Текст книги "По стандартам миллиардеров"
Автор книги: Наталья Перфилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Да не приятно все это, как ты не понимаешь! – Раздраженно бросила я и повернулась к Никите. – Я никак не думала, что все эти Семины задумки примут такие изощренные и уродливые формы… – Я осеклась, глянув на дверь, в проеме которой только что появилась фигура Ларисы. Потом в кабинет из приемной начали подтягиваться остальные.
– А я считаю, он гениально все это устроил. – Высказал свое мнение Никита. – И деньги все себе вернул до копейки, повеселился от души и воришку наказал, как положено… Или по твоему лучше было бы посадить его за решетку? Ты думаешь, такая перспектива Озерову показалась бы более привлекательной? В чем-то отец безусловно прав. Он с этим парнем поступил очень даже по-человечески, ты не находишь? Десять лет вполне приличный срок, чтобы осознать, что брать чужое дурно, за это могут очень даже сурово наказать… Зато потом он действительно станет владельцем прибыльного и успешного бизнеса. На месте Озерова надо не в обмороки падать, как барышне кисейной, а побыстрее за работу браться, долги начинать отрабатывать в полный рост.
– Ну, вот и все. – Облегченно сообщил Иван Станиславович, появляясь в дверях. – Нашего больного увезли в клинику, врач заверил меня, что ничего особенно серьезного с ним не произошло. Я на всякий случай номер больницы записал и телефон, чтобы справится о его здоровье. Нужен кому?
Все промолчали. Насколько я поняла, как справится с этой ситуацией Озеров, никого из присутствующих не волновало.
– Мне давайте. – Я протянула руку и взяла листочек из ладони нотариуса. – Нужно его жене сообщить…
– Врач сказал, что из приемного покоя сам позвонит Корнею домой, так что вам, Полина Игоревна, об этом беспокоиться не стоит. Да и водителю Корнея Юрьевича я ситуацию объяснил, когда его хозяина грузили в карету Скорой.
– Все равно, пусть бумага у меня останется. Мало ли что…
– Апельсины что ли ему нести надумала? – Ехидно поинтересовался Ренат. – Так сказать, чтобы вину своего мужа перед этим ворюгой махровым загладить? Слушай! А может дохлая физиономия этого неудавшегося миллионера так тебя растрогала, что ты ему от жалости великой вернешь денежки, которые этот крендель Семену перевел?
Тем временем Иван Станиславович. разложив по местам таблетки и пузырьки, снова занял свое место за рабочим столом.
– Неприятный инцидент с господином Озеровым несколько нарушил процедуру оглашения завещания, поэтому я не вижу ничего страшного в том, чтобы перенести нашу встречу на завтра. Сегодня все мы несколько взвинчены и расстроены, а завтра, часиков в одиннадцать или двенадцать мы могли бы…
– Слышь, док, ты над нами издеваешься что ли? – Почти грубо перебил изысканную речь нотариуса Ренат. – Давай уже знакомь нас с этой чертовой бумагой и разойдемся наконец, как в море корабли.
– Ренат! – Предостерегающе одернула мужа Ирина Матвеевна.
– Что Ренат!? Ну что Ренат? – Не слишком почтительно огрызнулся раздраженный до предела Асманов. – Чего вы все дурачков то из себя строите, как будто не ясно, зачем каждый из присутствующих сюда приперся. Сюсюкают все, глазки отводят, а сами только и думают, как поскорее узнать, что и сколько оставил ему покойный Семен Васильевич. И нотариус этот ваш! – Все больше распалялся бывший шофер. – Крутит чего?то, нагнетает обстановку. Ну, докрутился? Одного уже увезли на «скорой». Колись давай, кто следующий у тебя по плану кандидат в инвалиды?
– Я ничего не кручу, как вы только что изволили выразиться. – Вежливо и спокойно пояснил Иван Станиславович. – Я четко и неукоснительно выполняю все распоряжения моего клиента Наумова Семена Васильевича…
– Да хватит тебе мутить, док! Покойнику это все равно уже до лампочки, он сейчас, небось, о другом думает, – я вздрогнула и с тоской посмотрела на Никиту. Я заметила, что он тоже заметно помрачнел, вспомнив то, что произошло. – А у нас с вами время, между прочим, не казенное и нервы тоже не купленные. – Продолжал агрессивно наступать на нотариуса Ренат. – Так что давай коротенько обрисуй нам, кому достались денежки со счетов Семена, предприятия, гостиницы, ну и вся остальная лабуда, которая у тебя в реестре обозначена…
– Как скажете. – Пожал плечами нотариус и снова нажал кнопку на пульте. В комнате снова зазвучал слегка хрипловатый голос Семена.
– «Ну что, с Корнеем вроде все. Надеюсь, он по достоинству оценит мой тонкий финансовый юмор. Ну, а если уж не сможет, то это его личные проблемы. В общем, желаю ему обойтись без истерик и реанимаций по возможности.
Теперь, когда с формальностями покончено, можно перейти непосредственно к тому, зачем вы сегодня здесь собрались. То есть к моему завещанию. Начать хочу с одного человека, который в последнее время стал мне очень близок… Вернее не совсем так… – Семен задумчиво посмотрел на нас с экрана, вздохнул, подбирая наиболее подходящие к случаю слова и продолжил. – Она всеми силами старалась стать как можно более близкой мне и даже незаменимой… – Все головы дружно повернулись в мою сторону. – Не думаю, что ей удалось сделать в этом направлении сколько?нибудь значительные шаги, но само по себе желание уже похвально. – Свекровь фыркнула и, насмешливо поджав губы, покачала головой. Семен между тем невозмутимо продолжал. – Что греха таить, мне было такое ее отношение очень приятно, и я, да простит меня супруга, пользовался Ларисиным расположением на всю катушку. – Краем глаза я заметила, как мгновенно побледнело Ларочкино лицо. Реакция свекрови была не менее характерной. У Ирины Матвеевны от неожиданности слегка приоткрылся ярко накрашенный ротик, при этом острые коготки еще более цепко впились в ладонь молодого спутника. – Ты уж прости меня, Полечка, ради бога, но отказываться от такой роскоши, особенно если она сама плывет тебе в руки – непростительная глупость. Жаль, что тогда, четыре года назад Ларочка вела себя совершенно иначе. Не будь она столь высокомерна и холодна, глядишь, сейчас все и сложилось бы по?другому. Наверное, это ее очаровательная дочурка… Извини, Ларис, забыл как ты ее назвала… Наверное, эта девочка так изменила характер матери. Кстати говоря, ребенок, и правда, замечательный. Умница, красавица… Если бы я в принципе мог иметь детей, то мечтал бы именно о такой симпатичной куколке…»
Я вздрогнула, в комнате снова послышался шум падающего стула. Это Лариса, вскочив, резко отпихнула его ногой.
– Это не правда! – Почти в истерике закричала она. – Семен не мог такого сказать! Говори, стерва, как ты заставила своего мужа отказаться от собственного ребенка?! Да еще так цинично и нагло?
Я слегка растерялась от неожиданности и во все глаза уставилась на взбешенную Колесникову. Никита едва успел прикрыть меня от длиннющего Ларисиного маникюра, которым она ожесточенно пыталась дотянуться до моего лица. Он крепко сжал запястья расстроенной женщины и аккуратно повел ее обратно к стулу, услужливо поставленному на ножки сидевшим по близости Ренатом.
– Это не правда! Это не может быть правдой! – Продолжала истерично выкрикивать Лариса, покорно опускаясь на стул. – Семен мне обещал… Он сам говорил, что верит… Что ты такого смогла наговорить ему, что он настолько изменился по отношению ко мне?! – Женщина снова вскинула на меня пылающие ненавистью глаза. – Только не говори опять, что была не в курсе наших отношений с твоим мужем!
– Ну не хочешь, могу не говорить. – Пожала плечами я. – Ты сама не маленькая девочка, должна понимать к чему приводят отношения с женатым мужчиной! Или ты на что-то другое надеялась?
Лариса совсем сникла, она закрыла ладонями мокрое от слез лицо и притихла.
– Мы можем продолжать или Ларисе Анатольевне требуется время для того, чтобы успокоиться? – Колесникова молча покачала головой. Иван Станиславович поняв этот жест, как утвердительный, снова нажал на кнопку пульта.
– « Честно говоря, я и сам частенько сожалею о том, что в тяжелую для себя минуту поддался слабости и малодушно пошел на операцию по стерилизации. В тот момент мне это казалось наиболее правильным и мудрым решением. Жаль, что рядом не оказалось человека, который смог бы мне помочь правильным советом… Но что сделано, то сделано. Если хочешь, Ларис, ты можешь посмотреть на заключение врача. Оно в сейфе у Ивана Степановича лежит… Ладно, с этим покончено. Хотя нет, я забыл совсем. Там же, в сейфе есть еще одна бумага, которую так же составил опытный врач. Там с точностью девяносто девять и девять десятых процента установлен настоящий отец твоей очаровательной крошки… Еще раз прошу прощения, что забыл, как ее зовут… Возьми, почитай, если есть желание, хотя, думаю, ты и сама в курсе… Теперь насчет завещания. Ты так часто и искренне говорила мне о своей безграничной любви, что я, наконец, поверил в твои искренние и совершенно бескорыстные чувства. Я никак не мог решить, что бы такого оставить тебе на память после своего ухода, но ты сама как-то подсказала мне красивое и романтичное решение. Помнишь ту фотографию, которую ты частенько нежно целовала, стоило только тебе появиться в кабинете? Так вот, теперь она твоя. Я специально купил красивую дорогую рамочку, очень органично вписывающуюся в интерьер твоей спальни…»
– Что вы делаете, Лариса Анатольевна! – Нотариус едва успел поймать руку, которой Колесникова чуть не запустила пепельницу в огромный светящийся на стене экран. – Вы же разумная женщина и должны понимать, что, разбив телевизор, вы ровным счетом ничего не добьетесь. Диск при этом не пострадает, к тому же у него есть несколько копий. Своим необдуманными действиями вы только отнимите время у остальных присутствующих…
– Мне плевать на присутствующих! – Лицо Ларисы исказила презрительная гримаса. – Они подождут как миленькие, никуда не денутся! Ведь все пришли в эту комнату вовсе не для того, чтобы поплакать или поскорбеть о скоропостижно ушедшем от нас милашке Семочке! Как бы не так! Все! Все радуются его смерти! Чего уж теперь то душой кривить? Все его не любили и даже ненавидели по черному… Ну а сейчас в головах только одна мыслишка бьется у каждого, кому этот психованный алкоголик оставил все свои бесчисленные миллионы… Ну что же, пускай мне не повезло. Но и вы все тоже рановато начали радоваться моему провалу… Вот увидите, Семен всем покажет, где раки зимуют, а я, пожалуй, и правда не стану трогать этот гребаный телевизор, интересно до жути, как он всех остальных родственничков и знакомых к паркету припечатает.
– А мне любопытно, кто же все?таки счастливый отец твоей дочки. – Поинтересовалась я. – Вернее, к кому ты теперь ее пристегнуть попытаешься… Я так понимаю, у родного то папаши в кармане вша на аркане, вот ты и не стремишься обрадовать болезного приятным известием…
– Заткнись, колхозница. – Презрительно процедила Колесникова, даже не повернув в нашу сторону своей изящной головки. – Что ты можешь об этом знать? Твой плебейский мозг видно полностью состоит из обрывков мелодрам и затрапезных женских романчиков. Иначе даже ты своей извилиной куриной смогла бы понять, что для Семена моя дочка была бы самым настоящим подарком…. Или ты считаешь, что он сам смог бы зачать что-то нормальное и похожее на человеческое существо? С мозгом и разумом? Да у него вместо спермы скорее всего виски кипело с примесью героина… Он только на монстра с пятью ногами и десятью головами мог рассчитывать, и то в самом лучшем случае…
– Ах ты! Как я посмотрю, прямо благодетельница выискалась! – С сарказмом заметила Ирина Матвеевна. – И о внучке здоровенькой для меня заранее позаботилась, и о денежках, судя по всему, заботу проявить намеревалась нешуточную. Уж и не знаю, как тебя благодарить, детка…
Лариса посмотрела на нее с нескрываемой злобой.
– А вы, наверное, думали, что я увиваюсь вокруг вас и заглядываю в забитый искусственными зубами рот, потому что мне это нравится? Или вы считаете, что хоть кто-то в здравом уме и твердой памяти станет искренне умиляться вашими бредовыми мыслями и поддерживать идиотские идеи, рождающиеся в вашей маразматической голове?
– Да как ты смеешь, Ларочка?! – Лицо Ирины Матвеевны стало ужасно жалким и несчастным. – Я много лет дружила с твоими родителями, ты же, в отличии от этих вот… – свекровь презрительно мотнула головой в нашу сторону, – девочка из приличного общества, ты воспитана так, как полагается…
– Я-то воспитана! – Все так же агрессивно отозвалась Колесникова. – А вот вы, Ирина Матвеевна, извините, кажется, слегка забылись… Заигрались, что называется, в детские игрушки. Неужели вы, взрослая, даже старая женщина не понимаете, насколько смешной выглядите в глазах того самого общества, принадлежностью к которому вы так гордитесь и кичитесь… Да ни одной вечеринки не проходит без того, чтобы кто-то не отпустил в ваш адрес сальную шуточку. На каждом светском рауте в женской комнате цинично и насмешливо перемываются ваши старые похотливые косточки…
– Ренат! Что такое говорит эта безумная женщина!? – Грузно опускаясь в кресло, прошептала пораженная свекровь. – Как она смеет грубить мне… дерзить… Почему ты молчишь, Ренат? Ведь ты, как муж, обязан меня защищать и оберегать от нападок людей подобных всем этим… этим… – Ирина Матвеевна закрыла лицо руками, плечи ее мелко, но совершенно беззвучно затряслись.
– Да что он может сказать? – Лариса презрительно посмотрела на молодого супруга. – Вы уверены, что он вообще говорить умеет? Да этот человек не только за супругу, он за себя нести ответственность и то не способен!
– Ты все же это… – Не слишком решительно подал голос из своего угла Ренат, – поосторожнее словами бросайся. А то…
– А то что? Ну, что ты замолчал, защитничек? – Колесникова, казалось, уже вполне оправилась от обрушившегося на нее недавно удара. Щеки ее, наконец, порозовели, голос окреп. – Скажи уж что?нибудь, раз начал… Так что ты там грозился мне сделать, если я буду бросаться словами?… Молчишь? Тогда я скажу. Семен умным был человеком, он прекрасно видел, что за человек ваш ухажер…. Да он не просто видел, похоже, он знал кое?что интересное… Странно только, что вам он не счел нужным рассказать о своем открытии. Может, он просто не успел?
– Ты говоришь намеками и недомолвками… А знаешь почему? Да все просто! Тебе нечего мне сказать! Ренат, почему ты молчишь? Почему ты все время молчишь, когда требуется твое вмешательство и твердая мужская рука?! – Голос Ирины Матвеевны звенел и срывался.
– Да уж, Ренат, скажи?ка нам свое веское мужское слово! – С издевательской насмешкой прищурилась Лариса. – Неужто язычок проглотил, голубь ты мой сизокрылый…
– Прекрати, Лариса. – Ренат теперь явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Сейчас не время и не место для подобных разборок. Подожди хотя бы, пока огласят завещание… Ты не боишься потом пожалеть о том спектакле, который устроила?
– Я уже ничего не боюсь! – Грубовато отрезала Колесникова, сверкнув глазами. – Это ты, дурачок, все еще надеешься урвать что-то от состояния Семена… Неужели ты так и не понял, убогий, что Сема был в сто… в тысячу раз умнее всех нас вместе взятых. Да ты ломаного гроша от него не дождешься, особенно после того, что он узнал… Иван Станиславович, не могли бы вы дать ту бумагу, которую Семен насчет Юленьки оставил? Будьте добры! Хотя в принципе не трудитесь, я и так знаю, что там написано. Естественно, мать всегда знает, кто счастливый отец ее любимого ребенка… К сожалению, моей крошке не повезло, ей в папаши достался безответственный, трусливый, к тому же нищий слизняк по имени Ренат Романович Асманов. Семен и бросил то меня после того, как узнал о нашей с ним связи… Я с себя вины не снимаю, я дурой была, кретинкой и идиоткой… А наш обожаемый Ренат, как только узнал, что на Семины миллионы мне рассчитывать не приходится, быстренько перекинулся на менее привлекательную, но в тот момент более перспективную жертву – Ирину Матвеевну… Вы уж извините меня за откровенность, но он сам мне рассказывал кое-что из вашей интимной жизни… да не волнуйтесь вы я не настолько цинична, чтобы выносить это на всеобщее обозрение, у меня совесть еще осталась… Семен узнал все и постарался удалить этого корыстного парня как можно дальше от своего дома и своих близких. Ренат заметался. То ко мне прибегал, в ногах валялся, то вас подкарауливал во всех мыслимых и немыслимых местах. Параллельно он и в других местах вешки ставил, но кроме нас с вами, двух дур беспросветных, на его слащавые приманки никто не клюнул.
– Ты бы прикусила свой ядовитый язычок, дура! – Прикрикнул на бывшую любовницу Асманов. – Откуда ты знаешь, как все будет. Смотри, как бы не пришлось потом прощения на коленках вымаливать…
– Уж не на Семины ли денежки ты губу раскатил? Ну?ну… Давайте, действительно, дослушаем диск до конца, Иван Станиславович. Мне тоже со страшной силой захотелось узнать, что там для нашего дорогого Ренатика Семен приготовил. Надеюсь, никто не возражает против продолжения просмотра. – Лариса обвела всех нас поочередно глазами. Мы все, пораженные таким оборотом событий, молча закивали.
– Я с удовольствием снова включу речь Семена Васильевича. – Устало откликнулся нотариус. – Честно говоря, у меня давно такого тяжелого оглашения не было… Я предупреждал, что Семен напрасно перегибает палку, но он настаивал именно на таком порядке и форме. Желание клиента, как известно, для нас нотариусов закон.
– Тогда давайте уже к следующему наследнику перейдем.
– Мы вообще-то еще с предыдущим не закончили… – Он хитровато глянул на раскрасневшуюся от возбуждения Ларису.
– Так заканчивайте уже… – Проворчала она, изящным движением руки поправляя волосы. – Что еще, интересно, приготовил мне благодарный любовничек…
– Не наглей. – Для порядка напомнила Колесниковой я, хотя зла на нее я больше не испытывала совершенно.
– «Я специально купил красивую дорогую рамочку, очень органично вписывающуюся в интерьер твоей спальни, будешь просыпаться по утрам и подмигивать старому глупому толстячку. Надеюсь, вполне доброжелательно. Ведь, не смотря ни на что, нас с тобой связывало много добрых и приятных моментов, правда? Я заметил, что ты, Ларочка, обожаешь игрушки… Меня всегда умиляло, как ты просто таешь среди плюшевого великолепия на полках „Детского мира“ Поэтому на память обо мне и приятных минутах, проведенных вместе, я решил оставить тебе ткацкую фабрику, ну ту, где есть филиал по пошиву меховых игрушек. Помнишь, мы ездили туда как?то года четыре назад. Сейчас дела на фабрике идут прекрасно, я нанял профессионального управляющего, вполне честного и компетентного парня, так что ты можешь спокойно положиться на него во всем. Сейчас он на базе предприятия еще и магазин открыл в центре города, так что дела идут вполне не плохо. Если ты правильно поведешь бизнес, фабрика обеспечит вам с дочкой вполне достойное существование. Тогда тебе не придется очертя голову бросаться от одного „кошелька“ с ножками к другому, лишь бы вывести девочку в люди. Я ни на минуту не сомневаюсь, что ты есть и будешь всегда отличной мамочкой, и девочка у тебя… черт, как же это я ее имя то забыл, кретин, … девочка просто прелесть. Я открыл для нее счет в своем банке, который она получит ровно в шестнадцать лет, пусть и она вспоминает смешного дядю Семена с доброй улыбкой. Общение с ней доставляло мне искреннее удовольствие, честное слово. Давай будем считать, что я, если и не настоящий отец твоей дочке, то пусть хотя бы что?то типа крестного что ли. Ладно? Ну, теперь все. Не вешай нос, Ларчик! Ты еще найдешь свое счастье, только не стоит больше идти к нему такими путаными и темными дорожками… – Я покосилась на стул у окна, где сидела Лариса. Она спокойно смотрела на экран, степенно сложив на коленях руки, и даже не моргала. Только крупные горькие слезы, без остановки катящиеся из ее покрасневших глаз, выдавали жуткое волнение переполняющее все ее существо. – А ну?ка быстренько вытри глазки! – Внезапно сказал Семен. – Я вроде ничего печального или обидного не сказал… Хотя женщины вечно слезы пускают по любому удобному и неудобному случаю. Ладно, плачь, если хочется. А я перехожу к следующему пункту завещания. Кто там у нас на очереди? Конечно ты, мамочка. Кто же еще?
Итак, Ирина Матвеевна Наумова. С вами нас связывают отношения намного более длительные и более существенные, чем со всеми, кто находится сейчас в этой комнате. Никто не оказал на мою жизнь и на мой характер такого влияния как ты, милая мамочка! Хотя, честно говоря, теперь уж и не знаю, имею ли я право так тебя называть… Вернее, хочу ли… – После этих слов сына Ирина Матвеевна побледнела, как полотно, и уже безо всякой наигранной картинности прижала обе руки к тому месту, где у каждого нормального человека находится сердце. – Не знаю уж, за что небеса так пошутили надо мной, ведь, видит бог, мало кто из мальчиков так беззаветно и искренне любил свою мамочку, беспрекословно слушался ее всегда и во всем. Старался порадовать, к каждому празднику подарки мастерил своими руками… И это при том, что в ответ от мамы я никогда не видел ни тепла, ни нежности. Отец, как мог, старался успокоить меня, объясняя, что есть такие люди, которые не могут, просто не умеют, показывать свои эмоции, стыдятся проявлять чувства, считают всякие там поцелуи и нежности не приличными и не допустимыми для себя. Они хорошие, эти люди, просто они вот так вот странно воспитаны. Он утверждал, что наша мамочка Ира относится именно к таким замкнутым особям. Но я-то точно знал, мама хорошая, она добрая, прекрасная просто замечательная женщина, а вот я плохой, поэтому я и не достоин элементарной любви и нежности. И с еще большей энергией старался доказать тебе, мамочка, обратное. Господи! Кто бы знал, сколько сил и энергии потрачено напрасно! Сколько слез пролито. Я с любовью и благодарностью вспоминаю отца. Он был по настоящему добрый и справедливый человек. Единственное, чего я никогда не смогу ему простить, так это того, что он не нашел в себе сил и смелости, чтобы сказать мне правду. Он же не мог не видеть, как пагубно холодность и равнодушие матери сказываются на моем характере и мироощущении в целом. На нервной почве я много ел и старался как можно реже показываться на пороге своей комнаты. Я чувствовал волну раздражения и неприязни, окатывающую меня при каждой встрече с матерью. Если бы мне сразу сказали, что Ирина Матвеевна вовсе не родная мне, возможно, я бы не задавал себе так мучительно вопрос, почему она меня не любит. С годами я бы даже, наверное, смог понять и простить чувства обманутой женщины, которой изменил муж и которой мое присутствие никак не дает смириться и забыть о столь печальном факте ее не больно счастливой семейной жизни…»
– Я всегда говорила Васе, что его сын меня ненавидит. – На удивление спокойно вдруг сказала Ирина Матвеевна. – Всю жизнь смотрел на меня исподлобья, чисто волчонок… Жаль, что он не решился высказать все эти претензии мне лично. Не так вот, с экрана телевизора прилюдно свои обиды детские озвучить, а как нормальный человек, подойти, поговорить… Все-таки я хоть и не мать ему, чего уж душой кривить, это правда, но всем, что в его душу и сердце заложено, он, как не крути, мне обязан… Василию никогда времени на воспитание ребенка не хватало, он всю жизнь и здоровье угрохал на то, чтобы успешно шагать по карьерной лестнице и сколотить приличное состояние, которое теперь Семен почему-то решил самолично поделить так, как ему хочется… А я вынуждена была заниматься этим неблагодарным мальчишкой, который был мне буквально, как кость в горле… – Голос свекрови звучал в полной тишине. Никто из присутствующих, пораженных только что услышанным в этой комнате, не проронил ни слова. – В те годы Вася не мог мне даже приличную сумму выделить на то, чтобы я как-то решила проблему с пеленками, прогулками и бесконечными молочными смесями. Как на зло у Семена был отменный аппетит и никудышный желудок. Он постоянно болел, покрывался какой-то невообразимой сыпью, орал по ночам… Страшно вспоминать все эти ужасы, ей богу… Я даже всерьез подумывала, не расстаться ли мне с мужем, только бы избавится от этого плебейского подкидыша… К счастью, Вася оказался довольно успешным и предприимчивым человеком, даже в те не простые времена мы достаточно быстро обустроили свой быт, обставили квартиру, машину купили, дачу, и, наконец, завели приличную прислугу. Кстати, за Марфушу, которую я лично выбрала Семе в няньки, и которой он привязался сильнее, чем к родной матери, он тоже обязан мне… Я, наверное, человек пятнадцать до нее забраковала, пока не нашла по настоящему добрую, заботливую, во всех отношениях достойную женщину… Так что я не такой уж и монстр законченный, как вероятно сейчас постарается изобразить меня Семен, пользуясь тем, что ответить теперь некому. Но, положа руку на сердце, кто из вас смог бы искренне полюбить чужого ребенка, да еще и при тех обстоятельствах…
– А что с настоящей матерью Семена случилось, вы не знаете? – Глухо поинтересовалась я, не глядя на свекровь.
– Понятия не имею! – Презрительно вскинула брови свекровь. – У этой колхозницы хватило соображения только на то, чтобы соблазнить моего мужа, родить от него ребенка и все… Как только маленькая тварь почувствовала, что получить что-либо от нас с Василием ей не удастся, просто сбежала в неизвестном направлении, оставив своего только что родившегося мальчика на пороге нашего дома. Я была в шоке от того, что случилось, и даже руки на себя наложить хотела от такого подлого и совершенно неожиданного удара в спину… Но Вася так долго и униженно валялся у меня в ногах, молил не бросать его, не разрушать его жизнь и карьеру, что мое сердце в конце концов дрогнуло. Я смогла заставить себя простить мужа и даже оформить его незаконнорожденного мальчика, как своего родного сына. Я делала для них все, что было в моих силах клянусь, я даже полюбила Сему, может не настолько сильно и искренне, как ему бы хотелось, но полюбила… Я даже своего малыша заводить не стала, чтобы Семен не страдал еще больше… а я ведь тогда была такая молодая, господи…
– Красивая история. – Стараясь по возможности сдерживать рвущиеся наружу эмоции, заметила я.
– Чего уж тут красивого-то? – Слегка поежилась, словно от холода все еще бледная, не оправившаяся от потрясения Лариса. – По-моему наоборот… измена, предательство, брошенный ребенок…
– Благородство, всепрощение и искренняя забота о ближнем… – с саркастической усмешкой продолжила я и отвернулась, чтобы не дай бог не выдать жестом или взглядом, что я на самом деле думаю об истории, только что рассказанной Ириной Матвеевной. – Почти сюжет для банального женского романа. В жизни обычно бывает слегка по-другому…
– Молчи уж. – По привычке поджала губы свекровь. – Что ты можешь знать о жизни, свистушка? До двадцати лет сидела в своем козьем углу, потом выскочила замуж за полуспившегося толстяка в два раза старше тебя и начала сорить деньгами его семьи направо и налево. Кому?кому, а уж тебе меня осуждать не с руки, девочка! Ты просто корыстная и циничная до мозга костей самка… Но не обольщайся особенно. Все, чем сейчас владеет семья Наумовых, создано и моими руками тоже, и я по идее имею на деньги равные с Семеном права…
– Не смешите! – Неожиданно подала из своего угла голос Лариса. – Даже мне известно, что вы палец о палец не ударили, чтобы увеличить благосостояние вашей семьи. Это Семен на первых порах увлеченно преумножал и преумножал оставленные отцом довольно скромненькие сбережения… То, что сейчас на счетах в банках вырисовывается кругленькая и весьма симпатичная сумма, заслуга отнюдь не ваша, а Семена, и только его…
– Какая заслуга! – Свекровь даже пятнами красными от возмущения пошла. – Он только пил и гулял с утра до вечера! Да если бы не деньги, полученные им после смерти Васи, те деньги, которые мы с мужем вместе для сына заработали, он бы сейчас нищим был с его то желанием работать и зарабатывать!
– Много вы про его желания знаете! – Снова не выдержала я. – Да он как лошадь работал, пока не понял, что все это ему счастья совсем не приносит, передать капиталы все равно не кому, а того, что заработал, ему хватит лет на пятьсот вперед, а то и больше… С тем же азартом, как зарабатывал, Семен принялся тратить.
– Здорово! – Печально вздохнула Лариса. – Мне бы так. Тратишь, тратишь денежки на всевозможные прихоти и развлечения, а они только прибавляются… Хотя так не получается почему-то к сожалению…
– Это просто потому, что у тебя настоящих денег нет. – Усмехнулась я. – Сема частенько рассуждал на эту тему, когда в хорошем настроении был. Он говорил, что трудно заработать маленькие деньги, семь потов сойдет, пока их получишь, а разлетаются вмиг и не заметишь… А большие деньги сами себя воспроизводят, размножаются практически без участия хозяина, а чтобы промотать их все нужно достаточно долго трудиться… Так то… А насчет ваших с Василием Степановичем сбережений, – я посмотрела на Ирину Матвеевну, – вы тоже довольно сильно кривите душой. Кому как не вам знать, что мог оставить после своей смерти обычный советский чиновник. Пусть высокопоставленный, но все же среднего, как говорится, провинциального масштаба? Да, у вас была квартира, дача, машина, довольно скромная рублевая сумма на счетах в сбербанке и более основательная под матрасом в вашей супружеской спальне… Что из этого вы оставили себе, а что передали в наследство сыну? Молчите? Или может, за давностью подзабыть успели?
– Может, потом будете в воспоминания ударяться? – Раздраженно сказал Ренат. – Мы все заинтересованы в том, чтобы побыстрее покончить с этим фарсом дурацким и разойтись по домам. От того, что вы все тут постоянно тявкаете друг на друга, никто ничего существенного не приобретает, только время зря транжирите…
– А оно у тебя такое дорогое! – Фыркнула Лариса. – Бездельник и дармоед!
В кабинете после этих слов повисло напряженное молчание. Нотариус с сомнением обвел присутствующих глазами и осторожно нажал кнопку «Пуск».
«Ей богу жалко, что я своими глазами не могу увидеть и своими ушами послушать как вы, родные мои, реагируете на мои офигительные откровения… Чего хочешь отдал бы, лишь бы хоть краешком глаза глянуть на ваши лица… Жаль только давать тут не кому… Ну ладно, это я так, к слову сказал, я вас настолько изучил, что и так представляю кто и что скажет… Насколько я понимаю, Ирина Матвеевна уже успела ознакомить собрание со своей версией о бедной, самоотверженной и преданной самыми близкими и дорогими людьми женщине, все силы отдавшей на воспитание чужого по крови, но родного по сердцу ребенка… Я бы в ножки тебе, мамочка, поклонился, если бы хоть капля из того, что ты наговорила сейчас, была правдой… Я целую кучу денег убил на то, чтобы выяснить, как все происходило на самом деле, тогда сорок шесть лет назад, почему родная мать бросила меня и даже не попыталась ни разу увидеться… Не знаю, интересна ли эта история тем, кто сейчас в кабинете присутствует, их ведь это практически не касается, а ты и сама прекрасно помнишь тот страшный год, правда?… Я долго думал, стоит ли выносить эту историю на люди… – Семен помрачнел и стал удивительно серьезным. Никита вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами и прикрыла глаза, чтобы случайно не выдать взглядом свое отношение ко всему тому, что собирался рассказать мой муж. Уж кому?кому, а мне эта грязная история известна, пожалуй даже лучше, чем самому рассказчику. – Но все же решил высказаться. Чтобы ты вспомнила все свои поступки… подлости все… А то ведь я твою психологию знаю: если никому не известно о сделанной гадости, считай, ее и не было. Для кого-то достаточно внутренних страданий, но тебя, мамочка, совесть никогда не мучила… Ты скорее всего даже не в курсе, что это такое – СОВЕСТЬ… Значит решено, возвращаемся на сорок шесть лет назад… вернее на сорок семь… В тот год, когда мой отец познакомился с Олей Скворцовой, студенткой, которая из глубинки приехала учиться в институте политехническом. Самая банальная история. Как бы моя любезная мамочка выразилась, колхозница приперлась покорять столицу. Оля на все смотрела широко раскрытыми глазами, всем восхищалась, радовалась, улыбка даже во сне не покидала ее личика… Наверное этим она и покорила отца, к которому студентку Скворцову, как активистку и отличницу, направили на летнюю практику. Она очень старалась понравиться строгому руководителю, ну, и преуспела в этом… Отец частенько жаловался, что Ирина Матвеевна, всегда, с самых первых дней их совместной жизни, вела себя как ледяной неприступный айсберг, не смотря на то, что была почти на пятнадцать лет моложе, постоянно смотрела свысока, относилась пренебрежительно… А тут юная красавица, постоянно чуть ли не в рот заглядывающая. Он виноват, конечно, но у кого язык повернется его осудить? Он же просто помолодел рядом с Оленькой лет на двадцать… Но мир, как говорится, не без добрых людей, нашелся „честный“ человечек, раскрывший Ирине Матвеевне глаза на происходящее… Сказать, что она была в бешенстве, значит, ничего не сказать. Она просто рвала и метала. Кстати говоря, как ни странно, при этом желания развестись и уехать от неверного супруга у мамочки не возникло ни единого разика… Хотя тут все понятно. Отец в это время как раз начал усиленно идти в гору, жили родители весьма состоятельно. Во всяком случае Ирина никогда не работала и мало в чем нуждалась… В общем не буду тратить время и описывать все те мерзости, которые моя мама Ира говорила в те месяцы маме Оле, куда обращалась и какие истерики устраивала, это и без моих слов вы все прекрасно представляете. Надо отдать должное порядочности отца и терпеливость матери. Он, не смотря на настойчивые просьбы Ирины Матвеевны, не отказался от меня, и не перестал помогать Оле. Его ошибкой явилось, на мой взгляд, то, что он не позволил ей уехать на родину и спокойно пережить там тяжелые времена, ему это вероятно казалось малодушным… Я знаю так же, что он подавал заявление о разводе с Ириной Матвеевной…. После этого она и начала лихорадочно искать выход из сложившейся ситуации. Жаль, что Тамара Ефимовна, двоюродная сестра Ирины Матвеевны не дожила до этого дня, она бы многое смогла рассказать… То, что тогда ей пришлось сделать для сестры, тяготило ее до последнего дня жизни. Она много молилась и постоянно просила у бога прощения… Она честно рассказала мне все, что знала… Не знаю, как бог, я ее простил… Так вот. В то время Тамара Ефимовна работала зав отделением в роддоме, куда Ирина Матвеевна убедила мужа отвезти свою любовницу… Дальше произошло страшное. Несчастной Ольге сказали, что ее новорожденный сынишка умер прямо на операционном столе, потом ей выписали по назначению Ирины Ефимовны кучу антидепрессантов, от которых она следующие десять дней провела в полусонном и полубессознательном состоянии. За это время Ирина успела оформить все документы на мальчика, то есть на меня. Я быстренько стал законным ребенком Ирины и Василия Наумовых. Потом новоявленная мамаша с сыном отбыла на дачу, а отец занялся срочным обменом квартиры, подальше от любопытных соседей, прекрасно знавших о том, что Ирина ни дня с животом перед предполагаемыми родами не проходила. К тому же в это время Василий одним махом здорово высоко скакнул по служебной лестнице и ему полагалась значительно более престижная жилплощадь… История, конечно, грязная, подлая… но в принципе, психологически вполне понятная. Ирина боролась за СВОЕ… свое счастье, свое благосостояние, своего мужа, наконец… Если бы на этом все кончилось, я бы простил наверное… Она же воспитывала меня столько лет, не спала по ночам, когда я болел, кормила меня апельсинами, модно одевала, образование помогла получить… Но к сожалению, на этом все не закончилось. У Оли Скворцовой на почве нервного потрясения от смерти ребенка развилось психическое заболевание. Прямо из роддома ее перевели в клинику, откуда ее и забрала мать, то есть моя бабушка… Тамара Ефимовна рассказывала, какие страшные метания при этом испытывал мой отец. Но как только он узнал о том, что его любовница угодила в психушку, присмирел и полностью смирился с теми действиями, которые предпринимала его жена. Ирина все сделала для того, чтобы скрыть то, что произошло в их семье. В те времена у отца практически не было шансов пробиться наверх, вскройся все эти факты, а он, после болезни Оли интересовался исключительно карьерой… Постепенно отец утешился и даже начал забывать обстоятельства моего появления на свет… Но вот „мамочка“ все никак не могла успокоиться. Через месяц после того, как Ольга вышла из больницы и вернулась домой к матери, ей из города пришло письмо, в котором анонимный доброжелатель сообщал, что ее сынок жив, его назвали Семеном в честь дедушки и отца ее любовника Васи, что мальчик живет в его семье, и Ирина Матвеевна пытается его воспитывает… Естественно ни о какой любви речи в ее отношении к ребенку не идет, он несчастен, голоден, холоден и все такое прочее… Что было дальше, думаю, ясно. Она ринулась к Наумовым и похитила из коляски собственного ребенка. Я долго размышлял надо всем этим, так и эдак прикидывая, кто бы это мог послать несчастной женщине такое жестокое письмо, и как ей удалось с такой легкостью получить мальчика… Почему именно в это время он совершенно без присмотра оказался в коляске у подъезда?… Доказательств у меня нет, письмо не сохранилось, но все же я практически уверен, именно мстительная натура Ирины Матвеевны измыслила такой изощренный способ мести, Оля Скворцова на свободе была ей как кость в горле. Она нашла самый быстрый и простой способ засадить несчастную за решетку. Все равно за какую, больничную или тюремную. Ведь не случайно после похищения она ринулась в милицию с заявлением о том, что с нее требуют за сына выкуп, угрожают и тому подобное… Слушание в суде было закрытым. За похищение ребенка Оле дали целых десять лет, большую часть из которых она провела в закрытой клинике для психически не здоровых людей. Бабушка, как могла, старалась ей помочь, но она и сама была не слишком здоровой женщиной… Она и обо мне заботиться пыталась. Самое счастливое время моего детства было именно тогда, когда некой Марфуше удалось убедить мою мамочку Иру взять ее к себе в дом нянечкой. Платили ей до безобразия мало, заставляли выполнять кроме своих прямых обязанностей кучу других дел по дому вплоть до готовки и мытья полов, но она была на все готова, лишь бы быть поближе ко мне. Я, конечно, не мог тогда знать, что эта самая Марфуша – моя родная бабушка, но любовь и искреннюю заботу, исходящую от этой замечательной женщины, чувствовал всеми фибрами души. Только однажды Марфа Александровна обидела меня и нанесла ужасную незаживающую рану хрупкой детской душонке, когда ушла от нас на совсем, снова оставив меня один на один с холодноватой равнодушной к моим радостям и горестям матерью. Лишь много лет спустя я узнал, что бабушка никак не могла поступить по?другому. Она до последнего тянула время, чтобы подольше оставаться со мной. Но маму выпустили из тюрьмы, чувствовала она себя ужасно, Марфуша и так, и этак разрывалась между дорогими ей людьми, но все же вынуждена была окончательно переселиться к дочери. Ирина Матвеевна потом многих нянек мне приводила. Среди них и хорошие, вероятно, попадались, добрые, старательные, но я больше ни разу не позволил себе привязаться к кому бы то ни было. Боялся, наверное, подсознательно. Старался выискивать в них самые неприглядные черты, дерзил, издевался, развлекался за их счет, как только мог. Мамочка тоже особо радушной и щедрой хозяйкой никогда не была, поэтому обслуга у нас после Марфуши ни разу надолго не задерживалась. Жаль, что о тайне своего рождения я узнал только перед смертью отца. Уже в больнице, видимо в предчувствии скорого конца, его начала со страшной силой мучить совесть. Он даже попросил меня разыскать Олю Скворцову, адрес дал ее матери… Потом отец умер. Умер единственный близкий и родной для меня человек, который искренне меня любил, старался понять… Пусть ему это удавалось далеко не всегда, но он старался, я был ему интересен… После его похорон я долго пил, потом ударился в работу… Я долго не мог решить для себя, нужно ли мне разыскивать мать и бабушку, ведь я и представления тогда не имел о тех событиях, которыми сопровождалось мое рождение. В зависимости от настроения, я относился к неведомой и далекой Оле Скворцовой то так, то этак. Порой она мне виделась красивой, доброй, внешне напоминающей выходящую из пены Афродиту. Чаще я ненавидел эту женщину за то, что она меня бросила и обрекла на одиночество и тоску… Короче, дурак я был. Ладно хоть ума хватило Ирине Матвеевне обо всех этих душевных метаниях не рассказывать. Я вообще ничего ей об Оле Скворцовой не говорил. Не хотелось ее волновать, расстраивать … Сначала думал, пусть побольше времени после смерти отца пройдет, потом все тоже не мог подходящий момент выбрать… Короче, узнать о судьбе родной матери я решился только через семь лет после смерти отца. Тогда мне было настолько тяжело и гадко на душе, что я был рад отвлечься от своих мыслей хоть как?то. Ни бабушки, ни мамы я, к сожалению, уже в живых не застал. Только ее второго мужа с маленькой девочкой на руках. Так я впервые познакомился со своей сестренкой, о существовании которой я даже и не подозревал. Иван, так звали мужчину, рассказал мне ужасную историю о том как женщина, столько лет называвшая меня сыном, превратила жизнь моей настоящей матери в ад. Иван познакомился с мамой совсем не задолго до ее смерти, они прожили вместе каких то пять лет, но похоже, это были единственные светлые годы ее жизни. Я не мог поверить в то, что ты, „мамочка“ при всей твоей черствости и холодности могла быть настолько изощренно жестокой и безжалостной. Иван показал мне фотографии, письма, выписки из уголовного дела… У меня волосы на голове зашевелились, ей богу. В тот момент в моем мозгу зародились страшные мысли… Каюсь, мне захотелось убить тебя, Ирина Матвеевна. Но не бойся… Не смотря на твои постоянные нападки и высказывания по поводу моей неуравновешенной психики, я вполне живой человек, пострадав какое-то время, я все же смирился с тем, что произошло, пообмяк… Странно, но справиться со всем этим и остаться нормальным человеком мне, как и маме, похоже помог все тот же дядя Иван, ну и еще сестренка, конечно… Ты, может, не знала, но твои уверения в том, что я больной алкоголик, что у меня ненормальная психика и ужасная наследственность, все же возымели на меня действие. Не такое, конечно, как тебе бы хотелось, но все же… Я посчитал, что в такой ситуации я никак не могу позволить себе иметь детей, что при моем образе жизни могло случиться в любой день и час… В общем на операцию я пошел вполне осознанно. После истории, произошедшей с матерью Никиты, особенно, когда отец рассказал мне всю правду, я больше не хотел даже думать ни о любви, ни о семье, и уж конечно не мечтал о потомстве. И только познакомившись с сестренкой, я понял, чего мне так не хватало все эти годы, почему жизнь казалась такой глупой, пустой и не интересной. Оказывается, каждому нужно о ком?то заботиться, кого-то любить, кому-то доверять, не боясь получить предательский удар в спину. Я с головой окунулся в эти новые для меня чувства.» – Я изо всех сил стиснула зубы, чтобы остановить слезы готовые вот?вот предательски брызнуть из глаз.
