Текст книги "Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг"
Автор книги: Наталья Павлищева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Сама Роксолана предпочла бы видеть на троне Баязида и учить его сыновей, но сам Баязид попросту скрывает своих детей, видно, опасаясь, чтобы их не уничтожили. Оставалось воспитывать Мурада или хотя бы присмотреть за его образованием.
В Биледжике у нее с внуком получился разговор, который должен бы вести отец или дед, но мужчинам некогда, пришлось наставлять возможного будущего султана бабушке.
Султанша даже в поездку взяла Мураду учителя, к тому же в Биледжике сводила его на могилу тестя первого из Османов шейха Эдебали. Там и начался разговор, который позже продолжился дома.
Мурад мальчик красивый, но своенравный и даже строптивый. Однако перед бабушкой старался сдерживаться.
– Госпожа, шейх учил султана Османа владеть мечом?
– Не думаю, наверное, Осман и без шейха умел это. Но шейх Эдебали научил Османа, как основать государство и отдал за него свою дочь.
Дочь шейха меньше всего интересовала мальчишку, он взмахнул детским деревянным мечом, снося головки последних осенних цветов:
– Я тоже умею.
– Что ты умеешь?
– Завоевывать!
– Завоевать не все, завоеванное удержать нужно.
Конечно, не с мальчишкой такие разговоры вести, а с самим Селимом, но сын далеко, надо хоть внуку исподволь внушать, что дед не зря законы чтит и подданных практически уравнял меж собой.
– Мечом держать…
Тогда разговор завершить не удалось, Роксолана решила вернуться к нему дома. Пришла на занятия принца, села в стороне, слушала, потом не выдержала:
– Муслим-эфенди, я хочу, чтобы принц знал не только о завоеваниях великих, в том числе и своих предков, но и о том, как им удавалось или почему не удавалось удерживать территории и народы в подчинении. Сколько великих завоевателей растеряли все, что было завоевано. Объясняйте принцу. Что нужно, чтобы завоевать, но говорите и о том, что нужно, чтобы удержать завоеванное.
Муслим-эфенди, обучавший Мурада, склонил голову:
– Как прикажете, султанша.
Роксолана почти разозлилась, разве дело в ее приказе?! Она видела, что Муслим-эфенди вовсе не одобряет ее вмешательство в дело обучения принца, но решила не отступать.
– Мурад, как можно удержать завоеванные народы?
– Мечом! – бодро выкрикнул Мурад.
Роксолана подумала, что он еще слишком мал, чтобы понять то, о чем она говорит, но сейчас хотелось преподнести урок учителю даже больше, чем урок ученику.
– Мечом завоевывают. А удержать чем?
Мальчик мгновение подумал и уже менее уверенно ответил:
– Цепью, как львов и тигров в дедушкином зверинце.
– Цепь на всю империю не выкуешь, силенок не хватит. К тому же львов и тигров самих кормить нужно, а если людей посадить на цепь, кто будет кормить победителя?
Мурад чуть растерялся, но растерянность не в его характере, боднул воздух, насупился:
– А я плеть возьму!
– Можно и плеть, только тысячи твоих подручных с десятками плетей в руках целый народ не удержат. Когда-нибудь он распрямит плечи, и твои плети могут обернуться против тебя.
Стоявшая рядом Нурбану не выдержала:
– Чтобы править и справляться с народом, у султана есть помощники, которые ему все подскажут…
Роксолана лишь скосила глаза в ее сторону:
– Валиде, например…
Наложница намек прекрасно поняла, но отрицать не стала, чуть присела в поклоне:
– … и визири…
Да уж, эта и не отказывается… Роксолана смотрела на маленького Мурада и думала о том, что ему самому никогда не править империей, не потому что очередь не дойдет – мать не даст.
А еще подумала, что если звездочет, однажды предсказавший ей жизнь короче, чем у султана, ошибся, то им с Нурбану предстоит тяжелая борьба за Селима. Нурбану рвется к власти как никто другой, но к власти бестолковой, той, которая позволяет, как вон сказал Мурад, взять плеть в руки, а дела перепоручить визирям.
Это худший из видов правления. Роксолана вовсе не ради этого упразднила гарем, ей хотелось стать Повелителю настоящей помощницей, взять на себя некоторые обязанности, чтобы облегчить его каждодневный труд. Например, часть дипломатической переписки…
Нурбану, если станет валиде, угробит все, чего добивалась свекровь.
Если станет, мстительно подумала Роксолана. Еще неизвестно, кто из шехзаде станет следующим султаном.
А еще она подумала, что Мурада нужно забрать у родителей и воспитывать во дворце, иначе толку из мальчика не будет. На троне Османской империи, столь высоко поднятом предками Мурада, не должен сидеть слабый и послушный даже матери правитель.
Пусть Нурбану возвращается в Манису к Селиму с дочерьми, сын останется у султана. Но для начала следовало сменить учителя, который не учит, а подпевает будущей султанше, какой Нурбану себя считает.
– Муслим-эфенди, думаю, вам одному трудно справляться с принцем, я подберу вам помощника.
Хотела добавить, что истории и уму-разуму Мурада будут учить другие, но, не желая обижать старика, прикусила язык. Добавила другое:
– К тому же ему пора серьезно заниматься верховой ездой и умением владеть оружием и луком. Боюсь, чтобы вернувшись из похода, Повелитель и шехзаде Селим не укорили нас в упущенном времени.
Мурад взвизгнул от радости, Нурбану поджала губы. Наложница умна и прекрасно поняла, против кого именно направлен этот выпад.
Но Роксолана была права, оставлять в таком виде образование и обучение воинской науке принца Мурада нельзя, ему восьмой год, пора учиться серьезно. Обрезания еще не было, мешала занятость и болезнь Повелителя, но разве без него некому подумать о Мураде?
Мальчику не уделялось должного внимания, потому что его отец шехзаде Селим не ждал от будущего ничего хорошего, теперь все иначе, теперь Селим наследный принц, а его сын в свою очередь наследный внук.
Муслима-эфенди снедали два противоречивых чувства: облегчения оттого, что с него снимали часть тяжелой нагрузки и ответственности, и обида, что отодвигали в сторону. Он уже немолод и, конечно, не сможет носить с принцем по лесам и полям верхом, и стрелять из лука не может, но что если и урокам истории станет обучат кто-то другой?
Султанша подлила масла в костер обиды эфенди:
– Нужно проверить, что знает, и чего не знает принц, чтобы понять, как его обучать дальше, – она сделала знак Нурбану следовать за собой и уже в коридоре продолжила (ни к чему Мураду слышать разговоры взрослых), – у великого завоевателя Тимура внуков воспитывали не матери, а бабушки. Причем он отдавал царевичей не родным бабушкам, а другим своим старшим женам. Тимур считал, что родная бабушка, как и родная мать, вырастят из мальчика избалованного и никчемного неженку, а неродные будут стараться, чтобы показать свое умение воспитывать настоящих принцев.
Нурбану настороженно смотрела в спину свекрови, что султанша хочет этим сказать?
В Биледжике покои не так уж велики, от комнаты, где Муслим-эфенди учил принца, до покоев Роксоланы несколько шагов, здесь даже яшмак редко откалывали, кроме разве самой султанши, которой по возрасту уже нечего скрывать от взглядов мужчин. Но и чужих мужчин не допускали…
Султанша и ее невестка уже вошли в комнату самой Роксоланы, она сделала вид, что не замечает неловкость Нурбану, вынужденной согласно правилам остановиться у двери в ожидании разрешения пройти дальше. И хотя проходить особенно некуда, это не дворец, даже два шага, которые Нурбану могла сделать вперед, но вынуждена не делать, много значили, они показывали положение наложницы.
Роксолана усмехнулась:
– Я родная бабушка, но, поверь, буду воспитывать внука так, словно с кем-то соревнуюсь. – Говорила намеренно тихо, чтобы у Нурбану была необходимость прислушиваться. Роксолана давно научилась этому приему, усвоила, что одновременно вслушиваться и размышлять человеку трудно, что-то упустит обязательно. – К тому же, думаю, Мураду скучно будет учиться одному, нужно вызвать в Стамбул и других принцев. – Она прекрасно помнила, что у Нурбану, кроме Мурада, только дочери, да и у других наложниц Селима пока тоже. Как это получается, не знал никто, но Роксолана подозревала, что Нурбану применяет какую-то хитрость. – У шехзаде Селима больше нет сыновей, зато есть у шехзаде Баязида. Они такого же возраста, нужно учить всех принцев вместе. К тому же это будет развивать у них здоровый дух соперничества.
Нурбану была в ужасе, если свекровь заберет Мурада, и всех принцев действительно будут учить вместе, то ни о какой любви к матери не будет речи. Для отца, Селима, – Мурад угроза, потому что любой наследник – угроза правящему султану (Нурбану уже считала Селима правителем, потому что всем известно, насколько болен султан Сулейман), а для матери, Нурбану, – единственная надежда.
С той минуты у Нурбану не стало более важной задачи, чем отвлечь султаншу от мысли о воспитании внука, причем не только Мурада, но и остальных тоже.
Они о чем-то еще говорили, но Нурбану была рассеяна, Роксолана права – одновременно прислушиваться и размышлять не получалось.
– Что с тобой, Нурбану?
– Голова разболелась, султанша.
– Иди к себе, отдохни. Хочешь, я пришлю лекаря?
– Нет, не стоит. Меня утомляют переезды…
Хотела как лучше, а получила сполна:
– Это плохо, очень плохо. Женщина рядом с Повелителем должна быть сильной, а уж дорог и переездов бояться не имеет права. Если не хочешь, чтобы тебя заменила другая, привыкай ездить даже верхом, а не только в носилках или карете. Иди, отдохни, если слаба.
Жест султанши был сродни тому, каким она отпускала служанок. Нурбану, склонившись, скользнула за дверь. Шла в свои комнаты, скрипя зубами.
Эта старуха унизила ее! Ничего, султан Сулейман не вечен, он болен и слаб, следующий Селим, а, значит, скоро придет время самой Нурбану. Венецианка прекрасно знала слабые места своего мужа, и хотя не была кадиной-эфенди, то есть законной супругой, всего лишь старшая из наложниц и мать старшего сына, твердо уверена, что именно она должна править гаремом Се лима.
Султан Сулейман болен и стар, теперь вопрос только во времени, за которое она должна добиться сильнейшего влияния на мужа. Но и после смерти Сулеймана останется препятствие – сама султанша, которая станет валиде, матерью правящего Повелителя. И это препятствие теперь самое сильное.
Гаремами султанов управляют матери, значит, после прихода к власти Селима, главной женщиной империи останется Хуррем Султан? И снова Нурбану придется кланяться и ждать разрешения пройти дальше, лишь переступив порог покоев султанши? Нет, это амбициозную венецианку не устраивало совсем. Она помнила, кто купил и обучил ее, кто приставил к шехзаде Селиму, но всему свое время. Хуррем Султан и без того слишком долго правит, достаточно уже, пора уступить место другим.
Нурбану попыталась посчитать, выходило, что после смерти валиде султана Сулеймана Хафсы Айше прошло уже двадцать лет. Двадцать лет султанша Хуррем держит в цепких ручках огромную империю?! Пора уходить на покой, явно пора.
Но пока Нурбану не могла ничего, у нее даже сына отнимали. Остаться вместе с Мурадом означало потерять Селима, у того и без Нурбану немаленький гарем, оставить мальчика султанше – угроза потерять самого Мурада.
Как хорошо, что у рано умершего любимца султана и султанши шехзаде Мехмеда не было сыновей, только после смерти наложница родила дочку, не то бабушка пестовала бы сейчас внука и его готовила в преемники султану Сулейману.
Нурбану требовалось немедленно выработать план действий против султанши Хуррем, причем план, учитывающий любые повороты событий. Султанша умна, она прекрасно понимает, что Нурбану не тихая овечка, потому нельзя дать и малейшего повода заподозрить в чем-то, это смертельно опасно. Возможно, султанша ничего не предпримет против сына – шехзаде Селима, хотя больше любит другого – шехзаде Баязида, но уничтожить всего лишь наложницу принца ей не составит труда.
Нурбану очень хотелось бы вызнать секрет самой Хуррем, как ей удалось стать любимой наложницей, а потом женой султана Сулеймана на столькие годы. Как и все вокруг, венецианка ничуть не сомневалась, что здесь замешена магия, знать бы какая…
Чтобы вызнать, нужно подружиться с султаншей.
И чтобы выжить, тоже нужно подружиться с султаншей.
А потому Нурбану предстояло быть терпеливой, молчаливой, временами даже льстивой. И настолько ловкой, чтобы султанша не догадалась об истинных чувствах наложницы, не посчитала ее опасной для себя.
Нурбану решила, что будет именно такой. Ради того, чтобы стать следующей валиде, будет.
Змея, пригретая на груди Роксоланы, свернулась клубочком, однако готовая напасть в любую минуту. Султанша не догадывалась об этом? Не просто догадывалась – знала, но за прошедшие больше трех десятилетий в гареме настолько привыкла жить в клубке змей, что не считала это опасным. А зря, потому что змею нельзя приручить или перевоспитать, рано или поздно она обязательно укусит, а укус многих змей смертелен…
Эта зима оказалась тяжелой. Постоянно дули ветры, приносившие мокрый снег, казалось, промокло все – одежда на людях, вынужденных выходить из дома, животные, стены зданий и даже минареты, с которых громкоголосые муэдзины призывали правоверных вставать на молитвенные коврики.
Улицы Стамбула опустели насколько это возможно, месить мокрый снег на холодном ветру не хотелось никому. Торговля шла только в бедестанах – крытых рынках, где и у продавцов, и у покупателей была возможность спрятаться от ледяного ветра и мокрого снега.
В домах постоянно горели жаровни, слуги едва успели подкладывать в них дрова. Но и сами дрова тоже промокли, чадили, потому у людей красные от дыма глаза, кашель…
Конечно, во дворце дрова сухие и жаровни не чадили, но сама необходимость кутаться в меха и сидеть в комнатах тяжелым грузом давила на дворцовых обитателей. Роксолана старалась найти занятия и себе, и слугам, понимая, что если к тоске из-за погоды добавится тоска от безделья, людям будет совсем тяжело. Но главное – она старалась занять делом принца Мурада.
Время от времени ее навещали султанские сестры. Приезжали всегда вдвоем, демонстрируя свою дружбу и силу, спрашивали, нет ли новых известий от Повелителя?
– Повелитель, да продлит Аллах дни его, здоров, насколько позволяют условия похода, все в порядке, – отвечала Роксолана. – Шехзаде тоже здоровы, армия полна решимости победить шаха Тахмаспа.
Ожидала насмешек по поводу постоянных стычек с персидским шахом и неспособности справиться с ним уже столько десятилетий. Была готова ответить, что, вероятно, советы их мужей не доходят до ушей Повелителя, иначе он непременно воспользовался бы и уже одержал победу над проклятым Сефевидом.
Не спрашивали, Фатьму Султан и Шах Хурбан Султан мало волновали военные действия в далекой Персии, куда больше то, что творилось в Стамбуле. А в Стамбуле не творилось ничего, город жил, как жил раньше.
Но это только внешне, за дворцовыми стенами, за коврами, занавешивающими эти стены, за занавесями на окнах бурлила невидимая со стороны жизнь. Отсутствие Повелителя и многих пашей в столице вовсе не означало, что клубок змей перестал шевелиться.
Роксолана приехала в Старый дворец проверить порядок в гареме, ведь, собственно, гарем так и остался там. В Старом дворце жили отвергнутые султаном постаревшие наложницы, те, кто не вышли замуж, старые рабыни, множество никчемных служанок, уже мало на что способных из-за возраста… Обычное дело: те, чье время прошло, всегда доживали век вдали от султанских покоев. После девяти лет пребывания в гареме одалиски имели право уйти, получив домик и немаленькое содержание, но совершенно неприспособленные к жизни вне дворцовых стен, они обычно брали содержание и оставались в гареме.
Это сотни злых языков, только и способных создавать сплетни, иногда столь нелепые, что диву даешься. Но если стольким женщинам столько лет нечем заняться, они невольно начинают сплетничать.
Самая старшая женщина в Старом дворце – Гульфем Хатун. Когда-то у нее была приставка Султан, но после смерти единственного сына, Гульфем такой приставки лишилась. Она все еще была красива, сильно похудела с тех пор, как любимой наложницей, а потом и законной женой стала Хуррем, к самой Роксолане относилась с уважением, по себе зная, как это трудно – не только завоевать внимание султана, но и долгие годы удерживать его.
Гульфем не дружила с Махидевран, да и как могли дружить откровенные соперницы, но сама Гульфем выбыла из борьбы после смерти от проклятой оспы двух сыновей. А вот Махидевран была соперницей Роксоланы до сих пор, ведь ее сын шехзаде Мустафа мог стать султаном в любой день, а значит, уничтожить сыновей Роксоланы и сделать ее собственную жизнь невыносимой.
Роксолана не сомневалась, что приди Мустафа к власти, ей самой пришлось бы переехать вот сюда – в Старый дворец, а потому смотрела на стены, за которыми начала свое восхождение от положения рабыни к положению главной женщины империи, новыми глазами. Все казалось маленьким, тесным и запущенным.
В Старом дворце остался главным евнухом Ибрагим, бывший кизляром-агой после смерти валиде Хафсы Айше. Роксолана так и не узнала, что это его руки затянули смертельную петлю н шее маленького внука Махидевран.
– Ибрагим-эфенди, – Роксолана не пожалела уважительного «эфенди» для заметно постаревшего евнуха, растолстевшего, как бочка и едва передвигавшего ноги из-за возраста, – вам не нужны помощники?
– Вы считаете, что я не справляюсь, сул танша?
– Конечно, справляетесь, Ибрагим-ага, но многие слуги в гареме в возрасте, им трудно уследить за всем. К тому же пора сделать ремонт во многих помещениях… Когда на что-то не хватает денег, говорите мне, не стесняйтесь. Те, кто принадлежит гарему Повелителя, должны ни в чем не знать нужды. Я знаю, вы очень скромны, а потому буду сама приезжать и определять, что еще необходимо сделать, чтобы у вас не было необходимости просить деньги.
В непогоду Старый дворец смотрелся особенно неуютным, деревья в небольшом саду качали голыми ветками, словно приветствуя ее и напоминая не столько о том, что она здесь начинала, сколько о том, что могла сюда попасть.
Роксолана слегка поежилась, вдруг осознав, что никогда не воспринимала эту угрозу серьезно, а зря, ведь была очень близка к такому развитию событий…
Невесело усмехнулась сама с собой: пожалуй, стоит больше внимания уделять Старому дворцу, вдруг придется в нем жить?
Знала, что не придется, что теперь она мать следующего султана, валиде, а значит, до самой своей смерти будет главной женщиной империи, но осознание шаткости недавнего положения заставило ее действительно озаботиться Старым дворцом. Они обходили покои, намечая, что нужно сделать, чтобы стало уютней, где что починить, покрасить, обновить, заменить…
– Достаточно ли средств на питание и обогрев, Ибрагим-эфенди?
– Достаточно, госпожа, достаточно… – согнулся пополам, несмотря на свой возраст евнух. Только бы не стала проверять!
Роксолана прекрасно понимала, что немалая доля средств, выделяемых на содержание старого гарема, уходит в карман главного евнуха, удивлялась, зачем ему это нужно, ведь живет на всем готовом, детей не имеет, но не спорила, в глубине души алея кастрата, у которого судьба так жестоко отняла возможность нормальной жизни.
Она не оправдывала воровство, но понимала, что начни бороться, получит такую ответную волну гадостей, в которой можно утонуть.
И вдруг Роксолана заметила чужие носилки и евнухов.
– В гареме гости?
Ибрагим-ага постарался поклониться так, чтобы не увидела выражения лиц:
– Да, госпожа. К Гульфем Хатун приехали госпожи Фатьма Султан и Шах Хурбан Султан.
– И часто они здесь бывают? – в голосе Роксоланы помимо ее воли зазвенел метал.
– Нет, госпожа. Да, госпожа.
Значит, бывают… Гульфем одна из немногих, кто не делал откровенных гадостей Роксолане. Просто они никогда не были соперницами, когда Роксолана стала единственной, Гульфем уже стала Хатун. Сама султанша не обижала бывшую наложницу, помня каково это – быть в гареме не первой…
– Зайду и я к Гульфем Хатун.
По тому, как закрутился старый евнух, поняла, что не все так просто, что-то было еще, кроме визита султанских сестер.
Да что ж им не живется спокойно-то?!
Роксолана решительно двинулась в те покои, откуда доносились голоса и музыка. Ого, там веселье?
Кто-то из служанок успел предупредить, Роксолану ждали…
Она уже давно не бывала на праздничном веселье в гареме, за последние годы и отвыкла от нескончаемой болтовни сразу многих голосов, сопровождаемой напевами сразу нескольких певиц и звуками музыкальных инструментов, журчанием воды в фонтане и хихиканьем. А еще больше от пестроты и запахов.
Пестрым было все: роскошные ткани нарядов, вышитые туфельки, подушки, накидки, ковры… а еще изразцы и роспись на стенах и потолке… К ярким краскам добавлялось сверкание драгоценных камней и золотых украшений… безумие красок множилось в зеркалах и начищенных поверхностях посуды, изразцах…
Когда она вошла, звуки стихли, но над всем разноцветьем плыли запахи, сумасшедшая смесь запахов. Духи и цветы, притирания, кремы и розовая вода, которую щедро использовали для ополаскивания рук, густые запахи еды – сладостей и пряностей, мяса и шербета, фруктов и жира, временами заглушались густыми запахами от жаровен, в которые к сандаловому дереву подкладывали для аромата кусочки амбры или других благовоний.
Роксолана отвыкла, в первый миг даже дыхание перехватило.
При ее появлении в большой комнате не только стихли звуки, но и вмиг освободилось место в центре большого дивана – место, на котором обычно сидела валиде. Женщины невольно повернулись в ее сторону, как цветок поворачивается к солнцу. Хозяйка пришла…
Одним взглядом Роксолана выхватила все: сидевших в окружении бывших наложниц и кальф султанских сестер Фатьму Султан и Шах Хурбан Султан, то, что место валиде никто не рискнул занять даже в ее отсутствие, хотя по краям дивана и сидели старые кальфы, но главное – именно на краю дивана валиде примостилась… Нурбану со своими служанками.
Эта что тут делает?! Невестка ездит в гарем без ее ведома? Нет, Роксолана не стала бы запрещать, но понимать, что что-то делается без твоего ведома, не слишком приятно.
Разглядывание длилось пару мгновений, за это время Роксолана успела даже заметить, кто поспешно отодвинулся от Фатьмы Султан и Шах Хурбан Султан, а кто наоборот от Нурбану. Сама наложница Селима была смущена.
Уже в следующее мгновение султанша приветствовала собравшихся женщин, желая им доброго здравия и прося продолжить веселье. В ответ послышался разноголосый нестройный хор приветствий и пожеланий.
Не слишком рады? Конечно, косточки, небось, ей перемывали… Мелькнула мысль объявить, что с завтрашнего дня гарем совеем разгонит, а султанских сестер попросить забрать к себе бездельниц, которые продолжали жить в Старом дворце, к себе. Но она подавила это желание сразу, женщины, собравшиеся в этом помещении, конечно, болтливые бездельницы, но не их вина, что жизнь так сложилась, не могли же все стать новыми Хуррем (она сама бы не допустила), что оставалось другим? Вот и чесали языки, полулежа и поглощая сладости в несметных количествах.
Разговор в присутствии султанши не клеился, все были смущены и одна за другой под разными предлогами принялись уходить в свои комнаты.
Роксолана тоже поднялась:
– Я не могу долго сидеть с вами – дела. Кизляр-ага расскажет вам, что мы решили отремонтировать, что подновить, что купить новое. Если нужно еще что-то, говорите ему, Ибрагим-эфенди передаст мне.
Позвала Нурбану:
– Ты со мной или еще останешься?
Наложница не решилась оставаться, но в носилках сидела напряженная, непривычно молчаливая.
– Ты часто бываешь в Старом дворце?
– Нет, госпожа, всего дважды.
Что-то подсказало Роксолане задать еще один вопрос:
– А с Фатьмой Султан дружишь?
Нурбану не сумела солгать, пожала плечами:
– Немного.
Вот теперь стало понятно, откуда Фатьме Султан известно все, что происходит в Топкапы, не от мужа – Кара-Ахмед-паши, тот гаремными делами не интересовался, а от вот этой…
Сказала спокойно, но в этом спокойствии хорошо слышалась едва сдерживаемая ярость:
– Нурбану, не пора ли возвращаться к Селиму?
К Селиму это хорошо, но Нурбану волновал вопрос о Мураде. Если султанша оставит мальчика у себя, то едва ли воспитанный ею ребенок станет почитать свою мать Нурбану. Нужно сделать что угодно, но увезти Мурада с собой.
– Как прикажете, госпожа. Мурад тоже соскучился по отцу…
– Мурада ты оставишь здесь.
– Но, госпожа, его отец потребует, чтобы я приехала с сыном.
– Шехзаде Селим в походе! – Словно Нурбану сама об этом не знает.
Хитрая венецианка ахнула:
– А куда же тогда поедем мы?!
Роксолана поняла, что это тупик, отправлять в Манису только Нурбану нелепо, хотя она готова отправить венецианку, которая подружилась с султанскими сестрами, хоть на дно Босфора, а отпускать от себя Мурада не хотелось, перевоспитание мальчика только началось и уже давало кое-какие плоды.
Вздохнула, постаравшись, чтобы этого не заметила Нурбану.
– Да, если поход Повелителя продлится, то вам не стоит уезжать. Поживите здесь.
К сожалению, это означало, что в лагере тех, кто противостоит ей самой, прибавится сил, да еще каких, потому что Фатьма и Шах просто кичатся своим происхождением, с ними справиться легче, а вот хитрая Нурбану способна затаиться, как змея, и укусить, когда совсем не ждешь.
Она уже давно вычислила для себя все варианты будущего развития событий, для Нурбану Мурад важней Селима, при Селиме она всего лишь наложница, пусть и самая любимая и влиятельная. Для Мурада она валиде – мать, с которой он будет считаться всегда, а когда сын станет султаном, Нурбану будет первой женщиной империи. Поэтому Мурада Нурбану свекрови не отдаст ни за что…
При этом венецианка способна жалить исподтишка, приятно улыбаясь и хлопая большими темными глазами. И то, что она объединилась с султанскими сестрами, очень плохо, теперь султанша оказывалась просто окружена противницами.
Вот когда Роксолана осознала, что противостояния еще не видела. Валиде Хафса, Хатидже и Махидевран были просто овечками по сравнению с остальными сестрами Сулеймана. И Фатьма, и Шах считали себя обиженными судьбой. Они, высокородные женщины, султанские сестры, дочери и внучки султанов приравнены к какой-то безродной рабыне! Даже не приравнены, а поставлены на ступень ниже!
Ради ненависти к проклятой ведьме сестры забыли даже ненависть друг к дружке и были готовы плечом к плечу противостоять самозванке. Шах выбросила из головы и проблемы с мужем, который не делал ни малейших попыток вернуться из ссылки в Стамбул.
Единственный выход – столкнуть их между собой. Нужно лишь придумать, как это сделать. Причем сделать так, чтобы не только поссорить между собой сестер, но добавить к этому Кара-Ахмед-пашу. Это можно сделать, превратив именно Великого визиря в предмет ссоры. Две женщины, готовые забыть свои раздоры ради противостояния третьей, легко могут поссориться из-за мужчины, но не из-за султана, легче сделать предметом ссоры мужа одной из них.
– Амаль, позови ко мне Эсмихан.
Сейчас, будучи, кажется, всесильной, Роксолана в действительности мало на кого могла положиться. Верных служанок слишком мало, доверять Эстер и ее людям султанша побаивалась, ясно же, что не из благодарности помогают, мало ли что потребуют взамен, когда придет время расплачиваться.
Как ей не хватало Зейнаб, Фатимы, Гюль, Гекче, Марии, которые были рядом когда-то! Сейчас нет не то что подруг, просто тех, с кем можно поговорить на равных, вокруг только служанки, глаза опущены, руки сложены на животе, как положено…
Теперь Роксолана понимала Сулеймана, потерявшего Ибрагима-пашу, с которым султан мог просто беседовать. Видеть перед собой только согбенные спины, склоненные головы, опущенные взгляды, слышать: «Повелитель… Мой султан…» Одиночество, когда круглые сутки вокруг люди… Даже когда султан спит, четверо дильсизов стоят у его постели, следя за светильниками, чтобы не только сберечь жизнь и покой своего хозяина, но вовремя потушить светильники с той стороны, на которую он повернется, и зажечь с противоположной.
Постоянно под присмотром, постоянно опасаясь за жизнь, не доверяя никому жить очень тяжело. Может потому Сулейман так любит размышления в одиночестве?
Ее собственные размышления прервал приход Эсмихан. Секретарь вошла и застыла у двери, привычно сложив руки на животе. Роксолана вдруг подумала, можно ли доверять этой девушке? Кто может поручиться, что она не подкуплена, что, написав то, что задумала госпожа, не сообщит об этом врагам?
И вдруг поняла, что не может доверять, но и сделать все сама тоже не может. Нелепое положение: она, всесильная султанша, взгляда которой боятся все, не может сделать сама ни шагу, то есть, может, но должна понимать, что желающим станет об этом шаге известно. Любая супруга купца свободней султанши! Все считают, что она делает все тайно, что фактически управляет империей из своей спальни.
Глупцы! Попробовали бы сделать это, когда вокруг десятки глаз и ушей. Даже переезд из Старого дворца в Топкапы положения не исправил, здесь ее тоже окружают глаза и уши.
– Эсмихан, подойди.
Девушка приблизилась. Может, она и верна и никогда не помышляла об измене даже в самом малом, но полагаться на это не стоит.
– Я уеду к Михримах, а ты пока подготовь письмо к… – она на мгновение запнулась, но всего лишь на мгновение, – к польскому королю. Дай понять, что мы намерены отправить ему арабские благовония и хотим купить меха.
Эсмихан постаралась скрыть свое изумление, ей это почти удалось. Но Роксолана ожидала его увидеть, а потому увидела. Вида не подала, только кивнула служанкам:
– Подготовить карету и отправьте гонца к Михримах Султан, чтобы мне не пришлось ездить впустую. Давно не видела внучку…
Дочь единственная, кому Роксолана могла полностью доверять.
Михримах приезду матери обрадовалась:
– Матушка, как хорошо, что вы приехали!
Обрадовалась и Айше Хюмашах.
– Красавица выросла, скоро пора думать о замужестве, – с грустью улыбнулась Роксолана. Взрослые внуки означали ее собственную старость. Конечно, замуж Айше можно не торопиться, ей всего тринадцать, но годы так быстро летят!.. Роксолана только вздохнула.
Заметив этот вздох, чуткая Михримах тут же поинтересовалась:
– Что случилось, матушка?
– Подумала о том, что скоро стану прабабушкой.
Айше от ее слов вспыхнула и поспешила удалиться.
Роксолана не стала задерживать внучку, ей не терпелось поговорить с дочерью. Проводив взглядом Айше, сделала знак Михримах, что устала. Дочь заторопилась:
– Матушка, пойдемте в мою комнату, там теплей.
Зима в том году и впрямь выдалась холодной, с моря постоянно дул сырой ветер, уютно было только у жаровен. Конечно, ни султанша, ни ее дочь не мерзли, и жаровен, и мехов достаточно, но сидеть целыми днями с закрытыми окнами и дверьми тоже невесело.
