Текст книги "Начальник Нового года"

Автор книги: Наталья Осис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Максим

«…надеемся на расширение, углубление и прочую разную хрень, о которой нам страшно даже подумать, вот те, слава богу, и все. Мы», – диктовал Макс.

«Надеемся на укрепление нашего с Вами сотрудничества. С наилучшими пожеланиями. Генеральный директор Максим Головин», – записала Таня.

– Ну что? Все теперь? – Макс, отталкиваясь ногой от пола, крутился в кресле. Вправо – влево. Вправо – влево. Сегодня он капризничал.

– Почти.

– И что еще?

– Последний вопрос: много секса или один поцелуй?

– Конечно же, один поцелуй.

– И зачем я спрашивала, у тебя же все решения атипичные. И сам ты нестандартный.

– Я нестандартный? Я как раз очень стандартный. Я люблю футбол, большие машины и выпить в пятницу с мужиками. Тебе по какому еще критерию? Но я очень стандартный, точно говорю.

Макс вдруг остановил свое кресло и выпрямился.

– Стоп, это что, вопрос для конкурса начальников? Страна, в которой я живу, изменилась так быстро и так кардинально? Дай, я посмотрю! – Макс потянулся к Таниному планшету.

Она спрятала его за спину.

– Это реклама такая в Сети, – засмеялась Таня. – Я просто хотела проверить, слушаешь ты вообще или нет. А то может, ты в коме? Или в спячке?

– Тань, если у тебя всё, то всё, – сказал Макс так, что сразу стало понятно, как ему удается руководить большой и довольно успешной компанией. Была у него способность мгновенно дать понять, что шутки кончились. Правда, он ею не злоупотреблял.

Макс прихватил куртку и, оставив Таню в своем кабинете, побежал вон из конторы. На велосипеде было уже нельзя. На машине – противно: опять стоять, плестись черепашьим шагом. А Максу, просчитавшему наконец свой алгоритм, хотелось движения и активности. И Макс широким шагом, почти переходящим в бег, направился к метро.

Алгоритм был такой: встать у лужи, где он встретился с Золушкой, и стоять там, пока она не появится. Так себе, конечно, алгоритм. Даже совсем никакой, но другого не было. Сложно было надеяться, что Золушка пойдет по той же дороге в то же время, но… Но Макс решил не критиковать свой план, а надеяться, поэтому приехал в то же время, вышел из метро, дошагал до лужи и встал.

Через полчаса стояния около лужи он понял, что курточка у него дохленькая. Вшивая курточка. Несерьезная.

Через час ему захотелось чего-нибудь попить.

Через полтора часа – выпить.

Максу всегда нравились литературные герои, которые подзывали, свистнув, мальчишку и говорили: эй, мальчик, хочешь заработать? И посылали этого мальчишку за огнивом, газетой, пистолетом или королевской печатью.

Золушка не появлялась, и Макс решил попробовать.

Скоро выяснилось, что мальчики в это время нечасто появляются на улице. «Они, наверное, в школе», – догадался Максим.

Вдалеке показался мальчуган с большущим рюкзаком. Мальчуган, видимо, изучал свойства льда на дорогах. Он, прицеливаясь, пинал каждую льдину и каждый ком грязного обледенелого снега. Поэтому продвигался он медленно, и Макс ждал его довольно долго.

– Эй, мальчик, – крикнул Макс, когда мальчуган подошел поближе, – хочешь заработать?

Мальчик замер и уставился на Макса.

«И что они все так на меня пялятся в последнее время?» – мимоходом подумал Макс.

– Эй, мальчик, – сказал он еще раз и махнул рукой (герои всегда машут рукой), – хочешь заработать?

Мальчик впрягся поудобнее в свой рюкзак и с места в карьер дунул от Макса прочь. Отбежав на приличное расстояние, крикнул:

– Я сейчас полицию позову!

– Чего это он? – удивился вслух Макс.

Время приближалось к обеду, публика на улице становилась все разнообразнее, изредка появлялись и дети – но, увы, только в окнах машин мелькали иногда их бледные зимние личики. Наконец Макс заприметил на улице серьезного мальчика лет десяти-одиннадцати, приосанился и спокойно сказал:

– Мальчик, ты не знаешь…

Тот остановился и вопросительно посмотрел на Макса. «Это хороший мальчик», – решил Макс.

– Мальчик, ты не знаешь, есть здесь какое-нибудь кафе поблизости? Можно даже палатку продуктовую, если в ней что-нибудь горячее продают.

– Конечно, есть, – обстоятельно разглядывая Макса, сказал мальчик, – вон там, за углом.

– Ты понимаешь, мне отсюда никак отходить нельзя, у меня здесь встреча назначена, – доверительно произнес Макс, – а ты не сходишь, не принесешь мне горячий чай, или кофе, или что там еще есть в этой палатке? Если у них коньяк есть, то можно и коньяк.

– А вы же можете позвонить или смс написать, что вы отошли на пять минут, и покупайте себе что хотите. Мне-то коньяк не продадут, – сказал мальчик.

– Смс никак не получится, некуда мне смс отправлять… – ответил Макс и быстро поправился, заметив недоверчивый взгляд мальчишки: – Телефон разрядился.

– А-а! – понимающе кивнул мальчик. – Я бы вам свой дал, но номер-то у вас в том мобильном, который разрядился.

Макс покивал головой.

– Ну что? Сгоняешь для меня за чаем? Бог с ним, с коньяком.

– «Сгоняешь» – это значит, сходишь? – насупив брови, уточнил мальчик.

– Э-м-м… Да! – Макс начинал терять терпение. – Вот тебе двести, нет, триста, смотри, еще десятка и еще что-то – в общем, на тебе денег и сходи, пожалуйста, принеси мне чего-нибудь горячего.

– А вы что имеете в виду: кофе, чай или хот-доги?

– Всё! – гаркнул Макс (он все-таки потерял терпение). – Я имею в виду всё горячее, что можно купить: кофе, чай, хот-доги. Я буду пить кофе и запивать его чаем. И хот-дог вприкуску. Ну!

– На все сразу здесь не хватит, – сказал мальчик спокойно и рассудительно. Ор Макса не произвел на него никакого впечатления.

– На, мальчик, на тебе денег. На тебе еще денег и иди уже! Пожалуйста! – последнее слово Макс добавил значительно тише.

– Так я пойду?

– М-м-м-м… – Макс не удержался от того, чтобы не закатить глаза, но зато удержался от того, чтобы не сказать лишнего. Он судорожным движением лицевых мышц обозначил улыбку и произнес только: – Да, мальчик.

Иди.

И мальчик пошел.

А Макс зашагал вдоль берега лужи, похлопывая сам себя по плечам, чтобы быстрее согреться, и предвкушая горячий кофе вперемешку с горячим чаем. Кругов через десять он с раздражением подумал, что этот мальчишка удивительно медленно ходит. Через двадцать кругов он выдумал дюжину объяснений тому, что мальчик задерживался. Через тридцать – ругательски ругал мальчишку, задавшего ему миллион вопросов и отправившегося прямиком домой (или куда он там шел) с его деньгами. Через сорок кругов Максу уже было все равно.

Крупные мохнатые снежинки ложились на плечи и не таяли. Пространство между домами уже заполнилось нежными сиреневыми сумерками, снег шел все гуще. Максу стало казаться, что он стоит в огромном лесу, сделанном не из деревьев, а из машин и людей. Машины тихо пробирались в этом лесу, ощупывая фарами снег перед собой. Люди продвигались осторожно и казались странниками, идущими издалека неведомо куда. И главное – кругом была немыслимая мягкая тишина. Макс даже и не знал, что в этом суматошном городе такая тишина в принципе возможна. И снег все падал и падал, и Макс стал думать, что вот движутся машины и пешеходы, но им только кажется, что они куда-то идут, а на самом деле прав поэт: идет снег, идет время… и сходит наземь небосвод.

«Только чудо, – продолжал рассуждать он, – может помочь встретиться двум людям, бредущим под снегопадом. Надо верить в чудо и твердо знать, чего ты хочешь».

Макс потопал совершенно бесчувственными ногами, в последний раз посмотрел вокруг и широкими шагами пошел к метро.

«Надо же, какая лужа. Вставляет, как медитация в индийском ашраме, – подумал он, входя в теплое, шумное, душное, яркое метро, – завтра опять пойду».

Странным образом, он совершенно не отчаялся, прождав свою Золушку целый день под снегопадом, а даже наоборот – твердо поверил, что он ее обязательно встретит. Терпение и труд… а точнее, кто хочет, тот добьется – Макс знал, чего он хотел. Он хотел девушку с глазами цвета корицы и нежной улыбкой.

Она ехала ему навстречу вверх по эскалатору. Макс сразу заметил ее. Она смотрела на проезжающие мимо шары ламп и шевелила губами – репетировала какую-то речь. Макс сам так делал. На ней опять были навешаны крест-накрест какие-то сумки и сумочки – маленькая кожаная и большая холщовая. И еще черный тубус. (Неужели она архитектор? – удивился Макс. Почему-то он был уверен, что у нее обязательно должна быть какая-нибудь очень особенная профессия.)

Макс весь подался вперед и вверх, чтобы попасть в поле ее зрения. И попал! Поравнявшись с ним, она мазнула по нему взглядом и вдруг перестала шевелить губами, тряхнув головой. Дальше Максу показалось, что из ее глаз брызнул ослепительный свет – это потому что она смотрела именно на него и ему улыбалась. Поняв, что она рада его видеть, Макс испытал нечто совершенно необъяснимое. Его распирало изнутри ликование, и это ликование было больше него самого.

– Эй! – сказала она ему, думая, что он ее не видит. – Эй, привет!

И махнула рукой.

А дальше эскалатор повез их в разные стороны: ее – наверх, а его – вниз.

Макс понял, что он снова стоял истуканом, пока она пыталась как-то с ним наладить контакт. А главное – понял, что его Золушка от него уезжает и что второй такой чудесной встречи может и не быть.

«Третьей! Что же я говорю, не второго, а третьего раза точно не будет!»

И Макс гигантскими скачками побежал вверх по эскалатору. Некоторое время ему даже удавалось бежать вверх быстрее, чем эскалатор ехал вниз, но уже у самого верха эскалатор оказался так плотно забит народом, что Максу пришлось остановиться. Ближайшие к нему люди и рады были бы подвинуться, но двигаться было решительно некуда. Они смотрели на него с сочувствием. Совершенно уничтоженный, Макс опустил голову и остался стоять, зажатый толпой, до тех пор, пока эскалатор не привез его вниз. Тут он обрел наконец свободу передвижения, но больше не знал, что с ней делать. Макс стоял под белой светящейся доской с перечислением станций, и толпа обтекала его, а он продолжал стоять без единой мысли в голове.

Вдруг кто-то аккуратно прикоснулся к его рукаву (до этого его только со вкусом толкали, но на это он не обращал внимания).

– Привет!

Перед ним стояла она, смотрела прямо ему в глаза и улыбалась.

И все-таки чудо!

Катя

– Привет! – сказала Катя.

Ее знакомый велосипедист был сегодня без велосипеда и был чист. Чистым он походил на кого-то из скандинавских богов. Или героев. Хорошо, что в первый раз она его видела грязным и очень смешным. Вокруг Кати и так было полно богов, полубогов и героев, и к нормальным людям они как-то… не относились.

В общем-то, он и сегодня был ужасно смешным, когда побежал вверх по эскалатору. Катя даже и не знала, что такие вот… скандинавские боги умеют совершать маленькие безумства. Что-то, наверное, важное он ее спросить хотел. «Или, может быть, подметку высушил и хочет ее теперь отдать», – посмеялась Катя, но пожалела его, когда он застрял в толпе на эскалаторе.

«Прекрасная метафора, – подумала Катя, переходя на эскалатор, едущий вниз, – ты можешь быть каким угодно богом или героем, можешь бороться с судьбой, обуздывать стихии и бегать вверх против движения эскалатора, но когда ты со всего разбегу уткнешься в народ (не желавший, между прочим, ничего плохого), то и придет конец всему твоему геройству». Катя посочувствовала непростой геройской судьбе.

Катин герой (или он был скандинавский бог?) стоял у всех на дороге, как большое дерево. Катя аккуратно обошла его и тронула за рукав.

Никогда еще Катя не видела, чтобы у человека так быстро менялось выражение лица. Только что он стоял с трагическим видом и не замечал, как его толкают, а теперь вдруг вздрогнул от прикосновения, удивился, обрадовался. И чем дольше смотрел на Катю, тем больше радовался. Катя неожиданно почувствовала себя кинодивой.

– Там никого нет за моей спиной? – на всякий случай спросила она. Оглядываться не стала, но пальцем за спину себе показала.

Его лицо на секунду застыло, а потом он расхохотался.

– Вы даже лучше, чем я думал, – сказал он, все еще смеясь.

– А вы обо мне думали? – удивилась она. – Впрочем, я тоже о вас думала – только что, пока ехала вниз на эскалаторе. Вы нашли мою подметку?

– Да! – Он обрадовался, как ребенок. – Вы видели, да?

– Эммм, – сказала Катя, – я, кажется, больше не понимаю, о чем мы говорим.

– Стоп, – решительно произнес вдруг он совсем другим голосом (кстати, вполне геройским). – Вам неудобно, вас толкают, и вообще здесь ничего не слышно. Вы поднимались, кажется, вверх, да? Пойдемте.

Он взял Катю под локоть и уверенно повел обратно к эскалатору, пропустил вперед и сам встал ступенькой ниже. Катя повернулась и увидела, что он стоит ужасно близко и опять пялится на нее так, как будто она телевизор, в котором показывают его любимый фильм. Потом он потряс головой и проговорил:

– Я не знаю, как вас зовут.

– Я тоже не знаю, как вас зовут, – ответила Катя. Все это было похоже на странный сон, и ей захотелось еще раз его потрогать.

– Вот так! – сказала она, пробежавшись пальцами по его плечу, как по клавиатуре. Он сглотнул и как-то странно повел шеей.

– Это было что? – спросил он совсем другим голосом – густым и тяжелым.

Катя отдернула руку.

– Гм… – прокашлялся он, – вы можете за меня держаться, если хотите.

– Нет, спасибо, я лучше за перила, – поспешно ответила Катя.

Катин герой наклонил голову и уставился себе под ноги.

– Жизнь меняется. Стремительно и неуловимо, – сказала Катя, обращаясь к золотистым кудрям, подрагивающим от движения эскалатора. – Я вот в последнее время вообще не понимаю, что вокруг меня происходит…

– Люди смотрят… странно, – оживился он.

– …Да, и говорят совершенно непонятные вещи, – закончила фразу Катя.

– Это колдовство. Магия. Злые чары. И их надо разрушить, – сказал он серьезно.

– Как?

– Есть способ, – без улыбки ответил он. – Подержитесь, пожалуйста, еще раз за меня. Вот так, как вы раньше сделали, только двумя руками. Мне придется взяться за вас – иначе нельзя, не получится. Теперь можно.

Он поцеловал ее прямо в середину рта, готового к улыбке. Перехватил ее покрепче и снова поцеловал. Поцелуй не кончился даже тогда, когда кончился эскалатор. Он просто приподнял ее вместе со всеми ее сумками и перенес куда-то в сторону. А когда он поставил ее и отпустил, то ей пришлось взяться рукой за колонну – чтобы не упасть.

Мир вокруг как будто бы дрогнул и качнулся.

«Как будто мир качнется вправо, качнувшись влево», – пронеслось в ее голове.

– Что это было? – удивилась вслух она, трогая кончиками пальцев свои губы.

– Чудо. Это было чудо.

Катя смотрела на своего героя и не знала, надо ли еще придерживать мир за колонну, чтобы он не качался, или уже можно отпустить.

– Макс. Меня зовут Макс, – сказал он, отступил на шаг и протянул руку для рукопожатия.

– Максим, очень приятно. Меня зовут Катя. – Она вложила в его огромную ладонь кончики пальцев. Только кончики. Больше не надо, хватит уже… качаться.

– Катя! Как же я не догадался! Конечно же, Катя. А день у меня как смешно начинался! С ответа на вопрос: один поцелуй или много секса? – Максим прислонился спиной к колонне и счастливо засмеялся.

– И вы сказали «много секса», а теперь вот подумали и решили, что один поцелуй – тоже ничего.

Катин мир быстро и непоправимо вернулся на место. Рядом с ней стоял светловолосый скандинавский бог и смеялся над чем-то своим, совершенно непонятным. А то, что было, наверное, называется – шутка богов. Они так шутят. Теперь совершенно понятно, что они так шутят. Им от этого смешно.

Целуются боги, конечно, здорово. Катя не помнила, чтобы раньше у нее от одного поцелуя начинал качаться весь мир вокруг. Но у них это шутки, а у нас тут жизнь, работа…

– Работа! – закричала Катя, хлопнула себя по лбу и быстро побежала: к страшноватому заказчику она опаздывала ровно на то время, которое длилась шутка. А сколько времени она длилась, Катя даже примерно сейчас не могла сообразить. Небольшой кусок вечности – это понятно. Но, переводя в привычные единицы, сколько же это будет? Хотя бы примерно?

– Работа была во сколько? Может, еще не так все страшно? А сумки не тяжелые? А то я могу их понести. Я тоже хорошо бегаю.

Макс мерно бежал рядом и не выглядел странно. Наверное, скандинавские боги все хорошо бегают и разговаривать привыкли на бегу. Катя на бегу разговаривать не умела.

– Это тот заказчик, к которому вы в прошлый раз шли? Да?

– Да! – Если вот так, по одному слогу, то и у Кати получалось быть как боги. А это значит, что у нее получалось божественно! Катя засмеялась, и у нее закололо в боку.

– Почему вы смеетесь?

Катя перестала профессионально дышать носом и начала дышать ртом.

– А мы так и будем с вами?

– Как?

– На «вы».

– Уф! Добежали!

Катя остановилась около подъезда. И согнулась пополам. Макс остановился рядом и тоже, кажется, переводил дыхание, хотя и не так явно, как Катя.

Входная дверь распахнулась, и из нее показался консьерж.

– Вечер добрый! – произнес он с интонацией то ли обвиняющей, то ли угрожающей.

Макс и Катерина как по команде подняли головы.

– Сергей Сергеич звонил, просил посмотреть, все ли в порядке. Вы тут, кажется, от кого-то убегали? Вон от него? – Консьерж ткнул толстым пальцем в Макса.

– Мы просто так бежали, – все еще задыхаясь, объяснила Катя. – Потому что я опаздывала.

– А он почему бежал? – Подозрения консьержа, кажется, усилились.

– Ему бегать нравится, – ответила Катя.

– Потому что я с ней, и мы вместе бежали, – одновременно с Катей сказал Макс.

– Вместе пускать не велено. Мне велено только реставратора… реставраторшу… вот ее, – отодвинул Катю от Макса консьерж.

Пришлось Максу подвинуться, хоть он и был молодым богом.

– Кать, а нельзя?.. – через плечо консьержа спросил Макс.

Она покачала головой.

– А на сколько это? Час, два?

Катя успела только пожать плечами, и дверь за ней захлопнулась.

Валентина

– А какое нижнее белье ты носишь? – перегнувшись через стол, спрашивал Тину не по сезону загоревший Славик Скворцов.

– Не поверишь, полюбила в последнее время Intimissimi, все-таки пришлось признать, что Диор лучше платья шьет, чем Линжери.

– А сейчас на тебе что надето? – каким-то ненатуральным, театральным басом спросил он.

Тина непонимающе посмотрела на Славика. Глаза у него были подернуты маслянистой пленкой, рот приоткрыт, взгляд совершенно бессмысленный.

Тина привстала с низкого диванчика и ловко влепила в лоб Славику сочный щелбан. А потому что нечего.

– Славка, ты опупел? Ты что это меня спрашиваешь?

– А-а? – тряхнул головой тот.

– Ты – Славка Скворцов. В четвертом классе я тебе рассекла щеку застежкой от портфеля. И у тебя кровь не останавливалась. Мы все думали, что у тебя несворачиваемость крови, как у царевича Алексея, – нам про него только что на истории рассказывали. А в пятом классе тебя покусала кошка. Не собака, а именно кошка. И все ржали, а ты говорил: что вы ржете, больно же. А когда мы были в колхозе, ты утопил весло. Ау! Я тебя знаю столько лет, сколько… уже некоторые не живут. Ну? Сообразил теперь, где ты и с кем разговариваешь?

– Да… – лицо Славика уже расплылось в непосредственной улыбке, за которую его все любили, – а тебя мы на шкаф сажали, помнишь?

– Еще бы, – буркнула Тина, плюхаясь обратно на диван, и скрестила на груди руки.

– Мы туда портфель твой закинем и смотрим, как ты сначала парту придвинешь к шкафу, на парту – стул, на стул – ты сама. Дальше тебе надо влезть на шкаф, потому что мы портфель специально поглубже засовывали, к стене. Как только ты влезешь на шкаф, мы – раз! – и отодвинем парту. А ты на шкафу сидишь. Ножками болтаешь! – Лицо у него теперь было похоже… на лицо Славика. Милого, доброго Славика, которого любили все без исключения.

– Гм-м… Вовсе это было и не так весело, – ворчливо сказала Тина. Она все еще сердилась. – Не отвлекайся, скажи, у тебя что? Кризис среднего возраста? Любовница бросила? Или не было никакой любовницы, а просто жена не дает?

– Валя! – скандализированный Славик всплеснул руками. – Ты что говоришь?

– Ага! Дошло! – Тина, сдвинув брови, уперла Славику в грудь указательный палец. – Ты! Это ты начал. ТЫ спросил МЕНЯ про нижнее белье! Брр-р-р-р! – Она поежилась и потрясла головой. – Мне теперь что, на свалку все школьные воспоминания выкидывать? В мусорку? Из-за одного твоего дурацкого вопроса? Я не хочу. У меня было счастливое детство.

– И у меня. У меня тоже было счастливое детство. А теперь все как-то по-другому. – Сейчас Славик был похож на сморщенный воздушный шарик, оставшийся со вчерашнего праздника.

– Как будем исправлять ситуацию? Есть идеи? – поинтересовалась Тина.

– Будьте любезны! – гаркнул вдруг Славик куда-то в пространство. – Водки принесите!

– Понятно, – сказала Тина себе под нос. – Красиво ухаживать за мной никто не будет. Либо про белье, либо жаловаться.

– Что, Валечка? – устало потер глаза Славик. – Хотя, действительно, что это я?

– Вот именно! – обрадовалась Тина.

– Как я мог предложить даме водки? – удивлялся сам себе Славик. – Спасибо, водку унесите, а принесите коньячку… какого у вас там есть… лучше бы «Мартеля».

– Слав, ты же за рулем! – напомнила Тина.

– Это «Мартель»? «Мартель» – это хорошо, – говорил между тем Славик официанту.

– А? – переспросил он уже в который раз у Тины.

Та только закатила глаза. Славик моргнул.

– Ну, хорошо, унесите!

– Шутку новую знаешь? – наконец-то обратился он к Тине.

Тина покачала головой.

– Слово, обозначающее крах всех надежд, из шести букв. Вторая «и».

– Фиаско, – устало сказала Тина. Шутка была старая. А фиаско новое. Но оттого не менее неприятное. И ведь ничто не предвещало. Тина специально начала со Славика, он был такой… солнечный. Такой веселый. «Машина по производству хорошего настроения» – звал его брат Митя.

– Да-с, фиаско. И в жизни у меня последнее время полное фиаско, – говорил между тем Славик. – Устал. Ничто не радует. Засады. Кругом одни засады. Бизнес мой лихорадит. Рассказать? Но тебе, наверное, неинтересно. А ты говорила – «жена». Как жена, не знаю, мы живем в одном доме, но почти не видимся. Встречаемся только в отпуске с детьми. Изображаем счастливую семейную пару. Пятизвездочные отели с системой «все включено», вместе с тайским массажем и аниматорами очень таким парам, как мы, помогают. Я их прямо вижу, таких же, как мы. Нас много. Иногда я ночью просыпаюсь и думаю: а если все? А если не просто много, а все такие?

«И мы с моим бывшим были такими», – пронеслось в голове у Тины.

– Будьте любезны, коньячку принесите! – перебил сам себя Славик. – У вас там, кажется, «Мартель» есть….

– Славик!!!

– А, да, унесите. Спасибо.

– Что еще говорила? – обратился он снова к Тине. – А! Спать с женой? Не знаю, не пробовал. Давно. А что, надо?

– Не знаю, – совсем уже растерялась Тина.

Но Славик ее не слушал.

– Поумирали у меня все, Валька. Вот в чем дело. Сначала мама. Рак. Врачи, больницы, морфий по рецептам с печатями. Жена помогала. Очень. Похоронили маму – все плакали. Потом – отец. Опять рак. В больницу как на работу. Прийти, принести. Ну, отец – быстро. Уже не плакали. Говорили: «к счастью» и «отмучился». Потом мой дядя. Жена уехала на полгода. Говорит: не могу. Дети сами по себе. И я только деньги из кармана достаю. Участки, гробы, оградки. Я теперь все знаю уже… как это, блин… бюро ритуальных услуг.

– Будьте любезны! – Славик снова поднял палец.

– Подожди, Слав, – перебила его Тина. – Да, принесите нам, наконец, этого «Мартеля»! – сказала она официанту и добавила, обращаясь к Славику: – Я тебя отвезу потом.

– А ты? – не понял Славик.

– Я с тобой выпью, но совсем чуть-чуть. И меня не останавливают никогда. Ты не думай об этом, Слав, ты говори!

За окнами любимого Тининого кафе на Патриарших медленно сгущались сумерки.

– Я же все понимаю, Валь. Ведь так жизнь и должна идти: дети растут, родители умирают. Верно?

Тина кивнула. Она уже час только кивала. Ей было ужасно жалко Славика.

– А мне все равно плохо. Я, Валька, осиротел теперь, понимаешь? Во всех смыслах. Потому что никто меня теперь не пожалеет. Я думал, оно мне не надо. А что ж получается? Получается, что надо? Вот ты меня сейчас жалеешь, и мне хорошо. А разве это правильно?

Из кафе Тина выносила его, как медсестра раненого с поля боя. Славка тяжело опирался на ее плечи, а на его седеющую голову падал медленный снег.

– Зима-то какая снежная! – выдохнул он с восхищением. И прижал Тину к своему боку. Совсем уже не как раненый.

– Эй! – возмутилась Тина.

– А вот я тебя в сугроб сейчас отправлю! – Славик трезвел на глазах.

Тина, не глядя, сделала подножку, и он быстро и точно приземлился в небольшую кучку снега на углу Патриарших. Единственную, между прочим. Тина гордо отряхнула руки.

– Слав, ты мне скажи, какого черта ты глупости спрашивал, а? Откуда у тебя это? Зачем?

– А, это? – лучезарно улыбнулся Славик, поднимаясь из снежной кучки. – Это-то всегда было. Зачем бы мы, по-твоему, тебя на шкаф загоняли? А сейчас парты не было, шкафа тоже, рассмотреть, что ты носишь, никак нельзя – пришлось спрашивать.

На этот раз Тина не рассердилась. На дураков ведь нельзя сердиться.