, узрел там что-то неожиданное для себя. Радость узнавания ненадолго мелькнула на его лице и уступила место крайне озадаченному выражению.

– Но… как?

– Что как?

– Как эти фотографии попали к вам? Что это значит?

– Они вам знакомы? – Гришка на всякий случай подошел поближе к Генриху и заглянул ему прямо в лицо. Тот словно и не заметил.

– Знакомы? Хм… да, в некотором роде. В некотором роде знакомы.

Он вдруг принялся суетливо сгребать фотодокументы в кучу. Сгреб, прикрыл их руками, чуть ли не упал на них грудью, как на амбразуру вражеского пулемета.

– Откуда у вас эти фотографии? – заорал он.

– Вы тут это, не орите, соседи перепугаются, – утихомиривал его Гришка, – судьба фотографий вам известна. Это вы изображены во всей красе?

– Я, – скромно признался Соболев, – но это какой то монтаж. Вот ее, – он ткнул в меня растопыренной пятерней, – там не было!

– А кто же там был? – удивилась я. Ну Генрих, ну дает.

– Другая женщина, – отрезал Генрих, – это фото из моего личного архива. Я не понимаю, каким образом вам удалось их заполучить, но если вы решили меня шантажировать, то это бесполезно. Бес-по-лез-но!

* * *

Выпроводив Генриха, мы без сил упали на диван. Как мы ни пугали старого греховодника, он не открыл нам новых подробностей. Сказал лишь, что его личные архивы каким то образом использовали в неведомых ему целях. Вырезали со снимков его партнершу и вклеили туда совсем постороннюю женщину. Может меня, может просто на меня похожую дамочку.

– Вам это не приходило в голову? – издевательским голосом спросил Генрих на прощанье, – не так уж трудно сделать такой монтаж.

И все-таки, зачем Лешка занес Генриха в свой блокнот? Планировал с ним поговорить по-мужски? Набить ему морду. Нет, кто угодно, но не Лешка. А вот имени Элина в блокноте не было. И короткого китайского прозвища Ли тоже…

– Насть, давай чайку, а?

С трудом собрав себя в кучку, я попыталась встать. Мог бы и сам между прочим – чайку. Но видимо Гришка рассудил, что мне любым способом надо отвлечься. Я добралась таки до кухни, нашарила выключатель и согнав Риту с полки, попыталась понять – какой именно чай заварить? У меня был фруктовый, зеленый, гранатовый, мате и только обычного черного почему-то не было. А Гришка пьет именно черный, до густоты заваренный напиток. Пошла к соседям.

Петуховы в это позднее время не спали. Аннушка корпела над толстенной домовой книгой, куда вписывала все доходы и расходы, ее драгоценный Петюня пригорюнился у телека. Детки сидели по своим норкам, откуда доносились звуки трассирующих пуль и предсмертные вопли героев компьютерных игр. Лепота. Именно так, кажется, представляют счастье авторы любовных романов. После долгих скитаний, после лишений и испытаний герои селятся в тихом месте, рожают детей и уж более не привлекают к себе внимание. Кому интересно чужое однообразное благополучие?

– Чаю дашь? – спросила я нахмуренную Аннушку, что у нее не сходилось в подсчетах.

– А тебе какого? У меня есть фруктовый, зеленый, гранатовый…

– Мне черного.

– А черного нет. Закончился, Насть, ты представляешь, у нас все моментально заканчивается. Остается только то, что мы не любим.

– Зачем покупать то, что не любишь?

– Ой, не морочь мне голову. Что случилось то? Лица на тебе нет.

– Лешка пропал, – ответила я коротко, скрывать сейчас что-то, пристраивать на лицо выражение спокойствия и невозмутимости сил не было. Словно в отместку за их неподходящее моему моменту благодушие, решила была откровенной.

– То есть как пропал? Ты что, Насть? – не поверила Аннушка.

– Так и пропал.

– Ой, Насть, что же делать то? Ты в милицию обратилась? А?

Я была благодарна Аннушке, что она и на секунду не допустила мысли о том, что Лешка мог пропасть по собственной инициативе. Да и как такое можно было предположить про Лешку? Добропорядочный зануда, он был самым честным человеком из всех, кого я знала. Он мог что-то скрывать от меня, он даже в принципе мог врать мне и все равно он был самым честным. Я точно знала, что если когда-нибудь он соберется меня бросить, я узнаю об этом первая и без мучительного ожидания.

– Обращалась. Гришка, точнее, обращался.

– Петька, Петь, да иди же сюда, – загомонила соседка, – Петь, Лешка пропал!

– Иди ты, – Петька тоже не сразу поверил в такое, –Ну погоди, сколько времени прошло? Он что, он где пропал то?

– Да не знаю я, ничего не знаю. Вечером пропал, а где, не знаю.

– Во дела… Настюх, нужна какая то помощь? – взял сосед быка за рога.

– Да нет, Петь, спасибо. Пока не надо, мы по своим каналам проверяем.

– Но если что, Настюх, ты знаешь, мы…

– Знаю, спасибо.

– Вот, хорошо, что зашла. Я тебе вчера еще сказать хотел. Какой то человек больно подозрительный тут крутился.

– Где?

– Да где… сначала во дворе крутился. Потом на площадку к нам поднимался. Потом стоял тут вот между этажами, курил.

– Что же в нем подозрительного?

– Да так… как сказать. С виду приличный, а глаза так и бегают. И чего стоял то? Ждал кого? Не похоже было, что ждал. Мне, Насть, кажется, что я и раньше его видел.

– И как же он выглядел?

– Обычно, пальто такое легкое на нем было. Потом брюки, ботинки. Короче, все как полагается.

– А лицо?

– И лицо обычное. Самое обычное. Глаза серые, нос прямой, волосы русые, рот средний.

– Агент 007, – невесело пошутила я.

– О, точно, Настюх! Думаю, ну на кого похож? А он на шпиона похож!

– Ты это серьезно?

– Железно! Неприметный. И крутился тут.

– Ну хорошо, я скажу Гришке.

– Скажи, скажи. И если что, ты, Настюх, знаешь…

– Знаю, – еще раз успокоила я Петухова и ушла.

Хорошие люди, но чем они мне могу помочь? В том то и беда, я была совсем не уверена, что в целом мире сейчас нашелся бы хоть один человек, способный мне помочь

* * *

Выпив литра два зеленого чая, в третьем часу ночи мы разбрелись по комнатам. Гришка, судя по сдержанному храпу, тут же уснул, а я еще какое-то время бродила по спальне, аккуратно складывая брошенные в спешке Лешины вещи. Потом зашла в интернет, набрала адрес сайта, где у меня был почтовый ящик. Опаньки, а это откуда? Неведомо каким образом в почтовом окошке стоял совершенно незнакомый логин. По умолчанию мой компьютер автоматически сохраняет вбитые почтовые данные. Новый адрес здесь мог появиться только по одной причине – если бы кто-то его набрал и проверил на моей машине свою почту. Но Лешка к компьютеру при мне не подходил. Да и знала я все его адреса. Этот же адрес, судя по всему, и вовсе принадлежал женщине. Может, Лариса включала комп? Как-то не вязалось с ней выбранное владельцем страницы имя Долли, буквально – куколка. Машинально я нажала на кнопку «войти» и о чудо, упертая техника и тут оставила за собой последнее слово, она сохранила последний введенный пароль, и я легко попала в приватную личную зону неведомой мне Долли.

Ящик оказался почти пуст. Пара новостных рассылок, короткая поздравительная открытка и малоинформативное письмо от некоего Антона, всего то четыре слова: «Надо еще раз попробовать». Что попробовать? На всякий случай я перенесла всю информацию, включая регистрационные данные и айпи адрес, с которого написал Антон, на жесткий диск. Даже выключить машину сил не осталось. Я уснула прямо на кушетке, уронив голову на клавиатуру. Здесь и нашел меня утром Гришка.

* * *

Айпишник мы провели быстро. Благо во всемирной сети есть предостаточно серверов, помогающих в этом благородном деле. Кстати, иногда это бывает полезно – знать, откуда именно тебе пишут. Во многих почтах есть такая функция как «технический заголовок», или «по научному», RFC заголовок. Открываете пришедшее письмо, щелкаете на кнопку RFC и получаете детализацию на автора присланного письма. В числе прочей информации будет и IP-адрес. Например, написано «from 83.97.104.211» Копируете цифры, и зайдя по ссылке http://www.ripe.net/perl/whois, вставляете их в специальное окошечко. Далее нажимаете на копку поиска и несколько секунд томитесь в ожидании. Очень быстро сервер выдаст примерное местонахождение адресанта с точностью в худшем случае до города. Ну это конечно в том случае если адресант не шифруется и не заходить в сеть через иногороднего оператора. Наш видимо не шифровался. То ли скрывать ему было нечего, то ли был чайником, но в интернет он попал напрямую – через провайдера, базирующегося в Петровске.

Честно говоря, чего-то в этом роде я ждала. Не спрашивайте, почему.

– Как ты думаешь, что это значит?

– Насть, Лешка точно не заходил в интернет?

– Точно поручиться я конечно не могу. Он, пока я была у Сидорова, сидел один. Может, конечно, и заходил. Но знаешь… логин Долли…ему такое не свойственно. Да и день рождения у него не 25 августа, а 7 мая. А тут гляди, поздравительная открыточка.

– А у кого 25 августа день рождения?

– Не знаю, среди моих знакомых такого человека нет.

– Так, бери Лешкин склерозник. Будем искать.

Если бы все было так просто. Лешка, видимо, помнил нужные даты и так, в его ежедневнике никакой информации не было. Где-то глубоко в памяти шевельнулось воспоминание, что-то связанное с августовским днем, что-то неприятное, болезненное. Но точно вспомнить я не могла, сколько ни напрягала извилины, ни уговаривала себя.

* * *

Среди тех, кто мог воспользоваться моим компьютером, оставалась опять же Лариса. Так уж получилось, что последние несколько дней мне приходилось обращаться к ней чаще обычного. В какой-то момент я поняла, что ее это напрягает. Она, несомненно, была готова помочь мне по первому зову, но видимо ее расстраивала моя манера звонить ей и вываливать сумбурную информацию, не объяснив ничего толком. А может быть, она понимала, что не может оправдать моих ожиданий, и это ее подспудно раздражало. А может быть, она считала, что одной из причин всех обрушившихся неприятностей являюсь я сама. Возможно, она мне даже не верила. Точнее верила не до конца. Но что я могла поделать? Бывают в жизни моменты, когда правила хорошего тона приходится игнорировать. Увы, я не способна в ситуации форс-мажора оставаться такой же цельной, взвешенной и правильной, как она.

– Настя, творится что-то странное, – испуганно сказала она, – на меня напали сегодня рано утром, когда я выходила от мамы. Я ночевала у нее.

– Ты у нее ночевала? А Лешка вчера куда должен был подъехать? Ох, прости, с тобой все в порядке?

– Да ничего, почти в порядке. Меня избили, отобрали сумочку, порвали книгу. Как будто что-то искали в моих вещах. Но серьезных травм я не получила. Еще следы нашествия Риты не прошли, так что не очень и заметно, – грустно усмехнулась она, – а Леша должен быть заехать как раз к маме, мы с ним так договорились.

– Она где живет?

– Рядом с Беларусским вокзалом, ему вроде бы даже по пути было.

– Ларис, ты не открывала мой компьютер?

– Нет, Настя, не открывала. Да и зачем бы я стала это делать? – удивилась Лариса.

– А ключи? Они всегда были при тебе?

– От твоей квартиры? Ну конечно. В сумочке лежали. Что случилось?

– Понимаешь, кто-то был в моей квартире, открывал компьютер…

– Ты подозреваешь меня?

– Да что ты! Нет! Но если бы ты могла вспомнить… не оставляла ли ты сумку без присмотра?

– Нет. Только в кабинете. Но у нас надежная охрана. Настя, я не понимаю, что творится? Что происходит? У меня такое ощущение, что меня против воли втянули в какую то темную историю. Ты можешь что-то объяснить?

– Могу лишь сказать, что у меня то же самое ощущение. Я не знаю, что происходит, я как и ты ничего не понимаю, с какой стороны ждать следующего удара – даже не догадываюсь.

– И что же нам делать? – спросила она у меня, как будто бы это именно я, а не она была взрослой, умной, мудрой, уверенной в себе.

– Что же делать… – эхом отозвался мой голос, голова же отказывалась соображать, – Кто-то имеет доступ в мою квартиру. Кто-то уже дважды побывал у меня. А возможно, хватило бы и одного раза…

– Настя, мне трудно все это воспринять. Ведь ты понимаешь, в какой я ситуации? Ведь у тебя была я, у меня были ключи, все это… все это так двусмысленно выглядит.

– Да что ты говоришь такое?

– То, что приходит в голову. То, что лежит на поверхности. Все это смотрится так, как будто меня хотят использовать, подставить, перевести на меня стрелки.

– А… такие люди могут быть?

– Если бы я знала, но я же повторяю тебе, я оказалась во все это втянута априори. Я оказалась участником истории, сама о том не догадываясь. Сегодняшнее происшествие просто выбило меня из колеи.

Тогда я попробовала зайти с другой стороны. Что, если в работе Лешки и Ларисы было что-то такое, что могло послужить спусковым крючком к событиям последних дней. Что, если они оказались свидетелями чего-то или владельцами информации, которую кто-то пытался скрыть. Я спросила об этом Ларису, но та сразу же стала открещиваться от моей идеи.

– Ну что ты? Что такого в нашей работе? К тому же у нас не было никаких точек соприкосновения. Ну почти никаких.

– Почти?

Да, почти. Конечно, я рекомендовала Алексея для заграничной командировки, но мы там практически не пересекались. У меня – скорее административный интерес был, у Леши – научный. Единственное, что нас связывало именно в профессиональном плане – это начатый два года назад один совместный проект. Но он давно приторможен.

– А что за проект?

– Да так, ничего серьезного. Алексею, с моей, увы, подачи взбрела в голову идея проанализировать паранормальные способности некоторых пациентов.

– Ты это серьезно? Лешка и все эта мистика?

– Более чем. Но никакой мистики, собственно, не было. А вот примеры были. Действительно. И очень яркие. Правда, совсем немного. Но это никакая не новая Америка. Ты, наверное, в курсе, что у слепых людей обостряется слух, очень развито осязание. У инвалидов колясочников сильные руки, у людей, лишенных возможности слышать – большая восприимчивость к вибрации, своего рода внутренняя возможность слышать. Лишая чего-то, природа компенсирует в другом. Точнее, человек сам подспудно развивает способности, которые позволили бы ему обходиться в жизни теми средствами, которые он имеет.

– И что же? Как это связано?

– У наших пациентов, как правило, нестабильная психика. Я не говорю про явные клинические случаи, но даже люди, пребывающие в так называемом пограничном состоянии, порой обладают исключительными способностями.

– Все гении – безумцы?

– Не обязательно так прямо. Увы, гениев среди больных людей совсем немного. Но все они, практически без исключения, видят мир иначе, чем мы. И это иное видение перестраивает не только их уклад жизни, но и дает определенные навыки. У кого-то бывает очень сильно развита интуиция. Ведь что такое, по сути, интуиция? Это умение пользоваться резервами подсознания. Те, кто привык оперировать фактами, твердо стоят на тверди реальности, никогда не осмеливаются слишком уж доверять подсознанию. А люди, живущие в мире фантомов, в мире порой совершенно эфемерных конструкций, они не всегда и отличают сознательное от бессознательного и им ничего не стоит действовать, основываясь именно на внутреннем ощущении, а не на конкретном анализе. Я понятно говорю?