Текст книги "Дочь Роксоланы. Наследие любви"
Автор книги: Наталья Павлищева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Праздники бывают разные
В Стамбуле праздник, на душе у Баязида праздник, и ему дела нет, что у Джихангира тоже праздник. Повелитель празднует обрезание младших сыновей – шехзаде Баязида и Джихангира. Они разного возраста: Баязиду четырнадцать, а Джихангиру восемь.
Баязид долго ждал, Стамбул долго ждал. Предыдущий подобный праздник был, когда обрезание устраивали сразу трем сыновьям султана – шехзаде Мустафе, Мехмеду и Селиму. Ох, давно это было – десять лет назад.
Словно пытаясь искупить невидимую вину перед сыном, Сулейман приказал приготовить такой пир, какого Стамбул еще не видел.
Приготовили… Но для Баязида и пир не пир. Рослый, крепкий с пробивающимися на верхней губе усиками, он совсем не выглядел мальчиком, которому пора взрослеть. Обидно в таком возрасте проходить процедуру, которую детьми проходят, но с султаном не поспоришь…
Перед Повелителем лежала роспись продуктов, которые заготовили для пира. Сулейман лениво пробегал записи глазами. Какая разница, сколько потрачено; главное, чтобы праздник удался. Немного подумав, распорядился отнести Хуррем Султан, пусть она порадуется.
Втайне знал другое: султанша попросту все пересчитает, от нее лишней горошины не утаишь. Удивительно, в чем так щедрая, как на больницу или столовую продукты для бедных выделять, так она готова султанскую кухню очистить, а как для визирей, так «пусть воду пьют, и обеда из двух блюд хватит». Беднякам в столовой из четырех блюд и с мясом, а визирям Дивана постная еда попроще.
Роксолана объясняла так:
– Паши домой вернутся и пир себе устроят, их животы все равно набиты до сна будут. Хватит, небось, еды и дома. А бедняк что здесь съест, то и его до завтра.
Но на праздники султанша денег и продуктов не жалела, опять-таки потому что помимо пашей и чиновников самый разный люд накормлен будет. Потому роспись необходимого Сулейман ей отправлял спокойно.
Роксолана списку удивилась, но принялась читать…
«11 582 кг топленого масла; 48 025 кг сахара, 7910 кг меда…»
Понятно, это кондитеры для сладкоежек будут стараться. В Стамбуле сладостей столько, что если все перепробовать в течение года, то, пожалуй, губы слипнутся навсегда. Сахар и мед без счета…
«2825 кг красного винограда; 565 кг сливы; 565 кг зердали; 847 кг миндаля; 1865 кг крахмала, 25,6 кг шафрана; 38,4 кг черного перца; 103 кг репчатого лука, 1440 кг нохута; 282 кг абрикосов; 226 кг гранатового уксуса…»
Приправы ее интересовали мало, это повара знают, сколько перца добавлять в то или иное блюдо. Перчат сильно, у Роксоланы уже внутри побаливало.
Вот интересное…
«2600 баранов, 900 овец; 11 000 курей; 900 гусей, 40 голов крупного рогатого скота, 650 уток, 200 голубей, и 18 000 штук яиц».
Невозможно представить себе эти отары и клетки с гогочущими гусями, кудахчущими курами и беспокойными утками. Но повара знают свое дело, вся птица будет ощипана за пределами города, на его окраине, скот забит там же; на кухни, спешно выстроенные ради праздника, привезут все выпотрошенное и частично разделанное. То-то бродячим псам радость…
Посмотрела список блюд. Чего там только не было!
Да, такой праздник запомнится надолго. Обрезание – очень важный день для любого мусульманина, Баязид давно ждал его. Надо подумать о подарках для шехзаде.
Стамбул прожорлив, как тысяча городов; чтобы его просто накормить, корабли безостановочно подвозят продовольствие, лодки снуют по Золотому Рогу, едва не толкаясь бортами, перетаскивая на берег привезенное, потому что всем не пристать к пристаням, так много этих судов. Гомон в порту не стихает ни днем, ни ночью, как и на скотобойнях, мучных складах, рынках, пекарнях и прочих местах. Чтобы днем Стамбул мог есть и пить, ночью все это должно быть приготовлено.
И это в обычный день, а что же когда большой праздник?
А где его проводить? В Стамбуле и нет свободной площади, чтобы такое устроить. Раньше был дворец на ипподроме и площадь перед ним, именно там проходил предыдущий праздник обрезания шехзаде. Но еще не забыт прежний хозяин дворца Ибрагим-паша, совсем недавно умерла его вдова султанская сестра Хатидже, которую Сулейман любил не меньше своего казненного друга Ибрагима. Ипподром теперь – печальное место.
Где же?
И вдруг нежданное решение Повелителя: в Эдирне! Там большущий дворец, просторно, есть где развернуться. Султану нет дело до того, что тысячам человек придется ехать в Эдирне, что все эти отары нужно перегонять туда же, тащить горы продуктов, которые привозят прямо в Золотой Рог, что так много людей в Эдирне негде разместить, не все же будут жить во дворце. Султану нет до этого дела.
Срок определен – середина ноября, и место тоже. Готовьтесь! Если не получится, как желает Тень Аллаха на Земле, тем хуже для тех, по чьей вине не получилось.
Сотни рабов, двуногих и четырехногих, немедленно впряглись в постромки возов, взвалили корзины на спины лошадей и мулов, нагрузили верблюдов и двинулись в далекий путь. Впереди мчались чавуши – привратники, чтобы на месте посмотреть чего не хватает и можно не везти так далеко.
Собирались и выезжали семьями, особенно те, у кого не было загородных дворцов и домов в Эдирне или рядом; таким предстояло загодя найти место для пребывания или хотя бы ночлега. В Эдирне не поехал шехзаде Мустафа, отговорившись делами в Манисе. Не поехала Хуррем Султан, которая болела, поехали не все паши… Но Повелителя это мало заботило. Он пожелал устроить обрезание младших детей в прежней столице империи, а возможно, самим присутствием там показать королю Фердинанду, что вовсе не считает эту территорию окраиной, и уже одним этим пощекотать нервы соседям.
Михримах и Эсмехан поехали. Все было настолько суматошно, что они даже забыли о произошедшем в Стамбуле, а Михримах решила за это время познакомить Мехмеда и Эсмехан поближе, надеясь, что между ними вспыхнет страсть.
Если Михримах что-то задумала, то лучше это выполнять, потому что все равно своего добьется. Эсмехан отправилась с подругой в Эдирне, впрочем, не одна она, ее мать Шах Султан, как и многие жены пашей, тоже поехала.
Опытный главный евнух Роксоланы Аббас-ага заранее отправил слуг, чтобы подготовили все во дворце Эдирне, несколько возов со всякой всячиной из гарема ушли первыми, а потому добрались до старой столицы легко. Следующие за ними размешивали грязь на дорогах с каждым днем все сильней. Султан забыл, что это не военный поход, когда передвижение в основном верхом, но не возвращать же все обратно в Стамбул.
Да Сулейман и не ведал об этих трудностях, они его не касались. Сказано: праздник пройдет в Эдирне в середине ноября, значит, пройдет, а как доберутся гости – их дело.
Добрались все, просто не рискнули не добраться.
Султан тоже выехал раньше, решив сначала поохотиться в окрестностях, в Эдирне всегда была хорошая охота. Михримах напросилась ехать с отцом верхом и в мужском платье. Эсмехан она уже отправила туда вместе с первыми обозами, понимая, что девушка не выдержит дальнего переезда верхом, а если и выдержит, то в Эдирне будет мало на что годна.
По задумке принцессы, свеженькая и хорошенькая Эсмехан должна встретить измученного дорогой Мехмеда в имении и произвести впечатление именно своей свежестью. Сама Михримах и впрямь ехала в мужском обществе, что породило слухи, что принцесса ходит с отцом в военные походы. Видеть султаншу восседающей на красивой лошади не боком, как все женщины, кто держится в седле, а прямо, одетой в мужское платье, но с яшмаком на лице, было странно, но красивая всадница (кто видел ее красоту под накидкой?) на красивой лошади производили впечатление.
Рустем просто поссорился с Михримах, запрещая ей ехать на Юлдуз.
– Вы же твердили, что текинцы очень выносливы, паша?! И почему шехзаде можно ехать на своих лошадях, а мне нет?
Рустема не смутил бешеный блеск зеленых глаз, он усмехнулся.
– Вы сами ответили на свой вопрос, султанша. Если бы не гоняли Юлдуз тогда, когда ее нужно было поберечь после лечения, то сейчас сидели бы в ее седле. Хотите загубить лошадь?
Не происходи спор при султане, Михримах и слушать бы не стала, но тут пришлось уступить.
– Но на чем же мне ехать? Трястись в карете или взгромоздиться на верблюда?
– Это было неплохо, с высоты верблюжьей спины вам вполне удобно плевать на остальных! – фыркнул паша, не заметив, как старательно прячет в бороду свою улыбку Сулейман. – Я подберу вам коня, а вашу Юлдуз переведут в Эдирне без вас.
– Я сама переведу, – изумилась его командному тону Михримах, – в поводу пойдет.
– Нет!
На Рустема одновременно вскинули глаза и отец, и дочь. Что он себе позволяет?! Но паша остался невозмутим.
– Простите, Повелитель, но султанша не сдержится, и лошадь снова пострадает. Беда не в гибели лошади, а в том, что, замученная, она вас, султанша, возненавидит и рано или поздно сбросит из седла.
– Мне бояться Юлдуз? – осторожно спросила Михримах.
– Нет, но не издевайтесь над ней, это опасно.
– Михримах, Рустем-паша прав. Может, вообще не стоит брать с собой твою красавицу?
– Я дам вас другого, достойного коня, султанша, – примирительно предложил Рустем.
– Но мне нравится эта.
– К вашему возвращению, султанша, Юлдуз залечит ногу и встретит вас с радостью. Не бойтесь, кобыла еще совсем молода, она долго будет в силе. Для текинских лошадей лучший возраст 5–6 лет, а ей всего 2 года.
Михримах пришлось уступить, она отправилась в Эдирне на лошади, предложенной Рустемом. Это был жеребец не текинской породы, но тоже хорош.
Сулейман с удивлением рассказывал Роксолане, как Рустему удалось одержать победу над Михримах.
– Она разумна, Сулейман, просто нужно не уступать. Молодец Рустем-паша!
Рустему помогло еще то, что Михримах была готова уступить в этом, чтобы получить право ехать верхом рядом с братом. Она очень надеялась свести Мехмеда и Эсмехан и решила использовать время в пути, чтобы объяснить шехзаде, какова ее подруга.
Принцессе удалось отправиться в Эдирне с шехзаде, и по пути Михримах все уши прожужжала Мехмеду о том, как хороша собой, умна и ловка Эсмехан.
– Она и верхом ездит не хуже … – не стала говорить «меня», чтобы не лгать откровенно, оглянулась, желая указать на Баязида, но тот сидел в седле крепко, кивнула в сторону другого брата, – Селима. Но Эсмехан только учится. А что будет, когда научится?
– Ничего хорошего, – усмехнулся Мехмед.
– Почему?
– Что хорошего в том, что ты ездишь, как мужчина, или держишь в руках меч? Девушка должна быть нежной и покорной.
– Эсмехан нежная и покорная! Самая покорная из всех, кого я знаю! – бодро заявила Михримах, забыв, что только что утверждала обратное. – Девушку нужно просто влюбить в себя, тогда самая строптивая станет покорной!
Шехзаде рассмеялся.
– Ты-то откуда знаешь?
– Я? Знаю, и все тут.
Михримах совсем не устраивало то, что Мехмед уводил разговор в сторону. При этом она попросту забывала, что кроме Мехмеда есть сама Эсмехан, по-прежнему влюбленная в Мустафу. Принцесса решила, что Эсмехан должна влюбиться в ее брата, и шла напролом.
Но теперь она действовала не только по собственной инициативе.
Решающим оказался разговор с матерью, состоявшийся перед отъездом. Роксолана не удивилась.
– Михримах, это чья мысль – твоя или Мехмеда?
– Братец и не догадывается.
– Ну, положим, догадывается…
– Откуда вы знаете, матушка?
– Я уже говорила с ним об этом.
– Вы? Почему?
– На ком же шехзаде жениться, как не на дочери Великого визиря, каким только что стал Лютфи-паша?
– Валиде, отец Эсмехан Султан стал Великим визирем, потому что вы решили взять его дочь в жены Мехмеду или Эсмехан вдруг стала хороша из-за отца?
Роксолана усмехнулась, дочь быстро соображает, плохо, что не умеет держать язык за зубами, выдает свои мысли. Нужно научить ее думать молча.
– Конечно, главная проблема не в этом. Шах Султан очень хочется породниться с Махидевран. Если бы Мустафа не уехал в Манису, она постаралась бы сделать это. Сын Мустафы и Эсмехан будет дважды потомком Хайфсы Айше, тогда за Мустафой встанут все сестры султана. Этому нужно было помешать. Я дала понять Шах Султан, что буду рада, если ее дочь станет женой моего сына, и что настоящий наследник престола – Мехмед, именно он старший шехзаде, рожденный, когда ваш отец уже был султаном. Шах Султан одобрила мое предложение.
– А как же Мустафа?
– Ты о троне или об Эсмехан?
– Об Эсмехан. Она влюблена в Мустафу.
– Я знаю. – Глаза Роксоланы смотрели спокойно и твердо. – Но мне совсем ни к чему такой брак. Или ты считаешь, что Мехмед хуже?
– Нет-нет, что вы! Напротив, я не могла понять, почему она предпочитает Мустафу, когда рядом Мехмед!
– Вот и помоги подруге понять, что твой брат лучше, чтобы и мысли выбросила о Мустафе.
Михримах вдруг сообразила:
– Валиде, это вы сделали так, чтобы праздник состоялся в Эдирне, а шехзаде Мустафа вернулся в Манису?
– Разве так хуже?
– Нет… Но как же Повелитель?
– Это было не так сложно. Я просто напомнила, что тянуть с праздником обрезания Баязида уже нельзя, его женить скоро и что в Стамбуле просто нет подходящего места, пока не забыты события, связанные с ипподромом, казнью Ибрагима-паши и смертью Хатидже Султан.
Михримах смотрела на мать и думала о том, кто же в действительности управляет империей. Нет, Роксолана не вмешивалась в военные дела султана, но нити всех остальных крепко держала в своих маленьких ручках.
Дочь возвращалась к себе, пытаясь осознать величие своей матери. Вот как должна поступать мудрая женщина; султанша даже в Эдирне не едет, отговорившись недугом, но, лишь поняв опасность объединения сестер Повелителя со своей многолетней соперницей, повернула все так ловко, что никто ни о чем не догадался.
Да, самое удобное место для праздников в Стамбуле – ипподром, там проводили свои гуляния еще византийцы, там же состоялись свадьба Хатидже и Ибрагима, праздник обрезания Мустафы, Мехмеда и Селима и еще многое другое.
Во время бунта янычар дворец Ибрагима-паши на площади был сожжен, Хатидже тогда с трудом удалось бежать; потом его восстановили, но после казни Ибрагима-паши огромное здание практически пустовало. А в прошлом году умерла и Хатидже Султан. Как-то неловко устраивать большой праздник там, вот Роксолана и намекнула, что его можно перенести в Эдирне…
Все выглядело так, словно это почти каприз самого Повелителя, и завертелось, закрутилось…
Михримах обещала матери повлиять на подругу, а пока старалась влиять на брата. Ее болтовня так надоела Мехмеду, что тот огрызнулся:
– Эсмехан на тебя плохо влияет!
– Почему?
– Никогда раньше не слышал, чтобы ты столько болтала. Я знаю, что в Эдирне должен жениться на твоей Эсмехан, и сделаю это, успокойся.
– Ты?! Ты все знал?
– Михримах, – изумился Мехмед, – я, по-твоему, глуп, что ли?
– И как ты?..
– Какая разница – Эсмехан или кто-то другой? Надеюсь, она не столь болтлива. Передай ей, что я не люблю разговорчивых.
Михримах обиделась и до конца пути ехала практически молча.
– Эй, ты обиделась? Не сердись, просто сначала валиде, потом отец, теперь ты вот… Женюсь я на вашей Эсмехан, женюсь.
Михримах стало очень обидно за Эсмехан.
– Еще выйдет ли она за тебя замуж!
Мехмед рассмеялся.
– Куда она денется?
Принцесса фыркнула.
– Зря я не помогла Эсмехан сбежать с Мустафой.
– Что?!
Михримах брала досада. Она-то считала, что устраивает жизнь брату, старалась, а оказалось, что все сделано без нее, и сам Мехмед совершенно равнодушен к происходящему.
– Неужели тебе все равно, на ком тебя женят?
Шехзаде рассмеялся.
– Знаешь в чем отличие меня от тебя? Ты можешь ездить верхом в мужском седле, владеть мечом и стрелять из лука, даже ходить в мужской одежде, но ты не можешь взять себе второго мужа, а я могу иметь четыре жены и сотню наложниц. Эсмехан или другая… какая разница, все равно, встретив любимую женщину, я, как отец, просто возьму ее в свой гарем. Успокойся, твоя подруга будет моей женой. Она влюблена в Мустафу? Неважно, я не люблю ее. Мы квиты.
Михримах просто задохнулась, глядя вслед уходившему брату. Ах ты ж!
Как доехала до Эдирне и не помнила, но первой метнулась к Эсмехан.
Еще в Стамбуле, а потом с дороги Михримах внушала и внушала подруге, что та должна следить за собой и быть готовой к их приезду. Зато теперь, увидев красивую веселую Эсмехан, буквально потащила ее прочь.
– Не смей встречать шехзаде!
Та перепугалась.
– Ты что Михримах?!
– Зачем тебе этот надутый индюк?
– Кто надутый индюк?
– Мой братец Мехмед, кто же еще?!
Эсмехан оглянулась вокруг, опасаясь, что их услышат.
– Михримах, что с тобой? Ты все время внушала мне, что лучше Мехмеда никого на свете нет, а теперь говоришь такое.
Принцесса устало опустилась на диван.
– Ты знаешь, что тебя хотят выдать замуж за Мехмеда?
– Знаю. Ты против? Но почему?
– И давно ты знаешь?
– Давно, из Стамбула. Я думала, что ты из-за этого стараешься.
– И почему Мустафа уехал, тоже знаешь?
– Догадываюсь. Но он все равно не любит меня, и не полюбил бы.
Михримах сидела обессиленная, опустошенная. Она так старалась, а все оказалось давно решенным без нее. Вот это, пожалуй, было самым обидным.
– Михримах, мне нужно идти. Валиде приказала, чтобы я встретила шехзаде.
У принцессы внутри все закипело.
– Ты согласна выйти замуж за Мехмеда?
– Да.
– Знаешь, что он тебя не любит?
– Я его тоже. О какой любви ты говоришь?
Да, о какой? Разве позволительно девушке об этом рассуждать, позволительно принцессе кого-то любить? Кто спрашивает принцесс и принцев, за кого им выходить замуж или жениться? Но шехзаде проще, он действительно возьмет возлюбленную в гарем второй или третьей женой, а как же принцесса?
– Никакого гарема! – вдруг объявила Михримах.
– Что?
– Ты племянница султана, так?
– Да…
– Значит, твой супруг не будет иметь права на гарем!
– О каком гареме ты говоришь?
Но у Михримах уже загорелись глаза.
– Эсмехан, ты должна влюбить в себя Мехмеда. По уши! И немедленно.
– Почему немедленно?
– Ну ладно, не немедленно, но быстро. Пойдем.
– Куда?
– Очаровывать твоего будущего мужа. И не смей заискивать перед ним. Мы еще покажем этому надутому индюку, кто в кого влюбится.
Эсмехан смотрела на беспокойную подругу с опаской. Что еще задумала Михримах?
А принцесса действительно задумала. Она решила, что Эсмехан должна очаровать, влюбить в себя Мехмеда. Шагая привычно быстрым шагом к выходу из гаремной части дворца, она командовала:
– Не смей обращать на него внимание! И побольше молчи. С шехзаде вообще не разговаривай.
Эсмехан тронула ее за руку.
– Михримах, яшмак…
– Что? Ах, да…
К мужчинам нельзя выходить без яшмака.
Они остановились на балконе, наблюдая, как внизу спешиваются, переговариваясь между собой, мужчины. Заметив, что Мехмед смотрит в их сторону, Михримах прошипела:
– Не смотри на него, повернись ко мне.
Находиться в состоянии тайной войны с братом оказалось увлекательно. С этого дня Михримах демонстративно игнорировала любимого брата, а чтобы это было заметней, выбрала объектом своего внимания шехзаде Баязида, заставив присоединиться к себе и Эсмехан.
– Ты не понимаешь! Чем меньше ты будешь обращать на Мехмеда внимания, тем скорее пробудишь его интерес к себе.
Первым изменения в поведении султанши помимо самих виновников – Мехмеда и Баязида – заметил Рустем.
– Шехзаде, что происходит? Вы поссорились с сестрой?
Мехмед рассмеялся.
– Меня решили женить на Эсмехан, а с Михримах не посоветовались.
– Причем здесь шехзаде Баязид?
– Ему просто повезло, назло мне сестрица готова объявить Баязида лучшим.
Но произошло неожиданное: невольно обратив внимание на младшего брата, Михримах вдруг поняла, что он ловок, смел, прекрасно образован и очень неглуп. И язык у Баязида тоже острый. Вопреки собственному недавнему презрению к Баязиду Михримах стала находить общение с ним интересным, а его самого достойным.
Теперь они ездили верхом с Баязидом и Эсмехан, игнорируя других, пока Шах Султан не возмутилась:
– Султанша, я запрещаю Эсмехан разъезжать в мужском седле! Это неприлично для девушки, которой пора замуж.
Мехмед с любопытством наблюдал за маневрами своих сестер – родной и двоюродной. Михримах могла бы так не стараться, ее брату и без того нравилась легкая, веселая Эсмехан, нравилось, что она не во всем похожа на сестру, много спокойней и сдержанней. Шехзаде восхищался Михримах, ей дерзостью, неукротимостью, даже капризами, но сознавал, что в качестве жены иметь такую фурию не желал бы.
Однажды наблюдая, как та спорит с кем-то из конюхов, Мехмед покачал головой, обращаясь к Рустему-паше:
– Не завидую тому, кто станет мужем моей сестрицы…
Тот ответил загадочно:
– Самые строптивые бывают самыми покорными.
– Вы думаете?
– Нужно только знать, чем покорить.
– Вы смогли бы покорить вот эту девушку?
Рустем-паша не ответил, их отвлекли, но вопрос остался. Мехмед забыл о том, что спросил, а вот Рустем нет. Временами смотрел на Михримах и ловил себя на том, что пытается понять, смог бы покорить, усмирить эту строптивицу?
Чем больше смотрел, тем больше досадовал на себя, чувствуя, что с головой увязает в этом вопросе. Она не такая, как все, временами невыносимая, вредная, бессовестная, безжалостная, капризная… Рустем мог бы назвать еще тысячу недостатков принцессы. Но мог бы назвать и тысячу ее достоинств – умна, красива, смела до безрассудства, ловка, даже добра, если это не задевает ее самолюбия…
Однажды Рустем наблюдал, как принцесса, когда никто не видел, вытирала слезы какому-то мальчишке. В Михримах сплошные противоположности, у нее тысяча обликов, словно тысяча душ, она непредсказуема и тем прекрасна…
Остановись, Рустем! Ты хоть и паша, но всего лишь третий визирь, а она султанская дочь! Но главное не то, что Михримах султанская дочь; Повелитель уже отдавал замуж за бывшего раба Ибрагима-пашу свою любимую сестру Хатидже Султан. Главное, что для Михримах ты просто мирахур, ричаб-ага, хотя и ставший визирем. Ты можешь быть сто раз Великим визирем, но для строптивой принцессы останешься тем, кто подставляет свои руки, чтобы она оперлась ногой, спрыгивая из седла на землю. Она принцесса, а ты …
Все понимал, понимал, что лучше бежать прочь, и поскорей, лучше держаться от этой фурии подальше, что нужно взять себе женщину и забыть Михримах.
Но понимать – одно, а чувствовать – совсем другое. Сердце не желало слушать доводы разума. Удивительно, он же столько лет, практически всю ее жизнь знал Михримах, сам учил ее держаться в седле, сотни раз касался руками, поддерживая тонкий стан, помогая подняться в стремена, но никогда раньше не сознавал принцессу не просто соперницей шехзаде, а красивой девушкой.
Когда это началось? Пожалуй, когда увидел ее, вернувшись из Диярбакыра.
Но главным оставался вопрос, что теперь делать.
Как что? Вернуться в Диярбакыр и править там, пока султанша не выйдет замуж и не скроется в чьем-то гареме. Эта мысль немного успокоила.
Однако легче не стало, потому что Михримах все время оказывалась рядом. Султан поручил Баязида заботам Рустема, паша занимался с шехзаде с удовольствием, и не только верховой ездой, а поскольку у Михримах вдруг случился приступ интереса к брату, она тоже ездила и даже присутствовала на занятиях, везде увлекая с собой Эсмехан. Даже когда Шах Султан запретила дочери скакать верхом, Михримах посчитала, что этот запрет ее не касается, и продолжила свои поездки.
Праздник удался. Во время церемонии оба шехзаде вели себя прекрасно, Баязид даже не поморщился, вытерпев положенную боль. Пир получился роскошным, его надолго запомнили все, кто участвовал; выступления акробатов, музыкантов, певцов, соревнования наездников, силачей, а в другом месте поэтов и философов сменяли друг друга. Повара едва успевали готовить, а слуги подавать на столы все новые и новые яства, отовсюду неслись умопомрачительные запахи жареного, печеного, специй, звучала музыка, веселые голоса…
За время праздничных гуляний как-то незаметно прошла скромная свадьба шехзаде Мехмеда, взявшего в жены дочь Шах Султан Эсмехан Султан.
Уши бедной Эсмехан устали от наставлений султанской дочери. Михримах все пыталась внушить принцессе, что та должна ни в чем не уступать супругу, пусть он старается угодить. Невольно услышав такие рассуждения, Рустем-паша усмехнулся:
– Михримах Султан, может, они сами разберутся?
Она огрызнулась:
– Я же не вам говорю!
– Если супруги уважают друг друга, нет необходимости воевать между собой и кому-то брать верх.
– Это вы по себе знаете?
В голосе яд и… растерянность одновременно. Ответила просто чтобы что-то ответить. Яд по привычке, а растерянность из-за вдруг возникшего понимания, что еще чуть, и останется совсем одна. Повелитель объявил, что Мехмед останется в Эдирне править Румелией. Конечно, с Мехмедом останутся хорошие советники, но все равно Румелия (европейская часть Османской империи) для восемнадцатилетнего шехзаде – серьезное испытание.
Вспомнив об этом, Михримах ехидно поинтересовалась:
– Вы остаетесь с шехзаде Мехмедом, Рустем-паша?
Это привычно – говорить об одном и тут же переброситься на другое. Рустем покачал головой:
– Нет, султанша, у меня есть Анатолия, там хватает своих дел.
– Уедете в свой Диярбакыр?
– Анатолия не только Диярбакыр. Я вам надоел?
Михримах только плечом дернула, не ответив. А что отвечать? Если он сама не задевала, Рустем-паша и не подходил бы.
Настроение у принцессы было испорчено, но не только отдалением брата и подруги. Имелась еще одна причина, в которой она не желала себе признаваться. Михримах чувствовала, что может потерять и Рустема-пашу.
На успешного и уже богатого (такие слухи распространяются быстро) обратила внимание Ханзаде Султан, дочь Фатьмы Султан. Молодая вдова прекрасно понимала, что Рустем не задержится в третьих визирях; султан ценит его преданность и рассудительность, деловую хватку и умение делать деньги из того, на что другие и внимания не обращают.
Присмотревшись к визирю еще в Стамбуле, в Эдирне Ханзаде делала все, чтобы то и дело словно нечаянно сталкиваться с пашой. Мать поддержала старания дочери, потому Рустему пришлось прочувствовать основательный натиск двух родственниц своего Повелителя.
Ханзаде – красивая молодая женщина, ее взгляд над полосой яшмака горяч, голос вкрадчив… Какой мужчина устоит?
Михримах, обнаружив, что Ханзаде решительно настроена завоевать сердце паши, пришла в ярость, но Эсмехан напомнила:
– Паша не твой раб. Он волен выбирать себе жену, если это позволит султан.
Волен! Как это он волен?! Как он может выбрать кого-то другого? Это означало бы, что и Рустем-паша потерян.
Эсмехан снова разумно возражала:
– Михримах, он по-прежнему будет визирем и будет ездить верхом, только дома у него будет жена.
Почему Михримах никак не могла допустить вот этого – у Рустема-паши будет жена? Разве он не мог жениться в Диярбакыре или просто завести гарем? Почему все в душе протестовало?
– Ты просто считаешь его своей собственностью, а он уже давно не конюх, – вразумляла Эсмехан.
Но Эсмехан вышла замуж, и теперь все ее мысли и заботы о Мехмеде, Баязид после обрезания сидел дома, и Михримах чувствовала страшное одиночество. Не дожидаясь окончания праздничных гуляний, она запросилась домой.
– Повелитель, я уеду, чтобы потом не вязнуть в грязи среди множества обозов?
– Грустишь из-за того, что Эсмехан вышла замуж?
– Мехмед женился и остается в Эдирне. С кем я буду соревноваться в Стамбуле? – попыталась она отшутиться. Шутка вышла грустной.
– С Баязидом, он давно рвется доказать, что тоже силен и ловок.
– Он действительно силен и ловок, отец. Так вы позволите мне уехать?
Сулейман хоть и занят делами, успел заметить, что Ханзаде настойчиво обхаживает Рустема-пашу. В другое время не был бы против такого брака, отдал племянницу визирю, но султан заметил и другое – реакцию собственной дочери. Это только кажется, что Повелитель не замечает ничего и никого вокруг, что его мысли заняты более высокими делами. Сулейман все понял.
– Рустем-паша, поручаю вам проводить принцессу в Стамбул. Вы тоже устали от праздника?
– Как прикажете, Повелитель.
Сердца обоих скакнули, но все быстро испортила та же Ханзаде.
Услышав, что принцесса тоже собирается возвращаться, Михримах чуть не расплакалась. Рустем, узнав, что с ними поедет и Ханзаде Султан, нахмурился, но что он мог поделать?
– Я поеду верхом! – объявила Михримах.
– Я тоже, – согласилась дочь Фатьмы.
Она хорошо держалась в седле, правда, в женском, что не позволяло скакать быстро. В первый же день Ханзаде сильно устала и утром поднялась поздно, будучи разбитой. Не лучше чувствовали себя и три ее служанки, попросту болтавшиеся в седлах, как мешки.
Михримах злилась.
– Мы будем зависеть от этой рохли?!
– Куда вы торопитесь, Михримах Султан?
– Я, Рустем-паша, не желаю провести полжизни в караван-сараях из-за того, что Ханзаде Султан не может держаться в седле! Впрочем, я вас не тороплю, вы можете оставаться и плестись с принцессой хоть шагом и по два часа в день. Я доберусь и одна со своими евнухами и своей охраной.
Вообще-то, она права, Ханзаде не приучена к седлу, ей трудно, ни к чему было увязываться следом. Но можно высказаться не так резко.
Рустем вздохнул.
– Повелитель поручил мне сопроводить в Стамбул вас, я поеду с вами. А с Ханзаде Султан останется мой Малик-ага.
– В этом нет необходимости, Малик-ага может ехать со мной, а вы оставайтесь.
– Я сам решу, султанша, как мне быть! – разозлился Рустем.
Он не видел своей вины ни в чем, и нападки Михримах начали выводить из себя.
Оставив Ханзаде со служанками отдыхать, в Стамбул двинулись все же вместе. Злясь на саму себя, Михримах гнала лошадь, словно вознамерившись загнать ее совсем. На первой же остановке Рустем подошел к ней.
– Султанша, как бы и на кого бы вы ни злились, лошадь здесь ни при чем. Мы не гонцы, и так спешить вам некуда.
Она чуть не заплакала, но сумела сдержаться.
Принцессы хватило ненадолго, уже на следующий день она изводила Рустема, то и дело напоминая, что его сердце осталось в Хавсе, где, небось, до сих пор залечивает свои раны от седла прекрасная вдова Ханзаде Султан… Не замолчала даже, встретившись с бешеным взглядом паши. Рустем все чаще задумывался над тем, чтобы вернуться в Диярбакыр. Чем дальше от Стамбула и султанши, тем лучше.
Убедившись, что паша отвечать на ее колкости не намерен, Михримах замолчала, она лишь погоняла и погоняла лошадь.
Дома коротко пересказала новости о празднике матери, сообщила, что свадьба Мехмеда и Эсмехан состоялась, и ушла к себе.
В хаммаме долго лежала без сил. Хотелось смыть с себя что-то нехорошее, какую-то вину. В глубине души понимала, что за вина, но признаваться в этом не желала.
Рустем тоже навестил Роксолану, передал письмо Повелителя, рассказал о празднике и свадьбе несколько подробней. И тоже был сдержан и хмур.
